Однажды в Англии

      Когда они вышли из таверны, то Екатерина ахнула, глянув на луну. Прежде она не видела её столь огромной, светящейся мистическим серебристым светом и такой близкой к земле, что,кажется,стоит подняться на крышу повыше и можно будет дотянуться до неё рукой. Немного кружилась голова от выпитого, но девушка чувствовала себя так весело и так легко, что она начинала понимать Уильяма, который не расставался с фляжкой с утра до вечера. Шум бурной жизни улиц Ист-Энда стихал, и только было слышно, как орет песню какой-то пьяница через дорогу. Опустив глаза, она взглянула в освещённое луной собственное отражение в глубокой луже возле тротуара. Оно показалось ей невероятно чётким и немного испугало - она не узнала своего лица. Кто эта девушка с растрепанными волосами, раскрасневшимся лицом и шальным взглядом блестящим, как в лихорадке глаз? Откуда-то из подворотни с воплями вылетел облезлый кот и пробежал по луже, подняв столп воды,обрызгавшей ей подол платья. –Мистер Питт...какой был человек... Есть те, кто погибает на поле битвы...да! Но чем не поле битвы наш парламент? - донёсся до неё голос Чарли. - Тогда умер он смертью героя! Знаешь, как? Я расскажу.. Он был как обычно у себя, работал... Ты знаешь, сколько он работал? С утра до ночи! Так вот... Он был там.. Потом вскочил, прижал руку к сердцу и воскликнул: Смерть! Умираю! Англия! Как могу оставить я тебя! - а потом упал и умер.. Она обернулась. Чарли,размахивая руками, спорил с тем самым пьяницей, который горланил песню через дорогу. Сколько же простояла так она, глядя через лужу на луну? –Да всё знают, что помер он от цирроза печени!Алкаш был ещё тот! - раздался в ответ развязный голос. - И бабы у него не было. Но язык подвешен будь здоров...будь у меня такой, я бы и сам стал премьер-министром...и первым делом, знаешь что? Да, заткнул американцев! Уильям. Она как будто б вспомнила, что он тоже здесь. Принц сидел на какой-то старой бочке, в распахнутом мундире, отхлебывая прямо из неизвестно откуда взявшейся бутылки вина. «Выхотитечтобыяотвезвасдомой?» Девушка тряхнула головой,пытаясь вычленить отдельные слова, не понимая, это у Уильяма язык так заплетался, или заплеталось у неё в ушах? Луна... Везде луна... Луна так близко... Хочется схватить её и сунуть в рот... –Кэтрин.... -он поймал её ровно в тот момент, когда она, споткнувшись, едва не упала в эту чёртову лужу, которая в помутнившемся её сознании была, как океан. –Боюсь, что если вы появитесь дома в подобном состоянии.. У нас обоих будут неприятности.. Это прозвучало почти, как вызов,хотя ей не верилось, что она могла так уж быть пьяна. Из Сидденс высыпала шумная компания, среди которой Екатерина увидела того седого шведа-моряка. Только сейчас она заметила, из-за его кривой походки, что у старика была деревянная нога. Он ковылял при этом невероятно резво для этого дефекта и своих преклонных лет. Пройдя мимо нее, он приветственно снял шляпу, и ветер растрепал его лохматые седые волосы и бороду, в стальном свете луны навеяв вновь увиденный сегодня утром жуткий образ. Но на этот раз он совсем не казался страшным. В эту минуту княгиня вообще ощущала такую смелость, что вполне готова была бы прогуляться по ночным улицам Степни в компании пьяных моряков. Она будто бы заразилась этим залихватским колоритом лондонских трущоб, где всё казалось ей теперь не грубым, а простым, понятным. Не угрожающим и страшным, а только безбашенным, забавным. Уильям прав: вот она жизнь людей, как есть...без этой фальши, в которой, как попугаи в золоченных клетках живут аристократы. –Вы когда-нибудь были на военном корабле? - этот вопрос Уильям адресовал ей, и на мгновение Екатерине показалось, что она ослышалась. На корабле? На настоящем боевом судне? Выражение её лица было достаточно красноречиво, чтобы Уильям хлопнул в ладоши и крикнул: «Эй, Чарли, лови нам кэб!» Ночной порт в Докленде был освещен огнями не засыпающих пабов и таверен. Здесь был слышен шелестящий шум прибрежных волн и чувствовался солёный запах моря и свежей рыбы. Не смотря на поздний час, жизнь не прекращалась - по набережной прогуливались подвыпившие матросы поодиночке и в компании женщин,и в их развязных спутницах можно было узнать портовых проституток. Уставшие рабочие с тёмными, свинцовыми лицами, торговцы рынков и шахтёры здесь были привычной публикой, - вульгарной, грубой, гордящейся своей глубинной простотой. Каждый из них мог бы уверенно и вызывающе сказать: «я те корни и тот ствол, на котором произрастает это дерево. Я основа всех основ». Она уже была здесь в день приезда, но теперь все как будто видела впервые. Ей до конца не верилось, что Уильям ведёт её прямо на корабль. Гигантское пришвартованное судно со спущенными парусами напоминало уснувшее морское чудище. Когда они подошли поближе, она различала буквы на переднем борту - Victory. Это был самый длинный корабль, который ей доводилось видеть в жизни. –Сто четыре пушки! - с трогательной гордостью в голосе воскликнул Чарли. -Мощность залпа 1068 фунта! –А нас туда пропустят? - она с надеждой глянула на Уильяма, которого явно позабавил её вопрос. –После потери своего капитана и получив ранения в бою, старушка Виктория не участвует в сражениях. Но она не спит.. Так, дремлет. И ей пора размяться.. -Уильям что-то сказал Чарли и тот куда-то побежал. Буквально через пять минут он возвратился в сопровождении взлохмаченного бородатого мужчины в не самом опрятном на вид мундире и подпоясанном алом кушаке. К усам его и бороде прилипли кусочки пищи, которую он дожевывал, спешащий, прямо на ходу. –Ваше Высочество! Вот это радость...Как давно...а мы уж и не ждали... - он заикался от волнения и бросился обнимать Уильяма, как старого знакомого. –Эндрю...нам можно теперь подняться на борт? Я обещал провести экскурсию для нашей иностранной гостьи... Если капитан 2 ранга Эндрю Форстер (как Уильям представил его княгине) и удивился этой просьбе, то вида он не подал. Уильяма здесь явно все прекрасно знали и по тому восторгу, с которым встретили его на ожившей палубе матросы, было видно, что герцог Кларенс имел авторитет. Не будь она действительно пьяна, то сочла бы всю эту затею легкомысленной и глупой, но сейчас мысль о посещении «Виктории» приводила девушку в восторг. Что сказал бы Александр, если бы о таком узнал? Ей, ей, а не ему устраивают визит на главное боевое морское судно Англии! Её приветствуют настоящие морские волки и с ними, как с друзьями, она пьёт вино и ром. В какой-то момент всё это начало напоминать сон - большой корабль, залитое лунным светом море, весёлые, пьяные матросы, с которыми герцог Кларенс перебрасывался загадочными фразами ей незнакомых слов, откуда-то взявшийся музыкант-скрипач, пират-дворецкий, одноногий боцман. Не хватало только поднять паруса и отправиться,как в детской сказке, на поиски сокровищ. Она пила, смеялась вместе с Уильямом над Чарли, танцевала, и кажется, о господи, стреляла из настоящего английского ружья, из которого, по словам капитана Эндрю палили во время Трафальгарского сражения по французам. Она даже не заметила, когда судно, подняв якорь, вышло в залив и теперь плавно неслось вперёд, рассекая волны. Радость всей команды от появления Уильяма превратила их визит в настоящий праздник - но вот удивительно, он сам хоть и улыбался и шутил, казался ей всё равно печален. Взгляд герцога Кларенса всё время как будто бы искал на палубе кого-то и не находил. Уже далеко за полночь они втроём сидели в полутемном трюме за большим столом - она, Чарли и капитан Эндрю. Мужчины пили ром, курили, спросив любезно у неё разрешения, трубку и не смотря на невероятность всей обстановки, Екатерина ощущала то, что не чувствовала уже очень давно - спокойствие и ясность. Болтавшийся от качки под потолком фонарь,скрип деревянных досок, сизый дым и хрипловатый голос капитана, речь которого частично Чарли ей переводил, - всё это было пусть крошечной, но частью того мира, который с первой же минутой показался ей таким родным. Это чувство было похоже на то, что она испытала тогда за кулисами в Друри Лейн, но было более отчётливым и ярким. Тогда она была скорее очарована чем впечатлена. Сейчас же она была просто счастлива. –С тех пор как не стало господина Нельсона, его Высочество не борту «Виктории» не появлялись. Мы здесь осиротели всё, лишившись адмирала... А сэр Уильям ещё и друга потерял... Я думал что уж всё...покончил с морем! Хм...А знаете, он прежде сюда не приводил женщин. –Мистер Форстер, я как раз хотела задать такой вопрос.. - княгиня улыбнулась. - Я слышала про эту известную примету... Что женщина на борту корабля - к несчастью. Но почему тогда почти всё ваши судна носят женские имена? Оба мужчины в недоумении посмотрели сначала на неё, потом друг на друга и расхохотались. –Прекрасный вопрос, мисс... - хмыкнул капитан, проливая ром мимо жестяной кружку. - Всё главные понятия в жизни человека носят женский род..«Любовь», «война» «победа» .. –Как и «жизнь» и «смерть» - добавил Чарли, подняв свою кружку. - Отличный тост! На корабле моряки всегда пьют за женщин.       Уильям был на капитанском мостике. Когда Екатерина его окликнула, он не сразу обернулся, а когда обернулся, то ей на мгновение показалось, что он смотрит на неё с какой-то злостью - брови нахмурены, губы плотно сжаты. Он явно протрезвел на свежем морском воздухе и собой был недоволен. –Послушайте,вы должны знать, что это не дипломатический визит. Я не должен был вас приводить сюда и прошу, чтобы это осталось между нами. Этой грубой фразой он будто бы вновь от неё оборонялся и это было так смешно. –Ваше Высочество все сомневается, что я умею хранить тайны? Она подошла и встала рядом с ним, коснувшись рукой гладкой поверхности руля, поглаживая полированную, холодную поверхность. Ей хотелось бы спросить разрешения попробовать встать хоть на минуту у штурвала, но интуиция подсказывала, что Уильям ей точно скажет «нет». Море было удивительно спокойным, «Виктория» замедлила свой ход и сонно скользила по блестевшей в лунном свете морской глади. Капитан Форстер, отпустив её на палубу, заботливо выдал шерстяной, пахнувший табачным дымом плед, в которой она с упоением куталась. Было уже очень поздно, и очевидно, что до утра домой она не попадёт, но эта мысль её совершенно не тревожила, как и возможный гнев Александра. – Мне кажется, всё были так счастливы увидеть вас... -Она вдохнула полной грудью прохладный воздух. –На корабле я чувствоваю себя, как дома. Нет...даже лучше. В море есть свобода. Море бескомпромиссно и правдиво. Оно либо принимает тебя, либо нет. Для моря значения не имеет происхождение, чины и звания. На судне нет интриг, как во дворце. Здесь нет смысла играть роли. Ты можешь быть собой, но это непростая служба.... Ты либо с ней справляешься либо нет. Эта любовь к морю, Кэтрин, сильнее любой другой любви. Она смотрела в его загрубевшее от солнца и от ветра усталое лицо, освещаемое сейчас лишь лунным светом. Ей хотелось коснуться руками этих широких плеч, почувствовать силу напряжённых мышц и прислонить к его груди голову. Хотелось, чтобы он её обнял покрепче и в этих объятьях стоять так очень много времени. От налетевшего порыва ветра перехватило дыхание, и на лицо упало несколько солёных брызг. Вот если б раскинуть руки, броситься за борт, взлететь...и навсегда обрести полную свободу... –Вы были правы на счёт моего брата. Ему нелегко в той роли, которую он занимает. Он не понимает свой народ. И многие в России его не понимают. Но Александр более чем другие не доволен сам собой.. Она не поворачивала головы, но чувствовала, что Уильям с изумлением смотрит на неё. –Думаю, ему знакомо то, что чувствует принц Джордж. Но при дворе и уж тем более среди простых людей никто не и подумает императору выразить презрение открыто. Высмеять, выступить против него. Оскорбить императора в России, значит, оскорбить Бога. Уильям с интересном вслушивался в её слова, которые лились естественно,как бы сами собой. И просили ответную откровенность, которая не заставила себя слишком долго ждать. – Я знаю, что моего брата и нашу семью не уважают. У Джорджа много слабостей. Я раньше многого не понимал и осуждал его. Но теперь я вижу, какой он на своих плечах несёт груз. Он пожертвовал собой, дав нам,своим братьям и сёстрам, возможность жить более менее свободной жизнью. Не смотря на всю ту грязь, которую на него так льют, на всё соблазны...он остаётся добрым человеком, который никогда и никому не причинял большого зла. И я люблю его за это. Они молчали, не глядя друг на друга. Безмолвное, объединяющее сознание собственного одиночества и горя, с первой встречи их притянувшее друг к другу, застыло будто бы вокруг. Чем она теперь рискует? Ходьба по лезвию, разделяющему смерть и жизнь... Она, всегда так жизнь любившая, стала испытывать к ней последние три года только отвращение. И вот теперь, здесь, желание жить к ней вернулось вновь. Ну разве это же не чудо? –Уже очень поздно. Вы должно быть устали и хотите спать. Я велю вам представить хорошую каюту... –Я думала....что вы сами туда проводите меня... - она повернулась к Уильяму, спуская с плеч плед и наблюдая с наслаждением, как на лице его в борьбу вступают желания, правила и долг. И зная, что два последние уже потерпели поражение. –Конечно...Я вас провожу. В просторных помещениях каюты, принадлежавшей когда-то адмиралу Нельсону, было темно и пахло пылью и почему-то пудрой. Они прошли через столовую в салон и оттуда в небольшую спальню с низким потолком и узкой, похожей на деревянный ящик койкой с бархатной драпировкой. Закрыв дверь, Уильям поставил на пол маленький фонарь и повернулся к девушке. Несколько мгновений на его лице читалась как будто паника. Было что-то невероятно упоительное в том, чтобы видеть этого мужчину, опытного, взрослого, насмешливого сейчас как будто бы мальчиком оставшимся впервые с женщиной наедине. Екатерина шагнула навстречу первая, обвила руками за шею и,приподнявшись на цыпочки, поцеловала в напряжённые, плотно сомкнутые губы. Первые несколько секунд Уильям, казалось, был потрясён, потому что не сразу ответил на поцелуй, как будто бы ему не веря. Но вот уже он властно и одновременно мягко прижал её к себе, кончиками пальцев пробегая по нежным косточкам позвоночника от поясницы вверх, к шее, запуская широкую ладонь в волосы,распуская их и слегка массируя кожу головы. Эта такая невинная, но чувственная ласка отозвалась мучительной и сладкою дрожью во всём теле, заставив ее прильнуть ещё сильнее. Довольно быстро оторвавшись от её губ, Уильям с явным нетерпением стал покрывать поцелуями призывно запрокинутую шею, слегка, будто пробуя на вкус, касаясь языком. Щетина колола нежную кожу на ее лице, от Уильяма пахло виски и немного потом, но этот запах был приятен ей, в нём было что-то животное, мужское. Девушка не поняла даже, швырнуло ли их качкой или он сам оттеснил их и прижал к деревянной,пахнувшей сыростью и свежей краской стене и, приподняв лицо её за подбородок тихо произнёс, почему-то на французском: ‘«Я хочу тебя...прямо сейчас... » Это был не вопрос, но он ждал её ответа, и вместо слов, она сказала ему «да», жадно прильнув за новым поцелуем, раскрывая рот и вбирая в себя его язык, как бы этим поцелуем говоря, ЧТО хочет она чтобы он с ней сделал. Она никогда так сильно ни одного мужчину не желала и думала только, что если он её сейчас,господи, не трахнет, то она сойдёт с ума. И в этой охватившей её почти звериной похоти была та подлинная, только и имеющая смысл жизнь. Уильям действовал теперь быстро, напористо, но при этом не казался грубым даже когда, задрав полы её юбки, ладонью скользнул по голым бёдрам, пробираясь между ног и опытным движением провел пальцами по самой чувствительной и нежной точке, заставив застонать. Даже когда,не утруждая себя долгой лаской, бесцеремонно развернул к себе спиной, прижал к стене и, расставив ей шире ноги, резко вонзился в неё, заставив только невольно охнуть от приятной секундной боли. Не останавливаясь, он умелым жестом расстегнул крючки на платье сзади,и с треском стащив вниз рукава и лиф, нетерпеливым жестом обхватил ладонью грудь с уже затвердевшими от возбуждения сосками. Так матросы трахают,наверное, шлюх в борделе. Она не знала,и ей было всё равно, хоть тело впервые так бесстыдно её вело,заставляя изгибаться и тереться, как мартовскую кошку. Ей хотелось чувствовать его член в себе как можно более глубоко, хотя от внушительных размеров достоинства Уильяма и интенсивных толчков в неё временами было даже больно. Ей бывало больно до этого всегда во время близости с мужчиной, но она не представляла, что боль эта могла бы быть приятной, так чтобы хотелось яростно кричать «ещё! Ещё! » Когда она уже была на грани чего-то совершенно запредельного, Уильям отошёл, покинув её горячее и скользкое от возбуждения лоно, и лёг спиной на низкую кровать. Откинувшись на плоскую подушку, он помог ей сесть на себя верхом и сжал пальцы на ягодицах и голых бёдрах с такой силой, что там наверняка назавтра должны будут появиться синяки. Он сделал это очень вовремя, потому что корабль внезапно так тряхнуло, что они оба могли упасть. Уильям сказал что по-английски, должно быть какое-то пошлое ругательство и ей понравилось, что в эту минуту она его не поняла. Гораздо красноречивей было ощущать его член, стоявший внутри неё буквально колом. Помедлив несколько секунд, она начала двигаться, сначала медленно, наслаждаясь ощущением своей власти и постепенно чувствуя, как тело превращается как будто в один оголённый нерв и, наконец, переходя к такому бешеному темп, будто бы оба они через минуту могут умереть. –Не так быстро...Боже...- ворвался в её сознание громкий стон, заставив её задвигаться ещё с большей яростью. Это было похоже на бегство от погони и вот за секунду до того, как её должны вот-вот поймать, она взрывается и, оторвавшись от земли, взлетает... Один раз...потом ещё... Второй... Рука мужчины зажала её рот как раз в тот миг, когда она не смогла больше сдерживать свой крик и тот потонул в его ладони. Она не представляла, что можно испытывать такое. Обессиленная, с трудом заставив себя слезть с его бедер, Екатерина дрожа упала рядом, видя перед глазами только пляшущие разноцветные маленькие точки и чувствуя, как сердце бешено стучит в груди. Они лежали так, словно оглушенные, не раздеваясь даже и казалось прошла вечность, прежде чем девушка ощутила на талии руку и тихое, пахнувшее виски дыхание где-то у плеча. Уильям спал. Не смотря на просто безумную расслабленность во всём теле, она сама никак не могла заснуть и будто медленно покачивалась на воздушных волнах. Надёжное тепло тела рядом в какой-то миг заставило скатиться по щеке слезу, но после все ушло и всё стало так правильно и так спокойно. Она наивно полагала , что больше ей не упасть в омут с головой и думая о том, что натворила, впервые не испытывала ни малейших угрызений совести.