Когда дует ветер

      Больнее всего в этой жизни ранит предательство близких людей. Казалось бы, простая истина нашей суровой реальности, но, к сожалению, к ней совершенно невозможно привыкнуть. Ведь подобное предательство это как ядовитый мёд: безумно сладкий, но заставляющий умирать в агонии.       Только вот, несмотря на это понимание, как жить с постоянным ожиданием того, что все вокруг стремятся тебя предать и использовать в своих целях? Как не сойти с ума и остаться добрым и понимающим человеком? Как не ждать удара от людей двадцать четыре часа в сутки? Ведь если предают родные, то чего тогда ждать от чужих?       Хотя, наверное, Зеницу мог бы справиться с этим, смириться и забыть, если бы в разряд предателей не попала собственная мама. Такая родная и такая… Правильного слова в голове Зеницу не нашлось.       Оскорблять родителей — дело последнее, но почему-то сейчас Зеницу крепко хотелось выругаться. Это было неудивительно, потому что мама снова его обманула и просто воспользовалась безграничной сыновьей любовью к ней. Как обычно. Ничего нового.       С её здоровьем всё было в порядке, а все приступы были лишь откровенным фарсом.       Любимая мама просто в очередной раз разыграла драму, взяв у него крупную сумму денег на лечение, при этом чуть подделав прошлые диагнозы и вердикты врачей, чтобы укатить в очередной круиз со своим любовником. И, естественно, что этого альфонса, женщина будет там содержать.       Правда, к её чести, записку она всё-таки оставила. Несколько фраз, пропитанные обвинениями и недовольством. Никакого чувства вины или объяснений. Сын должен. Главная и бессменная истина.       Обидно признавать, но всё снова случилось так, как и говорила Незуко. А он снова не послушал свою жену. По сути… тоже предал: не прислушался к человеку, который поддерживал его с самой первой встречи, который делил с ним и горе, и радость, просто беспокоился о нём. Как ни крути:       Незуко была единственным светлым пятном в его жизни, он раз за разом доставлял ей только боль и слёзы.       Хотя, как ни странно вспоминать это, когда у них почти не было денег, и Зеницу был ещё только студентом, скачущим с подработки на подработку, они были абсолютно счастливы. Между ними была любовь, поддержка и вера. Каждый раз после тяжёлого дня Зеницу приходил домой и знал, что его ждут, что в него верят. Это окрыляло…       А потом в их семье начали появляться первые хорошие гонорары. И всё медленно посыпалось.       Сначала в их семью начала безбожно лезть его мать, постоянно требуя денег на лечение и ремонт дома. Причём, и то, и то, как выяснялось оказывалось фикцией. Но Зеницу всё же выкраивал на это средства, только вот постепенно суммы становились всё больше и больше, росли вопросы Незуко о таких… тратах, которые Зеницу не мог скрыть, и он начал ей врать. Выдумывал лишние расходы, потому что не мог отказать матери, точнее не хотел.       И это постоянное враньё медленно начало расшатывать фундамент их отношении. Ведь Незуко очень тонко чувствовала обман и умела хорошо считать. Именно тогда доверие, всегда царившее между ними, надломилось. Но он чувствовал, что тогда жена всё ещё его любила. Терпела, прощала, именно потому что ещё любила. И он это знал.       В какой-то момент, видя, что всё идёт к краху, Зеницу мечтал, чтобы всё наладилось и вернулось в прежнее состояние, и, на его счастье, этот шанс представился. Незуко забеременела, и в тот момент не было людей, счастливей, чем они.       И стало казаться, что всё налаживается. Счастливые они выбирали вещи долгожданному малышу, выкраивали деньги на отделку детской. Нельзя было не видеть, как сильно его жена ждала этого ребёнка и хотела стать мамой. Она светилась радостью и любила. Она постоянно разговаривала с их крошкой и очень-очень ждала её появления.       И если бы не ссора матери и Незуко, результатом которой стал выкидыш, то они бы были самыми счастливыми родителями. Однако стать ими так и не довелось. Всех обстоятельств трагедии Зеницу не знал: в тот день он улетел на встречу в другой город, а когда вечером вернулся, то жена уже была в больнице, а врачи выносили приговор. Кровотечение. Выкидыш.       Это было самым страшным моментом в его жизни, который никогда не получится забыть. Потерянная Незуко, её крики, истерики, слёзы. Попытки вытащить её из депрессии и его глупая измена.       А потом… решение о разводе.       Незуко сама подала заявление, ставя мужа перед фактом. Она не хотела продолжать этот брак дальше, а Зеницу не желал её отпускать. Правда, к сожалению, Незуко рядом с ним уже абсолютно ничего не держало. Ни имущество, ни общие воспоминания, ни, кажется, любовь… Если бы не его проблемы и угроза смерти, из-за начавшейся алкогольной зависимости, наверное, Незуко бы не вернулась, не простила. Но бросить его в больнице тогда не смогла. Только она одна и не смогла.       Он был беспомощен, болен и ему было по-настоящему страшно, но… жена держала его за руку, и Зеницу верил, что всё будет хорошо. Она гладила по голове и убаюкивала, словно ребёнка, и… забрала заявление о разводе. Возможно, поэтому тогда Зеницу нашёл в себе силы, чтобы бороться и чтобы выстоять. Ради неё. Ради них. Ведь Незуко держала его на этой земле и не отпускала.       — Ты сильный, ты справишься, — шептала она перед операцией, сжимая его ладонь своей.       — Ты ведь не бросишь меня? — по-детски спросил Зеницу, чувствуя, как на глазах не по-мужски собираются слёзы. Ему было очень страшно отпускать её руку и брести в неизвестность. Страшно оставаться одному и понимать, что, кроме любимой Незуко, в этом больничном коридоре его никто не ждёт. — Не бросишь?       — Я буду рядом и буду ждать тебя, а ты возвращайся ко мне. Слышишь? Ты вернёшься ко мне, и я буду с тобой. Вместе мы справимся. — Незуко прижалась своим лбом к его лбу и зашептала молитву. А он знал, что вернётся, если она будет его ждать.       Её любовь и искренняя вера придавали ему сил. И Зеницу даже сейчас не мог представить, что будет, если он потеряет её. Останется ли смысл? Останется ли хоть один человек, которому нужен он, а не то, что он может дать?       Хотя разве он даст ей уйти? Нет, сделает всё, чтобы Незуко снова его простила и вернулась. Да и не найдёт она никого, кто способен полюбить её также сильно, как он. Вряд ли найдётся такой мужчина, способный гореть ею также сильно. Тот, который не сможет представить без неё своей жизни.       Зеницу просто дал ей время остыть и успокоиться. Дал время себе, чтобы на неё не давить, но сейчас… любимая женщина была очень ему нужна, без неё было слишком плохо и пусто. И он сделает многое, чтобы она снова просыпалась в его постели.

***

      — Я же сказала тебе, что ничего серьёзного у меня нет, — иронично заявила Незуко, плетясь за Санеми к его машине. Этот несносный настоял на осмотре врача и рентгеновском снимке. Это было неожиданно и нелогично, но почему-то очень приятно. — Но… я хотела… да остановись ты на пять секунд!       Последние слова Незуко произнесла чуть взвизгнув, чтобы привлечь к себе внимание этой махины. Санеми и правда остановился, повернулся и посмотрел на неё слегка удивлённым взглядом с примесью привычного небольшого раздражения. Но почему-то сейчас от этого взгляда становилось тепло, а не бросало в холод, как раньше. Будто бы сейчас сменились краски между ними и этот лёд, наконец, дал маленькую трещину.       Хотя, может быть, это был самообман.       Незуко сделала шаг к нему, осторожно проводя тонкими пальцами по его руке, а потом привычно осторожно переплела мужскую ладонь со своей. Не давая себе опомниться и пожалеть об этом, она в ту же секунду мягко прижалась своим телом к нему. Рядом с ним было очень тепло, и Незуко отчаянно ловила последние мгновения такой близости. Близилось расставание. Скорее всего, окончательное.       — Спасибо, — пробормотала она, немного удивляясь тому, что Санеми позволяет ей так касаться себя, да ещё и на парковке. Ассоциация с первой встречей прошибла мгновенно, заставляя зардеться с головы до пят. Всё же тогда подойти к нему было чересчур глупой идеей. — Ты, правда, очень хороший, хоть и вредный до невозможности.       Санеми усмехнулся. Незуко была в своём репертуаре, но почему-то такие её жесты уже не вызывали раздражения. Наверное, он просто успел привыкнуть к тому, что она любит порывисто его обнимать и бормотать всякий ванильный бред. В такие моменты у неё совершенно глупое лицо, хотя и немного радостное.       — Ещё успеешь отблагодарить, — усмехнулся Санеми, Незуко тут же посмотрела на него непонимающим взглядом. — Садись в машину и говори адрес. Так уж и быть, довезу тебя.       — Я могу добраться сама, — возразила Незуко, чувствуя, усилившуюся хватку Санеми на своей ладони. Его прикосновения обжигали, но она старалась сохранить благоразумие, чтобы снова не поцеловать и не… Начинать всё по второму кругу было бы бессмысленно. — У тебя, наверняка, много дел.       — Садись в машину, — спокойно «приказал» Санеми, чувствуя дрожь Незуко. — Замёрзла, что трясёт.       Незуко опустила голову. Дрожь её била как раз не от холода, а от ощущения того, что он рядом. Но Санеми знать этого и не нужно. Она и сама не знала, почему так реагировала на его присутствие. Это не было мгновенным возбуждением, как пишут в рассказах, это было… лишь дрожью и затруднённым дыханием, похожим на пневмонию.       Ещё минуту Незуко поколебалась, а потом всё-таки села в машину. В конечном итоге, вряд ли они больше встретятся, почему бы не насладиться тем, что скоро станет воспоминанием. Просто поехать рядом и ни о чём не думать.       Санеми сел на водительское сидение и автоматически включил обогрев. Хотя, если честно, он поражался мерзлявости Незуко, которая даже сейчас обнимала себя руками, чтобы согреться. Просто снежная королева. Она привычно выглядела бледной и жутко замёрзшей, и такой вид совершенно не нравился ему. Женщина, которая рядом с ним должна выглядеть здоровой и румяной, а не быть окоченевшей сосулькой.       — Так холодно? — равнодушно уточнил Санеми, но Незуко покачала головой, отмахиваясь и поджимая под себя ноги. — Совсем незакалённая что ли? Лишние килограммы уж точно согревать должны, — пошутил он.       Незуко фыркнула, не желая ввязываться в спор и проглатывая обиду. Её фигура, и правда, по её мнению, была неидеальной. Лишние килограммы, которые она сама себе придумала, выглядели совсем неженственно и несексуально, когда они… Незуко тряхнула головой и отвернулась к окну. Почему-то раньше проблемы фигуры её не беспокоили, а тут язвительные комментарии немного задевали. Краем глаза Незуко заметила, как Санеми зачем-то вышел из машины, но не придала этому значения, утопая в своих размышлениях.       Действительно, красивый и подтянутый мужчина, а она… нечего было и лезть. Не к месту вспомнилась Канаэ, такая стройная и ослепительная, что в глазах аж зарябило от её блеска. Они так замечательно смотрелись с Санеми. Хотя… ну и что? Какое ей дело? Пускай чешет к своей Канаэ, а её оставит в покое.       У неё тоже есть гордость! Как в обществе появится так с Канаэ, а как переспать, так с ней! Пошёл бы он лесом. Вот сейчас вернётся, и она выскажет ему всё это в лицо.       Внезапно на её колени легло что-то мягкое, и Незуко тут же повернулась, чтобы понять, что это. Присмотрелась и вдруг поняла, что это… плед. Мягкий и тёплый, приятного бежевого оттенка и, кажется, даже совершенно новый с магазинными наклейками. От этого жеста внутри что-то отчаянно сжалось, а гневные слова застряли в горле.       Лицо Санеми было совершенно равнодушным, но Незуко ощущала, что это… напускное. Грубоватая забота заставляла улыбаться и кутаться в плед. Ей снова безумно сильно захотелось обнять его, но она сдержалась и остановила себя. Это просто забота о человеке. Была бы на её месте другая, он бы поступил так же.       При мысли об этом Незуко немного сникла, а Санеми сдержал улыбку. Все её эмоции были написаны на лице. Наверное, поэтому она казалась Санеми настолько простой, что, кажется, дальше было уже некуда, но, несмотря на это, она раз за разом продолжала его удивлять.       Машина мягко тронулась с места, а Незуко почему-то всё никак не могла себя заставить произнести нужный адрес. А Санеми почему-то его и не спрашивал; пейзажи за окном сменяли друг друга, а они всё куда-то ехали и ехали. Незуко лишь заметила, что они едут почти по пустой дороге, и всё было прекрасно и спокойно, кроме резко появившегося… маленького еле убегающего пятна.       — Санеми! Тормози! — крик Незуко на минуту оглушил, хотя Санеми и так уже заранее нажимал на тормоза, видя препятствие впереди. На его счастье, машин сзади не было, и это давало время для манёвра. — Тормози!       Резкая остановка, лёгкий визг шин и перепуганный взгляд Незуко. Санеми захотелось выругаться, но он сдержался. Побелевшая девушка, крепко вцепившаяся ноготками в его руку, вызывала сейчас хоть и лёгкую злость, но почему-то не раздражение. Грёбанная паникёрша, он и так бы не сбил эту дворняжку, а она подняла лишний шум, буквально оглушив.       Однако Незуко, видимо, этого было мало, потому что не успел Санеми ещё её отчитать и едва вырулил на обочину, как она в считанные минуты вылетела из машины, чтобы подбежать к той самой дворняжке. На это Санеми оставалось лишь закатить глаза.       Просто дура.       Он не пойдёт за ней. Даже если эта собака двадцать раз подбитая, он не станет ей помогать, и уж тем более тащить в свою машину, где всё стерильно и царит идеальный порядок. Почудит немного, построит из себя спасательницу и придёт. Но проходила минута, пять, десять, а Незуко продолжала топтаться на одном месте.       А на улице всё же было холодно. И на ней была лишь лёгкая куртёжка. И собака была реально побитой. Санеми устало чертыхнулся и всё же… вышел из припаркованной на обочине машины. Подошёл ближе и оказался рядом с Незуко, которая склонилась над собакой. Причём, непонятно, кто был напуган больше: дворняжка или Незуко? Глаза и у той, и у другой были большие и плачущие.       — Ей плохо, она хромает, — донёсся до него еле слышный скулёж, а следом и тихие всхлипы. Да. Одной дуры ему было мало, — Ей надо помочь, она такая маленькая, она здесь не выживет. Посмотри же, её били, вот подтёки крови и следы ударов. Бедненькая лапочка, совсем измучилась.       Незуко начинала тараторить, а Санеми лишь молча слушал, смотря на причину суматохи. Небольшая, но взрослая собака, явно кем-то побитая лежала на обочине и тихо поскуливала. Ей явно было больно, а ещё она была безумно худощавой, такой, что выпирали кости. На морде выделялись только одни глаза, которые отражали неподдельный ужас и страх.       Дворняжка бы точно с радостью от них убежала, но у неё явно была травмированная лапа, поэтому она хромала и тяжело переходила дорогу. Было жалко животное, а ещё… Рядом с ним стояло такое же замученное создание с глазами, полными слёз. Незуко смотрела на него с мольбой и тряслась, как маленькая. Обхватывала его ладони своими, и что-то отчаянно шептала, но её слова проходили мимо Санеми.       Он понимал, что она что-то говорит и просит, своими большущими глазами прожигает что-то внутри и давит на жалость. Санеми ненавидел слёзы и истерики. Возможно, поэтому согласился на весь этот бред. Сделал шаг в сторону, подошёл к собаке, думая, как правильнее её обхватить, чтобы поднять и не причинить ей боли.       — Иди в машину и принеси плед, — распорядился Санеми, передавая Незуко ключи. Воспринималось это настолько естественно, что даже пугало. — И заранее расстели одеяло на заднем сидении. Оно есть в багажнике. Быстро, пока я не передумал.       Санеми говорил всё это грубо и уверенно, стараясь не думать, зачем и почему он всё это делает. Но загоревшиеся надеждой глаза Незуко, заставили усмехнуться. Он явно где-то крупно нагрешил, раз она свалилась на его голову. Незуко, теперь ещё и собака, вообще красота.       — Плохо тебе, друг человека, — с грустью усмехнулся Санеми, усаживаясь на корточки перед небольшой лохматой дворняжкой, которая смотрела на него во все глаза и, казалось, всё-всё понимала. На минуту Санеми показалось, что из её глаз катятся слёзы, словно это чудо боится, что его снова ударят. — Ничего, сейчас поедешь в ветеринарную клинику, там тебе помогут. Не скули уже, там и так твоя спасительница на грани истерики.       — Санеми, я… всё принесла и расстелила, — послышалось вдалеке, и Санеми закатил глаза. Звуки шагов, а потом знакомая фигурка появилась рядом.       — Хорошо, а теперь просто отойди и не мешай.

***

      Санеми не знал, почему пошёл на поводу у этой проблемной дамочки. Но факт оставался фактом, он усадил грязную, блохастую собаку в свою дорогую машину и довёз до ветеринарной клиники под восторженный взгляд знакомых глаз. Причём, их обладательница всё время сидела рядом с новым другом и бережно его гладила.       Хорошо, что Санеми смог уговорить её делать это хотя бы в перчатках, чтоб не подвергать лишней опасности. Однако несмотря на всю абсурдность ситуации, эта картина уединения его не раздражала. Наоборот, на неё почему-то хотелось смотреть. На эту лёгкую трогательность и нежность. На мягкость и ласку.       К счастью, доехали они быстро, а когда они принесли своего «найдёныша» в ближайшую приличную ветеринарку, то его сразу забрали на осмотр, оставив их ожидать в холле. Незуко хотела пройти в смотровую, но Санеми удержал её на месте. Не нужно было мешать врачам, они уж точно справятся без неё. Правда, хоть Незуко это и понимала, всё равно переживала и грустила. Она уже успела привязаться к новому другу и знала, что точно его не бросит.       Однако была ещё одна деталь, которая её удивляла: присутствие Санеми рядом с ней. В принципе он мог бы уже и уехать, оставив её саму разбираться с проблемой, но не стал. Он просто стоял за её спиной, чувствуя, как Незуко то и дело льнёт к нему. Больше случайно, чем намеренно.       Странно, но никто из них не стремился сменить положение. А вдобавок ко всему Санеми не понимал, почему в какой-то момент присутствие Незуко перестало его раздражать. Вот стоит она рядом, а ему вполне комфортно. Не сказать, что сильно приятно, но спокойно.       — У меня была собака в детстве, — тихо произнесла Незуко, стараясь разбавить тишину, при этом грустно улыбаясь. — Она попала под машину, и я не смогла ей помочь. Поэтому сегодня и накатило, так что… извини меня. Я сейчас же переведу тебе все деньги за расходы, просто…       — Угомонись уже, — примирительно выдохнул Санеми, опуская ладонь на её талию. Чувствуя, что надо хоть немного успокоить эту меланхоличную дурочку. — Всё будет нормально с этой дворняжкой, заберём и поедем домой.       Незуко благодарно кивнула и ласково накрыла его ладонь своей. Что-то в сердце испуганно сжалось от его «поедем домой», но Незуко постаралась не думать об этом. Просто оговорился. Это же Санеми. Она не нужна ему и даром, просто он очень жалостливый и сочувствующий человек. Совсем не злыдень, как говорили все вокруг, просто немного грубый человек с добрым сердцем.       — Спасибо, и вообще… прости меня за все выходки с самого начала, — вдруг после очередного недолгого молчания заговорила Незуко, вызывая искреннее удивление Санеми. — Я не должна была лезть к тебе тогда на парковке и сейчас. От меня одни проблемы. Видимо, я для них магнит.       Его ладонь усилила хватку, а мужское тело вплотную прижалось к её спине. Это заставляло чувствовать защиту, но вместе с тем страх того, сколько эмоций вызывает просто прикосновение. Это было неправильно и подло, только вот тело совсем её не слушалось.       — Поздно извиняться, когда уже влезла, — усмехнулся Санеми. — Тем более это всего лишь собака, а не землетрясение.       — А ты любишь собак? — пискнула Незуко, стараясь не думать о его словах. — Или больше кошек?       — Никого, — напрягся от простого вопроса Санеми. Незуко ощутила сталь в его голосе и в ласковом жесте погладила чуть шершавую ладонь. Типичная отговорка.       — Эх, загадочный мужчина, значит, никого-то ты и не любишь, — с грустью отметила Незуко. Она чувствовала, что за всем этим стоит какая-то история, но предпочитала молчать. — Врёшь и не краснеешь. Умеешь ты любить и животных, и людей. Только прикидываешься скалой.       — Выключи психоаналитика, — грубовато отозвался Санеми, не желая быть объектом для психологических исканий. Но Незуко лишь тихо рассмеялась, совершенно не собираясь этого делать.       — Выключу, а ты поцелуй меня, — Незуко развернулась в его руках и заглянула в глаза. В один момент пожала плечами на его удивлённый взгляд. Хотела игриво податься вперёд, но… тут же осознание накатило холодной лавиной. С чего бы ему хотеть её поцеловать? Она, скорее, годится как любовница на ночь, а не… Боже, и муж… — Ой, глупость, извини. Я… лучше пойду возьму кофе, тебе взять?       Незуко сделала шаг назад, чтобы уйти, но Санеми уверенно потянул её к себе, обхватив запястье. Только вот не обнял, не поцеловал, а позволил подойти ближе, проводя носом по тёмной макушке, словно вдыхая запах её волос.       И кажется, этот жест был даже интимнее, чем секс.       Незуко замерла, не зная, как реагировать. Подняла на него испуганный взгляд.       — Возьми капучино.