Однажды в Англии

Три года спустя.Ноябрь 1817, Англия, Лондон

–Он ничего не говорит, ничего не ест… Только пьёт. Как сообщили ужасную эту новость, Его Высочество не выходит из спальни… Вчера лорд Генри пытался вразумить его, но он запустил в него канделябром. Прибраться у себя он так же не даётся… Уильям остановился у дверей, ведущих в покои брата и посмотрел на камердинера. Вид у Роберта был испуганный — плохой знак. Тот служил Джорджу пятнадцать лет и был непробиваем, в прямом и переносном смысле этого слова. Что только не прилетало в слугу за это время, начиная от ругательств и заканчивая тарелками с тортом — в самые худшие минуты настроения своего хозяина тот оставался невозмутим. Таким встревоженным Уильям видел его впервые. Он похлопал Роберта по плечу и толкнув дверь, вошёл в комнату. Стремлением к порядку брат не отличался, но сейчас в спальне Джорджа царил совершённый хаос. Повсюду разбросаны были бумаги, на спинках кресел лежали груды одежды, включая нижнее бельё. Бокалы, грязная посуда стояли и на полу и на столе. Паркет был почти липким от грязи, а судя по запаху, который ощущался в спальне, пил Джордж очень крепко и не один день. Его самого Уильям обнаружил храпящим в кровати — Джордж напоминал утопающий в подушках, огромный пуф с голым задом. Поборов желание этот зад чем-то хлестнуть, Уильям начал с грохотом двигать мебель. Вскоре раздался стон, ворчание, ругательства и на Уильяма уставилась опухшая, небритая физиономия. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом герцог Кларенс присел рядом с братом на кровать. –Джордж, хватит. Ты должен взять себя в руки. Церемония через два часа. Тот свесил с кровати ноги и сел, тяжело дыша, обрисовав под тонкой тканью своей сорочки ряд складок огромного живота. Уильям представил, чтобы было, если бы его сейчас другие… Увидели каким отвратительным Джордж был в своём горе… Да, беда вся в том, что горе это его брат считал исключительно своим. –Я не пойду. Мне плевать, что скажут. –Ты отвечаешь не только за себя. –Моя единственная дочь умерла! — истерично крикнул он. — Ее больше нет… Шарлотты нет! Для меня больше ничто не имеет смысл! Он разрыдался. Уильям терпеливо ждал пока истерические слезы иссякнут, и брат вытрет лицо рукавом несвежей сорочки. –Ты сообщил уже Каролине? –Нет. Лучше бы она сдохла! Не смотря на отвращение, которое Уильям невольно испытывал и к его внешнему виду и к тому, как тот переживал это несчастье, ему было жаль брата. Шарлотта… Как же так могло получиться? Её смерть стала для всех потрясением. Она была так молода и так любила жизнь… Была так ей полна! Она, в конце концов, смогла исполнить мечту — и по любви вышла замуж, став первым за долгое время лучиком счастья в семье. Плодом этой любви стало дитя. Через девять месяцев наследница и принцесса скончалась от родов вместе с ребёнком. Это был мальчик. Маленький принц не успел порадовать своим появлением на свет. –Разве это справедливо? Он жив, а моей дочери нет? — в голосе Джордже звучали и отчаянье и злоба. — Всё должно быть наоборот… Заговорить сейчас об отце, который едва ли был в состоянии помнить, что у него вообще были дети и внучка — как это похоже на Джорджа. Он совершенно расклеился. Запил, обвиняя в своём несчастье весь свет. В эгоизме ему, конечно, нет равных. Не важно, что льют слезы вдовец, тёти и дяди и весь английский народ облачается в траур. Он отец и имеет значение лишь только его горе. –Если не хочешь идти — не иди. Но из уважения хотя бы к памяти дочери. Можешь ты хотя бы на время превратиться из свиньи в человека? — Уильям сказал это беззлобно и похлопал его по плечу. –Позови Роберта. — Джордж вздохнул и, подняв грузное тело, пошлепал в ванную комнату. Уильям смотрел ему в след и думал, как его старший брат, который был гораздо лучше его образован, когда-то даже красив и умен, превратился в ТАКОЕ? Камердинер пришёл, с благодарностью взглянул на Уильяма и некоторое время было слышно привычное ворчание принца и как в ванной звенит посуда и льётся вода. Наконец Джордж появился с мокрым лицом, в чистой рубашке и с более осмысленным взглядом. И взгляд этот тут же упал на письмо, в руках Уильяма. –От неё. Получил сегодня утром из Вюртемберга… — Уильям крутил плотный светло-лиловый конверт. — Думаю, там соболезнования. –Ты же не собираешься читать его? — в ужасе воскликнул Джордж, позабыв о тотом, что он здесь главный страдалец. — Даже не вздумай! Эта женщина оскорбила и тебя и меня! Да ещё вышла замуж менее чем через год, как ты сделал ей предложение! Мерзкая семья. Что она, что её брат… Хорошо что ты на ней не женился! Я слышал, Александр ударился в мистику. Смешит всю Европу… Священный союз! Вообразил себя едва ли не Господом Богом… Уильям проносил письмо с собой весь день, так и не приняв решение, что с ним делать. Он хотел и боялся его вскрывать и время от времени подносил к носу — ему чудилось, что бумага пахнет духами. Один этот запах, вернее воспоминание о нём, заставляло всё внутри сжаться. Уильям слышал недовольное ворчание брата, который его уверял, что Господь уберёг хотя бы его от женитьбы на ещё одной сумасшедшей. В своих мыслях он сотни раз клял Кэтрин последними словами, но если кто-то позволял себе так же начать о ней говорить, то готов был убить его. Джордж, явно почувствовав его настроение, пристально посмотрел на него и произнёс неожиданно уже по-взрослому спокойно и мирно: –Это пройдёт. Всегда проходит. Но мой совет тебе — не читай. Что было хуже всего в истории с леди Фицгерберт? Ведь Джордж, конечно, сейчас думал о ней.Изменилось бы что-то, женись брат официально на своей фаворитке? «Я отказался от женщины, которую любил ради короны. Злая ирония в том, что мне пятьдесят, а я всё ещё принц. Возможно, я и умру им…» — эту фразу Джордж в полушутку сказал на свой юбилей. Теперь это не кажется им всём смешным. –Знаешь, тебе не стоит терять совсем уж надежды… — Джордж уже перешёл в позицию старшего брата и взял свой привычный, шутливо-покровительственный тон. — Учитывая сколько продлился её первый брак… Глядишь, она вновь овдовеет. –Боюсь, я до этого не доживу. –Хочешь, отдай мне это письмо, чтобы избежать соблазна… — пухлая ручка потянулась за конвертом, но Уильям его быстро спрятал. –Нет. Я ещё не решил. А ты? — вопросительно глянул он. — Люди ждут тебя, чтобы разделить наше общее горе. Поверить не могу, что ты не придёшь на похороны собственной дочери. Джордж горько усмехнулся. –Они ждут, чтобы выразить мне только презрение. Мне уже поздно что-то менять. А у тебя ещё есть шанс…ты будешь на похоронах вместо меня. Простись за меня с моей девочкой… — его голос вновь задрожал, а глаза стали наполняться слезами. Уильям встал и вышел, не дожидаясь нового приступа рыданий. Хоронили Шарлотту в часовне Святого Георгия в Виндзорском замке. Всё прошлые дни погода была отвратительна — с неба валил то снег то дождь, и для ноября было уже очень холодно. Но в день похорон тучи развеялись и выглянуло солнце. Его слабые, но теплые и ласковые лучи напомнили Уильяму о милой племяннице. Словно душа Шарлотты вознеслась к небу и сейчас прощалась со всеми, бросая последний свет из-за туч. Люди скорбели так, будто по всей Великобритании в каждом доме потеряли любимого ребёнка. Вся льняная ткань пошла на траурные одежды — траурные повязки носили даже нищие и бездомные. Магазины были закрыты, на окнах домов опущены шторы. На церемонии гости — королева, члены семьи и весь двор стояли безмолвные, с бледными, строгими лицами и только вдовец, принц Леопольд, горько плакал, не пытаясь скрыть своё горе. Всё смотрели на него с сочувствием и Уильям думал, какую ошибку совершил Джордж, не придя. Отсутствие отца и будущего короля ощущалось, как если бы в капелле, в полу, зияла дыра. Он боялся проявить свои чувства перед другими и выглядеть слабым в их глазах, но теперь был двором своим ещё более презираем. Уильям смотрел на своих сыновей, стоявших с ним рядом, и думал, как невероятно ему повезло. Всё его дети здоровы и живы. И как странно, что сам он не чувствует по этому поводу совсем ничего. Он будто на земле позабытый мертвец, который теперь хоронит живую. Время от времени, слушая службу, он прикладывал руку к груди, туда, где лежало письмо и вспоминал, что когда Кэтрин уехала, Шарлотта сказала ему: «о, дядя Уильям, как жаль! Мне кажется, вы могли бы составить хорошую пару. Я ужасно, ужасно по ней буду скучать!» — и большие глаза её наполнились моментально слезами. Шарлотта была первой из них, кому сразу понравилась Кэтрин. Они ведь в чём-то были похожи… В них была жизнь. Они проживали её, выражая искренне чувства. Не боясь их, со всей страстью и если это общество называет безумием… Что ж, Уильям не прочь был сойти с ума. И начать снова чувствовать что-то кроме этой свинцовой тяжести в своей груди. Когда церемония кончилась, и траурная процессия вышла из часовни, его внимание неожиданно привлекла высокая, стройная женщина в чёрной вуали, которая шла чуть-чуть в стороне и совершенно одна. –Леди Иден! — он громко окликнул её и подбежал, не обращая внимания на осуждающие взгляды. Элеонора Иден остановилась и приподняла вуаль. Не смотря на то, что годы уже брали своё, она по-прежнему оставалась одной из самых красивых женщин, которых герцог Кларенс когда-либо видел. Её уже тронутые сединой серебристо-светлые волосы и белоснежная кожа удивительно конрастировали с темно-вишневыми, миндалевидной формы глазами, взгляд которых разжигал пожар в сердце так многих мужчин. Кроме одного человека. Всё присутствующие были облачены в траур, но никому он не был так к лицу, как этой женщине,чей облик как будто возвышался над всеми, без всякой надменности выражая совершённый аристократизм крови и благородство натуры. Уильям не знал, почему, вдруг, захотел подойти к ней. Может быть , почувствовал между ними двумя нечто общее? В леди Иден ощущались так же отстраненность и равнодушие. Так выглядит человек для которого печаль стала повседневной и обыденной частью жизни. Вечным спутником, которого перестаешь замечать. Уильям не знал, как начать разговор и просто спросил разрешения сопроводить её. Некоторое время они шли, просто говоря о погоде. Элеонора так же вежливо выразила соболезнования по поводу смерти Шарлотты, а он, вспомнив, что миссис Иден уже год как овдовела, высказал сожаление по поводу смерти её супруга, графа Бакингемшира, чья нелепая смерть при падении с лошади в прошлом году наделала много шума. –Что ж, но теперь я наконец-то имею право беспрепятственно носить траур. - Тонких губ женщины коснулась грустная улыбка. Уильям хотел удивиться, но тут же понял, о чем она... Конечно же, о мистере Питте. В обществе так много говорили о том, как переживала леди Иден разрыв того, что всеми считалось помолвкой, но никто по-настоящему не мог знать, чем стала для неё его смерть. Уильям понимал, что задавать подобный вопрос ужас как неприлично, но всё же теперь не мог не спросить, тем более, что они как раз отстали от остальных, идя под одним зонтом как будто сговорившись, очень небыстро. –Простите мою бестактность, но я до сих пор не могу понять, что стало причиной... Трудно было представить более совершенную и подходящую друг другу пару чем вы. Всё обстоятельства к вам так благоволили... - произнёс он, не называя имени Питта, но не сомневаясь, что она поняла. –Все, кроме одного. - Под вуалью было плохо видно лицо, но Уильяму показалось, что на нём вдруг отразилось немыслимое страдание. - Я до сих пор не могу простить себе, что тогда я не нашла аргументов.. Что его не уговорила. Не смогла защитить. –Защитить? Мистера Питта? - изумился Уильям. - Разве он нуждался в защите? Мне казалось, что порой других нужно было от него защищать...он, как помнится мне, был всегда беспощаден к своим оппонентам. –Если вы так говорите, то вы его совершенно не знали, - в спокойной уверенности, с которой Элеонора произнесла эти слова, было силы больше, чем могло бы быть в возмущении. - Уильям был самый честный, самый порядочный, умный и добрый человек, каких я встречала. Но он возложил на себя слишком большую ношу. И ему не с кем её было разделить. Уильям подумал, что он действительно не знал премьер-министра. Он им восхищался, часто не понимал, порой осуждал, иногда боготворил. Как и вся Англия. Но мог ли кто по-настоящему знать его? –Такая судьба была у него видимо... - несколько неуверенно ответил Уильям. - Долг для него был превыше всего и эта тяжкая ноша убила его. –Его убила язва желудка. Он ведь совершенно не умел и не хотел позаботиться о себе. - Леди Иден вздохнула. Они остановились возле огромного дуба, который на удивление не растерял ещё всю листву. - Я жалею, что с ним тогда не простилась. Мы с мужем были в Лондоне и всё знали... Но я думала, что будет неловко, если я... После всего...вот так вот приду. Там ведь было столько народу...Я боялась, что они будут меня осуждать или сочувствовать. И ещё думала, что, вдруг, он сам расстроится или разозлится и не захочет меня видеть.. Что я ему помешаю..- она вдруг горько усмехнулась. - Боже, как нелепо было так думать о нём! Какое удивительное малодушие я проявила! Он всегда говорил, что у нашего общества два главных порока - лицемерие и гордыня. Мы так много думаем о том, что скажут другие... –Не знаю, утешит ли это вас или нет, но я присутствовал при последних часах мистера Питта. Кажется, единственный с кем он вообще простился - это русский посол, - не выдержал Уильям и эти слова снова заставили её улыбнуться. –Это на Уильяма так похоже... Они дошли до своих экипажей и когда герцог Кларенс, прощаясь, помогал ей сесть в карету, леди Иден неожиданно сказала: –В последний четверг месяца мы собираемся у меня...Его друзья, всё, кому важен был он и его мысли.. При жизни мужа я не могла себе позволить устраивать подобные встречи. Но теперь я свободна пригласить вас на чай. Уильям по привычке хотел ответить, что не пьёт чай, но осёкся. Так значит она считает его другом Питта? Какое странное чувство. Он сам всегда почему-то считал себя не достаточно образованным и умным, чтобы с премьер-министром дружить. Элеонора Иден, уловив его замешательство слегка тронула его за плечо, рукой в чёрной перчатке жестом столь деликатным, что он уже не мог возразить. –Ваше Высочество, ведь вы понимаете, что приглашение на чай вовсе не означает, что вам непременно нужно его пить. Приходите, если будет желание. Двери моего дома для вас открыты. Отправив старших детей проведать "дядю Джорджа", Уильям сёл в карету, задумчивый и так сидел, пока не услышал недовольный голос. –Куда едем, сэр Уильям? –В собор святого Павла, Чарли.              В крипте собора, где стояла всегда убранная цветами большая гробница, в виде флагмана, было пустынно и холодно. Уильям достал флягу, отхлебнул и поставил её на мраморной выступ могильной плиты. –Здравствуй, Горацио. Прости, что долго не приходил.... Похороны Нельсона он почти не помнил. Всё тогда прошло, как в тумане... Толпы людей, торжественные залпы пушек, стоны, плач, суета. Запомнил только, что отец тогда был недоволен. «Сначала Нельсон, потом Питт! Как сговорились оба... И хорони всех за казённый счёт! » Сперва говорить было трудно, но в какой-то момент слова полились сами собой. –... я сожалею... Что последними словами, которые ты от меня услышал, было «пошёл ты к чёрту... » Я ведь не успел тебе сказать, что всём, чем я могу в себе гордиться, я тебе обязан. Ты был мне больше, чем друг... Ты был мне брат, наставник и отец. Ты первый, кто в меня поверил.. Он говорил и пил, и с каждым глотком виски свинец в груди отпускал. Так он стоял, пока позолоченные буквы имени на надгробье не начали расплываться в глазах, став едва заметными в пламени свечей. Опустошив флягу, герцог Кларенс присел рядом, на скамью и достал письмо. Не колеблясь ни минуты, вскрыл его и принялся читать.       –Теперь куда, сэр Уильям? - сидевший на козлах Чарли, широко зевнул. –В Виндзор. –Обратно? Но церемония кончилась... - нахмурился слуга. - Мы туда только к ночи сможем добраться! –Церемония не кончилась,- Уильям сёл в карету, не веря, что сможет это сделать. Он сунул руку в карман и понял, что флягу с виски оставил у надгробия в соборе. Что ж, он её, стало быть Горацио вернул. До Виндзорского замка они добрались за час до полуночи. Чарли, словно почуяв неладное, решил молчать и не ворчал, как обычно,о плохой дороге и большом расстоянии, которое ему приходится преодолевать туда-сюда второй раз за день. В замке Уильяма встретил начальник охраны, которому он приказал позвать лейб-врача. Само появление принца почти уже ночью вызвало смущение и лёгкий испуг. «Я хочу видеть короля. » «Сейчас? Но Ваше Высочество... Он спит.. Уже очень поздно...»- очередная учёная рожа в очках, называвшая себя светилом медицины, растерянно хлопала глазами и шамкала ртом. Чем больше пытались убедить его отказаться от посещения, тем больше в душе Уильяма ширилось давнее и жуткое подозрение: что если король Георг уже давно мертв? Что если он опоздал? Надо признать: последние годы все они жили как если бы всё это уже было так. Фрэд, единственный из братьев, кто отца навещал, сказал: «В его разуме тьма. Он не помнит не только, что был королём, он, кажется, не знает, что когда-то был человеком...» Но Уильям продолжал настаивать, и врач(а скорей надзиратель за телом) сдался и попросил стражников его проводить, предупредив, что встреча эта Его Высочество скорее всего огорчит. Охрана повела его по пустынным, освещенным факелами коридорам и чем ближе они были к башне, где находился обречённый больной, тем сильнее Уильям ощущал, как страх парализует ноги и переступать ими удаётся с трудом. Точно так же, как в детстве, перед встречей с отцом, его одевали, мыли, причесывали и строгим голосом напоминали, как нужно держать себя с королём. А потом вели по таким же, казавшимися огромными залам, и его мутило от страха, который он не должен был показать. И когда отец принимал его, заговаривал с ним, то Уильям боялся, что сделает или скажет что-то не так. Они шли очень долго. Уильям уже и забыл, как огромен Виндзорский замок. Один провожатый сменял другого и в конце к комнате короля, гремя фонарём, его вёл карлик - уродливое, непонятного возраста существо с огромными выступающими вперёд зубами. «Кто ты такой?» «Я паж короля». Они остановились у неприметной на вид двери, карлик достал ключ и долго возился с замком. Уильям не понимал даже толком, где теперь находился - всё в голове было кругом. Наконец дверь со скрипом открылась, и он вошёл в комнату, которая мало напоминала покои монарха - маленькая, с каменными стенами, старым ковром и всего одним только узким окошком, выходившим на лес. Карлик поставил на стол фонарь и прошёл куда-то во мрак, пошуршал там, потом вернулся и ткнул кривым пальцем во тьму: «Там. Справа. Лежит на кровати. » «Он спит? » «Уже очень давно. » Сказав это, карлик исчез, будто расстаял в полумраке. Уильям взял фонарь и держа его в вытянутой руке, направился в угол комнаты. В своих мыслях он рисовал себе нечто невозможное и очень страшное. Последний раз, когда он видел отца, больше десяти лет назад, тот, изрыгающий ругательства, был привящан к деревянному креслу ремнями. Сперва в пятне жёлтого света появилась кровать. Широкая, деревянная с каркасом от старого балдахина. На долю секунды Уильяму показалось, что кровать эта пуста. Но, приглядевшись, он заметил нечто маленькое, лежащее под одеялом. Первой мыслью, вихрем пронесшейся в голове было: это обман! Ведь это не он... Это совсем другой человек.. Короля подменили! Подойдя совсем близко, Уильям поставил на тумбу фонарь и на секунду зажмурился. Когда он открыл глаза и решился посмотреть, то увидел утопающей в подушках лицо старика. Лицо это было высохшим и таким худым, что хозяин его напоминал мумию. Герцог Кларенс в изумлении смотрел на отца. Он не узнавал его. От прежде высокого, крепкого стана и мощи ничего не осталось. В кровати лежал скелет, обтянутый не человеческой плотью, а как будто бы паутиной скелет. В прострации Уильям протянул руку и коснулся плеча, желая удостовериться, что существо это вообще ещё живо. Внезапно тот открыл глаза и сердце принца застыло. Это были его глаза. Голубые, хотя и поддернутые как будто бы плёнкой. Слепые. –Ваше Величество... - Уильям не узнал сам свой голос. - Это я... Уильям... Ваш сын. Ноль реакции. Только грудь старика теперь заметно вздымалась. Отец слеп, но способен ли слышать? Уильям смотрел на короля, а тот смотрел в потолок, и это было так странно. Ну вот, он увидел его. Теперь можно уйти... Вместо этого мужчина опустился на колени перед кроватью и накрыл рукой маленькую сухую ладонь, лежавшую на покрывале. И заговорил. О Шарлотте. О Джордже. О братьях и сёстрах. О маме. О том, что теперь 1817 год. Что повержен полностью Бонапарт и что Англия устояла. Говоря это, Уильям вспомнил, вдруг, один эпизод. На его восемнадцатый день рождения Джордж устроил праздник у себя во дворце. В Карлтон-хаусе можно было делать всё, что было запрещено делать при королевском дворе - то есть вволю пить, есть, спать и,конечно же, развлекаться. Их компания гуляла три дня в вихре из вина, женщин, игр и танцев, пока в разгар третьего вечера не появился король. Уильям до сих пор помнил, как распахнулись огромные двери,и он, в сопровождении охраны, вошёл. Музыка захлебнулась и стихла и как будто перестало дышать всё живое. Лицо отца было каменным, но взгляд ледяных голубых глаз был полон презрения. «Ваше Высочество, ваш недостойный и развратный образ жизни на вашей совести. Но не смейте склонять к пороку ваших младших братьев и сестер.»- обратился он к старшему сыну. Джордж. Тогда ещё совсем молодой, стройный, красивый... Стоит рядом с отцом и пытается в свойственной ему лёгкой и ироничной манере всё объяснить. «Ваше Величество, мы всего лишь хотели немного развлечь Уильяма в его день рождения... » «Развлечь? - брови отца хмурятся. - Вы желаете развлекаться, когда страна пребывает в опасности? Когда враги только и ждут нашей слабости, чтобы прижать?» И, вдруг, Уильям поддаётся порыву безумия (нельзя встревать в разговор!) делает шаг вперёд и произносит небрежно: «Но Англия никуда не убежит за один вечер... » Король поворачивает голову и несколько мгновений смотрит на младшего сына, и если бы взглядом можно было убить, Уильям упал бы к ногам его мертвый. Потом поворачивается снова к Джорджу. «Это не может быть его мнение. Это Ваше влияние. Вы - принц Уэльский и вы говорите, что Англия - это ничто? » Напрасно Джордж пытается оправдаться и сказать, что такого он не говорил,но двое охранников, взяв грубо за плечи, уже ставят его на колени. «Вы заслужили наказание, мой сын,и вы это знаете.» Кто-то подаёт ему трость. Рука в белоснежной перчатке, не дрогнув, берёт её и, размахнувшись, наносит удар по согнутой спине. Всего трижды. Это не больно, но унизительно и никто из собравшихся не хочет на это смотреть. Кроме Уильяма, который не может отвезти взгляда от покрасневшего лица брата, который стоит на коленях, зажмурив глаза. А потом отец просто ушёл. У самых дверей он щелчком пальцев сделал повелительный жест и в залу вошли несколько человек из охраны. Они принялись всё ломать и крушить. Рвали шелковые шторы, били хрусталь и посуду. Выгоняли людей. Перед глазами у Уильяма до сих пор стоял Джордж. Как заколдованный,на коленях, среди этого хаоса. Наказанный за него и принявший безропотно наказание. –Вы были правы в том, что говорили о нас. - Уильям смотрел в пустые глаза и чувствовал, как от напряжения сводит челюсть до боли. - Но были ли мы так порочны по своей природе и воле или мы стали отражением вашего взгляда на нас? Вы не ко всему своим детям были настолько жестоки. Почему ваше презрение пало на нас? Вы должны быть удовлетворены зная, как мы несчастны. И как нам тяжело без вас... Старик моргнул, и голова его как будто бы слегка дернулась, пытаясь приподняться с подушки. И через мгновение слеза скатилась из уголка правого глаза, потерявшись у седого виска. Уильям ощутил, как в груди его клокотавшая буря поднялась огромной, страшной волной и в секунду обрушилась, разбивая корабль. Он закрыл лицо руками и оглушительно разрыдался. Затопленный весь изнутри этим потоком слез, который не прекращался, он извергал из себя, поднимая с самого дня, всю свою боль, всё отчаяние и страхи. Всю скорбь. О себе, их семье, Горацио, Шарлотте и конечно, о той, которая так и не стала его единственным сбывшимся счастьем. Внезапно рука, к которой он прижимался губами дрогнула, приподнялась и легла на затылок, едва заметно погладив по волосам. Рука не короля. Рука отца. *** «Мой дорогой, мой добрый Уильям, передайте самые искренние соболезнования принцу Джорджу. Моё сердце плачет вместе с вами о милой Шарлотте. Нет горя большего, чем отцу потерять дитя. Всё же прочие потери должны мы принять со смирением. Знайте, что я бережно храню в памяти те прекрасные моменты, которые вы подарили мне. Я помню о вас, Уильям, я ничего не забыла.. » Джордж дочитал письмо,вернул его Уильяму и промокнул уголком батистового платочка глаза. –Всё же так жаль, что вы не смогли пожениться! И она пишет, что «ничего не забыла»! - взгляд брата приобрёл лукавое выражение. - Ах, что-то же было! Я так и знал! Я это чувствовал! Уильям улыбнулся, оставив эту реплику без ответа. Он принёс и дал прочесть Джорджу письмо, вернее, его часть, потому что сама Кэтрин об этом просила. А ещё она попросила его найти в себе силы увидеться с королём. «Какие бы не были между вами обиды, попробуйте их отпустить. У вас есть ещё время... Поверьте, после вы будете очень жалеть, что не повидались с отцом и не сказали тех слов, что есть в вашем сердце. Я же имела возможность узнать, как оно прекрасно и благородно.» –Тебе тоже стоит увидеть его. Это не так уж и страшно... Я думаю, ему не долго осталось. Джордж тяжело вздохнул, поставил ножку бокала с бургундским на объёмное пузо и устремил взгляд в окно, как он по обыкновению делал, когда его смущал разговор. –Нет. Ни к чему. Я только расстроюсь и всё эти воспоминания...я хочу дожить оставшиеся годы спокойно. Некоторое время они молчали. Уильям чувствовал, как будто бы брат не договорил и действительно, Джордж, вдруг, произнёс, как будто бы через силу: –Я никогда тебе не рассказывал, но ведь я однажды... Его едва не убил. Он выдохнул и закрыл глаза, а герцог Кларенс замер, боясь, что случайно спугнет этот порыв откровенности. Он не то чтобы совсем не подозревал чего-то такого, скорее был теперь удивлён, что Джордж готов был сознаться. –Это было в 1799 году...у меня было всё совсем плохо... С долгами... И с Каролиной. И эта война...и его твердолобость, упрямство...Я был в отчаянье...Да все были в отчаянье! И вот как-то в парламенте ко мне подошёл Чарльз Фокс... Заседание палаты лордов закончилось, он отвёл меня в сторону.. Мы стояли...и он намекнул.. Намекнул, что необходимо переходить к решительным действиям.... –Ох, Джордж... –Да. Он, конечно, не выражался совсем уж так прямо, но всё было понятно. Король болен и стар. И знаешь, это звучало тогда совсем не так уж ужасно. Я подумал, что если помочь ему уйти из жизни, то это будет даже милосердно по отношению к нему. Он сохранит о себе ещё добрую память...И тут я увидел его. Питта. Он,вдруг, вышел из-за угла и прошёл мимо нас. Очень близко. Он не сказал ни слова, но я испугался: вдруг он всё слышал? Я не мог этого знать. С того дня я жил как будто в кошмаре. Я не знал, что мне предпринять! Фокс требовал каких-то решений, ему нужно было заручиться поддержкой...а я боялся. Я ужасно боялся Питта. Черт его знает, что всегда было в его голове? Он ведь уже поддержал короля во время первого эпизода болезни. Я, знаешь, в тот месяц похудел даже и от напряжения перестал спать! Когда мы встречались в парламенте, я пытался уловить по его выражению лица хоть что-то. Но у него физиономия, ты помнишь, всегда была кирпичем. И вот,спустя месяц, я был на балу.. . Кажется,у герцога Дервиша. И Питт тоже был там. Он стоял, как обычно, от всех в стороне со стаканом... Возвышался над нами.. Как чёртов пастор! - Джордж неожиданно прервался и в удивлении приподнял брови. - А знаешь, он наверняка ведь был девственником! Бедолага жил в таком напряжении... –Джордж! –Да-да... Так он был там. И я был. И вот в какой-то момент он ко мне подошёл... Почти что вплотную. Чуть наклонился... Я подумал даже, что он собирается поцеловать меня.. Ахаха.. Но он произнёс не меняя своей каменной рожи: «Чего не сделаешь ради отечества, Ваше Высочество... Но мой вам совет: никогда не гадьте в своём гнезде! » Джордж перевёл дух. От напряжения он заметно вспотел. Допив вино, вытер губы и с облегчением произнёс: –Вот так-то. А потом он стал очень любезен и сказал, что если мне нужна его помощь, то он готов мне во всём помогать. Мне нужны были деньги и он их достал. И знаешь, я совершенно искренне был уверен, что он выклянчил их у парламента! А теперь думаю: похоже что он помогал мне из собственного кармана. Не знаю, как объяснить иначе появление стольких долгов, которые были у него на момент смерти. Он же жил как церковная мышь... - Джордж тяжко вздохнул. - Боже...Как же Англия ему задолжала! –Ты всё же свинья, - резюмировал Уильям. - То есть он переубедил тебя, просто дав тебе денег? –Да. Я в долгу перед ним! Он не дал мне взять такой грех на душу. Помню, когда отец его отстранил я еле сдержался, чтобы не рассказать ему, кому именно он обязан короной и жизнью! Но Бог с ним.. Вот, я всё тебе рассказал! Теперь ты раскрой свой секрет.. - он повернулся радостно к Уильяму. - Что было у вас с Великой княгиней? Я хочу знать всё подробности! –Ничего не было кроме того, о чем я уже рассказал. - Твёрдо произнёс Уильям. Как ни пытался Джордж вытащить из него что-то ещё, он был непреклонен. В конце концов тот надулся и сказал, что больше не раскроет перед ним своих прочих секретов, от чего герцогу Кларенсу стало смешно. Когда Уильям уходил, то у самого порога тот задержал его и произнёс уже вполне серьёзно: –Я не говорил с тобой на эту тему из деликатности... Щадил твои чувства... Но теперь, когда нет больше Шарлотты, перед всеми нами встал серьёзный вопрос.. Я не могу тебя, конечно, заставить и переложить эту ответственность... Я бы взял её сам, но ты же знаешь, что Каролина не даёт мне развода. Уильям прервал его. –Я знаю. И я обещаю, что в ближайшее время я этот вопрос непременно решу. *** –Рада Вас видеть, Ваше Высочество! Уильям едва заметно пожал протянутую ему руку Элеоноры Иден и огляделся. В просторной, с большим вкусом обставленной гостиной был накрыт чайный стол и уютно разгорался камин. Внимание герцога Кларенса привлёк букет белых калл, стоявший на полке. Точно такой же он часто видел на столе у Уильяма Питта. Ему всегда казалось, что каллы - цветы для покойников. Что ж, теперь так и есть. Они напоминают собравшимся во имя кого они сегодня всё здесь. Под собравшимися Уильям имел ввиду леди Иден, разливавшую чай, себя и задремавшего в кресле маленького худого мужчину с волосами стоявшими дыбом, и с повисшим на пальцах пенсне. –Хорошо, что вы пришли. Я подумала, что нас будет сегодня всего двое.. И господин Уилберфорс, не имея достаточно оппонентов для домашних дебатов, со скуки заснёт. –Я не сплю. - Уилберфорс поднялся и протянул Уильяму руку. - Не ожидал вас увидеть, Ваше Высочество. Не ожидал. Они сели в кресла, напротив друг друга. Леди Иден, разлив никому ненужный здесь чай, незаметно присела в другой конец комнаты с вышиванием. Уильям пил протянутый ему Уилберфорсом стакан с виски и слушал, как размеренно тикают большие часы. На улице снова шёл дождь, и было что-то невероятно успокаивающее в этом звуке капающей и бьющей по стеклу воды за окном. Что-то естественное, очень привычное. Возможно и Кэтрин теперь, когда идёт дождь, вспоминает их встречи. И Лондон. Туман. Корабельную качку и прохладный шёпот северных волн. И, конечно, вкус его виски. И вкус поцелуев. Чтобы отпустить кого-то не обязательно переставать его всём сердцем любить. В этом всегда будет свобода. Он будет помнить. Он тоже ничего не забыл. И не забудет потом. –Ваше Высочество... - раздался в тишине голос мистера Уилберфорса. - Позвольте узнать... Вы так и не изменили вашего мнения относительно рабства? Уильям поймал взгляд леди Иден. Она улыбалась, как будто бы говоря: о, теперь здесь будет как надо... Как было при нём.. –Знаете, Уилберфорс...- Уильям подался вперёд и заинтересованно посмотрел на сидящего напротив него человека. - Я бы очень хотел теперь вас послушать...

Не Конец.

Потому что ещё Эпилог. Но он будет завтра.)