Something about Regulus

Было обещание, а если точнее, то клятва, брошенная в попытке убедить, переломить ситуацию в свою сторону и просто придать щепотку мистики. И оно было нарушено, хотя Регулус предпочитала другой термин — отложено. Реджи смотрела на своё левое предплечье, покрытое чернильными разводами — монстр, сжирающий плоть, она каждый день вглядывалась в зеркало и до боли растягивала кожу в попытках понять — осталась ли она той же или исчезла, наглотавшись дорожной пыли. Когда ей исполнилось девятнадцать, она подарила себе редкую книгу по чарам, прощение и возможность вернуться в Лондон ненадолго, чтобы чуть-чуть, хоть краешком глаза увидеть что-то родное, вспомнить, ради чего она это всё делает. И тогда увидела брата — Сириус сидел — изломанная спица, багровая капля на подбородке, рубашке — каберне-совиньон. Сириус никогда не любил вино, он предпочитал довольно крепкие напитки, чтобы сразу звезды перед глазами, чтобы било под дых, чтобы забывалось и имя, и жизнь и все эти никчемные страдания. Святой Дунстан, наверное, до жути ненавидел двух подростков, прибегающих к нему под ноги, в сердце его сада, нарушающих его покой абсолютно неинтеллигентными смешками — клочками свободы. Нигде в Лондоне двум изломанным детям не было так хорошо, как под тенью полуразрушенной церкви, стоящей только по милости плюща, стягивающего стены и потолки. — Реджи? — Проходи. Барти должен был быть первым — время шесть тридцать. Это место было для него совершенно незнакомым — окраина Ислингтона, дом из красного кирпича, перешедший по наследству — Регулус Первый не зря был заядлым путешественником и, если честно, тем ещё пройдохой. Обои приглушенных тонов, много мебели, сплошной максимализм — вычурное изумрудное кресло, коллекция фарфоровых слоников, чья-то заспиртованная рука, череп странной формы. Регулус тяжело обживалась. Ей казалось, что вот сейчас, прямо сейчас послышатся шаги, в нос ударит мерзкий запах затхлости и всё. Закончилось. Далекая мечта о спокойных днях наедине с собой закончилась. Выстрелила себе в висок, оставив кровавую кляксу на зеркале. Колесо сансары делало оборот, задавливая своим обручем девичью спину. — Садись, прошу, — Регулус указала рукой на диван — жертву экспрессионизма в фиолетовых тонах. Крауч, глядя на это недоразумение, по ошибке названное диваном, легко изогнул брови, скривив губы в полуулыбке. Вина резко полоснула по сердцу. Барти редко улыбался, можно сказать, что он этого и не умел вовсе, лишь постоянно вымучивал трещину, выцарапанную гвоздём по дереву. — Я жду всего, — сиденье зашуршало, распахивая свои объятья ещё сильнее, — начиная от обещанного рассказа, заканчивая тем, как ты провела эти три года, пока мы тебя искали, перевернув чуть ли не весь мир. Блэк потёрла переносицу, подумала о том, как ей себя ужасно жалко, достала два бокала и уселась на пол, прямо рядом со столиком, мановением руки призывая красивую бутыль с янтарной жидкостью. — Рассказ будет долгим. — Мы никуда не спешим. Небольшая война взглядов, которую Регулус проигрывает (Блэк с каким-то странным чувством заметила, как сильно поменялся её лучший друг за всё то время, что они были вдали друг от друга). Она сделала первый глоток и начала говорить. Рассказала про адскую боль, про кому, про родителей, про плачущего мальчика, про девочку, про страх, ужасный страх не успеть, проиграть, не сберечь, про взлёты, падения. Про парализованную руку, про лихорадки, про шаманов, про обманы, татуировки, волосы, ненависть, слёзы, про семью, про украденные у Смерти души. Исповедь, признание, плач, песня, мольба, рассказ, баллада. Регулус всё говорила и говорила, захлёбывалась в словах, путалась и начинала заново. На лицо Барти смотреть не хотелось, но под конец, всё-таки, пришлось. Он сидел, весь обратившись в слух, с расширенными глазами, с застывшими в них слезами, а перед ним сидел ребёнок. Та самая Принцесса Блэк, болезненно бледная и щуплая, с затянутыми в сложную прическу смоляными кудрями и вечным ощущением дезориентации, та, которую он впервые увидел на дне рождения Эвана, та, которая в последствии стала его ближайшей опорой и отдушиной. Остаток дня они провели сидя на полу, со сцепленными руками и душами, вымытые слезами от и до. Изломанные дети и выгрызенные жизни. Им больше не снились кошмары.

***

7 сентября 1977 г. Я всё ещё думаю, что это плохая идея. С. 29 сентября 1977 г. Ещё не поздно уйти. С. 14 октября 1977 г. Перестань игнорировать меня. С. 31 октября 1977 г. Я принесу тебя в жертву на следующем Самайне, если не ответишь. С. 5 ноября 1977 г. Спасибо за подарок, но я бы оценил ответ намного больше. Твой драгоценный брат, Сириус Блэк. 19 ноября 1977 г. Римус сегодня приволок какие-то леденцы в жёлтых упаковках, их нужно макать в кислый порошок перед тем, как есть. Сириус-лучший-на-свете-брат-Блэк. 29 ноября 1977 г. Я надеюсь, что у тебя всё хорошо. Сириус. 4 декабря 1977 г. Сегодня в училище разбирали контрзаклятия, не знаю, стоит ли мистеру Алкеру знать, что при определённой сноровке никакое проклятье такими детскими шалостями не снять или это будет разглашением семейных тайн и по мне прилетит обетом? Может и не прилетит, потому что я, по сути, и не Блэк теперь. Ну да ладно, не стану же я подписываться Уайт? Сириус. 17 декабря 1977 г. Пит сказал, что ты можешь вообще не открывать эти письма, что весьма вероятно, потому что ты упрямая дура, но мне всё равно. Я буду надеяться, что ты, всё же, не забыла о своём бедном старике “плак-плак”, неблагодарная девчонка! Думает, что раз староста школы, то ей всё можно. Твой мудрый старец Сириус. 31 декабря 1977 г. Ты присылаешь мне подарки, но не отвечаешь, похоже, что ты правда это всё не читаешь. Редж, пожалуйста, перестань дурить, прошу. Мы с ребятами поможем тебе, если ты скажешь в чем проблема, клянусь. Просто расскажи уже, не нужно мучить себя, я ведь знаю, что ты не поддерживаешь эти взгляды, никогда не поддерживала. Я обязательно найду способ уничтожить это клеймо, просто подожди. Твой Сириус. 9 января 1978 г. Я помню, когда ты только родилась. Конечно, я сам был мелким и ничего не понимал, но ты уже тогда меня бесила до жути. Ты знаешь, что твоим первым словом было моё имя? Отец был ужасно обижен, он всегда любил тебя больше, как и матушка. Сначала мне было неприятно, но потом я тоже начал любить тебя сильнее, чем их. Я видел, как ты потеряла тогда сознание и этот крик до сих пор преследует меня после стольких лет. И я не хочу во второй раз смотреть на то, как ты бездыханно лежишь. Сири. 21 января 1978 г. У маглов есть такая болезнь, она называет депрессия. Точнее она бывает не только у маглов, она у каждого человека может появиться, но название дали именно маглы. Мне кажется, что что-то похожее есть у Римуса. Он стал как-то особенно плох. Сири. 5 февраля 1978 г. Я не спросил, как прошли твои каникулы, потому что знал, что ужасно. Без меня уже не то, слишком скучно. Зато мы с ребятами хорошо провели время, посидели на вилле у Альфарда, старый докси знал, как нужно развлекаться. К нам в училище приезжал отец Барти-боя, теперь я понимаю, почему ты его так ненавидишь, противный мужик. Жену его жалко. Сири. 26 февраля 1978 г. Я купил мотоцикл! Он ужасно крутой, фотография должна быть в конверте, сама посмотри какой классный. Артур Уизли подкинул мне парочку интересных книг про работу с магловской техникой, так что скоро я подкорректирую свою красавицу и буду гонять. Напиши, если захочешь покататься, я купил лишний шлем. Сири. 22 марта 1978 г. Гоняют нас знатно, конечно, поэтому на время перестану писать. Береги себя, идиотка. Твой Сири. 23 июля 1978 г. С днём рождения! Это всё ещё я, твой единственный и неповторимый брат. Желаю тебе не умереть. По крайней мере раньше меня. p.s. я скучаю Регулус сложила бумагу, от которой всё ещё исходил тонкий флёр мужских духов. На столе лежала разворошенная шкатулка, в шкатулке несколько конвертов и чьё-то сердце. Наконец-то можно его достать.