О чём молчат стены?

Будильник трезвонил десятый раз под одеялом, и только на десятый раз Серафим его точно услышал. Приподнялся, подбирая в руки разряженный за ночь гаджет и вперился взглядом в экран, переваривая "хуечальник" на экране. Мозг, кроме как "умираю" – сформулировать ничего логичного не смог, что смягчило бы опоздание на два часа. Хотелось, конечно, прокопать ложкой туннель, сбежать по канализации, и жить тихой, одинокой жизнью пастушкой по имени Мария. Правда, было несколько проблем: ложкой можно было прокопаться только к соседям, канализация место не шибко приятное, да и на Марию Серафим немного не смахивал. – Алло? – немного прижимает нос, пытаясь сымитировать насморк. Начальник не орёт. Тихий, далеко не мирный голос спрашивал у Серафима, где он, мать его ебать, находится. Казалось, было слышно, как точат топор. Казалось. – Я... – выдерживая драматичную паузу, Серафим собирает в голове остальные частички паззла. – Я заболел, Геннадий Витальевич... Температура под сорок, не в силах подняться с кровати... С той стороны молчание. Серафим уверен, что в нем умирает актёр. Актёр, у которого температура под сорок и насморк. "Отлёживайся" – недобро отзывается начальник. Гудки свидетельствуют о том, что, возможно, ему поверили, ибо не потребовали приехать. Или уволят. В момент, когда телефон оказывается на зарядке, а взгляд проходится по комнате – события вечера восстанавливаются в голове. И взгляд в кухню, и чертила, занимавший все мысли на момент, пока был рядом. То, как он лег с Серафимом в кровать и как снова было холодно ощущать евожные прикосновения. Дёрнулся, пытаясь снова ожить. Даже почти получилось. Вернулась боль от царапин на бёдрах и странное ощущение, что на тебя пялятся. Зато Серафим был уверен, что знает, кто именно смотрит на него каждое утро из зеркала и кто так яро сводит его с ума каждый час нахождения в этой квартире. "– Андрей спишь?" – быстро отправляется сообщение заученному наизусть номеру. Может хоть веником выгонять, но Серафим сам, один одинёхонек – как минимум ближайшую неделю не останется. И лучше всего провести это время с человеком, яро называющим другом, но явно переходящим эту границу. Казалось, чёрт повёл бы Серафима под венец той же ночью. И под венцом, вероятно, и выебал бы. "– Будто чувствовал что я проснулся" – строчит Андрей. Серафим уверен, что слышит, как он в другом конце города размешивает себе кофе три в одном под шансоновую мелодию. "– Чё случилось" – спрашивает сообщение спустя пару минут неловкого молчания и попыток подобрать нужные слова, не звучащие как прямой билет в дурку. Набирал Серафим долго. Нет, не глупо тыкая в клавиатуру и вспоминая где на ней буквы. Нет, не печатая долгую исповедь про теоретическую измену с чёрт знает чем. Вероятно, чёрт правда знает, что он такое. Да и нельзя изменить тому, кто второй год тебя откровенно динамит, но и далеко не отпускает. "– Долгая история. Можно у тебя на недельку другую задержаться?" – всё-таки отправляет самый оптимальный вариант. Вариант, в котором нет никакого сумасшествия и странности. Ну, почти. Пока что. "– ок" – приходит почти сразу. "– Расскажешь" – прилетает следом. Взамен ничего не попросил, и не стал сливаться. Вообще идеальный мужик, думалось Серафиму. И думалось так абсолютно всегда.

***

Буквально через час Серафим стоял у Андрея на пороге с крупным рюкзаком и упорно звонил в квартиру, разве что головой об дверь не бился. Пересёкся с хтонью лишь раз, а уже нужен выходной. Много выходных. Много выходных и больше никогда не ходить в церкви, вспоминая страстное желание поебаться на алтаре. Возможно, чёрт говорил это не из озабоченности, а в попытке доказать, что ничего, что считается святым – Серафима не спасёт. Если б не рога – задумался бы о том, что это какой-то безумно влюблённый ангел. – Блять, прекрати. – выглядывает из квартиры лохматая, заёбанная рожа с недельной щетиной. Серафим глазеет на это долго. Не здоровается, не идёт вперёд – просто смотрит, пытаясь понять, депрессия это, каникулы от ухода за собой, пьянка или просто Серафим никогда не жил с Андреем и не наведывался внезапно. – Чё? Ну, побриться не успел. Проходи. Дверь раскрывается шире. Тихо здороваясь, Серафим всё-таки делает шаг в чужую квартиру. Снова не по себе. Что-то не то. Что-то явно не то, но возвращаться не хочется. Снова быть одному, ходить мимо той же кухни, где на столе остались окурки и на часах время снова шло как надо. – Что у тебя случилось, что тебе внезапно пригодился ночлег на столько времени? Сортир сломался? – Андрюша заруливает в ванную. Серафимова новая однушка явно проигрывала двушке Андрея. – Да нет. Обещай что не сдашь в дурку. – обувь оказывается на коврике на пороге. Андрей выглядывает из ванной с мокрыми волосами и пеной, размазанной пока только по подбородку. Глаза у него удивлённые. Серафим на языке чувствует невкусные обеды психушки и пружинистые кровати. – Бля буду не сдам. – испаряется обратно в ванную. На стол из рюкзака Серафим выбрасывает печенье, купленное чтобы прийти якобы "не с пустыми руками". – Так что? – Ну, короче, – тяжёлый вздох. Как-то неправильно рассказывать всё. Частями нужно. Хотя Андрей вполне себе вытянул бы и полную историю, вплоть до мельчайших подробностей, кто и как выгибался. – Ощущение, что у меня дома домовой завёлся. – сам включает чайник. Слышит хихиканье из ванной. Становится будто бы обидно. – Да не смешно, блять! Это пиздец! – И что мог натворить домовой, что ты прям съебался из квартиры в чужую? – Серафим заглядывает в ванную. Вид менее уставшим не стал, зато чуть более опрятный. Будто Андрюша в процессе выхода из запоя. Судя по тому, что мусорка заполнена только доставками и бумажками от конфет – никакого запоя не было. – Знаешь, если его оставить одного и не кормить – лучше не станет. Зависло молчание. Андрей, пытаясь вернуть себе более молодой вид, иногда поглядывал на гостя. Гость же переваривал информацию. – И что с ним по-твоему делать? – вырывается нервное. – Прикорми его. Чем там обычно домовых кормят? – смывает с лица остатки пены, забирает зубную щётку из стаканчика. – Я с таким не сталкивался. Упоминать про то, что Серафим прикормил этого домового собой и тем же вечером, совершенно для себя неожиданно – был не против кормить на постоянной основе, абсолютно не хотелось. Лишнее, наверное. Глупейшее решение в жизни было бы. – Не помогло. – чайник в кухне щёлкает. Серафим по-хозяйски достаёт две чашки, печально замечая, что почти вся посуда в мойке. Очень давно. Не залитая водой. Проще было бы купить новую посуду. – А чем кормил? – Андрей усаживается на скрипучий уголок, чуть отодвигая стол. Оборачиваясь, Серафим готов поклясться, перекреститься и трижды упасть в обморок – видел тень своего чёрта. – Собой, блять, – произносит на грани иронии, стараясь не пялиться в проход так глупо и перепуганно. Ещё чего не хватало – принести этого чертилу в чужую квартиру. – Ну чем их можно кормить, ну блять... – О, я думал, что такую оплату принимаю только я. – довольная улыбка расползается по лицу Андрея. "– О, родной, – нёсется в полупустой голове, мысли в которой снова сосредоточены лишь на одном. – Ты и приблизительно не понимаешь, как выглядит эта оплата и как после неё можно ёбнуться." Чай пили молча. Молчал, конечно, только Серафим – у Андрея накопилось чего рассказать, да с таким энтузиазмом, что перебивать неловко, а слово вставить некуда. Слыша моментами шорох собственной, а потом и чужой куртки – уже было и не слышно, о чём так долго и упорно рассказывает Андрюша, хлебая самый дешёвый чай в пакетиках, который был найден на полках пятёрочки. Возможно, его даже бесплатно отдавали, а судя по вкусу – и платили за то, чтобы кто-то это забрал. – ...Вот так я и попал в список Форбс. – заключает рассказ Андрей. Серафим вскидывает брови. – Ну нихуя себе. – демонстрирует всю суть удивления. Андрей и правда умеет отвлекать от всего вокруг. – Заебись, хуй ты чё слушал, конечно, – поднимается, отходя к мойке. Смотрит недолго – кружку ставит на вершину горы, создавая новый Эверест. – Никакого списка Форбс, просто было интересно, обратишь ты внимание хоть на это. Куда ты пялишься там? Шагами Андрей меряет кухню, коридор. Молчит. Видимо, ничего нет. Видимо, простые смертные хтонь Серафима увидеть не могут. И услышать. И вообще дел с ней никаких не имеют. – Да задумался просто. – отмахивается от своего ужаса. Андрей возвращается. – Глаза у тебя были такие, будто ты не задумался, а в трипе увидел в коридоре преисподнюю. Серафим уверен, что Андрей читает мысли. Не ворует так же, как домашняя хтонь, но точно читает. Судя по тому, что эта рогатая гадость явно привлекала внимание, в коридоре была преисподняя.

***

– Есть кровать, есть диван. Диван раскладывать не буду, брезгуешь спать на моей кровати – стели сам. – щеголяет по своей квартире Андрей в одной только футболке с трусами. Серафим, конечно, всё, что хотел увидеть – увидел уже давно, но находиться в чужой квартире было непривычно. – С тобой лягу. – заключает спокойно. Так лучше. С человеком будто бы надёжнее – и Серафим почти слышит, как цокает языком его чёрт, пролетая по квартире сквозняком, параллельно лапая. Андрей тоже дёргается будто бы от холода. "– Урод! – вспыхивает внезапно. – Мало того, что меня, – злобное тарахтение в голове не унимается. – Так ещё и Андрея лапать полез!" Серафим лезет под одеяло. Он на больничном. Андрей на фрилансе до момента, пока его не вытянут день-другой посидеть на каком-нибудь консилиуме и повтыкать на презентацию. – Разумно, – Андрей пододвигается чуть ближе, приобнимая. Глаза прикрывает. – Доброй ночи. Серафим уверен, что сходит с ума. Абсолютно точно сходит с ума – слышит, как хтонь передразнивает слова Андрея. Андрюша этого явно не слышит. – Ты спать собираешься? – аккуратно спрашивает, неаккуратно подвигаясь ближе. – Нет, просто по приколу лёг в кровать, пожелал доброй ночи и закрыл глаза. – шипит Андрей, явно пытаясь заснуть. Не покидало чувство, что хтонь следит. Не покидало желание выбесить эту самую хтонь. Серафим придвигается ещё ближе – аккуратно целует Андрея в губы, быстро отодвигаясь. Тот всё-таки распахивает глаза. Тогда Серафим уже не лезет с детскими поцелуйчиками, лезет с языком и руками под футболку. Сошёл с ума. Сошёл с ума. Сошёл с ума. Сошёл с ума. Сошёл с ума. Сошёл с ума. Сошёл с ума. Определённо сошёл с ума, потому что двигала Серафимом не симпатия, не любовь и не желание близости, а ёбаное ощущение, что кто-то смотрит, не сводя взгляда. Отстраняется Серафим – Андрей не желает ничего прекращать, сам льнёт поцеловать, переворачивает Серафима на спину, нависая сверху. Его руки ощущаются аккуратными прикосновениями по рёбрам и ниже, по исцарапанным демоническими ногтями бёдрам. – Подожди. – всё-таки останавливает Андрея, явно готового на всё здесь и сейчас. Конечно, он-то не чувствовал на себе пристального слежения последние несколько месяцев и не пожинал плоды своего... Своего чего? – Что? Что-то не так? – спрашивает аккуратно. Так же нежно. В глаза смотрит – и Серафиму нравится, что они живые. Что не вырывают душу из тела, мысли из головы, что Серафим может запросто отвернуться и весьма меланхолично проговорить: – Я ещё не отошёл от того, что произошло дома. Давай в следующий раз. Глаза Андрей округляет. Как минимум потому, что не он это начал. Как максимум – Серафим не рассказывал, что именно случилось. – А что произошло дома? – снова валится на место рядом. Вдох-выдох. После двух секунд раздумий – желание рассказывать улетучивается. Андрей ждёт ответа и явно не планирует внезапно засыпать среди диалога. – Да хуйня просто, – аккуратно сливается, чуть отодвигаясь. Андрей не возражает. Появляется слабое такое ощущение, что гравитация вот-вот утянет Серафима либо в преисподнюю, откуда вылезло внеплановое домашнее животное, либо просто на пол. – Доброй ночи. – Доброй. – отзывается скептично, переворачиваясь на другой бок. Серафим всё-таки подвигается ближе, надеясь не упасть с полутораспальной кровати, от которой гостю досталось явно меньше половины.

***

Просыпаться не в своей квартире было явно комфортнее, не смотря на то, что сияющий серый пристальный взгляд всё ещё был направлен на Серафима из обратной стороны реальности. Или с балкона, или из-под кровати, или из дверного проема – не суть важно откуда. Главное, что противное чувство никуда не делось, но, что ещё главнее, рядом есть кто-то. Не найдя рядом живой тушки – выглядывает в коридор. В гостиной бы тарахтели динамики ноутбука. Если звука нет – значит и людей там нет. Ни в коридоре, ни с сигаретой на балконе, в туалете, ванной, кухне – ебальника хозяина квартиры не было обнаружено. Сука, даже не предупредил. – Блять. – печально вздыхает Серафим, включая чайник. – Да-а-а, – протяжное согласие со скрипучего стула уже знакомым голосом. И оборачиваться не хочется. Серафим спокойно достаёт две чашки. – Мне кофе. Заварной, три ложки, а лучше было бы в турке. Есть свежего помола? Серафим, ради своей же целостности, наверное, прикусывает язык. Смотрят на него спокойно, с толикой интереса. – Есть только растворимый и три в одном из пакетика. – проходится взглядом по полке. Банка с кофе явно пустовала больше недели, судя по налёту пыли. Взгляд падает на Диму, разглядывающего чужие апартаменты. – Нет кофе. Будешь чай? – Налей кипятка. – уставше заключает, пересаживаясь на подоконник. Задницей сдвинул цветок, перешедший во владения Андрея с момента заезда в квартиру. Удивляло, как это растение все ещё осталось живо сквозь... Года? – Кипяток тебе. – чашка проезжается по столу ближе к Диме. Серафим свою хтонь обходит подальше. – Чай мне. – сев на противоположном конце, притягивает к себе свою кружку. – Чем я тебя сюда притащил? Что мне нужно было оставить дома? – О-о-о... – тяжело вздохнув, тянет Дима. Печальный взгляд в окно перемещается на Серафима. – А что это ты внезапно перестал хотеть меня видеть? Серафим отворачивается. Появляется чувство, что если упорно игнорировать, то эта хтонь испарится, рассеется в воздухе, перестанет быть материальной и в целом унесёт за собой ебучее чувство бесконечной слежки. Пока это привело только к скрипу уголка, шатающемуся чаю и твёрдому ощущению, что поворачивать голову не стоит. И правда не стоит – по шее проходится губами, ведёт языком, прижимает к себе Серафима. С одной стороны, хочется повернуться к нему, ответить, и мыслями Серафим уже валит на старый скрипучий уголок свою хтонь. Рациональная часть всё ещё позволяет не сдвигаться с места, просто расплываться, пока от жадных прикосновений разбегаются мурашки. Хлопает входная дверь. Серафима отпускает и желание прижаться, и в целом чужие руки. Шорох куртки Андрея, разлетающаяся обувь, кряхтение с пакетами. – Давно проснулся? – Андрюша удивлённо вскидывает брови, заметив в кухне лишнюю фигуру. Затем медленно, но верно переводит взгляд на кружку с кипятком, стоящую в другой стороне стола. – Кто-то заходил? – Нет, никто не заходил. – выдавать не хотелось. Неизвестно, как отреагирует, а оставаться дома один на один с чёртом не хотелось. Кружку притягивает к себе. – Моя. Только проснулся. Не понял. – говорит быстро, резко, слова будто выплёвывая. Андрей не переспрашивает. – Нихуёво у тебя, конечно, крыша поехала дома. – из пакета, наравне со здоровыми продуктами (двумя картошинами) достаёт полуфабрикаты и всё вредительно-губительное. – Может тебе успокоительные попить? – Да, надо бы. – так же выпаливает, пытаясь хлебнуть чаю и успокоиться. Кипяток, что удивительно, абсолютно не успокоил. – Серафим, – аккуратно забирает из рук, видимо, подопечного – кружку с горячим чаем. – Чё-то случилось? – пододвигает стул, садится напротив. Серафим снова видит мелькнувшую в проходе тень. – Сон плохой приснился. – продолжает бессмысленную историю. Стирает с шеи явно осязаемую слюну. Сердце колотится. – Да блять, не обращай внимания. – Действительно. – Андрей бурчать начинает недовольно. Запуганный гость, явно отказывающийся от всех прелестей совместной жизни, точно не был спокойной компанией на вечерок. – Я к тебе ведь абсолютно равнодушен, и в квартиру пустил только потому, что мне похуй, кто тут живёт и мотает электричество. Сарказмом обдало будто огромной волной на пляже. Прохладно, ещё и ветер подул. Говорить про домашнюю хтонь всё равно не хотелось. Неправильно, наверное. Нехорошо тащить в чужой дом всякую гадость, долго об этом умалчивать а потом вываливать. Поэтому лучше молчать до последнего. – Просто спал плохо. – поднимается, чтобы помочь разложить продукты. Андрей тянет к себе. – Как убитый. Невозможно разбудить. – улыбается уже в губы. Казалось, что слабая разница между радужками улавливалась исключительно с такого расстояния. Андрей обнимает за шею, прижимается телом, целуя спокойно, отстраняется мельком, прижимаясь губами с большей силой. Серафим сам напирает, больше не даёт отстраниться, прижимается, пока не слышит грохот одежды в прихожей. Для Андрея это просто криво подвешенная куртка. У Серафима взгляд на ситуацию весьма однозначный. – Блять, – странно реагирует Андрюша на свою куртку. Серафиму не хочется выходить, но приходится. – Это как? – подбирает все куртки, разом свалившиеся с вешалки. На Серафима оборачивается с растерянной улыбкой. – Наверное, тоже домовой завёлся. К кому переселяемся? В ответ Серафим только нервно улыбается. Вся верхняя одежда лежала на полу. На собственной – ревнивый отпечаток обуви. Видимо, домашнюю гадость не смущало чужое присутствие. Даже наоборот – в кухне противно хлопнуло окно, сквозняком понесло по коридору. Андрей округлил глаза. – Вот теперь не понял. – повесив последнюю – моментом хозяин квартиры ускакивает в кухню, пытаясь понять, что там случилось. Цветок аккуратно отодвинут, окно настежь. У Серафима мысли иные. Пытаясь струсить со своей куртки грязный след уличной обуви – задумывается о том, как быстро начинает тянуть к Диме и как же быстро отпускает, стоит ему просто исчезнуть. Трёт куртку всё равно, даже когда ничего не остаётся. Дима же хтонь. Какая-то жутко манящая хтонь, как один хвалёный феромон. Только без феромонов – никаких запахов Серафим не уловил. А может... – Хули ты там трёшь? Есть будешь? – кричат с кухни. Тень мелькает в спальне. – Ну, типа. – аккуратно прикрывает дверь в комнату и всё-таки испаряется в кухню.

***

Серафим, по прошествии нескольких тревожных дней, наполненных случайными тенями, стуками, падающими куртками, переставленными предметами и попытками Андрея накормить домового, всё-таки вышел на работу. От греха подальше. Всё равно хотелось испариться из любой квартиры. Судя по тому, что на работе никто не докапывался – хтонь и правда была домашней, не желающей как-либо помогать жизни и благополучию Серафима. Андрей, пользуясь случаем свободного графика любимого фриланса, просыпался достаточно поздно. Притоптался в кухне, поставил чайник. Время – половина четвертого, как любезно сообщил телефон. Через полчасика явится Серафим. Оборачиваясь к холодильнику, Андрея для себя совершенно неожиданно упирается в человека. После секундного замешательства и двухсекундных размышлений – человека от себя отпихнул, глядя совершенно ошарашено. – У тебя ровно тридцать секунд, чтобы исчезнуть, перед тем, как я вызову ментов. – Андрей со стола подбирает нож. – Приятно познакомиться... – скептично сообщает хтонь, оглядывая кухню. Делает шаг ближе, абсолютно спокойно выдёргивая нож из крепкой хватки. – Никогда не задумывался, что ты что-то делаешь не так? – так же аккуратно – забирает телефон из кармана Андрея. Сам Андрей с места сдвинуться не в силах, как бы не пытался. – В ответ могу то же самое спросить. – кажется, вот-вот зубы заскрипят. – Ты... Да какого хуя? – Дима, будем знакомы. – отложив оружие и средство связи подальше на холодильник – берёт Андрея за руку и за талию, подобно положению в вальсе. – Ну так, Андрюша, – аккуратно делает шаг вперёд. Андрей ведомо шагает назад. – Солнышко, а ты когда-нибудь вообще из дома уходишь? Андрей ожидает того, что неизвестная доселе фигура будет вальсом водить его по кухне. Но явно не того, что усадят на подоконник. Для себя Дима отмечает только то, что Андрей заметно спокойнее, податливее и явно ведомее Серафима, раз сейчас не грозится выйти в окно, а только спокойно смотрит в глаза. – Может тебе мой график расписать? Или сейчас уйти, оставить ключи от квартиры? Закроешь, как всё вынесешь. – взгляд увести не может. Чужие холодные руки лезут под футболку, Андрей всё-таки прижимается к стеклу спиной, зажмурив глаза. Отворачивает голову, вцепляется руками в края подоконника, будто бы боясь упасть в закрытое окно. – То, что я хотел бы вынести, у тебя сейчас не находится, – аккуратно избегает упоминание Серафима, словно боится подставить его собой. – Ну и ты сойдёшь. – Странный ты домовой. – глаза всё равно не раскрывает. Нет в этом ничего хорошего, ни к чему полезному это не приведёт. Чужие холодные руки проходятся по груди, высоко задирая футболку. – Заебали со своим домовым, блять, – острой кромкой зубов вцепляется в шею. На Андрея Дима действовал явно иначе – возразить не может, только шипит болезненно, надеясь, что это что угодно, кроме желания убить, вырвав сонную артерию. Перекусить. Или просто перегрызть глотку. – У вас нет других вариантов? – В душе не ебу. – всё-таки толкает в грудь, упирается в Диму коленями, не подпуская ближе. – Глаза раскрой. Андрей слушается. Взгляд падает на ярко-красные рога, сначала, при взгляде мельком – показавшимися просто странным ободком. Взгляд далеко не человеческий, чисто гипотетическое отсутствие дыхания, которое Андрей сейчас точно не ощущает на своих губах. – Судя по уебской бороде – ты Бафомет. – Выпаливает Андрей, не в состоянии улизнуть от Димы. – Как мило, – Дима цедит сквозь зубы, не отодвигаясь ни на миллиметр. Андрей сам дышать перестает. – Ты меня даже почти не оскорбил. Прикусывает губу Андрею, прикрыв глаза. Сопротивления не следует. Андрюша жмурится, мычит недовольно, когда от напора острых зубов на нижней губе выступает кровь, мешается в поцелуе. Прикосновения окончательно перестают быть противными, укладывает руки на плечи Диме, всё-таки давая ему прижаться ближе и удобнее. – Мчал как мог, – хлопает входная дверь. – Андрей? Андрей почти уверен, что понял, по какой причине Серафим отказался быть один и перебрался в чужую квартиру на небольшой срок. Возможно, небольшой только пока. – Я тут. – сообщает, спрыгивая с подоконника. Чайник давненько закипел, по ощущениям остыл. Пятнадцать минут пролетели в абсолютно странном темпе. – Я пиво взял с чипсами, короче, – выкладывает из рюкзака недавно купленные богатства на стол. Андрюша растерянно трёт губу, чуть хмурясь. – Что такое? – Может сходим на выходных, ну, типа, в церковь? – улыбается слабо, морально отходя от произошедшего. – О, – выдох. И будто бы стоит рассказать. Но будто бы неправильно говорить об этом... Настолько поздно. – Можно, наверное. – Забились. В воскресенье давай. – кивает сам себе, с бутылкой пива уходя в гостиную. Серафим уверен, что Андрею сейчас нужно далеко не пиво.

***

Пиво пустыми бутылками укатилось под диван, на ноутбуке давно без внимания доигрывал фильм, название которого забылось так же быстро, как у Андрея испарилось пиво. Титры точно уже никто не смотрел – Андрей вжимал Серафима в разложенный диван, любезно подоткнув под замучанную за день шею мягкую подушку. Намного больше нравилось хвататься за Андрея, жадно лапать его со слегка расслабленным рассудком, поддаваться даже на случайные прикосновения. Это искренне – оттого и правда приятно ощущать Андреевы губы на своей шее, снимать с него футболку. Серафим остаётся в одном белье, жадно цепляясь взглядом за Андрюшу, кидающего свою и чужую футболки на пол. – Может в спальню переберёмся? – выдыхает Андрей уже в губы, прикусывая нижнюю. Серафим утягивает в поцелуй, тянет на себя, всеми движениями, прижиманиями и попытками облапать абсолютно всего – выказывает своё нежелание перемещаться с нагретого места. – Скрипит сильно, – чуть морщит нос – Андрей слабо кусает за кончик, улыбаясь. Трусы с обоих улетают к футболкам, на старый ковер. – Давай тут. Андрей кивает. Серафим послушно разводит ноги, дождавшись, пока Андрей вернётся с презервативом в зубах и маленьким тюбиком смазки, щёлкающим с таким привычным звуком. Пальцы оказываются внутри – Серафим, чуть напрягшись, уводит взгляд в сторону. Дышать становится будто тяжелее, но дышит, раскрыв рот. Стоит Андрею добавить ещё палец двинув глубже – с уст срывается стон. Неудобно так – зато Андрею нравится поглядывать на покрасневшую мордашку, нравится ловить на себе взгляд из-под полуопущенных ресниц. Пальцы сменяются членом – становится будто бы немного больнее. Укатываясь под спину – шелестит обёртка презерватива, сминается плед, накинутый, чтоб не сорить на диване. Андрюша чуть подтягивает Серафима на себя, входит резче, за пару аккуратных движений кажется, что никого кроме них тут быть не может. Не волнует ни хлопнувший ноутбук, ни задёрнутые шторы, сделавшие комнату вмиг эротично полумрачной, с багровым оттенком от заката и темных занавесок. Андрей моментом замирает, Серафим переводит дыхание. Всё-таки открывает глаза, взглянув вперёд немного мутно. Кажется, смотреть не стоило. – Не помешаю? – по голой груди Андрея проходится рука с чёрными, острыми ногтями, по шее язык – и сдвинуться он так же не может. Ресницы дрожат, руками опирается на Серафима. Искренность выветривается – уступает место только блядской наигранной похоти, пришедшей вместе с чёртом, прикусывающим Андрею мочку уха. Серафима не клинило так от Димы – точно уверен. Помнит, как пинался до последнего, как думал о том, что скорее убился бы об стол, чем на нём же отдался хтони. Сейчас нет ни желания, ни сил сопротивляться. – Не больно? – Дима тянет Андрюшу за волосы, укладывая головой Серафиму на грудь. От сдавленного выдоха, приглушённого отголоском стыда, у Серафима по коже мурашки разбегаются. – Нет. – отвечает тихо, цепляется за Серафимку, который, вроде как, даже не против – такого Андрея он не видел никогда. Плывущего, пассивного, жмущегося ближе и будто занимающего совсем другую позицию. Возражать Серафим не стал. Зарылся рукой Андрюше в волосы, чувствуя, как его тряхнуло лишний раз. Дима проводит рукой по позвоночнику хозяина квартиры, снова щёлкает тюбик смазки. Серафим и не помнит, в какой момент времени её забрали, когда всё началось. Андрея снова притягивают к себе, прижимают, чуть сжав горло. Серафим глаза распахивает – кажется, будто этим двум и так нормально. – Блять! – голос Андрея звучит на пару октав выше, немного визгляво, по инерции движение передаётся Серафиму, и кажется, что всем руководит Дима, которому происходящее нравится исключительно таким вариантом. Серафим будто перетягивает внимание на себя – простанывает демонстративно громко от резкого движения. Андрюша немного возвращается к реальности, опирается по обе стороны от Серафима, пытается сосредоточиться на нём, движения выходят рваными и мелкими, пока Дима снова слабо сжимает руку на шее Андрея. И Серафиму будто бы хватает, будто бы устраивает такая участь – смотреть на Андрея, плавящегося от мелких, резких движений, случайно заглянуть в глаза чёрту и совершенно забыть, с чего всё начиналось, просто пусть совершенно неловко, но двигаться самому, покуда Андрей не в состоянии. – Не утруждайся, – Дима тянет Андрея за волосы, прижимается к нему бёдрами, вырывая из лёгких весь воздух. – Солнышко, – обращается совершенно ласково, и Серафим впервые слышит голос Андрея настолько ярко. – Расслабься. Андрей будто и вправду расслабляется, и будто бы зачарованного Серафима это удивляет – как он поддаётся на прикосновения, стонет на каждом движении, передающемся Серафиму. Плед стянулся, Серафима вовсе выбило из колеи реальность происходящего – просто прикрывает глаза, требовательно сжимая руку Андрея, переплетая с ним пальцы. Андрюша кончает первым – протяжный стон заканчивается вскриком от сомкнувшихся на шее зубов. Валится Серафиму на грудь уставше, Дима прижимается бёдрами, больно тянет Андрюшу за волосы, заставляя не закрывать шею. И хочется забрать Андрюшу из чужой наглой хватки, но от последних, выжимающих всё, и силы и голос движений, доводящих до пика и блаженных судорог – не хочется ничего. Андрей в себя приходит только тогда, когда Серафим в комнате взглядом не находит Диму. Андрюша выходит из Серафима, просто валится рядом, не отпуская руку. И вроде как-то неправильно. Что-то будто бы не то. – Из-за этого ты ко мне приехал? – тихо обращается Андрей, прижимая к себе Серафима. – Из-за него. – всё-таки признаётся. Андрей кивает, мол, понял. Сейчас – точно понял, по какой причине Серафиму срочно нельзя было оставаться одному. – В воскресенье в церковь. – Однозначно.