When Bad People Kiss

VI

      Начало 1991              Они отдыхают ещё неделю, заходя в каждый бар в радиусе пяти миль. Тревор скуривает столько мета, что количество зашкаливает даже для него, а Майкл покупает кокаин у каких-то ребят возле клуба, которые сдирают с него денег больше, чем на самом деле стоит товар. Неделя проходит легко и быстро, проносясь затуманенными кадрами, проясняясь только к концу и принимая форму молодой улыбающейся девушки с тёмными волосами.       Когда Тревор впервые видит её, в нём уже пять бутылок пива и неизвестная таблетка от мужчины из туалета. Она прислонилась к одной из колонн из искусственного мрамора в центре стриптиз-клуба. Ногти на ногах покрашены в ярко-красный.       — Привет, — произносит она, отталкиваясь от колонны и улыбаясь ему. Он стоит как олень в свете фар, разглядывая её лифчик. Она носит пуш-ап, но он не может скрыть размер её сисек — довольно разочаровывающий размер.       — Эм. Привет.       Он не может перестать скрипеть зубами. Это отвлекает — больше, чем волосы или блестящие глаза девушки. У Тревора болит челюсть и отдаёт в скулы. Он сжимает две кружки пива, отчего костяшки его пальцев побелели, и оглядывается в поисках Майкла, который исчез в углу клуба.       — Я Кристал, — девушка шагнула поближе к Тревору. — Как тебя зовут, сладенький?       — Эм, — ему надо подумать. Комната плывёт перед глазами, и он почти падает, — тебе не надо знать.       Конечно, копы не знают о Треворе; но они слышали о нём, им известно, что он крутится вокруг Майкла Таунли, но у них нет информации о том, как он выглядит, какое у него имя и в целом о любом намёке на то, кто он. Но прямо сейчас, с кучей наркоты в крови, он не стал бы доверять первому встречному.       — Хмм, — девушка выглядит встревоженной, но пожимает плечами и прячется за улыбочкой, — всё в порядке. Это для меня? Напиток?       Тревор смотрит на неё. Она держит руку на бедре и наклоняет голову в сторону. Её макияж в приглушённом свете клуба выглядит идеально. Он мог бы купить её за любую цену, мог бы целовать эти губы до тех пор, пока они не опухнут, держать её, трахать её, нагнуть её прямо в переулке на улице и делать всё, что ему заблагорассудится. Его член хотел бы встать, но всё же остаётся неподвижным; Тревор качает головой и думает о Майкле, который где-то рядом.       — Что, — он смеётся, — местные извращенцы не платят тебе за отсос? Сама себе напитки покупай, блядь.       Кристал моргает, прищуривается, скрестив руки на груди.       — Пошёл ты. Я могу выкинуть тебя отсюда прямо сейчас, знаешь об этом?       — Ну, блядь, попробуй, — Тревор фыркает. — Посмотрим, как ты до дома дойдёшь.       Стоит отдать должное, Кристал не выглядит испуганной, но она уходит по маленькой танцплощадке и исчезает в тени. Он насмехается ей вслед и выпивает половину одной кружки пива.       Не то чтобы он ни с кем не спал с тех пор, как они с Майклом начали свою интрижку, но то же самое можно сказать о Майкле. Девушка была не совсем в его вкусе, но он уже много раз трахал таких, как она, причём гораздо более уродливых. Таблетки, которые ему продали в туалете, говорят совершенно обратное, заставляя думать только о Кристал. Она сама виновата, что была такой заносчивой.       Вместо того чтобы ждать, пока охрана придёт и выгонит его, он идёт в туалет, чтобы отлить. Он ожидает найти Майкла там. Но его нет в туалете. Может быть, он вышел покурить или ушёл за пивом.       Когда Тревор возвращается в шум и суету клуба, он садится в углу, ставит обе бутылки пива на стол. Девушки проходят мимо и подмигивают ему, но он игнорирует их всех. Его голова всё ещё кружится, он держит челюсть плотно закрытой. Таблетки высекают искры перед его глазами. Он сидит в шоковом состоянии и позволяет искрам проникнуть прямо в его мозг.       Он вспоминает начало всего, первую встречу с Майклом; та ракетница сработала с такой лёгкостью. Возможно, это была судьба или какая-то другая предначертанная чушь, заставившая его нажать на курок. Тревор опускает голову и прижимает ладони к закрытым глазам, видя звёзды. Искры сыплются на него дождём.       Когда он открывает глаза, искры сразу исчезают. Он видит Майкла, стоящего в центре танцплощадки. Тот крепко обнимает кого-то, прижавшись к губам, и когда он покачивается и поворачивается в сторону, Тревор ясно видит её.       Это Кристал, её глаза закрыты в блаженстве. Руки Майкла медленно скользят по её спине вниз.       Тревор чуть не сломал зуб, когда захлопнул челюсть, чувствуя, как резкая волна тошноты, вызванная наркотиками, поднимается вверх. Он не может отвести взгляд. Он не может пропустить ни секунды, видя, как их тела прижимаются друг к другу, как Майкл отбросил своё представление, которое он всегда разыгрывает перед женщинами, в сторону, и просто глупо ухмыляется. Он не может выкинуть эту улыбку из головы — обычно она предназначена только для него в моменты, когда они задыхаются в кровати, переплетаясь телами, или когда задыхаются, пытаясь убежать от копов.       Он видел Майкла с девушками больше раз, чем мог бы сосчитать. В прошлом месяце Майкл привёл девушку в их мотель, и Тревору пришлось слушать, как они трахаются всю ночь. Ему было всё равно, но он был на седьмом небе от счастья, когда утром её выгнали.       Но Кристал… Кристал… Сегодня в воздухе что-то изменилось. У Тревора плохое, плохое предчувствие, которое пронизывает его насквозь, и он не уверен, что это имеет отношение к экстази. Он выпивает своё пиво, а потом и пиво Майкла.       Майкл ни разу не отрывается от Кристал и не оглядывается в поисках своего друга. Кристал не просит денег. Они выглядят как любая другая молодая пара в любом другом клубе любого города, а не разыскиваемым преступником и стриптизёршей. Тревор мог бы быть любым другим ревнивым любовником, а не человеком, который хочет свернуть шею пополам.       Мимо проносится рыжеволосая девушка с большими бёдрами. Он пытается привлечь её внимание, заигрывая с ней, но случайно обливает себя пивом. Она бросает на него странный взгляд и быстро идёт в противоположном направлении.       — Блядь, — бормочет Тревор, — что за… сраная хуйня.       Он не может даже шлюху подцепить. Он начинает злиться.       Он снова идёт в туалет и находит в последней кабинке парнишку, у которого наркотики засунуты в каждый карман.       — Ещё хочешь? — спрашивает он, широко раскрыв глаза, которые смотрят куда угодно, только не на лицо Тревора. — Тебе понравилась эта штука, да?       — Экстази — для ёбанных слабаков, — решает Тревор вслух. — Ебучие слабаки. Я что, похож на одного из них?       — Что? Нет, нет, чувак, совсем нет. Ты не похож.       Парень прижимается спиной к покрытой плесенью кафельной стене. Тревор ухмыляется:        — Нет? Хорошо. Правильный ответ. На сто процентов правильный.       Он смеётся. Парень тяжело сглатывает.       — Слушай, чувак, я не хочу никаких проблем. Пожалуйста. Я просто хочу… Ты хочешь большего, да? Ты хочешь чего-то другого?       — Я хочу… — того, кто сейчас на танцполе, думает он внезапно, болезненно, — я хочу немного мета. Продаёшь?       — Потише, чувак! — отвечает он, поворачивая шею, чтобы убедиться, что туалет пуст. Удовлетворённый, он кивает, — конечно, конечно. Продам дешевле.       Тревор облизывает губы и достаёт трубку из кармана.       Ему хватает двух минут, и из туалета он выходит уже поддатым. Он чувствует себя как сто мужчин в одном, чувствует себя сильнее, увереннее в себе. Ну и что, что Майкл планирует трахнуть какую-нибудь стриптизёршу. Они уедут из этого города и вернутся в игру раньше, чем он успеет понять, что произошло. Майкл ненавидит оставаться на одном месте. Он ненавидит оседать где-то в одном городе. Как только он получит от неё, что ему надо, он будет готов покинуть это место навсегда.       Тревор подходит к столу и видит, что Майкл сидит с большой, глупой улыбкой на лице, от которой Тревору становится тепло и тошно одновременно. Рядом с ним сидит Кристал, держа его большую руку в своей и играя со своими волосами. Тревор неуверенно останавливается.       — Вот ты где, — счастливо говорит Майкл. — Аманда, это Тревор. Тревор — Аманда.       — Аманда? — тупо переспрашивает Тревор. — Я думал, её зовут…       — Её точно не Кристал зовут, — огрызается Кристал — Аманда — без разницы. Она тотчас перестаёт улыбаться. — Майкл, ты его знаешь?       Она оглядывает его с ног до головы, смотрит как на пустое место, и на мгновение Тревор чувствует это. Майкл хмурится, глядя на них, и только тогда Тревор понимает, что он назвал ей своё настоящее имя. Он уже собирается ругать его за то, что он такой тупой кретин, но Майкл пожимает плечами.       — Конечно, да. Да, Аманда, это Тревор. Он мой… — Майкл колеблется, не глядя ни на кого, — лучший друг. Мы работаем вместе.       — О, — недовольно говорит Аманда, но не отпускает руку Майкла, — думаю, я… рада познакомиться с тобой, Тревор. Боюсь, Майкл ещё ничего не рассказал мне о том, кто ты. Ты накуренный?       Это дерзкий, неожиданный вопрос, и если бы Тревор не был сейчас таким злым, это могло бы быть достойно уважения. Вместо этого он смеётся, слишком громко, и копирует пожатие плеч Майкла.       — Э, да, Аманда. Конечно, блядь, да. Я в дешёвом стриптиз-клубе с уродливыми стриптизёршами, что ещё остается делать?       — Эй, — предупредительно кивает Майкл, и глаза Аманды сужаются.       — Блядский мудак, — бормочет она. Тревор мог бы убить её прямо сейчас. Он может достать пистолет и всадить ей пулю прямо между глаз, свалить всё на наркотики, и Майкл забудет её через секунду, и они снова будут в бегах, счастливы и вместе. У него чешутся пальцы. Он не стреляет в неё.       Вместо этого внутри него что-то щёлкнуло, и наркотики накатили на него ещё одной волной. Он улыбается, и Аманда моргает, впервые выглядя немного нервной.       — Прости, — говорит он, — мне жаль. Мне что-то странное толкнули в туалете, кажется, это от того дерьма не так… Я не имел в виду, что ты уродина. Вовсе нет. Ты великолепна, золотце.       — Хм, — Аманда нервно поглядела на Майкла, который только покачал головой.       — Вот почему наркотики запрещены, — смеётся он, и Тревор смеётся вместе с ним. Майкл трезвеет и бросает на него странный взгляд. — Эй, Т, как насчет того, чтобы ты снял себе комнату в мотеле сегодня? Я думал о том, чтобы пригласить Аманду на пару стаканчиков.       Аманда улыбается, и они оба выглядят немного застенчивыми. Тревор скрипит зубами и кивает.       — Да. Да, почему бы и нет. Я не уверен, почему вы оба не можете просто выпить со мной, но конечно. Всё что угодно для молодой любви.       — Эм. Спасибо. Отлично, — Майкл встаёт, и Аманда тоже встаёт, как раз вовремя. Отвратительная картина. Когда они проходят мимо, Майкл коротко касается локтя Тревора и улыбается ему.       Он ушёл, растворяясь в толпе людей, крепко держа Аманду за руку. Никто из них не обернулся, но Тревор глядел им вслед до тех пор, пока они не скрылись из виду. Тревор долго стоит, ничего не делая. Мет не помогает.       *       Он возвращается в мотель и прожигает глазами дверь номера 4, зная, что Майкл однозначно трахается там с Амандой. Но вместо того, чтобы вломиться в комнату, прервать их, Тревор отправляется на ресепшн.       Отдельная комната. Отдельная, блядь, комната. Да они никогда раздельно не ночевали с тех пор как стали командой, не считая того раза, когда Тревор отправился искать свою семью, а Майкл зависал со своей. Неважно, кого они приводили домой, они всегда помнили друг о друге.       Отдельная комната — и всё из-за этой выскочки-стриптизёрши с надутыми губами. Тревор мог бы проломить кулаком стену… Или Аманду.       Несмотря на то что на часах три ночи, Тревор не заморачивается над тем, чтобы постучать. Он сносит дверь и чувствует какое-то удовлетворение, смотря на то, как владелец мотеля вскакивает на ноги и смотрит на него широко раскрытыми глазами, полными страха. Он немного расслабляется, когда видит, что это всего лишь постоялец, но его голос всё равно полон яда:       — Ты что удумал? Вламываешься сюда вот так. Ты пьян?       — Типа того, — хмыкает Тревор. Он подходит к парню, молодому азиату, довольно привлекательному, и присаживается на стол, расставляя ноги. — Мне нужна другая комната.       Парень поправляет очки и хмурится.       — Но… Господи, сколько времени-то? Неважно, наверняка слишком поздно для того, чтобы вселяться. И у вас уже есть комната. На одну ночь. Номер… Номер четыре, да? Для вас и ещё одного мужчины. Всё уже уплачено.       — Я, блядь, не идиот. Знаю сам. И сказал тебе: мне нужна другая комната. Если уточнять, то комната три или пять.       — Эм, нет, — ответ не заставил себя долго ждать. Владелец быстро сверяется с бумажкой, которая лежит рядом, там, где сидит Тревор, — они заняты. Номера восемь и семнадцать свободны. Больше ничего не могу предложить в такое позднее время. Заселяйтесь или уходите, мне всё равно.       Тревор смотрит на него. Номера восемь или семнадцать не подходят. Они слишком далеко от Майкла, как бы ни жалко было это осознавать. Что, если копы придут сюда? За одним из них. Что, если Лестер позвонит, чтобы дать им их первую в этом году работу? Что, если Тревору приспичит заняться сексом с Майклом, тогда что? Ему надо самому себе подрочить? Нет уж. Нет, блять, после всего, что произошло, после того, что он сделал ради того, чтобы подобраться так близко.       — Эм, да, — Тревор наклоняется. Он тянется вперёд, чтобы сравняться лицом к лицу с парнем. Тот шумно сглатывает, — слушай сюда внимательно. Ты заселяешь меня в комнату номер три или пять, или я прикончу тебя.       — У вас нет прав заявляться ко мне и угрожать, сэр, — голос паренька дрожит. Тревор не двигается и не моргает. — Это мой бизнес. Если вы не уйдёте сейчас и не вернётесь в номер, я позвоню в полицию. Так и сделаю.       — Ни секунды не сомневаюсь, — Тревор смеётся. Парень дёргается, Тревор выпрямляется и скрещивает руки на груди. Где-то очень близко Аманда, наверное, скачет на Майкле и стонет. Тревор чувствует тошноту. Внутри всё горит.       — Вам пора уйти, — повторяет парень и встаёт, открывая дверь перед ним, — пожалуйста. Сейчас, или я действительно позвоню. Со мной так говорить нельзя.       Тревор ухмыляется ему так широко, что можно посчитать все зубы. Он проходит мимо, и дверь захлопывается за ним. Он смотрит на потускневшие звёзды и глубоко вдыхает, изо всех сил стараясь не напрягать слух, чтобы не услышать стоны за четырьмя дверями от него. Он спрашивает себя, думает ли Майкл о нём. Интересно, думал ли Майкл о нём хоть раз за всю ночь?       Тревор хочет это выяснить.       Когда он идёт к номеру, под ногами что-то громко хрустит и он останавливается. Он глядит вниз на погнутый кусок трубы, несомненно, свинцовой или похожей на свинец. Он рассматривает трубу, но затем перешагивает через неё, продолжая идти.       Шторы задёрнуты, но между ними есть небольшая щель. Он подходит к стеклу и заглядывает внутрь. Ему всё равно, видят ли его те, кто внутри, или те, кто снаружи. Это его комната, его и Майкла. Он заплатил за неё. Он забронировал её. Он заслуживает того, что в ней находится. Его дыхание затуманивает окно, когда он видит именно то, что ожидал. Но даже несмотря на это, от вида широко расставленных ног Аманды, высоко поднятых, того, как Майкл глубоко входит в неё, его передёргивает, он отступает назад, дыхание застревает где-то в горле. Он мог бы убить её. Он мог бы убить их обоих. Тревору хочется, чтобы это снова был канун Нового года. Он хотел бы, чтобы они лежали на том вонючем поле с коровами вокруг. Он бы хотел поцеловать Майкла так крепко, чтобы тот никогда больше не думал о том, чтобы целовать кого-то ещё.       Привести её на пару стаканчиков. То, что заявил Майкл. Всё тело Тревора зудит, он разворачивается.       Свинцовая труба оттягивает его руку, когда он подхватывает её. Деревянная дверь легко разносится в щепки под его ударом. Хозяин мотеля снова вскакивает на ноги. От одного удара по голове он падает на землю, издавая низкий и глубокий стон. Тревор откидывает голову назад и смеётся.       — Вызовешь копов, да? — спрашивает он, наклоняясь, шипя в кровоточащее ухо парня, — настучишь на меня, да? Пошёл ты. И этот твой сраный дерьмовый мотель тоже — нахуй его.       Он бьёт ногой, через секунду нанося ещё один удар трубой. Теперь стоны гортанные, захлёбывающиеся, нечеловеческие. И пока кожа и волосы мужчины темнеют от крови и превращаются в месиво, Тревор чувствует что-то влажное на своих щеках. Это не кровь.       *       Следующее утро яркое и прохладное. Тревор потягивается и наполовину высовывается из машины, в которой он спал. Во рту у него сухо, стоит привкус дерьма, но он в хорошем настроении. Спина хрустит, и он широко зевает. Из живота доносится урчание, и он направляется к торговым автоматам на краю парковки, прямо у комнаты номер один.       Он берёт себе крепкий кофе, а Майклу — с молоком, и пару пакетиков чипсов на всякий случай.       — Проснитесь и пойте, голубки! — кричит он, распахивая дверь в комнату номер четыре, бросая чипсы куда-то вперёд себя и зажигая свет. С кровати, запутавшись в простынях, доносятся стоны и проклятия, и из-под них высовывается голова Аманды.       — О, — только и сказала она спустя пару секунд, — это всего лишь ты.       — Ага. Всего лишь я, — ответил Тревор, присаживаясь на краешек кровати с кофе. — Пора вставать и выметаться отсюда.       — Ты принёс кофе, — благодарно отметила Аманда, садясь в кровати и протягивая руку к стакану. Простынь скользит вниз и оголяет её грудь, которую девушка даже не пытается скрыть. Тревор смотрит на неё несколько мгновений, прежде чем встретиться с девушкой взглядом. Она сонно улыбается, немного соблазнительно. Он ненавидит её за это.       — Кофе не для тебя, сладенькая. А для меня и этого жирдяя, который притворяется спящим.       — Отъебись, — стонет Майкл, наконец-то вылезая на свет божий. Он садится и потирает глаза.       Аманда впервые смотрит на него при свете дня, её улыбка становится мягче; она глядит щенячьими глазами, её щёки розовеют. Тревор наблюдает за этим и узнаёт в этом взгляде самого себя. Майкл, кажется, понимает тоже, но вместо того, чтобы попросить её прекратить, отзеркаливает Аманду. Его рука тянется, убирая тёмные волосы от её глаз, она прикусывает нижнюю губы и хихикает.       Улыбка Майкла широкая, он качает головой.       — С добрым утром, — говорит он и целует её в щеку.       — Я принёс кофе, — громко говорит Тревор и подставляет стаканчик прямо к лицу Майкла, — с кучей молока.       — О. Ох, Т, спасибо, — благодарит Майкла и принимает кофе, уже не глядя на Аманду, — спасибо.       — Он ничего не принёс мне, — сухо говорит она, — только тебе. Тебе и ему самому.       Майкл качает головой вновь и улыбается.       — Всё в порядке. Возьми мой, детка.       — Эм, нет, она не… — начинает Тревор, и Аманда радостно забирает стакан.       Майкл кидает на Тревора взгляд и мягко накидывает покрывало на Аманду, чтобы прикрыть её тело. Она смеётся и целует его снова; когда они отстраняются друг от друга, то становятся похожи на сраных подростков, такие жеманные и нелепые. Тревор сжимает пальцы в кулак и разжимает их, вспоминая слова своего школьного психолога: «Считай до десяти», говорила она накрашенными губами. Не распускай руки. Досчитай до десяти, сделай глубокий вдох и плавно выдохни. Не причиняй им боль. Не делай ей больно. Не рань её.       Не теряй рассудок. Не делай ей больно.       Майкл потягивается, громко стонет; на его груди тёмные волоски. Вчера утром Тревор покрыл поцелуями всю его грудь, протянул влажную полоску вниз к животу, глубоко вобрал его в рот.       — Кажется, сегодня будет прекрасный день, — неуклюже говорит он. — Я думал, может, позвонить Лест… эм, ну ты знаешь, Л. Надо позвонить Л.       — Л? — спрашивает Аманда. — Какой такой Л?       — Не думаю, что тебя это, блядь, касается.       — Т, — предупредительно зовёт Майкл. Он встал с кровати, полностью обнажённый. Ни Тревор, ни Аманда не отвернулись, — хватит об этом. Не сейчас, окей? Позвоним позже.       — Кто такой Л? — снова тянет Аманда. Тревор ошеломлён тем, какая она чертовски назойливая, — Майкл, детка?       — Никто, — быстро отвечает тот, — забудь. Тревор просто так болтает.       Тревор тоже встаёт, его кровь течёт слишком быстро. Он, бляха, просто болтает, окей. Тогда он расскажет этой девушке, насколько хорошо Майкл отсасывает. Он расскажет ей, сколько людей Майкл убил за последний год. Он расскажет ей, что через несколько часов её вываляют в грязи, и что они с Майклом будут в дороге вдвоём, и что она никогда больше не увидит ни одного из них.       Он открывает рот. Майкл ловит его взгляд и пытается намекнуть заткнуться.       Аманда дуется. Тревор должен оставить их наедине, он знает; она, наверное, хочет спокойно одеться. Возможно, они снова хотят трахнуться или что-то в этом роде. Зная это, он прислоняется к стене и скрещивает руки, вполне довольный тем, что может оставаться как можно дольше.       Майкл начинает одеваться, нагибаясь, возясь со скомканными на полу брюками. Тревор наблюдает за ним, тоскует по нему и ненавидит его одновременно. Он прикусывает язык.       Фигура Аманды сразу же затмевается от чувств, что испытывает Тревор. Неважно, что красивая девушка всю ночь согревала постель Майкла и что у Тревора болит спина от лежания на заднем сиденье «Датсуна». Едва ли не неделю назад он прошёл через залитый солнцем аэропорт и обнаружил Майкла, ожидающего его на парковке. Он никогда не испытывал такого потрясения, такого безумия; вся ярость от потери матери и вся вина за то, что он позволил ей потеряться, померкли перед простотой мысли о том, что Майкл был здесь, и Майкл принадлежал ему. Одна девушка или кто-то другой ничего не поменяют.       Он отталкивается от стены и чувствует, как ярость выходит из него. Может быть, он позволит им провести утро вместе. Аманда должна извлечь из этого максимум пользы. Майкл чертовски много теряет.       — Извини, — говорит он, вероятно, слишком резко, потому что остальные в комнате едва ли не подпрыгивают. Он на самом деле не имел в виду извинения, но эта ложь ради улыбки Майкла. Аманда тоже улыбается, но Тревору всё равно, — я, эм, больше не буду болтать.       — Это будет просто чудо, — ухмыляется Майкл. — Ладно, ты не мог бы…       Он замолкает, слыша крики, наполняющие дерьмовый мотель. Аманда вскакивает, но Майкл и Тревор сразу же переходят в оборону, причём Тревор идет за пистолетом, спрятанным в верхнем ящике. Майкл быстрым взмахом руки заставляет Аманду замолчать и направляется к окну, отодвигая штору в сторону, чтобы нервно выглянуть наружу. Тревор находит пистолет и держит палец на спусковом крючке.       Аманда смотрит на всё происходящее огромными глазами. Она вылезает из кровати, всё ещё голая, подбирая одежду с пола. Тревор подходит к Майклу и кладёт руку ему на плечо.       — Всё в порядке снаружи, ковбой?       — Я не… Не могу сказать. Какая-то толпа через пару номеров отсюда.       — Толпа?       — Человек шесть возле администрации. Какая-то баба орёт. Не могу увидеть почему.       Тревор старается подавить улыбку. Его палец дёргается, но он держит пистолет опущенным.       — Там проблема?       — Проблема, — подтверждает Майкл. Он быстро оглядывается на Аманду, застёгивающую лифчик, а затем бормочет, — Нам, походу, надо валить отсюда.       — Ха? Нас это не касается.       — Что, если копы появятся? — спрашивает Майкл, его голос тише шёпота. — Я не хочу, чтобы меня поймали со спущенными штанами и проституткой в кровати и отправили в тюрьму. Я думаю, нам пора.       Он вновь смотрит в окно. Тревор прикусывает губу, чтобы не улыбнуться. Он не может себя выдать, кровь под ногтями ещё даже не высохла.       — Что ж, ладно, если так будет безопаснее. Конечно. Ты хочешь пробраться через запасной выход? Или я мог бы пригнать машину к выходу.       — Наша машина прямо перед мотелем. Могут заметить.       — И что? Мы такси вызовем или своруем тачку?       — Не знаю, — говорит он и смотрит на Аманду вновь. — Нам придётся взять её с собой. Мы не можем её бросить.       Тревор тяжело вздыхает. Он надеется, что Майкл имеет ввиду, что они не могут бросить кого-то, кто видел их лица, и ничего сентиментального.       — Как скажешь.       — Так и говорю, — твёрдо говорит Майкл и отходит от окна на секунду. — Бля, они несут тело. Дерьмо, дерьмо.       Он отходит подальше от жалюзи и начинает собирать то немногое, что у них есть, запихивая всё это в рюкзак. Тревор просто стоит, перебрасывая пистолет из руки в руку, и наблюдает. Аманда зашнуровывает каблуки и стоит у двери, прикусив губу. В утреннем свете и без сонной утренней дымки, которая окружала её, она выглядит немного уязвимой.       — Нам надо уходить, — Майкл обращается к ней как можно мягче. — Долгая история, но снаружи что-то произошло и последнее, что нам нужно — это столкнуться с копами. Нам пора валить.       — Вас разыскивают, — говорит она, немного ошарашенная. — Что вы сделали?       — Ничего, мы ничего не сделали, — заверяет её Майкл, но потом замирает на месте, его плечи напрягаются. Он оглядывается на Тревора. В его глазах обвинение, похоже, он наконец-то прозрел. — Эм. Где ты спал прошлой ночью, Т?       — В машине, — говорит Тревор, вызывающе подняв голову. — Ты не оставил мне другого выбора, а придурок, который присматривает за этим местом, не дал мне другой комнаты.       Глаза Майкла становятся большими и широкими, а затем сужаются.       — Ради всего святого. Какую часть выражения «залечь на дно» ты не понимаешь? Что ты сделал?       — Успокойся, герой, и перестань делать поспешные выводы, — говорит Тревор, хотя ему уже жарко. Аманда смотрит на него как на маньяка, а Майкл качает головой в отвращении или разочаровании, или в чём-то ещё более мрачном, и костяшки пальцев Тревора белеют, обхватывая пистолет.       Они не могут бросить машину, внезапно понимает он. Свинцовая труба в багажнике.       — Не говори мне не делать поспешных выводов, — огрызается Майкл, проводя рукой по волосам, — я не грёбаный идиот. Какой-то парень отказывается дать тебе комнату и тебе приходится спать в машине? Ты же не согласишься на это. Блядь, я бы тоже не согласился.       Тревор закатывает глаза и поворачивается к Аманде.       — Не обращай внимания на это жалкое оправдание преступника. Ему нравится видеть в людях самое худшее.       — Преступник? — повторяет она, не сводя глаз с пистолета в руке Тревора.       — Тревор! — стонет Майкл. Теперь он проводит руками по лицу, выглядя более чем неважно. — Просто… не обращай на него внимания, детка. Это просто смешно. Мы не грёбаные преступники. Тревор просто немного…       Тревор делает большой шаг вперед.       — Что именно?       — Сам знаешь что, — мрачно говорит Майкл. — Если ты не виноват во всём этом, тогда ладно. Бери эту чёртову машину и встречай нас у чёрного хода, быстро. Я не хочу, чтобы кто-то заметил, особенно грёбаные копы.       Аманда делает шаг вперёд, прежде чем Тревор успевает возразить ему, успокаивающе кладет руку на плечо Майкла.       — Ты думаешь, это хорошая идея? Если Тревор действительно замешан, чем бы это ни было, ты посылаешь его туда на глазах у кучи свидетелей. Ты же его на убой отправляешь. Не будь таким глупым.       Они оба моргают, глядя на неё, и Аманда немного краснеет, но держит подбородок высоко поднятым. На губах Майкла появляется маленькая полумечтательная улыбка, и Тревору становится плохо.       — Что, блядь, ты знаешь? — спрашивает он, усмехаясь. — У тебя большой опыт, когда ты каждое утро тайком выходила из комнат своих клиентов?       Аманда краснеет ещё больше.       — Эй, пошёл ты, чувак. Ты меня не знаешь, поэтому не смей разговаривать со мной так. Я просто пытаюсь помочь тебе. Хочешь выйти и облажаться — милости прошу. Я просто пыталась предложить самой пригнать машину — тогда никто вас не увидит.       — Постой, ты хочешь, чтоб мы тебе ключи передали, и ты поехала на нашей машине?       — Точно. Всё, что я когда-либо хотел — так это чтобы какое-то дерьмо водило мою машину. Ты меня раскусила.       Тревор пялится на неё, и она смотрит так же пытливо в ответ. Майкл смотрит на них обоих и пожёвывает нижнюю губу.       — Слушайте, вы оба, просто расслабьтесь, хорошо? Мы можем поговорить об этом позже, но… ну, Аманда права, Т. Она говорит здраво.       — Нам не нужно, чтобы она рассуждала! Нам нужно убираться отсюда.       Где-то вдалеке раздается звук сирены, затем ещё один. Майкл переходит на автопилот, хватая одной рукой рюкзак, другой — Тревора.       — Ключи у двери, — говорит он Аманде, почти пихая Тревора. — Обогни здание и встреть нас, и… будь осторожна. Спасибо.       Она смачно целует его, коротко, а затем уходит, покачивая бёдрами и взмахивая длинными тёмными волосами. Майкл смотрит, как она уходит, а затем идёт за Тревором на улицу, тихонько захлопывая за собой дверь. Тревор отпихивает его.       — Чёрт возьми, Майки. Почему бы тебе просто не отрезать свои яйца прямо сейчас и не отдать их ей?       — Заткнись, блядь, заткнись! — Майкл бледнеет, проводит руками по волосам, по лицу, по рубашке. — Ты хоть понимаешь, в какой мы заднице? Если нас поймают… если меня поймают…       — Расслабься, — говорит Тревор, прислонившись к стене мотеля и шаркая ботинками по грязи, — ты думаешь, у каждого копа в этой стране есть твоя фотография на лобовом стекле? Мы через два штата от места, где Тони поймали. Всем плевать.       — Будет не плевать, если кто-то найдет мёртвое тело. Я полагаю, ты всё сделал аккуратно и убил его?       — Ой, ладно тебе, — Тревор отталкивается от стены и легко ударяет Майкла по спине, — хорош паниковать. Пойдём просто встретим Аманду и уберёмся отсюда. Все путём.       — Ты недостаточно хорош для меня, — говорит Майкл. Он идёт вперёд, внутри него зарождается буря, которую Тревор может почувствовать. Тревор стоит на месте и просто смотрит ему вслед, ошарашенный его словами. Он сказал их легкомысленно и, вероятно, не задумался над ними ни на секунду, но Тревору от них становится плохо.       Майкл чёртов идиот. Тревор — именно тот, кто ему нужен. Он помог ему разбогатеть. Он понимает его. Он будет рядом, сколько бы людей он ни убил.       Они выходят на дорогу как раз в тот момент, когда «Датсун» с визгом появляется из-за поворота. Тревор почти разочарован: если бы она уехала без них, Майкл мог бы выбросить из головы эти дурацкие мысли.       Аманда подъезжает к обочине рядом с ними и протягивает руку, чтобы открыть пассажирскую дверь. Она широко улыбается, каблук упирается в педаль тормоза, платье высоко сидит на её гладких бедрах. Шторм немного стихает; напряжённые плечи Майкла расслабляются, он улыбается. Однако у Тревора в мозгу гремит гром.       — Запрыгивайте. Давайте вытащим вас из пучины опасности, парни.       Майкл не может выглядеть ещё более подхалимным или жалким, когда он смеётся и забирается на пассажирское сиденье. Тревор чувствует себя маленьким ребенком, когда угрюмо забирается назад. Он скрещивает руки и смотрит в грязное окно.       Ни Аманда, ни Майкл не обращают на него внимания.       Они выезжают на открытую дорогу. Две полицейские машины проносятся мимо них, и Майкл вздрагивает, но умудряется не пригнуться. Тревор показывает им средний палец. Они, к сожалению, не замечают; Аманда, однако, бросает на него мрачный взгляд в зеркало заднего вида. Он смотрит в ответ.       — Куда именно ты нас везешь, а? У твоего сутенёра есть хороший большой дом с кучей места для нас?       Она нажимает на педаль газа. Тревор дёргается, сильно ударяясь головой о потолок.       — Придурок. У меня нет сутенёра.       Тревор потирает голову и неверяще смеётся.       — Ну даа-а-аа. Ты работаешь в таком месте, и у тебя нет сутенёра.       — Тревор, — резко говорит Майкл, — остынь, мужик. Сейчас не время.       — Куда ты хочешь? — спрашивает Аманда, обращаясь к Майклу и только к Майклу. — У тебя есть другой мотель на примете? Может быть, друг в городе?       Тревор фыркает, а Майкл пожимает плечами.       — Нет. Друзей нет. Моя мама живет довольно далеко, но… нет. Я скорее вернусь в этот мотель, чем домой.       — О, — Аманда задумчиво скользит языком по зубам и ненадолго сосредотачивается на дороге. Тревор ещё больше опускается в своём кресле, его голова немного побаливает, он сгибает пальцы. Тревор почти чувствует, как свинцовая труба снова оказывается в его руках, превращая плоть в мякоть. Ему интересно, насколько красной будет кровь Аманды.       — Всё в порядке, — вздыхает Майкл, — куда-нибудь да приедем.       — В любом случае, мы поедем дальше, — громко вмешивается Тревор. — Мы решили это вчера утром, верно, М? Мы пробыли здесь слишком долго.       — О, — снова говорит Аманда, но более тихо. Тревор наблюдает за ней в зеркало, видя, как её взгляд переходит на Майкла, а затем печально опускается вниз. Майкл неловко отодвигается и смотрит в окно. Улыбка Тревора грозит разорвать его лицо на две части.       — Да, — отвечает Майкл, — мы договорились — это наш план, да.       Аманда сглатывает и без предупреждения бесцеремонно паркуется на обочине. Грузовик позади них сигналит.       — Не надо, — говорит она, словно куда-то спешит и задыхается. — Вовсе не обязательно куда-то гнать. Ты можешь остаться со мной на какое-то время. Спешка ни к чему.       — Остаться с тобой? — спрашивает Майкл медленно.       — Ну, с моими родителями, — говорит Аманда и стремительно розовеет. — Мы живем в трейлерном парке недалеко от города. Может, ты поживёшь у нас, пока решишь, куда тебе надо дальше.       — С твоими родителями? — Майкл облизнул губы. Его голос хриплый и по-дурацки смешной. — С тобой? Я не… то есть, я ценю предложение, но мы знаем друг друга… то есть, это была одна ночь, не думаешь ли ты…       — Я не предлагаю нам пожениться или что-то такое, — огрызнулась Аманда, — я просто говорю, что если ты хочешь немного пожить в тишине, почему бы тебе не остаться со мной? Меня никто не знает. У меня нет проблем, и моим родителям будет всё равно, только если ты не устроишь хаос.       — Мы не хотим опять прятаться, — говорит Тревор. Он наклоняется вперёд и кладёт локти на переднее сиденье. — Мы возвращаемся в… э-э, мы возвращаемся к работе. Нам есть чем заняться.       Аманда поворачивается и смотрит на него. В её глазах что-то таится, что-то почти похожее на жалость. По его коже начинают ползти мурашки.       — Я не имела ввиду тебя, — говорит она мягко, как бы извиняясь. — На самом деле, у меня нет места для двоих. Майкл мог бы спать в моей кровати.       — Нет, — тут же начинает Тревор. — Чушь.       Они оба поворачиваются, чтобы посмотреть на Майкла, он вздрагивает. Тревор недоверчиво качает головой в сторону Аманды. Конечно, она, возможно, была отличной любовницей, но Майклу не терпелось вернуться в игру с тех пор, как Тони проболтался.       Если у Майкла и есть какой-то недостаток — а Тревор знает, что у него их много, но этот, пожалуй, худший — так это то, что он никогда не может оставаться на одном месте слишком долго. До сих пор Тревора это только подзадоривало: однажды он нашёл милый бар, где подавали его любимое пиво, но успел попробовать его всего два раза, прежде чем Майкл заставил его ехать в другой штат; однажды они нашли мотель с персоналом, которому было всё равно, даже если они трахались так громко, что люди в соседнем номере начинали стучать в стены, и Майкл сказал, что они должны уехать в течение недели, пока у него не началась клаустрофобия. Однако теперь он не может дождаться, когда Майкл откажет ей и скажет, что им действительно пора уезжать, что им нужно убираться отсюда, пока они ещё не начали осваиваться и пока им и в самом деле необходимо было сваливать.       Майкл глядит на Тревора. В его глазах застыло сожаление.       — Ты уверена, что я не помешаю? — спрашивает он Аманду, и она тянется к нему за поцелуем.       Тревор смотрит на него. Он не удостаивает Аманду и взглядом, и смотрит только на Майкла. Заготовленные ответы, самодовольные и едкие, теряются и тают на языке. Майкл не смотрит на него в ответ, он закрывает глаза, когда Аманда притягивает его в объятия. Его тонкие губы выглядят жалкими сейчас, но всё же когда Аманда наклоняется и улыбается ему, он улыбается ей тоже.       В машине слишком тесно. Тревор отклоняется назад, горло удушающе сжимается, и он буквально сгорает.       ---       — 10 000 долларов за штуку, — злорадствует Моисей, переворачивая сумку вверх дном. Пачки денег, собранные по тысяче, тяжело падают на стол. Лестер гогочет. Тревор тянется вперёд, чтобы взять часть денег, подносит купюры к носу и глубоко вдыхает. Моисей, сверкая белыми зубами, ухмыляется.       — Чёрт, как же мне этого не хватало, — блаженно стонет Тревор, — вот она, блядь, жизнь. Вот она, прямо здесь.       На другом конце стола молодая девушка, которую они наняли на разовую работу, смеётся.       Тревор не обращает на неё внимания и бросает деньги обратно в кучу. Двое других мужчин, коренастые ирландцы, начинают делить наличные. Никто не удосуживается проверить, насколько справедливо они поступают; если кто-то из них окажется обделённым, счетовода ждёт ад, каким бы скрупулезным он ни был.       В углу притаился Лестер. Его редко когда увидишь на реальной работе, но он жаловался, что ему стало скучно в Северном Янктоне и захотелось свежего воздуха. Тревор не уверен, что банк, находящийся возле канализационных сооружений может считаться глотком свежего воздуха, но видеть знакомое лицо как-то успокаивает.       Он знает и Моисея, но все остальные — незнакомцы, и он их всех ненавидит.       Он вспоминает телефонный звонок накануне вечером. На линии были помехи, но он услышал ответ Майкла громко и четко. Нет. Нет. Он был слишком занят с Амандой. Тревор настаивал, чтобы Майк приехал и ограбил банк. У него перерыв. Он скоро вернётся. Тревор повесил трубку и сплюнул на пол.       Работа, несмотря ни на что, прошла гладко. Тревор запугивал людей, Моисей был на стрёме, братья-ирландцы сосредоточились на том, чтобы оружие было хорошо нацелено, а Мэри вела машину и сохраняла спокойствие, даже когда они чуть не угодили в реку. Они хорошо сработались. Тревор мог бы сейчас смеяться и планировать следующую игру вместе с ними.       Моисей обходит стол и хлопает его по плечу. Тревор вздрагивает и опускает взгляд в пол.       Это товарищество на самом деле жалкое. Между ними нет никакой связи. Нет того ноющего, обжигающего жара в животе Тревора, к которому он так привык.       Когда деньги поделены, ночь начинает сходить на нет. Мэри ложится на диван и курит косяк, покачивая ногой в такт радио. Братья-ирландцы уходят после тихого разговора с Моисеем, он занимает место за столом и начинает пересчитывать свою выручку. Лестер подходит и садится рядом с Тревором, вздыхая с облегчением, наконец-то присаживаясь.       — Филипс, — начинает он, поправляя очки, — ты не пересчитал свои деньги.       Тревор ворчит:       — Всё в порядке. Я уверен, что всё в порядке.       — Доверять чужакам? Не похоже на тебя, — замечает Лестер. Он почёсывает локоть и выглядит задумчивым, его розовый язык зажат между зубами. — Знаешь, ты не похож на кого-то, кто сбежал от кучи копов.       — Да ты тоже.       Лестер кривится.       — Хорошо, замечание принято. Прости за то, что беспокоюсь о тебе.       — Беспокоишься? Да пошёл ты нахер, — фыркает Тревор. Моисей заканчивает отсчитывать свои три тысячи и поглядывает на них с лёгким интересом, положив руки на стол. — Свою работу я сделал, так? Ты получил свою долю, я свою — на этом всё. Может быть, тебе стоит больше беспокоиться о том, что сейчас ты едва можешь поднять свою задницу.       Тревор встаёт и подходит к окну. Они на пятом этаже, в маленькой тёмной квартирке; на улице никого нет. Вдалеке по-прежнему воют сирены. Тревор прижимается лбом к стеклу и затуманивает его своим дыханием. В запотевшем отражении он видит, как Моисей и Лестер нервно переглядываются.       — Наверное, это тяжело, — говорит Моисей, и его рокочущий голос успокаивает, — знаешь, первый раз наставника? Это, должно быть, нелегко. Меня в эту игру затащил один парень, Маркус. Мы работали вместе почти год. Когда он на юг переехал, это чуть не сломало меня.       Лестер хмыкает.       — Как мило. Сентиментальные сердца закоренелых преступников. Никогда бы не подумал.       — Это правда, — настаивает Моисей. Он пожимает плечами. — В этом деле завязываются дружеские отношения. Я знаю, что ты одинокий волк, Лестер, но не все так устроены. Иногда люди просто сближаются.       — Отстань от этого философа, — фыркнула Мэри с дивана. Она сидит и смахивает со лба короткие пряди тёмных волос, выдыхая большие клубы дыма через ноздри. — Разговор для педиков.       Тревор продолжает наблюдать за ними. Так легче притворяться, что он находится далеко, вне комнаты. Так легче держать себя в руках. Лестер бросает на него нервный взгляд после слов Мэри, наверняка вспоминая ту ночь у себя дома, когда он услышал их с Майклом через стену.       — Разговоры для педиков? — переспрашивает Моисей и смеётся, — я вообще не об этом. Я о том, что Тревор может чувствовать себя плохо, это его первое ограбление без Майкла.       Тревор снова бьётся лбом об окно, на этот раз достаточно сильно, чтобы было больно. Лестер бросает на него ещё один взгляд.       — Разговор для педиков, — снова говорит Мэри, её певучий голос разносится по комнате. Она ещё раз раскуривает свою сигарету и откидывается на спинку кресла. Моисей качает головой, тёмные дреды падают ему на спину. Он встаёт и подходит к Тревору, снова сверкнув зубами.       — Не обращай на неё внимания, — говорит он, наклоняясь ближе и успокаивающе кладя руку ему на плечо, — я тебя понимаю.       Тревор отшатывается от него.       — Отвали. Тут нечего понимать. Я в порядке. Что, чёрт возьми, с вами со всеми такое?       Моисей отступает. Он держит руки поднятыми, ладони раскрыты в знак капитуляции. Тревор, должно быть, выглядит взбешённым, потому что даже Мэри начинает волноваться, когда он поворачивается и смотрит на них всех. Лестер поднимается на ноги, держась за стол, и цокает.       Тревор не может понять, почему они рядом, говорят о нём, стараются поддержать и беспокоятся, как будто он не сможет продержаться и двух секунд без Майкла. Никто в этой комнате не должен был даже заметить его отсутствие. Тревор — нечто гораздо больше, чем чей-то лучший друг. Он хорошо выполнил свою работу, да? Ему не нужно было, чтобы его держали за руку, и уж точно не нужно, чтобы ему сосали член после ограбления, как он привык.       — Это ерунда, мужик, — говорит Моисей, — не стоит даже.       — Точно, блядь, не стоит, — говорит Тревор и толкает Моисея. Его лоб щиплет, когда он садится на кресло.       Точно, это того не стоит.       Майкл должен сидеть с ним за этим столом, закатывать глаза на язвительную реплику Мэри и подшучивать над Моисеем. В любой момент он должен встать, потянуться и сказать, как он устал, и вызвать такси, которое отвезет их обоих в ближайший отель. А после, с раскрасневшимся лицом, довольный от удачного рабочего дня, он должен позволить Тревору взять его член. Они могут поужинать в какой-нибудь убогой забегаловке, дав официантке 100 долларов, если она мило улыбнется. Они должны проснуться, вернуться в закусочную на завтрак, где Тревор прольёт кетчуп на джинсы и разозлится, если Майкл будет смеяться над ним.       Именно так всё и должно быть. Тревор не должен злиться на своих братьев и сестёр по игре. Он не должен хотеть разорвать их всех на части и отправить грязные останки прямо в трейлер родителей грёбаной Аманды, чтобы она навсегда отвязалась.       — Где ночуешь сегодня, Т?       Тревор пожимает плечами.       — Я ещё не думал об этом. Может, я уйду и остановлюсь в каком-нибудь шикарном отеле.       — Массаж, обслуживание в номере и всё такое? — Моисей фыркает. Он прислонился к стене спиной, вытянув свои длинные ноги. В просвете между свитером и его джинсами виднеется тёмная кожа. Тревор смотрит на него, потом отводит взгляд в сторону. — Пустая трата денег, парень. Ты мог бы остаться здесь.       — Не слишком ли много людей?       — Я уйду скоро, — сразу же говорит Мэри. Она садится и потягивается. — Есть дела. Хотя с вами тоже весело.       — Я тоже тут не останусь, — Лестер разглаживает свою испачканную после ужина рубашку, — в Янктон долго ехать, так что чем раньше я отправлюсь, тем лучше.       Они вдвоём начинают собирать вещи, Лестер аккуратно укладывает свою долю денег в рюкзак. Моисей улыбается Тревору, который не может подавить острое желание. Не его вина, что он любит отдыхать после работы, трахая кого-то, мужчину или женщину.       Дверь закрывается и запирается за Лестером и Мэри. Тревор подходит к холодильнику и приносит себе и Моисею по пиву.       Удивительно, как быстро атмосфера перешла от серьёзной к соблазнительной. Тревор перестаёт думать, что мог как-то неправильно истолковать сигналы, потому что они устраиваются на диване и чокаются бутылками. Моисей сидит ужасно близко. Это должно было бы чертовски беспокоить, что он так внезапно захотел секса, но Тревор тоже хочет этого, и поэтому он не зацикливается — он просто выпивает половину пива одним ровным глотком.       — Бля, — говорит Моисей, демонстративно вытирая рот тыльной стороной ладони, — так классно. Всё, что нужно после работы, не так ли? Хорошая компания и хорошее пиво.       Тревор разражается смехом.       — Да? И это всё?       Надолго воцаряется тишина. Моисей занят тем, что включает телевизор и переключает на футбольный матч. Тревора почти не интересуют фигурки, бегающие по экрану, и он чувствует раздражение от того, что его игнорируют. На этот раз он проглатывает свой гнев в ожидании того, что обязательно произойдёт между ними.       — За какую команду болеешь, Т?       — Отъебись. Почему мне должно нравиться это дерьмо?       Майкл однажды рассказал ему о своих славных днях, когда он был квотербеком, бегал по школьному полю с толпой девчонок, которые наблюдали за ним со стороны. Тревор смотрит на мускулистого квотербека по телевизору и чувствует тошноту.       — Я просто спросил, — оправдывается Моисей. Он добродушно смеётся и пожимает плечами. — Хочешь чтобы я выключил, или…       — Да мне всё равно.       Моисей роется в карманах, ища пачку сигарет. Он предлагает Тревору одну.       — Это дерьмо убьёт тебя когда-то, — говорит Тревор и качает головой. Моисей смеётся снова — он всегда смеётся — и прикуривает. От запаха глаза Тревора закрываются, он глубоко вдыхает. Он не так уж много знает о табаке, но Моисей, должно быть, курит ту же марку, что и Майкл. Где-то там, за много-много миль отсюда, Майкл, вероятно, тоже курит. Может быть, Аманда выходит на улицу в тонкой ночной рубашке и прижимается к нему, чтобы затянуться вместе с ним.       Тревор выхватывает сигарету, едва не обжигая при этом их обоих. Он делает большую, раздирающую горло затяжку и долго и медленно выдыхает. Сигарета ему не нравится, он подавляет кашель, и передаёт обратно. Моисей, несмотря на это, не выглядит таким уж рассерженным. Он просто наблюдает со странным выражением лица.       — Что-то случилось? — хрипло спрашивает Тревор.       — Нет, чувак, нет. Просто… — Моисей наклоняет голову, словно он собака, — ты можешь рассказать мне, если что. Если действительно что-то случилось. Я не осужу тебя, как те мудаки.       — О, правда? — усмехается Тревор. — И как я пойму это?       — Не знаю. Придётся довериться интуиции, я полагаю.       В этот момент Тревор чувствует на своём бедре лёгкое давление. Он смотрит вниз, и, конечно, Моисей положил свою руку, пальцы исследуют новую область. Тревор шумно сглатывает. Он не отстраняется.       Их взгляды встречаются. Глаза у Моисея большие и карие, и в них таится весь адреналин, который бывает при ограблении банка. В них нет привязанности, и это радует: Тревор сейчас не чувствует ничего, кроме первобытных желаний. Он даже забыл о гневе, который испытал из-за покровительственного голоса Мэри. Его затопило плотское желание. Он тонет в нём.       — Моя интуиция говорит, что ты классно сосёшь.       Рука тянется вверх к его члену, застывая, пока Моисей обдумывает слова Тревора.       — Да?       Тревор наклоняется, чтобы поцеловать Моисея. Когда он обхватывает пальцами челюсть Тревора, в другой руке догорает сигарета. Движения нисколько не нежные; Моисей тянет его нижнюю губу, как будто хочет оторвать её, а Тревор хватает запястья и сжимает так сильно, что утром наверняка останутся следы. Но всё ощущается приятно, на самом деле приятно, по сравнению с этим заработанные тысячи долларов ничего не значат.       Тревор испытывает благодарность за то, что Моисей был не против провести вечер с парнем. Он не может представить, чтобы кто-то ещё из их маленькой компании целовал его: Мэри слишком упряма, Лестер не в теме, а коренастые братья-ирландцы выглядят так, будто для них ничего в мире не важно, кроме денег. Это избавило его от необходимости выходить на улицу и искать кого-нибудь, чтобы отвезти в ближайший мотель.       Моисей хорошо целуется. Быстро, грубо и отвратительно. Он отстраняется, чтобы перевести дух, злобно ухмыляется и тут же погружается в следующий поцелуй. Тревор издаёт короткий рычащий звук.       Губы Моисея так похожи на вкус. Как… как табак.       Моисей начинает расстёгивать штаны Тревора одной рукой, уверенно, Тревор внезапно застывает. Он вспоминает ту ночь на поле, на вершине старой дерьмовой машины, тепло Майкла — единственное, что не давало ему дрожать той ночью. Майкл сказал ему, что если он не вернётся в работу, то Моисей будет лучшей заменой для него. Тревор посмеялся тогда. Тревор смеялся над мыслью о том, что ему когда-нибудь понадобится замена.       Если бы Майкл знал, даже с этой ведьмой, обвившейся вокруг него, если бы Майкл знал… Пальцы Тревора впиваются в ткань рубашки Моисея и сжимаются в кулаки. Он тут же перестает двигаться полностью, челюсть сжимается, быстрая, горячая вспышка гнева охватывает его.       Моисей издаёт жалкий звук, который можно было бы назвать криком, если бы не его причина. Он со всей силы отталкивает Тревора и падает с дивана, тяжело приземляясь на пол. Тревор вскакивает на ноги.       — Что за хуйня? — спрашивает Моисей, его голос звучит невнятно из-за его прикушенного языка. — Какого хрена?       Он сплёвывает кровью. Тревор за всю жизнь видел много крови, но у этой поразительно яркий оттенок — он наступает на неё, размазывая под ногами, пачкая подошву ботинка. Он не уверен, зачем делает это, но наклоняется к Моисею и хватает его за ухо, дёргая вверх. Он видит только алый цвет повсюду, испуганное лицо Моисея… и Майкла.       — Пошёл ты, — говорит он и отталкивает его от себя. — Пошёл ты, пошёл ты, пошёл ты!       Моисей вытирает рот, морщась. Он не реагирует, но настороженно следит за Тревором. Его рука тянется к поясу, но пистолет лежит на столе рядом с вещами. Осознав это, он прижимается к ближайшей стене, словно это как-то защитит его. Тревор смотрит, но ничего не видит.       Его руки дрожат. Его голос дрожит. Всё его тело дрожит.       Не говоря ни слова, он поворачивается, чтобы взять свои деньги и засунуть их в рюкзак. Моисей молчит. Тревор не обращает внимания и выходит в коридор. Он поднимается по лестнице. На него обрушивается ночной воздух, начинает идти дождь; он промокает почти мгновенно. Это нисколько не помогает успокоиться.       Футболка липнет к телу, но он продолжает идти. Мурашки поднимаются по рукам, спине, к шее. Кожа чешется от этих ощущений. Но пальцы слишком влажные, чтобы облегчить зуд, поэтому он продолжается идти, путаясь в собственных ногах, мыслях, воспоминаниях, в сожалении. В его кармане, там, где сухо и безопасно, лежит номер, который Майкл поспешно нацарапал для него, сказав:       — Помни, что это номер родителей Аманды, хорошо? Так что не звони, когда ты будешь ебать кого-то, оставь его для… ну, вообще не звони, ладно? Только если это не ЧП. Тогда позвонишь, ладно? Будь… Будь осторожен. Не дай Лестеру обобрать тебя.       Номер родителей Аманды. Это всё, что Майкл оставил ему. Он даже не дал ему адрес трейлерного парка. Он не сказал, как долго он будет скрываться, хотя и заверил, что готов вернуться в игру, как только наступит 1991 год. Но Тревору всё равно, он простил Майкла, ему просто хочется услышать его голос. Может быть, это успокоит его. По коже ползают чёртовы мурашки.       Проходит несколько минут блужданий по городу, где сирены всё ещё свистят на улицах, но он находит не слишком разбитый телефон-автомат. Тревор перешагивает через осколки стекла и нащупывает клочок бумаги в кармашке. На мгновение он начинает нервничать, что от его мокрых рук потекут чернила.       Что-то не так, это чувствуется глубоко внутри. Он знает это. Он знает, что прикусывать язык человеку, который хотел заняться с ним сексом и которого он сам хотел, было неправильно — но ведь и грабить тот банк тоже было неправильно. Как и выстрелить в шею охраннику. Как неправильно и то, что Майкл остаётся с какой-то стриптизёршей, которую он знает всего сутки.       Ему надо позвонить. Но на самом деле — нет, совсем не нужно.       Тревор набирает номер. Идут гудки. Соединение настолько долгое, что он начинает думать, что никто не ответит. Может, Аманда и Майкл отдыхают после дикого секса, в то время как её родители надели беруши, чтобы не слышать их. Влажные пальцы сжимают телефонную трубку, Тревор закрывает глаза, словно готовится молиться.       — Блядь, блядь, ну пожалуйста, возьми трубку, — бормочет он.       Когда он собирается сбросить, гудки пропадают.       — Алло? — голос сонный, уставший, — кто это?       — Это Трев… Да неважно. Мне надо поговорить с Майклом.       — С Майклом? Парнем Аманды?       Кровь Тревора — кислота, разъедающая его изнутри.       — С Майклом, — это всё, что он может сказать.       — Одну минутку, — на том конце явно насторожились, послышалась тишина. За ней улавливается движение и приглушённый разговор.       — Да? — слышится другой, более молодой, неприятно знакомый голос.       — Ты не Майкл.       Пауза.       — Тревор? Кто дал тебе этот номер?       — Ну, Аманда, Майкл дал его мне. Я не сталкерю тебя, блядь, если ты так думаешь.       — О. Он сказал, что… Ну, чего тебе надо?       — Поговорить с ним, я хочу… — Тревор старается унять себя. — Мне необходимо поговорить с ним.       — Он спит, — Аманда сказала, как отрезала.       — Мне вроде как похуй. Разбуди его. Мне надо поговорить.       Аманда говорит уже тише:       — Ты в опасности?       — Нет. Всё в порядке. Просто перед…       — Ты просто… странный. Ты плачешь?       — Пошла нахуй, конечно я не плачу. Просто…       — Я не буду будить его. Ему надо выспаться, мы едем в больницу завтра.       — В больницу? Майкл болен?       — Нет, — Аманда зевает. — Я тоже не болею, спасибо за заботу.       — Мне насрать, болеешь ты или нет. Если с ним что-то случится, что…       — Это не такая больница, как ты представляешь. Это, э-э, хирургия, то есть… неважно, я не знаю, почему я вообще объясняюсь с тобой. Он спит, я устала, я передам, что ты звонил, хорошо?       — Не могла бы ты… просто разбуди его, или, клянусь Богом, я приеду и убью…       Она смеётся. От этого звука в нём что-то щёлкает, и он не успевает опомниться, как уже кричит ей в трубку. Когда он закончил с оскорблениями по типу «мерзотной, эгоистичной старой шлюхи», то понял, что никто не отвечает. Он смотрит на трубку, тяжело дыша через нос, а затем вырывает аппарат прямо из стены. Дождь льёт дальше.       Тревор распахивает дверь, выходя на мокрую улицу. Он уже почти не чувствует дождя.       Что ему теперь делать? Конечно, у него хватит денег на мотель или гостиницу, или даже на грёбаную квартиру — но что потом? Он не может снова прийти к старой компании, особенно после случившегося с Моисеем. Он может собрать свою собственную банду, может позвонить Лестеру и узнать, есть ли кто-нибудь в запасе, может просто собрать своё дерьмо и продолжить игру без Майкла, который держит его за руку на каждом шагу.       В конце концов, он чертовски хорош в своём деле. Ему не нужен парень Аманды рядом с ним.       Его колотит дрожь, когда дождь льёт ещё сильнее. Он не перестает дрожать; его руки зарываются в карманы, и он начинает бежать мимо обветшалых магазинов и разрушающихся многоквартирных домов.       На углу дома стоит девушка с зонтиком. Он подходит к ней, и она поворачивает голову на звук. На её лице — ужас. Тревор собирается спросить, на что это она так уставилась, но не успевает. Сзади вылетает машина и врезается прямо в него.       ---       — Два сломанных ребра плюс запястье и ушиб головы. Про синяки молчу. Надеюсь, ты гордишься собой.       Лестер бросает бумаги на кровать. Тревор смотрит на него. Если бы он мог встать с кровати без мучительной боли, он бы встал и вырвал глазные яблоки Лестера прямо из глазниц. Лестер выглядит совершенно безразличным и смотрит в ответ, крепко скрестив руки на груди.       — О да, я чертовски доволен собой. Думаешь, я хотел оказаться в больнице, а?       — Не знаю. Может быть. Может, ты просто хотел, чтобы тебе сделали больно.       Тревор фыркнул с отвращением.       — Я думаю, может быть, ты хочешь, чтобы тебе сделали больно.       Лестер тяжело вздыхает и придвигает стул к кровати. Он — первый посетитель Тревора после вчерашнего несчастного случая. Тревор не думает, что придет кто-то ещё. Он не представляет, откуда Лестер вообще знает о случившемся, но не может ничего сделать, чтобы выгнать своего гостя — точно не тогда, когда он едва может двигаться.       — Тебе повезло, что я здесь, — говорит Лестер. — Я уладил вопрос с твоей страховкой в регистратуре. Пока ты здесь, тебя зовут Адам Смит. Очевидно, вчера вечером ты был не в том состоянии, чтобы назваться, а сегодня утром… был менее чем разговорчив. Я рад этому.       — Адам Смит? — Тревор вздохнул, и тут же пожалел об этом: рёбра заныли. Он корчится от боли, и Лестер морщится в знак сочувствия. — Что ж. Спасибо, что разобрался с этим. Хотя мог бы предложить имя получше.       Лестер дарит ему в ответ короткую улыбку и снова берёт в руки больничные записи. Он занят тем, что пролистывает их и читает точную степень травм Тревора. На соседней койке молодой человек вздрагивает и дрожит. Тревор не понимает, почему его положили в одну палату с человеком с отходами. Может быть, они думают так же, как Лестер, и считают, что он специально вышел на дорогу. Он наблюдает за потеющим парнем, пока дверь в палату не открывается.       Глаза Тревора мгновенно перебегают на неё. Он видит стареющую медсестру, бодро шагающую в другой конец палаты. Тревор не знает, кого он ожидал увидеть.       — Может, тебе будет лучше, если ты узнаешь, что с Моисеем всё хорошо, — говорит Лестер, не поднимая глаз. — Но он злится.       — Не понимаю, о чём ты.       Лестер бросает на него взгляд.       — Я не знаю, что именно произошло, и, честно говоря, не хочу знать. Я знаю о некоторых… убеждениях, твоих и у других ребят из компании, но всё нормально, не моё это дело, никаких проблем. Но то, что мне удалось узнать, ты, эм… укусил его? Это было вообще лишним. И да, Тревор, это проблема, потому что мы все заодно в этой игре.       — А ты что, лидер этой ёбаной шайки любителей повеселиться?       — Нет. Я просто тот, кто вытаскивает вас всех из тюрьмы, когда это нужно, или, не знаю… планирует каждое из ограблений ещё до того, как вы успеете подумать о них.       Тревор бросил на него взгляд. Определённые убеждения… конечно, эти убеждения Лестер даже не удосужился озвучить. Тревор мнёт в руках кончик своего одеяла, вновь и вновь ощущая привкус крови Моисея во рту. Ему не стыдно, но он беспокоится о своем положении в группе; для него всё кончено, если Лестер решит, что Тревор перешёл черту. Без Майкла, который сможет поручиться за него, кто ему когда-либо вообще поверит?       Неважно. Тогда он сможет все сделать сам. Сделать что-то своё без всех этих идиотов. Может быть, он даже сможет открыть свой собственный наркобизнес, как всегда говорила его мама. Неважно, что она сказала это с отвращением, когда он, рыдая, рассказал ей, что его выгнали из ВВС, и что его это сильно задело. Это далёкий, глупый сон, который обычно одолевает его долгими ночами, когда он не может заснуть, но, возможно, это то, над чем стоит задуматься.       — Что случилось, то случилось, — всё, что он может сказать. Он не может извиниться за то, о чём не жалеет, и Лестер, к его облегчению, просто кивает.       — Так и есть, но… Как это ни было прискорбно, лучше будет, если вы с Моисеем поработаете отдельно какое-то время. Желательно подольше.       Тревор ворчит. Парень на соседней кровати издаёт тихий стон. Его лицо покрыто испариной. Какое-то новое чувство пронизывает Тревора; он морщится от него так же, как от боли в ребрах. Во рту пересохло, и он облизывает губы, не встречаясь взглядом с Лестером:       — Майкл знает, что я здесь?       Вопрос застаёт их обоих врасплох. На лице Лестера появляется блёклая тень, и он нервно поправляет воротник.       — Я… нет. Я единственный, кто знает, и я с ним не разговаривал. Я не знаю, где он.       — Ты знаешь. Ты знаешь, у кого он остановился. Пофигу, у меня всё равно есть номер — ты мог бы позвонить ему, может быть, рассказать. Он бы хотел… — Тревор прерывает свой бред. Опухшие лёгкие и горло чертовски унизительны, его щёки краснеют. Лестер выглядит очень сожалеющим.       — Ты мог бы просто позвонить ему, чтобы он был в курсе.       — Ты думаешь, это хорошая идея? — спрашивает Лестер. — Ты хочешь, чтобы я сказал ему, что ты укусил Моисея, пока вы целовались, выбежал в грозу на улицу и чуть не погиб?       — Ты можешь не говорить о Моисее. Майкл не… он с какой-то проституткой, не то чтобы он сам — образей добродетели. Я не знаю, что, по-твоему, происходит между нами, но могу сказать, что ты, блядь, ошибаешься.       Лестер поднимает руки.       — Я ничего не думал. То, что я вроде бы слышал через эти тонюсенькие стены, меня не касается.       — Ты охуенно прав.       На удивление Тревор не чувствует стыда из-за откровенного разговора. Он так долго врал Майклу о своих предпочтениях, а до этого — своей маме, что ему всегда было плохо от своей же нечестности. Он имеет право на красивых женщин — всё ещё имеет — и его ложь не означает, что он будет хуже работать. Ему плевать, если кого-то корёжит от него. А вот Майкл… Майкл — другое дело. Он не может себе представить, чтобы тот кричал на улице, что он сосёт члены.       Лестер встаёт и подтаскивает кресло к кровати, чтобы устроиться прямо рядом с Тревором. Тот хотел бы отодвинуться, если бы мог.       — Послушай, Т, я не говорю, что Майкл не заботится о тебе, ясно? Я уверен, что если бы я сказал ему, что произошло, он был бы уже тут.       — Ну и в чём тогда дело? Позвони ему.       — Разве ты не думаешь, что будет честно по отношению к нему позволить ему… отдохнуть от всего этого, хотя бы на некоторое время? Тони назвал его имя. Конечно, мы все в розыске, но полиция не знает, кто мы такие. Но знают о нём. Это должно быть страшно. Мы должны дать ему остыть, прежде чем снова втягивать в игру.       — С хуя ли. На Новый год он сказал мне, что ему не терпится вернуться. Ему было плохо, он слонялся без дела. Ему нужна эта жизнь, это всё, что у него есть. Мы — это всё, что у него есть. Ты бы, блядь, слышал, как он об этом говорил.       — Может и так. Но он не один сейчас. Проститутка или кто-то ещё, Майкл принял решение остаться вне игры сейчас. Очевидно, что он не страдает.       Тревор делает глубокие, ровные вдохи и старается не обращать внимания на то, как сильно ему больно. Это искупление за гнев, бурлящий в нём. Он пытается напомнить себе, снова, снова, снова, что Майклу она надоест, как надоедает всё, кроме Тревора, и что он покинет этот трейлерный парк с новыми силами, готовый ограбить мир.       — Он будет в бешенстве, если не узнает, — тихо говорит Тревор.       — Окей. Позвони ему сам. Я больше не буду ввязываться в вашу драму, — Лестер поднимается на ноги и разглаживает рубашку. — Просто держись подальше от Моисея, хорошо? И подумай о том, чтобы самому отдохнуть. У тебя наверняка есть достаточно сбережений для хорошего отпуска.       — Мне не нужен отпуск, — отмахивается Тревор. Он медленно старается сесть, Лестер направляется к двери. Его запястье, крепко перевязанное в нужном положении, болит. Это правда; солнечные пляжи и глубокие синие моря мало привлекают его. То, что ему сейчас нужно — глоток свежего воздуха, в котором он так нуждается, — так это чтобы Майкл вошёл в эту палату и назвал его мудаком. Это единственный вид отпуска, который ему нужен.       Прошло три недели с тех пор, как он видел его в последний раз. Двадцать один день, а он уже по уши в дерьме. Ему нужно взять себя в руки.       Лестер останавливается, окидывая долгим взглядом пациентов в комнате. Его взгляд останавливается на Треворе и смягчается, совсем чуть-чуть.       — Поправляйся, — говорит он твёрдо, — есть шанс, что когда ты выздоровеешь, Майкл будет готов вернуться. А пока… сосредоточься на себе, ладно? Тебе повезло, что ты вообще остался жив.       — Сосредоточиться на себе, конечно, — говорит Тревор. Его горло начинает щекотать, но он изо всех сил старается не кашлять, чтобы в груди не болело. — Меня выгонят отсюда к вечеру, а потом я вернусь в мотель.       — Ты мог бы остановиться где-то получше, знаешь ли. У тебя есть деньги, хотя бы с прошлого задания.       — Ага, как будто я хочу, чтобы эти людишки начали совать нос не в свое дело и что-то подозревать, когда кто-то вроде меня начнет сорить деньгами.       Правда, конечно, в том, что он не чувствует себя в роскоши как дома. Однажды ночью, после ограбления винного магазина и обнаружения неожиданной суммы наличных в сейфе в подсобке, они с Майклом остановились в самом дорогом отеле, который только смогли найти в Миссури. На одну только ночь ушла половина их денег, и, несмотря на все полы с подогревом и пушистые полотенца, Тревор никак не мог успокоиться. Он чувствовал себя фальшивым. Майклу, с другой стороны, это нравилось.       — Ну, ты должен позаботиться о себе. Не двигайся много, пока не заживут рёбра. Это месяц как минимум.       Тревор поднимает руки и жестом показывает на свое лежащее тело. Его ноги затекли.       — Это? Это ерунда. Бывало и хуже, и, кроме того, я могу залечь на дно, если захочу. Я не собираюсь больше ввязываться в неприятности, ясно?       Лестер выглядит совершенно не убеждённым и дёргается, будто хочет что-то сказать, а затем решительно подходит к Тревору, хромая.       — Вообще-то, я не знаю, способен ли ты не ввязываться в неприятности, — сухо говорит он. Тревор начинает обижаться, но Лестер продолжает. — Я знаю, что никто из нас этого не хочет, но я думаю, что мне будет легче, если ты поживешь у меня. По крайней мере, пока ты не сможешь дышать так, чтобы не казалось, что ты вот-вот потеряешь сознание.       — Лестер! Я всегда знал, что у тебя большое сердце, ты неженка, — Тревор ухмыляется ему. Лестер выглядит так, будто уже жалеет о своем предложении. — Морозить задницу с тобой в Северном Янктоне, да? Не могу представить занятия приятнее. Ты слишком добр.       — Ну, я… это не из доброты, так что даже не думай о чем-то большем. Если ты ещё раз попадешь в передрягу и не сможешь выбраться из неё, потому что не в состоянии даже бежать… Я себя спасаю и тебя только лишь заодно. Слишком много поставлено на кон, чтобы кто-то из нас попался.       — Ну, продолжай утешать себя, Лестер-Молестер. Мы отлично проведём время, только мы вдвоем.       — Притворюсь, что ничего не слышал, — Лестер проводит рукой по своим редеющим волосам и бросает на Тревора ещё один строгий взгляд, который он уже почти довёл до совершенства, — если ты согласен, то я вернусь через пару часов. Надо доделать кое-что. Постарайся не кусать медсестёр, окей?       — Не могу обещать, — говорит Тревор, провожая взглядом одну из проходящих мимо девушек. Лестер со вздохом качает головой.       Он уходит, и почти сразу же его заменяет врач. Она осматривает порез на лбу Тревора, промокает его жгучей салфеткой и задаёт ему несколько каверзных вопросов о его боли. Он старается быть как можно более откровенным, но когда она слишком сильно тыкает его, он срывается на ней.       После этого она быстро переходит к следующей кровати.       Оставшись один, Тревор пытается уснуть, но тупая пульсация в рёбрах, боль в запястье и жжение от раны на лбу не дают ему успокоиться больше чем на пару минут. Он смутно осознаёт, что согласился остаться с человеком, который, как он знает, ненавидит его. Когда он в последний раз остался с ним наедине, то чуть не оказался задушенным. Но Лестер, похоже, искренне заботится о нём, по крайней мере, хотя бы чуточку, и если он предлагает переехать к нему, предоставляет кровать и нормальную еду, то так тому и быть. Тревор может проглотить свою гордость, пока не зализал раны до конца.       Сон неглубокий и прерывистый, проходит три часа, прежде чем Тревор полностью сдаётся. Одна из добрых медсестёр приносит ему ужин и воду, и он изо всех сил старается быть обаятельным, но она лишь жалостливо улыбается и переходит к парню с отходáми. Он всё ещё потеет и дрожит, и обращается ко всем, кто проходит мимо, со всевозможными просьбами, как будто бы они сейчас же бросятся доставать для него порцию наркоты.       В больнице скучно. Тревору нечем себя занять, кроме ощущения боли и неловкого осознания того, что здесь он оказался не из-за какой-то невероятной перестрелки, а из-за красивой девушки, которая отвлекла его от встречного такси. Он надеется, что, когда новость в конце концов дойдёт до его друзей, они подумают, что его, по крайней мере, сбил член опасной банды или что-то подобное.       Добрая медсестра возвращается после обеденного обхода. Она хмуро смотрит на него, измеряя давление.       — Больше никаких посетителей, солнышко?       — Эм. Нет, не думаю, что кто-то придёт.       Она вздыхает.       — Очень жаль. Ну, если вам нужно кому-то позвонить, вы знаете, что возле офиса есть телефон, да? Пятьдесят центов за три минуты.       — Я этого не знал, — говорит Тревор, оживляясь. Он осторожно прижимает ладонь к рёбрам и морщится. — Я ведь в состоянии ходить?       — Конечно. Только медленно и спокойно. Я могу принести вам палочку, если хотите.       Он отрицательно качает головой. Медсестра ощупывает его лоб и улыбается, и он улыбается в ответ.       — Спасибо, — благодарит он. Впервые за долгое, долгое время он сказал это искренне, и слово кажется чужим на языке. Девушка напоминает ему маму до того, как ушёл отец, все эти мягкие изгибы и ещё более мягкие улыбки. — Думаю, я попробую встать.       Она кивает ему. Парень на соседней кровати начинает плакать, её лоб морщится от беспокойства.       — Позовёте, если будет слишком больно.       Пока она ухаживает за бедной, дрожащей душой, Тревор откидывает одеяло неповрежденной рукой. Больничный халат, в который он одет, болезненно-зеленого цвета и едва доходит ему до колен, поэтому он видит все царапины на них во всей красе. Его икры отвратительного фиолетового цвета.       — Дерьмо, — бормочет он и трясет ногами, пытаясь хоть немного привести их в чувство.       Когда он медленно и осторожно поднимается с кровати, ему требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к головокружению. Быстро порывшись в одежде рядом с кроватью, он достает слегка заляпанный номер телефона на бумажке. Слова Лестера гулко отдаются в его черепе. Он отметает их и делает вид, что разговора никогда не было.       Добраться до кабинета медсестры оказывается немного сложнее. Каждый шаг заставляет его чувствовать себя так, словно в него снова и снова врезаются, и он ненавидит себя за это. Пара сломанных рёбер, и ему кажется, что игра окончена. Стиснув зубы, он пробивается сквозь боль; больничные тапочки ступают за угол через суматоху в коридоре.       В кабинете сидит медсестра с седыми растрёпанными волосами. Она игнорирует Тревора, а Тревор игнорирует её, держась свободной рукой за крышку телефона-автомата, чтобы не упасть. На этот раз Майкл должен ответить. Он просто обязан.       После некоторых затруднений Тревор набирает номер и прижимает телефон к уху так сильно, что становится больно. Его рот словно набит ватой, и он облизывает сухие потрескавшиеся губы.       — Ну же, — умоляет он. — Ну, пожалуйста.       — Алло? — спрашивает мужской голос на том конце, и желудок Тревора наполняется облегчением.       — Майкл, — тихо говорит он. — Майкл, слава Богу, мне нужно тебя увидеть, мне очень больно, тебе нужно…       — Нет, нет, это не Майкл, — прерывает его голос, и этот факт становится очевидным. Мужчина звучит старше, мягче, добрее, — это Рэндалл Уайт. Я могу как-то помочь?       — Рэндалл… Рэндалл Уайт? Кто, блядь, такой Рэндалл Уайт?       Рэндалл прочищает горло.       — Я полагаю, что вы хотите поговорить с новым… другом моей дочери?       — Да, с другом, с другом Аманды. Он дома?       — Нет, — говорит Рэндалл, и Тревор матерится, — Мне жаль, сынок. Я не знаю, вернётся ли он сегодня. Он взял Аманду с собой для… ну, для чего-то, что я не совсем уверен, что одобряю.       — Куда? Куда именно? Может быть, я смогу найти номер, где он находится. Мне нужно поговорить с ним.       — Они в… — отец Аманды делает большой, прерывистый вдох. — Они пошли к пластическому хирургу. Очевидно, моя маленькая девочка считает приемлемым, чтобы мужчина, которого она едва знает, купил ей грудные имплантаты. Я могу попытаться найти вам номер хирурга, если хотите.       — Он покупает ей блядские новые сиськи? — спрашивает Тревор. Он начинает горько смеяться, смех вскоре переходит в приступы кашля. Он обхватывает рукой рёбра и крепко закрывает глаза от боли, плечи трясутся от неё. На некоторое время Рэндалл замолкает. Тревор ожидает, что он бросит трубку, как сделала Аманда прошлой ночью.       Вместо этого, более мягко, мужчина спрашивает:       — Сынок, у тебя проблемы? Поэтому он тебе так нужен? Ты сказал, что тебе больно?       — Сынок. Не называй меня… — Тревор готов драться, несмотря на нанесённый ему удар. Но потом он думает о Майкле, который, возможно, сидит в приёмной какой-нибудь грязной клиники, листая газету, пока его новой любимой вбухивают в сиськи силикон. Он думает о Майкле и о том, что Майкл не думает о нём.       Он едва не падает. Всё его тело грозит свалиться грудой костей на землю. Губы опускаются вниз. Его глаза, когда-то полные огня, закрываются, а нижняя губа дрожит. Он не может вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким одиноким или таким чертовски бесполезным.       — Нет, — тихо отвечает он после долгой паузы. — Мне очень жаль, извините за беспокойство, мистер Уайт.       — Всё в порядке, — Рэндалл звучит обеспокоенно. — Мне передать ему что-то? Может быть, мне связаться с ним, чтобы он перезвонил?       — Нет-нет, это дело не срочное, я… просто передайте, что Тревор снова звонил и что я пока буду жить с Л. И что я в порядке. Передайте, что со мной всё хорошо. Он, может, волнуется, да, может волноваться и не знает, как дозвониться до меня, верно же? Передайте, что у меня всё прекрасно.       — Хорошо. Береги себя.       Телефонная трубка замолкает. На этот раз Тревор не вырывает аппарат из стенки. Он кладёт трубку, тяжело сглатывает и, всё ещё дрожа, шаркает по коридору обратно к кровати.       ---       Через три недели боль почти прошла, в основном благодаря обезболивающим — легальным и не очень. Он, конечно, скрывает от Лестера, что употребляет; разжечь трубку на заднем дворе — та ещё работенка в холодную погоду Северного Янктона, но это лучшее, что он может сделать.       Лестер установил правила в своём доме, и Тревор их ненавидит.       Никаких наркотиков. Никаких женщин, мужчин и вообще любых сексуальных партнёров. Никакой незаконной деятельности нигде в городе. Только одна поездка на такси до дома и обратно раз в день. Каждый телефонный звонок должен быть идеально зашифрован. Не открывать дверь, не убедившись, кто находится по другую сторону. Никакого насилия в любом виде.       Лестер — параноидальный ублюдок, это ясно. Не раз Тревор спускается вниз, заставая сценку, когда Лестер осторожно поглядывает за жалюзи, и не раз Лестер поднимает руку, прежде чем Тревор успевает задать вопрос. «Мой дом» — постоянно напоминает он ему, и Тревор изо всех сил старается держать язык за зубами.       По крайней мере есть одна сфера, на которую Тревор предпочитает не жаловаться — еда. Лестер не очень любит готовить и почти не использует свою достаточно большую кухню — он предпочитает консервы, фастфуд — всё, что можно просто разогреть в микроволновке. Тревор сам питался так всю жизнь, поэтому он не жалуется, когда Лестер говорит, что он должен сам добывать себе еду и сам убирать за собой.       Самое худшее в жизни с очень больным, очень скучным и очень извращённым человеком — это то, что телефон всегда звонит, но звонят не Тревору.       Лестер работает со многими людьми. Он говорит, что Майкл и Тревор — его настоящая банда, для которой он оставляет самые лучшие заказы, но есть люди, которым он помогает в планировании их ограблений, связи, которые он устанавливает, и дружба, которую он укрепляет, и всё это с помощью нескольких телефонных звонков. Для молодого человека, живущего уединённой, одинокой жизнью, даже Тревор вынужден признать, что он заслуживает некоторого уважения. Взять в работу Тревора, человека с улицы, тоже в какой-то степени уважительно.       Люди часто звонят. Смехотворное количество, на самом деле, для человека, живущего так далеко от всех. Тревор иногда пытается первым подойти к телефону, просто чтобы поиздеваться. Ему это никогда не удавалось; с удивительной быстротой Лестер каждый раз опережает его, а затем бросает на него мрачный взгляд. Один раз, только один раз, Тревор так разозлился, что отключил телефон.       Его беспокоит то, что он слышит, как организуются все эти новые задания. Он должен быть первым среди них. Пока его запястье не заживёт, у него нет возможности стрелять из любого оружия, но его беспокоит даже не это, а то, что пусть и был бы он был в форме и здоров, он не хотел бы работать. Просто без Майкла Таунли он не чувствует той остроты.       Всякий раз, когда он начинает думать о нём, Тревор бьёт себя по заживающему лбу. Он говорит себе, что Майкл скоро позвонит.       Но телефон молчит.       Вместо этого через пять недель после звонка Тревора отцу Аманды, через пять недель после того случая — он до сих пор хромает, покрытый синяками — через пять недель после того, как он вышел из больницы, через пять недель его скучания по Майклу и после восьми недель, как он видел его в последний раз, в доме Лестера раздаётся стук.       *       Тревор лежит на диване, когда слышится стук в дверь. По телевизору с выключенным звуком идёт какой-то чёрно-белый фильм, на который он не удосужился обратить внимание. Это всё, что он делает в эти дни. Он держит руку на животе, пальцы в тёмных волосах. После того несчастного случая Тревор сильно похудел, и ощущение слегка впалого живота кажется ему странным. Когда он сильно вдыхает и медленно выдыхает, у него тупо болят рёбра. Он так устал от боли.       Стук заставляет его подпрыгнуть. В соседней комнате Лестер, должно быть, тоже вскакивает; раздаётся грохот, парень громко ругается. Тревор вытягивается, ботинки свисают через подлокотник. Раздаётся еще один, более нетерпеливый стук, и Тревор стонет.       — Ты собираешься открывать, ленивый ублюдок? — кричит он, почёсывая живот, — или ты хочешь, чтобы раненный и больной человек встал и открыл дверь?       Лестер вздыхает достаточно громко, чтобы было слышно за стеной. Тревор переводит взгляд с комнаты на входную дверь. Бормоча что-то о ленивых, неблагодарных, непрошеных гостях, Лестер хромает к ней. Он смотрит в глазок, и Тревор наблюдает, как замирает каждая линия его тела.       — О, — тихо говорит он. Тревор садится, — о, я думаю, тебе пора взбодриться.       — Эм, чего?       — Увидишь, — в голосе Лестера звучит улыбка.       Он открывает дверь.       — Лестер, дружище, привет! — тепло говорит прибывший человек, и у Тревора пересыхает во рту, когда Майкл входит в комнату. Он стоит, откинув плечи назад и высоко подняв челюсть. Он выглядит немного толще, чем раньше, и от этого Тревору плохо — его вес не волнует; на самом деле, это последнее, о чём он будет переживать, но это означает, что Аманда и её семья… они откармливали его, как свинью на убой. Он живёт спокойной жизнью, в которой есть еда, секс и отдых. И его не было тут, где он и должен быть.       Майкл, однако, кажется, ничего из этого не знает. Он просто притягивает Лестера в объятие.       — Давно не виделись! Как ты держишься, парень?       — О, эм, я… — Лестеру явно не по себе от такого контакта. Он осторожно похлопывает Майкла по спине. — Я в порядке, всё нормально. Не надо так увлекаться, пожалуйста, это просто приветствие.       Когда Майкл отстраняется от Лестера, он ухмыляется. Тревор хочет свалиться с дивана и попытаться заползти за телевизор или ещё куда-нибудь, словно бы это остановит боль в животе и то воссоединение, которого он так отчаянно хотел. Майкл выглядит таким… невредимым после своего отсутствия вне работы, вдали от Тревора. Он выглядит счастливее, чем когда-либо прежде. Тревор скорее хотел бы видеть его разбитым, а не улыбающимся как сумасшедший.       — Прости, — смеётся он, — я немного навеселе. Выпил много кофе в самолёте, наверное. Эта сексапильная стюардесса всё время наливала мне.       — Это… это здорово. Проходи, проходи, пока тебя никто не увидел, — огрызается Лестер, отступая назад, чтобы пропустить Майкла внутрь. Он бросает быстрый взгляд на улицу, прежде чем решительно захлопнуть и запереть дверь. — Не хочу показаться грубым, но, пожалуйста, скажи мне, что ты здесь не для того, чтобы остаться. Я не уверен, что смогу выдержать ещё кого-либо.       Майкл снова смеётся.       — Может быть. Я приучен к дому, не волнуйся.       — Очень смешно, — Лестер поправляет очки и смотрит на Тревора. Это всего лишь короткий взгляд, но его беспокойства хватит на всю жизнь. — Тогда зачем ты приехал?       — Что, я не могу прийти, эээ, потусоваться с тобой? — Майкл притворяется обиженным, когда Лестер качает головой, но его глаза блестят. — Вообще-то, я здесь, чтобы забрать твою дворняжку. Тревор ещё у тебя?       Тот встает с дивана. Он прижимает своё запястье с гипсовой повязкой к рёбрам, защищаясь, и сглатывает. Вот оно. Майкл вернулся после такого долгого молчания с его стороны. Подняв голову и подойдя к нему, Тревор задаётся вопросом, где сейчас Аманда. Может быть, она снаружи, ждёт в машине или у пластического хирурга, который снова накачивает ей сиськи.       Он прочищает горло, но внутри словно бы наждачка.       — Привет.       Майкл быстро поворачивает голову. Его ухмылка, такая яркая, немного тускнеет; его глаза пробегают по лбу Тревора, затем опускаются к его запястью и к тому, как напряженно он стоит.       — Какого черта, Т? Тебя избили? Ты в порядке?       — Избили? — Тревор пытается рассмеяться. Он действительно пытается. Слабая усмешка, которая выходит, звучит чертовски жалко. — Нет, не совсем так. Пара сломанных рёбер и повреждённое запястье — это ерунда.       — Блядь. Кто это с тобой сделал?       — Нет, нет, это была… просто машина, это был несчастный случай. Я никому не позволю к себе прикасаться, — он фыркает и вызывающе поднимает подбородок. — Случилось всё где-то месяц назад, вроде. Пять недель?       — И ты не позвонил? Я же сказал, что в экстренных случаях тебе можно мне звонить, тебе можно… — Майкл качает головой. Он выглядит разочарованным. — Ты должен был позвонить мне, Тревор. Я бы приехал.       Лестер вздрагивает, когда Тревор снова смеётся. На этот раз звук смелый, сильный и дерзкий. Он наслаждается им.       — Я звонил, блядь. Я звонил дважды. В первый раз я говорил с той тупой бабой, с которой ты сожительствовал, а во второй раз я говорил с её стариком.       — Я… Аманда ничего не передавала мне. Её отец сказал, но он не упомянул, что тебе плохо. Он просто сказал мне, где ты. Я подумал, что ты просто дал мне знать на случай, если я окажусь в чрезвычайной ситуации. Если бы я знал…       — Ты знал, что я у Лестера кучу времени и даже не удосужился сообщить мне о своих планах. Иди нахуй. Я не собирался звонить в третий раз, я же не попрошайка.       Лестер издал приглушённый звук.       — Ребята, да ладно. Теперь это не имеет значения, не так ли? Майкл здесь. Это самое главное.       — Самое главное? Похер, — врёт Тревор. Он топает на кухню. Он готов поставить все свои сбережения на то, что Лестер и Майкл обменяются взглядами, прежде чем медленно последуют за ним. Тревор достаёт из холодильника две бутылки пива и передаёт одну Лестеру, а свою откупоривает зубами. Майкл выглядит немного обиженным из-за такого неуважения.       — Я хотел позвонить, я просто…       — Был слишком занят, трахая Аманду, да?       Как будто Лестер вовсе не стоял между ними, когда Майкл начинает злиться.       — Не говори так о Мэнди. Она не имеет к этому никакого отношения.       — О, теперь это Мэнди, да? — Тревор громко поставил пиво на стол. Оно пенится и заливает всю поверхность. Лестер печально вздыхает. — Она имеет к этому самое непосредственное отношение!       Майкл вскидывает руки вверх. Он выглядит так, будто уже жалеет, что приехал сюда, и Тревор почти рад этому.       — Что, ты хочешь сказать, это я — тот человек, которому нельзя звонить своему коллеге по работе? Я не ссыкло, Тревор, если ты так думаешь!       — Именно так и думаю. Особенно когда у человека, который командует тобой, теперь есть новая пара искусственных сисек, которые он может совать тебе в лицо.       — Что… — это на минуту выбивает Майкла из колеи; он растерян от такого открытия. — Откуда… откуда ты об этом знаешь?       — Её отец рассказал мне.       — Её отец сказал тебе? С чего бы ему… чёрт, неважно, — Майкл скрещивает руки на широкой груди. — То, что я делаю со своими деньгами — моё дело, ясно? Я не знал, что ты попал в передрягу. Я не экстрасенс.       — Но ты вообще не позвонил, ты даже не потрудился проверить, не…       — Боже, какие вы оба жалкие! Майкл здесь, Тревор, какое значение имеет всё остальное? И, Майкл — ты должен был позвонить, хотя бы просто сообщить нам, что ты в порядке. Хорошо?       Они оба тупо смотрят на Лестера. Напряжённая атмосфера рассеивается. Тревор угрюмо потягивает своё пиво, а Майкл расправляет плечи.       Он встречает взгляд Тревора.       — Извини, Т. Мне жаль. Я должен был позвонить тебе. Я… я скучал по тебе.       Лестер почёсывает нос, выглядя так, будто внезапно застал нечто, что ему не полагалось видеть.       — Пойду отдохну, — говорит он вдруг. — Не убейте друг друга, не хочу потом убирать всю эту грязь.       Он быстро выходит из кухни. Тревор отворачивается от Майкла и подходит к окну. Оно зарешётчато. Тревор всё равно подходит и смотрит на жалкий маленький дворик, за которым не ухаживали годами. Мысль о том, что Лестер мог бы заниматься садоводством, вызывает у него смех, Майкл встает рядом с ним. Он кивает на садик, хмурясь.       — Эм, что смешного?       — Ничего.       Майкл стоит так близко, что их плечи соприкасаются, и Тревор опускает глаза. Он молодой, горячий парень в самом расцвете сил, но в эти дни прикосновение к кому-либо, кто не является Майклом, вызывают у него тошноту. Все эти недели без контакта были чертовски тягостными. Он уже чувствует запах табака от Майкла. И вонь от секса с Амандой.       За окном нет прекрасного вида, это не закат, но Майкл всё равно наклоняется чуть ближе к Тревору и выдыхает.       — Я правда скучал по тебе. Каждый день, — Тревор улыбается. Он ничего не может с этим поделать; улыбка скользит по его лицу, неконтролируемая, довольная.       — Какой ты ничтожный, Таунли, — говорит он, и смех Майкла поглощает его.       — Да, может быть, — соглашается Майкл. Он опирается на стол и скрещивает руки, наблюдая за Тревором. Тревор стоит к нему спиной и смотрит на двор, наслаждаясь ощущением от его взгляда. Наверху скрипят половицы, когда Лестер наконец добирается до своей кровати. Он, вероятно, ожидает, что они сойдутся в какой-нибудь мексиканской борьбе, но вспыльчивость Тревора начала утихать, по крайней мере, немного.       Всё к лучшему, если Аманды здесь нет. Майкл хотя бы не додумался втянуть её в его жизнь ещё больше.       Ему хочется думать, что, возможно, они… расстались. Майкл защитил её, когда Тревор вышел из себя и наговорил Аманде тонну неприятных вещей, но он верный парень. Может быть, всё закончилось мирно, а может быть, они орали друг на друга, может… может быть что угодно, это не имеет значения, лишь бы всё закончилось, и Тревор больше не думал об этой женщине, присосавшейся к единственному человеку, о котором он когда-либо беспокоился.       Может быть, они вовсе не расстались. Сейчас Тревор не думает об этом и никак не реагирует на такую мысль.       Вместо этого он просто застыл. С поникшими плечами и ноющим телом он поворачивается к Майклу. Тревор ненавидел, когда его жалели в больнице, ненавидел, что его жалел Лестер, ненавидел — ненавидит и сейчас — людей, жалеющих его. Но глаза Майкла такие голубые и такие печальные, они смотрят на него так, что Тревор совсем не возражает на то, что Майкл вздыхает и встаёт.       — Ты сильно пострадал, — говорит он, — мне очень жаль, что меня не было рядом с тобой.       Тревор пожимает плечами, но Майкл всё равно притягивает его к себе. Объятие крепкое, от которого заживающие рёбра снова и снова болят. Он обнимает Майкла в ответ, закрывает глаза и глубоко вдыхает. Хотя Майкл стал немного больше, он чисто выбрит, но остался таким же. Его сердце всё ещё бьётся, и сердце Тревора тоже, и это уже что-то.       — Ты становишься сентиментальным, — предупреждает его Тревор, но ухмыляется, когда они отходят, разрывая объятия. Майкл притворяется, что его задели эти слова, но на самом деле он ухмыляется.       Тревор не упоминает Аманду. Ему требуется всё его слабое самообладание, но он не упоминает её. Майкл — к его чести — тоже ничего не говорит.       Майкл берёт себе пиво, и они вместе проходят в гостиную. Они сразу же устраиваются на диване, и это кажется совершенно нормальным, что они сидят так близко, что их тела соприкасаются плечами, локтями, бёдрами. По телевизору всё ещё идёт старый фильм, и Майкл одобрительно смотрит на экран.       — Ты поработал над своими интересами, пока меня не было? Лестер хорошо на тебя влияет.       — Как бы не так, — мрачно бормочет Тревор, и, просто чтобы позлить друга, тянется за пультом и выключает телевизор. — Ты не знаешь, что такое влияние. Лестер, бля, я не знаю, он реально пугает. Если ты думаешь, что знаешь, насколько он параноик, подумай ещё раз. Я даже дышать не смею без его обвинений в том, что моё дыхание выдаст наше местоположение.       В уголках глаз Майкла появляются морщинки от улыбки. Тревор сияет от осознания, что именно из-за него эти морщинки появились.       Они возвращаются к своим прежним занятиям: Майкл снова включает телевизор и смотрит его с жадными глазами, а Тревор наблюдает за ним. Время от времени их взгляды встречаются, и далеко слышится треск грозы, удар молнии; и неважно, что Лестер наверху, неважно, что Аманда всё ещё где-то на земле, может полностью разрушить жизнь Тревора. Будет иметь значение только то, что Майкл отвернется ото всех и положит руку на плечо Тревора, тогда Тревор растает, и они вновь сойдутся и будут только вдвоём.       

VII

      1991              Они снова сходятся, временами неуверенно, временами страстно.       В первый раз они целуются, когда Майкл пьян и немного грязен, а Лестер находится в соседней комнате. Майкл переворачивается на кровати и целует Тревора, как будто ничего не изменилось, притягивая своими большими руками. Тревор сопротивляется лишь на мгновение, и то — только от удивления. Когда он понимает, что происходит, начинает улыбаться и ощущать вкус виски на языке.       Второй раз происходит на кухне. Майкл делает сэндвич и кладёт на него слишком много майонеза. Тревор входит, громко переговариваясь с Лестером, оставшимся на втором этаже, и слышит, что Майк напевает мелодию. Он сразу же прекращает разговор и кладёт руку на спину Майкла. Тот поворачивается медленно, и Тревор целует его.       После этого всё происходит как в старые добрые времена, как будто Аманды никогда и не было. Они решают остаться с Лестером на некоторое время, пока они втроём планируют свою следующую работу; Майкл светится от радости, когда они обсуждают варианты — он слишком долго находился вне этой игры. Тревор не может удержаться от маниакальной ухмылки при мысли о том, чтобы вернуться, бок о бок с ним.       Их первое задание — простое ограбление магазина, но Майкл берётся за него как за ограбление банка.       Он весь такой воздушный и обаятельный, когда вскидывает пистолет и целится в менеджера, который теперь словно пластилин в руках грабителя. Деньги летят в сумки, их Тревор протягивает дрожащему мужчине за кассой. Кэша немного, но достаточно для того, чтобы задание считалось успешным; они выходят из магазина, затолкав менеджера между ящиков с бутылками, выстроившихся за его прилавком, бутылки водки разбиваются о пол. Мужчина выглядит так, будто вот-вот надует в штаны. Тревор не уверен, что тот когда-нибудь заговорит.       Магазин находится через два города от дома Лестера, и к тому времени, когда они возвращаются, ночь уже по-настоящему накрыла улицы. Майкл паркует машину и глушит двигатель, а затем поворачивается к Тревору с кривой улыбкой.       — Я скучал по этому, — хрипло говорит он, — по всему этому скучал.       Тревор потягивается в пассажирском кресле, ладонями задевая потолок машины. Он широко зевает.       — Какая же ты неженка.       — Ха. Да, я знаю, — проводя большими пальцами по рулю и глядя на дом Лестера, отвечает Майкл. На втором этаже одиноко горит свет. — Ты знаешь, что я никогда не брошу это дело, да? Понимаю, что недавно я дал повод усомниться, но…       — Да не, я не сомневался в тебе, — говорит Тревор. Он врёт настолько легко, что Майкл недоумённо моргает. Его лицо расслабляется.       — Тогда я думаю, что сам в себе сомневался, — признаётся Майкл. — То есть, не то чтобы это была идеальная жизнь — коротать время у родителей Аманды в трейлерном парке, но было привычно, понимаешь? Я вырос в таких же условиях и своё будущее так и представлял. Глупо хотеть чего-то большего.       — Но ты зарабатываешь, — напоминает ему Тревор, — тебе не обязательно так жить, если ты не хочешь.       — Я все свои деньги трачу на женщин, виски и кокс, — делится Майкл. Он не выглядит злым из-за осознания, он задумчиво вздыхает. — Дело в том, что когда я жил с Амандой, то представлял себе, каково это — иметь дом. Хороший такой, знаешь, с… Ну, не знаю, со сраной собакой, тремя детьми и ипотекой. Дом и всё, что к нему прилагается.       Тревор долго разглядывает Майкла. Он удивлён, что даже не разозлился. Такая банальная, глупая жизнь его никогда не привлекала, но он не имеет ничего против нищеты и естественности и сомневается, что когда-либо может восстать против своих принципов. Он немного растерян, кажется, Майкл тоже.       — Ты же ненавидишь обживаться, — говорит он, медленно, потому что не знает, что ещё тут добавить. — Ты ненавидишь оставаться на одном месте долго. Всегда тащишь нас в следующий город.       — Так и есть, — признаётся Майкл. — Я знаю.       Он тяжело вздыхает и передёргивает плечами. Тревор тоже хочет встряхнуться, но глаз не может отвести от морщинок, залегающих на лице Майкла.       — Я слишком много про это думал. Тупость, да? Ебанистика. Я едва знаю Аманду и уже представляю себе нормальную жизнь с ней.       — Да ладно, М. Она проститутка, всё равно нормально не получится…       — Я уже решил, — продолжает Майкл, повышая голос, — что не могу от всего этого ради неё отказаться. Никто не сможет заставить меня отказаться от моей жизни. Мне слишком нравится всё это. Нравятся… э-э… острые ощущения, наверное. Нравятся деньги, наркотики, дерьмовые комнаты в мотелях. Нравится колесить по чёртовой стране.       Облегчение накатывает на Тревора, и он вздыхает от этого чувства. Головная боль, грозящая ему, стихает, и Тревор замечает, что по-идиотски ухмыляется, а Майкл хмурится, затуманенными глазами глядя на дом.       — Мне нравится быть рядом с тобой, — наконец говорит он. Фраза звучит так, будто бы Майкл смущен. Тревор принимает это за признание и дебильно тянется к руке Майкла. Она немного потная, но Тревор не возражает. Ему всё равно.       Майкл сжимает ладонь в ответ. Просто чтобы поиздеваться, Тревор спрашивает:       — Аманда нормально восприняла, что ты её бросил?       Пальцы Майкла застывают, и вторая его рука тянется к собственной шее, он отводит глаза.       — Если честно, мы не то чтобы расстались. Я собирался на следующей неделе приехать и лично ей все сказать. Так будет лучше всего.       Тревору безразлично, когда, как и почему он это сделает, главное, чтобы она знала, что проиграла битву, которую по глупости пыталась вести. Он пожимает плечами и наклоняется к водительскому сиденью, прикладываясь губами к уху Майкла. Он выглядит довольно хмурым из-за перспективы отказаться от кого-то, кто помог бы ему выбраться в нормальную жизнь, поэтому Тревор обязан выполнить свой долг перед человеком, который выбрал его, перед человеком, которому он больше не позволит уйти.       — Взбодрись, — мягко говорит он, — я тебе отсосу.       Взгляд Майкла становится обеспокоенным, но он всё равно отстраняется и смеётся.       — Ты развратнее любой стриптизёрши, мужик.       Тревор мычит, соглашаясь, пока его руки опускаются к ширинке Майкла.       ---       Пересекая всю страну, Майкл надеется окончательно уладить отношения с Амандой и окончательно успокоить чувства Тревора.       Он подвозит его до аэропорта и целует прямо посреди зала ожидания. Это первый раз, когда они целуются на публике, и сначала Майкл зажимает руки в кулаки, чтобы оттолкнуть Тревора, его глаза расширяются от страха, но потом он расслабляется. Тревор немного злобно смеётся, отлипая от друга, шлёпает Майкла по заднице и оставляет его, всего раскрасневшегося и под пристальным вниманием остальных пассажиров.       Он насвистывает на обратной дороге к Лестеру. Он паркуется, всё ещё ухмыляясь. Ночью, уже в кровати, он тянется к Майклу и, обнаружив пустое место, снова скалит зубы. Скоро Майкл вернётся — уже навсегда.       — Пойдём сходим куда-нибудь, — предлагает он Лестеру на следующий день. Тот поднимает глаза от своего занятия и хмурится. — Пойдём повеселимся.       — Я и ты? — недоверчиво спрашивает Лестер.       — Нет, я и грёбаные тараканы, — отвечает Тревор. — Да ладно, хорошо проведём время. Ты любишь алкоголь и тебе нравятся женщины, верно? Я знаю одно местечко, там всё это есть.       — Если ты имеешь ввиду тот убогонький стриптиз-клуб в центре города…       — Как ты догадался, чёрт возьми, это именно оно, — радостно говорит Тревор. — Давай, надевай свои сраные подгузники, Л. Найдём тебе девочку на ночь.       Лестер, к его чести, кажется, знает, когда надо сдаться. Он поднимается на ноги.       — Кажется, ты мне больше нравишься в плохом настроении.       Наклонившись, Тревор пытается впиться долгим и небрежным поцелуем в губы Лестера, но его бесцеремонно отталкивают. Покачав головой и поворчав, Крест всё равно идет собираться.       Счастье Лестера не прибавляется и тогда, когда они садятся в машину, радио играет на всю, и Тревор чувствует себя на седьмом небе. Он постукивает пальцами по рулю в такт музыке и вспоминает, что прошлой ночью Майкл кончил, приподняв бёдра и вцепившись в волосы Тревора. На этот раз Тревор оставляет эту картинку только для себя.       Он представляет возвращение Майкла завтра, наслаждается фантазией о том, как тушь Аманды потечёт по её щекам от осознания, что они больше не будут вместе.       — Только я ненадолго, — клянётся Лестер. Они подъезжают к стрип-клубу. Солнце только садится, в баре всего несколько человек, но девушки танцуют на подиуме так, будто от этого зависит их жизнь. Тревор не упускает из виду, как Лестер смотрит на одну особенно красивую блондинку.       — Ну конечно, — отвечает Тревор, весело хлопает его по спине и подталкивает в направлении сцены.       Пока Лестер устраивается и наслаждается видом, он идет за напитками. Он выбирает виски — в конце концов, у него есть деньги, а Лестер любит этот напиток — и несёт к их столику, Лестер настороженно улыбается.       — Ты правда пугаешь меня, когда счастлив, — говорит он и ставит свою рюмку на место.       Тревор фыркает. Он с благодарностью наблюдает за девушками, но не чувствует к ним ничего, кроме смутного, далёкого влечения. На самом деле он даже не хочет ни с кем из них трахаться.       — Мне нравится думать, что я пугающий постоянно.       Лестер искренне смеётся от этой фразы. Тревор даже забывает, что перед ним всего лишь какой-то прыщавый хрипящий ублюдок, которого он однажды чуть не задушил. Сейчас он ощущает себя его другом. Он задаётся вопросом, действительно ли зарождение чувств к Майклу может так изменить всю его оставшуюся жизнь, действительно ли это принятие; это тепло может сделать его лучше.       Это полная херня, понятное дело. Ему не нужен никто — даже Майкл — для спасения. Он ебанутый и все равно собирается продолжать жить так же, как сейчас; он собирается грабить, возможно, убивать и, конечно, продолжать курить метамфетамин. Майкл, однако, по-своему ебанутый, и то, что они спят, не означает, что они должны остепениться и стать приличными людьми или что-то подобное.       Это просто значит, что, возможно, он будет меньше ненавидеть себя. Это значит, что, возможно, он будет меньше скучать по маме и чувствовать себя чем-то большим, чем пустым местом. Если это означает, что он станет добрее к своим «коллегам», то это тоже плюс.       Он легко обнимает Лестера за плечи.       — Какая тебе нравится? — спрашивает он, кивая на стриптизёрш.       Лестер, никогда не скрывавший, какой он на самом деле в отношении девушек, смотрит на каждую из них по очереди. В конце концов, его глаза останавливаются на блондинке с широкими бёдрами. Ему не нужно ничего говорить. Зрачки расширены, кончики ушей покраснели, рот приоткрыт, дыхание сбилось ровно настолько, чтобы Тревор понял, о чём он думает.       — Да, она довольно милая.       — Довольно милая? — переспросил Лестер, не отрывая от неё взгляда, — Я не знаю, насколько высокие у тебя стандарты, если ты сохнешь по Майклу Таунли, но…       Он резко замолкает. Тревор может видеть, как кровь отливает от лица Лестера, цвет кожи становится каким-то болезненно бледным. Спустя пару секунд он решается посмотреть на Тревора. В его глазах таится настороженность, Л заикается о какой-то ерунде, ни один из них на самом деле не понимает, что он несёт. Тревор растерян, осознавая, что это первый раз, когда кто-либо открыто признал их с Майклом отношения.       Лестера трясёт, словно он только что поднял тёмную и грязную тему, словно Тревор может наброситься на него в любую секунду.       Но ему даже не хочется этого. Как бы Майкл ни пытался скрыться от всех, у Тревора никогда не было таких проблем. Он рассказал бы всем в этом клубе. Ему никогда не было стыдно. Он хочет сказать всему миру, что любит Майкла, что чувствует его жжение в своём сердце каждый чёртов день.       — Я не сохну, — говорит он хрипловато.       — Я знаю. Прости, Т. Я имел в виду…       — Я понял, что ты хочешь сказать. Хватит, блядь, извиняться.       Лестер смотрит на свой пустой стакан. Кажется, он сжимается в своём кресле.       — Ну, мне всё равно жаль. Это не моё дело, чем вы там занимаетесь.       Тревор поднимает брови.       — Вчера, когда ты ходил к своему врачу, знаешь… Мы трахались на твоей кровати. Поэтому я могу сказать, что это ещё как твоё дело.       — Я… на моей кровати? Господи Иисусе, вам не стыдно? Я же спал на ней той ночью! Даже бы не подумал, что придется стирать свои собственные гребаные простыни спустя день после того, как я их застелил!       Тревор ухмыляется.       — Должен признать, шикарные простыни. Особенно если лежишь на спине, а сверху на тебе — жирный урод по имени Майкл Таунли.       — Вы ублюдки! — Лестер качает головой, но снова расправляет плечи. Он проводит пальцами по ободку своего стакана и поднимает глаза на Тревора. — Значит, ты не против… поговорить об этом.       — Конечно, нет, чувак. Говорю всё как есть.       — А Майкл? Он не против?       — Ну… — Тревор запнулся. Его желудок немного скрутило, но потом он вспомнил, где Майкл и что он отправился делать. — Нет. Он немного дольше сопротивлялся, но я думаю, всё в порядке.       — Ммм…       Лестер не выглядит таким уж убеждённым и, возможно, Тревора это немного злит, но на этот раз он проглатывает свой гнев. Вряд ли имеет значение, что думает Лестер. Важно лишь то, что Майкл думает иначе. Он позволил Тревору поцеловать себя вчера в аэропорту. И все эти незнакомцы видели.       — В любом случае, — громко говорит Тревор, чувствуя странный укор, — то, чем мы с Майклом занимаемся, здесь ни при чём. Я обещал тебе, что ты хорошо проведёшь эту ночь, давай сосредоточимся на этом.       Он снова направляется к бару прежде, чем Лестер успевает запротестовать. В клубе звучит какая-то ужасная песня из семидесятых. Это напоминает Тревору его отца, который — когда он был рядом, в самом начале, до того, как он настолько разочаровался в своей семье, что бросил Тревора в оживлённом торговом центре — обычно включал радио очень громко. Это всегда бесило его маму. У Тревора осталось приятное воспоминание о том, как она сломала радиоприемник, бросив его в своего мужа.       — Ещё две, — кричит он бармену, которая спешит услужить. Он благодарит её своей самой широкой улыбкой.       Предвкушение завтрашнего дня — Майкл и планирование их следующей работы — заставляет его светиться от радости. Лестер протирает очки рубашкой и всё ещё смотрит в сторону белокурой танцовщицы, поэтому Тревор придумывает тупое оправдание и идёт к ближайшему вышибале.       — Хэй, — говорит он, доставая из пиджака несколько купюр по пятьдесят, — как думаешь, блондиночка хочет спуститься и показать моему другу, что такое хороший вечер?       Вышибала обводит взглядом клуб, а затем смотрит на Тревора. Он берёт деньги и кивает, только один раз.       — Скоро спустится.       — Славненько.       — Тогда съеби отсюда.       Тревор без раздумий подчиняется. Конечно, он мог бы отреагировать, но сейчас не до этого. Он возвращается к Лестеру с ещё большей прытью в шаге, видя, что парень странно смотрит на него.       — Ну, — начинает Лестер, накладывая лёд в стакан, — как ты думаешь, вы двое сможете найти работу в ближайшее время? У меня есть знакомый в Южном Янктоне, которому нужна помощь в одном деле. Работа довольно крупная, может быть, по десять тысяч на каждого. А может и больше. Я сказал, что спрошу у вас двоих раньше, чем у кого-либо ещё.       — Звучит внушительно, — говорит Тревор, — но обговорим детали позже. Мы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать работу, придурок.       — О, ну прости, что попытался начать диалог, — огрызается Лестер. — И о чём ты хочешь говорить? О погоде, может? О футболе? О твоём крайне неудачном выборе тату?       Тревор смеётся и проводит пальцем по своей шее. В прошлом году он напился и набил любимую татуировку «Cut here» («Режь здесь»), но Майкл держал его за руку весь сеанс. Лестер, что неудивительно, никогда её не одобрял.       — Я не знаю. О чём нормальные парни говорят в стрип-клубе?       — О женщинах, — твёрдо говорит Лестер. Они снова смотрят на сцену, и Лестер разочарованно вздыхает, когда замечает, что его любимая танцовщица ушла. Он всё равно роется в карманах, протягивает деньги довольно гибкой даме с блестящим макияжем. Она засовывает их в трусики и подмигивает, заставляя его облизнуть губы. Тревор закатывает глаза.       Разговор угасает, Лестер полностью отвлекается на её дразнящую улыбку. Тревор постукивает пальцами по столу и думает о том, что завтра утром Майкл улетает домой. Может быть, он снова встретит его в аэропорту и будет целовать его ещё дольше. Может быть, на этот раз Майкл будет инициатором.       Проходит двадцать минут комфортной тишины. Лестер берёт следующую порцию, и от виски у обоих начинает кружится голова. Наконец появляется блондинка-танцовщица и направляется прямо к ним. Она широко улыбается Тревору, и он догадывается, что вышибала дал ей большую долю наличных и она точно знает, кто финансирует сегодняшние приключения Лестера.       — Привет, — говорит она Лестеру, — не возражаешь, если я присоединюсь, солнышко?       Он смотрит на неё, и она усаживается между ними. Вблизи она ещё красивее; а лицо Лестера становится смешного розового цвета. Тревор подавляет смех и выпивает последний бокал, лёд стучит о зубы.       — Ну что ж, — говорит он, ставя бокал на стол и вставая, — я оставлю вас. Хорошей ночи, детки.       Лестер смотрит на него и мотает головой. Он выглядит испуганным. Тревор смеётся и сильно хлопает его по плечу. Девушка улыбается, сверкая белыми зубами, и он направляется к выходу.       Ночной воздух словно бы бьёт его прямо в лицо, Тревор делает большой глоток воздуха, направляясь к машине, надеясь хоть немного протрезветь. Вышибала стоит на улице с сигаретой и смотрит на Тревора, когда тот проходит мимо. Тревор не может не заметить блеск в его глазах; взгляд мужчины скользит всё ниже по его телу.       Тревор развратно подмигивает ему, на что вышибала матерится и уходит внутрь.       *       Путь домой занимает больше времени, чем предполагалось. Он заезжает к дилеру, с которым познакомился после выхода из больницы и берёт кокса и ещё немного мета, чтобы, когда Майкл вернётся домой утром, они могли по-настоящему повеселиться. Может, стоит ещё купить немного шампанского или чего-нибудь такого же роскошного и помпезного?..       Он возвращается домой и обнаруживает, что дверь не заперта. Это настораживает, Тревор решает, что Лестер каким-то образом избежал южной красавицы и вернулся домой. Хотя мысль и разочаровывает — в конце концов, он потратил целое состояние, чтобы заполучить её для своего друга — но Лестер всегда был затворником. Это не удивляет.       Тревор бесцеремонно кидает наркотики на кухонный стол и идёт за пивом из холодильника. Оно легко и быстро скользит по горлу, и он приканчивает бутылку за несколько минут. Когда тянется за второй, то слышит шорохи из гостиной и поднимается, чтобы устроить Лестеру взбучку за то, что упустил шанс трахнуть девушку его мечты.       — Что за херня, Л? — спрашивает он на пути в комнату. В гостиной темно, Тревор включает свет, — девчонка не очень оказалась или что?       Он направляется к дивану, готовый продолжить свои насмешки, но понимает, что разговаривает вовсе не с Лестером. Человек, сидящий на диване, слишком хорошо ему знаком.       — Майкл?       Майкл вздыхает, протяжно и тяжело. Он не поворачивается, но издаёт слабый звук.       Тревор перепрыгивает через диван и устраивается рядом с ним. И только когда он смотрит в лицо Майкла, то начинает нервничать. Во-первых, Таунли бледен, во-вторых, его глаза какие-то безумные и налитые кровью. Линия его рта тонкая, выдаёт беспокойство. Руки, лежащие на коленях, слегка дрожат. Он смотрит на выключенный телевизор, словно бы в нём на киноленте вся его жизнь.       — Майкл? — неуверенно повторяет Тревор, — ты увидел блядское привидение или чего?       — Или чего, — отвечает Майкл. Его голос слабый и жалостливый.       Первая волна страха накрывает Тревора. Миллион и одна мысль проносится в его голове. Мама и папа Майкла погибли в результате несчастного случая. У Майкла диагностировали какую-то ужасную болезнь. Все его сбережения были конфискованы банком. Полиция знает, где он находится, и уже едет сюда. Его любимая рубашка испачкалась во время полёта домой.       — Может, ты уточнишь, что именно?       Майкл не отвечает. Он медленно начинает оживать, пару раз моргнув. Его нога начинает дёргаться. Он выдыхает и впивается зубами в нижнюю губу. Руки всё ещё дрожат.       — Майкл, — Тревор пробует другую тактику, осторожно обнимая его за плечи. Майкл так сильно подпрыгивает, что Тревор тут же отстраняется, — эй, ну чего ты. Что, блядь, с тобой случилось?       — Это… — Майкл вытирает глаза тыльной стороной ладони. Его щёки краснеют, — Аманда.       Тревор моргает. Страх внутри превращается в нечто гораздо более неприятное.       — О. Она… ей плохо?       — Нет. Она в порядке. Я думаю. Я думаю, что да. Ей не больно, по крайней мере.       — Ну, расставания могут сильно ударить по человеку. Я не знал, что она тебе так нравится, но если хочешь забыть о ней, то я принёс тебе немного коки. Подумал, что ты оценишь.       Майкла начинает трясти ещё сильнее, он поворачивается, чтобы посмотреть на Тревора. Его покрасневшие глаза слезятся.       — Я не знаю, что делать, Тревор. Я не знаю, что, блядь, мне делать.       — А я знаю, что делать, но если ты продолжишь вести себя так…       — Она беременна, Тревор. Я её обрюхатил.       Так странно, что пол словно бы внезапно исчезает, хотя они оба сидят на диване. Это ощущение не покидает его, несмотря на то, что Майкл прямо тут, совсем рядышком; но Тревора закручивает по спирали в какое-то холодное, отчуждённое место. Он смотрит на Майкла и не видит человека, которого полюбил. Он видит его оболочку.       — Значит, пусть избавится от него, — говорит он, не подумав. — Она же проститутка, верно? Она должна быть привычной.       — Отъебись. Нет, она не привыкла… не привыкнет…       — Так… значит, будешь каждый месяц посылать ей чек за визжащее отродье. Это не конец света, чувак.       Он не обращает внимания на то, что говорит, если это может нарушить странное оцепенение Майкла и вернуть его в нормальное русло. Он не думает о частичке Майкла, растущей в животе Аманды. Ребёнок, он, она, оно — неважно — не имеет значения в круговороте вещей. Майкл может позволить себе уход за ребёнком при такой работе. Это ничего не значит. И не должно ничего значить.       — Ты действительно думаешь, что это так просто? — спрашивает Майкл. — А если бы это был твой ребёнок?       — Я говорю тебе точно, что бы я сделал, если бы это был мой ребенок. Я бы дал девчонке денег и покончил с этим.       Майкл снова смотрит на экран телевизора и качает головой.       — Я… я не такой, Т. Я не хочу быть таким, в любом случае. Мой отец… мой отец не был образцом, ты знаешь это. Если он был рядом, он был пьян и… Я не хочу быть таким. Я хочу быть лучше.       — Да? Мой отец тоже тот ещё ебанат, но это не значит, что я теперь должен становиться отцом года с раной в груди. Такое случается, чувак. Ты можешь посылать ей достаточно денег, чтобы дать ребёнку приличное воспитание, да? Ты ведь не бедный.       Майкл встаёт и подходит к окну. Оказывается, у него дрожат не только руки. Все его тело мелко трясётся. На этот раз Тревор не идёт за ним. Такое ощущение, что он приклеен к дивану. Если он и попытается пойти, то боится, что его ноги могут совсем подкоситься.       — Я не такой, — повторяет Майкл. — В любом случае, уже слишком поздно. Я сделал… Я поступил правильно. Я поступаю правильно.       Пальцы Тревора впиваются в ногу так сильно, что наверняка останутся синяки. Майкл отворачивается от окна и просто смотрит на него, плечи опущены.       — Я попросил её выйти за меня замуж, Т. Она согласилась.       Шок, от которого тело Тревора слабеет, быстро переходит в гнев, грязный гнев, который в секунду поднимает его на ноги. Мурашки быстро распространяются по рукам, которые начинают напрягаться, пальцы скручиваются в кулаки, жаждущие разбить всё и всех в этой комнате.       — Мы поженимся в следующем месяце, пока она не начала округляться. Она не хочет, чтобы её мама и папа знали. — Майкл наблюдает за Тревором и не выглядит испуганным. Он выглядит побеждённым. — Я подумал… Я бы хотел, чтобы ты пришёл, понимаешь? Для сраной моральной поддержки или чего-то ещё, я не… ты мне нужен, Т.       Его горло сжалось в тугой узел, Майкл может обхватить его руками. Это мешает ему кричать, проклинать и плакать, мешает встать на колени и умолять. Глаза Майкла большие и потерянные, и он делает шаг вперёд.       — Тревор, — просит он, — пожалуйста…       — Иди нахуй, — говорит Тревор. И это всё, что он может сказать — и разворачивается на пятках.       Не успевает он опомниться, как снова оказывается за рулём, поворачивая ключи в ключе зажигания с такой силой, что чуть не ломает брелок. Майкл не бежит за ним. Проще уехать, не видя его в зеркале заднего вида. Тревор нажимает на газ и едва не раскручивает машину, как только выезжает на дорогу, но вовремя выравнивает её. Его пальцы крепко обхватывают руль, костяшки побелели. В голове нет ничего связного. Он просто… просто ведёт машину, просто позволяет ей прокладывать знакомые пути по дороге. Он жалеет, что оставил наркотики у Лестера. Он жалеет, что не вышел из дома с окровавленными руками.       Он столько раз слышал выражение «приходить в бешенство». Он слышал о легендарном красном тумане, который всегда мерцает в моменты бешенства. Но теперь — теперь вокруг него появилось нечто красное. Он трясёт головой, чтобы избавиться от видения, но оно только ползёт дальше. Свет перед ним тоже становится красным, и он проезжает его насквозь.       «Пошёл нахуй», — только и успевает подумать он. Пошёл нахуй пошёл нахуй пошёл нахуй пошёл нахуй пошёл нахуй. Он начинает повторять эту мантру, и когда другой автомобилист сигналит ему, он показывает средний палец из окна. Если бы они оба не ехали так быстро, он бы затормозил и разбил голову этого парня о капот его дурацкой машины.       Когда руки Тревора начинают болеть от того, как крепко он вцепился в руль, а дыхание вырывается такими резкими выдохами, что лёгкие почти разрываются, он понимает, куда заехал, и паркуется на обочине. Всю дорогу он жевал внутреннюю сторону щеки, и когда он смотрит вверх на мигающие неоновые огни стрип-клуба, то ощущает кровь во рту.       Он сглатывает её и выходит из машины.       Он не уверен, зачем вернулся сюда. Он вообще ни в чем сейчас не уверен, особенно в том, как уверенно звук его шагов отдается эхом.       — Тревор! Хэй, Т!       Он останавливается. Смотрит вверх.       Лестер стоит на другой стороне дороги. Его рука обвивает стройную блондинку, которая провожает его в такси. Тревор переходит дорогу, не обращая внимания на встречные машины, и игнорирует доносящиеся до него звуки гудков.       — Лестер, — признаёт он. Он едва слышит свой собственный голос.       — Т, — улыбается Лестер, а затем задор одним быстрым движением сползает с его лица. Стриптизёрша выглядит испуганной, когда видит выражение лица Тревора.       — Хорошая ночка? — спрашивает Тревор.       — Эм. Эм, да, прекрасная, вообще-то… мы собираемся поехать к Абби.       — Абби, — Тревор проводит по девушке взглядом вверх-вниз. Абби. Аманда. Аманда. Аманда, — конечно. Круто. Флаг тебе в руки.       — Ты в порядке? — Лестер звучит пьяно, но в его голосе серьёзность, а во взгляде — острота. — Что случилось?       Тревор пожимает плечами. Он треплет Лестера по щеке, немного сильнее, чем хотел бы.       — Не волнуйся обо мне. Просто хорошо проведи время, сам знаешь, не забывай о защите.       — Я… конечно… Тревор, Тревор, не уходи…       Но он оставляет их, направляя в клуб. Лестер выкрикивает что-то в ответ, но он уже не слышит. Тревор не оборачивается.       Когда он доходит до входа в клуб, видит, что вышибала, который был тут раньше, снова курит. Он сразу же замечает Тревора, глаза задерживаются. Если раньше Тревор думал, что неправильно истолковал его взгляд, то теперь он уверен в намерениях мужчины. Может быть, всё из-за ночи вокруг или никотина в его крови, Тревор не уверен, но вышибала, кажется, полон уверенности, которой ему раньше не хватало.       — Опять ты, — огрызается он на Тревора, выпрямляясь. Дёргает головой в сторону аллеи у клуба, — не хочешь пройтись?       — С удовольствием, — говорит Тревор сквозь стиснутые зубы.       Он следует за мужчиной в тускло освещённый переулок, и ему всё равно, что кто-то увидит. Если мужчина собирается его ограбить, у Тревора есть нож, засунутый за пояс, уже готовый к испытанию. Если мужчина захочет его трахнуть, что ж — у Тревора есть кое-что ниже пояса, готовое и для этого.       — Как тебя зовут? — спрашивает мужчина, когда они спустились вниз по аллее. Он кладёт руки на плечи Тревора, слишком нежно прижимая его к кирпичной стене.       — Райан, — сразу же отвечает Тревор. Мужчина ухмыляется. На фоне розоватых губ его зубы кажутся желтыми, — а тебя?       — Том.       — Отлично. Познакомились и ладно, мы делаем это или нет?       Том смеётся. У него приятный смех, и когда он встает на колени, Тревор ценит его ещё больше. Он расстёгивает ширинку Тревора ловкими пальцами, глядя на него с неким лукавством.       — Лучше уж ты, чем все эти девушки, — говорит он и направляет член Тревора в свой рот.       Слова застывают в горле Тревора. Горячие губы не помогают, пока его слова крутятся в черепной коробке. Для этого человека — для этого куска дерьма, этого абсолютного незнакомца — он значит больше, чем любая дешёвая проститутка, которую можно найти в любом городе, в любом штате этой чёртовой страны. Он уже значит для этого человека больше, чем когда-либо значил для Майкла.       Майкл. Лучший друг Тревора, приятель, любовь всей его жизни, да что угодно — Майкл Таунли, человек, который женится на девушке, которую знает всего пару месяцев. Майкл Таунли, мужчина, который женится, заводит детей и выбирает её.       Странный звук выводит его из оцепенения, из красного тумана, который снова и снова наползает на глаза. Он моргает, видя, что руки вытянуты вперед, а пальцы обхватывают шею. Том прижат к дальней стене. Тревор душит его.       Он снова моргает и отпускает руки, спотыкаясь.       — Пиздец, я…       Том замахивается и бьёт в челюсть, которая словно раскалывается на миллион кусочков.       — Ублюдок! — шипит Том, потирая шею. Он собирается ударить Тревора снова, но тот уворачивается и просовывает руку под рубашку, пальцы быстро сжимают рукоятку ножа.       — Ну, давай ещё разок, — говорит он. Его сердце колотится прямо в ушах.       Мужчина действительно целится второй раз, и ему почти удается ударить, если бы не быстрота Тревора. Нож входит в живот мужчины слишком легко. Как по маслу.       Тревор вытаскивает нож. Том сползает на землю, ноги подкашиваются. Как идиот, он не кричит и не вопит, просто смотрит на свой живот в шоке, руки тянутся к ране, как будто он может остановить кровотечение. Тревор чувствует в себе что-то праведное и наклоняется так, что они оказываются на уровне глаз.       — Пошёл нахуй, — тихо говорит он и снова поднимает нож. Он думает о ребёнке, растущем внутри Аманды. Он думает о поганом сердце Аманды, представляя, как оно будет пульсировать в его ладони.       На этот раз нож входит с большим трудом, и вся его рука дрожит от усилия, вонзая до рукоятки прямо в грудь мужчины. Глаза Тома закатываются от боли. Его ноги начинают биться в конвульсиях.       — Пошёл, — на этот раз нож впивается в горло мужчины, вырезая из него жизнь, — нахуй!       Он смотрит, как тело дёргается и содрогается, а затем — конец. Нож всё ещё торчит из шеи, кровь Тома брызжет. Тревор с интересом наблюдает за происходящим, а затем вытягивает лезвие. Оно освобождается с влажным звуком, он вытирает его о рубашку, затем встаёт и застёгивается.       Ему любопытно, во сколько должна была начаться смена Тома. Любопытно, когда его хватятся.       Он идёт обратно по аллее и возвращается к машине. Никто не обращает на него ни малейшего внимания.       *       В какой-то момент, вернувшись домой и выкурив почти весь купленный им мет, Тревор, должно быть, вырубился на диване, потому что когда он очнулся, то обнаружил себя именно там.       Лестер стоит над ним, смотрит убийственно и почти угрожающе.       — Ты что, блядь, с катушек съехал? — шипит он. Его дыхание настолько хриплое, что Тревор задаётся вопросом, упадёт ли он в обморок. Тревор сам чувствует себя также — когда он с трудом поднимается, его голова дико кружится, он обхватает её.       — Говори тише, чувак. Пожалуйста.       — Говорить тише? Говорить тише? — Лестер маниакально смеётся. — О, извините, это привлечёт слишком много внимания? Типа как… даже не знаю… убить какого-нибудь охранника в аллее рядом с тем местом, где он работал, а потом вернуться домой и даже не потрудиться смыть всю кровь с блядских рук, а?       Тревору удаётся встать. Он слегка покачивается.       Он смотрит на себя сверху вниз: его правая рука в тёмной, запёкшейся крови, кровь на футболке. Тревор хмурится, вспоминая, что произошло в том тёмном переулке и кого он представлял себе умирающим от его ножа. Когда Лестер начинает говорить о том, что слышал сообщения об убийстве по полицейской рации, а затем пришёл домой, нашёл Тревора в отключке — явно того самого виновного — Тревор вспоминает, почему он представлял себе убийство Аманды и почему ему нравилась эта мысль.       — Ох, — говорит он, глупо, тихо.       — Ох? — переспрашивает Лестер, недоумевая, — Ох? Это всё, что ты можешь сказать в своё оправдание? Ты убил человека в нескольких кварталах от моего дома, после того как я сказал тебе — я умолял тебя — не создавать проблем в этом городе! Я дал тебе крышу над головой, кормил тебя и терпел все твои…       — Ох, — говорит Тревор, более громко.       Майкл женится на Аманде.       Его сердце, которое он так уверенно считал окаменевшим, влажно трескается надвое. Он хватается за диван для поддержки, и Лестер делает шаг назад. Его ноги подкашиваются. Его ноги крошатся, как крошатся его легкие, как крошится мозг в его голове, пропитанный наркотиками.       — Я хочу, чтобы ты ушёл, пожалуйста, — холодно говорит Лестер. — Я не могу жить с человеком, который подвергает опасности всё, над чем мы тут трудимся. Ты мог бы привести за собой копов.       — Копы здесь?       — Нет. Я…       — Тогда в чём, блять, дело, Лестер? Ты что, не получил ничего прошлой ночью, а? Она взглянула на твой член и посмеялась?       — Хэй!       — Что, слишком близко к дому, да? — Тревор начинает шагать на Лестера. Он видит несколько капель крови на своих ботинках, и это только больше злит его. Лестер выглядит немного нервным, но стоит вызывающе. — Это причина, да? У тебя не сложилось с дорогой Абби и ты решил вернуться домой и выместить всё на людях, которым ты должен быть чертовски предан? Как же это типично, да? Наверное, все, в конце концов, чёртовы куски дерьма.       — Преданным? Когда ты пришёл из больницы, кто о тебе заботился? Я не видел, чтобы кто-то ещё спешил навестить тебя.       — Нет? А кто ходит с тобой на приёмы в больницу, Лестер? Я тоже не вижу, чтобы кто-то помогал тебе.       Взгляд Лестера обжигает его.       — Ты чёртов мудак, Филипс. Я попросил тебя уйти и не собираюсь повторять.       Ярость пронзает Тревора, и он бьет кулаком по зеркалу, висящему у окна. Оно тут же разбивается вдребезги, а наверху слышится какое-то движение. Он предполагает, что это Майкл, заинтересованный в том, что происходит внизу.       Ярость сразу же стихает в Треворе. Лестер разглагольствует об уважении и его отсутствии у Тревора, но замолкает, когда Тревор поворачивается к нему. Его нижняя губа дрожит, словно он снова и снова тот чёртов ребенок, оставленный в торговом центре.       Он начинает плакать. Это не тихий плач. Громкий, грязный и жалкий, плечи Тревора сотрясаются от рыданий. Это тот плач, от которого горят глаза, тот, от которого желудок переворачивается трижды, пока не начинает тошнить.       Он плачет и дрожит, и никогда ещё не чувствовал себя таким уязвимым.       Лестер наблюдает за ним с выражением, которое нельзя назвать жалостью. Через некоторое время он осторожно протягивает руку вперёд и обнимает Тревора так, как тот никогда не ожидал.       — Он женится на ней. Он женится на Аманде, — говорит Тревор ему в плечо, всё его тело вздрагивает от этих слов. — Она собирается родить его грёбаного ребёнка, поэтому он поступает достойно и женится на ней.       Руки вокруг него сжимаются. Лестер не так уж часто обнимал людей, но он умеет обнимать, и Тревор плотно закрывает глаза. Хриплый голос Лестера раздаётся через минуту, когда он позволяет своему плечу намокнуть от слёз.       — Только потому, что он женится на ней, это не значит, что вы двое не можете…       — Он должен ставить нас на первое место, нашу «игру», эту… меня, меня, он должен ставить меня на первое место…       Лестер кивает, или, по крайней мере, кажется, что он кивает. С лестницы раздаются шаги, и Тревор отстраняется, делая глубокий, задыхающийся вдох, вытирая лицо окровавленными руками.       — Я… не говори ему.       — Конечно нет, — мягко говорит Лестер. Любому должно быть очевидно, что он рыдает от души, но Лестер тактично предпочитает не указывать на это, и Тревор это ценит.       Они оба поворачиваются к двери как раз в тот момент, когда появляется Майкл. Он выглядит измождённым и невыспавшимся, волосы растрёпаны. Он видит кровь на Треворе и его красные глаза, странное выражение лица Лестера.       — Привет, — неловко говорит он, засовывая руки в карманы. — Эй, Л, мужик, нам… нам нужно поскорее найти работу, хорошо? Как можно скорее.       — Точно, — говорит Лестер. Его голос сквозит холодом. Тревор смотрит на него удивлённо, тронутый этим. — И почему это?       — Ну… — Майкл кашляет. Он прячет взгляд, — свадьба дорого стоит.       ---       В последнее время полёт на самолёте Тревору очень приятен.       Это звучит жалко, и он знает об этом, но сама перспектива путешествия и перспектива полёта с или к Майклу затмевает всю тошноту от турбулентности. Всякий раз, когда он проходит через залы аэропортов, то вспоминает то самое возвращение домой из трейлера своей мамы, скучающего Майкла на парковке, но ровно до тех пор пока он не улыбнулся, увидев через ряды машин Тревора, чьё сердце подпрыгнуло до горла от понимания, как много этот человек значит для него.       Но… так было раньше. До всего этого, до того, как они узнали о существовании Аманды. До того, как ребёнок начал формироваться в её животе, а свадьба была перенесена на две недели вперёд.       Мир превращается в вихрь. Большая работа, которую Лестер планировал в ювелирном магазине недалеко от границы, откладывается на неопределённый срок, что огорчает Лестера. Майкл прилетает к Аманде, чтобы всё организовать: торт, украшения, подружек невесты, которые, как предполагает Тревор, такие же стриптизёрши, как Аманда. Майкл покупает своей невесте самое большое, самое дорогое кольцо, которое только может найти, с бриллиантом, который, вероятно, стоит как целое состояние нескольких семей.       Некоторое время все молчат. Тревор поселяется в мотеле в другом городе, чтобы отдалиться от Лестера прежде, чем он разозлит его настолько, что тот вычеркнет его из списка всех будущих работ, и почти не выходит из комнаты, только чтобы отлить. Он оставляет свой номер Лестеру на случай, если — по какому-то дикому, глупому стечению обстоятельств — действительно понадобится Майклу.       Легче забыть его туманом наркотиков. Они мягко погружают его в матрас. Это как если бы его трахали каждый день, самым изысканным образом — как если бы Майкл был сверху, рядом, внутри него, во всём его теле. Он не принимает ванну и почти не ест, а когда случайно смотрит в зеркало, то видит глаза безумные и затравленные.       Затем раздаётся телефонный звонок. Майкл, по трещащей линии, говорит ему, что живот Аманды уже начинает виднеться, и её родители могут начать подозревать, что что-то не так. Майкл говорит, чтобы Тревор тащил свою задницу к нему, потому что свадьба через два дня, и он очень нужен.       Тревор на самом деле должен рассмеяться. Он должен сказать, чтобы тот пригласил вместо него Лестера, хотя тот с самого начала сказал, что не хочет появляться на свадьбе, где однозначно будет кто-то с дробовиком, и тем более не хочет участвовать в любой последующей за дробовиком неразберихе. Он должен сказать, чтобы Майкл взял приглашение, напечатанное на золотой бумаге, и засунул его себе поглубже в задницу.       Вместо этого он затягивается косяком, кашляет и соглашается. Облегчение Майкла слышно даже через телефон. Глупо, но это согревает Тревора лучше, чем любой наркотик.       Протрезвев, он принимает душ и в таком состоянии покидает гостиничный номер. Когда он оказывается в аэропорту, его сердце сжимается. Полёт на самолёте отвратительный, шумный и удушливый. Он прилетает в другой аэропорт — тот самый, блядский аэропорт, где он впервые понял, что любит Майкла — и его сердце сжимается и грозит выскочить из грудной клетки. Тревор хватает рюкзак, засовывает свой фальшивый паспорт в задний карман и направляется к парковке.       На стоянке так многолюдно, как только может быть в небольшом аэропорту: автобусы ждут, чтобы забрать туристов или на экскурсии, такси выстраиваются в очередь, чтобы забрать путешественников, очередь из людей, ожидающих встречи с друзьями и семьями.       Это неважно; Тревор видит их, как только выходит на солнечный свет.       Они стоят у своей машины, какой-то старой, взятой напрокат. Майкл обнимает её, как будто они старая пара. Его лицо, когда-то напряжённое от паники, снова расслабленное и красивое. Аманда дрожит от холода, Майкл что-то говорит ей, а она смеётся и прижимается головой к его плечу.       Тревор разминает плечи. Его мама однажды сказала ему, что он эгоистичный самовлюбленный мудак, и он всегда был склонен ей верить. До Майкла он не заботился о благополучии других, даже о своём, и он, несомненно, может снова вернуться к такому образу жизни. Он может это сделать. Он может стать просто знакомым на свадьбе человека, который ему совершенно безразличен. Он даже может сыграть роль друга, который поддержит, напоит накануне и подстрахует у прохода. Он может сказать Аманде, что она прекрасно выглядит в своём свадебном платье и подумать о том, чтобы переспать с подружками невесты. Он может это сделать. В конце концов, вся его жизнь — обман.       Его рюкзак болтается на одном плече. Он подходит к ним.       — Хэй.       Майкл нервно улыбается, рука Аманды лежит на её животе. Он никак не выделяется, но, наверное, её родителям заметно.       Тревор думает, знает ли она всю правду о своем муже, знает ли о том, что они трахались с Тревором месяцами. Или о том, что он полетел к ней для того, чтобы порвать с ней навсегда. Но сейчас это не имеет значения, напоминает Тревор себе, и открывает рюкзак. Достает оттуда жалкую игрушку, на которую был потрачен доллар в магазине в аэропорту. Всего лишь какой-то кривой розовый медвежонок.       — Вот, — хмуро говорит он, пихая игрушку в руки Аманды, — поздравляю с, э-э-э, будущим ребёнком или как-то так.       Майкл выглядит немного возмущённым из-за дешевизны подарка, его лоб неприятно морщится. Аманда, однако, берёт мишку и рассматривает, прежде чем широко улыбнуться Тревору.       — Спасибо, — говорит она, что звучит достаточно искренне. Тревор пожимает плечами, но Аманда неожиданно обнимает его; от неё пахнет духами, пудрой и Майклом. Он не обнимает её в ответ — его руки, прижатые к бокам, отказываются двигаться — но издаёт легкий звук одобрения. Майкл встречается взглядом с Тревором через плечо Аманды и выглядит таким же растерянным, как и Тревор.       — Спасибо, — повторяет она, отстраняясь, — малышу понравится, я уверена.       Она поглаживает свой живот и снова прижимается к Майклу.       — Ну да, спасибо, приятель, — говорит Майкл. Тревор смотрит на небо, чтобы не смотреть на него. — Давай, нам нужно идти. Кучу всего ещё доделать надо.       — Конечно, — соглашается Тревор и садится на заднее сиденье.       Пока они едут, он наблюдает за ними в поисках признаков того, что свадьба слишком поспешна. На самом деле он ничего не замечает; Аманда продолжает тянуться к Майклу, чтобы прикоснуться к нему при любой возможности, проводя подушечкой большого пальца по его запястью или поглаживая локоть, и вместо того, чтобы вздрогнуть, Майкл откликается на эти прикосновения. Они смеются, рассказывают локальные шутки и истории, говорят о людях, о которых Тревор никогда раньше даже не слышал.       Это заставляет его сползти вниз, предпочитая угрюмо смотреть в окно. Его никогда не укачивало в дороге, но сейчас ему хочется блевать.       Аманда, как он начинает понимать, из тех девушек, с которыми он мог бы найти общий язык, если бы обстоятельства сложились иначе. У неё громкий, некрасивый смех и манера называть вещи своими именами, и если бы она не была беременна ребёнком Майкла и не собиралась стать его женой, Тревор мог бы даже подумать о том, чтобы соблазнить её, подружиться с ней или выразить что-то вроде уважения.       Вместо этого он начинает ненавидеть её и ненавидеть мужчину, сидящего рядом с ней, мужчину, которого она откармливает и плетёт вокруг него ядовитую паутину.       Ему хочется сесть за руль, чтобы разбить машину.       Майкл, должно быть, чувствует, что Тревор становится третьим лишним или отращивает пару яиц, потому что он прерывает разговор со своей невестой о том, как они купят сраный трейлер в парке напротив дома её родителей, потому что это так романтично, и встречает взгляд Тревора в зеркале заднего вида.       — Как только свадьба закончится, нам нужно будет вернуться в русло, М.       — Да, я знаю, приятель. Только потому, что я буду женат, не означает, что я выбываю из игры. Сейчас деньги нужны больше обычного.       — Ага. Я понял.       — Ты будешь осторожнее, — говорит Аманда Майклу.       — Солнце, я буду зарабатывать много. Это всё, что имеет значение.       Она вздыхает и смотрит в окно. Тревор замечает, как Майкл качает головой в отчаянии, а затем снова смотрит на Тревора, время от времени бросая взгляд на дорогу.       — Сегодня вечером, — пытаясь звучать торжественно, начинает он, — я думаю, что мы могли бы отправиться в город. Я заслужил мальчишник, так ведь?       *       — Разве мальчишники не должны быть, типа, веселыми?       — Отъебись, Т. Лучшее, что я мог найти за такой короткий срок. В любом случае, ты мой свидетель, всё на твоей совести.       — Свидетель? Я давал своё согласие? Я не буду держать тебя за руку.       — Придурок.       Тревор сердито выдыхает и выпивает ещё одну рюмку. Они сидят в каком-то грязном баре, в котором ещё три одиноких мужчины, ни одной девушки и множество разговоров, которые они не произносят вслух, потому что оба слишком напуганы. Для мальчишника — а Тревор до сих пор ни разу не был на мальчишнике — это выглядит довольно дерьмово.       Зато есть море алкоголя. Целый океан. Майкл окинул взглядом это место, когда они только вошли, и заказал им целый поднос напитков, которые они с жадностью выпили один за другим. Если бы Майкл потрудился сообщить Тревору, что он его свидетель на свадьбе, он мог бы принести торт.       — Что, — говорит Майкл, когда Тревор делится своими мыслями, — торт с голой цыпочкой внутри? Я женюсь на стриптизёрше, чувак. У меня впереди целая жизнь танцев.       Тревор фыркает.       — Классика. Как раз то, что ты всегда искал.       — Она может быть и такой, — протестует Майкл, немного напористо, — на днях я повел её в ресторан — реально помпезно — где главное блюдо стоит около ста долларов. В общем, она сидела там в своём лучшем платье, вся накрашенная, а я в своем лучшем костюме, и… в общем, знаешь, это было здорово. Она выглядела хорошо. Никто не подумал, что мы — отбросы из трейлера.       — И вы на самом деле отбросы.       — И мы на самом деле отбросы, — вздыхает Майкл.       — Но если ты считаешь, вы оба выше этого, то почему ты покупаешь трейлер? Знаю, что вы оба привыкли к этому, чёрт, да и я, блядь, к этому привык, но наша работа не совсем низкооплачиваемая.       — Ты живёшь в мотелях. Не тебе судить.       — Мы живём в мотелях, — поправляет Тревор. На мгновение он забывает, что его не должно волновать, что Майкл уходит от него, — это часть работы. Никому в мотеле нет дела до того, что я вернулся с ограбления в три часа ночи.       — Ну, да, но… я думаю, дом может привлечь слишком много внимания копов.       Тревор долго смотрит на него, а потом разражается смехом.       — Бред! Бред, Таунли!       — Что?       — Ты же не хочешь раскошелиться? Ты знаешь, что не будешь проводить слишком много времени с ними, если будешь всё время работать. Тебе нужно больше денег на шлюх, наркотики и виски.       У Майкла хватает порядочности, чтобы смутиться.       — Я никогда не говорил, что собираюсь отказаться от хорошей жизни, когда работаю, нет. Но шлюх точно не будет. Я пообещал.       Эта фраза заставляет смех Тревора прерваться. Обещания верности — это всё, что ему, блядь, нужно услышать. Майкл отворачивается, когда наступает тишина, и смотрит на экран телевизора в углу, где показывают какую-то спортивную игру. На мгновение он замирает, глядя на человека, бегущего по центру поля. Тревор задаётся вопросом, скучает ли он по роли звёздного квотербека. Он надеется, что да. Он надеется, что неудавшаяся спортивная карьера гложет Майкла каждый день, когда он просыпается.       Кто-то должен был забить гол или что-то в этом роде, потому что остальные мужчины в баре начинают аплодировать и топать. Даже бармен ухмыляется, поднимая пустой стакан в знак празднования. Майкл смеётся, громко хлопая в ладоши.       Тревор не обращает на них внимания. Это настолько бессмысленно, что у него болит голова.       Знакомый гул пива и крепких напитков вскоре начинает его веселить. Легко притвориться, что мир не кончается, если Майкл сидит рядом с ним, смеётся над футболом и они пьют всю ночь напролёт. Легко забыть, что Аманда вообще существует. Он притворяется, что они на работе, где-то на юге, под псевдонимами, и что завтра они пойдут грабить весь мир вместо того чтобы быть ограбленными миром.       — Вот, — говорит он, и его голос срывается при этой мысли. Он поднимает свой бокал, — выпьем.       Улыбка Майкла исчезает.       — За что?       — За игру.       — Игру? — Майкл выглядит растерянным, пока Тревор не принимает убийственный вид. Майкл поднимает свой бокал, и он со звоном ударяется о бокал Тревора. — За игру. До самого конца.       Какой-то мужчина с противоположной стороны бара встаёт. Он ставит свой пустой пивной бокал и направляется к выходу. Когда он проходит мимо них, он сжимает зубы и бормочет: «Чёртовы педики».       Это явное приглашение к драке, и Тревор встаёт на ноги ещё до того, как слова полностью дошли до него. Мужчина выглядит торжествующим из-за того, что смог задеть его, и кивает Тревору.       — Пойдём выйдем, крепыш? — его голос низкий и тягучий.       — Нет, — нагло говорит Тревор, — я побью тебя прямо здесь и разорву на блядские кусочки.       — Я тебя не боюсь, сраный трус. Думаешь, я не видел, как вы двое смотрите друг на друга? Это чертовски отвратительно, вот что это такое.       Майкл встаёт. Его лицо стало каким-то тёмным и опасным.       — Что ты сказал?       Мужчина поворачивается к нему.       — Ты слышал меня.       — Да, слышал, — говорит Майкл. Он стискивает зубы и отпихивает Тревора, — я попросил тебя повторить, придурок.       — Ёбаные… — начинает мужчина, растягивая каждый слог, — педики.       Майкл фыркает. Он бросает короткий взгляд на Тревора, который стоит в стороне, теперь с любопытством склонив голову на одну сторону, а затем снова на незнакомца.       — Я не один из них, — отвечает Майкл, и в его голосе звучит отвращение, — поэтому предлагаю тебе взять свои слова обратно.       Он слышит смех, и все шансы сводятся к нулю. Майкл сбивает мужика с ног, повалив на барную стойку. Его рот окровавлен, на полу валяется пара зубов, а Майкл просто стоит, тяжело дыша; вена на лбу грозит разорваться.       Тревор хочет любоваться им. Он хочет трахнуть его, здесь и сейчас, у барной стойки.       А ещё он хочет его убить.       Мысль о том, что он гей, подтолкнула Майкла, так скрывающего свою криминальную сущность в обычном мире, пробить этому парню голову. Тревор вспоминает свой первый день в Америке, когда тот мальчишка ударил капот машины Майкла и назвал их гомиками, и как Майкл оттащил Тревора, не давая ему убить. Тогда для него это не имело значения. Для него это не имело значения. Он не чувствовал себя ни выхолощенным, ни защитником, ни самодовольным. Он пожал плечами. Он сказал Тревору, что это не имеет значения.       Завтра Тревор станет его лучшим и единственным мужчиной.       Это не имело значения. Это не имеет значения.       Их выгнали из бара, и Тревор объявил, что они расходятся. Майкл смеётся и говорит, что он буквально забрал слова прямо изо рта того мужика.       *       Когда Тревор просыпается на следующее утро, его желудок свинцовый, а ноги трудно контролировать. У него нет похмелья, как и ожидалось, и проснулся он без крови на руках, но всё равно чувствует себя дерьмово.       Он останавливается в самом дорогом отеле, который только смог найти в этом городе. Это родной город Майкла, и его родители живут где-то поблизости, но, очевидно, он их не пригласил. Тревор не винит его.       Первым делом он принимает горячую ванну. Там есть всевозможные ароматические мыла и кремы, и он некоторое время развлекается с ними. Он не бреется, оставляя щетину по всей линии челюсти, но расчёсывает волосы. В последнее время они стали длинноваты, и растут за ушами, но ему это даже нравится. Он не обращает внимания на то, что ему кажется, будто волосы уже редеют на макушке.       Может быть, это стресс. Он молча винит в этом Майкла.       Майкл предложил ему собраться вместе с ним в трейлере Аманды. Сама Аманда у подруги, с платьем и макияжем, подружками невесты и мамой. Он отказался от предложения Майкла, забрав костюм, купленный специально для него, в отель накануне, и теперь он висит у него на двери и словно бы дразнит его.       Он хотел бы появиться на свадьбе в рваных джинсах и испачканной футболке, просто чтобы позлить Майкла, но это было бы неправильно. Тревор напоминает себе — снова — что он должен поддерживать образ благочинного свидетеля жениха. Он надевает костюм.       Ткань жёсткая и неудобная. Тревор смотрит на себя в зеркало и ненавидит этот покрой; он слишком короткий в ногах и слишком длинный на руках, но это самый элегантный костюм, в котором он выглядел сносно со времен службы в ВВС.       Тогда он был недостаточно хорош. Теперь он явно недостаточно, блядь, хорош.       Тревор придвигается ближе к зеркалу и затуманивает его своим дыханием. Стоять здесь, в этом дорогом отеле, в этом дешёвом костюме — странное ощущение. Он так далеко продвинулся за два с половиной года с тех пор, как так бесцеремонно вошёл в жизнь Майкла. Он почти жалеет, что вытащил ракетницу и пристрелил того придурка, который преследовал Майкла.       Он недолго размышляет о том, как всё могло бы быть по-другому сейчас. Возможно, его сердце, вся его грудная клетка болели бы гораздо меньше, но жизнь не была бы прежней. Возможно, жизни для него вообще не существовало бы.       Его руки дрожат, когда он надевает галстук, завязывая его узлом прямо под горлом. Жизнь без Майкла была бы тошнотворной, и он беспокоится, что скоро узнает о том, каково это.       Через шесть или семь месяцев в их жизни появится ребёнок. Майкл наверняка проведёт какое-то время вне игры, чтобы побыть с ним и Амандой, и Тревору придётся просто смириться с этим. Может быть, он сможет организовать новую группу. У Лестера наверняка есть контакты, если только в них не входит человек, которому он прикусил язык.       Он снова смотрит на себя в зеркало. Оттуда глядит испуганный молодой человек. За последние два года он противостоял копам, бандам и всему миру, а сегодня он даже не может посмотреть в лицо своему лучшему другу и прекрасной женщине, которая стоит рядом с ним.       Тревор Филипс, грабитель банков, мошенник и трус.       Он стискивает зубы и поднимает подбородок. Как лучший друг — как свидетель — он должен сделать всё правильно, и если уж на то пошло, он чертовски хорош в своём деле. Он засовывает бриллиантовое кольцо в нагрудный карман, надевает солнцезащитные очки и уходит. Работа зовёт. Он нужен Майклу. И он станет тем человеком, который нужен Майклу — хотя бы на один день.       *       Церковь старая, милая, и находится в залитом солнцем уголке города. На территории кладбища стоит большое цветущее дерево, и когда они въезжают на парковку, оно уже осыпает их машину розовыми лепестками.       Одиноко сидеть на заднем сиденье машины с добрым отцом Аманды за рулём, и Майклом, нервно дергающимся на пассажирском сиденье. Её отец помнит Тревора по их короткому телефонному разговору и имеет приличие не напоминать Тревору о его дрожащем тогда голосе — он пожал ему руку, когда они встретились перед поездкой в церковь, и поблагодарил его за то, что он прилетел на церемонию. Майкл беспокойно посмотрел в сторону Тревора, но Тревор улыбнулся так приветливо, как только мог, и пожал ему руку в ответ.       Майкл закурил, как только они вышли из машины, и пошёл постоять под деревом, переминаясь с ноги на ногу. Отец Аманды, мистер Уайт, смотрит на Тревора, молчаливо спрашивая, в чём дело, но Тревор только пожимает плечами.       — Я не знаю, что ему сказать, — признаётся мистер Уайт. — Вчера он был таким оживлённым по поводу свадьбы с моей маленькой девочкой. С утра он… кажется другим. Вы хорошо провели вчерашний вечер?       — Всё было хорошо, — лжёт Тревор, отводя глаза вверх. Небо чисто голубое. Конечно, блядь, так и есть. — Мы просто немного выпили. Парень, наверное, просто нервничает.       — Возможно, — мистер Уайт проводит рукой по своим седым волосам и вздыхает. — Я пойду в церковь. Мэнди скоро будет здесь, так что, когда сможете, пожалуйста, позови Майкла внутрь тоже.       Тревор должен был бы разозлиться, что ему приказывают, но по какой-то причине ему нравится мистер Уайт, даже если он мечтает убить его дочь.       — Конечно, — говорит он и смотрит, как мужчина поднимается по ступеням церкви. Он делает глубокий вдох и поворачивается к Майклу, который стоит к нему спиной, а струйки дыма пробиваются сквозь ветви цветущего дерева.       Он отлично выглядит в своём костюме. Он немного дороже, чем у Тревора, и хорошо скроен; подчеркивает широкую линию его плеч и хорошо облегает талию. Тревору плевать на моду, но он тоскует по Майклу, представляет, как отрывает зубами блестящие золотые пуговицы рубашки и вылизывает влажную полоску на его обнажённой груди. Он скучает по нему, чувствует жжение желания, даже когда подходит к нему, чтобы убедить его пройти внутрь и подождать свою невесту.       Тревор твёрдо опускает руку на плечо Майкла. Майкл поворачивается, готовый защититься, но расслабляется, когда видит, кто его ищет.       — О, хэй, Т.       — Хэй.       — Хочешь закурить?       Тревор смотрит на предложенную пачку. Это чертовски опасная мысль, он знает, но он полюбил затхлый вкус табака с тех пор, как попробовал его через Майкла. Он не уверен, что когда-нибудь сможет вернуть этот вкус.       Его глаза начинают гореть. Он берёт сигарету.       — А зажигалка? — ворчит он, и Майкл протягивает ему одну. Он прикуривает, и они оба смотрят на кладбище. На большинстве могил растёт мох. Тревор задаётся вопросом, как умерли эти люди и любили ли они кого-нибудь хотя бы наполовину так, как он сейчас.       — Ты веришь в это? — спрашивает Майкл. — Не спал всю ночь, ждал, пока солнце взойдёт. Я чуть не наложил, блядь, в штаны. Я и сейчас чертовски напуган.       — Это всего лишь свадьба. Просто скажешь парочку клятв, заполнишь форму и всё. У меня с собой кольцо. Не о чем беспокоиться.       — Да я не про свадьбу. А про всё… про ребенка и про то, что после. Мэнди крутая, но я не знаю её так, как я знаю…       Тревор бросает на него острый взгляд. Майкл тут же замолкает.       — Как ты знаешь…       — Как я должен её знать, — поправляет себя Майкл. — Мы жили вместе пару недель. Я понимаю, что это не её вина, что она залетела и я единственный, кто попросил её руки, но… меня это, блядь, просто пугает. Я не тот человек, который делает нечто подобное. Я никогда не хотел жениться.       — Ну, сейчас, как бы, уже поздно, блядь.       — Я знаю. Я знаю, — Майкл бросает сигарету на землю и наступает на неё. Тревор делает длинную затяжку и следует его примеру. — Я думаю, я люблю её, Т. Это что-то значит, да? Это ведь имеет значение?       Тревор не уверен, тупой Майкл или просто мстителен, но всё равно улыбается, стараясь не показать, как внутри всё сворачивается, выталкивая тошноту прямо в горло.       — Конечно, — говорит Тревор. — Я бы сказал, что любить кого-то значит очень много.       Майкл смотрит на него. Он прикусывает нижнюю губу и отводит взгляд.       — Да, — говорит он медленно, — Я тоже так думаю.       Тревор чувствует что-то на своем запястье и вздрагивает. Он глядит вниз и видит, как Майкл протягивает руку, просто обхватывает пальцами его запястье и смотрит в сторону. Майк сжимает пальцы ласково, а затем отпускает.       Тревор чувствует, как внутренности медленно расправились, и вздыхает.       — Мы могли бы уйти, — внезапно говорит Тревор. — Прямо сейчас, мы можем уйти. Мы можем взять машину, поехать в аэропорт, вернуться к Лестеру, обратно в игру, и уехать. Она никогда, блядь, не найдёт тебя.       Майкл смотрит на него. На мгновение он выглядит возмущённым, но Тревор знает его и распознаёт тоску в его глазах.       — Она беременна моим ребёнком, Т.       — Ребёнок, который будет прекрасно жить с тобой или без тебя. Тебе даже не придётся знать, как его зовут. Ты будешь свободен от всего этого. Мы сможем вернуться к тому, что мы оба знаем и в чём мы оба чертовски хороши.       Глаза Майкла мечутся — с церкви на припаркованную машину, на Тревора, на пустую дорогу впереди. Его пальцы сгибаются, и он снова начинает жевать губу.       — Ну же, — говорит Тревор, — подумай об этом, Майкл. Это не ты. Какая ещё свадьба со стриптизёршей? Я знаю, что она тебе нравится, но ты сам сказал, что выберешь нашу жизнь вместо её, ещё до того, как она рассказала тебе о ребёнке. Ты собирался порвать с ней. Что изменилось?       — Что изменилось? Ребёнок всё изменил, — отвечает Майкл, но его слова звучат не совсем уверенно.       — Аманда умная, красивая девушка. Она найдет другого мужчину, и он сможет вырастить ребёнка.       — Но он мой. Я несу за него ответственность…       — Наши отцы были попросту бесполезными, и глянь на нас. Мы можем заработать за день больше денег, чем большинство этих ебанатов за год. Давай уйдём, время ещё есть. Мы успеем на первый рейс отсюда.       — Я не знаю, приятель. Я просто не знаю.       — Ну же. Ну же, я… — образ хорошего парня рушится, Тревор сдаётся. Он хватает Майкла за плечи и смотрит ему в глаза. — Пожалуйста. Пожалуйста, Майкл. Если ты хочешь, чтобы я встал на колени и умолял тебя, я сделаю это. Клянусь, я это сделаю.       Майкл смотрит на него. Он просто тупо смотрит на него, пока наверху не включается свет, потому что внезапно он смеётся, отступая назад.       — Знаешь что? Ты прав. Конечно, ты прав. Давай, давай… давай возьмём эту машину и поехали, поехали…       Тревор смеётся и хватает Майкла за руку, грубо дёргая его в направлении ожидающей машины. Майкл спотыкается, но не сопротивляется.       Они доходят до машины, и Майкл роется в карманах в поисках ключей. На заднем стекле висит маленький грустный баннер «Молодожёны», который Тревор решает оставить там, просто ради шутки, пока он скользит по капоту, чтобы добраться до пассажирского сиденья. Он всё ещё смеётся, когда слышит щелчок отпираемой машины. Он чуть не отрывает дверь с силой, с которой открывает её.       Задыхаясь от смеха, они падают на свои места, и Майкл вставляет ключ в замок зажигания. Его глаза, наконец-то вновь ставшие живыми, смотрят на зеркало заднего вида, и он замирает.       — Какого хрена ты ждешь? — спрашивает Тревор, практически подпрыгивая на своём сиденье. — Поворачивай ключи, придурок. Мы уезжаем отсюда.       Майкл достаёт ключи и не смотрит на Тревора. Он просто смотрит в зеркало и бледнеет.       — Что? Что, блядь, случилось? Поехали.       Он поворачивается на своём сиденье, чтобы посмотреть назад. Конечно, белая машина подъезжает к ним сзади. Он может видеть пучки ткани вокруг подружек невесты. Аманда где-то посреди всего этого на заднем сиденье. Её мама, сидящая спереди, выглядит встревоженной, когда замечает жениха и свидетеля в припаркованной машине перед церковью. Она делает отчаянное движение рукой, чтобы они зашли внутрь.       — Езжай, — говорит Тревор. — Майкл. Пожалуйста.       — Я не могу так поступить с ней и ребёнком.       Голос Майкла ровный и уверенный, и Тревор знает — он знает, он знает, он, чёрт возьми, знает — что он проиграл. Майкл выходит из машины и бежит к церкви, поднимается по ступенькам и открывает дверь.       Невеста начинает вылезать из машины. Тревор сидит в шоке. Он вытаскивает кольцо из кармана и смотрит на него во всей его сверкающей, отвратительной красе. Аманда будет в восторге от него, а Майкл, ну, Майкл будет в восторге от неё.       Тревор убирает кольцо и тоже выходит из машины.       Он не уверен, о чём точно думает, когда смотрит на Аманду, сияющую в своём взятом напрокат платье, и предлагает ей руку.       — Я провожу тебя, — говорит он и как будто слышит себя со стороны, словно смотрит фильм, когда ведёт её вверх по лестнице.       — Спасибо, — шепчет она, когда они поднимаются наверх. — Я, блядь, так нервничаю.       — Я тоже, — глупо отвечает Тревор.        Её смех преследует его до конца жизни.