У твоей боли есть имя

Он «одолжил» у него одежду в виде толстовки, кепки и его любимых чёрных джинс, так как своя была запачкана в крови, да и вообще знатно потрепалась при попытке скрыться от преследователей, и стырил с кухонного стола ножик, пока Чон не видел, при любом удобном моменте доставая его из рукава и начиная крутить между пальцев. И вот если Хосок шёл в кафе на работу, Чимин следовал за ним, как тень сливаясь с общим пейзажем, в магазин, просто выйти воздухом подышать — всегда был рядом, не понятно только, с какой целью. Он почти всегда молчаливо сидел где-нибудь в уголке, играясь со своим острым клинком, как что-то вроде комнатного растения, только чаще подавал признаки жизни. Но не смотря на такую холодность и отстранённость, всегда охотно давал ответы, когда Хо обращался к нему. Вопрос только в том, как и что отвечал. Зачастую всё сводилось к тому, что он опускал Хосока на самое дно социальной лестницы, или может даже ниже, не скупясь на эпитеты и сравнения. Дома же по вечерам опустошал его мини-бар подчистую, лишь изредка начиная какую-нибудь беседу на отстранённую тему. Словно всё это время он прибывал в каком-нибудь анабиозе, накапливая силы для чего-то грандиозного, специально подавляя свои эмоции, чтобы в один момент — «бах» и устроить, например, конец света. Вечер пятницы также не отличался от предыдущих. Только они вошли в квартиру, как послышался звук отлетающей в сторону пробки и звон стаканов, на этот раз двух. До этого Пак предпочитал напиваться в одиночку, но отчего-то решил нарушить свой обычай. Да и Чон почувствовал в нём совсем другой настрой, нежели обычно, что явно было не к добру. Хосок терпел его всё это время только потому, что он не предпринимал никаких попыток причинить ему боль, по крайней мере физическую, после той ночи, хотя, по сути, даже если бы захотел, не смог его выгнать. Из раздумья его вывел внезапно прилетевший прямо под ноги нож, что застрял где-то в промежутке меж двух досок всего в паре сантиметров от его носка. Чон спокойно подобрал его, хотя ещё месяц назад с криком отпрыгнул бы в сторону, но живя бок о бок с монстром и не к такому привыкнешь. — Как оригинально с твоей стороны, — съязвил Хо, но не переходя грань дозволенного. Всё ещё свежи были раны на его теле за слишком длинный язык, и уж очень не хотелось, чтобы появились новые. Он преодолел расстояние между ними, до барной стойки, с некоторой опаской, по пути скинув с плеч рубашку на спинку дивана, так как в квартире было довольно жарко. Прохлада грядущей ночи ещё не успела заглянуть к ним в окна и прогнать духоту. Когда Чон неохотно приземлился на стул, прямо напротив Пака, тот уже наполнил до краёв оба сосуда и теперь сидел в ожидании чего-то, прожигая кубики льда, потрескивающиеся на дне стакана в каком-то своём особом танце, задумчивым взглядом, словно бы ожидал, что парень прочтёт его мысли и сам начнёт диалог. Но этого не происходило. Молчать было куда проще, и Чон прекрасно это понимал, барабаня пальцами по столу какую-то странную услышанную им недавно мелодию. Атмосферка — сущий ад, и глоток бодрящего ледяного виски в нём был лишь мнимым спасением, ни капельки не смягчавшим ситуацию. Тишина оглушала, путая все мысли в голове. — Ненавижу, — наконец подал голос брюнет, схватив было стакан, чтобы пригубить содержимое, но остановился на полпути, начав вырисовывать им повторяющиеся круги в воздухе под звонкое бульканье почти растаявших льдинок, — то, как ты смотришь на меня. Заявление из разряда — «бесишь, просто потому что существуешь», Хосок в общем-то почти удачно пропустил мимо ушей, если бы ни одно «но» — интонация, с которой оно было произнесено. В нём кипела неподдельная ярость, словно бы тот разворошил улей болезненных воспоминаний, разобрав по косточкам каждое из них. — И как же я смотрю на тебя? — задал вопрос, ответа на который он и сам не знал, так тихо, что можно было с трудом разобрать слова. Стёрлась грань, которой он делил Чимина на двух разных людей, на того, кто всем сердцем ему импонирует и кто пугает до чёртиков при одном только взгляде. Раньше она была такой чёткой и ясной, но, сам того не замечая, начал игнорировать её. — Жалость, разочарование, сожаление… Как будто я что-то тебе должен. Но ты заблуждаешься. Прекрати видеть во мне того, кого здесь нет, — это явно было сказано не с тем смыслом, о котором подумал Чон, резко подскочив на месте, как ужаленный. На мгновенье, он перепугался, что тот обо всём узнал, но тут же откинул эту бредовую мысль в сторону, услышав продолжение его речи. — Не думай, что я остался с тобой из-за особых чувств. Ты последний человек, которому я бы доверился. — Тогда почему ты всё ещё здесь? — весьма логичный вопрос, исходя из его рассуждений. — Именно потому, что не доверяю тебе, — на удивление, он был спокоен. Хотя все мы знаем, что это явление обманчиво. — «Как он узнал моё имя? И что ещё ему известно?» — пытался найти ответы на эти вопросы, но… — Зашёл в тупик? — Чимин гневно метнул на него взгляд, крайне недовольный, что его перебили, хоть тот и оказался прав. — За неделю с тобой, я понял, что ты настолько простой, что самым ярким приключением для тебя, наверняка, является прогулянный в туалете школы урок или выкуренная втихаря от мамы сигарета. Примитивный выродок, для которого работа и уютный дом — предел мечтаний, и этим же кругозором ты и ограничиваешься. За это я ненавижу тебя ещё больше. — Так забудь про меня, как про страшный сон, — хотел ли Хосок этого на самом деле, или всего лишь выдал на эмоциях? Ответ же очевиден. — Не хочу. Я тебе говорил, что ты, — ткнул в его сторону указательным пальцем Чимин, — «мой». От игрушки с дефектом не обязательно избавляться, можно просто устранить этот дефект и пользоваться ей дальше. — Я — не твоя вещь, — Хосок не смог сдержать крик, что вообще никак не подействовал на Пака. Ни злость, ни страх, ни раздражительность — он не вызывал у него никаких эмоций. В этом плане, Хо даже немного разочаровался, осунувшись, присел на место. — Тогда ты можешь просто уйти, — хоть у него и не было такого же озорного и азартного настроения, как обычно, он всё равно не мог не устроить шоу. Раскинул руки в сторону, мол, тебя никто и ничто не держит — беги на все четыре стороны, — я даю тебе последний шанс сбежать. В таком случае я больше никогда даже и близко к тебе не приближусь. Но, — он сделал акцент на этом слове, стукнув стаканом по столу, так что содержимое выплеснулось за края, — если решишь остаться, можешь попрощаться со всем, что тебе так дорого. Я уничтожу всё, потому что ты должен смотреть только на меня. Казалось, выбор был очевиден, и весы изначально перевешивали в сторону здравого смысла. Вот он, шанс навсегда распрощаться со своей головной болью. Нужно было всего лишь встать и уйти, и плевать, что они в его квартире и идти ему некуда, важно было просто показать, каков он выбор. Но почему он мешкался, елозя на стуле с растерянным видом и нервно переминая пальцами рук? Просто встань и иди! Но даже если Хо и давал своим ногам такое указание, они камнем вросли в пол, не слушаясь своего хозяина, задеревенели все мышцы и связки. Он же не мазохист, нет и не было никогда в его голове мыслей о сладости приносимой боли, тогда почему действует так не логично? Может, потому что перед его глазами всё ещё стоял тот одинокий блондин-Чимин, что не по собственной воле был обречён на жалкое существование наедине с самим собой. И каждый раз, когда Хосок смотрел в глаза брюнета, находил в нём его, брошенного умирать в темноте собственной души, наверное, поэтому Пак и читал на его лице такие эмоции, как жалость, разочарование и сожаление. Если он протянет руку этому Чимину, спасёт ли он обоих? Хватит ли ему сил?.. — Ты куда глупее, чем я ожидал, — расплылся Пак в широкой улыбке, до чёртиков безумной и сумасшедшей, с двумя горящими огнями вместо глаз. Молчание парня лишь раззадорило его, вновь заставляя ослабить хватку перед демонами, нашёптывающими ему в уши ужасные идеи, — Ты думаешь, это я псих, но посмотри на себя, придурок, — зашёлся он в истерическом смехе да так, что от боли сводило скулы. Ситуация, и правда, была абсурднее некуда, Хосок понимал это, а поэтому сидел и помалкивал в тряпочку, наблюдая за действиями вновь вернувшегося монстра. Сделал глоток виски, но понял, что он не помогает, поэтому оставил в сторону от греха подальше, а то мало ли что тому в голову придёт. Теперь ему надо быть вдвойне осторожней и бдительнее, потому что Пак имел очень ужасное свойство держать свои слова. Сказал «уничтожу» — значит, уничтожит. — Ты хоть понимаешь, на что ты подписался? — не унимался Чимин, с новыми силами ухахатываясь и держась за живот обеими руками. Оо, Хосок прекрасно это понимал, лучше, наверное, даже самого Пака, что собственноручно надел на себя петлю и встал на стульчик, а ему, Чимину оставалось, только выбить его из-под ног. В конце концов, он сам проложит дорогу к финалу, где это парень поднесёт ему венец смерти в коробочке, перевязанной ленточкой. Когда же Пак немного успокоился и в комнате снова стало тихо, если не считать продолжительных глотков, коими брюнет сначала опустошил свой стакан, а потом и своего собеседника, подняв его вверх, мол, за твоё здоровье, как бы иронично это не звучало, он вновь продолжил диалог уже нормальным голосом: — Ты пожалеешь о своем выборе. Будешь молить меня о пощаде, ползая на коленях, а второго шанса уйти — уже не будет, — он говорил это с таким серьёзным лицом, что ни оставалось никаких сомнений, что так и произойдёт. Дело времени, но он обязательно сломает Чона, превратит в такого же психа, а может даже хуже. И кто знает, может тот нож в живот вонзит он сам себе, поняв, что смерть — не самое ужасное. Может, это станет его единственным выходом. — А если я заставлю тебя передумать? — лучшее защита — это нападение, но не когда у тебя нет никакого козыря в рукаве. Конечно же, Чимин сразу раскусил эту ложь и, криво ухмыльнувшись, откинулся на спинку стула, ожидая услышать продолжение. — Тебе придётся сильно постараться, не так легко переплюнуть безумца в его же игре, — испытывающий взгляд, которым Чимин прожигал его бедное лицо, заставил того отвернуться. Ведь чем сильнее ты вглядываешься в эти очи, где демоны беснуются вокруг большого костровища, тем глубже тебя затягивает в ад. — Победа определяется не итоговым успехом, а количеством потерь. Как много ты готов отдать, чтобы не потерять себя? Горький вкус поражения отпечатался на его губах, что Чон нервно поджал, не найдя ответа на столь сложный вопрос. Конечно, Хо колебался, ведь не так легко лишаться самого дорого тебе. И если речь зайдёт о брате… то, кого он выберет? — Так, — внезапно Пак ударил ладонями по столу так, что шлепок эхом пробежался по комнате, словно бы удар пришёлся по лицу Хосока и ощущалось это, примерно, так же, — начнём же шоу! Настолько грандиозно это звучало, что закрадывалось сомнение, переживёт ли Чон эту ночь. «Какая идея могла прийти в голову этому больному психопату на сей раз?» — Хосок не хотел размышлять на эту тему, так как в мыслях появлялись всё более извращённые пути развития этого сюжета, но они и в одном ряду не стояли с настоящим ужасом, что его ожидал. И пока Хосок утопал в размышленьях над своей судьбинушкой, Пак встал, предварительно прокрутившись на стуле ровно на сто восемьдесят градусов, и направился в ванную с каким-то пакетом в руках, что явно появился из воздуха, не иначе. А когда вышел из неё спустя где-то пять минут, был уже в своём обычном прикиде: кожаная чёрная куртка, такого же цвета рванные штаны, ботинки с витиеватой шнуровкой и майка, оголявшая его выпирающие ключицы. Он провёл пятернёй по своим слегка намокшим волосам, тем самым зачесав их назад, при этом хищно облизнув верхнюю губу. Теперь-то уж точно не было никаких сомнений, что вернулся прежний дьявол, чья кровь кипит от гнева ещё пуще. — Чего уставился? Не вечно же в твоих тряпках ходить, — снова этот брезгливый тон и холодные слова. Пак и до этого не был душкой, но с ним хотя бы можно было разговаривать. И снова эти «морозные объятья», что с силой сдавливают его грудь да так, что кости хрустят, как снег зимой под подошвой. — Идём. Честно говоря, Хосока кинуло в жар от нахождения с демоном в столь замкнутом пространстве, и даже выйдя на улицу, где их обдул свежий ночной ветерок, ему не стало легче, ничто не могло унять его пыл. Всё тело плавилось как раскалённый металл, а вместо крови по венам передвигался огонь, что рисковал спалить его до тла. Яростно махая руками в сторону своего лица, Хосок был на грани обморока. И липкий пот, крупными каплями проступивший на его лбу, а также переплетающиеся между собой ноги — были тому прямым доказательством. Либо заметив его плохое состояние, либо просто, чтобы припугнуть, Пак крепко схватил Чона за затылок, пальцами пережимая кровоток. И нет, от этого ему не фига не стало легче, наоборот тот лишь подкинул дров в огонь и добротно так полил всё сверху бензином. Единственное, чем он помогал было то, что случись у Хосока, и правда, обморок, тот бы не дал ему шмякнуться на землю. Хотя, скорее всего, дал бы, ещё и перешагнув через него, как через какую-нибудь собачью какашку. А это ведь Хосок даже не увидел средство их передвижения на сегодняшнюю ночь, а именно — иссиня-чёрный мотоцикл Kawasaki, чей холодный метал переливал блеском сапфира под светом фонарного столба. Этот красавец стоял под их окнами уже целую неделю, но Чон упорно его не замечал, совершенно не интересуясь окружающим его миром. Не так легко смотреть ещё и по сторонам, когда прямо перед тобой стоит потенциальная угроза вселенского масштаба. — Что уже коленки трясутся? А мы ведь даже ещё не начали, — да от такого устрашающего голоса не только коленки начнут дрожать, но волосы поседеют на голове, что в прочем… а не важно. Пак толкнул его за шкирку к заднему сиденью, чтобы тот наконец очухался, иначе этому поспособствует он, и точно не успокаивающими нашёптываниями и поглаживаниями по плечу, а сам начал шариться по карманам в поисках ключа зажигания. Отключив сигнализацию, что громко, почти на весь двор, издала два протяжных писка, брюнет перекинул ногу через корпус «железного коня», с каким-то поражающим удовольствием и наслаждением обхватив ручки руля, чуть ли не закатывая глаза вверх от оргазма. А потом метнул в Чона раздражённый взгляд, вооружённый острыми ножами, не понимая, почему тот ещё не сел следом за ним. Неужели нужно каждое действие объяснять, он что, и правда, такой тупой? — Приглашения ждёшь? — в зеркале заднего вида отражались его острые клыки и дёрнувшаяся верхняя губа. Дальше тянуть было нельзя, поэтому Хо поступил также, перекинув ногу и усевшись на твёрдое сиденье, пропахшее бензином и дымом сигарет Mevius Wind Blue, что тот всегда носил с собой. Они служили как бы предохранителем, но по сути, ни капли не помогали в борьбе с его пылким гневом. Шлем, конечно же, Чимин не удосужился предоставить своему попутчику, считая, что тот ломает весь кайф, притупляя прилив адреналина от возможной опасности на большой скорости. Но этого стоило ожидать. Как говорится, всё, что нас не убивает, делает нас сильнее. От внезапного звериного рёва мотора ёкнуло сердце, а в жилах кровь застыла, мотоцикл так затрясло, что Хосок в панике начал думать, за что же ему ухватиться. За корпус сиденья — опасно, за талию Чимина — ещё более смертельно опасно, так что лучше и вовсе не держаться, балансируя на ветру. — Сейчас можно, — словно прочитав мысли парня, кинул через плечо брюнет, что с запозданием дошло до самого Хосока, и он всё-таки поместил свои руки на его торс. Сначала еле касаясь, но как только мотоцикл тронулся с места — Чон вцепился в его кожу так, что даже через плотную ткань куртки можно было почувствовать остроту его ногтей. Что, конечно, не осталось без внимания самого Чимина. Он грозно рыкнул на него, принуждая ослабить хватку. Но это не так просто сделать, когда стрелка на спидометре переваливает за сто, с каждой секундой всё больше смещаясь вправо. Ветер в ушах свистел, заставляя часто моргать, а слёзы непроизвольно течь из глаза. Шоссе, что напрямую вело через половину города, позволяло развить небывалую скорость, обгоняя машины и перестраиваясь из одного ряда в другой. Чон старался не думать о том, что будет, если перед ними вдруг возрастёт непредвиденное препятствие, но гудки недовольных автомобилистов, которых Пак, то и дело, подрезал, заставляли его снова и снова воззывать к милостыне Будды. И если Хосок был готов описаться от страха, то у Чимина кровь закипала, а с лица не сходила маниакальная улыбка, словно бы её на ниточки пришили. Не всегда страх собственной смерти может сломать человека, некоторые живут так годами и всё ещё сильны духом. Но вот внезапная смерть другого человека на твоих глазах, даже если вы не знакомы, может растоптать тебя в пыль, особенно если в его смерти виноват ты. Свернув с основного шоссе на какую-то менее загруженную дорогу, они остановились на светофоре. За этот маленький промежуток времени, что красными цифрами вёл отчёт этот «железный регулировщик», Хосок успел хотя бы немного, но прийти в себя, одёргивая ворот футболки просто с поразительной скоростью. Справа к ним подкатил ещё один мотоцикл, дешевле, конечно, чем у Чимина, но тоже производил достаточный эффект. За рулём сидел увесистый мужчина средних лет, явно напоминавший своим вызывающим поведением гонщика любителя, которому нет-нет, да дай бы с кем-нибудь посоревноваться, хоть даже со столбом. Он начал показушно рычать мотором, прокручивая ручку газа, и переводить взгляд то на дорогу, то на Чимина, явно дразня его. Нельзя дразнить дьявола и уйти живым. Пак принял его вызов, как-то через чур возбуждённо кинув через плечо Хосоку, чтобы тот держался покрепче, если не хочет превратиться в фарш. И словно бы на гоночной трассе, по ушам дал скрип покрышек и синхронный рёв моторов, лишь только загорелся жёлтый свет, обозначавший «старт». Всё то, что было до этого, можно назвать разминкой или тест-драйвом, так как их скорость была чуть ли не в два раза больше, и ощущалась она совсем по-другому: встречный ветер хлестал по лицу плетьми, жаль, что не вдовьими, а лёгкие сходили с ума от насыщения кислородом. Они петляли меж машин, находясь практически на равных, лишь изредка кто-то вырывался вперёд, но это не длилось обычно больше пяти секунд, и они снова равнялись. Пока одна машина, желая уступить дорогу Чимину, не перестроилась в правый ряд… Их противник, так желавший победу, не успел затормозить, на полной скорости влетев в кузов авто. Столкновение было таким оглушающе громким, что этот протяжный гудок и удар волной захлестнул Хосока с головой, пробивая череп насквозь. Он не сразу понял, что произошло, настолько быстро это было, а когда до него всё-таки дошло — они были уже далеко. Пак даже не сбавил скорость, ни на чуть-чуть, ни дрогнул, ни произнёс ни слова — у него не было совершенно никакой реакции. Хосока же настолько захлестнула истерика, что он начал колотить того по спине, что в теории могло привести ещё и к их гибели, но Чону было наплевать, он не осознавал, что делает, лишь бы они наконец притормозили.