дневник баскетболиста.

Кира пытается добить Лизу нападками и руками, что отныне целятся ей в лицо. А Лиза пытается вытащить Киру из этого дерьма просто потому что жалко. Но Лиза не ломается, а Кира с каждым днём всё больше тонет. А Ася просто существует. О ней никто не заботится и не помнит. О ней настоящей никто не знает и знать не хочет. Она просто Ася из четвёртой школы и баскетбольной команды. И они опять сталкиваются в излюбленном Лизой туалете на третьем этаже. Лиза ошивается там, потому что Медведеву видеть уже тяжко, а она туда не ходит. Но Кира оказывается там, потому что отныне позволяет себе снюхивать дорожки в школе. — Ты как всегда не во время. — Озлобленно. — А что? Мешаю тебе окунаться до дна в грязь? Говорит так, только потому что хочет глаза ей открыть, только это никому и не сдалось вовсе, кроме неё самой, наверное. — Грязь — это ты, Лизонька. — Со всей ненавистью выдаёт. Лиза хмыкает и даже не обиженно вовсе, просто потому что привыкла. — Ты сама знаешь, что это не так. — Я знаю то, что ты шлюха, этого хватает. — Шипит. И, наплевав на всё, рукавом подоконник протирает, а после ровной линией дорожки из белого порошка выкладывает. И, ни минуты не задумываясь, вдыхает и носом красным шмыгает. И Лиза, вжавшись в стену, плачет, потому что это еë травма, а травмы оставляют последствия, зарываясь глубоко в подкорки памяти, и не дают жить нормально. Ей бы сейчас убежать в истерике и спрятаться так, чтоб никто не нашёл, но она стоит неподвижно и плачет тихо, пока Кира, опираясь об стену, думает о чём-то своём. Она на Лизу не смотрит даже, потому что насладиться моментом пытается, потому что ей хорошо впервые за два дня. Лиза скатывается по стене, рыдая во всё горло, дрожит сильно и глаза закрывает, лишь бы этого не видеть, а уйти — сил нет. — Поговори со мной. — Андрющенко выпадает, глаза краснющие от слёз через силу поднимает. — Пожалуйста. И наверное в первые Лиза срывается, потому что это невыносимо и больно. — О чëм, блять?! — Подрываясь с места, вопит в истерике. — О том, что ты меня ломаешь или о том, что ты ебучая наркоманка? О чём, сука?! Та в ответ лишь улыбается, смотря помутневшими глазами. — Так съеби из моей жизни, съеби из этой школы, города, страны, плевать, просто съеби, если я тебя ломаю. Ты сама прекрасно знаешь, что я тебя ненавижу, но какого-то чëрта таскаешься за мной со своими нравоучениями. — Спокойно, на выдохе и с улыбкой. — Ты моя язва, Лизонька, самая настоящая. И задумывается Лизонька впервые. Почему? И сама себе на вопрос в полголоса отвечает. — Потому что мне не похуй. — Интересно. Я думала наша ненависть взаимна. — С ухмылкой и расфокусированным взглядом рассуждает Кира. — Только потому что ты ебучая наркоманка. — Я стала зависимой не потому что это мой выбор, а потому что выбора у меня не было. И, вытирая слëзы, Лиза тихо шепчет: — Выбор есть всегда. — Значит, сосать за деньги это был твой выбор? Лиза истерически посмеивается, протирая глаза: — Если из вариантов было сдохнуть от голода или сосать за деньги, то да, я выбрала быть шлюхой. И больше ничего, потому что Лиза вновь плачет, усмехаясь самой горькой из всех усмешек, и Кира прикрывает глаза, понимая в этом что-то своё. *** В вечер пятницы Ася замазывает синяки от недосыпа консиллером, потому что всю ночь рыдала, вслушиваясь в стоны в соседней комнате. А ещё сегодня она точно решает, что признается Кире на вечеринке, а потому переживает весь день. Возможно ,это будет самым глупым из её решений, но и жить с этим буквально невозможно. Вечер пятницы встречает её стрëмной на вид хатой, больше похожей на притон, нежели на квартиру, но кажется родной, потому что дома у неё так же. Она выпивает всего пару стаканов из намешанного алкоголя. Для смелости. А Кира не ограничивает себя ни в чём, выпивает всё что видит, потому что сегодня ей можно. У неё первая в жизни ломка. Она чувствует себя отвратно, ей впервые по-настоящему плохо. Ей жарко, она буквально горит, а ещё её тошнит, потому она не находит лучшего варианта, чем выйти на балкон. Расталкивает людей и чуть ли не выдирает ручку двери, а там столпотворение, кто-то разговаривает по душам, а кто-то просто курит, но Киру всё настолько бесит, что та выталкивает всех с балкона и, под недовольное ворчание малолеток, Медведева остаëтся одна. Она битый час стоит на одном месте, не пуская никого. Стоит и пытается отдышаться. Но тошнота не уходит, а боль растекается по телу жгучей жидкостью. — Можно? — Ася неуверенно выглядывает из-за двери. Кира матерится под нос, зажмуривает глаза, пытаясь пересилить боль и раздражение. — Заходи. Дмитриева со страхом подходит ближе, решаясь. — Кир. — Чего тебе? — Спокойно, насколько в её состоянии это возможно. — Ты мне нравишься. — Выпаливает на одном дыхании. И Кира прибывает в немом шоке, наверное потому что просто никогда не замечала, в упор не видела, не рассматривала её как партнёра и не догадывалась, что у той могут быть к ней чувства. И не верит, потому что тот, кто хорошо её знает никогда бы не влюбился в неё. А Асечка с розовыми очками любит романтизировать абьюз, насилие и наркотики. Потому что, наверное, хочет раскуривать косяк на двоих, делить два грамма напополам, спать где придëтся, есть просроченную еду, трахаться в подворотне, сгорая в эйфории. Хочет плакать от того, как больно и чтоб её пожалели. Только Кира этого не поймёт никогда, у неё любовь сходится на сексе. Любит = хочет. И ей чертовски кажется, что Ася её просто хочет, потому что она и понятия не имеет, что такое любовь. А потому она целует Асечку, только не нежно, как той хочется, а напористо и грубо, как хочется ей. Дмитриева отвечает Кире, потому что ей думается, что Кира отвечает ей взаимностью. Проталкивается внутрь, вылизывает рот и покусывает губы, только вот Асечка так не хочет, она хочет чтоб с ней обращались нежно, берегли и любили. Медведева спускается ниже, целует шею и устраивает руки на бëдрах, вцепляясь в них ногтями, сильно царапая кожу. И Асе неимоверно больно, но, наверное, так надо, наверное, так правильно и должно быть. Наверное, любить - это больно. А потому она молча терпит, ей неприятно и она не хочет Киру, она просто хочет уткнуться ей в плечо и заплакать, но вместо этого зажмуривает глаза и ждёт. А Кира и не думает останавливаться, возможно ей просто кажется, что это поможет, что она сделает только лучше. Но только Богу известно, что на это её подталкивают наркотики. Кира её шлëпает, кусает и входит резко, ритмично двигается внутри и вжимает хрупкое тельце в стену, потому что так легче пережить ломку. Потому что Ася позволяет. Потому что Ася боится и любит. Потому что у Аси нет представления, что такое любовь, и что так нельзя вообще-то. Потому что любовь это больно. Кровь течёт по тонким ногам, сообщая, что той вообще-то больно. А потом Кира закуривает, отпуская девчонку, та плачет и вжимается в угол. — Прошло? — Лишь и спрашивает Кира. — Что? — Любовь прошла? У Аси в голове бардак, думать-то даже и не получается, хочется домой и спать, а потому она и отвечает: — Прошло. — Зная, что нихера не прошло.