When Bad People Kiss

      VIII

      1991-1993              Медовый месяц Майкла и Аманды перерастает в переезд в новый трейлер, который перерастает в подготовку к рождению малыша, что перерастает в уход за только что появившейся на свет маленькой девочкой.       Они назвали её Трейси. Майкл отправляет Тревору открытку с коротким радостным известием и прикладывает фотографию сморщенного красного ребёнка с пушком волос, потому что в первые месяцы жизни Трейси он не навещает их. Тревор смотрит на фото и узнаёт в ней Майкла — его нос, по крайней мере. Он выкидывает открытку и сохраняет фотографию.       Сочельник Нового года нагрянул до того, как Тревор успел осознать это. Праздник он встречает в одиночестве и даже остаётся трезвым. Он сбривает все свои волосы. Отращивает усы. Покупает новые зимние ботинки и пережидает холода на севере, рыская по территории вдоль границы, где он родился.       Не то чтобы он не думает про Майкла — наоборот, конечно же наоборот — но на какое-то время притворяется, что его не существует. Поначалу это даётся трудно, но потом становится легче, особенно когда он начинает прощупывать почву и налаживать связи самостоятельно. Разумеется, Лестер помогает, но именно Тревор спрашивает нужных людей, хотят ли они включиться в работу; и именно Тревор собирает разношёрстную команду, и вместе они нападают на хранилище — по плану, который был полностью продуман им.       Работа проходит гладко. Моральный дух в этой сфере криминала Америки высок. Вместе с командой они отправляются на юг и обчищают сеть ломбардов, в которых отыскивается куча интересного. Братья-ирландцы присоединяются пару раз. Мэри появляется разок. Моисей старается держится подальше от них.       Тревору ещё ни разу не приходилось исполнять роль учителя или лидера, но у него получается. Совсем не так, как это сделал бы Майкл. У Майкла язык подвешен, и он отдаёт предпочтения обещаниям о том, что завтрашний день наступит. Тревор же выбирает старые добрые запугивания. Новые коллеги ему не ровня и так боятся обидеть, что стараются работать идеально. Не все из них задерживаются, но кое-кто остаётся.       Какое-то время всё идёт хорошо.       Он знакомится с парнем в баре — где-то в пустыне в Неваде — и трахается с ним. Встречает двух девушек и следующим же вечером трахает и их тоже, и вскоре возвращается к образу жизни, в котором он засовывает свой член во всё, что попадётся под руку — на удивление, это даётся ему очень легко. Чаще всего эти люди напоминают Майкла, но спустя время перестают; ни один из них не оставляет у него такого же послевкусия или медленного жжения, которое сводит его с ума весь следующий день. Он легко забывает их всех.       Тревор звонит Лестеру, когда возвращается на юг, и радуется тёплой погоде. Лестер, вздохнув, спрашивает, что ему нужно, и Тревор не может сказать ничего определённого, поэтому Лестер нервно сообщает, что звонил Майкл и спрашивал о нём. Тревор говорит, что это очень мило, и вешает трубку.       Позже до него доходят слухи, что Майкл отправился на задание без него — какое-то почтовое отделение в Миссури — и что после этого Майкл, Моисей и остальные члены его команды веселились всю ночь напролёт. Эта новость рушит все чары, заставлявшие Тревора путешествовать, настолько, что челюсти сжимаются, и он проводит следующую неделю уничтожая всё на своём пути. Он громит свой номер в мотеле. Он бронирует номер в отеле получше и тоже его громит. Он устраивает пожар в одной из пристроек крупной корпорации по продажам в центре того города, в который забрёл. Он избивает трёх парней и целует двух других.       Но затем снова собирает свою команду и организует для них работу. Она проходит не так удачно: один из братьев-ирландцев получает пулю в плечо и срочно отправляется в больницу, после чего его арестовывают. Он, конечно, не называет никаких имён; и вместо него из глубин ада появляется другой брат и занимает его место.       Всё ещё неплохо. Мэри струсила и сбежала из города, получив больше денег, чем положено, и Тревор возглавил свой отряд мстителей. Они находят её на шоссе и сбивают. Утро следующего дня она не застаёт.       Майкл вынужден вернуться к жене и ребёнку, потому что на севере больше не ходят байки о печально известном Майкле Таунли. Тревор остаётся на юге, где тепло и скучно.       Порой — ночью, когда он сидит в баре и нагружает живот пивом, а одна из его последних дамочек сидит оцепенелая под кайфом — он думает о Майкле и скучает по нему. Он не видел его со свадьбы в день, когда они с Амандой произнесли свои клятвы громко и чётко. Он думает о том, чтобы позвонить ему или хотя бы написать, или послать сообщение через Лестера. Тревор задаётся вопросом, скучает ли Майкл по нему. Он задаётся вопросом, почему скучает по Майклу так сильно.       Дело не только в навязчивой потребности заняться с ним сексом после дела или в том, как Майкл любит сжимать его щёки в своих руках и целоваться слишком нежно. Наверное, это их совместная жизнь. Они были отличными партнёрами — по сексу или чему-то другому, и он чувствовал иной, особый вид удовлетворения, когда они вместе срывали куш. Майкл и сейчас — или был только раньше, неважно — его лучший коллега.       В такие ночи он никого не приводит к себе в постель и не курит, а пытается привести голову в порядок. В ночи он обычно идёт на улицу и причиняет кому-нибудь боль. В самую тёмную из таких ночей он ломает костяшку пальца и, когда боль перестаёт затуманивать его зрение, он понимает, что ударил кулаком в кирпичную стену, а толпа людей, собравшихся на вечеринке, смотрит на него и гадает, что только что произошло.       Тревору приходится обратиться в больницу, потому что он не может сам разобраться, как вправить палец. Персонал не выдерживает и грубит, когда он рычит на них, кричит и требует лучшего обслуживания. Они чинят ему руку, и он убирается восвояси, не успев доставить ещё больше неприятностей.       Есть другой способ госпитализироваться. Тревор напивается и идёт на добычу героина с парой байкеров, которые живут на заброшенной стройке. Они накладывают резиновый жгут на его руку и вводят иглу прямо в вену. Некоторое время он ощущает себя как на вершине мира, пока не понимает, что не чувствует своей руки. Байкеры обмениваются странными взглядами, и это последнее, что он видит, пока снова не упирается глазами в холодный белый потолок больницы.       Лестер звонит ему. Тревор не понимает, как этот человек так легко находит его, но он находит, всегда находит.       Лестер не только звонит ему, но и ругает его. Он говорит Тревору прекратить уничтожать себя. Он говорит Тревору вернуться в Северный Янктон. Он говорит Тревору, что Майкл хочет знать, где он. Прошёл почти целый год с тех пор, как они не виделись, и Майкл скучает по нему. Лестер говорит, что не хочет больше быть посланником в их безумной игре, и Тревор отвечает, чтобы он отвалил и перестал быть совой, и, должно быть, как-то тупо комментирует болезнь Лестера или его невезение с женщинами, потому что голос Лестера сквозит презрением, и он бросает трубку.       Тревор покидает больницу. Он не возвращается в Северный Янктон.       Снова наступает Новый год. Тревор снова проводит его в одиночестве. Он не проводит его трезвым.       Следующие два месяца проходят примерно так же. На время он начинает употреблять кокаин, но каждая дорожка напоминает ему о Майкле. Тревор снова переходит на мет и держится подальше от игл с героином. Иногда он просто напивается. Часто думает о своей маме. Мечтает о далёкой мечте о торговле наркотиками.       Март приносит Тревору головную боль, и он не может избавиться от неё ни одним болеутоляющим средством, легальным или нет.       Без Мэри, похороненной где-то в канаве на обочине, команда начинает медленно распадаться. Не то чтобы он чувствовал особую связь с кем-то из них, но, тем не менее, сам факт раздражает. Братья-ирландцы на некоторое время отправляются по своим делам. Что-то связанное с наркоторговлей и мексиканской границей. Тревор неохотно оставляет их.       После этого его мотивация как бы испаряется. Он по-прежнему жаждет самых больших и диких кушей, которые только может сорвать. Но когда ты можешь положиться только на самого себя — это трудно. Ему нравится руководить, но эти прихвостни только подводят. Они мешают. Ему нужна настоящая группа.       Тревор потихоньку поворачивает на север.       

IX

      1993              Тревор встречает Брэда в Южном Янктоне.       Он становится всё более тревожным к тому времени, как приезжает в Янктон и паркуется на задней площадке казино. Его компания распалась, а после этого жизнь превратилась в непрерывный цикл из мотелей и баров, перемежающийся тошнотой в мотеле и следующем баре. Единственное, что меняется — это лица, но ни одно из них не захватывает его.       Поэтому, когда Тревор паркуется, он решает немного скрасить время. Он идёт в боулинг.       Уже почти восемь вечера, а зал заполнен лишь наполовину. Он проходит внутрь, словно заведение принадлежит ему. Мужчина за стойкой — скорее мальчик, на самом деле — выглядит скучающим, даже когда кричит на детей, чтобы они перестали бегать по дорожкам и мешать людям.       — Чё? — огрызается он на Тревора.       — Чё? Чё? Что ты имеешь в виду?       Парень закатывает глаза.       — Я имею в виду… чем я могу помочь вам сегодня, сэр?       — Э-э, ну, я думаю, что хочу поиграть в ёбаный боулинг, вообще-то.       Тон голоса Тревора заставляет парня заткнуться, и он спешит принести ему ботинки нужного размера. Пока он ищет, Тревор прислоняется спиной к стойке и наблюдает за другими посетителями. Кроме толпы подростков, в конце дорожки стоит пара молодых женщин, пожилой мужчина с внучкой, как Тревор может предположить, и одинокий молодой человек. Тревор смотрит на него, затем на администратора, который хлопает ботинками по столу чуть более энергично, чем это необходимо.       — Вот. Полоса номер два. Вам нужно переобуться.       — Конечно, — соглашается он, нагибаясь, чтобы расшнуровать свои ботинки и поменять их на другие. Он бросает обувь мужчине, который ловит её прежде, чем они попадают ему в лицо.       — Хорошенького дня.       — Эм. И вам того же.       Тревор переходит на вторую полосу между молодыми девушками и одиноким парнем. Тот, похоже, не может попасть ни в одну кеглю, девушки же справляются довольно прилично. Тревор размышляет, сколько проблем у него будет, если он бросит свой мяч на любую из дорожек, просто чтобы помочь им. В конце концов он решает не делать этого — он только что приехал. У него есть всё время в мире до того, как его выгонят.       Тревор выбирает ярко-розовый мяч — просто чтобы выпендриться — и бросает его, не задумываясь ни о технике, ни о позе, ни о скорости. Если бы Майкл был здесь, он бы покачал головой и дал не очень полезный совет, а Тревор послал бы его.       Мяч попадает в среднюю кеглю.       — Стра-а-а-а-а-а-айк! — кричит Тревор так громко, что все остальные смотрят на него. — Выкуси, Майки, блядь.       Он снова подходит к шарам и выбирает фиолетовый.       Давным-давно — до того, как вступить в мир криминала, до Майкла и даже до того, как он впервые сел в кабину самолёта, Тревор почти каждый вечер ходил в местный боулинг. Отец брал его с собой, когда Трев был таким маленьким, что едва мог поднять шар, а потом, когда всё развалилось, он ходил с парой ребят из школы, которые проявляли мимолетный интерес к дружбе с бедным странным Тревором Филипсом.       Профессионально он этим не занимался, но у него получалось, это было известно. Но в конце концов его обзывательства и самодовольство распугали всех его так называемых друзей, которые занялись чем-то большим и более интересным — футболом. Тревору было плевать. Он продолжал гонять шары.       Хотя прошли годы с тех пор, как у него бы шанс или мотивация сыграть. Почему они появились именно здесь — в этом захолустном городишке, где ноги прилипают к грязному полу — он не уверен; но он снова доволен собой.       Парень на соседней дорожке кидает мяч, и тот отскакивает. Тревор смеётся. Одна из девушек на соседней дорожке кидает на него соблазнительный взгляд и шепчет что-то своей подруге. Они обе начинают хихикать. Он подмигивает им.       — Ёбанные шлюхи.       Тревор оборачивается так быстро, что в шее что-то хрустит. Парниша, который еле-еле кидает шар, бросает через плечо Тревора взгляд на дамочек. Они отвращённо вздыхают, и Филипс следует их примеру.       — Ты с ними говоришь, приятель?       — Ну да. Они мне улыбались, пока ты не пришёл.       Тревор поднимает брови и глядит на девушек.       — Леди, скажите, у этого придурка есть хотя бы малейший шанс?       — Эм, нет, — девушка, смотревшая на Тревора, отвечает ему. Её подруга кивает.       Тревор оборачивается к парню. У того большое розовое лицо, увенчанное копной удивительно белокурых волос. Он коренастый, его можно назвать почти толстым. Он совсем не похож на Майкла Таунли, но Тревор всё равно думает о нём. Он перебрасывает шар для боулинга из руки в руку.       — Какое мне дело до того, что пара уродливых шлюх не хочет меня?       — Похоже, тебя это волнует, — говорит Тревор. Девушки снова начинают смеяться, а лицо незнакомца становится из розового багровым. — А ещё похоже, что тебе стоит начать больше уважать женщин, м?       — Похоже, что тебе следует съебаться обратно в свою Канаду, — плюётся парень и отворачивается к своей дорожке для боулинга.       Тревор смотрит на него.       Его вспыльчивость подобна вулкану. Поднимается прямо в центр его груди — он задыхается; но она продолжает разливаться горячим, тяжёлым и резким потоком по всему телу, капает, как лава, в горло, с губ и на ладони.       Он подходит к юноше, сталкиваясь лицами, обнажая зубы.       Тот пытается сохранить спокойствие. Он качает головой.       — Эм. Что ты делаешь, чувак? Пытаешься быть крутым или что?       Тревор выдыхает сквозь зубы. Костяшки пальцев сжимаются. Шар для боулинга начинает тяжелеть, и он знает, какой удар он может нанести по лицу этого ублюдка. Он может вспороть ему щеку.       — Что-то вроде этого, — шипит он.       — Ха. Эти девушки не собираются трахаться с мужиком, который выглядит так, будто унюхался кокой на выходных, но ладно. Мешать тебе позориться я не стану.       На самом деле, он должен был бы доставить ему удовольствие и избить до крови, пока парень не будет едва стоять. Вместо этого Тревор наклоняется ещё ближе, свободной рукой проводит по груди незнакомца, тянется пальцами к животу.       — Хм. Трахнуть их звучит заманчиво, но что, если я захочу вместо этого трахнуть тебя, ковбой?       — Хм. Не думал, что ты голубенький тип.       — Голубенький? Я покажу тебе, как трахаться с голубенькими, если ты этого захочешь.       — Ты можешь вернуться на свою дорожку, чувак? Я хочу спокойно поиграть в боулинг.       Тревор почти теряет самообладание. Девушки снова смотрят, но не их выжидающие настороженные взгляды заставляют его двигаться. А снисходительность в голосе парня. Он говорит так непринуждённо и спокойно, но при отказе закипает красным. У Тревора нет времени на таких покровительственных ебланов, как этот. Он немного напоминает ему брата — у него вечно сердитый румянец Райана и даже его манера заставлять Тревора чувствовать себя настолько ничтожным, что воздух едва попадает в лёгкие.       — Все это слышали? — спрашивает Тревор, достаточно громко, чтобы заставить людей вокруг замолчать, — этот ублюдок просто хочет покидать шары. Он хочет унижать женщин и затевать драки, а потом строить из себя жертву. Ну не ссыкло ли?       — Я сказал отвали. Свали нахрен.       — Или что? — Тревор поднимает брови, — скажи мне, сладкий, что ты мне сделаешь?       Парень замахивается. Тревор уворачивается как раз вовремя. Большие костяшки пальцев задевают его макушку.       Он со всей силы толкает шар для боулинга вперёд, из-за чего парниша падает навзничь. Он смотрит на Тревора, обессиленный. Тревор услужливо бросает шар прямо ему на живот, и тот стонет, пытаясь сесть; руки скользят по дорожке для боулинга.       — Упс, — говорит Тревор, наклоняясь чтобы поднять шар.       Парень толкается одной ногой и на этот раз попадает; Тревор падает. В одно мгновение на Тревора наваливается туша, борясь, хватаясь за него. Липкие руки вцепляются и прижимают его к полу с удивительной силой, даже когда тот бьётся и беснуется под ним. Этот ублюдок — бык, буйвол, сраный мертвец.       — Брэд? Опять? — раздается возмущённый голос, и парень поднимается, отстраняясь.       Тревор медленно и яростно поднимается на ноги. Его трясёт от стыда за то, что его обошёл какой-то неуклюжий зверь. Его трясёт от того, что он подумал, что убьёт его.       Может быть, он сначала немного поиздевается над ним, чтобы получить удовольствие от страха в его глазах.       Парень, Брэд, потирает больной живот. Старик-охранник стоит рядом и качает головой.       — Всё под контролем, — огрызается Брэд.       — Под контролем? Каким контролем? Всё выглядело так, будто ты собрался убить бедного мальчишку! — охранник поворачивается к Тревору и смотрит на него так, будто он какой-то четырнадцатилетний малый. — Ты как, сынок? Извини за Снайдера, но когда ему скучно, он любит приходить сюда и создавать проблемы. Ты не первый и не последний.       — Почему бы просто не забанить этого урода?       Мужчина нахмурился.       — Нет необходимости в подобных выражениях.       Брэд тяжело вздохнул и скрестил руки на своей внушительной груди.       — Билл — старый друг моего отца, — бормочет он, глядя в сторону, — он не запретит мне приходить сюда.       Тревор вздыхает. Он не понимает, как ввязался в местный спор между городским шутом и городским шерифом — или кто он там. Часть злости уходит, но он всё ещё живо представляет себе, как сильно убийство всколыхнёт этот маленький отсталый город.       — Мило, — смеётся он, — хороший мальчик под защитой своего папочки, ха?       Этот мир — этот тупой одомашненный мир — ничего для него не значит. Глупо было идти в боулинг, когда можно было грабить, дрочить или курить. Завтра Брэд проснётся с саднящим торсом, потом поговорит с отцом по телефону, может быть, сходит в магазин за продуктами и выберет натуральный йогурт, стараясь не набрать вес, а потом снова придёт в боулинг или пойдёт на свидание с той девушкой, которая нравилась ему в школе. Он будет вести себя круто и никогда не узнает, что прижимал к полу убийцу, который однажды может вернуться, чтобы отомстить и перерезать ему горло.       Брэд снова выглядит взбешённым, но не предпринимает никаких телодвижений в сторону Тревора. Охранник кладёт свои пухлые руки на бёдра и вздыхает.       — Ладно, остыньте, так нечестно. Давайте просто пожмём друг другу руки и забудем обо всём этом, хорошо? Брэд?       Брэд смотрит в потолок, потом на пол. Он протягивает руку.       Это так нормально и так безопасно, что Тревору становится плохо. Если бы здесь был Майкл, он бы рассмеялся, прижал Брэда к стене за шею и сказал бы ему, что если он ещё хоть раз наебёт его или Тревора, то пожалеет об этом. Он вышел бы отсюда с гордо поднятой головой и с хорошо слышными угрозами. Может быть, если бы Майкл был здесь, у Тревора хватило бы сил выпотрошить Брэда прямо тут, на виду у всех. Может быть, началась бы массовая перестрелка с копами, заполонившими здание.       Но без него Тревор просто замирает. Ему нужно перестать представлять, как всё будет по-другому, если Майкл будет рядом с ним. Ему нужно напомнить себе, что с той реальностью пока что покончено, но он возвращается в неё, возможно, ведь он движется обратно к морозам Северного Янктона; но прямо сейчас он сам по себе.       Тревор молчит. Он не пожимает руку Брэду Снайдеру.       Через десять минут он уходит. Он чувствует на себе взгляд Брэда на протяжении всего пути до двери. Он тоскует по Майклу.       *       Тревор всегда жаждал определённых острых ощущений. В первый раз он обнаружил их с отцом в боулинге. Затем они сменились на полёты, пока и эти мечты не разбились вдребезги. Потом ощущения, о которых Тревор постоянно вспоминает, стали ассоциироваться с Майклом. Кривая улыбка Майкла. Мягкий живот Майкла. Рот. Член. Майкл. Теперь он пытается вновь постичь эти чувства, вырывая Майкла из своего тела.       Тревор возвращается к своей машине и некоторое время сидит там, тупо глядя на светящееся казино перед собой. Когда глаза начинает щипать, а плечи начинают трястись от воспоминаний о той летней свадьбе, он тянется к бардачку. Там всего лишь маленький косячок, и трава едва ли поможет ему приблизиться к тому кайфу, который он всегда ищет, но он всё равно прикуривает. Окна машины запотевают. Он вытирает их рукавом.       Марихуана, по крайней мере, снимает напряжение. Когда сигарета догорает до пальцев, он вытряхивает остатки на приборную панель и откидывается на сиденье. Его сознание становится плавучим. Он закрывает глаза и планирует заснуть перед следующей большой поездкой с первыми лучами солнца.       Он видит лицо Майкла и стонет.       В окно стучат.       Открыв один глаз, Тревор смотрит на нечёткую фигуру. В надежде, что это не коп (оказаться в гонке с копами сейчас было бы некстати), всё равно опускает окно, выпуская дым и запах.       — Чего? — огрызается он.       — Привет, — говорит Брэд Снайдер.       Тревор снова стонет и с силой откидывается на подголовник. Возможность закрыть окно обратно искушает его.       — Если ты тут за тем, чтобы закончить перепалку, то съебись. У меня нет настроения.       — Не за этим, — отвечает парень. Гримаса раздражения сходит с его лица прежде, чем Тревор успевает отреагировать на неё, — не надо быть такой задницей. Прости, что побил тебя и прости, что назвал тех чикуль шлюхами.       — Круто, — Тревор зевает, — Теперь будь хорошим мальчиком и беги к папочке.       — Эй, ты мог хотя бы извиниться за то, что чуть живот мне не вспорол. Тот мяч весил тонну.       Это заставляет Тревора встрепенуться. Он тянется в окно:       — Предлагаю тебе никогда не просить меня извиняться перед тобой. Иначе это будет последнее, что ты вообще когда-либо сделаешь.       — Ладно-ладно, прости, я так не сделаю. Господи Иисусе, — Брэд поднимает руки в качестве защиты.       — Ну и чего тебе надо от меня? Прощения? Хочешь, чтоб я руку тебе пожал?       — Нет, я ж не сопляк, — Брэд выпячивает грудь, пытаясь выглядеть солидно. У него удаётся, типа того — его плечи широкие, на лице застыла мина жестокости, которая могла бы и напугать нужного человека. — Просто хотел познакомиться.       — Эм, что, прости? Зачем?       — Я не думаю, что встречал кого-то вроде тебя. Я знаю, что наговорил всякого, но тебе сколько — двадцать два? Двадцать три? Ты реально пугаешь. У тебя повадки нахала-панка, но это вроде как работает, и… я не знаю, мне просто интересно… Чем ты занимаешься? Вряд ли это законно, я думаю; и я думаю, что это то, чем я бы хотел заниматься.       Тревор моргает. У парня есть яйца, надо отдать ему должное. Он говорит тихо, медленно и тупо, как будто каждое слово доставляет ему боль, но у него есть яйца. Тревор рассматривает его.       — То, чем ты бы хотел заниматься, — повторяет он, и это звучит как вопрос.       — Наверное, торговлей наркотиками?       Тревор фыркает.       — Не. Нет. К сожалению, нет. Во всяком случае, пока нет. Это немного более… престижное занятие.       Конечно, он не должен ничего рассказывать Брэду. Майкл в розыске, и если его когда-нибудь узнают…       Он останавливает себя. Майкла здесь нет.       — Я граблю банки, магазины и всё, что встаёт у меня на пути, — бесстрастно говорит он.       Глаза Брэда сверкают, как бриллианты.       — Ого. Серьёзно? Что ты тогда делаешь в таком городе? Здесь никогда ничего не происходит.       — Просто проездом. Еду в Северный Янктон.       — Да? Бабки там рубишь?       — Может быть.       — Ого, — Брэд тяжело дышит. Тревор думает, что мог бы привыкнуть к тому, что его боготворит эта большая глыба, — можно с тобой?       Тревор смеётся. Он думает о предстоящей долгой дороге через весь штат. Если Брэд будет слишком сильно его раздражать, он всегда сможет выбросить его где-нибудь на шоссе, живого или мёртвого. Он перестаёт смеяться и пожимает плечами, а затем тянется к пассажирской двери.       — Мы не будем останавливаться, чтоб ты собрал вещи. Если тебя устраивает то, что на тебе надето, то, блядь, залезай.       Брэд, ухмыляясь, обходит машину и забирается внутрь.       ---       Они добираются до Лестера чуть больше чем за неделю.       Тревор, к сожалению, научился ненавидеть Брэда к тому времени, когда они припарковались напротив дома. Тот оказался свиноподобным как внутри, так и снаружи. Для молодого человека, который даже никогда не покидал родного города, он ведёт себя так, будто мир ему чем-то обязан; когда Тревор отказался купить ему наркотики, тот так разозлился, что был готов разбить всё что угодно; когда Тревор отказался пойти с ним в стрип-клуб, он сложил руки на груди и пробормотал о том, как легко он может заполучить девушку; когда Тревор отказался назвать ему полные имена Лестера и Майкла, Брэд нахмурился, снова потребовал и снова нахмурился.       Если бы это был любой другой момент, Тревор сразу же сказал бы Брэду отъебаться. Но это момент воссоединения — с Лестером и старой бандой. Воссоединение с Майклом.       Он не может прийти с пустыми руками. Он не может прийти один.       Поэтому Тревор паркуется с Брэдом, который скептически поднимает бровь, глядя на ветхий дом Лестера.       — Это оно?       — Оно самое, — бодро подтверждает Тревор, словно бы не его внутренности сейчас гудят от спидов, которые он принял с утра, или от нервов, которые сжирают его каждый раз, когда он думает о том, с чем может столкнуться.       — Так что… Твой Л работает отсюда, — Брэд принюхивается. — Дом дерьмовый.       — Эй, прояви немного уважения, — говорит Тревор. Брэд всё ещё удивляется ему всякий раз, когда он упоминает свой образ жизни, и, кажется, прислушивается к нему. Но замолкает. — Неважно, как дом выглядит. Важно, что моя банда там. Если ты хочешь произвести на них хоть какое-то хорошее впечатление, тебе нужно поработать над своим ебучим поведением.       — Моим поведением? Вы преступники, так? Какая разница им будет, если я не говорю «спасибо» или «пожалуйста».       Тревор ударяет по рулю. Ладонь задевает клаксон, что заставляет Брэда подпрыгнуть, а в окне Лестера наверху дёргается занавеска.       — Извини, конечно, Снайдер, но напомни мне, сколько сделок ты со мной сделал? С моей командой? С кем-нибудь?       — Э-э. Ни одной. Сам знаешь.       — Конечно знаю; и если ты будешь продолжать в том же духе, они тоже узнают. Мы уже обсуждали это. Л не работает с дилетантами, и я сомневаюсь, что М тоже захочет с ними работать. Если хочешь вписаться, ты должен проявить немного чёртовой благопристойности.       — Благо… Чего?       — Ты должен быть осторожным, Брэд. Ты должен быть уважительным, и должен следить за тем, чтобы не разозлить их настолько, чтобы они поняли, что ты в жизни даже пистолет в руках не держал.       — Я держал оружие. Я держал тысячу пистолетов. Мой отец…       — Ещё одно замечание. Не упоминай так часто своего отца. Никого, блядь, не волнует, чему учил твой старик. Важно то, что ты можешь сделать.       — Эм. Что я могу сделать?       Тревор вздохнул. Он жалеет, что взял с собой не одного из тех, с кем он проводил дела на юге, а этого идиота. По крайней мере, это могло бы придать правдоподобности тому, что Тревор может быть вполне компетентным и без Майкла.       — Просто говори так, будто ты совершил пару ограблений, или, что ещё лучше, вообще не говори. Может, их впечатлят твои грёбаные плечи гориллы.       — А если они мне не поверят?       Тревор знает, что они ему не поверят. Лестер захочет навести справки, а Майкл, если он здесь, будет полагаться на свою интуицию. Брэда вышвырнут, и никто по нему особо скучать не будет.       — Повторяю, — с нажимом произносит Тревор, — не открывай рот вообще. Сейчас самое время начать.       Брэд тяжело вздыхает и скрещивает руки на груди. Он смотрит на дом Лестера, потом на Тревора, а потом снова на дом. Тревору остаётся лишь задумчиво смотреть на входную дверь. На подъездной дорожке припаркована машина, которую он не узнаёт.       Майкла, скорее всего, здесь нет. Возможно, он с Амандой и ребёнком, делает вид, что не скучает по Тревору вопреки словам Лестера. Возможно, Аманда поняла это и не замечает страсти в их поцелуях. Возможно, в их поцелуях всё ещё есть страсть, и настала очередь Тревора её уловить.       Тревор облизывает губы и хмурится. Он понял уже давно, блядь, слишком давно. Он прекрасно осведомлён о приоритетах Майкла.       — Тревор? — спрашивает Брэд, постукивая его по плечу. — Мы зайдём или как?       — Что мы делаем, — говорит Тревор сквозь стиснутые зубы, — так это молчим, чтобы я не разозлился и не вырвал тебе язык из горла.       — Мы ехали целыми днями всю неделю, а теперь просто, блядь, смотрим на дом. Я не понимаю.       Брэд всё ещё слишком туп, чтобы понять все прелести ума Тревора. Это опасная игра, и вряд ли он выйдет из неё победителем.       Тревор не понимает, почему Брэд так хотел сбежать с ним из дома, если не собирается относиться к нему с тем восхищением, которого он заслуживает. Он должен слизывать грязь с его ботинок, а не сомневаться в его мотивах. Лестер возненавидит его. Майкл захочет убить. Тревор едва может дождаться этого.       Гудок клаксона, кажется, не вызвал никаких подозрений кроме дёргания занавески. Прихрамывающий Лестер не вышел чтобы посмотреть, кто стоит на пороге.       Брэд снова вздыхает и открывает рот, чтобы наверняка сказать что-то медленное и глупое, но не успевает, так как входная дверь распахивается, и Тревор поднимает руку, чтобы заставить его замолчать. Он наклоняется вперёд за рулём, глаза слегка прищурены.       Стройная девушка выходит из дома. На ней красные туфли на каблуках и платье с леопардовым принтом; она улыбается через плечо. Тревор моргает.       — Лестер, старый ты пёс, — бормочет он, вроде как впечатлённый. Брэд переводит на него взгляд.       — Лестер? Это имя Л?       — Держи себя в руках, если хочешь дышать завтра, — неопределённо отвечает Тревор, не отрывая взгляда от двери. Он никогда не думал, что начнёт скучать по унылому виду хромого Лестера Креста, но он понимает, что, в конце концов, ему нравится это чувство. — Интересно, сколько он за неё заплатил.       Брэд щурится, наблюдая за тем, как девушка достаёт компактное зеркальце и поправляет волосы.       — Не такая уж она и симпатичная. У меня была одна девушка летом, ты б её видел. У неё были такие большие сиськи, что я едва мог их удержать, а её рот…       — Я не хочу слушать о твоих вымышленных завоеваниях. Просто заткнись на минутку, ладно?       Входная дверь остаётся открытой. Брэд что-то бормочет в ответ, но Тревор его не слышит; кто-то выходит вслед за дамой из дома, с зажжённой сигаретой в руке. Мужчина, кажется, благодарит её со всем обаянием мира, которое у него есть, а она подмигивает ему, затем идёт по улице на нетвёрдых ногах. Мужчина смотрит ей вслед.       Майкл смотрит ей вслед.       — Это Лестер? — спрашивает Брэд, и в ответ слышит молчание, — T? Тревор? Тревор? Это Лестер?       Тревор стучит кулаком по рулю. Он сигналит снова, и Майкл, находящийся на другой стороне улицы, подпрыгивает, оглядываясь по сторонам. Он прищуривается и смотрит на них, протягивая руку к поясу своих брюк.       — Нет.       — Тогда кто это?       — Я же сказал тебе молчать.       — Но…       Тревор выходит из машины. Его грудь сдавливает от предательства, и на этот раз оно даже не столько личное. Он чувствует себя оскорблённым за Аманду. Майкл отдал тепло Тревора только для того, чтобы жениться на ней и растить их общего ребенка, и вот спустя несколько месяцев он выпроваживает какую-то напудренную проститутку из дома в двух штатах от его драгоценной грёбаной семьи. Если это не Тревор, делящий с ним постель и глотающий его грехи, то это не должен быть никто.       Майкл перестаёт щуриться и опускает руку. Он смотрит через пустую улицу на Тревора, который тяжело дышит под мерцающим фонарем.       — T? — зовёт Майкл.       — Майки, — холодно говорит Тревор. На лице Майкла появляется ухмылка, которая даже с такого расстояния делает его моложе, и он переходит дорогу, не обращая внимания на приближающиеся машины. Прежде чем Тревор успевает отругать его за то, что он — неверный ублюдок, его заключают в объятия. Руки Майкла такие же сильные, как он и помнит. Глаза Тревора закрываются.       — Какого чёрта ты здесь делаешь? Почему ты вообще не звонил? Где ты был?       — Мне стало скучно, я был занят там, на юге, — говорит Тревор. Майкл отстраняется и качает головой, но он всё ещё ухмыляется. Тревор вместо этого гримасничает. — Ты, э-э, снова живёшь здесь?       — Типа того. Только пока у нас есть работа, в остальное время я живу с Амандой и Трейси.       — Точно, — говорит Тревор, глядя в сторону удаляющейся женщины, которая теперь была лишь смутной фигурой вдалеке, — Аманда. Твоя жена.       Майкл хмурится:       — Эй, я знаю, о чём ты думаешь, но всё в порядке. Я знаю, что делаю.       — Конечно. Хотя она наверняка не знает, да?       — У Мэнди и без меня хватает забот. Это был всего лишь разовый случай, клянусь. Ей не нужно знать.       Он выглядит виноватым, в любом случае, и отворачивается, чтобы избежать взгляда Тревора. Наверху в доме открываются занавески, и Лестер выглядывает из-за них. Его глаза расширяются при виде Тревора, а затем сужаются, и он начинает жестами приказывать им уйти с улицы в дом. Сейчас же.       Тревор скалится ему в ответ и остаётся стоять на месте.       Брэд выходит из машины, весь неуклюжий и не понимающий, чему он помешал. Майкл моргает, когда мужчина встаёт во весь рост и смотрит на них.       — Кто это, чёрт возьми?       Тревору хочется, чтобы это был кто-то более впечатляющий, чем Брэд Снайдер, суетливо обходящий машину и протягивающий Майклу толстую руку. Майкл просто смотрит на него с укором.       — Я Брэд.       — Ага.       Брэд медленно опускает руку. Его глаза темнеют — а может быть, это тень, отбрасываемая на них — когда он морщит лоб и склоняет голову. Если бы тот хоть немного нравился Тревору, он мог бы посочувствовать ему. А так только воодушевился явным отказом.       — Да ладно, Майк, не будь таким. Брэд не плохой парень, — он похлопывает Майкла и Брэда по плечам. — Брэд, это М.       — Тот парень, с которым ты работаешь?       Тревор бросает на него свирепый взгляд, от которого тот слегка бледнеет. Он закрывает рот. Невысказанное напоминание о том, что нужно иметь хоть какое-то чёртово уважение, кажется, дошло до Брэда. Майкл расправляет плечи. Он на пару дюймов ниже Брэда и немного худее, но всё равно выглядит гораздо более устрашающе.       Тревор приближается к нему. Ему приходится сжимать челюсти, чтобы не расплескать чувства, чтобы не сказать, как сильно он скучал.       За всё время, проведённое ими в разлуке, Тревор с удивлением обнаруживает, что Майкл выглядит таким же. Он не кажется таким уж послушным теперь, когда на его плечи легла забота о молодой семье. Он немного поправился. Его волосы подстрижены коротко и модно. На нём костюм, манжеты рубашки неровно заправлены. Кожа под его глазами чуть темнее, а сам взгляд стал более безумным, но в остальном — он всё тот же Майкл Таунли.       Тревору интересно, что видит Майкл, когда смотрит на него.       — Ты серьёзно? Привезти этого олуха сюда? — спрашивает его Майкл. В голосе звучит неоправданное раздражение.       — Да. Расслабься, парень. Всё в порядке. Мы все в порядке. Почему бы нам не уйти с улицы, пока мы не довели Лестера до инфаркта?       Он оглядывается. Лестер уже стучит в окно и явно яростно ругается. Майкл поднимает взгляд и смеётся.       — Да, да, конечно. Заходи, — он украдкой смотрит на Брэда, — пожалуй.       Он переходит улицу и входит в открытую парадную дверь. Тревор держится рядом с ним и повторяет его шаг. Брэд, разочарованный, отстаёт. Он продолжает вздыхать таким большим, слишком важным тоном, что заставляет сердце Тревора биться чуть быстрее от злости. Брэд делает только хуже.       После того как входная дверь трижды заперта, они усаживаются за кухонный стол. Майкл приносит им всем по пиву — и Лестеру, который, как слышно, медленно спускается по лестнице, тоже. Майкл, на удивление, садится рядом с Тревором, который прикусывает нижнюю губу, чтобы не улыбнуться.       Брэд садится напротив них, окидывая взглядом убогую обстановку.       — Итак, — пытается начать Тревор, после того как чуть не сломал зуб, открывая бутылку пива, — Майкл.       Он останавливается. Одного слова «Майкл», безусловно, достаточно, чтобы сказать всё, что он хочет. Он даже не уверен, что его останавливает присутствие Брэда. Он избегал этого человека больше года, и теперь, когда он снова здесь, как будто ничего не изменилось. Он больше не думает о браке. Майкл, очевидно, тоже не думает о нём.       Тот тихонько смеётся:       — И это всё? Это всё, на что ты способен?       Брэд как-то странно смотрит, и Тревору становится жарко. Он смотрит на своё пиво, которое крутится между пальцев. Прикусывает свой язык.       Майкл, явно расстроенный, смотрит на Брэда.       — Снайдер, да?       — Просто Брэд, — чеканит ледяной ответ тот, на что Майкл поднимает бровь.       — Понятно. Ты какая-то большая шишка, откуда бы ты ни был, да? Так разговариваешь с чужими людьми и ждёшь к себе уважения?       Брэд надувает грудь. Тревор смотрит на него и желает ему сдохнуть нахрен.       — Мне не нужно уважение людей, приятель. Я просто хочу сосредоточиться на своей работе.       Фраза застаёт Тревора врасплох. Насколько он мог судить из их разговоров по дороге сюда, Брэд никогда в жизни не работал.       — Твоя работа? Какой работой ты занимаешься, парень?       — Э-э… — Брэд переводит взгляд на Тревора в поисках указаний, но Тревор сохраняет бесстрастное лицо, — ничего особенного. Я… ограбил пару банков в Южном Янктоне с одной командой. После этого мы разошлись в разные стороны, но мне очень понравилось.       — О. Сколько получилось?       — Эм. Всё было… знаешь… Не радужно. Просто небольшой банк. Где-то… по пятнадцать тысяч каждому.       — Пятнадцать тысяч — не такой уж плохой куш, — Майкл откидывается назад и рассматривает парня. Тревор не может сказать, доволен он или раздражён тем, что ложь Брэда сработала. Он всё ещё пытается понять, зачем он вообще привёл этого человека сюда. Через мгновение Майкл поднимает своё пиво и прикладывается к бутылке Брэда, — Это совсем не плохо.       Лестер, прихрамывая, входит в комнату и нарушает предварительное перемирие между Майклом и новичком. Тревор тут же вскакивает на ноги, и Лестер вздрагивает.       — Что? — громко спрашивает он. — Ты всё ещё боишься меня, блядь, Л? Я тебя пальцем не трону.       — Сегодня не тронешь, — бормочет Лестер, усаживаясь рядом с Брэдом, — Ты до сих пор должен мне новое зеркало. Ты кто?       Он меняет направление своей речи так быстро, что Брэд только моргает. Он не выглядит впечатлённым внешним видом Лестера. Тот тоже немного потолстел, отмечает Тревор, и его волосы начали редеть на макушке.       — Это Брэд, — говорит Майкл, как будто это его друг.       — Мне нужно отлить. Вы трое ведите себя хорошо, — говорит Тревор и идёт наверх. Сходить в туалет занимает у него рекордное время, только чтобы быстро вернуться назад. Ему не понравился собственнический тон в голосе Майкла.       Так долго Тревор вёл своё собственное шоу. Он планировал и принимал решения. Он выбирал, с кем ему работать, а когда Мэри предала их, он догнал её и выстрелил ей в голову. Его коллеги согласились с этим.       И всё же он принял решение вернуться сюда и снова влиться в игру Майкла. Он сглатывает, смотрит на своё отражение в зеркале и застёгивает молнию.       Когда он возвращается, Майкл смеётся над какой-то глупостью, которую только что сказал Брэд, а Брэд ухмыляется, потому что, конечно, он слишком туп, чтобы понять, когда над ним издеваются. Лестера читать труднее, и когда Тревор садится, он встречается с ним взглядом и смотрит, явно спрашивая, почему тот решил, что это нормально — приводить в их среду незнакомца.       У Тревора нет ответа. Он снова смотрит на Майкла.       — Итак, — говорит Майкл, откинувшись в кресле, — кем ты был, Брэд? Стоял на шухере?       — На шухере? Нет. У меня нет прав.       Майкл уставился на него, а Лестер подавил смех. Тревор морщится и хочет вырвать этот глупый высокомерный язык прямо изо рта Брэда.       — Ты что, блядь, шутишь?       — Нет, Тревор, я… что в этом плохого? Мне всего девятнадцать, есть время научиться.       — Пожалуйста, Тревор, скажи мне, что ты не привёл какого-то придурка-подростка к нам на работу, у него нет сраных прав. Это странно даже для тебя.       — Отъебись, — говорит Тревор, целясь в Майкла ногой под столом, — я не знал, что он такой бесполезный.       — Что? Я могу научиться, ребята! Это не такая уж большая проблема.       — Есть большая разница между обучением и тем, чтобы суметь хорошо вести машину, находясь под давлением. Чёрт возьми, мы здесь не для того, чтобы готовить новых протеже и учить детей водить. Мы здесь пытаемся вести профессиональную деятельность, а не сверкать лицами перед новичками, которые не могут даже связать две фразы вместе.       — Хэй, приятель, я не вру, если ты это пытаешь сказать.       — Хрена с два ты банк ограбил.       — Ты всего на несколько лет старше меня, и, видимо, ты уже всё это проделал.       Майкл вздыхает. Он проводит руками по лицу. Лампа мигает, Лестер вздыхает. Брэд смотрит на каждого из них по очереди, но его взгляд задерживается на Майкле, который теперь не смотрит на него.       Брэд наклоняется вперёд.       — Послушайте меня. Я знаю, что я молод. Да, у меня нет ни цента. Я знаю, что ты, вероятно, работаешь с людьми гораздо более впечатляющими. Я понимаю это. Я просто хочу, чтобы ты знал, что… Я хочу этого. Я хочу работать с вами. Я сделаю всё.       Майкл опускает руки. Он коротко смотрит на Тревора, а затем на Брэда. Его глаза горят и светятся.       — Мы можем поговорить об этом завтра, парень. Останешься здесь на ночь, раз уж Тревор подобрал тебя.       — Эй, — начинает Тревор, как раз когда Лестер говорит:       — Это не твой дом, Майкл.       — Он остаётся здесь на ночь, — твёрдо говорит Майкл. Брэд неуверенно улыбается ему.       *       Тревор спит на диване. На мгновение перед сном он подумал о том, чтобы присоединиться к Майклу в его комнате, и хотя его желудок горел от желания, а руки начинали трястись при мысли о том, чтобы снова прикоснуться к нему, всё равно решил отказаться. Его простыни, вероятно, всё ещё пахли той проституткой.       Вместо этого он наблюдал, как Лестер проводил Брэда в свободную комнату, а затем скрылся в своей. Вероятно, он предполагал, что Тревор тоже пойдёт в комнату Майкла.       Но он этого не сделал. И проснулся с больной от подлокотника дивана шеей. У него проклятый стояк, и он не может представить, чтобы кто-то здесь смог бы ему помочь. В воздухе улавливается запах чего-то странного, и он вздыхает. В любом случае, наверное, пора в душ. Холодный душ.       Когда он встаёт и потягивается, то замечает пустое место на стене, где когда-то висело зеркало Лестера. Стекло зеркала неплохо вспороло руку Тревора тогда, давно. Даже когда он стоял у прохода в церкви рядом с Майклом и Амандой, ему было больно (конечно, ему было больно, напоминает он самому себе и трясёт головой, чтобы выбросить всё из головы).       Зато есть новый телевизор, больше и шире — вероятно, это дело рук Майкла, и это единственное изменение за год с тех пор, как он покинул это место. Ощущение странное. Может быть, он вернулся в прошлое, и его тёплый, буйный год на юге был всего лишь странным лихорадочным сном, пришедшим после того ядовитого брака.       Утренний стояк уже совсем прошёл, но он всё равно отправляется наверх, чтобы принять душ.       Сейчас раннее утро, солнце едва взошло, поэтому на лестничной площадке царит кромешная тьма. Он нащупывает свет и морщится от его резкости. Он должен поговорить с Лестером о том, чтобы тот вложил деньги и купил абажур, если, конечно, он способен расстаться с такой суммой.       Душ холодный. И будет таким, хочет этого Тревор или нет. Он задыхается; шампунь попадает ему в глаза, но, когда он выпрыгивает из кабинки, то, по крайней мере, пахнет немного лучше. Он дрожит, растирается старым испачканным полотенцем и надевает вчерашнюю одежду. Он изо всех сил старается не думать о Майкле, крепко спящем в соседней комнате.       Увидев его, он не испытал такого шока, как ожидал. Это только пугает его ещё больше — всё было похоже на возвращение домой. Ощущение, что его желудок, измученный голодом и раздражением на Брэда и спиды, наконец-то поселился где-то глубоко, где тепло и правильно. Майкл улыбнулся ему. Майкл обнял его. Это имя, этот слог — Майкл — оно стало для него мантрой, и теперь, когда он снова с ним, то решил, что не стоит мучиться и снова уезжать.       Они вернутся в игру. Они могут не трахаться, и, возможно, это сведёт Тревора с ума, но они снова будут вместе. Они сорвут такой куш, о котором раньше только мечтали — может быть, даже большой. Тревор и Майкл. Мотели, пыль и стрип-клубы. Они возьмут на себя весь мир.       Он глупо ухмыляется про себя. Он выгонит Брэда, а Лестер повесит на стену одну из своих пробковых досок, и они будут планировать всю оставшуюся жизнь вместе. Тревор широко зевает, возвращаясь на лестничную площадку и почёсывая живот. Он решает разбудить Брэда и сказать ему, что лучше убраться отсюда и нахрен забыть их имена и лица, иначе его выследят, как дикого зверя, и убьют на месте.       Он распахивает дверь в свободную комнату.       — Так, Снайдер, пора тебе подниматься и валить, — говорит он так громко, что, наверное, будит весь дом. Подойдя к кровати, он встряхивает одеяло, поднимая его…       Пустое место. В кровати никого.       Тревор щурится. Маленький засранец мог уйти, не объявив об этом, или, что ещё хуже, пойти на кухню и накормить себя завтраком, которого он ни хрена не заслуживает. Он отворачивается и выбегает из комнаты, готовый поднять весь ад на уши.       Дверь в комнату Майкла со скрипом открывается, и оттуда выходит сам Брэд. Он зевает так же широко, как Тревор только что. Его глаза опухшие от сна, а светлые волосы разметались по плечам. Он выглядит измученным. Он выглядит удовлетворённым.       Он выглядит хорошо оттраханным.       Сила гнева, проходящая через Тревора, замораживает его, и он не может сразу же двинуться с места. Как будто кто-то разодрал ему челюсть и залил кислоту прямо в горло. Он чувствует, как ярость, раздирающая желудок, заставляет красный туман появиться снова. Всё его тело начинает дрожать.       Брэд бросает на него странный взгляд.       — Ты ужасно выглядишь, Тревор.       Тревор бросается к нему, весь в праведной ярости. Брэд начинает отступать, поднимая ладони, но Тревор хватает его за волосы прежде, чем он успевает вырваться. Он ударяет его головой о дверную раму.       — Ты кусок срани, — кричит он. Крик вырывается из его нутра и разливается по всему дому. Он снова ударяет головой о раму, и на этот раз на ней остаётся уродливое пятно крови.       — Какого хрена? — кричит Брэд, борясь с железной хваткой. — Слезь с меня, ты, ёбанный маньяк! Я надеру тебе задницу!       — Да? Да? Сможешь? — Тревор отбрасывает его, и парень тяжело приземляется. Его лицо покраснело и побагровело, и он вскакивает на ноги, наваливаясь всем весом на Тревора.       Через секунду он снова прижимает его к полу и поднимает кулак. Он сильно ударяет Тревора и посылает его сознание по спирали; ошеломлённый, он смотрит на Брэда и его огромный окровавленный лоб и пытается оттолкнуть его, но пальцы не сжимаются в кулаки.       — Урод! — шипит Тревор. Пальцы Брэда тянутся к его горлу.       Его хватка настолько плотная, что Тревор чувствует, как нежная кожа вокруг татуировки на шее уже покрывается синяками. Он толкается изо всех сил, но бёдра Брэда плотно обхватывают его, и хватка не хочет ослабевать. Пальцы Тревора бесполезно царапают руки, пытающиеся его задушить. Он задыхается и кричит так громко, как только может, но всё, что выходит — это жалкие звуки, хриплые слова, которые он не может контролировать.       Когда красный цвет превращается в белый или чёрный, или ещё какой-нибудь цвет, которого он никогда раньше не видел, он не думает о Брэде Снайдере, уродливом и убийственном, не думает о загробной жизни, не думает о Майкле. Он думает о своей матери и о том, что она никогда не узнает, что её самый младший, самый преданный сын мёртв. Это нагоняет тьму ещё быстрее, когда он думает о её прекрасном опустошённом лице.       — Эй! Эй! — раздается крик. Воздух стремительно наполняет лёгкие, когда Брэда отпихивают и он сам падает.       Тревор просто лежит, глубоко вдыхая воздух, моргая и пытаясь снова и снова забыть свою мать. Он потирает больную шею. Он думает, что перекрытие кислорода, возможно, изменило его мозг или что-то в этом роде, потому что он уверен, что видит, как Майкл смотрит на него такими обеспокоенными глазами, такими прекрасными глазами, и разбивает кулаком нос Брэда.       Лестер подходит к Тревору сзади и тянется вниз, чтобы подхватить его. Тревор позволяет поднять себя и тоже пытается помочь, пока не встаёт на нетвёрдые ноги, всё ещё вдыхая огромные глотки воздуха.       — Я… Я…       — Ты в порядке? — спрашивает Майкл, ставя ногу на грудь Брэда, чтобы удержать его в таком положении. — Что, блядь, случилось?       — Он напал на меня! — кричит Брэд, но Майкл заставляет его замолчать ударом ноги и снова поворачивается к Тревору.       — Что случилось, Т?       Тревору требуется некоторое время, чтобы заставить свои голосовые связки работать. Когда он наконец заговорил, это был не более чем шёпот.       — Я напал на него, — просто говорит он, и Майкл хмурится.       — Почему? Что он сделал?       Тревор смотрит на него, вспоминая истинную причину всего этого. Майкл — само обаяние, вся его помпезная, нелепая обходительность — заманил широкоглазого светловолосого идиота в свою постель.       Он вдруг задаётся вопросом, не в этом ли причина всего этого. Майкл приводит в свою жизнь новых мальчиков, мужчин, женщин — кого угодно. В процессе посвящения он их трахает. Он заставляет их влюбиться в него. Он показывает людям, что мир откроется для них, если они будут правильно к нему относиться. Ему становится скучно. Он переходит к следующему.       Возможно, те ночи с Тревором для него почти ничего не значили. Он бросил его довольно скоро ради Аманды, бросил её ради обещания сладкого секса с проституткой, а теперь он нашел нового завоевателя, и за считанные часы готов расстаться и с ним.       — Ты трахался с ним, — говорит он.       Лестер, стоящий рядом Тревором, делает небольшой шаг в сторону и прочищает горло.       Майкл выпрямляется и убирает ногу с Брэда. Он смотрит на Брэда, потом на Лестера, а затем снова на Тревора. Его лоб морщится.       — Что, прости?       — Он вышел из твоей комнаты. Я не ёбаный идиот, Майки.       — Ты что, смеёшься?       — Ты трахнул его, а я уебал его огромную голову, пока у него не пошла кровь. Он разозлился. Он пытался убить меня, блядь. Тебе этого достаточно?       Что-то тёмное и насторожённое таится в глазах Майкла. Это что-то близкое к страху, но не совсем — Тревор смотрит прямо в ответ, и взгляд исчезает. На смену ему приходит злоба.       — Не то чтобы это имело значение, но я его не трахал. Мы разговаривали. Вот и всё.       Никто в комнате не верит его лжи. Лестер качает головой и смотрит в сторону, на кровь на стене. Возможно, он думает о том, как её убрать, но Тревор делает вид, что тоже злится на Майкла.       Тревор смотрит на него, пока Майкл не отводит глаза. Он грубо поднимает Брэда на ноги. Брэд пытается снова наброситься на Тревора, даже когда его разбитый нос заливает кровью подбородок и грудь, но Майкл удерживает его.       — Тебе нужно убираться отсюда, парень, и я имею в виду сейчас. Убирайся отсюда и никогда даже не думай о возвращении.       Брэд моргает на Майкла.       — Что? Но… но ты сказал, что я могу работать с вами, если я… Ну, ты понимаешь.       Отсосу тебе, вот невысказанная правда. Тревор горько смеётся и вскидывает руки вверх. Майкл слегка краснеет и сильно трясёт Брэда.       — Заткнись нахуй и слушай. Ты выходишь отсюда, идёшь домой, устраиваешь себе свою маленькую жизнь и забываешь всех, кто находится в этом доме. Ты забудешь этот дом, ты забудешь эту улицу, ты забудешь наши имена. Если ты кому-нибудь, когда-нибудь скажешь про нас, я клянусь, что ты умрёшь, и это не будет безболезненно. Ты меня понял, Снайдер?       Брэд тупой, но, кажется, он понимает, когда его бьют. Он смотрит в пол.       — Да. Да, понимаю. Теперь отпусти меня.       Майкл слегка пихает его. Брэд исчезает в комнате Майкла. В его отсутствие Тревор начинает дышать немного легче. Лестер нервно смотрит между Майклом и Тревором. Майкл просто смотрит в пол, как капризный ребенок, которого наказали родители.       Возвращается Брэд полностью одетый. Он проходит мимо них и спускается по лестнице. Майкл кричит ему вслед:       — Я серьёзно, Брэд Снайдер. Если ты кому-нибудь расскажешь, я с тебя живьём шкуру спущу.       Лестер спускается вниз, чтобы отпереть дверь и выпустить его. Когда он снова поднимается по лестнице, то злобно смотрит на них обоих.       — Вы двое — идиоты, — говорит он и тяжело выдыхает через ноздри, — Тревор, ты привёл сюда этого незнакомца. Я не совсем уверен почему, но это явно была ошибка, которая могла стоить нам всего. Разве ты не знаешь, как работает вся эта штука с залеганием на дно и не попаданием в поле зрения копов?       — Эй, я не знал, что он…       — И ты! — говорит Лестер, поворачиваясь к Майклу, который действительно вздрагивает, — ты ещё хуже! Мне плевать, с кем ты спишь, но та проститутка была ужасна, а потом ты говоришь какому-то неопытному маленькому дерьму, что он может работать с нами в обмен на сексуальные услуги! Ты пытаешься нажить себе врагов, которые действительно могут тебе навредить?       — Навредить мне? — Майкл насмехается, превращаясь в браваду. — Он не может мне навредить.       — Он едва не убил Тревора! В любом случае, я не об этом, и ты это знаешь. Если он расскажет, то тебя могут поймать! Нас всех могут поймать. Ты только что дал ему все основания предать нас!       — Эй, мужик, я ни хрена не делал!       Тревор разразился смехом.       — Мы с Лестером не вчера родились. Какой-то парень выходит полуголым из твоей комнаты на рассвете и говорит, что ты пообещал ему работу? Не нужно быть гением, чтобы понять, чем ты занимался прошлой ночью.       — Как будто ты не спал с ним до этого, — смеётся Майкл. Его глаза безумны и неистовы. Они смотрят на потолок, стены и в окно. Они никогда не встречаются ни с чьим взглядом. — Прости, если я… Прости, если он был твоим, но…       — Может, ты хоть на секунду прекратишь трепаться?       Тревор ударил бы Майкла прямо здесь и сейчас, если бы не думал, что его кулак отскочит от его каменного сердца. Майкл — самый забывчивый и глупый человек, с которым он когда-либо имел несчастье столкнуться.       Вместо этого он опускает руки. Его шея горит.       — Пошёл ты, — бормочет он и поворачивается, чтобы спуститься по лестнице. Никто не идёт за ним следом.       *       Тревор целый день сидит дома. Город так странно знаком ему. Место действительно хорошее — местные жители дружелюбны и не осуждительны, улицы чистые. Даже кафе, в которые захаживают разные фрики, обладают неярким шармом.       Чаще всего Тревор гуляет и смотрит на всё и всех. Он проводит час в стрип-клубе, возле которого когда-то убил вышибалу. Сейчас это просто бар, и никто не узнаёт его, пока он запивает свой гнев. Никто не говорит о красных пятнах, которые расцвели на его шее. Бармен даже не смотрит на него.       Как только его разум хорошенько пропитывается пивом, он уходит и снова отправляется бродить по улицам. Он думает о Брэде, который уехал автостопом из штата, и о том, как Майкл выглядел в утреннем свете. Тревор ненавидит их обоих.       Глупо было возвращаться сюда и ожидать какого-то счастливого конца. Какая бы история ни была у них с Майклом, она была наполнена предательством, горечью, похотью, вызванной метом, кривой улыбкой Майкла и тем, как Тревор любит его.       Он засовывает руки в карманы и направляется обратно домой.       На углу, в трёх кварталах, стоит телефон-автомат. Тревор останавливается и рассматривает его. Список известных ему номеров короткий: у него есть номер матери, но телефон в трейлере давно отключён. Номер Лестера. Номер Джеймса, одного из ирландских братьев, с которыми он работал в прошлом году и которые ушли в мексиканскую наркоторговлю. Вот и всё.       Он обдумывает возможные варианты. Он может вернуться к Лестеру и Майклу и столкнуться со стыдом в ярко-синих глазах Майкла, а может позвонить Джеймсу и узнать, есть ли шанс, что он сможет снова присоединиться к нему на юге.       Тревор закрывает за собой дверь будки и роется в кармане в поисках мелочи. Он набирает номер. После двух гудков трубку берут.       — Кто это? — приветствие.       — Это Филипс.       — Кто… О. Оу. T?       — Единственный и неповторимый, — усмехается Тревор. Джеймс был одним из лучших, с кем он когда-либо работал, не считая Майкла, Лестера и, возможно, Моисея. Он умел контролировать свою ярость под давлением, что вызывало восхищение, и никто, казалось, никогда не мог его наебать.       — О, привет. Как дела?       — Ты знаешь. Работаю. Как обычно. Как у тебя дела?       — А, всё классно. Просто блестяще. Я никогда в жизни не видел столько денег. Купаемся в них.       Тревор смеётся. Он знал, что этот парень чего-то добьётся.       — Это… это здорово. Рад за тебя, я серьёзно.       — Спасибо. Ценю это, знаешь ли. Ты всё ещё работаешь со старой командой?       — Нет. После того, что случилось с Мэри…       Джеймс вздохнул.       — Я знаю. Очень жаль.       — Так надо было.       — Я знаю, но… — Джеймс снова вздыхает, — неважно. Полагаю, ты звонишь не чтобы любезностями обменяться. Чем я могу помочь?       — Это касается твоего бизнеса. У тебя всё хорошо. С твоих слов. Я хотел бы узнать, есть ли у вас на предприятии вакансии для человека с большим опытом и кучей энтузиазма?       Он говорит это задиристо, как будто это шутка, но Тревор правда имеет в виду всё, что произносит. На линии тишина.       — Джеймс? Ты здесь?       — Да. Я тут, Тревор, — Джеймс снова вздыхает. Этот вздох настолько тяжёлый, что у Тревора сразу опускаются плечи, — не то чтобы мы не хотели, чтобы ты работал с нами... Мы знаем, что ты можешь справиться с собой.       — Но? — спрашивает Тревор, стиснув зубы. Он начинает краснеть от возмущения.       — Но… то дерьмо с Мэри напугало нас. Ты не дал ей шанса объясниться, прежде чем просто… пристрелить её.       — Тогда ты ничего не сказал. Был слишком погружён в передел денег.       — Если бы мы что-нибудь сказали, ты бы и нас пристрелил. Я не собирался ввязываться в это безумие.       Левая нога Тревора начинает подрагивать. Мимо проходит молодая женщина в колготках-сеточке и встречает его взгляд. Он смотрит на неё, пока она не ретируется.       — Так ты хочешь сказать, что я слишком нестабилен, чтобы быть в твоей команде? Ты не хочешь, чтобы кто-то настолько ёбнутый был в бизнесе?       Джеймс, всегда такой смелый и откровенный, прочищает горло.       — Да, Т. Прости.       Линия разрывается.       Тревор осторожно кладет трубку обратно на крючок и уходит из стеклянной клетки. Ночной воздух наполняет его лёгкие, когда он делает глубокий вдох.       Он с ужасом вспоминает себя на пороге поступления в ВВС. Впервые за всю свою жалкую жизнь он был полон ликования и оптимизма. Потом вошла та женщина, провела собеседование и просмотрела длинный список его проступков. Её темные суровые брови приподнялись над чёлкой. Её губы — он помнит их, тонкие и накрашенные розовым — сжались.       Нестабильный. Именно так она его описала. Нестабильный и агрессивный. Этими словами, а также своим большим штампом, она приговорила его к статусу монстра. У него не было другого выбора, кроме как стать им.       В этот раз Тревор даже не пытается делать вид, что он контролирует себя. Он вспомнил успокаивающий тон голоса своей матери, когда был маленьким, до того, как дьявол-отчим проник в их семью. Она всегда приглаживала волосы у него на лбу и говорила, что он её особенный мальчик, самый любимый в мире. Тревор снова представляет себе тепло её рук, закрывая глаза.       Когда открывает их, он становится сильнее. Он начинает медленно идти к дому Лестера.       Он не уверен, что подумала бы его мама, если бы увидела его сейчас. Возможно, она гордилась бы тем, что он копит деньги на банковском счёте, который Лестер открыл для него, но, зная её, она может и не гордиться. Хотя она и сама нарушала закон и, вероятно, до сих пор гниёт в тюремной камере где-нибудь; мама может быть не слишком довольна тем, что он убил, и не только ради работы.       Тревор доходит до дома Лестера. Свет выключен, но машина Майкла стоит на подъездной дорожке. Тревор проверяет часы. Девять вечера.       В доме воняет сигаретами, и Тревор не удивлён. Это был чертовски напряжённый день. Он глубоко вдыхает, вспоминая вкус сигарет на языке Майкла, и направляется в гостиную.       Свет выключен. Тяжёлый храп наполняет комнату; Майкл лежит лицом вниз на диване, рука свисает, вялые пальцы каким-то образом всё ещё держат почти пустую бутылку пива. Он одет в свой костюм. На костяшках пальцев засохшая кровь Брэда. Тревор задерживается в дверном проёме и чувствует голод.       Он садится в кресло Лестера у телевизора, ноги расставлены, руки на коленях. Его ещё преследуют воспоминания об отказе, и он уже не уверен, какой именно задел его больше. Проезжающие мимо машины оставляют на стене ползущие тени. Они погружают лицо Майкла в кромешную темноту, но когда он поднимаются, оно снова освещено. Тревор наблюдает за ним. Он едва моргает, вздыхает долго и медленно. Шея болит.       Через некоторое время — через долгое время, в течение которого Тревор почти засыпает, наклонив голову вперёд — Майкл начинает шевелиться. Он поднимает руку, и бутылка опрокидывается, пачкая небольшой участок ковра бледным пенистым пивом. Ворча он садится, проводит рукой по лицу.       Тревор вздрагивает и резко просыпается. Майкл смотрит на него.       — Хэй, — говорит Майкл. Его голос хриплый от сна.       — Хэй.       Должно быть, где-то разошлись облака, потому что в окно внезапно проникает тонкая полоска лунного света. Нос Майкла резко выделяется. Тревор следит за мягким центром его губ и языком, который высунулся, чтобы облизнуть их.       — Ты давно вернулся?       — Нет.       Майкл поднимает бутылку пива и хмурится, глядя на пролитую жидкость.       — Где ты был?       — Какая разница?       — Большая. Я волновался. Подумал, что ты уехал.       Тревор зевает так широко, что челюсть начинает болеть, и Майкл тоже начинает зевать. Разговор затихает. Кресло Лестера такое удобное, Тревор может погрузиться в него с головой. Когда он снова смотрит на Майкла, его глаза тяжело закрыты. Он чувствует себя, как и ожидалось, херово. Но это такая стадия херовости, которая может пройти после крепкого сна.       — Я не уехал, — говорит он, складывая руки на коленях и втягивая нижнюю губу между зубами.       Улыбка Майкла искрится, как зажигалка в темноте. Она растапливает замёрзшие кости Тревора и уносит воспоминания о Брэде.       — Я рад это слышать, Т. Лестер хороший парень и всё такое, но он не очень-то любит вечеринки.       Тревор фыркнул.       — Ну да, это само собой. По крайней мере, я-то знаю, как, блядь, расслабиться.       — Это точно. Хочешь пройтись? Мы можем по шашке срубить в городе.       Звучит заманчиво; может быть, возвращение под неоновые огни с Майклом вернёт их на верный путь. Майкл может подымить, а Тревор может найти самую красивую стриптизёршу, и они могут поспорить, пить из одной бутылки и, шатаясь, вернуться обратно, чтобы лечь в постель. Может быть, это произойдёт.       Его снова одолевает зевота.       — Я устал, — признаётся он. Он чувствует себя слишком старым. — Мы поедем в город завтра.       По крайней мере, сегодня, когда Брэд ушёл, свободная комната пуста. В гостиной удушающе тепло, но так уютно, что Тревор не может заставить себя встать, чтобы отправиться в постель. Майкл раздражённо топнул ногой.       — Чего? — спрашивает Тревор. Он не уверен, почему раздражение внутри него такое острое, — если ты хочешь, блядь, веселиться, иди, блядь, веселись! Тебе не нужно, чтобы я держал тебя за руку и вытирал твою задницу.       — Я не об этом.       — Тогда почему ты дуешься, как шестилетний ребенок?       — Я просто… чёрт, чувак, я всё ещё зол из-за того, что случилось сегодня утром. Не могу поверить, что этот мудак пытался тебя задушить.       Тревор внезапно чувствует себя неловко и поднимает пальцы вверх, чтобы коснуться своего горла.       — И я не могу поверить, что ты пообещал ему работу взамен на секс.       — Эй! Всё было не так, ладно? Не делай поспешных выводов. Просто… он пришёл, и вроде как что-то было. Вот и всё. Работа даже не упоминалась. Я сомневаюсь, что парень вообще умеет стрелять.       — Похоже, он решил, что вы договоритесь, — жёстко сказал Тревор.       — Он еблан. Еблан и есть, — улыбка Майкла давно исчезла, и теперь всё внимание Тревора привлекают его глаза, узкие, злые и синие. — Сложно поверить, что ты сбежал от нас, чтобы тусоваться с такими, как Брэд Снайдер.       — Эй, — Тревор почти встаёт на ноги, и только его усталость удерживает его на месте, — я никогда, блядь, не сбегал, так что не делай из меня плохого парня, ковбой.       — Ты исчез больше чем на год, Т. Если это не побег, то я не знаю, что это, — он подносит бутылку к губам и отхлёбывает последние жалкие остатки пива. — Никто из нас не знал, где ты.       — Лестер знал. Он позвонил.       — Да? А, да, точно. Он сумел разыскать тебя, когда у тебя была передозировка и тебя затащили в больницу. Я и забыл об этом. Какой продуктивный способ провести время без нас.       До этого момента они просто тихо шипели друг на друга, но Тревор чувствует, как от ярости его лёгкие становятся железными.       — Это было один раз и даже не передозировка. Просто плохая реакция. Так что не болтай, если не знаешь правды.       — О, ну прости! — преувеличенно серьёзно говорит Майкл. — Я неправильно понял, что такое передозировка? Насколько я знаю, ты накололся с парой придурков и в итоге попал в реанимацию. Прости меня, блядь, за то, что я не знаю правды.       — Один раз, — повторяет Тревор. — Я не так провел свой год. Я уверен, что заработал гораздо больше, чем ты. Я не провёл его, утопая в уюте и заботе с женой и ребёнком, я работал.       — В уюте? В уюте? Слушай, я люблю свою семью, Т, но это был ад для…       — Да, блядь, точно, ты их любишь. Я приезжаю сюда и застаю тебя трахающимся с какой-то шлюхой, а потом спустя пару часов ты трахаешься с каким-то идиотом, который просто заставил тебя почувствовать себя лучше, потому что, по крайней мере, ты не какой-то унылый мешок с дерьмом, как Брэд, а?       Майкл медленно поднимается на ноги. Теперь он смотрит на Тревора действительно серьёзно, его челюсть напряжена, а пальцы сжаты в кулаки.       — Я прав, да? — Тревор смеётся, наконец-то вскакивая на ноги, — я абсолютно прав. Ты ненавидишь, что женился на Аманде. Ты жалеешь, что не уехал из той церкви, когда у тебя была эта чёртова возможность!       — А ты ненавидишь тот факт, что я не сбежал с тобой и не прожил жизнь, которую ты спланировал для нас, — говорит Майкл, голос — откровение, глаза тёмные и требовательные.       Тревор замирает на месте. Такое ощущение, что его ударили кулаком прямо в грудь. Майкл, всегда такой уклончивый в вопросах своих истинных чувств, а в истинных чувствах Тревора — тем более, только что обнажился до костей. Грудь Тревора не перестаёт болеть. Он готов возразить ему, но изо рта не доносится ни звука.       Если бы кто-то другой заставил его чувствовать себя так, он бы испепелил землю, на которой они стоят, но Майкл, как всегда, не такой. Майкл живой.       Тревор чувствует, что умирает.       Гнев на лице Майкла начинает угасать, когда он видит, как Тревор превращается в пыль на его глазах. На смену ему приходит сожаление, которое проступает в каждой чёрточке его лица, и он делает шаг вперёд с вытянутой рукой. Тревор вздрагивает.       — Т, — печально говорит он, — Тревор. Я не это имел в виду, парень. Прости.       — Ты извиняешь, — произносит Тревор. Он пытается говорить ядовито, но звучит просто жалостливо.       — Да, да. Господи, просто… забудь, что я это сказал, ладно? Это было не к месту, мы оба это знаем. Я не хотел ни на что намекать.       Даже когда Тревор снова вздрагивает, Майкл подходит к нему. Его помятый костюм слегка пахнет пивом, и Тревор замечает на нём большое пятно. Он смотрит на него, а не на лицо Майкла, на его широкие, умоляющие глаза.       — Послушай. На самом деле я злюсь потому, что… ну, я не уверен, что Аманда в безопасности, и я чертовски напуган. Чувствую себя ужасно.       Тревор хмурится.       — Её кто-то преследует? Сутенёр?       — Эй, нет у неё никакого…       — Тогда кто?       Майкл выглядит нерешительным. Он облизывает губы.       — Ты.       Тревор искренне задумывается на мгновение, правда ли это. Он отчётливо помнит, как стоял возле того стрип-бара в городе и отключился, прежде чем понял, что держит руки на шее вышибалы. Он помнит, как представил себе, что вырезает сердце Аманды, когда наносит удар ножом в грудь мужчины. Может быть, сегодня утром во время ссоры из-за Брэда он сказал что-то неприятное об убийстве.       — Ты, блядь, о чём вообще говоришь?       — Сегодня утром с Брэдом. Знаешь, ты застал его выходящим из моей комнаты и напал на него, даже не дав ему шанса объясниться. Я… я трахнул его, да, и из-за этого ты попытался разбить ему голову.       — Брэд — придурок.       — Да, я знаю. И помню, как мы впервые встретили Аманду. Тогда ты тоже не был слишком добр к ней, и я не хочу… я не хочу, чтобы она пострадала из-за того, что спала со мной. Не хочу, чтобы она страдала.       Тревор задумывается об Аманде. Он не чувствует ничего тёплого или ласкового, но он не хочет её убивать. Он снова думает о своей матери. Аманда теперь тоже мать. Она заботится о ребёнке, он — часть Майкла. Она — часть его жизни, и Тревор не может изменить это даже кровью.       — Может быть, я и способен надрать задницу такому человеку, как Брэд, — медленно говорит Тревор, — но я не могу поверить, что ты когда-нибудь даже на секунду задумался о том, что я в состоянии ранить твою жену. У меня были сотни возможностей убить её в прошлом году. Я не монстр, Майкл. Хотя тебе было бы гораздо легче, будь я действительно маньяком.       — Было бы легче?       — Тогда ты мог бы сказать, что я больной извращенец и должен держаться подальше от тебя и твоей семьи. Тогда ты бы избавился от меня. Ты ведь этого хочешь, да? Тебе надоели и я, и эта жизнь. Тебе нужен был выход, и Аманда предоставила тебе его.       Майкл выглядит растерянным. Он не отступает, не рассыпается и не подаёт никаких признаков того, что Тревор сказал правду. Он просто выглядит растерянным. Он поднимает руку и прижимает её к лицу Тревора, поглаживая щёку. На этот раз Тревор не вздрагивает. Его глаза закрываются, и он тянется к слишком нежному прикосновению.       — Это неправда. Я обещаю тебе. Ты мне никогда не надоедал, и я никогда не хотел от тебя сбежать. Я чертовски скучал по нашей жизни. Я скучал по тебе каждый день. Я не мог дождаться, когда мы снова будем срывать деньги.       Тревор сглатывает.       — Я обещаю, что никогда не заставлю твою жену и ребёнка страдать. Брэд — другое дело.       Он не объясняет почему, а Майкл не спрашивает.       Майкл проводит по пунктирной линии на шее Тревора, прослеживая синяки.       — Спасибо. Извини, что был не прав.       — Хорошо. Хорошо. Отойди от меня. Задушишь ещё, Иисусе.       — Прости, прости, — бормочет Майкл, отступая назад с поднятыми руками. Тревору сразу же не хватает тепла его рук, но он сглатывает и пытается забыть об этом.       Их ссора дала ему новую жизнь; когда он смотрит на Майкла сейчас, то чувствует, что снова может дышать. Не имеет значения то, что сказал Майкл, его слова, означающие, что чувства Тревора перекинулись на него и просто не совпали с его собственными. Неважно, что Майкл считал его способным хладнокровно убить Аманду. Всё это не имеет значения. Майкл простил его за год их разлуки, а он простил Майкла за то, что стал причиной этого. Они снова будут строить свою жизнь вместе.       — Мы с Лестером планировали одну работу в банке, знаешь… Он всё ещё пытается проработать некоторые тонкости. Мы бы хотели… я бы хотел… чтобы мы сделали это. Старая команда снова вместе.       — Да? Ну да, я думаю, что всё в порядке. Я думаю, что всё более чем в порядке, на самом деле, — говорит Тревор. Мурашки бегут по телу при мысли о приливе адреналина в разгар дела, когда он сможет посмотреть на Майкла и увидеть, как маниакальная ухмылка отражается на его лице. — Жду не дождусь. Когда это будет?       — Скоро. Очень скоро, обещаю. Сначала я должен уладить кое-что?       — Хочешь снова намочить член? — Тревор косится, и он не имеет в виду то, что они должны потрахаться, но просто намекает на любовь Майкла к сексу и стриптизу, но тот мгновенно заливается краской.       — Нет. Мне нужно вернуться домой и проведать Аманду и Трейси. Не видел их почти два месяца, мне нужно узнать, как у них дела. И передать немного денег, — Майкл бросает взгляд на Тревора, когда тот хмурится. — А ещё хочу загладить вину перед тобой, Т, так что… Не хочешь поехать со мной и познакомиться с моей маленькой девочкой?       Тревор представляет себе шокированное взбешённое лицо Аманды, когда она увидит его. Он усмехается, немного полусерьёзно.       — Ладно. Я согласен.       *       По дороге Майкл рассказывает о своих поисках постоянного дома, большого и идеального, с двором и хорошей детской для Трейси. Это всё, о чем Тревор может думать, когда они добираются до трейлерного парка. Это так напоминает ему парки, в которых он жил со своей семьей, что на мгновение у него перехватывает дыхание. Он почти ожидает увидеть своего брата, проходящего мимо, или свою мать, курящую в одном из дверных проемов.       Ни того, ни другого он, конечно, не видит, но люди, которые живут здесь, всё равно кажутся странно знакомыми. Оказывается, трейлерные парки, расположенные дальше от границы, во многом похожи на те, что находятся рядом с Канадой. В них есть какая-то усталость, убогость, но Тревору кажется, что в них таится и какая-то сила.       Он чувствует себя как дома, когда они идут по грунтовой дорожке к трейлеру Таунли. Майкл говорит ему, что здесь они известны как семья Шипли. Тревор отвечает, что фамилия звучит глупо.       — Я очень рад, что ты увидишь Трейси, — произносит Майкл, практически подпрыгивая, когда ведёт Тревора к дому, — она замечательная. Очень громкая и очень умная.       — Не знаю, от кого она это взяла, — на полном серьёзе говорит Тревор, и Майкл шлёпает его по руке.       — Отъебись. Кстати, следи за своей речью, пока ты здесь. Она уже ходит и начала говорить пару фраз. Последнее, что нам нужно — чтобы она начала повторять за твоим грязным ртом.       — Она ходит? — Тревор начинает немного нервничать. Он представлял себе ребёнка, но с момента рождения Трейси прошло полтора года. Младенцы, думает он, это просто. Они лежат, блюют, едят и гадят. Но малыш будет бегать вокруг, мешать и, возможно, захочет поиграть, а он никогда раньше не был с детьми. И сейчас он не готов учиться взаимодействию с ними.       — Да, мужик, это безумие. Она быстро учится.       Они пересекают другую часть парка, и Майкл указывает на большой трейлер в углу, у огромного проволочного забора, по которому ползут спутанные сорняки. Он выглядит, если судить по трейлерам рядом, довольно симпатично. Это, конечно, намного лучше, чем все те дома, в которых Тревор жил в детстве.       — Ты собирался сказать Аманде, что я приеду?       — Эм, нет. Подумал, что будет проще, если это будет сюрприз, — отвечает Майкл, направляясь к трейлеру. Он выглядит немного обеспокоенным, бросая косой взгляд на Тревора.       — Пожалуйста, постарайся вести себя хорошо. Я говорил с ней утром, мне показалось, она устала.       — И ты привез меня, чтобы взбодрить её, — парирует Тревор, слегка усмехаясь. Ему наплевать, что эта женщина испытывает стресс после той катастрофы, которую она устроила в его жизни.       Должно быть, в его улыбке есть что-то лукавое, потому что Майкл останавливается прямо перед трейлером и бросает на него острый взгляд.       — Правда, Т. Не знаю, что с ней, но она была вся на нервах. Я думаю, может, она поругалась с мамой или что-то в этом роде, или у Трейси режутся зубы, но, пожалуйста, постарайся, чтобы она всё восприняла как можно легче.       Тревор вскидывает руки вверх.       — Да, да, я услышал тебя. Громко и чётко. Буду милашкой, клянусь.       Тревор поднимается по короткой лестнице и стучит в дверь, вызывая улыбку у взволнованного Майкла. Где-то внутри начинает плакать ребёнок, и знакомый женский голос пытается его успокоить.       Майкл подходит ближе, и Тревор стучит снова. Дверь распахивается.       Аманда стоит в проёме, к её бедру прижимается светловолосая девочка. Аманда так далека от той гламурной загримированной стриптизёрши, которую Тревор встретил два года назад, что на мгновение он задумывается, кто находится в трейлере Майкла. Её волосы не уложены в красивый узел, они свисают за плечами и немного вьются. Она не накрашена. Лицо полнее, глаза более усталые. Она по-прежнему красива — даже Тревор может это признать — но что-то в ней не так.       Он не понимает, что именно, пока Майкл не делает резкий вдох.       Свободная рука Аманды лежит на округлившемся животе. Тревор уже готов произнести какую-то глупую фразу о том, что она растолстела, но тут он замечает, как она стоит. Это напоминает ему о свадьбе, где она потягивала сок вместо вина и пыталась скрыть свою беременность от родителей. Тогда она тоже хваталась за живот, как будто для того, чтобы он меньше выпирал.       Тревор поворачивается к Майклу и не слишком нежно бьёт его по затылку.       — Опять? Думаю, надо тебе научиться пользоваться презервативами, Майки.       Аманда игнорирует его. Она смотрит на Майкла, только на него.       — Прости меня, детка. Извини. Я собиралась сказать тебе, но ты был на работе, и я не хотела тебе мешать, поэтому я ждала, пока ты придешь сегодня. Я узнала в прошлом месяце, но…       — В прошлом месяце? Ты не думала, что он имеет право узнать об этом немного раньше?       Трейси, которая пыталась вырваться из объятий матери, чтобы добраться до отца, останавливается и смотрит на Тревора, когда он начинает возмущаться от имени Майкла. Тревор смотрит на неё, потом в сторону, потом снова на Трейси. Он хмурится.       Она так сильно напоминает ему обоих родителей, что это немного пугает. Её маленькие толстые ручки цепляются за рубашку матери, а пухлые губы изумлённо растягиваются, пока Тревор просто смотрит на неё. Он не знает, что ему делать, поэтому машет рукой.       Она ненадолго прячет лицо в груди матери, затем поднимает его и улыбается.       — Дерьмо, — пробормотал он. Он был так решительно настроен не обращать на это внимания.       — Не матерись, — рефлекторно огрызается Аманда. Она по-прежнему отказывается смотреть на него. — Майкл, пожалуйста, милый. Зайди в дом, мы поговорим. Пожалуйста.       Лицо Майкла бесстрастно. Трейси отворачивается от Тревора, когда понимает, что он больше не будет играть с ней, и снова начинает тянуться к отцу, протягивая маленькие пальчики. Майкл забирает её у жены.       Тревор отступает назад. Он чувствует себя очень маленьким и очень невидимым. В животе у него завязывается узел от беспокойства. Без какого-либо предупреждения Майкл тянется, чтобы поцеловать Аманду. Он чмокает Трейси в макушку и смеётся.       — Майкл? — вопросительно говорит Аманда. Она выглядит обеспокоенной, хотя её плечи опускаются. — Ты не злишься на меня?       — А должен? — спрашивает Майкл, всё ещё смеясь. Его рука тянется к её животу, — Я рад, детка. Я, бляд… Эм, очень счастлив. Не могу поверить в это.       Её улыбка мягкая. Аманда провожает мужа и ребёнка в дом. Тревор медлит всего мгновение, но следует за ними и закрывает за собой дверь. Чтобы отвлечься от счастливой семьи, он снимает пиджак и кидает на пол. Он идёт изучать дом, который Майкл создал без него. Тут намного опрятнее, чем в любом трейлере, в котором он когда-либо был, это уж точно. На безупречной кухне стоят свежие цветы, а в углу сложены в кучу детские игрушки. В воздухе витает тяжёлый аромат духов и детской присыпки, а не затушенных сигарет и разлитого рома. Несмотря на то, что дом маленький, и несмотря на то, что Майкл редко тут бывает, Тревор вынужден признать, что это хорошее место. Аманда постаралась. Он осматривает фотографии на стене. Здесь есть несколько снимков родителей Аманды и много фотографий Трейси. Нет ни одной из семьи Майкла. Тревор чувствует странное умиление, глядя на лицо отца Аманды; когда Тревор был болен и ранен, он проявил к нему только доброту. Утешает и то, что он почти ничем не похож на свою дочь.       Аманда прочищает горло позади него, и он поворачивается, обнаруживая, что она стоит у двери и смотрит, как Майкл щекочет Трейси. Он широко и глупо ухмыляется. Аманда улыбается им.       Это отвратительно. Тревор усмехается и плюхается на диван, кладя ноги на стоящий рядом столик.       — Очаровательное у вас тут захолустье, — говорит он, положив одну лодыжку на другую.       Улыбка Аманды тут же исчезает. Она смотрит на Тревора, поджав губы, и кладёт руки на округлые бёдра.       — Что, прости?       — Ты меня услышала, золотце, — говорит он. Майкл приостанавливает свою игру с Трейси и настороженно наблюдает за ними. Тревор бросает взгляд на холодильник. — Разве ты не собираешься предложить своему гостю холодное пиво?       — Нет.       — Ну, это не очень гостеприимно с твоей стороны. Я проделал весь этот путь, чтобы увидеть тебя и малышку Таунли, и вот какую благодарность получаю, — он поднимает руки над головой и не может не усмехнуться, когда замечает осиное выражение на её лице. — Это чертовски неблагодарно, если хочешь знать моё мнение.       — Ну, Тревор, тебя никто не спрашивал. Не понимаю, почему ты приехал.       — Эй-эй, — говорит Майкл, вклиниваясь, наконец, в разговор. Он ставит Трейси на пол, и она тут же подбегает к матери, цепляясь за юбку. Аманда берет её на руки и прижимает к себе, — послушай, Мэнди, я пригласил Тревора, ладно? Мне надо перед ним извиниться после того как мы расстались на время, и мы хотим возобновить наше… партнёрство. У нас заканчиваются деньги, детка, и чем быстрее я вернусь к работе, тем лучше. А ещё я хотел познакомить Трейси с дядей Т.       Тревор слегка хмурится, слыша это прозвище, но его выражение не идёт ни в какое сравнение с адом, ожившим на лице Аманды. Трейси, которой явно надоело отсутствие внимания к ней, начинает плакать. Это вмиг отвлекает обоих родителей, и они начинают её успокаивать.       Сидя на диване, Тревор качает головой. Звук её крика выводит его из равновесия. Он не знает, что с собой делать. Возможно, ему следовало бы попытаться развеселить её и принести ей игрушку, но это, конечно, лучше оставить родителям. Он не грёбаная нянька. Он даже никогда не держал детей на руках.       После того, как отец долго обнимает девочку и даёт крошечный кусочек шоколада из буфета, она начинает успокаиваться. Майкл садится рядом с Тревором, Трейси у него на коленях. Тревор, внезапно оказавшийся так близко к ней, отстраняется. Аманда ставит кофейник и бросает на него сердитый взгляд.       — Дядя Т? — Тревор обращается к Майклу, тот только смеётся.       — Ага, точно. Никто её и пальцем не тронет, если у моей малышки есть такой дядя, как ты.       Тревор бормочет что-то ворчливое, но ничего не отвечает. Он не уверен, как относится к тому, что его втянули в жизнь этой маленькой девочки без его согласия, особенно учитывая то, как он относится к обоим её родителям. Тревор поворачивается, чтобы поспорить с Майклом, но обнаруживает, что тот наблюдает за Амандой, глядя на её живот с дурацкой нежностью в глазах. Тревор закатывает свои и оглядывает трейлер.       Ещё один ребёнок. Ещё один прочный клин между Тревором с его преступной жизнью и Майклом с его семьёй. От этой мысли ему становится плохо.       — Кофе? — Аманда спрашивает их обоих, голос немного резковат.       Она наливает им обоим по кружке, добавляя сахара Майклу, но оставляя Тревора без сладкого. Он не уверен, откуда она знает о его кофейных предпочтениях — или его действительно легко прочесть, но он не говорит спасибо, когда Аманда протягивает ему стакан, да и она не выглядит удивлённой.       — Спасибо, милая, — говорит Майкл, и Тревор вздыхает. Аманда садится на маленький стул напротив них. Им вчетвером здесь тесновато, но они все выросли в таких условиях, поэтому никто не жалуется на отсутствие пространства.       Майкл снова наблюдает за животом Аманды. Он начинает подбрасывать Трейси вверх-вниз на коленях, а она смеётся, хлопая в ладоши.       — Не могу поверить, что ты снова беременна, — говорит он, потрясённый. Кислое выражение на её лице сменяется быстрым румянцем, и она смеётся.       — Я знаю. Всё произошло так быстро. Кажется, будто только вчера родила Трейси.       Майкл ухмыляется.       — Знаю, знаю, а теперь она заговорит через пару месяцев, — он проводит свободной рукой по волосам. — Мы должны это отпраздновать. Я приглашу тебя в тот шикарный мексиканский ресторан в городе.       Она поднимает тонкую бровь.       — Ты знаешь хороших нянь? Мои родители уехали на все выходные. Может быть, мы могли бы подождать, пока они вернутся, и тогда мы сможем рассказать им новость вместе.       — Ну. Я не знаю никаких нянь. Но, знаешь, я тут подумал… — Майкл бросает взгляд на Тревора, который немедленно и яростно качает головой, — Может, Т мог бы присмотреть за ней какое-то время. Мы уложим Трейс спать. Возможно, она даже не проснётся.       — Эй, я не твоя чёртова горничная, — говорит Тревор. Он не чувствует себя оскорблённым, просто к горлу подкатывает холодная паника при мысли о том, что он будет нянчиться с малышом, он ведь даже за комнатными растениями никогда не ухаживал. — Теперь я понимаю, почему ты попросил меня поехать с тобой. Тебе нужен бесплатный бебиситтер.       Майкл закрывает руками уши Трейси.       — Отъебись, — говорит он деланным тоном, — не в этом дело.       Сначала Тревор не очень-то ему верит, но потом смотрит на искреннее выражение его лица и вздыхает. Он думает, что понял его. Майкл ещё не отошёл от их ссоры у Лестера. Возможно, он всё ещё беспокоится, что Тревор полагает, что он ему не доверяет — честно говоря, Тревор действительно так думает, по крайней мере, немного — и пытается загладить свою вину самым глупым способом.       Аманда встаёт. Всё её тело напряжено, и кажется, что глаз даже слегка подёргивается.       — Майкл? Могу я поговорить с тобой в спальне, пожалуйста?       Тревор смеётся, но она игнорирует его, не сводя глаз с мужа. Майкл выглядит не совсем довольным. На его лбу появилась маленькая морщинка. Аманда, однако, не успокаивается — она просто начинает постукивать ногой и дёргает головой в направлении ближайшей закрытой двери.       Все трое знают, что Майкл потерпел поражение. Он встаёт, вздыхает, и его плечи опускаются.       — Отлично, — огрызается он. Он смотрит на Тревора и протягивает Трейси к нему. Она зависает в воздухе, выглядя удивленной, прежде чем сделать невозможное. Она начинает тянуться к Тревору.       — Эм, — произносит он, его желудок сводит от страха. Её маленькие ручки тянутся ближе. Он поднимает руки, чтобы взять малышку. Но Аманда опережает его. Она бросается к Тревору и крепко обнимает свою дочь.       — Майкл, — говорит она, голос — чистый лёд. — Сейчас.       Если бы взглядом можно было убить, Аманда наверняка лежала бы в луже собственной крови, судя по тому, с какой силой Майкл хмурится. Он следует за ней, оглядываясь на Тревора. Дверь захлопывается за ними. Стены здесь, конечно, довольно тонкие, и Тревор сразу слышит тихие, сердитые шепотки, которые заполняют трейлер, как осиное гнездо. Он вздыхает и откидывается на спинку дивана.       Он никогда не оказывался в такой ситуации. Родители, запертые в дерьмовом трейлерном парке и спорящие из-за своего ребёнка. Чёрт, у Майкла уже есть проблемы с алкоголем, а Аманда определённо не уверена в себе — чего ещё не хватает? Пройдёт пара лет, думает Тревор, и он снова увидит, как повторяются шаблоны семьи Филипс.       Тревор вытягивает ноги перед собой, осматривая потёртости на ботинках. Шёпот становится громче. Ему скучно. Может, ему стоит уйти прямо сейчас, и пусть Майкл разочаруется в нём. Это бы не имело никакого значения. Он мог бы вернуться к Лестеру и подождать, пока Майкл перестанет играть в счастливую семью и вернётся к работе. Соблазнительная идея заставляет его приподняться, но тут шёпот стихает полностью. Он замирает.       Начинаются крики. Тревор садится обратно, чтобы прислушаться.       — Он ненормальный! — раздаётся голос Аманды. — Ты рассказал мне более чем достаточно о вашей совместной жизни, чтобы я тоже это поняла, так что не смотри на меня так!       — Он не ненормальный, детка! То, что он делает, просто в порядке вещей. Ты знаешь, чем я занимаюсь, и ты ведь не можешь запретить мне видеться с Трейси!       — Это другое! Ты её отец! В любом случае, ты можешь оставить всё это за дверью. Тревор приходит сюда, ругается и оскорбляет меня. Он не пример для подражания.       — Я и не хочу, чтобы он был примером для Трейси! Я просто хочу, чтобы он присмотрел за ней пару часов, пока мы ужинаем. Она будет спать. Ему даже не придётся ничего делать.       — Я сомневаюсь, что ему раньше приходилось присматривать за детьми! Он не будет знать, что с ней делать, как менять подгузник или…       — Нам никогда не приходилось нянчиться с детьми, пока ты не родила, и мы справились. Всё будет хорошо, детка, я тебе обещаю. Он не даст ей пораниться.       — Откуда ты это знаешь? Откуда ты можешь это знать? — Майкл не успевает ответить, как Трейси начинает кричать. Звук её плача снова заставляет Тревора волноваться. Спор возобновляется, но слишком тихо, чтобы он мог слышать. Но он не возражает.       Мир загибает уголки его мозга, и рот пересыхает. Он покажет ей, какой он ненормальный, если уж ей этого хочется. Если она настолько, блядь, лицемерна, что выходит замуж за убийцу и опасного вора, но не может оставить своего ребёнка с другим, тогда она заслуживает того, что её ждет, эта жалкая, злобная…       Дверь спальни открывается. Аманда врывается с лицом, полным ярости. Майкл следует за ней, выглядя немного самодовольным. У Трейси красные глаза, но она уже начинает засыпать, свернувшись калачиком. Тревор встаёт.       — Ненормальный? — громко спрашивает он, и Аманда вздрагивает, — Я не…       — Т, всё в порядке. Всё уже в порядке. Аманда согласилась, что это не такая уж плохая идея, чтобы ты присмотрел за Трейси. Мы собираемся выехать через несколько часов, если ты не против. Мы недолго.       Аманда не выглядит счастливой. Тревор тоже не чувствует этого; он должен сказать Майклу, что, возможно, ему стоит спросить, прежде назначать Тревора нянькой. Он должен сказать ему, чтобы тот засунул примирение себе в задницу. Он должен хоть раз встать на сторону Аманды.       Но он не может этого сделать. Тревор сам просто не может встать на сторону Аманды и упустить возможность по-настоящему вогнать нож в их отношения. Если между ними возникнут трения, он сделает всё как можно хуже.       Тревор настороженно смотрит на Трейси.       — Хорошо, — говорит он, и Аманда вешает голову. — Я посижу с ней.       Майкл улыбается. Аманда передаёт дочку Тревору на руки.       *       Они уезжают в суматохе. Майкл одет в свой самый лучший костюм, от него пахнет каким-то ужасным лосьоном после бритья, и Тревор говорит ему, чтобы он смыл его к чёртовой матери. Аманда практически сияет в платье, которое не может скрыть её беременность. Она не выглядит счастливой, несмотря на накрашенные губы и тяжёлую руку Майкла на плече.       Когда они спускаются по ступенькам, она наклоняется к Тревору, впиваясь ногтями в его руки.       — Если я вернусь домой и ей будет плохо в любом виде или форме, я сожгу тебя заживо.       — Хорошего ужина! — говорит Тревор, отмахиваясь от них, но его тошнит.       Они уложили Трейси в постель полчаса назад, и с тех пор она крепко спит. Тревор заходит в дом и закрывает дверь так тихо, как только может. Её родители рассказали о каждом шаге ухода за ней, включая процесс смены подгузников, о котором, как он надеется, ему не придётся даже думать. Майкл выглядел вполне уверенным в том, что Тревор справится, и это должно было что-то значить.       Он смотрит в сторону спальни: люлька стоит рядом с кроватью Майкла и Аманды. Он ничего не слышит и не решается войти.       Вместо этого он открывает холодильник. Аманда может разозлиться, если он выпьет пива сейчас, поэтому он делает большой глоток молока прямо из пакета. В шкафу есть несколько пачек чипсов, поэтому он берёт пакет и ложится обратно на диван.       Как, блядь, он здесь оказался? Нянчиться с каким-то странным ребёнком, пока парень, к которому он испытывает что-то близкое к любви, гуляет со своей залетевшей женой? Это просто смешно. Он мог бы с таким же успехом уехать и попытаться найти своего братца, и устроить своё собственное предприятие у границы, чтобы эта жизнь начала приносить ему пользу как физически, так и психически.       Кажется, что трейлер уменьшился. Он делает глубокий вдох и пытается успокоиться. Сейчас не время начинать злиться на события прошлого года. Но трудно представить это место как что-то иное, чем дом кошмаров. В конце концов, это тот трейлер, который по-настоящему закрепил перемены в последних трёх годах его жизни. Когда-то под ним был неудобный матрас из мотеля с расшатанными пружинами, которые царапали спину, а когда-то был мужчина, который двигался над ним так горячо и тяжело. Он мог бы выйти в ночь и попытаться найти другого на эту роль — и многие попытались бы, если бы он дал им шанс — но он достаточно стар и устал, чтобы осознать всю бесполезность этих действий.       Теперь Майкл трахает свою жену, трахает проституток и трахает идиотов вроде Брэда Снайдера. Он не пытается притянуть Тревора к себе ночью. Больше не пытается.       Тревор вздыхает и бросает полный пакет чипсов в дальнюю стену. Он попадает в картину, которая с грохотом падает на пол. Он вздрагивает, но из спальни не доносится ни звука. Он подкрадывается, чтобы посмотреть на повреждения, слишком хорошо понимая, что его шаги слишком громкие. Если Трейси проснётся, ему, возможно, действительно придётся бежать, и к чёрту его предварительное прощение Майкла.       Стекло в раме рассыпалось по полу. Тревор сбрасывает его в кучу и берёт фотографию, надеясь, что Майкл ничего не заметит. Когда он рассматривает фотографию, его желудок снова завязывается узлом. Руки трясутся. Он хочет разорвать её на миллион мелких кусочков.       Свадебная фотография. Чёртова свадебная фотография.       Он словно вернулся в тот солнечный день. Вот Аманда мило улыбается, Майкл гордо стоит рядом с ней, как будто бы за полчаса до этого он не был готов сбежать навсегда. Позади них возвышается церковь, по одну сторону от них родители Аманды, по другую — толпа гостей и сияющие подружки невесты. Фотограф был несносен, вспоминает Тревор, пытаясь вытащить шафера на передний план. После нескольких попыток он остановился. Тревор всё же попал в кадр. Он стоит в небольшой толпе сзади с напряжёнными плечами. Белый, как простыня. Фотография снова падает на пол. Тревор пинает её.       Трейси начинает плакать.       Тревор замирает весь, с головы до ног. Он медленно оглядывается, будто бы пытаясь найти что-то, что сможет ему помочь. Ничто, конечно, не поможет. Он прикусывает язык.       Тревор убивал людей голыми руками. Он украл больше денег, чем когда-либо сможет сосчитать. Он пережил — и переживает — последствия разбитого сердца. Он уверен, что сможет противостоять девочке, которой ещё нет и двух лет.       Мысли о том свадебном дне исчезают, когда он открывает дверь в спальню. Если бы Трейси не суждено было родиться, Майкл был бы теперь его и только его, но даже он не настолько демоничен, чтобы винить в этом её. Когда он подходит, она встаёт на шаткие ножки и начинает трясти прутья своей кроватки крошечными ручками.       — Хах, — тихо говорит Тревор, и она смотрит на него большими глазами, полными слёз, — тебе не нравится быть взаперти, да? Мне тоже.       — Мама? — спрашивает она, нижняя губа дрожит.       — Неа. Её тут нет.       — Мама! — вопит она и тут же начинает кричать снова.       У неё хорошие лёгкие, надо отдать ей должное.       — Пожалуйста, не плачь. Она скоро вернётся.       Трейси ничего не может с этим поделать. Она бросается на спину и начинает бить ногами. В мозгу Тревора проносится вспышка раздражения, но скорее от собственной неумелости, чем от упрямства малышки. Он вспоминает наставления её родителей: «Если она плачет, оставь, она должна научиться», — и насмехается.       — Похер на то, что говорят мама и папа, — он наклоняется и бережно берёт её на руки, прежде чем обнять и прижать к своей груди. Она резко перестает плакать, — правда, малышка?       Она удивленно смотрит на него, пока он говорит. В ней совсем нет страха, она тянется к усам Тревора трёхнедельной давности и дёргает за них. Он вздрагивает, но умудряется промолчать. То, что она не кричит и не блюёт на него, само по себе чудо. Он придвигает Трейси немного ближе к своему лицу и с любопытством заглядывает ей в глаза.       — Скажи мне, ты всегда так доверяешь незнакомцам, или ты уже знаешь своего дядю Т?       Она издаёт довольный звук. Впервые за долгое-долгое время он улыбается по-настоящему.       Тревор думает, что ей не нравится, когда её оставляют одну, и она не выглядит такой уж уставшей, поэтому он забирает девочку из спальни и усаживает на диван. Она прижимается к его коленям, упирается головой в грудь, наклоняется так, чтобы смотреть на него сверху.       Майкл создал эту маленькую девочку. Он прослеживается в её лице, и смотреть на это почти больно, но Тревор ничего не может с этим поделать. Аманда — определённо — тоже оставила свой след. Он не замечает этого и не обращает внимания на свадебную фотографию, смотрящую на них с пола.       Трейси начинает ворчать, пока он не поднимает и опускает её колени так, что она подпрыгивает и смеётся. Он тоже смеётся, звук хриплый и чужой.       Это должно быть неловко; его трудно назвать человеком, которому подойдёт роль отца, и он совершенно не собирается им становиться. Идея иметь ребёнка его не привлекает. Иметь партнёра — тоже, за очевидным исключением. Но дело в том, что с Трейси на коленях он чувствует себя почти комфортно.       Она принадлежит Майклу. Она тоже девушка, и это заставляет его думать обо всех женщинах, которых он когда-либо знал. Его мать, которую он лелеет. Аманда, которую он ненавидит. Женщину, отвечавшую за психологическую экспертизу в ВВС, вызывала отвращение. Всех тех безымянных женщин, с которыми он спал, танцевал или целовал, женщин, которых использовали и над которыми издевались каждый день их жизни, которых били, трахали, уничтожали. Его мать и то, как кулаки отчима Тревора превратили её в гниль.       Его глаза горят. Он не жалеет ни о чём, что сделал в своей жизни, но мысль о том, что с Трейси когда-нибудь будут плохо обращаться, вызывает у него тошноту. Она вырастет красавицей, если судить по светлым волосам и ярким глазам. Мужчины будут преследовать её всю жизнь. Это могут быть даже такие люди, как сам Тревор. Они сломают её.       Он поднимает руку и гладит белокурые локоны.       — Хэй, — говорит он таким нежным тоном, что сам не уверен, что это его голос, — ты слушаешь своего дядю Т?       Она поднимает на него глаза.       — Т, — соглашается она так серьёзно, что он хохочет.       — Правильно. T.       — Т, — радостно повторяет она и снова сильно дёргает его за усы.       Он наклоняется.       — Я хочу, чтобы ты запомнила это, Трейси Таунли. Если кто-нибудь когда-нибудь обидит тебя, клянусь, я сдеру с него кожу живьём, ты поняла?       Она просто хлопает в ладоши и продолжает подпрыгивать, а он не может удержаться от ухмылки. Если бы это был любой другой ребёнок, он бы сбросил его с дивана и велел идти нахрен. Её глаза — глаза Майкла, её нос — нос Майкла. Он нежно прижимается губами к макушке Трейси и закрывает глаза.       — Просто пообещай, что дашь мне провести с ним время тоже, — глупо бормочет он, а она только мычит в ответ.       *       Таунли, как и обещалось, вернулись через два часа.       Аманда в панике врывается в дом, а Майкл идёт следом и качает головой. К этому времени Трейси уже уснула и свернулась клубочком на коленях Тревора. Он не смеет пошевелиться, хотя ему так сильно хочется в туалет, что всё болит. Его ноги затекли, мочевой пузырь полон, и хотя Трейси — милашка, он жаждет хотя бы немного побыть в одиночестве. Поэтому, когда её родители вошли в трейлер, он вздохнул с облегчением.       — Наконец-то, — выдыхает он — достаточно тихо, чтобы не разбудить малышку. — Я думал, вы уже не вернётесь.       — Я пытался оттянуть время, но Мэнди не захотела оставаться на десерт, — грустно вздыхает Майкл. Аманда резко останавливается и просто стоит, глядя на Тревора и свою дочь. Её руки безвольно свисают по бокам, а губы слегка растянуты удивлённо. Майкл бросает на них быстрый взгляд и просто улыбается, словно ожидал, что его лучший друг и дочь найдут общий язык, независимо от исключительных обстоятельств.       При звуке голоса отца Трейси начинает шевелиться. Она прижимается головой к груди Тревора, а затем медленно приподнимается, щека ярко-красная. Девочка сонно моргает и смотрит на него, на мгновение смущаясь, но потом её глаза проясняются.       — Т, — тихо говорит она, вспоминая их прежние игры.       — Т, — подтверждает он и ухмыляется с гордостью, как будто она его дочь. Даже Майкл выглядит шокированным тем, что она сказала.       Аманда в ужасе, что, по мнению Тревора, не совсем справедливо, потому что он справился с порученным заданием. Она закрывает рот и подходит к ним, протягивая руки к Трейси. На платье остались кусочки еды, но она всё ещё выглядит хорошо.       — Трейси, — зовёт она, когда дочь продолжила весело посапывать на коленях Тревора, — иди сюда, дорогая.       Ко всеобщему шоку, Трейси не делает никаких попыток встать. Она улыбается при виде своих родителей, но не подходит к ним. Она явно вполне довольна Тревором, который смеётся, из-за чего девочка подпрыгивает вверх-вниз. Аманда медленно опускает руки.       — Что ж, — тихо говорит она, — я рада видеть, что тебе удалось не убить её, пока нас не было.       Он фыркает:       — Да, конечно. Я как раз из тех злобных мудаков, из-за которых дети мрут, да?       — Следи за языком, — огрызается она. Майкл подходит и подхватывает Трейси на руки; она тут же начинает улыбаться отцу, обнимая его за шею.       — Спасибо, что присмотрел за ней, Т, — говорит он, не обращая внимания на жену, — я знал, что могу на тебя рассчитывать.       Для Аманды всё равно что «я же тебе говорила», что комплимент, но Тревору всё равно тепло от слов Майкла. Аманда бросает на мужа мерзкий взгляд. Трейси начинает засыпать на руках у отца.       — Мы не просто так уложили её спать, — снова шипит Аманда. Она не смотрит на Тревора, вместо этого прожигает взглядом линолеумный пол, — у неё есть распорядок дня. Ты не можешь просто играть с ней, когда она хочет внимания.       Тревор невинно разводит руками.       — Твой ребёнок плакал и звал тебя. Если бы ты вернулась и услышала, что она плачет, я, блядь, уверен, что ты бы вышвырнула меня отсюда.       — Один день можно расслабиться, — успокаивающе говорит Майкл. Он толкает Аманду плечом и смотрит на неё широко раскрытыми глазами укоризненно. — Она в безопасности и счастлива. Я бы сказал, что Тревор отлично справился.       На лице Аманды проступает явная борьба; её глаза тёмные и тревожные, а рот приоткрыт. Она переводит взгляд с умоляющего лица мужа на мирно дремлющего ребёнка, а затем с большим усилием расправляет плечи и глядит Тревору прямо в глаза.       — Прости, — говорит она, — я не должна была сомневаться в тебе. Ты всё сделал… хорошо, и, кажется, ты ей понравился. Спасибо, что присмотрел за ней.       Тревору очень хочется выплюнуть в ответ какую-нибудь едкую отповедь, но он думает о Майкле и о том, что это может оттолкнуть его ещё дальше. Поэтому вместо этого он пожимает плечами и изображает фальшивую улыбку, которая только заставляет её беспокойно переминаться с ноги на ногу.       — Не за что. Всё для друзей, верно?       — Верно, — устало отвечает она. — Отдай её мне, Майкл. Я уложу Трейси в постель.       Он отдаёт ребёнка, но не прежде, чем поцеловать в макушку. Трейси не шевелится, и Тревор наблюдает за ней с улыбкой, на что Майкл поднимает брови. Улыбка тут же исчезает, и он показывает ему средний палец, заставляя Майкла рассмеяться. Аманда не обращает на них внимания и уходит в спальню.       Они слушают, как она говорит успокаивающим материнским голосом — таким, который заставляет Тревора думать о своей матери до ухода отца, таким, который вызывает у него тошноту — и затем смотрят друг на друга. Майкл ухмыляется.       Сейчас, в этом маленьком дерьмовом трейлере на территории этого дерьмового парка, легко понять, что Майкл когда-то был квотербеком и всеобщим любимцем своей школы.       Тревор смотрит себе под ноги. Его достижения за последние несколько лет меркнут перед ним. Он — тощий маленький паршивец, которому отказали в ВВС. Он — самая большая неудача своей матери.       Он никогда не знал, почему ненависть к себе охватывает его так ужасно и так внезапно, особенно когда за мгновение до этого он может быть настолько самоуверенным, что сводит других с ума. Он обнимает себя, отворачиваясь, и жалеет, что не попытался пронести контрабандой наркотики во время перелёта сюда. Может быть — нет, определённо — здесь есть кто-то, у кого он сможет что-нибудь выторговать. Это положит конец вечно бурлящим сомнениям. Он не может справиться с улыбкой Майкла в трезвом состоянии.       К счастью, она исчезает. Майкл молча наблюдает за ним в течение мгновения. Он протягивает руку, чтобы коснуться его плеча, и это происходит с ужасной нежностью.       — Т, — тихо говорит он, — я действительно ценю, что ты посидел с ней. Я знал, что ты ей понравишься.       — Ага. Кажется, ей легко угодить.       Майкл не отвечает, поэтому Тревор быстро добавляет:       — Она милая. Я не очень люблю детей, но она… она милая. Симпатичнее, чем её чёртовы родители.       Майкл смеётся. Его рука остаётся на плече Тревора, и он весь горит.       — Господи Иисусе, спасибо. Это правда. Она будет сногсшибательной, когда вырастет.       Тревор кивает, но как-то рассеянно. Стены трейлера расположены слишком близко друг к другу. Он с тоской смотрит в окно на ночное небо. Майкл пахнет виски, хорошей едой и духами Аманды. Стены обваливаются.       Тревору не следовало приезжать сюда. Эта игра в домашний уют настолько фальшива, что он задыхается. Майкл — убийца и вор, трахается со своей женой, а потом разворачивается, и вот он — примерный семьянин. Тревор должен ненавидеть его за ложь; он должен выйти из дома прямо сейчас и навсегда порвать с ним связи, создать свою собственную команду, и, возможно, построить бизнес по торговле наркотиками, как и мечтал, и захватить мир, как ему всегда было суждено. Он должен стряхнуть руку Майкла с плеча.       Он закрывает глаза и прислоняется к Майклу.       — Т, — говорит Майкл — снова, снова, снова — снова этот один слог наполняет воздух вокруг них, — мы должны уехать завтра. Давай вернёмся к Лестеру. Вернёмся в игру, на этот раз по-нормальному.       — А как же твоя семья? — спрашивает Тревор, прежде чем он успевает осознать это, и его плечо холодеет, когда Майкл отстраняется, моргая.       — А что с ними?       — Расслабься. Аманда не разозлится, если ты уедешь так скоро?       — Она знает, что мне нужно работать, — говорит Майкл, что не совсем отвечает на вопрос, но прежде чем он успевает договорить, она выходит из спальни. Аманда выглядит скорее измотанной, чем сонной, и бросает на них двоих лишь взгляд.       — Уже поздно, — оповещает она, тихо закрывая за собой дверь, — ты останешься на ночь, Тревор?       — Ну, я не знаю, куда мне ещё, блядь, идти.       Её глаза переходят на него.       — У нас нет свободной комнаты. Ты можешь спать на диване.       Она говорит это так, словно он собирается выкинуть её из постели и свернуться калачиком рядом с Майклом. Он снова задаётся вопросом, как много она знает о недавнем прошлом своего мужа. Она уходит в спальню и возвращается с несколькими запасными одеялами. Тревор берёт их без всякой благодарности.       Майкл желает Тревору спокойной ночи и конечно же идёт за женой. Он демонстративно целует её в губы, положив одну руку ей на спину. Когда он отстраняется, у него такой глупый извиняющийся взгляд, который не кажется искренним.       — Хэй, — говорит он тем же мягким голосом, который использовал секундой раньше для Тревора, — я думаю, что завтра мы отправимся в путь. У нас намечается большая работа.       Аманда не выглядит удивлённой. Она не выглядит рассерженной, как ожидал Тревор, не ревнует и не разочарована. Она просто выглядит усталой.       — Конечно, да, — говорит она без обиняков. — Кого ты будешь грабить на этот раз?       — Эээ, — только и отвечает Майкл. Тревор почти смеётся.       — Это неважно. Я на самом деле не хочу знать.       — Думаю, на вырученные деньги я смогу купить нам дом. Может быть, мы сможем поехать в отпуск. Как насчет Карибского моря?       Её глаза загораются. Тревор представил, как они вдвоём лежат в шезлонгах, вытянувшись, и вымокают в солнце до коричневой кожи. В руках у Аманды будет какой-нибудь игривый розовый коктейль. Майкл купил бы дорогой скотч. Перед ними простиралось бы бесконечное море. Где-нибудь в Америке Тревор купил бы мет и дрожал в одиночестве всю ночь.       — Звучит неплохо, — говорит она со странной робостью. Они снова целуются. Когда они отлипают друг от друга, лица обоих красные.       Майкл прочищает горло.       — Хорошо. Я собираюсь быстро принять душ и лечь в постель. Тебе будет нормально на диване, да, Т?       Тревор просто пожимает плечами. Он спал и в худших местах.       Коротко сжав плечо Аманды, Майкл исчезает в ванной и закрывает за собой дверь. Вслед за ним наступает ужасная тишина. Аманда замирает, наблюдая за Тревором. Он начинает стелить себе постель, чтобы хоть как-то занять себя. Утром он уйдёт отсюда.       Она знает это. Аманда берёт свой пиджак.       — Если Майкл спросит, скажи ему, что я ненадолго, — говорит она и исчезает за входной дверью.       Тревор моргает, держа в руках одеяло. Она ушла так быстро и без предупреждения, что он вспоминает пару последних минут, задаваясь вопросом, не сказал ли он что-то настолько ужасное, что она не может уже находиться рядом с ним. Он был резок, но не оскорбителен, это точно. Если бы это было так, он знает, что она бы его за это осудила.       Возможно, то, что Майкл срочно уезжает, расстроило её. Может быть, дело в том, что она скоро снова останется одна, только с дочерью — а ведь она казалась совершенно довольной обещанием отпуска и нового дома. Может быть, из-за беременности она плохо себя чувствует и ей нужен свежий воздух. Может быть, у неё есть тайный любовник, какой-нибудь озабоченный деревенщина в трейлере неподалёку. А может, она просто хочет прогуляться.       Он заканчивает укладывать одеяла на диван. Он слышит ровную струю душа и знает, что Майкл стоит под ним, великолепно обнажённый, вокруг него поднимается пар. Тревор мог бы проскользнуть туда прямо сейчас, и Аманда ничего бы не узнала.       Но Майкл отказал бы ему, наверняка оттолкнул бы. Когда у него появилась возможность, он пригласил Брэда в свою спальню и держал Тревора на расстоянии. Тревор следует за ним, ничего не понимая, но он не идиот.       Он садится на диван. Уже поздно, но его мозг гудит, а руки не могут успокоиться. Он подумывает о том, чтобы набежать на холодильник за пивом, но оно лишь тошнотворно забулькает в животе и размоет грани всего этого; он хочет чего-то более жёсткого, быстрого, неприятного. Спидов. Это не поможет ему заснуть, но зато зарядит его адреналином для следующих дел, перелётов, подготовки к работе и острых ощущений от ограбления.       Они сейчас на окраине маленького городка, до центра которого не более пятнадцати минут ходьбы. Если бы Тревор отправился сейчас, он мог бы оказаться под кайфом в течение часа. Он не принесёт его сюда — не когда Трейси рядом, со всей её наивностью — но он может забронировать номер в какой-нибудь гостинице на ночь и вернуться за Майклом утром. По крайней мере, ему не придётся слушать, как трахаются.       Тревор встаёт. Он не собирается говорить Майклу, куда направляется — пусть побеспокоится за ночь, заслуженно — и выходит за дверь прежде, чем успевает передумать, вдыхая холодный воздух Среднего Запада.       Ему кажется, что он мог бы умереть здесь и сейчас, и ему было бы всё равно. Его мозг настолько закручен, что он больше не может с этим жить.       Он знает, что становится слишком чертовски драматичным. Он засовывает руки в карманы и идёт к выходу.       Холодно, что неудивительно. Лишь мысль о том, что нужно накуриться как можно больше, заставляет его идти дальше. В барах найдутся мужчины с номерами телефонов, которые ему нужно будет набрать, или женщины на углах улиц, которых он может снять. Или пригласить одну из них в мотель.       На выходе из парка Тревор понимает, что чувствует себя лучше и ему уже не хочется умереть. Просто это место заставляет его слишком много думать о матери, брате и тупом отце. У Майкла теперь есть семья, пусть и неблагополучная, но Тревор? Что он? Кого он может назвать семьёй?       Может быть, уже не Майкла. И уж точно не Лестера.       Он встряхивает головой и начинает тихонько насвистывать под нос, глядя на звёздное небо. Он уже готов направиться в сторону города, когда голос прорезает его мысли, заставляя его желудок подпрыгнуть от неожиданности.       — Привет, Тревор.       Он останавливается на месте и оглядывается, чтобы увидеть Аманду, сидящую на скамейке у вывески трейлерного парка. Она завернулась в пиджак, но всё ещё бледна.       — Ты замёрзнешь до смерти, — говорит он ей без особого беспокойства.       — Как-нибудь справлюсь, — Аманда облизывает губы и поднимает на него глаза. — Куда ты идешь?       — Это не твоё дело, милая.       — Как скажешь, — отвечает она, глядя на парк. Он хочет уйти, но вместо этого задерживается, испытывая любопытство. Она всё ещё одета в своё красивое платье, но её помада «съелась», яркий блеск остался только в уголках рта. Она выглядит ужасно уязвимой — совсем одна — и дрожит.       — Что ты делаешь?       — Не твоё дело, — вторит она и улыбается ему.       Это заманчивая улыбка. Если бы она не была женой Майкла, Тревор мог бы сесть рядом с ней и попытаться соблазнить. Вместо этого его сердце ожесточается ещё больше. Это несправедливо, что она красива.       — Ты замёрзнешь до смерти, — повторяет он, разглядывая её живот. — И ты беременна.       — Это не делает меня более уязвимой к холоду, знаешь ли, — смеётся она, но всё равно прикладывает руку к животу. — Мне не так уж и противен холод. Я не выношу дождь.       Тревора не волнуют её погодные предпочтения. Скоро она будет в тепле, на солнечных Карибах, с мужем и его деньгами.       — Майкл будет волноваться, где ты.       — Он это переживёт, — пожимает она плечами, и это вызывает у него ещё большее любопытство.       Тревор садится рядом с ней и чувствует прохладу скамейки через джинсы. Он старается, чтобы их тела не соприкасались. Он не совсем знает, что сказать ей, но она, кажется, не возражает — играет своими длинными волосами и смотрит в сторону. Он чувствует запах её духов, скрывающий что-то тёмное и отчаянное, то, что заставляет женщину увести мужчину от жизни, которую он любит.       Это не её вина, пытается сказать себе Тревор. Это вина Майкла. Это всё на нём.       — Ты сказал Майклу, что снова бросаешь его? — тихо спрашивает она его.       — Я не бросаю его. И никаких снова, — огрызается Тревор, потому что не понмает, почему все продолжают думать, что это изначально его вина. — Он не знает, нет, но если ты так чертовски любопытна, я скажу тебе, что сейчас найду первого попавшегося наркодилера, чтобы купить самое тяжёлое, что у него есть.       Аманда хохочет. Это не та реакция, которую он ожидал, и он начинает злиться, но она не поворачивается, чтобы посмотреть на него.       — Энди по соседству продает кокаин. Тебе не нужно было идти так далеко.       — Я не люблю кокаин, — отвечает он, не подумав. — Это мужу твоему нравится.       Смех умирает, и она смотрит на свои руки, на золотое обручальное кольцо. На мгновение ему становится не по себе.       — Раньше мы ходили по клубам, — говорит она, застав его врасплох. — До рождения Трейси, я имею в виду. Когда мы только познакомились и он остался со мной, мамой и папой. Мы ходили по ночам, напивались и накачивались кокаином, мы оба, и он рассказывал мне всякие вещи.       Тревор беспокойно переминается с ноги на ногу. Он тоже может себе это представить: выпученные зрачки Майкла; он тяжело опирается на плечо Аманды и хвастается тем, сколько денег он может заработать на одном ограблении.       — Тогда я ещё не знала, что беременна, и, наверное, было слишком рано, чтобы причинить Трейси какой-либо вред, но мы много всего пробовали. Это безумие, но не было никаких условий и ничего, что могло бы нас сдержать. Я сказала ему, что хочу сделать грудь, и на следующий день он купил мне её. Это была такая… роскошь, понимаешь. Он открыл мне глаза на то, что деньги могут открыть путь к счастью. Я влюбилась в него, когда у него весь нос был в кокаине, а руки — в моих штанах. Это так, блядь, глупо. Мы были глупыми. Он оказался лучше, чем просто хороший секс на одну ночь.       Он даёт ей выговориться, потому что не знает, что ещё можно сделать. От её слов у него голова идёт кругом, потому что он понимает, что она чувствует. Именно так и он влюбился в Майкла.       — Я думала, что он мой соулмейт, а потом он сказал, что у него закончились деньги и ему надо поработать там и тут, собрать несколько тысяч. Я скучала по нему, он обещал позвонить. Сказал, что найдёт тебя, — она фыркнула, щёки покраснели, — и какого-то парня по имени Лестер, а потом пропал. Обещал звонить каждый день, и ни разу, блядь, не позвонил, пока вдруг не сказал, что ему есть что мне сказать; и вот он уже летит обратно.       Она выставляет ноги перед собой и смотрит на свои высокие каблуки. Её голос стал густым, глаза слезятся. Тревор не может сдвинуться ни на дюйм.       — Я не идиотка. Я знаю, что он собирался бросить меня, но к тому времени я знала, что беременна, и что я могла сделать? Я должна была сказать ему. Потом он встал на колено и попросил меня выйти за него замуж, и я подумала, что всё будет хорошо, и согласилась. Конечно, я согласилась.       Тревор прочистил горло.       — Ты думала, что он твой соулмейт, он попросил тебя выйти за него замуж, и теперь вы женаты. Большая, блин, трагедия.       Она закрывает глаза.       — Я же сказала тебе, я не идиотка. Я думаю… чёрт, я даже не понимаю, зачем всё это говорю, потому что ты, наверное, знаешь больше меня и просто посмеёшься надо мной, но я считаю, что он может мне изменять. Он ненасытный, уезжает надолго, и я знаю, что он ходит в стрип-клубы и трахает стриптизёрш, или, по крайней мере, раньше трахал, так что же поменялось? Он, наверное, думает, что я никогда не догадаюсь.       Тревор почти что готов рассказать ей о проститутке и о Брэде, и даже — самодовольно — о том, что Майкл делал с ним. Но он вспоминает, как обещал ему никогда не причинять вреда его жене и ребёнку, и это убивает слова прямо у него во рту.       — Я больше ничего о нём не знаю, — признаётся он с большей серьёзностью, чем собирался. Она странно смотрит на него, — я не видел его полтора года.       — Он очень скучал по тебе, — делится она, и он видит, что Аманда пытается его утешить. Он ненавидит её за это, — говорил о тебе, пока тебя не было, всегда интересовался, чем ты занимаешься и с кем можешь быть.       — Ну да, — это всё, что он может сказать, потому что остальные слова покрылись бы ядом, — если это что-то значит — а скорее всего, это не значит ничего — я не думаю, что он тебе изменял. Я думаю, он действительно любит тебя.       Измена — это ложь, но он знает, что любовь — это правда. Ему больно говорить ей об этом, но она сразу же светлеет, на её губах появляется глупая улыбка. Он не уверен, почему он сказал это. Может, это из-за обещания, которое он дал Майклу, и того факта, что он всё ещё помнит милое лицо её дочери.       Улыбка Аманды искренняя, когда она говорит:       — Спасибо. Это кое-что значит. Ты его лучший друг.       Тревор фыркает.       — Да конечно. Лучший, а то.       — Так и есть, — говорит она, подталкивая его плечом, будто они внезапно стали друзьями, — он действительно заботится о тебе.       — Он мудак.       — Слушай, я знаю, что это смешно, но когда мы впервые встретились, я подумала, что вы двое геи или что-то вроде того. Я имею в виду, Майкл целовал меня, но то, как вы относились друг к другу — я подумала, что вы, может, парочка, — она смеётся над абсурдностью этого, белые зубы ловят свет уличного фонаря. — Это, блядь, просто глупо.       Кажется, будто она опрокинула ведро ледяной воды прямо на голову Тревору, потому что он замирает от слов и смотрит на неё. Любое товарищество, которое могло зародиться минуту назад, сразу же сгинуло, и он вспоминает её такой, какая она есть: стервозная выскочка-стриптизёрша, которая считает, что имеет право разрушить его жизнь, раздвинув свои ноги. Она влюбилась в Майкла, но он не был её. Он вспоминает все сказанные Амандой слова, её отвратительные чувства, и встаёт.       — Ты права, — говорит он голосом, дрожащим от гнева, — скучать по Майклу может быть тяжело. Он действительно нечто большее, чем классный одноразовый секс.       Аманда выглядит смущённой, она хмурится, но медленное, неуклонное понимание проползает по её лицу и заставляет глаза расшириться, и что-то чёрное и грязное отчётливо щёлкает в мозгу как раз когда Майкл появляется вдали.       Он машет им рукой.       — Мэнди? — кричит он и, должно быть, будит половину трейлерного парка, — где у нас детское питание? Трейси всё никак не успокоится.       Тревор улыбается Аманде, глядя на ужас, внезапно появившийся на её лице, и продолжает своё путешествие в город.

X.

      Конец 1993       Мужчина ходит взад-вперёд по фургону. Его напарник курит в кабине.       Удивительно, как быстро он это делает, затягиваясь большими глотками дыма, который выпускает через нос. В тот момент, когда сигарета тлеет под его тяжелым ботинком, другая уже зажжена. Напарник замечает, что тот прикурил ещё одну, и закатывает глаза. Он бормочет что-то, чего Майкл и Тревор, стоящие на коленях в кустах, не слышат.       — Курение — вот мерзость, — шепчет Тревор, и Майкл пихает его локтем.       — Заткнись, мать твою, — звучит в ответ, и Тревор думает, что дело не столько в шуме, который он производит, сколько в чувстве, — Не спускай с них глаз.       — О, простите. Я слишком занят, глядя на твою жирную задницу, чтобы сосредоточиться.       Он скорее ощущает, чем на самом деле видит взгляд Майкла, но это всё равно заставляет Тревора ухмыляться. Он получает ещё один удар по руке.       Мужчины у фургона наклоняются поближе, чтобы поговорить друг с другом, а потом один отстраняется и машет рукой, чтобы убрать завесу дыма. Он разыгрывает целую сценку, притворяясь, что кашляет и отхаркивается. Тревор подавляет смех.       Курящий мужчина снова бросает сигарету на землю. На этот раз он не зажигает другую, а надевает шлем и застёгивает его. Он опускает козырёк на глаза и кивает своему напарнику.       Тревор протягивает руку и хватает Майкла за плечо, сжимая его.       — Поехали, — говорит он, а другой рукой берётся за лежащую на земле винтовку. Майкл кивает и хватает свой нож.       Для таких заданий Тревору приходится забыть о своём отвращении к оружию — он всегда предпочитает свой дробовик и то, как он может заставить лицо взорваться. Но когда требуется скорость и тишина, приходится использовать винтовку. Они здесь не для того, напоминает он себе, чтобы привлекать внимание.       — Помни о плане, — вздыхает Майкл, — быстро и легко, и мы выберемся отсюда через несколько секунд.       Они надевают маски, колючие и неприятно сдавливающие нос Тревора. Он отпускает руку Майкла.       — Я знаю, я знаю. Мы справимся.       Майкл кивает, только один раз, и встаёт. Мужчины переходят в переднюю часть фургона и не думают оглядываться, давая Майклу возможность броситься к задним колёсам. Как только двигатель завёлся, он со всей силы вонзает свой нож в ближайшее колесо. Он прорезает резину насквозь с громким звуком, слишком громким звуком. Воздух вырывается в ночь.       Двигатель сразу глохнет. Пассажирская дверь открывается.       Время Тревора. Он встаёт и на полной скорости мчится к открывающейся двери, сбивая мужчину на землю прежде чем тот успевает достать свой пистолет. Он слышит копошения Майкла, который тоже направляется к водителю.       Мужчина борется под Тревором, глаза едва видны под козырьком. Тревор с некоторым трудом снимает с него шлем.       — Ублюдок, — задыхается мужчина, и Тревор бьёт прикладом винтовки по лицу мужчины. У него огромные глаза, большие пухлые губы, вьющиеся светлые волосы, спускающиеся на лоб. Он похож на ребёнка-переростка со сломанным носом. Кровь густо стекает по его щекам.       Майкл выходит из фургона. Он невредим, но запыхался.       — Мой паренёк готов, — говорит он, жестикулируя в сторону. Его голос приглушён под чёрной маской. — Выруби этого скота, чтобы мы могли продолжить работу.       — Я лучше убью его, — произносит Тревор, и человек под ним сопротивляется ещё сильнее. — Понимаешь? Нарисую ему красивенькую красную линию по шее.       Тревор не видит, но догадывается, что Майкл закатывает глаза.       — Нет, — твёрдо говорит он, — мы это обсуждали.       — Слабак, — отвечает Тревор, печально качая головой, — у него нет яиц, скажу я тебе, и это чертовски удачно.       — Сгинь в ад, — выплёвывает мужчина.       Теперь замахнуться винтовкой и выбить ему челюсть слишком легко. Голова щёлкает — слишком доступная добыча. Тревор вздыхает, сетуя на свой растраченный потенциал.       Они идут к задней части фургона, Майкл протягивает ключи водителю. Тревор следит за ним, пока тот открывает дверь. В переулке, который они приметили для отхода, безопасно, на озере позади них пустынно, если не считать пары уток на горизонте. Высотные здания вокруг них — офисы, склады — безлюдны. Они слышат только отдалённый гул шоссе.       — Быстрее, — говорит Тревор, просто чтобы побыть придурком. Майкл ворчит и через мгновение двери широко распахиваются.       — Джекпот, — бормочет он. Они начинают действовать: Майкл бежит открывать багажник их машины, а Тревор нагружает свои руки чемоданами с деньгами.       Только благодаря тому, что Лестер тщательно проследил за местными банками в глухомани, они вообще сорвали этот куш, и Тревор с тяжёлым сердцем вспоминает, какую долю получает этот ленивый ублюдок, находясь в безопасности своей заляпанной спермой спальни. Он начинает перекладывать деньги из фургона в машину. Майкл сидит на переднем сиденье с ключами в замке зажигания.       Через три-четыре подхода Тревор, наконец, укладывает последние деньги в багажник. Он быстро осматривается, чтобы убедиться, что они ничего не забыли, затем проверяет охранников, чтобы убедиться, что они оба всё ещё без сознания — так и есть, но он даёт им обоим пинка по голове для верности — и затем забирается на сиденье рядом с Майклом, стягивая маску.       — Сделано, — оповещает он немного самодовольно. Майкл снимает свою маску и бросает её на заднее сиденье, — давай. Поехали.       Майкл громко смеётся, когда они выезжают из переулка на дорогу. Он выглядит таким же возбуждённым, как и после первого успешного дела, которое они сорвали вместе, практически трясётся на сиденье, постукивая рулём в такт мелодии, которую никто не слышит.       Тревор тоже смеётся. На заднем сиденье их машины должно быть не менее пятидесяти тысяч долларов. Это самый большой куш, который они брали за всё время, и это блядски приятно. Они точно снова вместе, двое детей-идиотов, которые снова и снова находят себя и свой драйв.       — Блядь, прекрасно, — кривляется Майкл, как придурок, а смех Тревора становится только громче.       Они несколько раз объезжают город, больше по привычке, чем по какой-либо ещё причине. В прошлом им приходилось улепётывать от полицейских и подозрительных гражданских. Но не в этот раз, поэтому Майкл спускается с шоссе в поисках мотеля, в котором они остановятся на ночь.       Мотель небольшой, с мигающей неоновой вывеской «свободные места», с балконами, где места слишком мало для двух человек. Они попросили двухместный номер, но вскоре узнали, что кровати стоят так близко друг к другу, что они вполне могли бы забронировать и одноместный.       Тревор предложил забронировать себе отдельно, но Майкл покачал головой, не желая менять свои планы.       Когда они въезжают на парковку, Тревор начинает жалеть, что не настоял. Он под таким кайфом от адреналина, что мог бы с таким же успехом раскурить свою трубку по дороге сюда. Но это бы не успокоило его.       Майкл, кажется, ничуть не обеспокоен их приближающейся близостью или тем, что это будет их первая ночь за почти два года, или же тем, что, когда они жили в мотелях, то ложились в кровать почти сразу, как только закрывалась дверь. Кажется, он ни о чём таком не думает и вместо этого плавно паркуется перед зданием, широко и ярко ухмыляясь.       — Думаешь, нормально всё получилось? — пафосно спрашивает Майкл, потому что он чертовски хорошо знает, что так оно и есть.       Тревор только смеётся.       — Конечно, все путём. Мы же не любители.       — Эй, я никогда им и не был.       — Ну разумеется не был. Поэтому ты дважды попадал в тюрьму?       — Это было исключительно ради опыта, — отвечает Майкл, поднимая нос, но всё равно улыбаясь. Они останавливаются, чтобы посмотреть, как какой-то мужчина средних лет, спотыкаясь, идёт в свою комнату. У него, вероятно, дома жена и пара детей, а внутри номера, возможно, какая-нибудь смазливая молодая секретарша ждёт его член. Это напоминает Тревору о предстоящей ночи и об их слишком близко стоящих постелях.       Майкл откидывается на сиденье и набрасывает куртку на деньги. Это единственная защита — нести все эти банкноты в номер было бы слишком подозрительно — и они подумали об этом, и решили, что оставить их практически на виду — самая безопасная ставка.       Майкл выходит из машины и тянется руками к небу. Как будто это не он только что ограбил фургон банка и не испортил жизнь двум мужчинам, которые просто выполняли свою работу. Так легко он снова превратился в того весёлого обаятельного человека, каким его знает весь мир. Тревор тоже выходит из машины и пытается последовать его примеру.       Они поднимаются по лестнице в шестую комнату. Тревор подумывает позвонить Лестеру, чтобы подтвердить свой успех, но подумал, что он, вероятно, уже отдыхает — да и может подождать и до утра. Сегодня у Тревора есть заботы поважнее: и все они связаны с Майклом Таунли, который сияет и лучится, когда они включают свет и закрывают за собой входную дверь.       Майкл сразу же идёт к маленькому холодильнику и достаёт заранее купленную бутылку виски, напевая про себя. Тревор стоит у кровати и вспоминает прошлые дни, когда он без колебаний затаскивал Майкла на их кровать.       Эти дни, он знает, прошли, и поэтому он просто топает на крошечную кухню и говорит:       — Налей мне двойную порцию.       Майкл улыбается ему:       — Это по мне.       Он наливает им обоим двойную порцию и кладёт несколько кубиков льда в свой стакан, передаёт другой Тревору. Это хороший виски, тот, ради которого Майкл живёт, но Тревору он не очень-то по вкусу. Он предпочёл бы что-нибудь покрепче, что-то, что могло бы обжечь ему нос и стекать по задней стенке горла, пока он не почувствует тошноту.       Здесь нечего нюхать или курить, кроме сигарет Майкла, поэтому он игнорирует свою тягу к наркотикам и садится на край кровати. Майкл снимает свои ботинки и садится на свою, звеня стаканом о стакан Тревора.       — Ну и куш, — говорит он, блаженствуя, — никаких проблем. Я охренел, типа… мы вернулись, детка, мы охуенно устроились.       Тревор закатывает глаза.       — Не слишком радуйся. Мы ещё должны отдать Лестеру его долю.       — Дело не в деньгах. Ну, то есть, в них тоже, но… ты понял. Дело в работе. Это же… Я не знаю, ты тоже это чувствуешь, этот кайф. Я не думаю, что мне когда-либо было нужно что-то большее.       — Но деньги тоже круто.       — Деньги это охуеть как круто, — смеётся Майкл и делает большой глоток виски. Тревор кивает, хотя и не может согласиться. Он не тратит много. Он хранит и копит деньги на счету в оффшорном банке. А вот у Майкла на заработок большие планы; у него есть жена, первенец и ещё не родившийся ребёнок, отпуск и мечты о домике с изгородью. У него есть и кокаин, и виски, и женщины.       Снаружи раздаётся очень далекий, совсем не угрожающий звук полицейской сирены. Майкл и Тревор молча смотрят друг на друга в течение мгновения, прежде чем оба разражаются смехом, падая обратно на свои кровати. Драйв, которым так одержим Майкл, проходит через них обоих и наполняет воздух вокруг них, и Тревор не может не ухмыляться вместе с ним.       Семья Таунли меркнет по сравнению с этим чувством, и они оба это знают. Именно здесь они начинают жить по-настоящему. Здесь их место.       Майкл поворачивается и опирается подбородком на руку, локтем упираясь в матрас.       — Знаешь, — говорит он, когда смех окончательно стихает, — мы с Лестером разговаривали… Ещё до того, как ты вернулся с юга. Мы думали о том, чтобы организовать что-то более постоянное, чем случайные ограбления.       — Тот самый большой куш? — спрашивает Тревор, лёжа на спине. Он чувствует себя внезапно усталым, сонным и довольным, счастливым только лишь от присутствия Майкла в одной с ним комнате.       — Не. Нет, пока что нет. Скоро, но не сейчас.       — Офисная работа? — предполагает Тревор, заставляя Майкла фыркнуть.       — К счастью, нет, — он ставит свой стакан на столик у кровати, но только после того, как отхлебнул последнюю порцию виски. — Помнишь, как мы впервые встретились?       Конечно Тревор помнит. Вонь от того выстрела из ракетницы в дикого незнакомца до сих пор иногда преследует его. Это был такой смрад, который останется с ним навсегда.       — Да. Есть какие-то новости от Эрика, что ли?       — Не совсем. Мы думали сами организовать какой-нибудь бизнес по перевозке грузов, недалеко от границы.       У Тревора нет настроения сегодня на размышления о возвращении туда, поэтому он просто бесполезно пожимает плечами и подавляет зевок.       — Да, конечно, я подумаю об этом. Если меня, блядь, пригласят в долю.       — Не будь мудаком. Конечно ты приглашён. Ты единственный человек, который может управлять самолётом.       — Приятно знать, что ты меня ценишь только за это, — дразнит Тревор, и он говорит это только для того, чтобы быть задницей, но Майкл всё равно хмурится. Он ничего не отвечает, но переворачивается на спину и задумчиво смотрит в потолок. Тревор ненавидит себя за то, что испортил весёлое настроение, но он ненавидит за это и Майкла.       Он садится и допивает последние капли. Его мозг уже слегка плывёт. Там, где-то далеко, те охранники скоро очнутся и о них позаботятся врачи и медсестры, а полиции они скажут, что появились два придурка в масках и украли все их деньги. Он задаётся вопросом, потеряют ли они работу. Но он не переживает.       Майкл громко зевает.       — Я устал, — объявляет он, потягиваясь. Он смотрит на часы на прикроватной тумбочке, которые показывают два часа ночи. — Кажется, мы пропустили счастливый час. Придётся идти завтра.       Завтрашний день обещает стриптиз-клубы, химикаты и марафоны пивных посиделок. Сегодняшняя ночь — это только эти две кровати и четыре стены.       Тревор оставляет Майкла с его планами и идёт в туалет.       Он смотрит на себя в зеркало в ванной и наклоняется к нему так близко, что его дыхание отражается на стекле. Он выглядит усталым, но живым, глаза яркие, но запавшие. Его тело болит от адреналина, который охватил его сегодня вечером. Его грудь болит от быстрого биения сердца. Он проводит рукой по волосам, которые снова стали слишком длинными, и выходит из ванной.       — Эй, ублюдок, может, завтра нам стоит найти парочку…       Слова замирают у него на языке, когда он понимает, что Майкл уснул. Он всё ещё полностью одет и вытянулся как струнка, но выглядит умиротворённым, рот вялый и слегка приоткрыт.       Тревор раздевается так тихо, как только может. Он делает паузу, прежде чем скользнуть в свою кровать. Его рука лежит на одеяле, приподнимая его, но его глаза прикованы к Майклу и складкам его тела, мягкости его рта.       За последние полтора года Майкл стал для него чужим, кем-то, о ком он помнит и кого жаждет, но кто редко бывает осязаем. Когда-то он был для Тревора всем — и днём, и ночью. Теперь он просто должен быть его женатым деловым партнёром. И ничего больше, никогда. Не к кому прикасаться, не к кому чувствовать, не к чему стремиться. Не о ком думать после того, как погаснет свет.       Но работа снова свела их вместе, и Тревор солгал бы, если бы сказал, что не заметил улыбки Майкла и того, как задерживается его взгляд, когда он объясняет их планы на будущее.       Как будто Аманды не существует. Как будто Трейси никогда не рождалась.       Тревор хочет забраться на кровать рядом с Майклом, но какая-то извращённая мораль внутри него напоминает ему о Трейси Таунли и о том, как его собственная пропавшая семья испортила ему жизнь. Он не хочет ускорять разрушение. Он тяжело сглатывает — в животе тепло от желания — и молча забирается на свою кровать.       *       Когда ночь стоит на пороге рассвета, Тревор просыпается от запаха алкоголя. Майкл, пьяный, нависает над ним.       — Прости меня, — произносит он сбивчиво. Его щёки блестят в лунном свете, а его дыхание обдаёт лицо Тревора.       Тревор хочет оттолкнуть Майкла, но руки предают его и притягивают ближе. Их бёдра соприкасаются. Их грудные клетки соприкасаются. Майкл тяжёлый и удушающий, а Тревор, потерянный, сонный, уничтоженный, закрывает глаза и льнёт к нему так крепко, что становится больно.       — Прости меня, — повторяет Майкл.       Его рот открывается и горячит шею Тревора.       — Прости меня, — говорит Майкл в третий раз. Его рука пробирается между их телами.       — Майкл, — бормочет Тревор и толкается вверх.       — Прости.       Позже Тревор будет вспоминать эту ночь и так и не поймет, почему он просил прощения. Всё, что он будет знать — это то, что утром Майкл приготовит им обоим кофе и поцелует Тревора так глубоко, что в животе станет тепло и скользко. Что они упадут в пучину греха вместе снова и снова, и снова, и снова, и что где-то в трёх штатах от них Аманда будет срочно доставлена в больницу, и что Майкл пропустит рождение своего второго ребёнка.       Но Тревору и потом будет всё равно.