Когда дует ветер

      Жизнь всегда всё расставляет по своим местам: ведь любые изменения вклиниваются в её общий цикл, и это продолжается бесконечно. То, что день назад казалось тебе несбыточным, уже через неделю становится обычной данностью, к которой ты приспосабливаешься.       Незуко понимала это довольно отчётливо, находясь в машине Санеми и ёрзая на заднем сидении. Он то и дело косился на неё через салонное зеркало, но Незуко делала вид, что совершенно этого не замечает. Учитывая, то, что такое внимание Санеми было вызвано ничем иным, как желанием в очередной раз выразить своё недовольство.       Незуко хотела закатить глаза на это всё, но сдержалась. Невооружённым взглядом было видно, что Санеми раздражает её привычка сидеть, поджав под себя ноги, несмотря на её коротковатое платье. Ему это явно казалось не очень приличным: край платья постоянно задирался, оголяя женское бедро. Санеми сдерживал брезгливое выражения лица, но Незуко, как всегда не выдержала первой:       — Хватит уже, вы собираетесь со мной спать, но при этом вас раздражают мои голые ноги! — раздражённо выпалила она, всплеснув руками и пристально впиваясь взглядом в салонное зеркало, рассчитывая всё же видеть эти… высокомерные серые глаза. — Ещё говорят, что женская логика — странная, да у мужчин вашего типа, видимо, никакой логики, кроме как рабочей, не существует!       Санеми зло усмехнулся, слыша уже знакомые нотки шутливого недовольства. Кажется, даже, если произойдёт что-то по истине серьёзное, эта девка будет вести себя абсолютно также, как сейчас, с лёгкостью отчитывая всех тех, кто не согласен с её беспечностью.       Ещё ночью абсолютно растерянная, уже утром она решительно освоилась, встала пораньше и написала свой номер телефона на пустом листке бумаги, привела себя в порядок и попросила подвезти до её центра. Она выглядела уверенной и спокойной, как будто они были старыми знакомыми или приятелями. Даже разговаривала с ним Незуко так, как никто себе ещё с ним не позволял.       — Просто твои манеры меня раздражают, — коротко заметил Санеми, слыша тихий смешок в ответ и замечая, как Незуко демонстративно морщит лицо. — Девушке в твоём возрасте не пристало себя так вести.       — А что пристало? Молчать и хлопать глазами, краснея, как перепуганная старшеклассница на выпускном? — Незуко прикрыла глаза, откидываясь назад. Возмущение слегка бушевало в крови, но она отчаянно пыталась его подавить, оставаясь спокойной. — Тем более, мне не девяносто два года, в конце концов!       Незуко специально начала слегка пританцовывать, что-то выделывать руками и напевать знаменитую в последнее время песню. И делала она это всё с таким смешным выражением лица, что Санеми даже немного улыбнулся. По крайней мере, пока она что-то там себе лепетала, дорога почему-то казалась не такой уж скучной.       Водителя он сегодня отпустил с утра, чтобы лишний раз не светиться с Незуко. По крайней мере вводить человека в курс дела стоило не так резко. Да и сам Санеми уже двадцать раз успел пожалеть о своём скоропалительном решении. Не сказать, чтоб Незуко ему нравилась в качестве потенциальной любовницы, но…       — Остановите вот здесь, пожалуйста, — попросила Незуко, замечая нужное здание и сразу же кладя пальцы на ручку двери, чтобы быстро уйти. Санеми остановил машину, аккуратно припарковавшись. — Спасибо.       На пару секунд повисло неловкое молчание. Санеми привычно чуть хмурился, а Незуко тяжело задышала, её грудь часто-часто вздымалась. Ей понадобилась минута на размышление, а потом Незуко осторожно нагнулась вперёд и тёплыми губами коснулась мужского виска. Снова нарушая его чёртово личное пространство.       — Хорошего дня, — тихо-тихо произнесла она, но Санеми всё же услышал, чуть повернулся в её сторону, но она тут же поспешно отстранилась и открыла дверь.       За несколько секунд Незуко вышла из машины и направилась к зданию, стараясь не оборачиваться. Сердце колотилось от собственных поступков, но картинки вчерашней ночи почему-то заставляли стыдливо улыбаться и прятать глаза.       На ней было помятое платье, отсутствовал макияж на лице, но, несмотря на это, Незуко чувствовала себя хорошо. Пусть это было эгоистично и неправильно, но это было тем, чего она искренне хотела. Послышался звук отъезжающей машины, и Незуко грустно усмехнулась, ещё не зная, как быстро в её жизни изменится абсолютно всё.

***

      Зеницу знал, что она уйдёт. Понимал, чувствовал, но вновь сознательно совершал одну и ту же ошибку. Хотя, зачем лукавить, в нём

всё же жила искорка надежды, веры в то, что Незуко простит, примет и всё снова будет как раньше. Но чуда не произошло.       Она тихо ушла. Даже дверью не хлопнула и уж тем более ничего не взяла с собой. Внутри всё сдавило от тоски и усталости: этот ужин на столе, его любимое блюдо и её красивое платье. Жена готовилась к его приходу, хотела сделать праздник, а он снова всё испортил. Впрочем, как и всегда.       Звонить Незуко было бесполезно. Он хорошо знал свою жену: сейчас трубку она не возьмёт. Но, несмотря на это, Зеницу набрал её номер и днём, и в обед. Телефон жёг руки, и он то и дело дёргался на звук каждого приходящего сообщения или звонка. Но каждый раз это была не Незуко. И от этого внутри становилось пусто.       Её молчание давило на мозги. Злило и заставляло чувствовать себя дерьмом. Хотя так оно и было. Во всех его проблемах с женой виноват был только он сам. Его желание усидеть на двух стульях всегда всё портило и разрушало.       Он любил свою мать, обожал жену. Но двух его любимых женщин разделило слишком многое. И это не было обычной неприязнью свекрови и невестки. Это было ненавистью. Самой настоящей. У Незуко были причины для того, чтобы злиться. А Зеницу просто надеялся, что всё утрясётся само, ведь прошла пара лет.       — Не-е-т! — кричала Незуко, теряясь от ужаса в стенах одной из столичных больниц. Руки дрожали, а сердце, несмотря на истошный крик, было готово вот-вот остановится. Она прижималась спиной к стене и растерянно смотрела по сторонам, отчаянно отказываясь признавать всё то, что с ней произошло. — Не-е-т!       Кажется, Зеницу никогда не чувствовал себя настолько беспомощно, как тогда. Правда, с тех пор ситуация несильно улучшалось. Нет, Незуко была вместе с ним, поддерживала, и всё было хорошо, но былого доверия уже не было. Обвинять в этом можно было только самого себя.       Однако как можно выбирать: между матерью и женой? Ей нужна была помощь, и он без раздумий подставил плечо. Если бы он отказал родной маме, когда ей плохо и страшно, он бы никогда себе этого не простил. Тем более, её диагноз, возможно, серьёзен и ей понадобится длительное лечение в столице, где лучше оборудование и…       Телефон снова завибрировал, и Зеницу интуитивно принял звонок. Где-то внутри теплилась надежда, что это Незуко, но разум понимал, что это вряд ли возможно. Не в её стиле. Звонила мама, её встревоженный голос он бы узнал из тысячи.       — Привет, сынок, — осторожно начала она, явно подбирая слова. Её голос был мягким и нежным, как в детстве, это по-детски вызывало улыбку. — У тебя… всё в порядке?       — Всё хорошо, мам, — спокойно ответил Зеницу, понимая какой вопрос последует дальше, но отчаянно надеясь, что его всё-таки не зададут.       — Как Незуко? Она придёт сегодня или…? — Зеницу слышал волнение в её голосе, искреннее участие. Такое родное и материнское, что на душе снова начинали скрести кошки.       — Не придёт. Незуко… поживёт немного у подруги, у нас сейчас сложный период.       — Это из-за меня, да? Не стоило приезжать, вы опять поссорились, — женщина тяжело выдохнула, собираясь с мыслями, и продолжила. — Давай я уеду, так будет лучше для всех. И…       — Мам, всё в порядке. Мы разберёмся, главное поменьше нервничай и переживай, хорошо? Твоё здоровье сейчас самое главное, а с остальным я разберусь. — Заверил Зеницу, сбрасывая звонок. Это было не по-взрослому, но и сил разговаривать с матерью дольше, у него не было.       Зеницу чувствовал, что попал в тупик.       Но, несмотря на это, сейчас нужно было поговорить с Незуко. Она же жалостливый человек, она всё поймёт, ей просто нужно время. Вчера жена, скорее всего, переночевала у своей подруги, а сейчас работает в своём фонде. Выждав время, дав немного остыть после вчерашнего, Зеницу собирался заехать к супруге.       Сегодня у него была лишь одна неотложная встреча с Шинадзугавой, а после неё можно было поехать и попробовать поговорить с Незуко. Партнёр должен был прийти с минуты на минуту, и Зеницу терпеливо ждал. Санеми никогда не опаздывал. Не изменял себе и сейчас.       Когда до назначенного времени оставалось пять минут, в приёмной послышались шаги, затем уверенно распахнулась дверь, позволяя разглядеть статную фигуру. Этому Зеницу даже не удивился, Санеми всегда выглядел максимально серьёзным и уверенным. Порой ему казалось, что этого циника ничего не может заставить даже улыбнуться, не то, что рассмеяться просто так. Всегда собран, уверен и сразу же даёт отпор, если хоть что-то идёт не так, как он запланировал.       — Приветствую, Шинадзугава-сан, как всегда без обиняков, приступим к обсуждению, — попытался задать переговорам дружественный тон Зеницу, но собеседник почему-то хмурился и внимательно осматривал его лицо. — Что-то не так или вы разглядели у меня третий глаз?       Нет проще: сегодня ночью я спал с твоей женой.       — Нет, просто ещё раз припоминаю детали нашего соглашения, — отмахнулся Санеми, спокойно садясь в кресло и рассматривая кабинет. Не было ничего необычного, кроме небольшой фотографии в рамке, стоящей на столе Зеницу. Обычный семейный снимок, правда, что-то в нём интуитивно казалось Санеми неестественным. Однако задумываться над этим было бы не в его стиле. — Меня всё устроило, но есть некие нюансы, которые необходимо обсудить. Например, вы не используете ряд льгот, которые обеспечивает государство и которые могут заметно облегчить расходы. С вашей стороны это беспечно. И ещё остаётся актуальным вопрос о том, что ряд потенциальных материалов, которые будут использованы при строительстве комплекса, нерентабельны и быстро придут в негодность. Убыток будет выше дохода.       — Хорошо, но мне кажется, вы слишком преувеличиваете Шинадзугава-сан, всё рассчитано с идеальной точностью, — слегка перебил Зеницу, чувствуя небольшую панику. В его проекте всё было просчитано идеально, и льготы, и материалы, и сроки, и всё остальное. А Шинадзугава просто прикапывался ко всему на пустом месте, показывая, что за каждую вложенную иену потребует отчёта и будет раздавать свои указания и условия. — Укажите конкретно смутивший вас материал и пропущенную льготу, и я с удовольствием докажу вам, что вы ошиблись. Этот проект разрабатывался мной достаточно внимательно, чтобы я всё помнил и был готов отбить ваш удар.       Постепенно появлялось напряжение, особенно, когда Санеми достал стопку бумаг. Уверенность не ушла из его движении ни на секунду.       — Я признаю, если был не прав, а теперь обратите внимание на этот момент, — заметил Санеми, кладя перед Зеницу один из необходимых листов. — И на этот предварительный расход.

***

      Работа в фонде в последнее время стала для Незуко настоящей отдушиной. Ощущение того, что в тебе нуждаются и ждут настолько окрыляло, что порой девушка забывала о личных неурядицах. Почти каждый день она сталкивалась с несчастными детьми, которым была необходима помощь.       Измученные глаза, осунувшиеся лица. Вот и сейчас перед ней сидела девочка. Ей было семь лет, а выглядела она едва ли на шесть. Какая-то маленькая и совсем худая. Её к ним в центр привела мама, которая объяснила, что кружки и секции ей не по карману, а у дочери есть хорошие способности к учёбе. Незуко терпеливо всё выслушала и отвела девочку в нужную комнату.       А сейчас они просто болтали: о её семье, о тяге к рисованию. Девочка, действительно, оказалась довольно смышлёной и милой, и, наверное, они бы и дальше рисовали и играли, если бы Незуко не окликнула одна из воспитательниц.       — Незуко, тебе там цветы доставили, такая охапка, — восторженно рассказывала девушка, а Незуко на это только снисходительно улыбнулась. — Тебе их сюда занести или сама на стойке заберёшь?       — Занеси, если тебе несложно, — попросила она, замечая, как блеснули глаза ребёнка. — Эй, солнышко, тебе так нравятся цветы? — девочка кивнула, улыбаясь по-детски искренней улыбкой. — Ну, так поставим их в вазу и на подоконник. Будешь любоваться, сколько влезет.       Незуко улыбалась девочке в ответ, а внутри почему-то не было никаких эмоций. Отправил эти цветы ей явно Зеницу, стараясь извиниться за вчерашнее. Как обычно, он ведь уже изучил её привычки не брать трубки во время ссоры. А Незуко также хорошо знала, что буквально через полчаса муж приедет сюда и будет снова и снова рассказывать ей душещипательную историю, не имеющую никакой связи с реальностью.       Ведь они слишком хорошо друг друга знали.       Цветы, которые принесла воспитательница, были красивыми. Охапка розовых роз, приятно пахнущих и выглядящих, как с обложки журнала. Проходящие работницы центра, то и дело косились и восхищённо охали, а Незуко только натянуто улыбалась. Она уже три года терпеть не могла розы, правда, мужу это так и не решилась сказать.       Механически Незуко поставила цветы вазу, передала ребёнка для дальнейшего занятия воспитательнице и вышла на крыльцо, думая, что мужа дождётся уже здесь. Если она хорошо его знает, то до приезда Зеницу оставалось минут пятнадцать.       Так и вышло. Когда знакомая машина затормозила напротив центра, Незуко даже не удивилась, просто пошла навстречу. Да и им, действительно, нужно было поговорить. Может быть, в этом даже будет какой-то смысл. Может быть…       — Привет, — поздоровалась Незуко, подходя ближе к Зеницу. Она заметила, что муж выглядел как-то помято и замученно, но не решилась сказать это вслух. — Ты хотел поговорить?       От её тона Зеницу захотелось вздрогнуть. Его жена была как-то поразительно спокойна, и это настораживало. Создавалось ощущение, что она уже всё для себя решила и сейчас просто объявит приговор. Зеницу встряхнул головой, чтобы отогнать от себя эти мысли. Это же Незуко. Его Незуко.       — Как будто ты не хочешь, поговорить! Я знаю, что вчера ситуация вышла… неправильной. И я тебя понимаю, но ты ведь и сама знаешь, что я не мог поступить иначе! — Зеницу чуть повысил голос, пытаясь доказать свою правоту, но жена не повела и бровью.       — Не мог, — усмехнулась Незуко, растягивая это слово, будто бы пробуя его на вкус. От всей этой истории у неё уже изрядно болела голова. Казалось, ещё вчера она хоть немного верила в их брак, а сегодня внутри уже была абсолютная пустота. — А что ты вообще можешь, Зеницу? Ты даже правду услышать не можешь не то, что остальное.       — Незуко, я… Ты злишься, я понимаю, но давай не будем начинать этот момент сначала. Она — моя мать! Хреновая, не хреновая, но мать, которую я люблю и которой нужна помощь! В то время как жена лелеет непонятные бездоказательные обиды! — Зеница старался сдержаться, но не смог. Оборот ссоры разгорался. Отстранённая реакция Незуко, проблемы на работе. Всё это сливалось в бесконечный комок раздражения, выплёскивая накопившиеся претензии. — И меня задолбало делать выбор между матерью и тобой!       — Так давай разведёмся, наконец, и это всё закончится, — с вызовом сказала Незуко, сжимая ладонь. Фраза о «бездоказательных обидах» кольнула настолько сильно, что в уголках глаз против воли собрались слёзы. Она так бесконечно от этого устала, что и правда легко бы согласилась на этот развод. Спасать этот брак, когда муж каждый раз подбрасывает дрова, становилось невыносимо. Зеницу же в момент почувствовал, как сердце начинает тарабанить как сумасшедшее. — Хватит этих метаний. Я ни на что не претендую, можешь быть спокоен: мирно разведёмся и каждый пойдёт своей дорогой.       — Я не собираюсь и не хочу разводиться, я хочу, чтобы ты просто поняла меня.       Зеницу же от её слов поменялся в лице, хоть и старался сохранить лицо. Весь его запал к ссоре пропал, как только он понял, что Незуко не шутит. Её тон, взгляд были настолько спокойными, что ему становилось страшно. Зеницу, будто бы мгновенно откатился на некоторое время назад, когда жена также собиралась от него уходить. И ушла…       — Нет, Зеницу, ты хочешь, чтобы было так, как нужно тебе, а я вот, увы, так не могу, — пожала плечами Незуко, устало выдыхая и смотря на серый асфальт. При воспоминании об этой сволочи, её медленно начинала бить истерика и озноб. — Хватит. Я так долго пыталась тебя понять, что потеряла самое важное, что у меня вообще в жизни было! А ты так мне и не поверил. И теперь вот говоришь: «Мама, мама, мама, как сделать выбор!». — Незуко вскинула глаза к небу, стараясь унять внезапно задрожавший голос. Накатила такая боль от непонимания, от бессилия и обиды. Незуко пыталась, но постепенно снова сорвалась на ироничное шипение.       — О каком выборе ты говоришь?! Я об одном тебя попросила, чтобы эта женщина не переступала порог нашего дома. Что не существовало гостиниц? Твоя квартира на соседней улице резко стала нежилой? В доме загородом обвалились потолки? Почему после всего этого ты привёл её в нашу квартиру? Почему не позвонил заранее, чтобы я ушла, а не смотрела на человека, который сломал мне жизнь?! У тебя нет… ни одного оправдания, Зеницу. Ты снова думал только о себе.       — Моя мать серьёзно болеет, и ты это знаешь, — пытался отбиться от претензий Зеницу, чувствуя, что его жена, на самом деле, права. — Я не подумал, я испугался, её нельзя оставлять без присмотра и…       — И что? Ты привёл её в дом и дальше? Она там, а тебя нет — ты на работе. В случае чего, ей никто не поможет, и разницы в том: в нашей она квартире или в твоей абсолютно нет, — усмехнулась Незуко, с вызовом смотря в его глаза. Раньше она ещё могла его идеализировать, а сейчас уже такой ерундой не страдала. — Хотя, знаешь, у тебя, как у талантливого аналитика сложился непроизвольный план. Сам за ней присматривать дома ты не собирался, ибо работа — твоё всё, сиделку — не нанял, хотя, если бы хотел, сделал бы это заранее. Ты просто надеялся, что мне станет её жалко, и я снова буду возиться с ней и её бесконечными прихотями, как и тогда. А ты, соответственно, получишь идиллию: жена-лапочка, а мама под боком. Ты — стратег, Зеницу, и всегда им был.       Она могла бы добавить, что его мать совсем не больна, а снова и снова разыгрывает драму, чтобы развести сына и окончательно добить Незуко, но не стала. Всё равно не поверит, да и доказывать ей уже совсем ничего не хочется. Зеницу и так выглядит уставшим и побитым, добивать его… просто неправильно.       — Может и так, но я тебя люблю, Незуко, — как-то совсем устало выдохнул Зеницу, прекрасно понимая, что слова супруги имеют право на жизнь. Всё так, просто он окончательно заврался самому себе. — В здравом уме я никогда не дам тебе развод. Мы столько лет вместе и… ближе тебя у меня никого нет. Давай просто подождём. Всего какой-то месяц, пока мать пройдёт обследование. И всё снова вернёться на свои места, она скоро переедет в ту квартиру, и ты даже видеть её не будешь. Только… не уходи. Я ведь, я не справлюсь без тебя.       Муж опустил глаза, а Незуко захотелось плакать. Она знала, что он не рисуется и не врёт. И последняя его фраза, что звучит, как в дешёвой мелодраме, по-настоящему искренняя, как и дрожащий голос.       Зеницу любит её, нуждается в поддержке, потому что прекрасно понимает, что, когда мать в очередной раз его предаст, за утешением он придёт к жене. Она выдохнула, мысленно сжалась, а потом привычно протянула ему свою ладонь, которую Зеницу тут же испуганно сжал. Незуко не могла бросить его так, чувствовала, что эта встреча с матерью закончится также, как и в прошлый раз, и если уйдёт ещё и она, то…       Они не говорили об этом, но каждый из них всё прекрасно понимал.       — Поезжай домой; я вернусь, как только твоя мать уедет оттуда, — тихо прошептала Незуко, а Зеницу только сухо кивнул. — А пока останусь в центре, не беспокойся обо мне и прошу не пей, чтобы не произошло. Второй раз мы это не разгребём, Зеницу…       Зеницу отпустил её руку, а она сделала шаг назад. Больше говорить было не о чем. Ей было бесконечно жаль уставшего Зеницу, но сил на объятия и хоть что-то ещё просто не было. Этот разговор так эмоционально опустошил обоих. Дать друг другу всё обдумать было лучшим решением из возможных.       Зеницу уходил не хотя, фактически силой заставляя себя уехать. Он понимал, что сейчас Незуко нужно побыть одной, но так хотелось прижаться к ней. К такой и родной и любимой. Однако, несмотря на это, Зеницу собрался с силами, сел в машину и уехал, чувствуя прощающий его тоскливый взгляд жены…