Sneaky sneaky mouse

— Жизнь всегда такая или только в детстве? — Всегда. Леон.

Феррикс. Девять лет назад. Звонко ударяясь о землю, скачет мячик, катится и, наконец, останавливается у ног лейтенанта Кейсакса, заставляя того отвлечься от непринуждённой беседы с несколькими офицерами. В нескольких метрах от них стоит маленькая девочка лет пяти-шести в коротком розовом платьице, украшенном вышивкой, слишком ярком и парадном для мрачной планеты, полной металлолома. Похожая на фарфоровую куклу, слишком бледная, слишком хрупкая. Застенчивая, не решается подойти, потеряв свою игрушку. Только стоит и смотрит, тихо, как мышка. — Это твой мяч, девочка? — спрашивает Кейсакс. Девочка утвердительно кивает, но подойти все ещё не решается. — Подойди, не бойся. Получив разрешение, она подходит. — Как тебя зовут? — спрашивает мужчина, наклоняясь. — Мама запрещает мне разговаривать с незнакомыми людьми, особенно дядями. — Маму надо слушаться. Лейтенант Кейсакс к вашим услугам, юная леди, — представляется он, чтобы перестать быть незнакомцем, протягивая руку в чёрной перчатке. С корыстными намерениями относительно, конечно же, мамы, а не самой девочки. Уж если такая малышка красивая, то какой должна быть мама? Девочка называть своё имя не спешит, собираясь с мыслями, взвешивая все за и против. Проявить вежливость или всё ещё бояться? За неё решает мама. Из гостиницы выходит молодая женщина в чёрном платье с пышной юбкой до колен, и белым передником с рюшами. Сделать юбочку покороче и просто горничная мечты! Высокая, стройная, брюнетка с горящими глазами и ярко накрашенными губами. При каждом шаге скрипят высокие лакированные сапоги. — Палома, не мешай господам офицерам, — произносит женщина, подходя ближе. Голос хриплый, но приятный. Серьёзный, но вместе с тем проскальзывают нотки какого-то неуместного лукавства, плохо скрываемого, отмеренного в выверенной, точной дозе. — Палома, значит, — Кейсакс улыбается девочке, переводит взгляд на маму и улыбается шире. — Она нисколько не мешает. Лейтенант Кейсакс к вашим услугам, мадам. Он снова протягивает руку, теперь уже женщине, та протягивает свою в ответ. Лейтенант подносит тонкие женские пальчики к губам. Смотрит женщине прямо в глаза: зелёный омут. — Эсме, к вашим услугам, лейтенант, — произносит она, выделяя особенно слово «вашим». Пока взрослые были заняты, девочка за ними внимательно наблюдала, переводя взгляд с улыбающейся матери на дядю в чёрной имперской униформе. Осмелела, видя, что мать улыбается дяде и потянула его за полу длинного плаща, и дождавшись, когда военный снова обратит на неё внимание, задала провокационный вопрос: — Вы мой папа? Эсме коротко рассмеялась, закатила глаза, мол, несносный ребёнок, но что поделаешь, уж будьте снисходительны к причудам маленькой девочки, лейтенант. — С чего ты так решила? — спросил Кейсакс. — Вы поцеловали маму. — Это немножко не так работает, прелесть, — он улыбнулся. — Нет, я не твой папа. — Я бы хотела иметь такого красивого папу, как вы, — изрекла Палома, не по годам кокетливо. — Ну, хватит, хватит, Палома, не смущай господина лейтенанта, — Эсме подмигнула Кейсаксу. — Забирай свой мяч, и иди на кухню. Десерт тебя уже заждался. Услышав заветное слово «десерт» девочка вприпрыжку помчалась прочь, забыв не только о мячике, но обо всём на свете. Затем вернулась с полдороги назад, видимо всё-таки вспомнив про мячик и правила вежливости. — Приятно было с вами познакомиться, сэр, — сказала она, забрала мяч и поспешила на кухню, за десертом. — Какая воспитанная девочка, — заметил Кейсакс. — Я стараюсь, спасибо, — ответила Эсме. — Если вы закончили здесь, позвольте мне показать вашу комнату, лейтенант? С делами было почти закончено, кое-что оставалось, но с этим он решил, что справятся как-нибудь сами, без его, Кейсакса, чуткого надзора. Не первый день, как говорится, замужем. Так что он взял женщину под руку и пошёл смотреть свою комнату. — И что же такая красавица забыла здесь? — спросил лейтенант, когда двери одного из номеров закрылись за ними. Просторная комната, большую часть которой занимает широкая двуспальная кровать с тёмно-красным покрывалом. — Это очень длинная и грустная история, вы не хотите её слушать, а я не хочу рассказывать, — ответила женщина. — И что же ты хочешь, в таком случае? — обжигая её шею поцелуем, спросил лейтенант. — Я хочу, чтобы ты меня трахнул, лейтенант, — она прижалась к ним всем телом; пальцы потянулись к пряжке форменного ремня, расстегивая. — Это взаимно, — прохрипел Кейсакс. Назначение на Феррикс вдруг заиграло новыми красками, яркими, сильно и очень приятно ударяя по нервам. После она снова заговорила о том, что сейчас, вот ещё немножко они понежатся в постели, затем приведут себя в порядок и тогда она покажет ему его номер. Соседний, кстати сказать. — А этот разве не мой? — Это мой, но я полагаю, ты проведёшь здесь приличное количество времени, лейтенант, точнее неприличное, — она коротко рассмеялась. *** Местное население было не в восторге от наличия в городе имперских солдат, занявших здание единственного в городе отеля. Не то чтобы они сильно переживали из-за временного простоя туристической отрасти — туристов как таковых здесь и вовсе не бывало, приезжали сюда исключительно по делам, и уж никак не в целях отдыха — просто не очень сильно любили, когда что-то или кто-то нарушал обычный ритм жизни города. Знаете, все эти патрулирующие улицы штурмовки и надменные офицеры, считающие себя здесь теперь хозяевами. Всё это, мягко говоря, действовало местным на нервы. Но пока всё было тихо и спокойно. Местные терпеливо ждали того дня, когда всё это закончится, занятые своими делами, в которые имперцы не очень-то и лезли; имперцы вели себя сдержанно, не устраивали карательных рейдов и особого произвола за ними тоже не водилось. С тех пор, как в армию стали брать женщин, коварных и бесчестных поползновений в отношении местных стало гораздо меньше, да они почти и вовсе прекратились. Никто не хотел найти на свою жопу сомнительных приключений, которые могли кончиться серьёзным разговором с начальством. Получать выговоры от начальства лишний раз не хотел никто. Поэтому подобные вопросы с местными либо улаживались полюбовно с согласия обоих сторон, либо не возникали вообще. Точнее интерес проявлялся, а в зависимости от ответной реакции тема либо развивалась в нужном направлении (все участники счастливы), либо вопрос снимался с повестки, в случае получения резко отрицательного ответа. Всегда есть кому приказать, если что. Лейтенанту Кейсаку в этом вопросе жаловаться было не на что. Эсме оказалась женщиной весьма знойной, темпераментной и удовлетворяющей все его потребности. — Я — верный гражданин Империи, — как она это называла, с лёгкой насмешкой в голосе. Дразня. Ступая по тонкой грани. — Знаешь, тебе стоит быть осторожнее со словами, Эсме, — ответил тогда на это Кейсакс. — И каким же это образом? — Произносить подобное с большим уважением, я полагаю. Я-то всегда могу найти способ заставить тебя заткнуться, но с другими тебе стоит следить за своим языком, во всех смыслах, — он притянул её к себе. — Постараюсь, — пообещала она. Но затем ещё более игриво продолжила. — Другие это, кто? Например, ИСБ? — ИСБ? — вся весёлость вдруг пропала из его голоса, да и настроения вообще. — У тебя с ними какие-то проблемы? — Никаких проблем, — она улыбнулась. — Просто, ты знаешь, это очень серьёзные люди. Не понимают шуток от слова «совсем». И поэтому я с ними не шучу. — Мудрое решение, — пальцы лейтенанта нашли свой путь вниз, нырнув под ткань пышный юбки, и теперь легонько нажимали на шёлковые трусики женщины (возвращаясь к приятным материям, закрывая тему людей в белой форме), чувствуя даже сквозь ткань повышенную влажность. — Как насчет ты докажешь свою верность на деле? — Я живу, чтобы служить, — рассмеялась она, прижимая лысую голову лейтенанта к своей груди. Отсмеявшись, принялась за дело. *** И конечно же лейтенант обзавёлся маленьким хвостиком по имени Палома. С попустительства матери и молчаливого согласия самого Кейсакса девочка то и дело постоянно возникала рядом, всегда вертелась где-то поблизости. Стояла в сторонке, тихо, как мышка, наблюдала. А когда, наконец, бывала замечена, то либо подходила ближе, либо тут же проворно исчезала из поля зрения, в зависимости от реакции лейтенанта. Либо он позволял ей приблизиться и наблюдать за событиями с более близкого расстояния (как например, если шла игра в сабакк), либо коротким «брысь», зачастую хватало одного его сурового взгляда, прогонял «мышку» прочь. С собой в город он не брал её никогда, это было бы уже слишком. Перебор, так что добрым дядюшкой Кейсаксом он был для неё исключительно в пределах отеля. В общем и целом, Палома была на удивление послушным ребенком, тихим и смирным, не доставляла проблем и даже никогда не капризничала. Один только раз случилась маленькая истерика. Наступила зима, выпал снег, приближался местным праздник перемены дат и Палома ни за что не соглашалась нарушать ежегодную традицию, которая состояла в том, чтобы смотреть холо «Пронырливая, пронырливая мышка» на большом экране в гостиной отеля. И никакое другое помещение для просмотра её не устраивало. Ни собственная комната, ни спальня матери (Кейсакс вызвался добровольцем, смотреть мультик вместе с Паломой и Эсме). Только большая гостиная! Но вся проблема состояла в том, что данное помещение было переоборудовано в командный центр. — Кейс, прикажи солдатам очистить помещение! Они же всегда тебя слушаются. — Боюсь, это не тот случай. Там главный капитан. Я не могу приказать ему. — В таком случае, тебе придётся спросить разрешения у капитана, Палома, — предложила Эсме. — Вперёд. Девочка поспешила навстречу исполнения желаний. — Ты думаешь, это хорошая идея — беспокоить капитана такими вещами? — спросил Кейсакс Эсме. — По мне, так не очень. — Капитан мне кажется не будет очень сердиться на очаровательную шестилетку. Но даже если и да… Ей пора научиться справляться с такими вопросами самостоятельно. — Да что ты за мать такая? — Моя задача научить её обходиться без посторонней помощи, Кейс. Ты, конечно можешь поспешить ей на выручку, если считаешь нужным вмешаться. Интересно, кстати почему? — По старой привычке. Это было моей работой в детстве — на правах старшего брата следить, чтобы мои младшие сёстры не попадали в неприятности. — Полагаю, ты справлялся на отлично. Но ты — не её старший брат, максимум, добрый дядюшка, который в любой момент может исчезнуть с горизонта. Ведь военная служба она такая: сегодня здесь, завтра там. — Ты права. Но мне вот другое интересно, раз ты это всё понимаешь, то почему позволила ей увиваться за мной хвостом? — А что я по-твоему должна была сделать? Запереть её на всё время, пока вы все здесь, в комнате? — Наверное, нет. Отослать к родственникам? — Ты такой заботливый, мой сладкий, — женский пальчик коснулся губ лейтенанта. — Из родственников у меня здесь только брат-повар и отослать её на кухню — тоже не лучшая идея. — Кстати, это ещё не точно, но говорят, что надолго мы здесь не задержимся. Максимум, ещё пара месяцев и прости-прощай. Это разобьет тебе сердце? — игриво-жестоко, немилосердно спросил он. — Мне — нет, как-нибудь переживу, — ответила она, заставив его усмехнуться. — Ей, возможно, да. — Вот именно поэтому тебе следовало держать свою дочь подальше от меня. — Что поделаешь, мир жесток и несправедлив. Чем раньше она это поймёт, тем лучше. Будет больше времени склеить разбитое. — Это то, что случилось с тобой? — Я не буду отвечать на этот вопрос. Снизу раздалась музыка, заиграла детская песенка. — Похоже, Палома справилась, — заметила Эсме. — А ты в неё не верил. Пойдём смотреть мультики, лейтенант. Я тоже люблю их смотреть, кстати. В общем, в тот вечер вся дежурная смена смотрела холо про очень пронырливую мышку, которая оказалась и не мышкой вовсе, а маленькой малиновкой по имени Робин, волей судьбы попавшей в семью мышей и теперь считающая себя мышкой. Ещё там был ворон, собравший гору сокровищ (всевозможного хлама) в своём гнезде и, конечно же, злодей — кошка, которая в итоге была унесена потоком реки… Для маленькой малиновки в итоге всё кончилось хорошо. Палома начала подпевать, и в итоге заглавную песню тянули все. Включая сурового на вид капитана, собственно и разрешившего всё это безобразие. — Благодарю вас, капитан, — поклонилась Эсме, когда Палому отправили спать, ибо время было действительно позднее. Собственно причина столь добродушного расположения капитана оказалась довольно проста: — Моя внучка не старше вашей дочки, Эсме. — Надо же, какой молодой дедушка! — заметила женщина. Капитан усмехнулся. Полностью белые усы явственно намекали на почтенный возраст капитана. И видимо, здесь имело место быть своя очень неприглядная история, которую однако же Эсме так и не узнала. — Палома хочет, чтобы мама рассказал ей сказку на ночь, — произнёс Кейсакс, успевший отвести девочку в её комнату и вернуться вниз до того, как тут успело случиться что-нибудь из ряда вон выходящее. — Неужели? Это что-то новенькое. Ничего не поделаешь, придётся идти рассказывать сказку, — не сводя взгляда с капитана произнесла Эсме. Ожидая, что, возможно, он попросит её остаться, рассказать ему сказку на ночь. Но нет, ничего такого не произошло. — И что это такое было? — спросил Кейсакс, когда они поднимались по лестнице, оказавшись вне поля зрения капитана. — Что было что? — Ты знаешь о чём я. Вся эта милая болтовня с капитаном. — Я просто поблагодарила его за милое обращение с Паломой, вот и всё. Простая любезность. Или ты имеешь что-нибудь против вежливого обращения с капитаном? — Против вежливого — нет, но смотри, не переусердствуй, Эсме. Мне может это не понравиться. — В таком случае, может быть ты расскажешь мне сказку на ночь, а, Кейсакс? — А как же Палома? Она тебя ждёт, между прочим. — Палома уже большая девочка, она может заснуть самостоятельно. А вот я — нет. Мне нужен кто-то, кто уложит меня в постель. — Хорошо, будь по-твоему, — с этими словами он подхватил её на руки и внёс в её номер.