Пилигрим на багровой заре

      Странник лежал в утренних ленивых объятиях Моны. Она со всей силы прижалась к нему, будто в последний раз жизни.       — Глупенькая звёздочка, что ты себе там надумала, что вцепилась в меня мертвой хваткой. Глупая, отпусти, нужно приготовить нам завтрак.       Но Мона вжалась ещё сильнее, поцарапав его широкую спину своим аккуратненьким маникюром.       — Мона, не смешно. Отпусти. Вечером вцепишься, я такое люблю, а сейчас...       И Странник почувствовал неприятное жжение крови и нестерпимую боль в спине, где его царапали. Он забыл об этом ощущении, словно он стер его в Ирминсуле ещё тогда. И разве способна его Мона на такое. Способна, если бы ей пришлось защищаться от кого-то или чего-то. Способна, ради сохранения собственной безопасности.       Боль становилась нестерпимее, словно в кровь Странника огромной иголкой стараются ввести яд, который через пару секунд его парализует. А Мона явно не собиралась его отпускать.       Но что будет, если немного расслабиться: Мона сожмет его ещё сильнее или отпустит. Откуда в ней столько чудовищной силы. Они ведь дома, в безопасности.       И Странник смотрит на стены. Отовсюду течет вода, хотя жилец переживал сильные ливни Сумеру не раз. Какого люстратора все происходит?       Надо осмотреться. Мона явно не проснётся, но как-то высвободиться надо, хоть и мешают боли в спине. Странник справится: когда-то сумасшедшие ученые хотели сделать из него нового архонта, подключив его, а точнее гнозис, с помощью трубок к бездушной механической конструкции, которая не могла ничего без источника энергии.       Странник пытается вытянуть. Неудобно, больно, но получается, только Мона сильнее сжалась в спину, царапая чуть выше. Достать вторую сложнее: мешает то, что рука зажата между простыней, мониной рукой и его телом. Руку печёт, но Странник пересиливает себя. Мона опять царапает другое место на его спине. Простынь обагряется его кровью. Руки сами тянутся к лицу Моны. Перед лицом Странника возникает страшная картина: лицо Моны приобретает синий оттенок, сердце болезненно бьётся с такой силой, с которой умирающий стремится завершить все свои дела, зная, что смерть явится на рассвете.       Он пытается взять Мону за бедра, чтобы встать с ней на руках и осмотреться. Она никогда не была тяжелой: Странник мог иногда даже посадить её на плечи и проходить так с ней долгое время. Было сложно, страшно и странно: Мону будто что-то удерживало в кровати, необъяснимая сила какого-то ритуала. Но стремление Странника понять, что вокруг происходит и почему это так похоже на плохой, антигуманный эксперимент, цель которого не что-то выяснить и доказать, а отомстить или поиздеваться.       Голова Моны послушно упала на плечи. Странник сел, закидывая ноги к себе за спину, чтобы можно было поднять её и встать с ней на руках с кровати. Он отводит одну ногу, старается двигаться так, чтобы не потерять равновесие и не упасть. Нога сползает с кровати и упирается в мокрый холодный пол.       Вторая нога проделывает путь быстрее. Странник тянется всем телом к краю кровати, держа за ноги Мону. В ногах сил нет, они послушны, как у тряпичной игрушечной куклы с проволочным каркасом. Он встает, и уже понимает, что дом затапливается: босые ступни полностью в воде.       Странник держит рукой Мону за оба бедра, а второй тянется к распущенным волосам, потерявшим своё сияние. Он привычно убирает волосы за ушко, замечая, что лицо Моны синеет.       Надо только выйти из дома, подойти к двери, на улице люди, рядом есть доктор или кто-то из дежурящих учеников, они смогут помочь. главное выбежать.       Но ноги не ведут Странника к двери. Ощущая быстрый приток воды и резкую головную боль, сбивающую с мыслей. И странник одергивает занавеску, служившей защитой от вездесущей мониной тезки .       Хочется потерять сознание. Странник не может понять от чего. Ему словно чего-то не хватает, и организм хочет сохранить силы, чтобы дождаться, когда всё пройдёт. Но за окном не меняя шокирующая картина: не привычный пейзаж жилых домиков и прилегающих земных участков, а вода, сплошная вода, в которой плавают эти отвратительные и огромные скаты, улыбка которых напоминает выражение лиц тех игрушечных аранар, что продают в Порт Ормосе.       Странник понимает: они сейчас погибнут. Мона умирает, он не хочет быть свидетелем её смерти. Она не увидит его конец: она без сознания и вряд ли уже очнется, чтобы посмотреть в последний раз в его глаза и сказать такое важное "Я тебя люблю".       Вот почему она сжимает его в нечеловеческих объятиях: единственный способ выразить свою любовь.       И пока Странник смотрел на скатов, осознавая всю безысходность ситуации, вода поднялась до уровня пояса. Оставалось два выбора: открыть дверь сейчас и прекратить мучения или вспомнить перед смертью всё, в последний раз любуясь на Мону.       Он бросил взгляд на стул, на котором висело платье Моны, которое по его заказу сшили для неё. Глаз бога больше не светился синим — он погас и в это время Странник почувствовал, что спину больше не саднит смертельная боль. Мона отпустила его. Она больше его не любит. Не сейчас и не здесь, где-то в прошлом.       Ему вспомнилась ни Мона, а Инадзума. Он знал о трагедии Ватацуми, о том, что есть где-то земля, где жили предки жителей Сангономии, и что там обитали чудеснейшие скаты. Хотелось плакать. Жизнь циклична: он был рожден и брошен в Инадзуме и умирает в скрытой её части.       На глаза наворачиваются слезы, Мона уже полностью под водой. Ему не страшно. Ему хочется отдать оставшийся кислород ей, в последний раз получить ответ на свои действия. Он пытается сделать глоток и погружает голову в воду, стремясь в последний раз встретиться с ей лицом. Не успевает. Тьма холодными длинными лапами трогает его везде. Он не так представлял свою смерть. Эта такая глупая. Глупее всех тех ничтожных и жалких попыток покушения на жизнь шестого предвестника фатуи.       Скарамучча же уж умер. Почему он снова возвращается со своими воспоминаниями. Зачем он хочет дважды умереть.       Он все отдаст, лишь бы утонуть не здесь и сейчас, а в ей чудесных болотно-серых глазах, которые она уже никогда не откроет.       И Странник понимает одно: он снова слышит милый и дорогой сердцу голос, возвращающий его к жизни. Неужели кислорода хватило, и она может ему что-то сказать.       — Проснись, проснись, больно же!       Он чувствует, как к лицу прижимается её теплая ладонь.       — Да что на тебя нашло.       — Мона... Ты жива       — А кто по твоему ещё? Или ты мне с кем-то изменяешь?!       — Не неси ерунды.       — Отпусти, прилипчивый плесенник.       И Странник понимает, что он вцепился в неё.       — Только если поцелуешь.       И она кладет ему на щечки свои ладошки, горячие, как свежеиспеченный хлеб. Так приятно, так пьяняще-оживляюще, словно глоток прохладного сока в жару. Он перекидывает в своих объятиях Мону на другой бок. Мона чуть не падает с кровати.       — Идиот, осторожно.       Теперь он просто обнимает Мону.       — Да пусти ты меня. Спина болит и без тебя.       — Нечего засыпать иероглифом за столом. Никуда бы твоя статья не делась!       — Сам-то, разнежившись, дремаешь в ванне!       Странник рассмеялся. Мона привыкла к его внезапным волнам смеха, но никогда не могла понять, чем они вызваны и обоснованы ли вообще.       — Вчера я уснул после теплой ванны?       — Да, ты в ней провалялся часов пять, аргументируя это тем, что на тебе куски пустынной грязи. Отпусти меня наконец, я в ванну хочу. Почти всю горячую воду вчера использовал, мне только на умывание оставил. Больше в пустыню не пущу.       — Даже если я на заработанные деньги куплю тебе новый астрологический трактат с прилагающимися к нему новейшими атласами звездного неба Тейвата с подробными комментариями ведущих ученых Фонтейна, Снежной и Сумеру.       Не купит. Получит бесплатно. Запугивать не придётся. Никто не захочет иметь во врагах такого человека, как Странник. Хотя бы нужно получить надежду на возможное дальнейшее сотрудничество, а как воздействовать на незаинтересованного практически ни в чем отшельника, кроме как через интересы его жены.       Правда не жены, а сожительницы, но кому какая разница на документальные формальности.       Странник отпускает Мону из своих объятий, а та счастливая бежит принять ванную с новым гелем для душа, подаренного Странником просто так, со ссылкой на глупую причину: сегодня ты выпила пятидесятую по счету кружку кофе в кафе "Пуспа", сегодня месяц прошел, как я купил тебе новую более практичную резинку для волос, сегодня новолуние, это ведь важно для тебя.       И как он сразу не понял, что это был дурной сон. Он размышляет над этим, нанося успокаивающую мазь на оголенную спину Мону, на которой виднеются синяки и царапины от его утренних проявлений любви. Хорошо, что Мона не догадывается, чем это вызвано на самом деле. Пусть думает, что это из-за того, что он сильно соскучился по ней, пока в течение пяти дней сопровождая караван в пустыне с вахамунцами, выдвинувшими очередную гипотезу, для подтверждения которой надо на несколько дней отправить в опасную зону пустыни, находящейся в господстве не слишком дружелюбно настроенных пустынников.