No other faith is light enough for this place

Хотя Орден не запрещал джедаям воссоединяться со своими родственными душами (в конце концов, их философия не позволяет сопротивляться тому, что считается волей самой Силы), он, определенно, не поощрял это. Именно поэтому Оби-Вана не беспокоило, что его метка никогда не загоралась, обозначая, что суженный где-то рядом. Конечно, он бы хотел узнать, кто его родственная душа. Все хотят. Но Оби-Вана учили, что Сила исполняет собственную волю, и он никогда — никогда! — не должен идти против нее. Большая часть разумных существ не находит свою половинку и блуждает по вселенной, пока не устанет и не заведет семью с кем-то еще. С кем-то, кто так любит их, что заставляет забыть об истинной судьбе. Впрочем, некоторые никогда не прекращают поиски. Кто-то сходит из-за этого с ума. И есть лишь крохотная доля людей, редкие счастливчики, которые сумели отыскать в далеком уголке галактики родственную душу. Оби-Ван не думал, что станет одним из них, пока однажды на его предплечье не заполыхала метка.

***

Прежде чем Верховный Совет джедаев отправил Оби-Вана в тюремный отсек, ему сказали, что Мастер Квай-Гон Джинн задержал Ситха. «Твое задание — допросить его». «Ситх! — эта мысль крутилась в голове, пока он пересекал знакомый лабиринт коридоров и лестниц. — А ведь считалось, что они исчезли больше тысячи лет назад! Как Квай-Гон умудрился случайно на него наткнуться?». Оби-Ван слушал истории о них, как и все юнлинги. Истории о Великой войне с ситхами, Гражданской войне джедаев и, позже, Новых войнах с ситхами, в которых те были стерты с лица галактики раз и навсегда. Как выяснилось, это не совсем так. Когда Оби-Ван добрался до Камеры 19, дюрасталевая дверь уже открылась. Мастер Йода ждал его напротив ярко-оранжевого защитного экрана, который отделял обоих джедаев от некой формы жизни. Кажется, она медитировала. Забавно. Оби-Ван и подумать не мог, что Ситхи умеют медитировать. — Ах, Кеноби. Сложную задачу тебе Совет дал, — Йода постукивал по полу посохом из гимера, видимо, глубоко задумавшись. — Существовал Ситхов Орден все это время. Скрывался от нас. Жаждал силы. Становился крепче. Всегда двое их, не больше. Поймал Квай-Гон ученика или учителя? Ответ найти должен ты. Оби-Ван постарался не прогнуться под тяжестью взгляда, которым Грандмастер пригвоздил его к месту. — Мастер Йода, я почту за честь принять задание, которое доверил мне совет. Будьте уверены, я сделаю все возможное, чтобы выведать необходимую информацию. Оби-Ван всегда был талантливым оратором, по крайней мере, так говорил Квай-Гон. Переговоры — его любимые миссии, и не редко ему доводилось допрашивать заключенных. В нем есть что-то, что заставляет пленников выбалтывать свои секреты и избавляет от необходимости применять… более жесткие методы. Но все же, он еще никогда не допрашивал ситха. — Верит в тебя Совет, Кеноби. Да пребудет с тобой Сила, — сказал Йода, прежде чем уйти. — Да пребудет с вами Сила, Мастер. Когда на лестнице стихли шаги Йоды, остались только Оби-Ван и заключенный. Джедай и ситх. Жжение в руке усилилось, когда Оби-Ван встал напротив камеры. Метка горела с раннего утра, с тех пор как первые солнечные лучи коснулись корусантского неба. Ему хотелось проклясть ситха и бегать вокруг Храма, пока не найдется его родственная душа, но придется подождать. Совет дал ему приказ, а Оби-Ван всегда исполнял приказы любой ценой. Его суженый — не джедай, иначе Кеноби встретил бы его уже давно. Это должен быть кто-то из другого мира: дипломат или, может быть, политик, хотя Оби-Вану претила эта мысль. «Хватит мечтать», — подумал Оби-Ван и удобно устроился на стуле, стоящем в первой половинке камеры. На столике рядом с ним лежала стопка флимсипласта. Оби-Ван узнал путаные каракули своего бывшего мастера. Видимо, это отчет о выполненном задании и последующей поимке ситха. Можно прочитать это позже. Оби-Ван считал, что лучше начинать допрос с чистого листа. По возможности, для обоих участников. По другую сторону от лучевого щита, призванного сдерживать силовые атаки, ситх по-турецки устроился на койке. Из-под черного плаща не выглядывало ни одного кусочка кожи. Оби-Ван призвал все свое самообладание, чтобы не вздрогнуть от пронзительного холода, который источало это существо. «Это и есть темная сторона Силы», — подумал он. Лучше закончить побыстрее, пока на него не воздействовала гнетущая атмосфера этого места. Сделав глубокий вдох, Оби-Ван заговорил спокойно и собранно, показывая, что с Ситхом не случится ничего плохого (если они будут сотрудничать, конечно): — Ты знаешь, где сейчас находишься? — На каком-то джедайском объекте, — Оби-Ван понадеялся, что дрожь, прошедшаяся по его позвоночнику из-за этого бархатного мужского голоса, осталась незамеченной, — Думаю, это Корусант. — Ты прав. Это одна из камер предварительного задержания Храма джедаев в Галактик-сити. Мастер Квай-Гон Джинн пленил тебя на Джабииме и привел сюда, чтобы ты предстал перед лицом правосудия. Ты помнишь это? Оби-Ван должен продолжать допрос, пока не добьется признания, но придется закончить побыстрее. Его метка с каждой минутой нагревалась все сильнее и сильнее. Еще немного, и он не сможет это скрывать. — Пленил — громко сказано, — фыркнул ситх. «Горделивый», отметил Оби-Ван на листе флимси. «И разговорчивый». Две вещи, из которых можно извлечь выгоду. — Суть в том, что сейчас ты находишься под юрисдикцией джедаев. Я должен задать тебе несколько вопросов, прежде чем Совет решит, что с тобой делать, — учитывая, что он ситх, самым мягким наказанием будет пожизненное заключение. — Меня зовут Оби-Ван Кеноби, я Рыцарь джедаев, ответственный за… как бы это сказать… за понимание тебя. По крайней мере, твоих мотивов. Это поможет Совету подобрать наиболее адекватное направление действий. Сила вздрогнула так сильно, что Оби-Вану показалось, будто его центр тяжести сместился. В этот же момент непрекращающееся жжение в предплечье внезапно прекратилось. Метка погасла. Видимо, его суженный покинул Храм. Оби-Ван изо всех сил постарался сдержать разочарованный стон. Он потерял свой шанс. Один шанс на миллион. Джедай позабыл обо всем на свете, но голос ситха вернул его к реальности. — Ты сказал «Оби-Ван Кеноби»? Рыцарь так глубоко погрузился в собственную боль, что не заметил дрожи в голосе ситха. — Да. Ты слышал обо мне? Оби-Ван потряс головой, как будто это могло прогнать мысли о родственной душе. Если она на Корусанте, он найдет ее, несмотря ни на что. Но прямо сейчас Оби-Ван обязан сконцентрироваться на задании Совета. — Кстати, в отчете нет твоего имени. Я надеюсь его услышать. Это было ложью. Оби-Ван не читал отчет, но сомневался, что Квай-Гон не смог выведать хотя бы имя ситха. Однако он понял: пленник быстрее привыкнет отвечать на вопросы, если начать с самых простых. Ситх откинул голову и засмеялся, позволяя мельком увидеть золотистую шею. Оби-Ван не понял реакцию своего тела на это. — Давным-давно мой учитель назвал меня Дартом Вейдером. Прежде у меня было другое имя. Плащ всколыхнулся. Оби-Ван инстинктивно приготовился к драке, но Дарт Вейдер всего лишь поднялся на ноги. — Что это было за имя? — О, мне не нужно это говорить. Ты уже его знаешь. — Что, прости? Оби-Ван заинтересованно наклонил голову. Вейдер подошел так близко барьеру, что они оказались на расстоянии вытянутой руки. Джедай мог потянуться к нему… и обжечься об отталкивающий импульс щита. Голос пленника был теплым и мягким: таким, каким не полагается быть голосу ситха. — Оно написано на твоей коже, Оби-Ван Кеноби. «Нет», — подумал джедай. Его сердце дико билось о грудную клетку. «Этого не может быть». — Ты блефуешь. Оби-Ван отказывался верить в это. Это не может быть правдой. Это ложь. Вероятно, Дарт Вейдер почувствовал его смятение и страх, но Оби-Вана был слишком шокирован этим вихрем эмоций, чтобы держать лицо. — Зачем мне это делать? Ты джедай. Все это ваше ханжество, безэмоциональность: родственные души ничего не значат для вас. Это не помешает тебе убить меня, если придется. «Это не правда, — хотел сказать Оби-Ван, — ни единого слова правды». Но прежде чем фраза соскользнула с губ, Дарт Вейдер припустил капюшон, открывая молодое лицо, обрамленное гривой золотисто-русых волос. Его глаза светились желтизной, и уголок губ приподнялся в чем-то, что для кого-то погрузившегося во тьму могло считаться улыбкой. Однако взгляд сфокусировался ниже, на словах «Оби-Ван Кеноби», написанных аккуратным курсивом, похожим на его собственный почерк. Надпись над ключицей Вейдера напоминала ожерелье. Оби-Ван отступил на два шага и столкнулся с дюрасталевой дверью. Это невозможно. Просто какой-то жуткий ночной кошмар. — Не волнуйся. Я ожидал этого, твоя реакция меня не расстроила, — сказал Вейдер, как будто ничего не произошло, как будто только что для Оби-Вана не перевернулся целый мир. — Это не моя вина, ясно? Если хочешь покричать, кричи в Силу. Я этого уже навидался. «Это не правда, — повторял он вслух и про себя снова и снова. — Это ошибка. Это не я, это другой Оби-Ван Кеноби. Это не могу быть я». «Моя родственная душа не может быть ситхом». Вейдер вздохнул. Улыбка покинула его губы, едва появившись. Он выглядел так же, как молодые рыцари-джедаи, прогуливающиеся вокруг Храма. Не похож на монстра, которым он является на самом деле. — Твоя метка. Кто-нибудь видел ее? Оби-Ван моргнул, пытаясь привести мысли в порядок. — Только родители и мой учитель. — Тогда позволь мне догадаться. Впервые их взгляды устремились друг на друга. Странно, но, даже глядя в эту бездну светящихся желтых глаз ситха, Оби-Ван не испытывал страха. Наоборот, они притягивали его, будто он мог погрузиться в Вейдера и раскрыть все его секреты. — Там написано «Энакин Скайуокер». Оби-Ван ударил по кнопке открывания дверей и выбежал из комнаты.

***

После нескольких неудачных попыток приступить к медитации, ноги сами понесли его прямо к комнатам Квай-Гона. — Это он. Энакин Скайуокер! — сказал Оби-Ван, едва ступив внутрь. Квай-Гон, который пил чай и разглядывал с балкона чудовищные корусантские пробки, обернулся. Его густая бровь приподнялась. — Кто? «Да поможет мне Сила. Она так мне нужна». — Ситх, которого вы привели сюда! Учитель, он — моя родственная душа! Энакин Скайуокер, помните? Не в силах сдержать сочившееся из каждого слова отчаяние, он закатал рукав, чтобы Квай-Гон увидел надпись, начерченную простыми элегантными штрихами. «Энакин Скайуокер». Оби-Ван вглядывался в лицо учителя, ожидая, что на нем отразится отторжение или отвращение. Однако Квай-Гон только задумчиво огладил бороду. — Значит, такова воля Силы. В этом есть смысл. Я чувствовал непреодолимую тягу, как будто Сила призвала меня сразиться с ним. Если это можно назвать сражением, конечно. Его загадочные выражения, как обычно, показались Оби-Вану бессмысленными. Однако он вспомнил одну деталь из вихря событий, произошедших час назад. «Пленил — громко сказано», — сказал в камере Энакин… То есть, Дарт Вейдер. — Что вы имеете в виду? Отойдя от балкона, Квай-Гон жестом попросил его следовать за собой. Учитель и его бывший падаван устроились на диване, где Оби-Ван за последние десять лет получил бесчисленное количество наставлений. Даже после посвящения в рыцари он продолжал обращаться к Квай-Гону за советами. — Я уже почти покинул Джабиим, когда почувствовал что-то… Почувствовал его. Движение в Силе. Когда ты говорил с ним, ты заметил, что Сила притягивается к нему отовсюду, словно к своего рода… черной дыре? Оби-Ван поерзал, прежде чем ответить. — Я ощутил, что у него будто бы есть собственное гравитационное поле, но потом решил, что это окружающая его тьма. — Дело не только в этом, — покачал головой Квай-Гон, — Я верю, что… Заметь, это лишь предположение, я не говорил об этом с кем-то в Совете: вряд ли они обратят на это внимание. Так вот, я верю, что Ситх — Энакин, как ты сказал, — это человек из древнего пророчества. Оно было написано еще до того, как мир стал таким, каким мы его знаем. Обещано, что Избранный принесет равновесие в Силу и навсегда уничтожит ситхов. «Теперь все это стало окончательно бессмысленным». Оби-Ван побледнел и начал расхаживать по комнате, не в силах усидеть на месте. Он знал, что это неподобающее для джедая поведение, но также был уверен, что Квай-Гон не пристыдит его за это. — Учитель, но как же он может это сделать, будучи одним из них? И я знаю, что вы серьезно относитесь к пророчествам и всякому такому, но давайте сфокусируемся на том факте, что моей родственной душой оказался ситх. «Его имя написано на моей коже, а мое — на его. Мы созданы друг для друга, предназначены друг другу и связаны непостижимой нитью судьбы». — Я уже сказал: такова воля Силы, Оби-Ван. Смирись с тем, что тебе уготовила судьба. Впервые за много лет Оби-Ван был близок к тому, чтобы разрыдаться. Разумеется, что Квай-Гон Джинн, который считает Силу важнее чего бы то ни было, ничем ему не поможет. Честно говоря, Кеноби сомневался, что кто-то в принципе может это сделать. — Оби-Ван, — подозвал его Квай-Гон и обнял за плечи; он был так измучен, что упустил момент, когда учитель встал с дивана и подошел к нему, — Сила дарит нам больше вопросов, чем ответов. Но помни, что она никогда, никогда не ошибается, что бы тебе ни казалось. И если твоя душа связана с душой ситха, значит, на то есть причина. Квай-Гон прижал его крепче, обнимая так, будто Оби-Ван все еще его маленький падаван, переживавший чуть ли не экзистенциальный кризис каждый раз, когда его учитель бросал вызов Совету. — Поговори с Энакином, послушай, что он скажет. И помни, что не все — то, чем кажется на первый взгляд. — Конечно, мастер, — Оби-Ван опустил голову, на секунду окунаясь в исходившее от учителя умиротворение и его незыблемую, как земная твердь, веру. — Такова воля Силы.

***

Никто кроме Квай-Гона не знал о связи между Оби-Ваном и Дартом Вейдером. Или, как джедай называл его мысленно, Энакином Скайуокером. Только потому, что это осталось тайной, Оби-Вану позволяли и дальше допрашивать ситха. Он надеялся разузнать о нем как можно больше, прежде чем Совет огласит решение. Причин было две. Во-первых, это его задание. Во-вторых, кровь бурлила от желания узнать как можно больше о своем нареченном. Однако этот факт все еще тревожил его. Поэтому Оби-Ван возвращался в Камеру 19 каждый день и подыгрывал Энакину, пока тот высмеивал его глупую джедайскую идеологию. — Уверяю, тебе пойдет на пользу, если ты станешь сотрудничать. А также им обоим пойдет на пользу, если Оби-Ван расскажет Совету о чем-то кроме неповиновения ситха. С тех пор как Энакин рассказал об их связи, он не сообщил ничего важного. — Не думай покинуть это место, — добавил Оби-Ван, — даже если прибудет подмога. Храм Джедаев неприступен. Раз ты ситх, ты должен об этом знать. По мнению Энакина, улыбнуться — значит так изогнуть губы, чтобы лицо приняло подлое и жестокое выражение: такое, каким оно описывалось в старых джедайских легендах о ситхах. — Ну, если ты так говоришь. Оби-Ван сжал пальцами переносицу. «Такова воля Силы», — сказал Квай-Гон. Почему Сила не связала его с кем-то, кто не такой упрямый, не почти вполовину моложе и, самое главное, не ситх? — Да, я так говорю. Послушай, Энакин… Оби-Ван подумал, что звучание настоящего имени поможет ему открыться или хотя бы ослабит оборону. Он не ожидал, что лицо ситха перекосится. — Не называй меня так, — прорычал Энакин… то есть, Дарт Вейдер, гневно сверкая желтыми глазами. — Энакин Скайуокер — мертвый мальчик, похороненный в песках. Он — ничто. Меня зовут Дарт Вейдер. Инстинкты велели Оби-Вану съежиться от страха, учение джедаев заставляло стоять на своем. Но именно его талант переговорщика позволил увидеть эту возможность и ухватиться за нее. — Кто убил его? — Я, — сжатые в кулаки руки Энакина затряслись. — Я думаю, что ты лжешь мне, — Оби-Ван наклонился к разделявшему их лучевому щиту, не боясь травмироваться, если такова цена правды. — Я думаю, это сделал твой учитель. Оби-Ван ожидал, что Энакин закричит, вскочит на ноги, швырнет кресло в разделительный барьер, будет хохотать и издеваться над ним за то, что он искал в ситхе что-то хорошее и верил: Энакин недостаточно предан Темной стороне, чтобы навсегда связать с ней свою жизнь. Но на самом деле желтизна в глазах ситха поблекла, плечи опустились, а легкие вытолкнули полный боли выдох. Из глубин их молодой и очень хрупкой связи Оби-Ван выхватил его чувство — страх. Почти парализующее количество страха. Этого достаточно, чтобы разорвать человека надвое. — Ты ничего не знаешь обо мне. Абсолютно ничего, — прошептал Энакин, и в каждом слове было предупреждение, в каждом слове была мольба. — Оставь меня одного. — Энакин… Но пленник уже повернулся к нему спиной. — Я больше ничего не скажу. Оставь меня сейчас же или позову кого-нибудь, кто тебя выпроводит. Поднимаясь по лестнице, Оби-Ван прокручивал эту сцену в своей голове. Он чувствовал, что страх прицепился к нему и волочится позади, как обмотанная вокруг шеи неподъемная цепь.

***

Оби-Ван держал в руках стопку свежих флимсипластовых листов, тех самых, где на верхней строчке было напечатано «ЭНАКИН СКАЙУОКЕР». Их было так много, что Оби-Ван смело мог выступать с презентацией на эту тему. — Здесь говорится, что на Татуине тебя и твою мать захватило племя песчаных людей, — сказал он, делая вид, что читает, хотя уже знал текст наизусть. — Здесь говорится, что вы не вернулись обратно, поэтому через неделю власти заключили, что вы мертвы. Тойдарианец по имени Уотто расписался в качестве свидетеля. — Мой драгоценный хозяин, — Энакин сжал кулаки, лежащие на его коленях. Оби-Ван выяснил, что Энакин родился в рабстве, но решил, что лучше не говорить об этом ради него и себя самого. В архиве он видел изображение маленького Скайуокера, светловолосого и улыбающегося. Думая о том, что с мальчиком обращались как с вещью, собственностью, которую можно купить, продать или проиграть в карты, Оби-Ван испытывал гнев. Он не помнил, чтобы когда-либо еще сталкивался с таким обжигающим чувством. — Ты, разумеется, не погиб, раз уж сидишь напротив, — и сводишь меня с ума. — Так что же случилось в тот день? — Она умерла. А я нет. Оби-Ван вздохнул. Он предполагал, что ему тоже не захотелось бы говорить о смерти матери, если бы он ее помнил. Но у него не осталось воспоминаний о жизни на Стьюджоне, до Храма, до того как его призвали. — Кто спас тебя? Энакин щелкнул языком и отвернулся от серой стены своей камеры. — Знаешь, «спас» — сильное слово. Лучше бы я там умер. Оби-Ван отметил это на полях листа, подчеркивая каждое слово. Энакин — самая странная загадка, с которой он сталкивался, и он даже не мог решить ее без спешки. Совет уже стоял у него над душой. Если Вейдер — ученик, значит, где-то в галактике притаился лорд ситхов — учитель. Джедаи должны узнать, кто он и, что куда важнее, где он. Должен же быть какой-то способ разговорить Энакина, развеять его страх, обернуть ярость, которую ситх проявлял так осторожно, против того, кто склонил его ко тьме. — Если ты так сильно ненавидишь его, почему не расскажешь, где он? Может быть, Совет даже выпустит тебя на свободу. Под наблюдением, конечно. Я… мог сам заняться этим. И снова Энакин засмеялся. И снова это звучало уродливо, ненормально, с оттенком отчаяния. — О, родная моя душа, мой доблестный защитник. Ты думаешь, что можешь, как бы это, отпустить мои грехи? Не волнуйся. Я не думаю, что у кого-то из вас есть хотя бы крошечный шанс сразиться с Дартом Сидиусом. Он мог бы прямо сейчас уничтожить весь ваш Орден джедаев, но у него есть грандиозный план и все вы — его часть. Включая тебя. Оби-Ван знал, как ситх ответит на следующий вопрос, но будь он проклят, если не попытается. — Что это за план? — Я не знаю. Но не сказал бы тебе, если бы знал. Я не мечтаю зажариться до смерти под молниями Силы, — в его глазах промелькнула тень: вспышка боли, страха и унижения. — Я не знаю, ударяла ли она тебя хоть раз, но это одно из худших ощущений на свете. — Энакин, — сказал он. Ситх закатил глаза в ответ, но Оби-Ван не заметил этого, старательно держа чувства под контролем. — Твой учитель бил тебя молниями Силы? — Да, — усмехнулся Энакин. — Мы ситхи, Оби-Ван. Чего ожидал, что он погладит меня по голове и скажет, что все будет хорошо. О, умоляю. Ты не можешь быть настолько наивным. Он усмехнулся, стараясь поднять себе настроение. Казалось, что сказанное не сильно повлияло на Энакина. Но… Молнии Силы! Это не укладывалось в голове. Не удивительно, что ученик всегда убивал своего учителя. — Я думаю, что я… избалован, если сравнивать с тобой. Меня учил Квай-Гон Джинн. Тот, кто одолел тебя на Джабииме. — Опять же, «одолел» — громко сказано. «Если это вообще назвать сражением, конечно». — Ты прав. Он сказал, что ты будто бы хотел сдаться. Странное желание для ситха. Но учитывая все то, что Оби-Ван узнал за последние дни, Энакин совсем не такой, как большинство ситхов. Оби-Ван мог поспорить, что ситхи и не выглядят так: с песочными волосами, острой улыбкой и глазами, будто знающими все на свете. — О, правда? Мило с его стороны. И это правда. — Энакин, послушай, — сказал Оби-Ван, стуча пальцами по коленке: контролировать эмоции рядом с ним не получалось, и джедай винил в этом не себя, а их связь. — Я хочу помочь тебе. Не только потому, что ты моя родственная душа, но и потому что… Я не собираюсь отпускать твои грехи, потому что думаю, что ты не нуждаешься в искуплении. Я думаю, что ты сдался, потому что хотел сбежать от своего учителя. Потому что до смерти его боишься. Страх Энакин наполнил все вокруг. — Ты бы тоже боялся, если бы знал его. — Так скажи мне, где его искать, — взмолился Оби-Ван: поведение Энакина его изводило. — Ты не будешь… Ты можешь просто сдаться. Мне здесь хорошо. Ты не поверишь мне, но я переживал вещи и похуже во время тренировок. Гораздо, гораздо хуже, — Энакин снова лег, укладывая голову на скрещенные руки и глядя в потолок, будто находился сейчас в комфортабельных апартаментах, а не в камере. — К тому же, если я отвечу на все вопросы, то под каким предлогом ты будешь приходить сюда каждый день и разговаривать со мной? — Какой-нибудь я найду. Любопытство. Веселье. И, может быть, что-что еще. Что-то, о чем Оби-Ван пока не хотел думать. — О, Оби-Ван, не делай из меня дурака. Ты настолько джедай, что мне физически больно смотреть, — Энакин улыбнулся, и Оби-Ван не удержался от ответной улыбки. — Послушай, может изначально я и не хотел этого, но я ситх. Лучше тебе об этом не забывать. Как будто бы Оби-Ван уже не пытался этого сделать. Как будто не видел во снах, как они с Энакином сражаются — свет против тьмы — навсегда сцепившись в смертельном танце. — Тебе не обязательно быть ситхом, Энакин. По крайней мере, так виделось Оби-Вану. Он мог обратиться в Совет, взять за него ответственность, превратить его в… Кого? Джедая? Он ужасно, чудовищно тупой. И доверчивый, заботливый, преисполненный надежды. Но в основном просто дурак. — Ой, да ладно! Ты так оптимистичен, что почти убедил меня, — Энакин потряс головой, как будто это могло заставить Оби-Вана держаться от него подальше. — Конечно, я не должен говорить, что все это плохо кончится для тебя. Нет, не должен. Оби-Ван и сам отлично это знал.

***

Они продолжали разговаривать каждый божий день. Верховный Совет связался с Оби-Ваном и поздравил с успешным допросом Дарта Вейдера. Теперь они хотя бы знали имя его учителя: Дарт Сидиус. А также поняли, что он манипулировал окружающими, чтобы воплотить свой замысел. Как и положено ситху. «Как не сделал бы Энакин», — подумал Оби-Ван. Квай-Гон похвалил его за то, что он пытается разгадать тайну личности Вейдера и узнать, почему Сила позволила их путям пересечься. Однако на самом деле Оби-Ван день за днем возвращался в Камеру 19, будто это был ритуал, потому что ему нравилось говорить с Энакином. «Вот что значит иметь родственную душу», — догадался он. Он ни разу не видел его напрямую, не сквозь оранжевое сияние лучевого щита, вставшего между ними, как дюракритовая стена. Оби-Ван потерял счет тому, сколько раз он хотел выключить эту проклятую штуковину и просто протянуть руку к Энакину, коснуться его, положить ладонь ему на щеку и… Поцеловать его. Хуже всего то, что он был уверен: Энакин чувствует то же самое. Благодаря связи Оби-Ван не раз улавливал его чувства так четко, словно они были собственными. То, как он скучал, сидя в клетке уже несколько недель. Его ликование в моменты, когда Оби-Ван появлялся, чтобы задать очередную порцию вопросов (хотя большую часть времени они просто разговаривали о чем-то бессмысленном). Печаль, которая охватывала его, когда наружу всплывали похороненные в глубинах памяти воспоминания о матери. И абсолютный, ужасающий страх, который поднимался в нем при одном упоминании Дарта Сидиуса. Оби-Ван обязан вытягивать из разума Энакина любую информацию об учителе, которую только можно найти. И он делал это, даже если ему было больно видеть, как его родственная душа смотрит в никуда расфокусированным взглядом и уходит в себя, думая о человеке, который превратил его в ситха. Однако дни сменялись, а Сидиус так и не ворвался в Храм, чтобы вызволить ученика («А потом убить», — как говорил Энакин). Вейдер становился немного смелее, будто страх по капле покидал его. Будто он отпускал все дурные ощущения в Силу. Это один из первых уроков для юнлингов. Джедай высвобождает отрицательные эмоции. Самые сильные из них — гнев, ненависть, страх. Оби-Ван думал, что ситхи делают наоборот: копят эти чувства в себе, пока от них некуда будет спрятаться, пока не останется только один вариант — использовать их как топливо для погружения в Темную сторону. Квай-Гон был прав. В Энакине что-то есть, он был рожден не просто так. Оби-Ван должен найти это. Сила хочет, чтобы он это нашел. Однако он был слишком увлечен другими вещами. Один — мягкий изгиб губ Энакина, слушающего, как Оби-Ван рассказывает о своей юности. О путешествиях с Квай-Гоном, о том, как учитель не подчинялся прямым приказам Совета и сражался в самых нелепых ситуациях. Мастер Джинн часто сначала делал, а потом думал. Два — шрамы от сотен ударов плетью, оставшихся на его коже со времен рабства и обучения у ситха. Они покрывали спину и руки Энакина. Три — дюрасталевый протез вместо правой руки, которую он потерял в сражении с первым учеником Сидиуса, Дартом Молом. Позже его все-таки удалось убить. Четыре — гнев самого Оби-Вана на этих двоих, который шокировал его до глубины души. Хотелось найти их, искалечить и уничтожить за то, что они сотворили с Энакином. Пять — последовавший за этим стыд. Шесть — то, что во рту у него стало сухо, как в пустыне, когда Энакин разделся и показал свой торс: твердый с четкими линиями пресс, резкая выемка между тазовыми косточками. (И мысли о том, чтобы коснуться его, облизать его, целовать его). Семь — как собственное тело предавало его каждый раз, когда приходила пора покидать камеру. Как кости ныли, пока он поднимался по лестнице, напевая, умоляя его «остаться остаться остаться с ним». Восемь — привязанности запрещены. Девять — джедай должен быть собран и спокоен даже в присутствии своего суженного. Связь с родственной душой не должна изматывать, обнажать, поглощать. Десять — Оби-Ван не позволит ни Дарту Вейдеру, ни Энакину Скайуокеру, своему нареченному, гнить в камере для сдерживания ситхов. И не важно, чего это будет ему стоить.

***

Всю жизнь Энакина подчиняло нечто сильнее него: рабство, учитель — монстры, которые так крепко держали его на привязи, что невозможно было дышать. Оби-Ван не позволит Ордену Джедаев стать одним из них.