У твоей боли есть имя

— Как нехорошо врать, ая-яй, — на заднем плане послышались чьи-то пьяные крики, да и голос Пака звучал чуть более расслаблено, чем обычно. — Чтоб через десять минут был в клубе. И лучше тебе не опаздывать, ангелочек, иначе папочка может разозлиться. Прощальные гудки, раздавшиеся сразу после его слов, давили на стенки мозга, оглушая своей тяжестью. И без того спутавшиеся мысли теперь трубили тревогу с криками «SOS» и «Помогите». Мимолётный взгляд в сторону входа в метро, в момент которого чётко выстроенная линия его судьбы изломилась, открыв новый путь. В прошлый раз в той вселенной он выбрал сначала сходить к доброму Чимину, всё равно время останавливалось, когда он находился в том мире, в тот раз Чон узнал у него много новой информации и выслушал советы о том, как вести себя с этим так называемым «монстром», но не сейчас. Чёрт в голову ударил ему, и он сорвался с места, что есть мочи, побежав в обратном направлении. Совершил ли он ошибку или таким образом смог разорвать петлю, вновь и вновь приводящую к концу всего живого человечества. Возможно же, его решение в дальнейшем обернётся ещё более катастрофическими последствиями, теперь этого не знает абсолютно никто. Чон не засекал, сколько в сумме у него ушло минут на дорогу, но по собственным ощущениям это явно превышало отведенное ему время. Он бежал изо всех сил, так что даже перестал чувствовать собственные ноги, кровоточащие от натирающих костяшки мокрых кед, они подкашивались и запутывались между собой, так и приглашая Хосока приложиться к холодному асфальту, а лёгкие превратились в жерло вулкана. Он бежал так быстро, как только мог, но этого было недостаточно. Уже у самой цели, прямо на входе в клуб, путь ему преградил высокий громила, служащий вышибалой в данном заведении. Он стеной перекрыл ему дверной проём, выставив вперёд правую руку, что бы тот сбавил обороты, иначе ему придётся сделать это за него. — Это закрытая вечеринка, и вас уж точно нет в её списке, — не знаю, почему этот верзила сделал такие выводы, по жалкому ли виду промокшего запыхавшегося Хосока или же он знал по лицу всех гостей этого приватного пати, в любом случае настроен он был очень даже решительно, вплоть до применения физической силы, если тот начнёт яростно ломиться внутрь. — Я пришёл к Па., — он вдруг понял, что чуть не ляпнул лишнего, проболтавшись о настоящем имени его работодателя, — к PJ. Да, я пришёл к PJ. — Имя? — сразу же изменился в лице вышибала, но, увидев замешательство на лице парня, немного погодя, добавил, — твоё имя? — Чон Хосок, — выдохнул он вместе с клубом горячего пара, словно бы свой приговор озвучил. — Хозяин ждёт вас в своём кабинете, — отступая чуть в сторону, он освободил проход для Хосока, жестом приглашая его пройти внутрь, куда и смотреть то было страшно, не то, что вступить. С последнего его визита здесь ничего не изменилось. Ещё бы, ведь он был вчера. Неоновые прожектора — единственный источник света в помещении, сходили с ума, в бешенной круговерти, ослепляя всех, кого не попадя. Всё те же бесформенные тела, извивающиеся на танцполе, и однотипная зомбирующая музыка, бьющая по ушам своей громкостью. Зачем-то решивший проводить его охранник болезненно подтолкнул Чона к лестнице, когда тот остановился посмотреть на диджейскую рубку. Он следовал за ним вплоть до самой двери этого придурка, томно дыша Хосоку в затылок. Не самое приятное из ощущений, но если сравнивать с тем, что его ждёт там, по ту сторону деревянной преграды, то можно было и потерпеть эти легкие неудобства, представив, например, что это морской бриз. Учтиво постучав в дверь вместо Хосока каким-то известным только им шифром, тем самым предупредив босса о прибытии гостя, громила отворил её настежь затем, чтобы нарочито грубо пропихнуть Чона внутрь, тут же перекрыв путь для отступления — захлопнув дверь прямо перед его носом. А Хо и забыл, что здесь можно полагаться только на самого себя. Стоя спиной, он не спешил поворачиваться, свято надеявшись, что его появления никто не заметил. В комнате ужасно смердело спиртным даже для такого любителя выпить, как Чон, от такой большой концентрации этанола в воздухе у него неприятно защипало в носу. Из освещения здесь работала одна единственная настольная лампа, это Хосок понял по направлению и углу тех крох лучей что падали в его сторону. И полнейшая тишина. Он даже сначала подумал, что в комнате никого нет, преждевременно расслабив напряжённые плечи, но тут же до его ушей донёсся звон стеклянной бутылки о стакан и сразу же последовавшее за ним журчание наполнявшейся жидкости. — Кажется, я говорил, что лучше тебе не опаздывать, — обычно властный голос парня слегка путался и заплетался, очевидно, он выпил ни один стакан до его прихода, может, счёт перевалил уже за десяток. — И тут ты вваливаешься ко мне, да ещё и в таком виде. Хосок нашёл в себе силы развернутся лицом к нему, сделав хотя бы внешнюю видимость стойкости и равнодушия, хотя давно бы уже надо было понять, что Пака такими дешёвыми фокусами не проведёшь. Он врал всю жизнь, с самых пелёнок. Родителям, друзьям, первым встречным и даже себе. Всё хорошо, пока ты не убеждаешь себя об обратном. Стал профи в этом деле, дойдя до лжи в самой изощрённой её форме. Врал, пока не осознал, насколько всё это не имеет значения. Кому и зачем? Те люди всё равно продолжали видеть в нём лишь отброса общества, сколько бы он не убеждал их об обратном. Друзья, родные, близкие, — все они отвернулись от него. Может быть, поэтому он стал отпускать их раньше, чем они успевали войти в его жизнь. Конечно, ведь они делают это с такой лёгкостью. Врываются в твою жизнь, наводят в ней беспорядок, устанавливая свои законы и правила. А потом резко линяют из неё, просто потому что наскучило. Не представляя, сколько труда уходит у этого человека, чтобы вернуть все на свои места. Иногда же ущерб настолько огромный, что легче просто сдаться, оставить все, как есть. Тебе удалось надломить его, поздравляю! Они врываются снова и снова, не закрывая за собой дверь, пока не сломают тебя окончательно пополам, как терновую палку на щепки и не изотрут тебя в порошок. — Я был слишком далеко и бежал как мог, — наивно было полагать, что эти глупые оправдания хоть как-то могут повлиять на его судьбу. Чимин, сидевший в кожаном дорогом кресле с широко раздвинутыми ногами и откинутым назад, на спинку стула, торсом, даже и ухом не повёл, пропустив все словами мимо. Его мутный тёмный взгляд, направленный куда-то сквозь Хосока, не сулил ничего хорошего, заблаговременно вселяя в парня страх и лёгкую, пока что, тревогу. Пока Пак медленно водил пальцами по верхней грани стакана, секундой ранее опустошённого до дна одним коротким залпом, Хосок убрал пятернёй слипшиеся от пота и дождя передние локоны, оголив свой широкий гладкий лоб. — Раздевайся, — внезапно произнёс Чимин без каких-либо эмоций на лице так, словно бы в этом не было ничего такого постыдного, но если учесть, что они оба парни, то Чон и правда не должен был искать в этот какой-либо сексуальный подтекст. — Ты же шутишь? — вопрошал он ошарашенным взглядом снисхождения Чимина, нервно теребя складки ткани свитера. Его пугала сама только мысль остаться без одежды, какой-никакой психологической защиты, перед этим законченным извращенцем и психопатом, хотя сейчас его чудовищное безрассудство проявлялось не так ярко, как обычно, притуплённое очередным жадным глотком спиртного, что лишь на первый взгляд делало его более-менее спокойным. — А что, если нет? — оторвав взгляд от адамового яблока Хосока, что ходило вверх-вниз под кожей, как только тот решался что-нибудь произнести, и дрожало, стоило ему запнуться или сказать что-то не то, Чимином вновь овладел азарт. Он выждал некоторую паузу, пройдясь тяжёлым испытывающим взглядом исподлобья по всем неровностям, впадинам и изгибам на теле своей жертвы, мысленно выставляя отметины на особо чувствительных местах вроде задней части шеи, сосков и внутренней части бедра. — Начнёшь сопротивляться, зная, что это бесполезно? — Прошу… — не успел он договорить, как Пак сорвался с места, в два счёта преодолев расстояние от стола до Хосока, больно стиснув пальцами его острый подбородок, так что тому пришлось замолчать. — Ах ты просишь, — он склонил голову на бок, пытаясь разглядеть что-то в его глазах, с каждой новой секундой всё больше заходясь в плотоядной ухмылке. От чего-то он без особых усилий завладел контролем над его телом, мастерски усыпил бдительность, сковал невидимыми нитями, то сдавливая их, то послабляя хватку. Может, причина была в том, что они так похожи? — Неужели, мой ангелочек, так сильно пал, что просит меня о пощаде. — Я не. — Ты прав, ещё слишком рано, — надрывисто прохрипел Пак, грубым рывком притянув лицо Чона к своему так, что его шершавые обветренные губы неприятно царапали щёку Хосока, а жгучее дыхание опаляло всё ещё влажный после дождя висок. — Я даже ещё не начал издеваться над тобой, как следует. Сохрани свои жалобные стоны на потом, чтобы мне было чем поразвлечься. Ещё сильнее сжав свои пальцы на его подбородке до мучительно покалывающего онемения, Чимин болезненно укусил его в щеку, чуть не прокусив кожу до крови, за что тут же получил под дых правым кулаком Хосока. На этом он не остановился, опрокинув казалось неуязвимого монстра на диван неожиданно сильным даже для самого себя толчком в грудь, чтобы выиграть время на импровизированный побег. Но не тут-то было, Пак потянул его за собой, нехитрыми манипуляциями оказавшись сверху. Он стиснул свои пальцы на его глотке, вдавливая голову в диван с какой-то зверской силой, рискуя расколоть либо черепок, либо дсп под мягким синтепоном, набитым в обивку сидушки. Хосоку явно удалось вывести его из себя, за что он сейчас и расплачивался. Но дышать было трудно не только из-за цепких лап, сковавших его горло, Пак буквально навалился всем телом на его торс, наплевав на неприятные ощущения от влажности одежды Чона, не давая возможности вздохнуть полной грудью. И пока тот в жалких потугах пытался хватать ртом воздух, лаская уши брюнета надрывистыми хрипами и стонами, Пак наслаждался его мучениями, тихо посмеиваясь в кривой улыбке во все тридцать два зуба, в жуткости не уступая затуманенному обезумевшему взгляду, в котором черти плясали над его могилой. Вот он, казалось бы, настоящий монстр во плоти с привкусом чужой крови на губах, упивается чужим горем и болью, но что-то с каждой новой их встречей всё сильнее мешает оттолкнуть его, оборвать все связи и залечь на дно. Нет, это не страх и уж тем более не желание изменить какое-то там грёбанное будущее, которое, может, и вовсе не наступит. Это чувство балансирует на грани сострадания и понимания всего, через что ему пришлось пройти. Да, может, он и монстр, но родился он обычным человеком, просто у него не было иного выбора, просто по-другому он не выжил бы. — Да я сорвал куш! Искал золото, а нашёл целый алмаз, — Чимин говорил с какой-то прерывистой отдышкой, видимо, возбуждённый подогретым интересом к персоне своего гостя, то безжалостно сжимая его тонкое горлышко, так что лицо Чона принимало малиновый оттенок, то немного ослабляя хватку, опасаясь, что тот может потерять сознание и не услышать самое главное. — Моя куколка, — он провёл тыльной стороной ладони свободной руки по его выпирающей острой скуле наткнувшись на сопротивление и неприязненный взгляд в свою сторону, — оказалась с характером. Ты что, и правда решил, что у тебя достаточно сил, чтобы дать мне отпор? Последние слова прозвучали с издёвкой. Меньше всего Пак ожидал увидеть на лице Хосока такую же ядовитую ухмылку, точную копию своей, с каким-то уродливым смехом, больше похожим на предсмертные вздохи. Только вот вызвана она была совсем иными эмоциями. Насмешка над собственной беспомощностью и покорностью вызывала в нём приступы психического расстройства, выражавшаяся в остром восприятии всего происходящего. — Тебя злит, что кто-то всё ещё может сказать тебе нет? — вместо Хосока говорил маленький мальчик, чью гордость бессовестно задели и растоптали в пыль. Он давился горькими слезами, что непроизвольно вытекали из его покрасневших стеклянных глаз (из-за парочки передавленных артерий на своей шее), но от тени былого испуга и следа не осталось. — Аккуратней, ты с огнём играешь, — наклонился он к его уху, так чтобы слова возымели должный эффект предостережения, как змей, что нашёптывал Еве запретные искушения. Его голос переплетался с учащённым дыханием, доводивший до сладкой истомы внизу живота. — Я погружу этот мир в хаос, если понадобится, чтобы ты сиял в нём ярче всех. Его взгляд тогда запомнился Хосоку ещё надолго, такой безжизненный и потухший. За пьяными бреднями и глупыми обещаниями скрывалась самая настоящая угроза. Лишь только хотя бы потому, что Чимин привык держать свои слова. — А теперь уходи, — очевидно он наигрался, теперь с явно скучающим видом отстранившись в сторону. Он предпочёл вид забитого хламом стола удаляющемуся за дверью силуэту Хосока, что просто не успел ещё переварить только что произошедшее и теперь пребывал в состоянии аффекта. А когда за ним захлопнулась дверь — никак не отреагировал, продолжая пялиться в одну точку. Только лёгкая судорога, что пробрала его правое запястье, выдавала наличие серьёзных проблем с самообладанием. Чон усердно потирал шею, покидая лестницу второго этажа, с какой-то необъяснимой жёсткостью и резкостью в своих движениях, рискуя проснутся на следующее утро с высыпанием в виде красных пятин в крапинку, хотя, вероятнее всего, там и так останется след от руки Чимина. Он раз за разом прокручивал у себя в голове каждую реплику, каждое слово и действие, что у спел сотворить за какие-то жалкие десять минут этот брюнет, всё в большой степени убеждаясь, что совершил какую-то непоправимую ошибку. И его путь в очередной раз за этот день лежал в сторону станции Ангук. Мысли в голове беспрестанно путались, приводя Хосока в ловушку его же суждений, из-за чего он несколько раз сворачивал не в ту сторону. Но а когда же всё же добрался до входа в метро, вдруг лихорадочно застыл на месте. Он знал, что Чимин из другой реальности, наверняка, в курсе произошедшего, и теперь с ужасом пытался предугадать его реакцию. Меньше всего, наверное, он хотел увидеть жалость и вину в его глазах. Не он оставил глубокие порезы на его теле и заставил пресмыкаться, как жалкую букашку перед повисшим над ней башмаком, и те необъятные болезненные негативные эмоции были направлены отнюдь не в его сторону. Но ему ведь ничего не докажешь, наверняка скажет что-то типо «мы с ним одно целое», но в глазах Хосока они всегда были двумя разными людьми, как ему казалось. Только сердце его отчего-то бунтовало, доказывая ложность его выводов, потихоньку стирая границы между настоящим и будущим. Только туман окутал его продрогшее, ещё не успевшее обсохнуть, тело, а ноги вступили на уже привычную мягкую траву, как перед ним тут же вырос Пак, скрестивший ноги в позе лотоса на каком-то обросшем мхом обломке бетонной плиты. С отстранённым и явно скучающим видом он наблюдал за пролетавшей вдалеке стаей пёстрых птиц, что, казалось, попросту застыла в воздухе, а мерцающие светлячки составляли ему компанию. Кто знает, как долго он здесь просидел в ожидании Чона, вполне вероятно, Пак предполагал, что тот явится к нему сразу же после случая с искромсанной грудью, а с тех пор прошли уже целые сутки. И всё же, заметив его появление, его лицо тут же засияло радостью от долгожданной встречи, но ненадолго. Вместо предполагаемой жалости в его глазах сновало смятение и тревога. Слегка замешкавшись, он пулей подлетел к нему, чтобы тут же вцепиться в плечи, но чуть кубарем не повалился вниз, по порожкам, проскочив насквозь его неосязаемого тела. — Ты чего? — стараясь прикинуть, что же такое могло случится, из-за чего Пак даже позабыл о столь очевидной вещи в роде эфемерности его субстанции. Проследив, как тот сделал небольшой полукруг вокруг его персоны с неприсущей ему чрезмерной раздражительностью, встав прямо напротив, Хосок продолжил сверлить его вопросительным взглядом. — Ты… не знаю, что именно ты сделал, — он заткнулся, сомкнув губы в узкой полосе, пытаясь подобрать правильные слова, при этом взгляд его был направлен куда-то вниз позади Хосока. — Наши дела теперь стали ещё хуже. Чон оглянулся по сторонам, в попытках найти хоть какое-нибудь видимое отличие, но с прошлого раза тут не изменилось ровным счётом ничего. Все те же полуразрушенные временем высотки и огромные деревья, во много раз превышающие здешние постройки, пустынные безлюдные улицы и царствующая мелкая живность. Тогда он снова перевёл взгляд на Чимина, развёл руки в стороны и всё с тем же непониманием на лице замотал головой в разные стороны, призывая парня к пояснению. — Пойдём, — он снова наступил на те же грабли, потянувшись за его рукой, и только когда кожу обдал лёгкий холодок вместо ожидаемого тепла от соприкосновения с чужой ладонью, он осознал свою рассеянность. Чим тихо прошипел что-то неразборчивое и тут же добавил. — Иди за мной, я покажу. А показать ему действительно было что. Вначале казалось, что Чимин как обычно ведёт его к озеру, но в самый последний момент свернул куда-то влево, пробираясь сквозь густые ветви поросшего дикого кустарника к жалкому подобию переулка. Сложно было сказать, по какой именно улице они сейчас шли, лишь одна десятая доля зданий, попадавшихся на их пути, могла похвастаться сохранившимся фасадом и уцелевшими несущими стенами, но и они не давали никакого ориентира из-за густого вьющегося плюща, укутавших их плотным одеялом. Пока в какой-то момент, в голове Чона что-то не щёлкнуло. Это сложно объяснить, но на подсознательном уровне он вдруг ясно понял, что это место ему смутно знакомо, вплоть до того, что Пак мог уже и не говорить ему вслух, куда сворачивать и сколько идти прямо. Скажем так, сработала мышечная память. Они шли к его дому. Ещё вдали Хо заметил что-то больше и бесформенное, поделившее на пополам некогда стоявшую на этом месте многоэтажку, оно ярко отливало на солнце белесо-голубоватым светом и даже на таком большом расстоянии можно было почувствовать зябкий холодок, исходивший от него в виде еле различимого пара. Напускное спокойствие, которое пытался сохранять Чимин на протяжении всей дороги, только сильнее заставило Хосока разволноваться. — Это произошло буквально полчаса назад, — смотря прямо перед собой начал говорить Чимин, — раздался жуткий гром, а потом в небо повалил густой столб пара. Ты же заешь это место, да? Хосок не успел ответить, запоздало открыв рот, но из его уст слетел только немой вздох. Этим непонятным «нечто» оказалась огромная глыба льда, размером разве что с трёхэтажный дом. Казалось бы, что в этом такого, этот мир сам по себе являлся ошибкой вселенной, сбоем в системе, и очередная причуда не должна была его так сильно удивить, в конце концов у него за спиной — светящееся озеро, а под боком стоит настоящий дракон. Всё бы ничего, если бы не одна деталь, не сразу бросившаяся в глаза. В самом центре глыбы, благо лёд был прозрачный так, что можно было рассмотреть всё в мельчайших подробностях, стоял он, Хосок. Скрючившись от удара, он держался за что-то обеими руками прямо в центре живота, а на лице его застыл неподдельный ужас. Только хорошенько присмотревшись, Хо разглядел в нём нож, наполовину вонзившийся в его вплоть. Красные капли крови рубинами окаменели на его одежде и огромными уродливыми пятнами растеклись вокруг раны. Чон был уверен, что если он сейчас же не отвернётся, то его желудок немедленно вывернет наизнанку.