Однажды в Англии

В гостиной Екатерина застала Александра в обществе графини Ливен. Правильней было бы сказать, что о присутствии Дарьи Христофоровны ей известно стало ещё из коридора, когда она услышала ее характерный, манерный смех. То, как графиня с лёгким придыханием произносила «Алексааандр Пааавлович», бесило девушку почти так же, как манера её брата флиртовать практически с каждой с ним говорившей женщиной младше сорока пяти. Екатерина остановилась у дверей, не заходя в комнату и, бросив туда лишь беглый взгляд, прошла к себе, громко произнеся приветствие прямо на ходу. Кажется, Александр не заметил ее промокшего насквозь платья или сделал вид что не заметил, но она услышала в ответ на русском только: «здравствуй, Катя!» Это было странно, но она была рада уже хотя бы и тому, что от неё никто не требовал принять участие в этом чаепитии. Поднявшись к себе, она,с наслаждением сбросив мокрую одежду, окунулась в ванную. Горячая вода заставила кожу покалывать иголочками и девушка ощутила, как сильно она замерзла и была напряжена. Шишка на лбу выглядела не так уж страшно, зато на груди и на колене фиолетово-синим отпечатком проступили большие синяки. Она лежала, закрыв глаза и вспоминая обо всём,что сегодня было, словно это ей приснилось. Этот разговор в карете...Неужели она дала согласие куда-то с Уильямом вечером идти? Неужели он её позвал? Это что же...свидание...? Екатерина открыла глаза и стала рассматривать узорный потолок в ванной, чувствуя, что её тело реагирует на эту мысль странно. В груди учащенно забилось сердце, а внизу живота ощущалось напряжение, как будто бы она приподняла что-то тяжёлое. Она вновь вспоминала прикосновение руки Уильяма к своей руке,и даже само воспоминание об этом в ней вызывало возбуждение. Она сошла с ума. Он ей не может нравиться...это просто сострадание. Ей стало жаль его и только потому.... Глубоко вздохнув, она закрыла вновь глаза и позволила воображению нарисовать безумную картину: она садится на колени к Уильяму прямо там, в карете, чувствует прикосновение к шее его губ... Его рука скользит по мокрой ткани платья, вниз, под юбку и эти пальцы поднимаются вверх, по обнажённой коже и ныряют всё глубже... От этой мысли девушка инстинктивно выгнула поясницу, сжала вместе ноги и с силой закусила губу. Лежавшая на краю ванной рука соскользнула в воду и,вторя ее мысли,очертила путь от шеи вниз, между груди с затвердевшими сосками, по животу и пробралась между бёдер. Через несколько минут, она, опустошенная, с кружащейся головой, пыталась сфокусировать свой взгляд на висевшей на стене картине - пруд с кувшинками. Она представляла себя такой кувшинкой... И что она лёгкая, красивая, живёт в таком пруду... Лёгкий стук в дверь от неожиданности заставил на секунду уйти с головой под воду. –Катиш, ты там? - услышала она голос Александра. –Я скоро выхожу! - она схватила полотенце и вытерла лицо. *** –Никаких иллюзий. Я знала, что рано или поздно это произойдёт. Когда мужчина тебя младше, а ты стареешь, рано или поздно у него перестанет на тебя вставать. Это жизнь...я помню начало нашего романа...господи, между нами была такая страсть! Он задрал мне юбку на первом же свидании и сказал, что никогда ещё не видел такой красивый зад. И я подумала: да уж, вот это принц! Впрочем, всё они развратники...но Уильям оказался действительно хорош. Мне, знаешь, было вообще-то с чем сравнивать...Кто-то скажет: но ведь никакой романтики! Но и черт бы с ней! Я про себя тогда решила: от этого мужчины я бы родила детей! Я почувствовала тогда, какой он на самом деле...добрый, чуткий, надеждый, как скала! И в глубине души такой чувствительный и нежный..Мне слишком повезло...Он мог бы бросить меня раньше, но не бросил...и если он это делает сейчас, то разорви меня на части, но у него на это есть очень веская причина. И я знаю,что причина- вот эта русская княжна! Я знаю этот тип женщин - они сердца мужчин не покоряют нежностью или красотой... Они берут их приступом. Они в душе сами, как мужчины. Знают, чего хотят...в их натуре есть безуминка. Да, хоть Уильям всегда и говорил, что ненавидит таких баб, но это ведь у них семейное...у Ганноверов половина чокнутых... - Дороти икнула и, сидевший рядом в клетке большущий красно-желтый попугай с воплем повис на своём клюве, держась за жердочку. Почти опустевшая бутылка из-под шампанского стояла на трюмо, на которые Дороти взгромоздила ноги. Покачивая в руках бокал, она подумала с усмешкой, что шампанское не самый подходящий к ситуации напиток. Ей подошла бы больше водка. Уильям вернулся и вновь ушёл куда-то полчаса назад. Она ничего ему не говорила, но подозревала, что этот хмурый его вид связан вовсе не с их разрывом. «Дора, ты можешь с детьми жить здесь еще какое-то время. Правда, учитывая состояние долгов Джорджа, возможно, наше содержание будет урезано. Но я буду выплачивать тебе каждый месяц сумму, чтобы ты могла не думать о деньгах.. »- вот единственная фраза, которую он ей сказал. Не думать о деньгах! Когда она вообще о них думала? Она жизнь свою отдала сцене и ему. И сцену из-за него оставила. Она могла бы ещё играть, но Уильям настоял, чтобы она после рождения Амелии осела дома и воспитывала их детей. Она могла бесконечно рассказывать попугаю о закономерности своей судьбы, но при одной мысли, что Уильям, ЕЁ Уильям будет теперь с другой, ей хотелось взять бутылку этого шампанского и размозжить кому-нибудь голову. Она ждала и боялась этого момента все эти двадцать лет, но не предполагала, что ей будет настолько больно. Конечно, она не подала виду. Она достаточно умна. Она ведь знает, что он ненавидит женские истерики. Ей нечем удерживать его, кроме детей. Но её пример показывает, что даже их наличие в таком количестве не даст актрисе возможность за принца выйти замуж. Но больше прочего злило Дороти сейчас, что Уильям, кажется, имеет действительно серьёзные намерения на счёт этой русской выскочки, которую он сам недавно ещё ругал. Почему она так решила? Да потому что сегодня он трезв, когда она сама пьяна. Потому что он уже который день такой серьёзный, нервный. Вспомнил, вдруг, что у него есть там какой-то ДОЛГ. Потому что он водил её в их театр,за кулисы (сучка Глэдис ей всё рассказала). Он никого туда раньше не водил! Потому что она, в конце концов, подслушала их разговор там, в кабинете! Она так надеялась Екатерину напоить и выведать её намерения... И каково же было ей понять, что девчонка эта к её мужу(да-да, пусть не перед законом, но перед Богом!) сама неровно дышит. Эта стерва решила его на себе женить. Точно решила. Господи, да зачем ещё она приехала сюда? Возможно она сама ещё не заявила о таких намерениях, но она-то, Дороти,не первый год живёт. Уж она-то разбирается и в женщинах и в мужчинах. А сколько о любви сыграла пьес! Она видит то, чего другие не замечают. –Пусть Уильям от меня ушёл... Но его эта девчонка не получит. Ни за что! Покачиваясь, Дороти подошла к секретеру в спальне, открыла ящик, достала бумагу и перо. Первой её мыслью было написать Джорджу, но она быстро отмела её. Этот такой тюфяк... Нет, тут надо подойти с другого краю. Дороти села за стол и, покусывая перо, принялась сочинять послание. Сегодня у неё будет злая роль, но жизнь это не трагедия Шекспира. Она гораздо хуже. *** –Ваше Высочество, какие намерения у вас на эту девушку? Скажите мне, я должен знать. Уильям шел, погруженный в раздумья, и только этот вопрос Чарли заставил его прийти в себя. Бестактность слуги его давно не удивляла, он ценил Чарли именно за то, что тот прямо говорил ему то, о чем промолчат другие. Удивляла Уильяма невероятная прозорливость своего дворецкого. Иногда ему казалось, что тот читал его мысли, и от этого становилось жутковато. –О чем это ты? Не понимаю...-небрежно ответил он. –Ваше Высочество, я знаю вас давно. И я вас таким, как вот сейчас еще не видел. С вами что-то происходит. Вы либо сходите с ума, либо вы влюбились. Право, я не знаю, что хуже. Все признаки на лицо. Любовь это, знаете, тоже своего рода болезнь... Уильям хотел рассердиться, но не смог. Надо сказать, что он был в таком замешательстве, что если на кого и злился, то только на себя. Чарли говорит, что таким еще его не видел, но так и сам он себя таким не знал. Что-то изменилось после того злосчастного поцелуя. Он шел к княгине уверенный в себе, и бросивший себе же вызов. Ради Джорджа. Ради их семьи. Он этим поцелуем хотел Екатерину подразнить, шокировать, сбить с толку, но она, кажется, через поцелуй его чем-то отравила. Он вполне мог допустить, что она пробудила в нем обычное плотское влечение, но это чувство он неплохо знал. А вот то, что княгиня последнюю неделю снится ему ночами, и у него едва не остановилось сердце сегодня в замке, когда она заплакала, было из ряда вон. Он убеждал себя, что его ужасное состояние в эти дни связано с семейными делами.В голове смешалось все...отец, Кэтрин, Шарлотта, брат..он думал о семье и каким-то образом Екатерина попала будто в этот список. Она влилась куда-то глубоко, впиталась незаметно в его мысли, чувства, как вода в почву. Он хотел ее физически, но с этим можно было справиться.Хуже всего то, что он о ней переживал. Он больше не видел в ней самовлюблённую выскочку. Он видел отчаянно храбрящуюся, страдающую девушку, с гордым сердцем, которую никто не понимал. –Чарли, -он остановился посреди улицы и взволнованно спросил. -Думаешь, стоит вести ее сегодня в город? –А куда вы хотели отвести ее? –В Сидденс. Чарли задумчиво почесал покрытую щетиной щеку. Уильям не понимал, какого черта он с ним советуется, но с кем еще ему об этом говорить?Он что, действительно влюбился?В сорок девять лет? Тогда скорее он просто сошел с ума. –Я так скажу. Если вы отведете ее в Сидденс и ей там понравится, то вы смело можете с ней спать.У вас еще целая неделя до ее отъезда. –Идиот!-Он стукнул его своей шляпой.-Ты не можешь так говорить со мной, ты, дурень, это понимаешь? Всё, хватит! Проваливай домой! -вспылил он наконец. –Я вас не оставлю. Я вас охраняю. Вы принц. Вы не можете ходить одни. –И что? Мы в центре Лондона! Думаешь, на меня кто-то нападёт? Лучше встретиться с бандитом, чем слушать всю эту твою чушь! –Я думаю, вам нужен кто-то, кто защитит вас от вас самого. И уж тем более в Сидденс. Я вам не буду мешать соблазнять княгиню, обещаю.. –Я её не собираюсь соблазнять! Да я ей в отцы гожусь! - с каким-то злым отчаянием воскликнул он, подумав, впервые в жизни, что он старый... –Многим женщинам это нравится. И многим мужчинам нравятся старые женщины...они обычно хороши в постели. –Заткнись уже! И не вздумай что-то такое ляпнуть при ней про постель! Они как раз дошли до Пикадилли, и Уильям посмотрел на дом, где как обычно зашторены были все окна. Уже потихонечку смеркалось, и на Лондон опускался сиреневый, матовый туман, который будто бы готов был скрыть все, что может произойти сегодня. Уильям не понимал, зачем он хочет отвести княгиню на ужин в Сидденс и уже тем более не представлял, что будет делать после ужина. Он вообще уже ничего не понимал, кроме того, что должен ее увидеть. А что если дома её брат? Насколько ему было известно, сегодня Александр должен быть в гостях у лорда Каслри,где будет большой званый ужин. Он,кстати, тоже приглашён и было еще не поздно изменить все планы.... Что если Кэтрин туда пошла? Или Александр предпочёл провести вечер дома? Уильям так стоял перед калиткой, прячась в пространстве между кустом отцветающей магнолии и фонарем, гадая, как сделать лучше, пока стоявший сзади Чарли не ткнул в сторону окна. –Я,кстати, несколько минут назад там видел женщину. Она на вас смотрела. Наверное, княгиня Кэтрин. Вы так и будете стоять в кустах? Вы думаете, что вас не видно? Уильям не успел ответить, потому что дверь дома открылась и на ступеньках появилась она сама, одетая в фиолетовое платье( он отметил, что траур "отменен") и накидку с капюшоном. В руке был зонтик трость. Княгиня что-то крикнула в глубь дома, сбежала вниз и подошла к нему. Её лицо в тумане и в бледно-желтом свете фонаря казалось призрачным и бледным, и когда она вложила свою одетую в перчатку руку в его ладонь, слегка пожав, он даже удивился, что она не привидение. –Ваше Высочество, давно вы тут стоите? И почему не зашли? У меня есть в доме выпить.-Екатерина улыбнулась, гораздо на вид более спокойная чем он. Он оценил ее иронию. Возможно в этом и есть объяснение его состоянию. Он третий день уже почти не пьёт. Должно быть его организм переживает потрясение... Пока останавливал для них троих экипаж девушка спросила с любопытством: –Вы что, пришли сюда пешком? –Туда, куда мы отправляемся, карета не нужна, мисс. -Встрял Чарли. - Хороший экипаж привлечет к себе ненужное внимание. Уильям заметил,как в лице девушки мелькнула легкая тревога, которую она попыталась скрыть и добавил, стараясь звучать в своей обычной манере саркастично: –Вы не боитесь? Вдруг я собираюсь похитить вас и продать в рабство? –Что ж, не думаю, что это положение будет так уж хуже для меня, - как-то странно ответила она и на короткий миг ему действительно пришло в голову, что он мог бы увезти ее...сбежать...уплыть..уехать...никому теперь не отдавать. И что-то подсказывало Уильяму, что она бы совсем не возражала. Екатерина услышала, как подъехавшему кэбмэну, герцог Кларенс бросил коротко «в Степни». Она плохо знала Лондон, но выглянув в окно минут через пятнадцать поняла, что они едут куда-то в район Ист-Энда. Чарли,как и полагается слуге, сёл на козлы рядом с кучером, оставив их в карете наедине, что, однако, не способствовало поддержанию разговора. Когда они проезжали Вестминстер, до этого молчавший Уильям неожиданно сказал: –Только у меня будет к вам просьба, Кэтрин. Не говорите никому о том, где сегодня проведете вечер. Я хочу сказать, что было бы неловко, если вы в разговоре, скажем, с леди Блэквелл случайно поделитесь своими впечатлениями о месте, куда я вас везу. Такие как она, предпочитают делать вид, что мест подобных этому и людей живущих там, на карте города не существует. Если бы только мой брат Джордж узнал о наших планах... - он вздохнул. - Он бы... Он бы.. Хм... Ничего не сделал... Княгиня рассмеялась, но с мягким укором всё же произнесла: –Мне кажется, вам стоило предупреждать меня об этом раньше. –Я могу вас высадить... Пока мы.. - он выглянул в окно и произнёс с внезапным вдруг волнением:- Взгляните, какой закат! Они проезжали по вестминстерскому мосту на правый берег Темзы, оставляя позади парадную часть города. Открывшееся оранжево-кровавое зарево на небосклоне напоминало взрыв - на фоне пламенеющего неба тонким чёрным трафаретом из тумана выступали очертания дворца. Растекаясь чёрными чернилами в отражении воды, они создавали ощущение, будто бы они едут внутри огромной, нарисованной художником картины. Весь город будто бы готов был вот-вот взлететь ввысь. В этой пейзаже было что-то одновременно трагическое и величественное и до странности для неё родное - внезапно Лондон стал напоминать Санкт-Петербург. Было нетрудно догадаться, что та часть города, куда Уильям её вёз, принадлежала к бедным кварталам, состоящим преимущественно из трущоб. Екатерина смотрела в окно кареты на выложенные грубым булыжником улицы, мрачные, с плотно застроенными линиями домов. Большая их часть выглядела так убого, что вызвала дрожь - обгоревшие фасады, занавешенные тряпками, окна без стёкол. На некоторых улицах почти не было никакого освещения, они казались мёртвыми, но если очень внимательно прислушаться и приглядеться, то можно было бы различить зловещее движение в темноте. В некоторых местах по мостовой пробегали крысы. Уильям, который заметил на лице княгини лёгкую тень страха, отвернул полы своего мундира и показал на спрятанный на поясе пистолет. –Не бойтесь. В этом коротком, спокойном замечании было что-то, что без лишних слов могло сказать о многом. Например, что рядом с ним ей нечего бояться, и Екатерина с грустью подумала, что в жизни так себя она чувствовала лишь с одним мужчиной...чувствовала настолько защищённой, что готова была бы без лишних тут сомнений отправиться с ним прямо в бой. Экипаж выехал, наконец, на более людную улицу, где слышен был шум весёлой музыки и, проехав по самой широкой части, остановился у таверны с ярко-красной вывеской. При входе привлекала к себе внимание до ужаса похожая на настоящую, насаженная на пику, бычья голова. –Так. Теперь серьёзно, - Уильям удержал её за руку. - У вас под этим... Ничего такого нет? - и поймав её недоуменный взгляд добавил: - Украшений, часиков... Не будем искушать судьбу. Держитесь ко мне ближе и всё будет хорошо. Не убегайте, как сегодня в Виндзоре. Даже если вам захочется. Я не хотел бы даже ради вас сегодня в кого-нибудь стрелять. Екатерина хотела язвительно напомнить, что в замке ОН бросил её и пропал неизвестно куда, но решила, что момент не лучший. –Чувствуете запах? В этой части города он совсем другой. Из-за фабрик и доков, - спросил Уильям, когда они очутились на улице и кэб отъехал, едва не обдав их равнодушно фонтаном грязи. Она втянула носом воздух - он пах дождём, железом и как будто бы чуть-чуть костром. –Куда же вы привезли меня? –Вы ведь хотели в Сидденс - он взял её за руку и показал на голову быка и прибитую табличку с надписью "Добро пожаловать. Но будьте осторожны - здесь могут быть не всё тебе друзья." На самом деле трактир, куда Уильям привёз её, назывался «Роберт Дьявол» и был одним из старейших питейных заведений в Лондоне. Но получил последнее своё прозвище благодаря Саре Сиддонс - театральной приме, которая три года назад устроила здесь в честь Дня своего рождения такую адскую вечеринку для друзей, что теперь каждый, кто хотел в Ист-Энде до чёртиков хорошо повеселиться говорил, что идёт «к Сидденс». Сюда стекалась преимущественно та творческая богема, которая хотела покутить без «строгих глаз». Перейдя на правый берег Темзы, можно было позволить себе то, что никакие деньги не дадут тебе спокойно сделать «слева». В этой части города любая грязь была как будто не видна, и Уильям любил Ист-Энд за то, что здесь никто не носил перчаток и разрешал тебе быть самим собой - актёром, поэтом, адвокатом, простым рабочим или графом. Жизнь в Ист-Энде была так тяжела, что всё на всех было глубоко плевать. Когда они вошли в трактир, Екатерина едва не оглохла и не ослепла сразу от шума, запаха и света - в огромном по меркам трактира зале вокруг круглых столов сидели компании людей, играла живая музыка и висел дым от сигар. На каменных стенах висели шкуры диких зверей, особенно впечатляла одна из них - внушительных размеров тигра в самом центре. Удивительно разномастная на вид публика, хохотала, спорила на разных языках, курила, ела и пила, создавая странный ансамбль из какофонии звуков. Под потолком, в огромной клетке, сидел внушительных размеров кобальтово-синий попугай. На её возглас восхищения птицей, Чарли с невозмутимым видом сообщил, что индейцы «этих тварей употребляли в пищу. Не знаю, каков он на вкус, но в клетке красивей смотрится, чем на тарелке». Несколько человек узнали Уильяма, который, очевидно, был здесь завсегдатаем и один из них, похожий на матроса, даже подскочил к ним и хоть был пьян вусмерть, даже отдал честь. Княгиня подумала, что в этой полудиковатой, экстравагантной обстановке герцог Кларенс смотрелся гораздо органичней, его грубоватая, широкоплечая фигура явно ощущала себя тесно и неловко среди фарфора, хрустальных рюмок и шёлковых скатертей. Здесь же он явно был в своей стихии и даже походка его переменилась, стала уверенной, плечи распрямились. Они сели за стол у самого окошка в уголке, уютное местечко, рядом с чучелом медведя. Проследив её взгляд, Уильям хмыкнул, указав на коричневую шкуру. –В Америке их много. Размерами они чуть меньше, чем в России, но говорят, что на порядок злее. Одного такого я подстрелил. –Ах,да что вы...в России их держат в качестве домашних питомцев... Сажают на цепь возле дома...охранять...- произнесла она, закусив губу, чтобы не рассмеяться. Уильям подозрительно нахмурил брови: –Вы шутите, Кэтрин, правда? Я вам не верю... –Ну и зря, - пожала она плечами, усаживаясь за стол. Она чувствовала, что он наблюдает за ней, за её реакцией и как будто ждёт, что она вот-вот скривится и произнесет что-то вроде «фу, в какую помойку вы привели меня?», но как ни удивительно, ей «в Сидденс» действительно понравилось. Здесь чувствовалась атмосфера веселья и свободы, так чувствует себя ребёнок, который случайным вечером оказался без присмотра нянь. Она даже не вздрогнула, когда подошедшая к ним официантка, огромных размеров рыжеволосая толстушка, бросив взгляд на Екатерину произнесла с незнакомым ей, сильным акцентом что-то вроде: «Новая подружка,сэр Уильям?» –Неси давай нам пиво и «toad in the hole», - буркнул Чарли название блюда, которое подозрительно звучало, как «жаба в норе». «Жабой» оказался вполне безобидный на вид пудинг с запеченными внутри колбасками - нежный, буквально тающий во рту, но такой сытный, что Екатерина смогла съесть только пару кусочков. Еда здесь сильно отличалась от той, что подавали во дворце и на других лондонских приёмах - она была тяжёлой, насыщенной, пропитанной животным жиром, но на вкус оказывалась намного лучше, чем на вид. Екатерина поесть всегда любила, но зная свою склонность к полноте, сознательно сдерживала эти порывы. Но здесь ей совсем не хотелось думать о фигуре, любые церемонии приёма пищи в Сидденс едва ли кто-нибудь ценил, и она без зазрения совести позволила себе пробовать всё, что заказали Уильям и Чарли - и пудинг, и мясной пирог, и жареную баранью ногу и похожее на взбитые сливки картофельное пюре. Запивали всё это пиршество мужчины, пахнувшим жженным шоколадом чёрным портером. Княгиня сперва отказалась к ним присоединиться, предпочтя вино, но вскоре к ним подсел один из многочисленных знакомых Уильяма, старик в потрепанном военно-морском мундире с бутылкой рома. Екатерина, которая до этого момента никогда ром не пила, просто не успела отказаться, когда тот уверенно и быстро разлил напиток в рюмки и подняв свою, с чувством произнёс: –За вашу светлость, капитан! Должно быть, она действительно опьянела, потому что всё стало таким весёлым и лёгким. В ушах звенело от голосов и ей, говорившей по-английски на порядок хуже чем Александр, начало казаться, что она всё эти диалекты уже начинала понимать. Не смотря на раскрасневшиеся щеки и возбуждённо стучащую кровь в висках, её голова как будто прояснилась. Она смотрела на всех этих людей вокруг и понимала, что имел в виду герцог Кларенс, когда говорил, что любит "этот Лондон". –Вы из России, мадмуазель? - закурив исцарапанную трубку, внезапно по-русски произнёс старик, имя которого она никак не могла чётко расслышать из-за шума. Он говорил на русском с сильным акцентом, грубо. Надо сказать, что Уильям не представил её, как княгиню, он не представил её вообще никак, обращаясь к ней с уже вернувшейся к нему развязностью довольно фамильярно «Кэт». –Как вы узнали? –Произношение. - Он умиротворяюще выпустил куда-то в потолок столп густого дыма. - Такое бывает у немцев или русских. Мне показалось, у вас русское лицо. Русские женщины очень красивы. От этой простой и безыскусной фразы она смутилась и пробормотала только «благодарю». –Я честь имел знать вашего адмирала. Fedorа Ushakovа. Наши армии сражались вместе в Италии. Славный малый, - он протянул ей сухую, грубую ладонь, которую пожал очень деликатно. - Они с господином Нельсоном часто ссорились по тактике ведения боя, а потом бывает пили вместе и веселились ночь напролет...два лучших капитана, что я знал. Когда старик ушёл, Уильям бросил ей коротко: –Швед. Был боцманом на судне...знает пять языков и вяжет лучшие морские узлы, что я видел.Ему почти восемьдесят лет и семьдесят из них он провёл в море. Теперь почти ослеп и видит только красивых женщин...говорит, что на суше больше не на что смотреть. Сколько они так просидели? Час или два? К их столику то и дело подходили, бывает, что присаживались, выпивали, чокаясь, и Уильяма называя неизменно не "Ваше Высочество", а "капитан". Выдвыпивший изрядно Чарли оживился, и его обычно серьёзное лицо сменило выражение безбашенной улыбки. Уильям уже не пытался его сдержать, и тот, откалывая чудные шутки, хозяина заставлял в голос хохотать. Не моргнув глазом, Чарли рассказывал о том, что был в плену у индейцев-людоедов, задушил голыми руками кабана, напавшего на него в Америке, месяц провёл в испанском плену, а после кораблекрушения проплыл трое суток на бревне в открытом море. –Чарли, мне кажется, у вас невероятный талант рассказчика,вам нужно писать книги! - на полном серьёзе произнесла Екатерина. –Благодарю вас, леди, но у меня гадкий почерк. Я лучше передам этот дар своим детям, - он опустошил уже пятый бокал и выглядел абсолютно счастливым человеком. –У тебя нет детей!- встрял Уильям. –Я бы не был так уверен... Кто знает... - тот вздохнул. -У меня и родителей-то нет. –Неужели! А где вы родились? –На корабле. Не помню, куда он плыл, но считайте, что я,как старый Нильс, вырос в море. Он говорил это с такой гордостью, что не вызывал желания ему сочувствовать,а она уже достаточно выпила и пива и вина и рома, а потому не могла не спросить теперь так интересовавший её вопрос. –Чарли... Правду говорят... Что вы были пиратом? Он отставил шестой бокал, вытер рот и глянул на ухмыляющегося Уильяма, как будто бы у него спрашивая: «я ей могу сказать?» Тот в ответ закатил глаза. –Бывает всякое в жизни мужчины. –Настоящим... Пиратом? -ахнула она. - Вы убивали и грабили людей? –Как и другие уважаемые в нашем обществе мужчины. Но пираты делают это открыто. И это не совсем бандиты, мисс. Это свободные художники. Вы знаете. . Жизнь несправедлива. Вот господин Наполеон... При всех его военных заслугах... Чем не убийца и вор? Она не нашлась, что возразить на это, но Чарли, как будто бы воодушевлённый собственными словами, вдруг, вскочил, едва не опрокидывая стол. –Вы мне не верите! - трагически произнёс он. - Хотите... Я вам покажу! Показать он ничего не успел, потому что Уильям грубо дёрнул его за руку и рявкнул: «Не вздумай, сядь уже!» –Я вам верю, верю! - она примирительно коснулась его рук. - Но это так удивительно... Теперь вы здесь и вместе с Его Высочеством.. –Вы в Англии, Кэтрин. Здесь возможно всё. Я даже скажу вам больше... - усмехнулся Уильям. - Знаете, зачем англичанам столько правил? Чтобы было, что нарушать. Их взгляды встретились, и от того, как герцог Кларенс на неё смотрел, в животе вновь возникло снова такое ощущение... Приятное и пугающее одновременно. Он был уже довольно пьян, чтобы стать развязным, и ей думалось, сколько ещё он должен выпить, чтобы перейти ту грань? Ту грань из правил, которую он явно сейчас очень хотел нарушить. И она хотела. –Но за Чарли не волнуйтесь. Единственное, что ворует теперь этот преступник, так это виски у меня из шкафа. Княгиня не успела ничего ответить, потому что Чарли внезапно отодвинулся и с силой рванул под курткой свою рубаху. Раздался треск ткани и взору собравшихся предстала покрытая волосами грудь с татуировкой ухмыляющегося черепа с костями. На потрясённый взгляд Екатерины, он, невероятно собой довольный, коротко ответил: –Весёлый Роджер, мисс.*