У твоей боли есть имя

Хотя они и были сводными братьями, отец Хосока женился на матери Ёнджуна около десяти лет назад, ладили они друг с другом порой лучше, чем настоящие. С самого начала Чон полюбил его как своего настоящего брата, найдя в нём родственную душу, примерно, в этот же момент, его возненавидел родной отец, а мачеха даже и не старалась относиться к нему как к родному сыну, прочертив между ними строгие границы, которые не один из них в общем-то не хотел нарушать. Хотя все всегда ставили в пример их якобы дружную семью, на деле это была лишь отлично отрепетированная игра на публику. Постоянные ссоры, крики и порой даже драки — никогда не выходили за пределы их «уютного гнёздышка». Поэтому для всех было большим потрясением, когда старший сын Чона решил вдруг съехать из родительского дома и не куда-нибудь, а на другой конец города. Не дойдя всего пару шагов до барной стойки, где он обычно оставлял ключи от дома и прочие побрякушки, занимающие его карманы, Чон замер столбом, в сотый раз прокручивая на веретене-памяти своё прошлое, из которого, он думал, что никогда не выберется. Тот ужасный дом стал для него местом, в которое он бы никогда не хотел возвращаться, его собственная камера пыток. — Ты подрался? — развеял пелену воспоминаний взволнованный взгляд карих глаз брата, в безумии бегавших по его искалеченному лицу. И когда он только успел к нему подобраться? Его рука бережно легла на щёку Хосока. Такая тёплая, что боль сама собой отступала. — Да так, наткнулся на одного знакомого, — ему не обязательно всё знать, — и мы немного повздорили, — нелепый смешок и простодушный взгляд должны были успокоить его, но обычного эффекта не последовало. Едва ли Ён мог скрыть подступающую тревогу, комом в горле застрявшую у кадыка. Не верил, он уже давно ему не верил, что «всё хорошо», что «я в полном порядке». Закрывать глаза на такую очевидную ложь становилось всё тяжелее. Иногда Чхве желал просто исчезнуть из жизни Хосока со своей матерью, считая себя причиной всех его бед. Но это не решит всех его проблем, они оба это слишком прекрасно понимали. Поэтому он до сих пор рядом, поэтому до сих пор он силком не уволок свою мать куда подальше, сколько бы та не противилась. — Ты лгун, — очередная жалящая правда прилетела в лоб Хосоку, только в отличие от лже-Чимина, целью которого было затоптать его в грязь, слова Ёнджуна прозвучали больше с мелкой обидой и грустью. — Неужели я настолько не заслуживаю твоего доверия, что ты не можешь поделиться со мной правдой? — Чхве устремился в сторону холодильника, попутно прихватив с полки стеклянный стакан и щипцы для льда. — У тебя и своих забот полно, не хотел нагружать ещё и моими проблемами, — наблюдая за действиями брата, который тем временем откупоривал бутылку виски, Хо присел на краюшек барного стула, подперев тяжёлую голову рукой. — Это относиться и к тебе тоже, — сказал он тихо, но так, чтобы Чон услышал, прикусив нижнюю губу от подступившей вновь обиды. — Ты думаешь, я не знаю, как тебе тяжело? Если ты ходишь и всегда улыбаешься, если я не вижу твоих слёз, ты думаешь, я не знаю? — Прости… я не знал, что это тебя так заденет. Чон старший, поэтому в глазах Ёнджуна он всегда должен был казаться сильным. Он должен был выглядеть, как человек, на которого всегда можно опереться, обратиться за помощью в трудную минуту. Так он хотел выглядеть в его глазах. Но на деле вызывал лишь чувство жалости к себе. — Не извиняйся, — поставил он напротив Хосока стакан, наполненный до краев спиртным, — вместо этого просто расскажи, что случилось. Вместо того, чтобы сесть рядом с ним, он занял место напротив, просто оперевшись руками на барную стойку, готовый внимать всё, что хён ему скажет, кроме, конечно же, лжи. «Какой же он всё-таки ещё ребёнок» — пронеслось в мыслях у Чона, отчего он невольно пропустил смешок, попутно вырисовывая стаканом спиртного какие-то загадочные узоры и круги в воздухе. Звук потрескивающихся друг об друга кубиков льда был словно мёд для его ушей, что обладал необъяснимым, но таким действенным успокаивающим свойством. Заворожённый сием действием, он вновь вдруг резко посерьёзнел. Его острые черты лица, которые обычно скрывались за постоянно натянутой до ушей улыбкой, теперь так чётко очертились полутенью комнаты. А во взгляде не читалось и намёка на что-то светлое и радужное, лишь беспросветная густая пустота, тонущая в радужке его карих глаз. — Мне кажется, — он потянулся свободной рукой к лицу, чтобы тут же устало протереть его загрубевшей из-за работы ладонью, — со мной происходит что-то странное. Я встретил человека, которого до этого видел во сне… — Это он с тобой сделал? — Ён обвёл указательным пальцем его лицо, намекая на образовавшийся синяк чуть правее подбородка и кровоточащую ссадину в уголке губ. Ему было не важно, в какой ситуации это всё произошло и какой он вообще человек этот виновник, хороший или плохой, Ёнджуну просто не нравился сам факт того, что теперь прекрасное лицо его брата украшали эти ужасные побои. Слишком уж неприятно на них смотреть. Вместо ответа Чон лишь безмятежно кивнул, тут же залпом опустошив пол стакана виски, что как бальзам на душу, разлился жгучей теплотой по всему телу. Лучше всего будет забыть этот день и людей, что он встретил, как страшный сон на утро. Это встреча не обернётся ему ничем хорошим — так подсказывало ему сердце и разум. А Чон имел привычку прислушиваться к ним. — Надеюсь, тебе хватит ума, больше не видеться с этим придурком, — лишний раз озвучил Чхве его собственные мысли, что лишь подтверждало мутность всей этой истории. Хосок не стал на это ничего отвечать, лишь сделал ещё глоток, на этот раз намного меньше предыдущего, смакуя его мягкий своеобразный вкус, отдалённо отдающий дымком из костра. Молчание между ними слишком долго затянулось, и если Хосок, погружённый в себя, не обращал на него ни малейшего внимания, то было ему лишь на руку, Ёнджуна же эта тишина с каждой минутой всё сильнее и сильнее обременяла. Он всё не мог решиться наконец поделиться своей причиной нахождения тут, всё гадая, как брат отреагирует на эту новость. В душе боясь услышать его неодобрение, которое он уже успел выслушать во всех красках от отца и матери. И если на мнение родителей как таковое ему было наплевать, те никогда не поддерживали его начинаний и стремлений, мнение Хосока для него было сродни его собственному. — Я решил стать айдолом, — напрямую выпалил он, чтобы не ходить вокруг да около, подбирая более уместные слова. Хотя Хо и был увлечён своими мыслями, но как только услышал слова младшего, тут же замер с стаканом в руке, в попытках переварить полученную информацию. Он не спешил переводить взгляд на Ёна, да и лицо его по-прежнему ничего не выражало, что не могло не натолкнуть Чхве на плохие мысли, ожидая хоть какую-нибудь реакцию брата. В сто крат было бы лучше, если бы тот начал орать как сумасшедший, чтобы Джун даже не думал об этой затее, чем не видеть вообще никаких эмоций и их проявлений. — И как давно? — прервал он наконец гнетущее молчание своим вполне спокойным голосом. — Уже два года, — почёсывая затылок растерялся младший. — Я стажируюсь в большой компании, и скоро у нас должна дебютировать новая группа… Он не договорил, наткнувшись на полуоткрытую улыбку Хосока, что как лунный месяц возрастал на небе с наступлением ночи. С прикрытыми глазами он опустил голову вниз, то беспорядочно взъерошивая свои каштановые волосы, то бережно приглаживая их в одну сторону, пока вдруг резко не вернулся в обычное положение. — Это же было так очевидно, кем ещё ты мог стать, — он умолк на какое-то мгновение, плотно поджав губы, а потом произнёс. — Молодец. От неожиданности Ёнджун даже не сразу нашёл что ответить. Вжав голову назад и стянув брови к центру лба, он не мог поверить своим ушам, борясь с желанием ещё раз переспросить, а потом ещё, ещё и ещё, пока до него наконец не дойдёт осознание сказанного Хосоком. — Уверен, родители были в ужасе, — снова начал покачивать уже почти пустой стакан Чон. — Отец, скорее всего, даже что-то разбил, услышав эту новость. Ваза? Тарелка? — Кружка, — усмехнулся Ён такой проницательности брата. — Да, наверняка, пил свой крепкий чёрный чай, — одним глотком он опустошил остатки виски, жестом показав брату, чтобы тот налил ещё. — С твоим упорством и настойчивостью, ты там небось везде лучший. — Ну, есть такое, — расплылся он в довольной улыбке, что подчёркивала его лисий взгляд. — Так расскажи мне. Я хочу знать всё о твоих товарищах и практиках. Слишком хорошее завершение этого долгого тяжелого дня в компании своего брата и его красочных историй, забалтывающих его собственные проблемы. Хорошо иметь человека, который выслушает тебя или хотя бы будет способен заставить забыть всё то говно, что с тобой случилось. Как хорошо иметь такого человека у себя под боком. Как хорошо. Субботнее утро ворвалось в квартиру Хосока с порывом тёплого ветра, настежь распахнувшегося окно, а вместе с тем пропустившего внутрь гул городских улиц. В горле неприятно пересохло, так что он по привычке потянулся за бутылкой, что Ён каждый раз заботливо оставлял для него на тумбочке, а сам уходил, пока солнце ещё не встало. По дороге придумывая очередную нелепую отмазку для своих родителей, где он провёл всю ночь, ведь тем совсем не обязательно знать, что они с братом поддерживают хоть какие-то отношения. Он залпом опустошил всю бутылку этой целебной жидкости, тут же почувствовав себя живым человеком, конечно, с больной головой, но всё же живым. Хотя по идее сегодня у него был законный выходной, но как и всё своё свободное время он любил проводить в кафе, где всегда было чем заняться. Это было не просто местом его работы, он вложил в это место всю душу, время, деньги и силы. Труд всей его жизни. Он построил его практически с нуля, заняв деньги у знакомых под большие проценты. И хвала небесам оно окупилось, и дела мало-помалу идут в гору, когда другие не верили в него с самого начала. Денёк обещал быть жарким. Уже с самого утра, когда солнце даже ещё не взошло высоко над горизонтом, пекло так, что можно было смело жарить блинчики на асфальте. Поэтому лучшего варианта, чем накинуть на себя свободную хлопковую футболку с принтом мармеладного медведя и шорты такого же материала, Хосок не придумал. А чтобы его не грохнул ещё и солнечный удар, Хо нацепил уже у самого выхода бежевую панамку, примявшую его растрёпанные густые кудри. Не официально-деловой стиль, конечно, как полагается ходить на работу, но с другой стороны кто его может отругать, сам себе начальник. Хотя на улице и дул небольшой ветерок, легче от него не становилось. Сухой тёплый воздух создавал ощущение этакой баньки, в которой выживают только сильнейшие. Но даже эти, казалось бы, весомые факторы не смогли противостоять его внезапно возникшей идее, пройтись пешком до самого кафе, а это как минимум четыре-пять автобусных остановок. Наверное, ему просто не хотелось вновь спускаться в метро, и дело даже не в ещё большей чем на улице духоте, события вчерашнего дня всё ещё наступали ему на ноги. Поэтому, когда он проходил мимо того самого переулка, по спине непроизвольно пробежался холодок, а внизу живота поселилось какое-то липкое чувство, от которого хотелось поскорее избавиться. В связи с чем он сильно ускорил шаг, боясь оглянуться и обнаружить те карие безумные глаза только уже при свете дня. До его кафе было два пути: вдоль дороги по тротуару, как если бы вас вёл навигатор, и через «зелёный» сквер. Конечно же, быстрее было пойти через сквер, да и приятнее слушать детский гогот и пение птиц, чем рёв мотора и скрип колёс. В общем плюсы пойти вторым путем можно было называть до бесконечности, и так понятно, что у Чона сердце лежало именно к нему. Поэтому вместо того, чтобы перейти дорогу по пешеходному переходу, он свернул в глубь улицы, откуда и лежало начало сквера, без каких-либо обозначающих это ворот или арок. Где-то примерно на середине его пути, в самом центре сквера, где пересекались все дорожки, Чон решил передохнуть, присев на одну из немногих незанятых лавочек. Плюсом ко всему был огромный работающий фонтан, от которого так и веяло свежестью и прохладой. Для полной идиллии не хватало ещё какого-нибудь прохладительного напитка, типа сока или лимонада. Но так даже лучше, когда слишком хорошо — это тоже плохо. Пока он сидел и смотрел на этот фонтан совершенно отреченным взглядом, в его голову пришла гениальная идея. В детстве, когда его настоящая родная мама ещё не умерла, они часто ходили гулять в подобные места, разбросанные по всему городу. В кармане её сумочки всегда валялась какая-нибудь мелочишка, которую она хранила специально на такой случай. Она верила с детской наивностью, что если бросить в фонтан монетку и загадать при этом желание, оно обязательно сбудется. Но если бы её желания действительно исполнились, она бы не закончила так и давно бы была свободна от отца и его семьи. Но Чон старался не думать об этом, хотя в глубине души всегда винил Чона старшего в смерти матери, просто не хотел это признавать. Пошарившись по карманам шорт и небольшой сумки через плечо, в которой он носил свои документы, ключи, телефон и прочее, он отыскал-таки небольшую монетку, с прилипшей к ней жвачкой. Отодрав жвачку, он тут же отправил её щелчком пальцев в урну, а сам направился к мраморному бортику фонтана, около которого радостно бегали две маленькие сестрички. Видимо, они играли в салки, пока родители выкроили для себя минутку, чтобы отдохнуть в теньке деревьев, лишь изредка поглядывая на то, всё ли с их детьми в порядке. Но их можно понять, и осуждать их за это будет неправильным. Огромный по своей ширине и длине фонтан больше напоминал по форме четырёхлистный клевер, чем «мельницу», о чём говорилось в его названии. Одна мощная струя по середине, время от времени меняющая свой напор, и четыре маленьких — в каждом из «лепестков». Воды в нём было от силы по икры. Так что, чтобы закинуть монетку подальше к центру, Чон встал на те самые бортики, предварительно сняв кроссовки, чтобы ничего здесь не испачкать, ака добропорядочный гражданин. Но чтобы такого Чон мог пожелать? Поддержку от отца, успех в бизнесе, или долгожданную любовь — чего ему хотелось больше? Да, кажется, он знает ответ. Но не успел Хо даже замахнуться, как резкий толчок в ноги, что подарила ему пробегающая мимо девочка, выбил Чона из равновесия, чуть не отправив его кубарем вперёд в прохладную водичку фонтана, так сказать освежиться перед работой. Только вот этого не произошло, кто-то вовремя успел схватить его за шиворот футболки, туго стянув её у шеи, так что становилось тяжело дышать. — А ты я погляжу настолько слабак, что уже ноги не держат. Решил в фонтане утопиться с горя? — до мурашек по спине знакомый голос, что Хосок так и видит эту наглую улыбку, словно из кошмаров. — Чи-Чимин? — ляпнул он и тут же вжал голову в шею, поняв, что по идее не должен знать его имя, но оно как-то само вырвалось. Резкое и грубое движение, и вот Чон уже повёрнут лицом к чёрноволосому психу, что зубами готов вцепиться в его глотку, а в его пылающем взгляде, Хо уже давно танцевал на своих же костях. Сказать, что Пак был в бешенстве, это не описать и половины эмоций, перекосивших его лицо. Ну да, откуда ему знать, что имени этого опасного красавчика не знают даже его близкие друзья, хотя таковых у него не было, тогда возьмём, например, завсегдатых клиентов или партнёров по «бизнесу». Но одна история темнее другой, так что Хосоку лучше бы не углубляться во всё это, а бежать со всех ног. Но тело почему-то не двигается, словно бы ему вкололи седативное. — Как ты меня только что назвал? — он подставил правое ухо, будто бы не расслышал, а для Хосока это теперь стало «именем, которое нельзя произносить вслух» иначе «авада кедавра» и всё, смерть. — Я чихнул, тебе просто показалось, — хочешь жить — умей вертеться, именно этим Хосок сейчас и занимался, пытаясь высвободиться из его железной хватки. — Ты с огнём играешь, малыш, — смешно прозвучало от человека, который смотрит на тебя снизу вверх. И дело даже не в том, что Чон всё ещё стоял на бортике, а в том, что кажется кто-то не доедал кашу в детском садике. Ах, прочти Пак сейчас его мысли, у кого-то бы шея нечаянно неестественно свернулась в сторону. — Я не знаю, откуда ты узнал моё имя и с какой целью, — наклонился Пак к его уху, еле слышно нашёптывая едкие слова, — но если ты ещё раз попадёшься мне на глаза, я сочту это за знак, что ты следишь за мной. И тогда мы уже будем говорить на менее приятной ноте. «Ах, так это он ещё достаточно вежливо со мной разговаривает» — первым делом пронеслось в голове Чона, как только тот отстранился, проведя большим пальцем по своим пухлым, искривлённым в улыбке, губам, и сразу же следом вспыхнули ещё совсем свежие воспоминания вчерашнего вечера, этого психа с металлической палкой в руках и звук лязганья железа об прутья забора, вместо которого вполне может оказаться он, Хосок. Лихорадочно вздрогнув от красочности своей фантазии, Хо поспешил прогнать эти дурные мысли, пока колени не задрожали от придуманного им образа маньяка-убийцы с безумно сексуальной татуировкой чёрного дракона на шее. — Ах да, — вдруг осенило коротыша, а в глазах вновь разгорелся этот безумный блеск, что он видел на кануне вечером, перед тем как тот, врезал ему по челюсти. Не к добру это точно. — Я же говорил тебе вчера, что геройствовать — это не мой конёк. Но я просто не мог допустить, чтобы эта прекрасная монетка, — он прокрутил у себя в руках поблёскивающие на солнце 500 вон, а Хосок даже и не заметил их пропажи до этого момента. — пропала зазря. Я найду ей отличное применение, обещаю. Лёгким движением пальцев рук он подкинул её высоко в воздух и, пока Хосок с вселенским непонимание заострил на её полёте внимание, не в состоянии даже контролировать собственное выражение лица, толкнул его блестяще отработанным бэк-киком прямо в середину живота. Сие действие произошло настолько быстро, что Пак даже успел поймать монетку той же рукой, что и подкинул. — Решка, — сказал он совершенно спокойным голосом, пока Хосок, приземлившийся неудачно на локти и спину, пытался протереть лицо от созданных им же брызг, абсолютной мокрый с ног до головы. — Значит, кимпаб. Спасибо за обед, папочка, — довершил он это подмигиванием и поспешил в припрыжку прочь под недоуменные взгляды и оханья наблюдавших за ними прохожих. А Хосоку ничего не оставалось делать, как молча наблюдать за его уходом с выпученными глазами и открытым ртом под мелодичное журчание струй фонтана. Он до сих пор не мог поверить, что это произошло наяву. Пара бы уже перестать недооценивать этого парня. И что вообще это за «папочка» в конце? Идти, как он и планировал, на работу после случившегося было вообще не вариантом, хотя бы потому, что все его мысли теперь были заняты этим ненормальным коротышкой и своим позорным падением в воду, а, следовательно, о продуктивных делах и каком-то планировании можно было забыть.