У твоей боли есть имя

— А он когда-нибудь бывает в нём? — грустная усмешка, заставила громилу на пару секунд чувствовать себя виноватым, за что, он сам не знал. Но Чону и не нужны были его сочувствие и жалость, тот нуждался в них не меньше его самого, а, может, даже в какой-то степени и больше. — Просто отведи меня к нему. Пожалуйста. — Ладно, — смерив его недоверчивым взглядом, вышибала развернулся в сторону входа и обратился к одному из своих «коллег» с каким-то зашифрованным посланием, — Эй, у птички сегодня снова концерт. Хосоку очень не хотелось проводить параллели между собой и сказанными им словами, но под птичкой он явно не имел ввиду дворовых голубей и воробьёв. И пока Чон размышлял по этому поводу в проходе начались какие-то движения: один из охранников отцепил красную оградительную ленточку чуть поодаль основной толпы, служившую как бы своего рода входом для ВИП гостей, чтобы они не стояли в ожидании своей очереди наравне с этой челядью. После чего махнул «птичке», собственной персоной, рукой, призывая того пошевеливаться и не отнимать его драгоценное время. Он же проводил его до дверей логова его шефа, пробиваясь сквозь эту шумную безликую толпу, даже один раз защитив его от удара локтем по челюсти от какого-то слишком активного танцора — отодвинув того в сторону и чуть не впечатав его в бетонную колонну. Всё, что оставалось Хосоку, — это с выпученными глазами и безумно колотящимся, в такт музыке, сердцем следовать за своим проводником, крепко прижав ладошки к своим ушам, чтобы те, не дай Бог, не стали кровоточить от такой ненормальной громкости. Проделав возле двери такие же махинации с постукиваниями, как и его коллега по работе ещё совсем недавно, буквально пару дней назад, он бросил на Чона какой-то слишком грустный взгляд и поспешил вернуться на свое законное место. Хосок мысленно проводил его до начала ступенек, неуверенно переступив с ноги на ногу, истинной же целью его промедлений были попытки расслышать хоть какую-нибудь ответную реакцию там, по другую сторону двери, чтобы хотя бы немного знать, чего ему ожидать. Но её не последовало от слова совсем. В кабинете было тихо, ну или ему так по крайней мере показалось, так как из-за шума на первом этаже было трудно распознать, где голос Чимина, а где просто пьяные выкрики напившихся юнцов. Тогда Хосок решился приоткрыть дверь, аккуратно повернув ручку на сто восемьдесят градусов и навалившись на неё всем своим телом. Она сразу же поддалась, с предательским скрипом отварившись внутрь. Вот только он никак не ожидал, что в ту же секунду в неё прилетит стеклянная бутылка из-под алкоголя, вдребезги разлетевшись осколками по комнате. Чон судорожно прижал запястья к ушам, пытаясь перебить раздававшийся в них звон собственным прерывистым дыханием, в ужасе отскочив к стене в коридоре. Недавно полученная травма головы дала-таки о себе знать, в ту же секунду пульсирующей болью дав по вискам. Его лицо побагровело от прилившей к мозгам крови, а на глазах проступили капилляры, так словно бы Чон в любой момент мог взорваться, как конфетти или фейерверк на праздник. Ему понадобилось некоторое время, чтобы более-менее прийти в себя и не грохнуться тут же обмякшим телом в обморок. А из-за приоткрытой двери так и не раздалось больше никаких звуков или телодвижений. Видимо, Чимин искренне верил, что его незваный гость умер на пороге от сердечного приступа или инфаркта. Ему тем же лучше, меньше хлопот. Но Чон так просто сдаваться был не намерен, хотя у его визита и не было какой-то точной цели. Но увидеть брюнета сейчас почему-то стало для него чем-то жизненно необходимым, как глоток воздуха. Хотя скорее то был не благодатный воздух, а ядовитые пары из преисподней. Уже более решительным движением он распахнул дверь настежь, рефлекторно прикрыв голову руками и присев на корточки, на случай если тот решит вдруг запульнуть в него ещё чем-нибудь да посерьёзней, например, статуэткой в виде его непомерного эго. Но этого не произошло, более того парень напротив словно бы и не заметил его ребяческих выходок, продолжив разглядывать какие-то важные документы в руках, стоя спиной к нему возле всё того же массивного стола с кучей хлама поверх. Это немного насторожило Хосока, ведь тот никогда ничему не уделял времени больше тридцати секунд, только если это был не дорогой односолодовый виски. И то он опустошал его быстрее, чем наставали эти злосчастные полминуты. Естественно, Чону стало интересно, что настолько сильно привлекло его внимание. Он сделал всего лишь шаг навстречу к нему и тут же напоролся на его грубый приказной тон: — Сделаешь ещё хоть шаг, и я размажу твою голову об кафель туалета, — прозвучало очень даже убедительно, поэтому Хо послушно остановился, ожидая, что произойдёт дальше. Прошло по меньшей мере около трёх минут, пока Чимин, который, кстати, был одет в черный классический костюм из атласного материала, что при тусклом свете комнаты отливал синевой, не развернулся в его сторону отбросив бумаги в сторону. Они суетливо разлетелись в разные стороны, приземлившись кто куда под характерный шелест. Спереди он выглядел ещё эффектнее, чем со спины. Черная рубашка, что в точности повторяла контур его идеального подтянутого тела, была расстёгнута у горла так, что открывался вид на его острые ключицы, а пиджак, что силой мысли держался за одну единственную пуговицу посередине, предавал его персоне ещё большее величие и властность. — Не уж то соскучился по мне, куколка? — а по его всё той же до чёртиков ужасно прекрасной ухмылке так и не скажешь, что он не в настроении. По-моему, всё тот же грёбаный придурок, только оделся, наконец, как нормальный человек. — Не припоминаю, чтобы я звал тебя. Хосоку не хотелось отвечать на поставленный вопрос, тем более что он и сам не знал верного ответа на него. Или просто всячески отрицал его существование, так как тот полностью противоречил его мировоззрению. Не признается же он, что в словах так ненавидимого ему человека есть толика правды? Поэтому Хо решил отвести взгляд в сторону, напоровшись на окно, снаружи которого моргала сломанная красная неоновая вывеска какого-то дешёвого мотельчика на соседнем здании. Её периодическое подмигивание вводило в дешёвый транс, тем более что Пак не свойственно ему молчал, создавая атмосферу уединения с собой и своими неспокойными мыслями, как будто его и правда интересовал ответ. Или он просто думал о своём, сложно было сказать наверняка. — Пришёл выпить твоего виски, так как мой выхлебал один малоприятный тип, — на выдохе произнёс Чон, всё также продолжая втыкать в мутное от разводов и чьих-то отпечатков окно. Наверняка зная, как пристально за ним следят глаза напротив. Одно неверное движение или слово, и он рисковал сгореть в них, в их полыхающем огне под звуки скрипа незакрытой форточки, что словно флейта на его похоронах проводит в мир иной как по расписанию. — Тогда ты выбрал не самый лучший день. Мне нужно идти на встречу к одним важным дядечкам и тётечкам. А одного пить я тебя здесь точно не оставлю. Так что найди своему рту другое применение, — пройдя сквозь всю комнату к массивной дубовой стенке, на полках которой пылились странного содержания книги и документы, Пак потянулся к массивному титановому сейфу, что был встроен в самый её центр. Он ввёл какую-то несложную комбинацию цифр на кодовом замке и тот с писком отомкнул дверцу хранилища. Хосок представлял, что тот сейчас достанет из него кучу денег или папку с сверхсекретными данными, но то, что тот вынет из него настоящий боевой пистолет, он вот никак не ожидал. Пак ловкими движениями проверил его магазин на наличие патронов, вывалив их на пустую ладонь, и с звучным щелчком собрал его обратно, с «невинным» взглядом уставившись на Чона, словно бы это было в порядке вещей и ничего тут вообще-то необычного нет, для Пака по крайней мере. Ведь с самого детства он был окружен убийствами и безнаказанной преступностью. И это было настолько частым явлением, что пробить чей-то черепок бейсбольной битой или вонзить нож в тёплую плоть своего врага — стало обычным делом, как для многих людей сходить в магазин или приготовить еду. Поэтому Чимин не мог понять замешательства, что бледной тенью, повисло на лице Хосока. А дрожь в его ногах так вообще чуть не привела монстра в ступор. — Многие не сразу понимают значение моих слов, пока им не покажешь эту игрушку, — забавно, что он, Хосок, имел такое же положение, что и пистолет — практичная вещь, которую ты достаёшь из темного угла сейфа, когда тебе надо и забываешь про неё, как только та становится ненужной. — Может, и на тебе такой приёмчик попробовать? — Могу… могу я пойти с тобой? — сделав неуверенный шаг в его сторону, Чон потянулся за чем-то, но тут же опустил руку обратно, поняв, что эта рыбка ему не по зубам. За что он пытается удержаться? За призрак надежды или шанс на искупление? В любом случае, он слишком слаб, чтобы удержать даже то, что у него имеется, что уж говорить о вселенском спасении. — Что это с тобой? Ты мозги что ли отшиб, когда в воду плюхнулся? — ему не нравилось, что Чон начинал отклоняться от роли «простого» человека, которую он сам же ему и присвоил, и что его действия приобретали хаотичный, непредсказуемый характер, прям как и у него самого. Хотя изначально это было его основной целью. Но сейчас Пак вдруг начал сомневаться правильно ли всё это. Может, просто боялся, что тот переплюнет его в своём безумстве? — Не пожалеешь о своём выборе? Назад пути не будет. — Не уж то беспокоишься обо мне? — нотки сарказма в его голосе и самонадеянное выражение лица изрядно подбешивали Чимина, но не так сильно, как тот факт, что он вообще позволил тому свободно с собой общаться, практически на равных, с возможностью отпускать саркастичные шуточки и колкости. Подпустил его к себе настолько близко, а сам и не заметил. — Тц, — он отвёл раздражённый взгляд в сторону, вальяжно направляясь обратно к своему рабочему столу, — ладно. Только оденься во что-нибудь нормальное, а эти ссаные тряпки — просто сожги, — и, конечно же, он не мог не удержаться от колкого комментария, хранящего в себе скрытую угрозу. Остановившись прямо подле него, брюнет обхватил хрупкие плечи своей жертвы своими лапищами, придвинувшись вплотную к его уху, чтобы прошипеть сквозь скривившиеся в плотоядной улыбке губы, — Ты же должен соответствовать такому дьяволу, как я. Облизнув кончик его уха своим шершавым языком, Пак вызвал безумное стадо мурашек у Хосока, пробежавшихся табуном по его спине и ниже вдоль поясницы, после чего холодно отстранился с в момент сменившимся покерфейсом на лице и проследовал к своему «рабочему месту», устало свалившись в кресло. Это должно было послужить знаком для Чона, чтобы тот перестал стоять как истукан и пошёл переодеваться. Так он, впрочем, и поступил, когда наконец перестал пялить в пустую стену, пытаясь успокоить взбунтовавшиеся чувства, тёплыми волнами, разливавшимися по его телу.

***

На мероприятие, которое было посвящено назначению на пост главного прокурора какого-то чересчур серьёзного дядьки, как потом узнал Хосок, они прибыли уже за полночь. И только сидя на заднем сидении тонированного rolls royce с водителем за рулём, чей костюм был в два раза дороже всего его гардероба, он наконец осознал, насколько серьёзна эта встреча. В отличии от Чона, что, скукожившись, уставился в тонированное стекло, мечась глазами от одного огонёчка к другому, Чимин — величественно развалился на пол сидения и, широко раздвинув ноги, выкуривал уже третью сигарету за их не долгое путешествие. — Старайся держаться подле меня, — единственное, что он произнёс тогда в автомобиле, уже перед тем, как вылазить, включив на лице что-то среднее между непроницаемой маской и пофигизмом. Из чего Чон сделал вывод, что находиться здесь его принудил кто-то или что-то. Снаружи их ожидал нереальных размеров особняк, укрытый средь непроходимого леса за много километров от ближайшего населённого пункта, с тремя фонтанами и двумя каменными лестницами, что соединялись в одно целое у самого входа, на небольшой каменной площади, в этот неприступный замок. Хо смотрел на всё это, как заворожённый, чуть ли не с открытым ртом, пока его огибали вновь прибывшие гости. Кстати, о гостях, их здесь было даже чересчур много, словно бы пол города съехалось в одно место. Но это было не далеко от истины. Приглашения на вечеринку были отправлены всей элите Кореи, но, естественно, приехали лишь немногие, но и тех было очень даже предостаточно. Элегантно разодетые дамы, как новогодние ёлки, были увешены всевозможными украшениями, дабы показать свое огромное состояние таким же зажравшимся пижонам, как они сами. На некоторых же побрякушек было настолько много, что пролети мимо стая ворон, их бы забрали с собой, приняв за один огромный драгоценный камень. Кавалеры же, что являли лишь невзрачную тень своих спутниц, предпочитали собираться в одном месте — в холле главного здания, на красных обитых бархатом диванчиках. В отличии от своих компаньонок, мужчины предпочитали соревноваться в другом — объемности и размере своего пуза. Все как на подбор не могли застегнуть ни одной из пуговиц пиджака, а их рубашки, были натянуты как корабельный канат, удерживающий лодку в шторм у причала. И пока Хосок пытался сориентироваться средь этого столпившегося тут и там богемного общества, застряв на обочине дороги прямо напротив кованных врат, Чимин уже успел продвинуться вглубь участка, к началу лестницы, безразлично пропуская приветствия в свою сторону от пышногрудых дам, явно мечтающих провести в его компании часок другой. Но они даже не догадывались, что скрывается за милым личиком и отличной фигуркой, зная Пака настолько, насколько он сам позволял себя знать. Вероятно, что для каждого на нём была одета разная маска. Оболочка без души, но так ли это? Не желая быть затоптанным под чьим-то увесистым каблуком, Хо поспешил вслед за Паком, что, впрочем, уже и забыл о его существовании, как о какой-то ненужной обузе, жадно попивая холодный виски, что он стащил у официанта с подноса. Последовав его примеру, Чон поступил также, стремительно прорываясь сквозь толпу, пока наконец не влетел лбом в напряжённую спину своего спутника, чуть не разлив содержимого своего стакана на его дорогущий костюм. Раздражённо прошипев ему пару ласковых слов, тем не менее Пак не сдвинулся с места, продолжая выжидать кого-то или что-то. — Оо, какие люди! — послышался прокуренный бас какого-то невидимого Хосоку мужчины, всё из-за той же «напряжённый спины», что, кажется, слегка дёрнулась чуть раздались эти слова. — Какая честь нас с вами, господа, посетил сам PJ — наркобарон, построивший целое состояние на смерти своих убогих родителей, что отказались от своего обесчещенного и опозоренного каким-то педофилом ребёнка. Будь Хосок на его месте, от этого заносчивого придурка не осталось бы и мокрого места, но Пак словно и не слышал всех этих оскорблений в свою сторону, даже и глазом не моргнув, что уж тут говорить о всепоглощающем гневе или злости. Его слова — не больше, чем мусор или шлак, обратить внимание на которые он не посчитал нужным. Миссия вывести Чимина из себя с дребезгом провалилась, поэтому толстяк поспешил скрасить неловкое молчание своим гнусавым омерзительным смехом, его тут же поддержали его шестёрки, в чей наигранный хохот поверил разве что глухой. — Скольким людям тебе пришлось полизать жопу, чтобы взобраться так высоко? — без особой вовлечённости в диалог всё-таки соизволил отплатить ему той же монетой Пак, запивая концовку своего удачно подмеченного глумления остатками спиртного. Кто-то из присутствующих неуместно прыснул, тут же забившись куда-то в складки дивана, и брюнет принял это за безоговорочную победу, поэтому неторопливо последовал к одному из диванчиков, а Хосок — хвостиком за ним, стараясь привлекать как можно меньше внимания. Но его присутствие в этих кругах не могло остаться не замеченным. — Я смотрю у тебя новая игрушка, — Чон нервно взглотнул, поняв, что речь идёт о нём. — Раньше ты менял их как перчатки, а потом резкое затишье. И я уж думал, что ты подхватил от одной из своих шлюх ЗППП, но зараза к заразе не пристаёт, да? — и снова компания залилась тошнотворным гоготом. Было противно наблюдать за столь явным лизоблюдством и двуличием этих богатеев, но вмешиваться с возражениями было откровенно глупо, поэтому Чон просто тихо начал потягивать свою стопку алкоголя, приглушая один стакан за другим, сидя подмышкой чересчур молчаливого монстра, что задумчиво водил большим пальцем по своим красным опухшим губам. — Неужели мне действительно нужно было пугать тебя орденом на арест, чтобы ты наконец посетил нашу скромную компашку? — складывалось ощущение, что все, кроме этого лысого откормленного свина, были немыми, так как говорил один лишь он, постоянно слюнявя свои толстые неухоженные пальцы, чуть ли не с причмокиванием, и тыкая ими направо и налево. Ох не хотел бы Хо оказаться под проливным дождём из его слюней, но у тех, кто сидел рядом с ним, не было никакого выбора. — Ты уже подумал насчёт нашей сделки? Какое-то время Чимин никак не реагировал на его слова, продолжая сидеть всё в той же задумчиво-отрешённой позе, пока в один момент не пустил импульсивно стакан на журнальный столик так, что тот со звоном прокатился по нему и чудом не упал с края, отчего все присутствующие вздрогнули, подскочив на месте. Подавшись вперёд всем своим телом, он опёрся локтями о коленки, сложив пальцы в какое-то подобие ромба и вплотную придвинув их к лицу. Его глаза были закрыты, словно бы он пытался утихомирить бушующее внутри жерло вулкана — глубоким вдохом и максимальной концентрацией, но по видневшейся вздутой вене у виска можно было сказать — что попытки те были не очень успешными. И всё это происходило в абсолютной тишине. Все ждали ответа от человека, что меньше всего любил их давать. И вот наконец, откинув голову вверх и уперевшись языком в щёку, он со вздохом произнёс: — Я пришёл сюда лишь с одной целью, — настораживающе медленно он перевёл совершенно стеклянный взгляд в его сторону, нарочито громко хрустнув шеей в момент её поворота вбок, — предупредить, что со мной такие штучки не пройдут. Ты можешь засунуть этот орден себе в жопу и там же им распоряжаться. Ты забыл, кто помог тебе занять такой высокий пост? Случись что со мной, и твоё грязное бельишко тут же попадёт на всеобщее обозрение. Надеюсь, я объяснил достаточно понятно? — он вопросительно приподнял бровь и, не дождавшись ответа, вновь принял свое прежнее весьма удобное положение — откинувшись на спинку дивана и вальяжно закинув ногу на ногу так, что бедному Хосоку пришлось потесниться на самый его краюшек. И вот он снова непоколебим и отрешён от внешнего миро, как неприступная скала на берегу неспокойного моря. Никто не желал нарушить повисшую над их разношёрстной компанией тишину. Они искоса поглядывали на Чимина, каждый раз до усрачки пугаясь, когда тот вдруг поворачивал голову в их сторону, а пересечься с ним взглядами было равно как умереть. Так и сидели пока всё тот же лысый дядька вдруг не решился переключить внимание на Хосока, так сказать, выбрал себе новую жертву. Надо же было как-то восстановить свой растоптанный в пух и прах авторитет, и этот прощелыга свято верил, что унижение, как таковое, кого-либо ниже себя по статусу — это самый верный и быстрый способ достижение цели. — Так как говоришь тебя зовут? — вдруг неожиданно воскликнул он, старательно делая вид, что пытается-таки вспомнить его имя, щёлкая пальцами и устремив свой взгляд куда-то ввысь.