Змеиный принц

      Оправилось царство змеиное от бедствия страшного. Не желали демоны спускать богам произвол их, мщения жаждали. Собрал Касахака войско своё, созвал и царь Аржун своё воинство. Послали они гонцов к царю темограз Осору и царю гиен Байзую. Откликнулись цари демонов на призыв, вместе мстить желали, на все людские царства, богами опекаемые, разом напасть задумали. Встали Сандар и Ахнай во главе огромного воинства демонов, повели войска на светлые земли.       А Зархум тем временем новое коварство задумал. Всех кругом ядовитой водой из источника не опоишь, головы не заморочишь. И убьёт та вода всех, кроме богов сильных, над коими яд не властвовал. Стало быть, другой способ требовался. Решил Зархум прежде всего выкрасть волшебных газелей для четырёх царей демонов, чтоб по своей воле могли они людской облик принимать, чтоб покупались люди и духи на обличья их приветливые, а не пугались их образов чудовищных.       Перво-наперво, достал Зархум волшебную газель для отца своего. Непростое это было дело. Чтоб силу газели поглотить, нужно живой её проглотить, да так, чтобы непременно была она в облике газели, а не человека. Ко всему вдобавок, ходили газели стадами, а волшебные газели средь обычных прятались, только по золотым рогам их можно было приметить. И путь до Царства Антилоп был неблизкий. Оттого много трудностей у змеиного принца было. Благо, сложился для Зархума момент удачный. Покуда воевали боги с демонами, можно было похищать волшебных газелей незаметно у царицы Сахразы.       Подземными дорогами пещерными ходил Зархум, битв жестоких избегая. Оборачивался человеком, наружу выбираясь. Выслеживал стадо газелей и ждал, когда отобьётся одна златорогая. Новую силу в себе открыл Зархум, научился огоньки зелёные создавать. Ими сманивал газелей и иную добычу для своего пропитания. Вторую газель отнёс Зархум другу отца, царю Аржуну. Третью — царю гиен Байзую, что с Царством Антилоп воевал. За последней отправился Зархум.       Вышел он в степь широкую, нашёл газелей пасущихся, видит — у всех рога в золото выкрашены. Видно прознали, что кто-то волшебных газелей крадёт. Перехитрить его хотели. Обратился тогда Зархум ребёнком малым, навёл морок, будто в одежде он старой да изорванной. Пошёл в таком виде к стаду. Знал он, что волшебные газели умные, непременно помогут детёнышу человеческому.       Шёл Зархум, ребёнком малым обратившись, плакал жалобно да прихрамывал. Вдруг увидел — три газели меж собою переглядываются, в его сторону глядят настороженно. Упал Зархум, от изнеможения будто. Поскакали к нему газели. Одна девушкой златовласой обернулась, подняла Зархума на руки, к груди прижала и к подругам своим обратилась: — Бегите, сёстры мои, к нашей предводительнице, расскажите про ребёнка найденного. Пусть кинут клич, может, отыщутся его родители. А нет, так себе его оставим, станем сёстрами ему названными.       Ускакали газели, а девушка с Зархумом на руках ушла к дереву одинокому, под тень его спряталась, начала ребёнка спрашивать, как зовут, да откуда он. А принц, увидев, что далеко теперь стадо, змеёй страшной обернулся. Испугалась девушка, вмиг газелью перекинулась, поскакала прочь, да не тут-то было. Обернулся Зархум обликом своим истинным полузмеиным, тут же поймал газель. Скрутил её хвостом могучим, держит накрепко. Повернул мордой к себе и подул на веки. Заснула газель в тот же миг сном беспробудным. Отпустил её Зархум да связал так, чтобы тащить было ловчее. Только приготовился он в путь обратный ползти, как услышал стрелы свист. И моргнуть не успел, как пронзила хвост стрела алмазная. А за нею вторая. То Сина-воительница к нему бежала, рядом с нею газели златорогие мчались.       Испугался Зархум, из последних сил человеческий облик принял, от стрел избавиться надеясь. Не вышло — обе ноги стрелами оказались проткнуты да ими же к земле прижаты. Подлетела Сина-воительница, выхватила кинжал острый, вспрыгнула на грудь принца, прижала лезвие к горлу его. А газели, спутницы её, девушками обратились да принялись подругу свою спящую развязывать.       С мольбой смотрел Зархум на Сину-воительницу, готов он был вот-вот Красного Владыку в помощь позвать. Слёзы на глаза от страха и боли навернулись. Дрогнула рука Сины-воительницы, опустила она кинжал. — От живого тебя больше пользы будет, змеиный принц, — сказала дева храбрая. — Отведу тебя к сестре своей, всё ей расскажешь, что знаешь, а после обменяем тебя на мир. Знаю, что единственный ты сын царя Касахаки, ради тебя остановит он войска свои и закончится война эта ужасная. — Не мы эту войну развязали, — тихо ответил Зархум. — Молчи, змей! Знаю я, как языком своим ядовитым ты Сандара сманил да Ахная солнцеликого. Столько горя миру принёс речами своими змеиными.       Замолчал Зархум. Оскорбили его слова Сины-воительницы. Не хотел никуда с ней идти принц, а и хотел бы — не смог. Ноги ранены. Тут и Сина узрела, что не может пленник её сам идти. Вынула она стрелы, раны перевязала, руки принцу связала и стала думать, как его ко дворцу сестры своей доставить. Никто из газелей не хотел везти на себе змея. Тогда решила Сина полозья смастерить из веток и травы. Много времени у неё ушло, закат уж близился, да тучи с той стороны страшные собирались, бурю обещая. — Придётся обождать бурю, — решила Сина. Перенесла она Зархума на полозья, рядом с ним газель спящую положила, в полозья двух газелей запрягла. — Летите скорее, сёстры мои! Лишь бы успеть нам до бури степной в пещере моей укрыться!       Понеслись газели, только трава чуть колыхнулась. Уж гром в небе ворчит, ветер поднимается, а газели златорогие летят над степями, травы не касаясь, к скалистым холмам приближаются.       Первые капли дождя на сухую землю упали, когда долетели газели до пещеры неприметной. То была стоянка охотничья Сины-воительницы. Обернулись газели девушками, помогли Сине Зархума да сестру свою спящую в пещеру затащить. Развели костёр, набрали воды из ключа, что в глубине пещеры бил. Раны Зархума обмыли, целебные листья к ним приложили да вновь перевязали. Принялись затем принца допрашивать. — Три сестры наши пропали недавно и ещё одна за год до того. Отвечай, что сделал ты с ними, злодей? Для чего похитил?       Молчит Зархум, не отвечает. Разозлились газели. — Как смеешь молчать, да в глаза нам смотреть, змей проклятый? Отвечай, где сёстры наши?!       Вздохнул Зархум. — Хозяйка ваша велела мне молчать. Как же я отвечу?       Нахмурилась Сина. — На вопросы отвечай, об остальном молчи. — Хорошо, — согласился Зархум покладисто. Чуял он, долгая буря пришла, много у него времени. — Не знаю я, где сёстры ваши. Одну для себя хотел я украсть, да сразу и попался. Ловчее меня должен быть тот, кто подруг ваших украл. — А тебе для чего сестра наша? — Хотел ею сад свой украсить, — вздохнул Зархум. — Пленился красой вашей. Во всём Царстве Змей ни одну такую не сыщешь. — Отчего же тогда не позвал по доброй воле? Зачем обманом и силой выкрасть хотел? — не отступались газели. — Да разве пошли бы вы, прекрасные, со мной? Пошли бы за змеёй? Моих братьев и сестёр, что подружиться с вами хотели, затоптали вы насмерть. Не желал я участи их повторить. По-другому решил сделать, да всё равно не вышло, — печально опустил плечи Зархум.       Задумались газели. — Для чего Айхылу луноликую дочь царя Самрау вы похищали? — задала свой вопрос Сина-воительница. — О том у Сандара следует спрашивать, может, полюбилась она ему. Брат её Ахнай добровольно к нам пришёл. Видел он своими глазами, что никто сестру его не тронул, что обращались с ней уважительно. И на тебя, дева Сина, зол Ахнай за то, что сестру его ты украла. — Я спасла её! — От кого? Никто никакого вреда не чинил ей. Спроси сама о том Айхылу! Пировали мы, когда пришли вы! Праздник наш беззаботный горем великим по вашей вине обернулся! — воскликнул Зархум. Видел он по глазам Сины, что уже говорила она с Айхылу луноликой, знала, что вреда дочери Самрау не чинили. То была сущая правда, которую подтвердить легко было. Не стал Зархум новых вопросов ждать. Видел он смятение девы. — Напали вы без всякого предупреждения всеми своими силами. Тысячи подданных отца моего убили. Безвинных детей оставили сиротами, да и детей малых тоже не жалели. Обрушили морские волны на нас, небо обрушили. Столько горя нам принесли! Прямо во время праздника в честь Айхылу и Ахная явились.       Застыдилась Сина. И об этом она со слов Айхылу знала. — Потому не мы войну эту развязали. То лишь возмездие справедливое. Коль хочешь ты, Сина, остановить войну да положить конец вражде вековой, помоги нам добиться справедливости! Ты, заступница слабых, мира хранительница! Неужто лишь половина живых твоей милости достойны, а другая половина только презрения? Как думаешь, почему Ахнай и Сандар на нашу сторону встали? Какими бы посулами мог бы я их сманить? Есть ли такие богатства в мире, чтобы пошли они на предательство? Нет, не сыщешь ты таких сокровищ. Своими глазами они всё видели, сами решение приняли. И ты, о Сина справедливая и милосердная, неужто зазря тебя так именуют? Отведи меня к отцу моему, сама погляди, что да как. Коль не признаешь нас достойными милости своей — не будем тебе препятствий чинить, уйдёшь в тот же миг свободная. Но коли увидишь, что справедливость на нашей стороне, не откажи нам в защите своей.       Замолчал Зархум. Силы его оставили, веки потяжелели, сон склонил непоборимый. Лёг Зархум на землю голую. Всё он сказал, что хотел, теперь только ждать оставалось. Прикрыл он глаза да заснул почти. Вдруг услышал — подошла к нему Сина, за спиною села, верёвки на руках перерезала. Совсем успокоился принц, с лёгким сердцем уснул. Не боялся он ни Сину-воительницу, ни царицу Сахразу. Коль не убили его сразу, значит уже одержал он победу. Если Сина с ним пойдёт — прибавится в его войске, если к сестре своей отведёт — призовёт Зархум Владыку Азраку, вмиг и пепла от Царства Антилоп не останется.       А Сина тем временем в раздумьях тяжких пребывала. Что же делать ей да как поступить? Не хотелось ей принцу змеиному верить, да больно складно он говорил, много правды в его словах было. Засомневалась Сина-воительница, за советом к подругам своим обратилась. Газели о сестре своей вспомнили, что так и не проснулась от сна дурманного. — Испытай его, о Сина, заступница наша. Пусть сестру нашу разбудит, чары свои снимет. А затем пусть поклянётся тебе, что не трогал других сестёр наших, не воровал их, не убивал, да так, чтоб Всевышний Наннауту клятву его подтвердил. Тогда поверим ему и отпустим. — Так и поступим, — согласилась Сина.       Наутро прошла буря. Разбудила Сина пленника своего, напоили его газели водою свежей, накормили ягодами полевыми, да вновь начали допытывать. — Коль без злых намерений ты пришёл, разбуди сестру нашу, — потребовали они.       Выполнил их волю Зархум покорно. Снова подул он на веки газели, открыла та глаза, подруг своих увидела, вновь девушкой обратилась. Обняли её сёстры, заплакали от радости, про Зархума позабыв совсем. Настал черёд Сины. — Подумала я над словами твоими, принц Зархум. Поклянись, что не чинил зла подругам моим, что не ты украл четырёх златорогих газелей. Пусть клятву твою подтвердит Наннауту. Тогда пойду я с тобой. А ежели нет, и с тобой не пойду я, и с собой не поведу — здесь казню за сестёр своих.       Побледнел Зархум. Непростую задачу задала ему Сина. Как же ему поклясться в том, что не чинил он газелям зла, когда это он и был повинен в смерти их. Наннауту великий и всезнающий ни за что лживую клятву не подтвердит. — Верно смеёшься ты надо мной, о Сина коварная. Как же Бог Всевышний мою клятву подтвердит, коли я демон презренный? Если бы слышал нас Наннауту Великий, разве ж жили бы мы тогда в такой несправедливости? Разве не защищал бы он нас, как иных детей своих? О жестокая, лучше сразу убей меня! Что проку заставлять меня, демона, взывать к тому, кто мой зов не услышит?       Смутилась Сина, не знала она, кому демоны молятся. — Тогда поклянись именем того, кого более всех чтят демоны. Пусть ваш покровитель клятву подтвердит, — решила Сина. Это Зархуму и нужно было. Ответил он беспечно. — Если так, то слушай. Я, Зархум, сын царя Касахаки, Зариэлем наречённый, именем Красного Владыки Азраки клянусь, что не чинил вреда златорогим газелям, ни разу не помышлял против них ничего дурного и ни одной до вчерашнего дня не тронул! Если есть в моих словах хоть капля лжи, пусть Красный Владыка Азрака огненный, всех тёмных тварей повелитель, пронзит меня орудием своим пламенным!       Прогремел гром средь ясного неба, то Наннауту договор меж принцем и Азракой заверил. Поразилась Сина, поразились подруги её. — Видно и впрямь правдивы слова твои, коль сам Всевышний тебя услышал, — заключила Сина, приняв гром сей за подтверждение клятвы.       Слышал и Азрака клятву Зархума. Смеялся находчивости змеиного принца. Не о том орудии говорил Зархум, о каком пленительницы его подумали. Заключил Зархум сделку с Красным Владыкой, сам Наннауту её заверил — не отвертится теперь Зархум, придёт долг отрабатывать.       Тем временем Сина, слову своему верная, сказала: — Подтвердил ты слова свои. Пойду я с тобой. И подруги мои тоже.       Улыбнулся Зархум приветливо. Шёл он за одной газелью, а приведёт сразу трёх, да ещё и Сину-воительницу с собой прихватит.

***

      Привёл Зархум Сину-воительницу да подруг её, газелей волшебных, во дворец отца своего Касахаки. Своими глазами увидели девы благородный облик царя змеиного, что принял их как дорогих гостей. Гуляли они и по саду прекрасному и печальному, и воды из источника испили, ничего уже не страшась. Лишь для газелей Зархум разбавил воду, чтоб не потравились они слезами его матери. Поверила Сина Зархуму, решила помочь ему добиться справедливости. Оставила подруг своих в Саду Вечной Осени, а сама к сестре своей отправилась, царице Сахразе, рассказать всё, что видела. Не спешила она стрелы свои алмазные против богов обращать, миром хотела вражду прекратить. Вернулась она в Царство Антилоп, а Зархум тем временем с подругами Сины-воительницы, с газелями златорогими подружился. С одной, Марджаной зовущейся, особенно близко сошёлся. Полюбился Зархум Марджане, стала она всюду следовать за ним, и в людском обличье и в зверином.       Помнил Зархум, что обещал он газель волшебную царю темограз Осору. Воевал Осор далеко на востоке с Царством Дождя. Один держал границы армией своей страшной. Да вот и ему понадобилась помощь. Прислал Осор гонцов своих к Касахаке, просит друга выслать в помощь ему отряд боевой. Собрал змеиный царь отряд в триста змей, хотел Ахная-Стервятника над ними командиром поставить, но воспротивился тому Зархум. — О, отец, не тревожь Сандара-Пустынника да Ахная-Стервятника. Здесь нужны эти сильные воины. Супротив Царства Волн и Царства Птиц, самых могучих врагов наших, оборону держат они. Пошли меня на восток. Давно я к Осору Ужасному собирался, задолжал ему подарок обещанный.       Нехотя отпустил Касахака сына. Повёл Зархум отряд на восток, а с ним и Марджана напросилась. Взял её с собой Зархум словно бы неохотно. При сёстрах своих упрашивала его Марджана с собой её взять, при них же противился тому Зархум. Были потому у него свидетели.       Вот прошли они горы безжизненные, прошли болота мёртвые, кончилось Царство змей. Начались леса тёмные да туманные. То была земля темограз, пауков и многоножек, правил которыми царь Осор, страшнейший из четырёх царей демонов. Был его облик, говорят, настолько омерзителен, что даже демоны содрогались от вида его.       Осторожно шёл отряд. Не больно змеи темограз и многоножек жаловали. Слишком прожорливыми те были и змеями перекусить не брезговали что многоножки, что родичи их ядовитые темогразы чёрные. Долго по джунглям диким пробирались, по тропам тайным шли к поросшим лесом горам, где дворец царя Осора находился.       Встретили их с почётом. Большой праздник в честь гостей устроили, с пиром богатым да танцами. Многих воевод Зархум встретил, а царя Осора всё не было. Посреди пира повелел Зархум отвести его к царю темограз. Не осмелились слуги Осоровы принца змеиного ослушаться. Взял Зархум с собой и Марджану, сказал ей тихо: — Обернись газелью, не хочу, чтобы Осор красу твою увидел. Нет у меня здесь власти тебя защитить.       Послушалась его Марджана, обернулась газелью златорогой. Подул ей на веки Зархум и усыпил её. С даром обещанным вошёл он в покои Осора. — О царь великий, Осор всесильный, добыл я для тебя газель златорогую, живою принёс. Проглоти её немедля да обернись обликом желанным, — воскликнул Зархум.       Хишно клацнул Осор жвалами ядовитыми, голосом низким да щёлкающим похвалил он Зархума, приблизился к нему. Боязно стало принцу, спешно ношу он свою наземь положил да в сторону отошёл, лишь бы не стоять подле царя многоножек. Теперь только заметил Зархум ещё одного гостя Осора, заметил, как светло в покоях его от света огненного. То Красный Владыка Азрака был. Оттого и не вышел Осор принца встречать, что другого гостя принимал. Не знал о том Зархум, замер он, удивившись. А Азрака и не смотрит в его сторону. Любопытно ему, какой облик Осор примет.       Не стал царь паучий, повелитель многоножек медлить. Накинулся он на газель, вмиг её проглотил, только сверкнули рога золотые да копыта серебряные в пасти со жвалами ядовитыми. Раз и не стало Марджаны. Горько вдруг сделалось Зархуму. Сам успел привязаться к газели доверчивой. Ради задумки своей позволял ей целовать себя, миловать, волосы длинные расчёсывать. Теперь же тошно принцу от самого себя сделалось. Отвернулся Зархум, слёзы тихие незаметно утирая. Подошёл к нему Владыка Азрака, ничего не говоря ладонь на плечо его положил.       Успокоился принц. Слово он своё сдержал, помог последнему из царей облик человеческий принять, чтобы легче было людей и богов в заблуждение вводить. Обернулся Зархум к Осору, интересно ему было посмотреть, каким человеком станет Осор Ужасный, отвратительнейший из демонов. Обернулся и обомлел.       Стоит пред ним красавица писаная, девица ненаглядная. Черны волосы, что масло земли на свету блестят, до пят по спине стекают. В волосах сетка золотая, изумрудами усыпанная, в ушах кольца золотые, шейку тонкую золотая многоножка обхватывает, такие же плечи девы прекрасной обнимали. Грудь её высокая за золотым нагрудником была спрятана, живот плоский не скрывая. Ноги длинные чёрным шёлком укрыты, лишь ступни оголяя да лодыжки золотыми многоножками охваченные. Кожа девицы — что бронза, глаза — что топаз чёрные, губы — кораллы красные. Ясно стало всем, и Зархуму, и слугам дворцовым, что царь Осор на деле Царица.       Забилось сердце Зархума часто-часто, глаз не может от Царицы оторвать. Поклонился ей, взгляда не опуская. Слова вымолвить не может от волнения. А Осор прекрасная к щиту медному метнулась, оглядела себя, засмеялась звонко и весело, и смех её — что бубенцов серебряных перезвон. Смотрит на неё Зархум — не насмотрится, слушает — не наслушается. — Дорогой подарок ты подарил мне, милый Зархум, в век того не забуду. Проси, чего хочешь за такую услугу. Любое из своих сокровищ отдам тебе, не жалея, — сказала Осор ласково. — Не нужны мне богатства, владычица моя, — покачал головой Зархум. — А о том, чего желаю, попросить не смею.       Засмеялась Осор. Любо ей было видеть смущение принца после страха его недавнего пред обликом её, да только сама царица давно на другого смотрела. Уж пять сотен лет Красного Владыку она искушала, в гости к себе зазывала, дарами осыпала, а тот и не смотрел на неё. Теперь-то надеялась Осор женой его стать. А Владыка Азрака с Зархума глаз не сводил. Не понравились ему слова его принца. О себе напомнил Красный Владыка. — Нынче связан принц Зархум долгом со мною. Сделку заключил он со мной, чтоб газель волшебную добыть. Газель получил он и к тебе, Осор, доставил. Теперь его черёд мне долг выплатить. Потом уж, коль захочет, придёт к тебе за дарами.       Вздрогнул Зархум. Не хотел он, чтобы царица узнала о долге его. Обернулся он к Владыке, улыбнулся приветливо, вздохнул: — О, Владыка мой огненный, рад бы долг выплатить, да не время теперь — сами вы так мне сказали в последнюю нашу встречу. А нынче должен к отцу я возвратиться, поддержать в бремени его тяжёлом. Привёл я отряд Осор в помощь, привёл газель златорогую, теперь обратно мне идти следует, не мешкая. Как кончится война, так сразу к вам я приду, о всесильный Владыка Азрака, в двойном размере долг выплачу.       Усмехнулся Азрака. — Не беру я назад своих слов, но твоё обещание запомню. Как настанет время, в двойном размере мне долг выплатишь, — с этими словами отпустил Азрака принца, а тот, больше не задерживаясь, попрощался с царицей Осор и в тот же миг в змеиное царство отправился.

***

      Вернулся Зархум во дворец, навстречу ему сёстры Марджаны выбежали, а за ними Сина-воительница вышла, что с дурными вестями от сестры своей вернулась. Увидели они, что нет с Зархумом Марджаны, нет сестры их милой, подруги дорогой. Увидели они и как печален Зархум был, дороги пред собой не разбирал, вздыхал тяжко. Принялись девушки его расспрашивать, где сестра их Марджана. Горькие слёзы потекли по щекам Зархума, без сил рухнул он на колени. — О сёстры мои, о милая Сина! Со страшной вестью вернулся я. Не уберёг я, не защитил Марджану! Погибла она безвинно, несправедливо. Сами знаете — не хотел я брать её в путь дальний, в дорогу опасную. Видно, сердце беду чуяло… Упросила меня Марджана, на свою беду да на моё горе… — Что же случилось с ней? — спросила Сина-воительница, лицом помрачнев. — Отвели мы отряд тропами тайными, встретили нас как дорогих гостей, с любовью встретили. Беззаботно пошли мы с Марджаной в путь обратный, позабыли о войне жестокой. Одни мы были, потому попали в ловушку смертельную. Слуги Ямгира её поставили, нас пленили. Марджану за слугу мою приняли, убили её жестоко. Я же, местью зажженный, насилу смог выбраться. Кровью врагов омыл тело Марджаны, погребальный костёр ей возвёл, да развеял пепел, чтоб ветер унёс прах её в степи вольные…       Зарыдали газели, пуще прежнего помрачнела Сина-воительница. Сомневалась она в богах нынче. Кто друг, а кто враг не понимала, как оно в смутное время водится. — Коль отомстил ты за Марджану, то выплачен долг крови, — с тяжелым сердцем сказала она. — Верю я, что убили её за дружбу с тобой. И меня сестра родная более за сестру не держит, даже слушать не стала. Неведомо теперь, чем всё это да когда закончится. Один лишь Хун о том ведает.       Оживился Зархум. — О том ли Хуне ты говоришь, милая Сина, что друг владыки Ямгира? О том ли Хуне, что дух лемура древний? — О каком же еще? Другого Хуна не знаю я, — отвечала Сина. — А что же, стало быть, знает Хун будущее? — Знает, да ни с кем не делится. Лишь Ямгиру, другу своему, советы иногда даёт. — Отчего же не делится? — Оттого, что не положено нам будущее знать. Тяжелое бремя это. Могут наши пророки лишь некоторые замыслы Наннауту услышать, так их ведь ещё истолковать нужно верно. А Хун знает саму Судьбу неотвратную, что звёзды ему напевают.       Услышал это Зархум и новой идеей загорелся. Кого угодно мог он обмануть, неужто Судьбу не обманет? Коль узнает он судьбу свою да не понравится она ему, так сделает её своей рабыней, себе служить заставит!