весна безлюдна

я воспользовался шансом построить собственный мир. билет в один конец для другой жизни на паруснике, запятнанном бензином, на паруснике, запятнанном бензином. иногда я мечтал о другой стороне. солнце восходит на горизонте, и прекрасная радуга, просто прекрасная радуга... я пришёл разбить стену, которая выросла вокруг тебя, чтобы увидеть страну всего. я паду ради тебя, я паду ради тебя. я скучаю по друзьям, которых должен был оставить позади. папа говорит: "Я горжусь тобой, сынок". это заставляет меня хотеть домой. мог ли я когда-то назвать это место домом?.. я пришёл разбить стену, которая выросла вокруг тебя, чтобы увидеть страну всего. я паду ради тебя, я паду ради тебя.

***

— Я знаю, кто ты, Арсений. Я всё про тебя знаю. Арсений испуганно смотрит Антону в глаза, не понимая, что происходит вокруг, потому что кругом темнота. Тьма. Сплошная Тьма, заполняющая каждую частицу окружающего пространства. И она рядом с Антоном, который медленно подходит ближе, даже не думая останавливаться. Арсений не понимает абсолютно ничего, но с торможением осознаёт. Это сон. Это, мать его, сон! Не своим голосом. Антон шипит не своим голосом. — Ты от меня никуда не убежишь. Ты просто не сможешь. Арсений пятится назад, пытаясь спастись, но понимает, что за спиной преграда, когда его впечатывают в твёрдую поверхность, отрезая пути к свободе. Он понимает, что сбежать не сможет. Это не открытая дверь домофона, это не голос, вырывающий из Тьмы, это тупик. Паника подступает к горлу, когда лицо Антона оказывается в опасной близости. Даже если Арсений знает, что это чёртов сон. Антон близко. Арсений может чувствовать его дыхание на своей коже. Из-за спины — тень. Из-за спины щупальца. Арсений даже закрыть глаза не может. Он мучительно долго смотрит на то, что происходит за секунду. И ощущает невероятно сильную боль, когда тень пронзает его насквозь. Арсению кажется, сквозь дымку страха, что они с Тьмой стали единым целым. И он совершенно не замечает, что происходит прямо перед его лицом. — Ты — мой. Антон касается его губ своими, вдавливая материю в тело Арсения сильнее. И именно в этот момент Арсений просыпается в холодном поту. Безумная тряска не даёт контролировать тело. Щёки залиты черными слезами, когда Арсений пытается стереть их с кожи. Паника сковывает внутренности. Фантомная боль в грудной клетке отдаётся тошнотой. Арсений прижимает ладонь, пытаясь услышать стук. И слышит. Это приводит в чувство. Но не облегчает душевную боль. Душевную. Печальная ухмылка на лице Арсения выдаёт горечь с потрохами. В эту ночь Арсений больше не может сомкнуть веки. Арсений больше не спит.

***

В участке какая-то суета. Оказывается, здесь не так уж и мало людей. Нервозность чувствовалась за километр. Арсений привёл себя в порядок утром, даже не пытаясь придумывать, как скрыть синяки под глазами. Сосуды полопались, к слову. И выглядел он весьма помятым. И очень не хотелось, чтобы кто-то заметил, что что-то не так. Арсений меланхолично смотрит на всю эту суету вокруг, выдавая в пустоту: — Что за сыр-бор? Кто-то слева привычно хмыкает. Арсений даже не успевает взять себя в руки, вспоминая, что тем, кто убил его на Изнанке во сне — был Антон. Теперь он не был уверен ни в чём. Он даже не подумал, как будет взаимодействовать с Антоном, потому что во сне всё было слишком реально. Его сны редко бывали вещими. Они лишь показывали то, что могло указать на правду. Но как-то, что он увидел во сне и то, что есть в реальности связано — Арсений так и не понял. — Колбаса-лес. Арсений поворачивает голову, замечая, что Антон стоит прям рядом. Границы не нарушены, но почти. Почему-то становится спокойнее. А так быть не должно. Это наводит на неоднозначные мысли. — Чего? — Ну ты сказал сыр-бор. Я говорю — колбаса-лес. У нас же такая игра? Арсений сначала ничего не отвечает, пусто смотря перед собой, а затем всё же расслабляется, принимая решение: он не будет вспоминать сон. Антон не имеет к этому никакого отношения, даже если у него на пальцах и запястьях как минимум по два оберега. Не совсем обязательно, что он сам поставил защиту, возможно, кто-то из его родственников что-то знает, и его попытались уберечь. Только вот появился Арсений. И думается ему, что после этого своего появления, всё пойдёт по одному месту. И жизнь Антона тоже. Потому что жизнь всех, с кем он связывался, менялась. Это аксиома. Именно поэтому он очень рад, что Серёжа остался в Петербурге. Так он сможет уберечь хотя бы его. — Очень остроумно. — Согласен. Я так-то умный мужик. Ты присмотрись. — Твой загадочный флирт меня не привлекает. — Не бузи, ферзь. Пошли в кабинет. Нас там Поз ждёт. Только звонил. Они идут плечом к плечу по коридору, но стойкое ощущение чего-то странного Арсения не отпускает. Дышится как-то сложно. На Антона смотреть тоже трудновато. Арсений и не смотрит. Почти. Просто прочесть его не получается, а хотелось бы. А если Антон всё-таки что-то знает? Вдруг всё это не случайно? Хорошая актёрская игра? Арсений ни в чём не уверен. Вопросы без ответов так и остаются. За спинами проходящих работников тени со странными изгибами. Это проделки воображения. Ужасного воображения Тьмы. Арсений знает, что это значит. Слишком много людей вокруг. И все разные. Когда всё в голове мешается, эта самая голова начинает болеть. Арсений уже чувствует постукивание в висках. Плохой знак. — Ты спал вообще? Арсений отвлекается, но не поворачивается. Именно этого он и не хотел. Чтобы кто-то заметил. Ладно, было глупо думать о том, что Антон не подметит его яркие синяки под глазами, даже если синяки яркими не бывают. Если только тёмно-яркими. — Кошмар приснился. Проснулся и больше уснуть не смог. — Боишься кошмаров? Да, в которых ты меня убиваешь. — Нет. Просто я весьма тревожный человек. — Не выглядишь, как паникёр. — Я и не паникёр. Я просто тревожный. — Есть такая книга. Тревожные люди. Арсений на мгновение останавливается, поднимая взгляд на Антона. Тот останавливается следом, но ничего не спрашивает. Стоит и смотрит в ответ, губы поджимая. — Хочешь сказать, что читал эту книгу? — Да. Арс, вот я не пойму, ты меня тупеньким считаешь? — Нет. Просто спросил. Арсений реально просто спросил. Он ни разу не считал Антона тупеньким или что-то на таком же языке. — Тогда задавай вопросы правильно. — Интонация не понравилась? — Хуёвая интонация, ты прав. Арсений цокает. Антон больше ничего не говорит. Они заходят в кабинет, попадая в тишину. Долгожданную. Дмитрий курит около окна, обращая на них внимание сразу же. Бычок в пепельницу. Внимательный взгляд. Какой-то восторженный. Боевой. Арсению нравится. — Мы подняли сводки. Сейчас коллеги всё просматривают. Думаю, к обеду соберём весь итог. Точки какие-нибудь наметим. Сколько до следующего убийства? Арсению верят. Это он понимает, когда две пары глаз устремляются в его сторону. Странное ощущение. От него ждут ответа. И приходится отвечать, чтобы не выдать свою растерянность. — 24 апреля. Если верить закономерности. Арсений ответил на вопрос неправильно, просто называя дату, но ему простительно. Потому что он растерян. Никто не замечает будто. Даже Антон ничего не говорит. Дмитрий просто кивает. — Значит, надо до этого момента всё хорошенько проанализировать и поставить патруль. Мы в эту сторону даже и не думали, Арсений. Как ты вообще додумался до такого? Арсений сказал бы правду, но понимает, что не может. А придумать ответ нужно. — Не знаю. Склад ума? Просто так вышло. — И это хорошо, потому что мы никогда не были так близки. Даже если это близко — далеко. Арсений поджимает губы, подводя черту. — Выбираем лучшее из худшего. Антон поджимает губы, вторя, но не комментирует. Дима уходит сразу же после нескольких фраз по работе, оставляя их наедине. До обеда у Арсения есть время для того, чтобы попытаться разобраться ещё в одной вещи. Взгляд на Антона. — Шастун, я хотел бы поговорить со Славой. Есть такая возможность? — Есть. Он по коридору дальше. Утром пришёл. Если пойдёшь сейчас, успеешь выловить. — Арсений встаёт. — О чём пиздеть будете? — О чём мне с ним разговаривать, кроме работы? Антон щурится, но кивает. Арсений даже не предполагает, о чём они будут разговаривать, но точно не о работе. Точно не о ней. Просто Антону знать об этом совсем необязательно.

***

Слава смотрит с осторожностью, но смиренностью, когда Арсений открывает дверь его кабинета. Ему стоило бы закрывать её на щеколду. Но понятно сразу — Слава ждал. Он знал. Приглашение на чай действительно было. Арсений выдыхает, не зная, с чего начать. Но Слава начинает первым, и напряжение ударяет с новой силой. Даже если Арсений был к такому готов. — Я знал, что ты меня найдёшь. — Арсений поджимает губы, когда Слава улыбается. — Как ты понял? Или ты пришёл по другому делу, а я сейчас тебе все тайны открываю? — Нет. Я пришёл из-за тебя. И… было не трудно догадаться. Ответ принимается. Судя по расслабленным плечам. Арсений понимает, на самом деле. Потому что было бы очень глупо так попасться или спалиться. Они должны быть осторожными. — Что ты почувствовал? Слава подходит ближе. Арсений не шевелится. Стойко стоит на месте, потому что так сейчас нужно. Слава не внушает доверия совсем. И если с Антоном Арсений, можно сказать, уживается, то со Славой ему вообще рядом находиться не хочется. — Что ты не человек. Слава кивает, продолжая улыбаться. И это напрягает. Арсений не совсем понимает причину улыбки. Ему вообще странно здесь находиться. Но Слава знает, о чём пойдёт речь. Он с самого начала смотрел на Арсения по-другому. Именно поэтому разговор построить легче. Здесь не нужно искать предлоги, придумывать, что сказать или пытаться завуалировать. Разговор на чистоту. И не сказать, что от этого как-то стало лучше голове. Мыслей только прибавится, Арсений уверен. — Тогда расскажи мне, Арсений, одну вещь. — Арсений напрягается. — Кто ты такой? — А ты как думаешь? Мне интересно. Не думай, что я не хочу отвечать на твой вопрос. Наконец, улыбка пропадает с лица. Теперь там то, что Арсений называет моментом вечности. Когда случилось то, чего ты ждал. Когда ты на пороге открытий. Только Арсений совсем ещё не знает, что он сейчас может узнать. И надо ли ему всё это знать. — Ты похож на неё. Такой же тёмный. Как сама Тьма. — Арсений напрягается ещё сильнее, потому что, на минуточку, не знает, о ком речь. — Таких, как ты — больше нет, Арсений. И я знаю всё, так что можешь говорить спокойно. Меня ничем не напугать. Арсению слышать это не хочется. Он много лет пытался осознать. И он осознал. Принял всё это. Но после этих слов всю веру в себя хочется сбросить, потому что Арсений просто не знает всего. А Слава знает. Это знание в его глазах. Настойчивых. И сильных. — Что ты знаешь? — Я знаю многое, но думаю, ты и так всё сам понял. Или пытался. Арсению кажется, что это шутка. Потому что он не знает ничего. Слава говорит так, будто уверен, что Арсений имел дело с правдой. Арсений смотрит так, будто услышал чушь. — Я узнавал всё по себе, ориентируясь на то, что чувствую. У меня не было учителя, если это так можно назвать. Я пришёл за ответами к тебе, но до сих пор не понимаю, почему именно ты. Слава кладёт руку на плечо, сжимая. И Арсения передёргивает от этого прикосновения. До того сильно, что он сбрасывает руку Славы со своего плеча сразу же. Тот не огорчается вовсе. Просто поджимает губы на секунду, сводя реакцию на нет. — Ты серьёзно не знаешь, кто ты такой? — Я уже 16 лет не знаю, кто я на самом деле. Точнее — я знаю, но обрывками. Мне было интересно, да, но я бежал от самого себя. И это было глупо, наверное, с моей стороны. — А ты хочешь знать? — Хочу. Арсению банально страшно. Он чувствует, как изнутри что-то ломает на части. Потому что ту правду, которую ему не рассказали — она существует. Арсению кажется, что все его знания рассыпаются, превращаясь в прах. Прах времени, которое он провёл в страхе и неведении, каждый день чувствуя всепоглощающую пустоту. — Всё сложнее, чем ты думаешь, Арсений. Ты не колдун, если думал об этом. И не ведьмак. Ты медиум с привилегиями. Это Арсений знал. Его просветили в Петербурге знающие люди. Но это же не всё. Настоящей правды он не знал никогда. Почему происходит всё, что происходит? Почему когда-то всё закончилось на Арсении, но теперь он здесь, и всё продолжается. Или не заканчивалось вовсе? — Что ты подразумеваешь под этим? Слава вздыхает, отходя к столу. Он облокачивается на твёрдую поверхность поясницей и скрещивает руки на груди. Разговор будет не из лёгких. Арсений делает мысленную пометку о том, что позже — он должен будет спокойно на всё реагировать. Как можно спокойнее, потому что иначе — весь контроль полетит к чёрту. — Что ты знаешь о своей семье, Арсений? Вопрос внезапный. Арсений даже задумывается, вспоминая, что практически ничего и не знает. Он остался один слишком рано. С ним рядом не было никого, кто смог бы его просветить. — А что ты знаешь о моей семье? — Сначала мне нужно понять, есть ли у тебя хотя бы малейшее представление о том, что с тобой происходит. И о том, что происходит в городе, где страдают невинные люди. Улавливаешь? Этого Арсений и боялся. Стать причиной всему этому. Внутри он был уверен, что на нём висит этот крест вины, но он точно не причина. Есть что-то ещё. Что-то далёкое. Что-то из прошлого, которого он совсем не знает. — Я знаю, что моя родственница была ведьмой. Умирала мучительной смертью, не зная, кому передать свой дар. И это всё. — Так и есть, но это не всё. Она не была ведьмой в полном понимании этого слова. Просто людям было так легче. Других понятий тогда не знали. — Арсений смотрит вопросительно. — Ты такой же, как она. Слава смотрит так, будто погружается в дымку воспоминаний. Это не пугает, но наводит некий ужас. Сравнимый с весом в полтонны, который вот уже 16 лет лежит на плечах Арсения. Который не сдвинуть, не согнать и не прогнать. Арсений, хоть и не пытался так думать, отгонял эти мысли, но он попросту устал. Отрицать смысла нет. Но и жить с этим не так уж и просто. — Откуда ты можешь знать про мою семью? — Я не такой, как ты, Арсений, но живу дольше тебя. Намного дольше. Я был знаком с Агриппиной. — Агриппиной? Это имя Арсению совсем незнакомо. — Так звали твою родственницу, про которую идёт речь. Арсений пребывает в растерянности лишь несколько секунд. Но и этого хватает для того, чтобы усомниться в правдивости происходящего. Он знал, что та женщина жила давно, но никто и никогда не говорил ему её имени. — Она жила в 18 веке. Как ты мог её знать? Слава хмыкает. — Реинкарнация — хорошая штука. Но не про меня. Я маг, Арсений. Маги живут очень долго. Вот оно что. Арсению же не хватило того, что он сам не такой, как все. Теперь он знаком с магом. Вот же ж абсурд. Истерические нотки пролетают в сознании чётко и быстро, шибко не спрашивая у самого Арсения, можно ли поддаваться этой истерике. Сон с участием Антона уже не кажется таким ужасным, потому что реальность оказывается хуже. — Знаешь, я бы посчитал тебя психом, но не могу. — Не можешь. Но кое-что я знаю точно. Вопрос только в том, готов ли знать ты? Арсений понимает, что настал некий момент истины. И легче точно не станет. Потому что от этой истины нужно будет отталкиваться и искать пути для решения того, что уже успело произойти и происходит. А значит, станет ещё сложнее. Готов ли Арсений? Однозначно, нет. Но отвечает совершенно другое, потому что времени у него нет. Оно слишком быстро бежит, даже если на Арсении это никак не сказывается. — Готов. Слава кивает. — Твоя родственница заключила сделку с Тьмой. Так вышло, потому что на тот момент времени этот город был полон нечисти. Разные сущности, ведьмаки, маги, ведьмы и многие другие. Было много смертей. Слишком много для того, чтобы это было нормой. Для того времени, разумеется. — Арсений даже думать не может. Он просто слушает, чувствуя, как его ледяные руки становятся ещё холоднее. — Она хотела защитить свою землю. И решила, что сделка с Дьяволом, если так можно назвать, это хорошая идея. Никакие заклятья и ритуалы не помогали. Никакие силы не могли уберечь город от гибели. На кону стояло слишком многое. И она решилась на эту сделку. Несколько поколений твоей семьи даже не знали о том, что Тьма существует, потому что Агриппина всех уберегла. В каком-то смысле. Даже в самых ужасных реалиях Арсений не мог предположить, что речь зайдёт о сделке. Паршивой сделке. Ужасной. — В каком-то? — Все сыновья в вашем роду умирали молодыми. Суть именно такая. Это своеобразная плата за защиту земель и народа. Я долго пытался понять, почему Тьма возвратилась, Арсений. Теперь понял. Причина у меня перед глазами. Хочется присесть, что Арсений и делает. Он не ожидал, что правда окажется такой. Арсений опускается на стул, несколько секунд пялясь в пол, но взгляд поднимает. Всё же. Потому что он пришёл за ответами, он их и получает. Правда, какой ценой? Переварить он сможет потом. Время. И только оно имеет значение. Чем раньше Арсений поймёт, что происходит, тем раньше он сможет всё это остановить. — Что это значит? — Ты должен был умереть, Арсений. Но каким-то образом ты всё ещё здесь. Ты должен был умереть ещё 16 лет назад, когда уехал отсюда. Я думал, что так и будет. Но ты вернулся. Честно сказать, когда я увидел тебя тогда около отеля, не поверил своим глазам. Арсений больше ничего не спрашивает. Слава приносит ему стакан воды, который принимается с благодарностью. Арсений осушает стакан в несколько больших глотков, чувствуя, как снова может ясно мыслить. Арсений все 16 лет жил с тревогой в душе, никому этого не показывая. И сейчас он понял истинное значение всего, что происходит. Принять — избавиться от страха. Арсений уже успел посмотреть страху в глаза. Это значит, что он стал сильнее? Даже он сам на этот вопрос не может ответить. Потому что страх не имеет силы. Потому что если он и есть, Арсений должен всё это остановить. — Когда всё это закончится? — Она забирает этих молодых людей, потому что всё ещё не забрала тебя. Так и будет продолжаться, пока… На осознание пару секунд. — Я должен умереть. Не вопрос. Утверждение. — Да. — И ничего не исправить? — Не знаю. Я не уверен, но изучал этот вопрос. Если ты ещё не погиб и не умер, значит, возможно, и не умрёшь? Надо копать глубже, чтобы понять механизм. Я помогу, попытаюсь хотя бы. Арсению неизвестно, по какой причине Слава готов ему помочь. Может, по причине того, что он был знаком с Агриппиной? Арсений даже думать не хочет, как вообще так вышло, что они познакомились. Потому что есть ощущение, что его это не касается. — Почему ты хочешь помочь? — Я помогал Агриппине. Мы были хорошими друзьями. Близкими. — Слава улыбается. — У тебя её глаза. Такие же светлые. И яркие. Арсений понял сразу, судя по всплеску тяжести и печали от потери любимого человека, что Слава говорит о ней не как о простой знакомой. И теперь уже он уверен, что Слава помогал Агриппине не просто так. Он её, возможно, любил. Арсений чувствует это. Он видит этот всплеск воспоминаний в глазах напротив. И пытается закрыться, потому что ему это неведомо. Его это не касается. — Ты не смог её уберечь? — Она меня не слушала. Она хотела защитить свой народ. Эта женщина всегда была одинока в своём даре. Её очень много раз пытались убить. Это не просто — жить в страхе каждый день. Но я был рядом. До самой её смерти. Если тебе интересно, она просто уснула и больше не проснулась. И практически никогда не говорила о своей боли. — Слава прикрывает глаза. — Она страшно мучилась, не давая себе помочь, а я мог это сделать. Я мог облегчить её боль. В один момент она ушла в транс и произошло то, о чём я тебе рассказал. А потом… потом её не стало. Арсений остановил поток мыслей и интереса. Внутри была горечь, которая отчётливо ощущалась на языке. Она бежала по венам, уничтожая всё хорошее. Но в голове возник образ конкретного человека из сна. И Арсений позабыл обо всём, потому что сейчас он в настоящем. Агриппины больше нет. Но её сила сейчас в Арсении. Он подвергает Антона опасности каждый день. И его это не должно волновать, но волнует. Арсений сглатывает, снова впиваясь в Славу взглядом, и переводит тему, пока совсем не свихнулся. Ему необходима некая передышка. Даже если передышкой это можно назвать с натяжкой. — Что ты знаешь про Антона? Слава молчит, но смотрит с потерянностью. Горечь проскальзывает и в нём. Проскальзывает что-то ещё, чего нельзя почувствовать. Слава вздыхает с тяжестью, будто что-то знает. И Арсений уверен в этом. — Защиту поставил я. Вот оно. Арсений был уверен в том, что Антон в неведении. И оказался прав. Шастун вообще ничего не знает. — Он ничего не знает? — Нет. — Почему? Раздражение. Арсений чувствует раздражение. — Арсений, он и не должен знать. Ему это не нужно. Потому что вы не должны были встретиться! Антон наполовину человек. Самый светлый человек в этом городе, даже если ни тебе, ни мне, ни ему самому так не кажется. Но так и есть. Наша Тьма его погубит. Он этого не заслуживает. Наполовину? Арсений хмурится, пытаясь хоть что-то понять для себя, но в итоге — продолжает задавать вопросы. — Кто он? Слава сглатывает. И молчит. Он воздвиг стену. Он умело закрывается от взгляда Арсения, потому что внутри сидит то, чего говорить не нужно. Не хочется. Но Арсений готов идти напролом. — Ты скажешь мне. Ты должен сказать мне. — Почему тебе это нужно? — Потому что я с ним работаю. И подвергаю его опасности. Я был на Изнанке, Слава. Я был там и меня практически убили, но он пошёл за мной и своим голосом вытянул из транса. Я должен знать. Взгляд Славы меняется. Как и выражение лица. — Что он сделал? Он что-то узнал? Ты ему рассказал? Слава двигается ближе с остервенелостью, напирая. Но Арсений чётко отражает атаку, стоя на своём месте. — Я рассказал только то, во что он смог поверить. — Арсений, вы вообще не должны были встретиться. Антону с тобой рядом быть опасно. Потому что он Хранитель. Он сильный. Он человек, но… как бы тебе объяснить? В его роду Хранители — это обычная ситуация. Многие из них даже не знали о том, кто они такие. Антон тоже не знает. Я не стал ему говорить. Его родственников я тоже знал. Но и они не смогли помочь, когда я напрямую обращался за помощью. Хранители с давних времён ограждают город от полного краха, но даже они были в растерянности. Арсений запутался окончательно. Но теперь ему не кажутся бредом слова о том, что с Антоном рядом спокойнее. Пазл собирается по мелким деталькам. Но от этого не легче. Потому что та правда, которую так жадно впитывает сейчас Арсений, граничит с безумством. — Когда мой ресурс был истрачен, он помог мне. Он батарейка. Аналогия с тем, как ты заряжаешь свои обереги и тому подобное. Одно касание может придать сил. И восстановить утраченную энергию. Антон в этом городе родился. И ему суждено остаться здесь навсегда. Иначе — город падёт. Отнюдь не гарнизон держит его на плаву. — Теперь Арсений понял всё. Он осознал, почему с Антоном рядом так спокойно. — Я защитил его, потому что Тьма Антона не отпустила бы. И если бы это случилось, Антон потерялся бы полностью. Его никто бы не смог спасти. Я знаю, что Антон мог бы справиться, но не в одиночку. Свет слишком привлекателен для Тьмы. И то, что она его не убила, это удача. А теперь он практически столкнулся с ней носом к носу, как только ты вернулся! Напряжение достигает пределов нормальности. Арсений хмурится. — Ты винишь меня? — Нет, нет. — Слава трёт виски, пытается дышать ровнее, но продолжает злиться. — Рядом с ним ты можешь чувствовать себя живым, Арсений, но если ты будешь с ним рядом, Тьма не упустит своего шанса. Она всегда охотиться на свет. Знающие свою сущность Хранители могли защититься, но Антон по незнанию — не сумеет. — Арсений сглатывает. — Тебе нельзя было сюда возвращаться. — Но я вернулся. И я чувствую себя живым. — И нам нужно разобраться, как это остановить. Помоги мне понять, Слав. — Я помогу, но держись от Антона подальше. Обречённое осознание вырывается, не спрашивая. Арсений даже не понял, что сказал. Будто сказал и не он вовсе. Замереть на месте за секунду. Арсений только что начал копать себе яму. Даже если копать он её начал ещё 16 лет назад. Просто сейчас процесс ускорился. — Я не могу. Слава поджимает губы. — Этого я и боялся. Когда я увидел вас вместе около машины, сразу понял, что он тебе нужен, даже если ты сам этого пока не осознал. Арсений хочет ответить, что нет. Не нужен. Но его отвлекает звонок. Он наспех достаёт телефон и видит знакомый номер. — Мне нужно ответить. — В глазах Славы облегчение. и Антон понимает. Этот разговор забрал слишком много сил. Это и есть та самая передышка. — Мы вернёмся к этому. Я должен идти. — Я буду ждать, Арсений. Найди меня, когда понадоблюсь. Арсений выходит из кабинета, направляясь в свой. Трубку он не берёт. Потому что с Антоном лучше говорить так. С глазу на глаз. Все слова Славы набатом бьют по вискам. И головная боль во всей красе отрезает путь к осознанному мышлению. Получается, что именно с его родственницы начался этот ужас. И теперь он должен покончить с этим, потому что больше никто не сможет. Арсений прикрывает глаза на секунду, пытаясь прийти в себя, но знает наверняка, что сейчас лучше просто отстраниться. Переключиться. Сложно, но возможно. Отключить себя на пару часов. Арсения встречают с воодушевлением, которое за эти несколько дней встаёт комом поперёк горла. — Что-то случилось? Антон сглатывает, подходя ближе. Арсений теперь уже не боится смотреть в его глаза. Как это странно. Теперь он знает, что свет не был иллюзией. Он смотрит в зелень и понимает, что этот человек ничего не знает о себе. Арсений осознаёт, что Антон не заслуживает того, что уготовила ему судьба. Арсений действительно не должен был возвращаться, но он уверен, что сможет защитить его. Парадокс. Антон даже не знает, что ему нельзя находиться рядом с Арсением. — Наши люди по приказу Димы подняли криминальные сводки. Во-первых, я охуел, когда понял, что ты был прав насчёт всех этих смертей. А во-вторых, у меня вопрос. Ебейший. Готов? — Да. Арсений промаргивается. Потому что мысли всё ещё одолевают его голову, как и боль. — Почему тогда убийства не происходят на кладбищах? Ответ находится быстро. — Потому что там много людей, умерших своей смертью. И это слишком было бы банально. Она не будет идти таким лёгким путём. — Она? Ты про кого? Арсений понимает, что сморозил. Но проводит аналогию настолько скоро, насколько может. Потому что он сейчас совершенно точно потерялся. Нужно срочно найти выход из воспоминаний. — Смерть. Я про смерть. Убийца, если будет так удобнее. Он не мог быть таким банальным. Антон лишь на пару секунд задерживает подозрительный взгляд, но всё же отмирает. — Думаешь? Бля, хуйня какая-то. Ферзь, ты слишком умный для меня. — Что за недооценённость собственных способностей? Учитывая, что Антон про них вообще ничего не знает, звучит двойственно. — Я просто голову ломаю. Мне нихуя не понять того, что понимаешь ты. А понимаешь ты многое, как я понял. Арсений ничего не отвечает. Валится в своё кресло и прикрывает глаза. С головной болью он совершенно точно не сможет работать. С той информацией, что он получил, сможет, но с трудом, потому что переварить такое за несколько минут попросту невозможно. Арсений не был готов. Он не стал готов и сейчас. Арсений слышит чужое дыхание слишком близко и открывает глаза. Антон стоит рядом с его столом и рассматривает. Просто рассматривает. Арсений хмурится сначала, съязвить хочет, но решает не делать шаг к разговору первым. И правильно делает. Антон смотрит чётко в его глаза и делает этот шаг сам. — Башка трещит? — Есть такое. — Глаза у тебя красные. Хочешь помогу? Арсений даже думать не хочет, как Антон сможет помочь. И ему совсем неинтересно. Только вот внутри всё кипит от желания подпустить поближе и разузнать. Неинтересно, Арсений? Кивок служит сигналом. Арсений внимательно наблюдает за тем, как Антон обходит его стол, кресло и останавливается за спиной. Дыхание через раз. Арсений чувствует пальцы на своих висках и закрывает глаза, потому что это пытка какая-то. Бороться с самим собой всегда сложно. Арсений сейчас и не собирался этого делать, но внутренний голос кричал о том, что это нужно остановить. Антон осторожно массирует виски, и Арсений расслабляется. Мысли из головы не выкинуть, но так легче. Всё же. — Я тоже могу быть полезным, да? — Антон, мы можем не разговаривать, когда находимся рядом, если ты думал, что тишина меня смущает. — Я люблю попиздеть. В отделе слишком мало людей, с которыми интересно разговаривать. С тобой интересно, хоть я тебя и хейчу. — Очень приятно. Благодарствую. Следующие несколько минут Антон ничего не говорит. И Арсений чувствует себя намного лучше, когда Шастун возвращается на своё место. Это уже перестаёт удивлять. Наверное, Арсений начал переваривать. Пристальный взгляд. Но Арсений прочитать его не в силах. — Чего так смотришь на меня? — Хочу предложить одну штуку, но не хочу слышать отказа. — Предлагай. Антон смотрит прямо в глаза. — Пойдём в бар сегодня? Мы в самом начале говорили о развлечениях. Я подумал, что сегодня можно было бы заглянуть. Отвлечься. Арсений понимает, что стало ещё сложнее. Только что. И теперь уже он имеет полное право отказаться. Он должен это сделать, но желание не возвращаться домой пересиливает всё. И только лишь в этом причина. О других Арсений думать не хочет. — Ладно. — Забились. — Ага. Арсений снова прикрывает глаза и не может утихомирить в себе мысль о том, что он только что совершил ошибку, отвечая согласием. Но самое страшное не это. А то, что Арсений действительно выбрал Антона.