весна безлюдна

тяжесть. я чувствую тяжесть. как груз. не мыслей. совсем не мыслей. нет. слабость. открытая рана. я пуст. лишь слышу рой зудящий, который не даёт ответ. бежать. мне нужно бежать, не оглядываясь. тревога бьёт по вискам уродливо и чётко. нельзя. нельзя смотреть себе в глаза, оправдываясь. я знаю. будет очень больно. колко. страх. я ощущаю. но не испытываю совершенно ничего. спасение так далеко. и правды не узнать. искать. и я ищу, но что? или кого? я не спасён. ведь меня некому спасать. edy byun 16.08.22

2007 год. 10 апреля.

— Не делай этого. Ты слышишь? Уходи. Арсений не узнаёт свой голос. Смотреть в глаза своей смерти можно всю жизнь, никогда с ней не сталкиваясь лицом к лицу, даже если звучит это вообще бессмысленно. Другое дело, когда ты чувствуешь её дыхание. Арсений чувствовал. Арсений всегда слишком явно чувствовал её присутствие рядом. Где-то в солнечном сплетении, отдаваясь трепетным ужасом, она была непреклонна в своём желании забрать Арсения с собой. Утащить и не вернуть. Под проливным дождём, где-то в холодном лесу, куда ступает нога человека слишком часто, что совсем не странно, Арсений чувствовал, как трава окутывает его голые ступни. Чувствовал слабость в теле и немеющие кончики пальцев. Арсений чувствовал, как силы покидают его, оставляя внутри лишь пустоту и полное осознание покоя, которого он так хотел. Но которого он парадоксально не ожидал в таком скором времени. Арсений чувствовал дыхание смерти, стоя под проливным дождём, и вспоминал свой собственный принцип: никогда не ходить в лес в одиночку, когда идёт дождь. Арсений понимал, что его ноги трясутся с такой силой, что скоро земля станет единственным пристанищем. Было не боязно испачкаться. Ему было страшно, даже если не хотелось этого признавать. Более того, Арсений чувствовал себя невероятно одиноким, понимая, что никогда не смог бы противостоять тому, что происходит прямо сейчас, но он нарушил свой же принцип. Он ошибся. Одно дело, когда ошибаешься, признаёшь ошибку и двигаешься дальше, стараясь таких ошибок больше не допускать. Другое, когда ценой этой ошибки может стать твоя собственная жизнь. Тогда никакие исправления не помогут. Потому что исправлять будет нечего. Воздух чистый. Даже если над городом виднеется серо-буро-малиновый дурман. Но воздух чистый и свежий. Даже если этот дождь кислотный, даже если Арсений здесь не просто так, даже если он не выберется отсюда живым — всё это не имеет никакого смысла. Потому что Арсений только что осознал, что уже считает себя мертвецом. Заочно. Может, он давно должен был пойти за ней? Туда, откуда выхода нет. Может быть. Как ответить на этот вопрос, если уже давно не считаешь себя человеком? Арсений только что смог поймать серийного убийцу, которого искали несколько месяцев. Дело хотели закрыть за неимением улик и доказательств. Они ловили множество людей, пытаясь выяснить детали. Они задерживали невиновных, потому что появлялась призрачная надежда, даже если причина для связи у человека с этими преступлениями была абсурдной (но была же!). Арсений стоял сейчас в нескольких метрах от заветной цели и ничего не мог сделать, потому что он уже не жилец. Потому что цель была столь неожиданной для всех, но для Арсения — в какой-то момент всё стало слишком очевидно. Когда-то давно ему пророчили светлое будущее, пока прошлое не решило настигнуть его. Оно пустило корни по его телу, прорастая в самом сердце. Арсений размышлял. Прямо сейчас, когда сознание спешит покинуть слабеющее тело. Арсений размышляет о том, почему всё это случилось именно с ним. Почему же он так и не сумел понять, чего от него хотят? Он запросто мог продать душу, если бы ему дали гарантию того, что он будет в здравом уме и больше не почувствует дыхания на своём затылке. Ледяного. Страшного. Вселяющего ужас. Арсений так и не привык к тому, что он такой. Всегда другой. Одной ногой в обычном человеческом мире, другой — по ту сторону. Где совершенно темно, холодно, туман слепит и нет никакой надежды. Там не шевелится трава, там она покрыта вселенской пылью печали и тоски. Там не дует ветер, там всегда кромешная тишина. Там нет живых. Там есть мёртвые. И Арсений. Последнее, что он видит перед тем, как потерять сознание — дикое ночное небо без звёзд, которым слишком трудно существовать в этой серости облаков. Последнее, что он слышит перед тем, как упасть — удар своего измученного сердца. Последнее, что он осознаёт перед тем, как окончательно поверить в то, что больше не сможет ничего — он совершил сегодня роковую ошибку. Арсений никогда не смог бы так поступить с собой. Арсений проваливается в темноту. Арсения больше не существует.

2023 год. 10 апреля.

Арсений молча смотрит перед собой, куда-то сквозь, но точно не на себя. Он стоит перед зеркалом, пытаясь побороть последствия ночных кошмаров. В голове пусто. Вакуум. Арсений не слышит, не видит и не понимает. Пальцы мелко подрагивают под натиском расшатанной нервной системы, но переключить внимание всё-таки стоит. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Ловко зацепить кончиками этих самых пальцев бусинки на браслете, перебирая. Медленно. С расстановкой. И не переставать считать. Арсений, наконец, выходит из транса, пытаясь не замечать тень за своей спиной. Изогнутую, страшную, уродливую. Что своими лапами тянется к нему. Она всегда рядом. Просто Арсений привык. Даже если сложно приходить в себя каждый раз. Прошло 16 лет. Целых 16 лет с того самого дня, когда Арсений открыл глаза и понял, что у него забрали самое ценное, что было в его жизни. Она забрала не его. Не его тело, физическую оболочку. Она забрала его душу. То существо, которое он считал смертью. 16 лет назад Арсений открыл глаза и понял, что внутри ничего нет. Солнце пекло. Слепило прямо в глаза. Его ступни всё ещё были оголены, руки оставались ледяными, лёгкое весеннее пальто испачкалось в земле. О том, что произошло, никто бы и не узнал. Всё было, как обычно. Кроме всепоглощающей пустоты внутри. Арсений знал, что мёртв. Арсений чувствовал это на уровне сердца. Первая эмоция, когда он не услышал стука в грудной клетке — страх. Вторая — боль. Которую он не чувствовал, потому что боль — и есть пустота. Арсений тогда решил, что ему нет места в обычном мире. И порывался вслед за тем самым существом. Он ползал по земле, кричал, рыдал навзрыд, пытаясь осознать. И чувствовал себя жалким. И лишь когда дотронулся пальцами до щёк, замечая на траве капли чёрного цвета, эта неожиданность отрезвила. Он понял, что по венам течёт не кровь. Тьма. С тех самых пор Арсений зовёт её Тьмой. С тех самых пор Арсений не знает, как быть собой. И остался ли он собой. Его собственной рукой где-то расписались, заключили контракт на крови, обернув всё именно так, как есть по сей день. Лишь спустя некоторое время Арсений понял, что сердце всё-таки бьётся. Просто редко. Слишком редко для живого человека. Слишком часто для мёртвого. Тогда Арсений долго не мог прийти в себя. Он закрылся в своей квартире, еле находя в себе силы для того, чтобы что-то видеть или слышать. Арсений поднимался в гору из леса, пытаясь сократить путь. Он не знал, сколько времени, но знал, что ещё слишком рано для людей. Их час ещё не настал. Себя, к слову, с того самого утра Арсений больше человеком не считал. Через кинотеатр, который напоминал призрак и лишь отголоски когда-то прекрасного места. Через парк, минуя площадь Ленина, по дворам по Сталинградской, пытаясь оставаться незамеченным. Он дошёл до своего подъезда, поднялся на пятый этаж, открыл дверь и запер её изнутри. Арсений тогда просто потерял сознание, проснувшись в холодном поту лишь к вечеру. За окном начало стремительно темнеть. Арсений терялся в пространстве, не мог нормально идти, то и дело падая на каждом шагу. Он умылся ледяной водой, таким образом, пытаясь хоть как-то привести себя в чувства. Из зеркала на него смотрела абсолютно пустая оболочка от человека. Арсений ничего не мог разглядеть в своих глазах. Он видел лишь кромешную тьму. Единственное, что она ему оставила — яркие голубые глаза. Ни капельки не посеревшие. Сосуды полопались. Синяки выделялись. Бледная кожа. Арсению показалось, что он осунулся за ту ночь тогда мгновенно. Впалые щёки не давали покоя, но кроме кофе он ничего не смог в себя впихнуть. На место страху тогда пришли раздумья о том, как быть дальше. Арсений первым делом после горького крепкого кофе пошёл и взял лезвие в руки. Именно тогда он заметил, что его кровь — не чёрная. Обычная кровь. Насыщенная. Стало легче? Нет, тогда легче не стало. И по сей день Арсению не легче. Тогда он смог объяснить всё своему напарнику Андрею избитыми человеческими причинами и взял отпуск за свой счёт, искренне на вопросы коллеги не отвечая от слова «совсем». Сил хватило на один телефонный разговор. А дальше — каждодневные попытки понять, кто он. Своё истинное «я» Арсений так и не нашёл. Пульс дошёл лишь до отметки в 50 ударов, но никогда не превышал этой цифры, изредка опускаясь до отметки в 40. Пришлось сделать вывод о том, что Арсений всё-таки жив. Просто его сердце бьётся медленно, температура тела не превышает 28 градусов, кровь всё ещё течёт по жилам, но из глаз текут не кровавые слёзы, а настоящая Тьма. В своём проявлении. Арсений пытается не поддаваться страху. За окном почти постоянно идут дожди. Из квартиры он не выходит. Он ничего не ест. Лишь глушит кофе литрами, понимая, что ничего поделать на данный момент не может. Ему понадобилось тогда 10 дней для того, чтобы понять, что теперь он не совсем человек. На пятый день он снял все свои защитные обереги и потерял сознание от шёпота. Бесконечного шёпота. Лишь на следующие сутки понимая, что это шёпот мёртвых. Тогда это было открытием. Потому что до этого он мог лишь видеть тени и выпадать из реальности в Изнанку. Не сказать, что это очень легко и просто для восприятия. Это никогда не было простым. Это всегда вызывало удушливый страх и абсолютное непонимание смысла такой жизни. Но Арсений медленно приходил в себя. А потом навсегда покинул родную обитель, сбегая. Арсений уехал, бросая всё, в Петербург. С того момента прошлое крепко держало его в своих тисках. С того самого момента, как Арсений сел в самолёт и улетел, он пытался понять, кто он. С того самого момента Арсений больше никогда старался не снимать с себя свои обереги, когда-то подаренные бабушкой. Потому что каждый раз, когда он оставался абсолютно нагим, его настигала та самая Тьма, шёпот разрывал перепонки, а в сердце разрасталась пустота. Арсений понимал уже окончательно, что он больше не человек. — Тихо. Свой шёпот он узнаёт. Почти. Арсений приходит в себя, стоя в своей питерской квартире. Очередной кошмар выбивает из колеи на добрый час. Арсений почти каждую ночь видит кошмары. Но он больше не тот, кто не знает, что делать с собой. Он научился оберегать себя, научился следить за уровнем страха, Тьмы и тревоги. Переехав в Петербург, Арсений совершенно не знал, куда податься, но нашёл своё пристанище в качестве следака в одном из отделов. Тогда жизнь начала приходить в своё русло. Да, он сталкивался со сложностями в обычных жизненных ситуациях, когда нужно было пройти медосмотр, но положить в карман кому надо он тоже мог. Арсений привык за столько лет к тому, что к себе у него должен быть особенный подход. Не человеческий, а именно особенный. Из зеркала на него смотрел будто всё тот же молодой человек. С такими же яркими голубыми глазами. Но почти не постаревший. Арсений понял, что темп физиологических изменений замедлился, когда люди начали поговаривать о том, что он пьёт кровь девственниц. Но ему было настолько плевать тогда. Пока он сам не осознал, что к своим 40 годам выглядит максимум на 30. Его возраст выдавала лишь тяжесть во взгляде, морщинки у глаз и неизменные синяки, «выгодно» выделявшиеся на бледной коже. Эту бледность ценили, делая сплошные комплименты насчёт светлой кожи. И Арсений смирился. Он больше не пытался отнекиваться от вопросов. Он соглашался и с кровью девственниц, и с хорошей генетикой, и с магией. Последнее было более вероятным, учитывая, что по ночам Арсений мог проснуться от шёпота на ухо. Он мог видеть уродливые тени на стенах своей квартиры. И они преследовали его не только там. Они врастали в него, как в свой храм. И следовали по пятам. Они были везде. Тьма была повсюду. За спинами коллег, за его спиной, на потолке, на стенах. Она расползалась паутиной по всем поверхностям, но никогда не трогала других. Арсений изучил свою сущность до мельчайших подробностей, что стало приносить даже пользу. Особенно, когда ему нужно было раскрыть очередное убийство, например, где никакой Тьмы не было. Она в этом никогда не участвовала. Арсений просто чувствовал на уровне медленно бьющегося сердца, в какой момент он мог снять свой главный оберег. Тот самый браслет, который помогал ему оставаться в здравом уме. Он не мог объяснить этого. По сей день не может. Но это помогает. Меньше всего он ждёт помощи от Тьмы, потому что считает, что она возьмёт за это свою цену. Но остановить себя, когда есть уверенность в её абсолютной помощи — он не мог. Он привык видеть мё+ртвых почти каждый день. Именно в Петербурге он смог познакомиться с личностями, которые тоже не считали себя людьми в полном понимании этого слова. Арсений всё больше узнавал про обереги, защитные руны и свои способности. Он отличался. Сильно. Таких, как он сам, Арсений никогда не встречал. Когда ему рассказывали, что его родственница была самой настоящей ведьмой, которая жила в самом отдалённом доме на обрыве, с видом на лес и рек, он сомневался в истинности рассказа. Но это было сначала. Когда в нём самом проснулся дар, стало не до шуток и фальши. Она долго умирала, мучаясь от того, что совершенно не знала, кому передать свой дар. Дар Тьмы. Её звали ведьмой, но Арсений чётко знал, что она была такой же. Как он сам. Арсений даже не мог расспросить своих родственников, потому что остался совсем один в семнадцать лет. Лишь его бабушка, когда ещё была жива, подарила ему этот браслет. И ещё парочку оберегов, которые Арсений носит по сей день. Ему было страшно в неизвестности. Ведь когда ты обычный школьник, а затем и студент колледжа — всё это сложно для понимания. Ты не знаешь, кто ты. Ты ищешь себя, но за тебя всё решает она. Тьма, что прямо сейчас разрастается паутиной в углу комнаты Арсения. — Тебя ведь даже не убрать. — Арсений усмехается. — Чего тебе от меня нужно? Бесишь. Другие-то не увидят даже. А я должен видеть постоянно. Ты уродуешь мне квартиру. Арсений привык вот так вот разговаривать с Тьмой, даже если понимал — ничего не произойдёт, но она его обязательно услышит. Иногда всего этого не было. Арсения не посещали кошмары, от которых он отходил часами. Паутины не разрастались в разных частях квартиры. Но это редкость. Арсений мог впасть в транс на много часов, оказываясь именно там, где трава покрыта пылью печали и тоски. Где кромешная тишина. И ничего нет. Он мог бродить там часами, видеть уродливые тени и сгорбившиеся силуэты неупокоенных душ. Арсений настолько привык ко всему этому, что смирился. Он принял такую данность. Участь. И он совершенно точно не считал себя человеком уже в таком вот будущем. Через некоторое время Арсений понял, что он не может почувствовать влюблённость, не может влюбиться, он разучился любить. Он проводил над собой эксперименты, в ходе которых узнавал всё больше. Секс остался сексом. Просто физиологическая потребность. На этом уровне. Именно через такие эксперименты Арсений понял: нет души — есть одиночество. Арсений и не стремился. Он привык. Были ли думы насчёт того, что он навсегда останется один? Были. Сначала на постоянной основе. Но когда он понял, что не чувствует по этому поводу никакой горечи, не убивается, стало ясно, что стоит отпустить эти мысли. Арсений так и сделал. Потому что по-другому не мог. И не хотел. Какой смысл травить себя ещё больше надеждами о чём-то светлом? Звучит пессимистично, но Арсению другие чувства больше не знакомы. В отдел он приехал лишь через полтора часа, пытаясь унять дрожь в руках из-за слабости в теле. В кабинете было всегда уютнее, чем в собственной квартире. Хотя бы потому, что здесь он был не один. В одиночестве всегда страшнее. В одиночестве голова полна абсурдных мыслей. А глубокие мысли — порождение Тьмы. Чувствовать дыхание на затылке и знать, что ты всё-таки не один, не значит, что Тьма является подругой. Лучше бы рядом был кто-то, но не она. Так думал бы человек. Если бы был человеком. Арсений же предпочитал медитировать. Ему это помогало расслабиться и освободить голову. Арсений наливает кофе из автомата и падает в своё кресло. Привычная паутина уже разрастается в углу прямо напротив. Арсений даже не реагирует. Обзор на паутину перекрывает Серёга Матвиенко. Они с ним вот уже 15 лет работают вместе. — Арс, ты выглядишь с каждым днём всё хуже и хуже. Мне стоит волноваться или нет? — Не ты ли мне только вчера говорил о том, что я слишком молодо выгляжу в свои 40? — Я. Но у тебя синяки под глазами пугающие уже. Скоро все шарахаться будут. — Главное, ты не шарахаешься. Других мне не надо. Если есть проблемы с этим, поверь, я ничего менять не стану. Синяки — не моя прихоть. Серёжа лишь цокает. Манера. Он цокает на постоянной основе, потому что с Арсением по-другому никак. Его характер, наверное, принял только Серёга. Его заскоки и застывший взгляд в стену принял тоже, наверное, только он. Серёжа много чего знал. Арсений пытался скрыть от него до последнего, но когда работаешь плечом к плечу столько лет — сложно утаить, что твоё сердце бьётся слишком медленно. В первый раз, когда коллега был рядом во время внезапного выпада из реальности, он почти вызвал скорую, но Арсений тогда вовремя пришёл в себя. Если бы он провалялся со стеклянным взглядом чуть дольше, было бы много проблем, которые Арсений сильно уж не любил. Ему нужны моменты покоя, когда его никто не трогает. Когда с изнанки по вискам никто не стучит. После того случая Серёжа много спрашивал. Он задавал бесконечные вопросы, но Арсений ему так ничего и не сказал по-честному. Было три предложения. И в эти предложения Арсений вложил весь свой посыл. Первое: Мой пульс всегда будет медленный, считай, что я болен с рождения. Второе: Да, я пью кровь девственниц. И третье: Больше я ничего тебе не скажу. Они стали, наверное, друзьями. Арсений старался не заводить длительных крепких взаимоотношений, потому что ему казалось, что людям с ним не по пути. Он мог подвергнуть их опасности, сам того не осознавая. И он меньше всего хотел именно этого. Серёжа что-то определённо знал, но никогда не болтал лишнего. И это ценно. Всегда было таковым. — Как ты себя чувствуешь? Дёрганный какой-то. — Я не дёрганный. — Снова кошмар? — Ты спрашиваешь об этом постоянно, зная, что кошмар — это моя жизнь? Серёжа вздыхает, но свой допрос заканчивает. Потому что не до этого. Дел много. И Арсений предпочитает посвятить себя именно им, а не пустой болтовне. Так легче понимать, что ты всё-таки что-то значишь. И это облегчало состояние, в которой он находился каждый день. Ему было плевать, приносит ли он пользу. Просто он так и не смог понять, зачем ему существовать. Арсений не будет лгать, что не пытался закончить всё это. Но он каждый раз просыпался и всё продолжалось. Его сердце ни разу не останавливалось. Арсений не использовал только пистолет к виску. Потому что смелости не хватило. Но об этом не обязательно кому-либо знать. Браслет привычно греет кожу. Арсений скашивает на него взгляд, чувствуя странную тревогу. И ему становится не по себе, как только мурашки проходятся по затылку. Арсений всей своей отсутствующей душой не хочет, чтобы что-то произошло прямо сейчас. Страх подступает к горлу. За столько лет он не отпускал ни разу. Арсений сглатывает, стараясь дышать ровнее. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Ещё раз. Раз. Вдох. Два. Выдох. Три. Арсений понимает, что перестаёт слышать какие-либо звуки. Четыре. Арсений видит обеспокоенное лицо своего друга. Пять. — Арс, приди в себя. Арсений понимает, что звуки возвращаются. Хватает кислород ртом, но лёгкие не слушаются. Серёжа молчаливо ждёт, замечая признаки осознания. И Арсений, правда, старается. — Я в норме. Нет. Совершенно. Такое случается только тогда, когда Арсения ждёт что-то мрачное. На языке Тьмы. Паутина в углу пульсирует, будто живая. Арсений отворачивается, переводя взгляд на Серёжу. Сфокусироваться. Давай, Арсений. Ты сможешь. — Взгляни. Это же твой родной город, верно? Арсений смотрит в телевизор, стоящий в кабинете как раз вот для таких новостей, и неверяще смотрит в экран.

«Серия убийств, происходящих в маленьком городке Астраханской области, не перестаёт ужасать и пугать местных жителей. Родители не отпускают своих детей по вечерам одних, чувство паники разрастается паутиной, но никто не даёт комментариев. Это дело вышло за рамки населённого пункта, который раннее никогда не освещался, из-за своей масштабности. Расследование ведётся ежедневно, поиск улик не прекращается, но всё, что нам может предоставить следствие — тела убитых без каких-либо зацепок. 16 лет назад в этом городе происходили похожие события. Тогда преступник не был найден. Что это? Возвращение убийцы через 16 лет? Или подражатель? Наш специальный корреспондент Александр с места событий. Александр, здравствуйте. — Да, Анна…»

Арсений чувствует дыхание на своём затылке. Арсений не слышит, не видит, но ощущает её присутствие. Арсений замечает знакомые места на экране телевизора и внутри разрастается пустота. Она заполняет целиком. Срастается с телом Арсения. Тьма становится родной. Арсений кое-что понимает, когда чувствует запах той самой травы, на которой он лежал, осознавая, что мёртв. Арсений выдыхает. И с этим выдохом не приходит покой. Его ждут. Арсений должен оказаться там, где всё началось. Он наивно думал, что всё закончилось, когда он уехал. Сбежал. Но ничего ещё не закончилось. Всё только начинается. Что есть Тьма? Самые светлые души к ней тянутся, даже если неосознанно. Арсений видел свет во Тьме всегда, но когда его душу забрали, больше света он не видел. Серые будни. Серые лица. Серые улицы. Тьма когда-то лишила его красок. Она когда-то забрала себе всё. Без остатка. Арсений чувствует дыхание на своём затылке. И закрывает глаза.