Fast Cars & Unfading Scars

      После Монте-Карло возникло ощущение, что кто-то нажал на кнопку быстрой перемотки, настолько стремительно пролетела первая часть сезона для Рихарда. Начиная с заснеженных пейзажей Швеции, заканчивая проторенными пустынными дорогами Южной Америки, в общей сложности они откатали семь гонок.       После победы в начале сезона к Рихарду частично вернулась его уверенность в себе. Было невероятно здорово снова сесть за руль, полностью контролировать машину и водить так, словно автомобиль — часть его тела, продолжение его самого.       «Круспе одержал победу в Швеции, раз и навсегда доказав, что он снова в игре».       «Директор TL Motorsport отпраздновал победу в Швеции. Нажмите сюда, чтобы посмотреть забавное видео с Линдеманном, поющим в караоке!»       «Эти е***ные дороги вывели из строя мою машину!». Удача отвернулась от TL Motorsport в Мексике. Круспе занял пятое место, Ландерс выбыл из-за отказа двигателя».       «Он снова сделал это! Очередная победа Круспе на Корсике. Ландерс на втором месте — превосходный результат для TL Motorsport».       «Драма в Аргентине: Ландерс забрал второе место, Круспе опустился до четвертого».       «Ландерс непобедим на ралли в Португалии! Нажмите, чтобы прочитать комментарий Пауля Ландерса о своей первой победе в чемпионате».       В Португалии все же произошло то, чего Рихард особенно боялся. Он знал, что Пауль — блестящий гонщик, который с легкостью одержит свою первую победу в этом сезоне, но он не ожидал, что это случится так скоро. Рихард мог бы придумать миллион оправданий тому, почему все так вышло: что дорога была неподходящей для его машины, что ему подобрали неправильные шины… Но зачем, если он знал истинную причину. Пауль Ландерс просто был чертовски хорошим гонщиком, и даже Рихарду пришлось признать его победу заслуженной, хотя это означало, что теперь в турнирной таблице Пауль отставал от Рихарда всего на десять очков.       У Рихарда появилось чувство, будто его загнали в угол. Не только Пауль, но и остальные, включая прессу. Ему казалось, что все вокруг только и ждут его провала. Неважно, насколько он кайфовал, когда сидел за рулем, и сколько раз он взбирался на подиум, все равно чья-то тень пряталась за его спиной и выжидала, когда он совершит ошибку.       Ко всему прочему, кошмары Рихарда приобрели совершенно новую форму. Теперь его сны всегда начинались с того, что он поднимается на высшую ступень подиума под гул восторженной толпы. Только он собирается вскинуть руки вверх, радуясь своей победе, как толпа умолкает. Он оборачивается и видит огромный экран, появившийся позади него. Вдруг на экране начинает проигрываться видеозапись. Это видео из пустой раздевалки, которая перестает быть пустой — Рихард видит, как он врывается в нее, мечется в панике и в конце концов оседает на скамейку, рыдая, как ребенок.       Потом за своей спиной он слышит смех, который становится громче, и с каждым мгновением все больше людей подхватывает его. Он закрывает уши, потому что больше не может это слушать, не может вынести подобное унижение. Вдруг смех затихает, Рихард осмеливается повернуться лицом к толпе и видит свою команду, стоящую прямо перед ним.       — Ты — неудачник, — начинает первым Пауль. — Неудачник, который даже не может надеть свой гоночный костюм, не разнывшись, как дите, — издевается и смеется он.       Олли тоже стоит рядом, как и Шнайдер. Они оба смотрят на Рихарда с жалостью, но потом подхватывают смех.       После чего неожиданно появляется Тилль. Он подходит прямо к Рихарду, который все еще стоит на подиуме, но на этот раз Рихард здесь не для того, чтобы его чествовали, а чтобы смеялись над ним, жалели его и унижали.       — Ты. Ты вылетаешь из команды, — презрительно выдает Тилль, показывая пальцем на Рихарда. — Надо было с самого начала сделать фаворитом Пауля.       Затем Тилль, присоединяясь к команде, начинает смеяться; смех звенит у Рихарда в ушах, он не выдерживает и закрывает глаза, но от унижения некуда деться.       Какое-то время Рихард думал, что избавился от кошмаров, которые не давали ему покоя после аварии, но как же он ошибался.       Что до Пауля, Рихард до сих пор не был уверен, в каких они отношениях. Он даже не мог вспомнить, когда они в последний раз оставались наедине друг с другом. Может быть, в Чили, когда Рихард зашел в столовую и увидел, что там нет никого, кроме Пауля, который сидел за столиком в углу и обедал. Подумав, что если он уйдет сейчас, то это будет выглядеть странно, Рихард взял поднос с едой и, чувствуя неловкость, сел рядом с Паулем. Как ни в чем не бывало. С тех пор прошло дней тридцать, точно Рихард не считал.       (На самом деле считал).       Дело в том, что после стольких месяцев, проведенных в одной команде, Рихард по-прежнему не понимал, что из себя представляет Пауль, и это сводило его с ума, хотя он и не хотел этого признавать. Он всегда думал, что хорошо разбирается в людях и знает, кому доверять, а кого лучше избегать. Пауль же был слишком противоречивым.       Например, сначала казалось, что Пауль хотел оказать на Рихарда как можно больше давления, на интервью он вел себя дерзко и одним своим взглядом бросал ему вызов. Потом Пауль решил помочь Рихарду и уже вел себя так, будто и впрямь беспокоился за него. Вскоре после этого он вернулся к своему привычному дурашливому поведению по одной-единственной причине — чтобы вывести Рихарда из себя. Во всяком случае, Рихард раздражался.       А пресса, похоже, души в нем не чаяла. И, хотя Рихард извлек урок из прошлых ошибок и по-матерински заботливых наставлений Флаке, он не мог закрыть глаза на некоторые заголовки.       «Пауль Ландерс — кто он? Знакомьтесь с восходящей звездой из мира ралли».       «Сегодня вечером стартует ралли в Португалии — все ставки на Ландерса!»       «Пауль Ландерс — человек, подогревший интерес к ралли».       Рихард никак не мог понять этой шумихи вокруг своего товарища по команде. Конечно, он был хорошим гонщиком, и все с ним ладили, не только ребята из TL Motorsport, но и другие гонщики. Тем не менее, по мнению Рихарда, это все не имело значения. Они были здесь для того, чтобы ездить, бороться за победу, а не подлизываться к СМИ и веселить женщин из PR-отдела.       Несмотря на это, была одна проблема, к которой сводилось все. Причина, которую Рихард не мог игнорировать. «Пауль знает, что я слаб, он видел мою слабость вблизи. Я не могу дать ему шанс, чтобы он использовал увиденное против меня».       Неудивительно, что со временем и другие начали замечать, что отношения между ним и Паулем совсем недружеские. Шнайдер первым поднял эту тему.       — Слушай, Риш… Я тут сегодня наткнулся на статью… — начал он, когда они стояли в раздевалке, готовясь к тестовым заездам.       — Какую?       — Речь шла о нашей команде, вернее, в основном о тебе и Пауле, — неуверенно продолжил Шнайдер.       — И что конкретно написали про нас? — Рихард изо всех сил старался скрыть в голосе нотки любопытства.       — Заявили, что гонщики TL Motorsport плохо ладят. В общем, намекнули, что вы друг друга ненавидите и что из-за вас портится атмосфера в команде. Это, конечно, полная чушь, но ты же знаешь, как СМИ любят раздувать драму, — сказал Шнайдер, обеспокоенно посмотрев на Рихарда. — Вот только если подобные слухи начнут распространяться, они не очень понравятся нашим спонсорам. Я уж молчу, что скажет по этому поводу Тилль…       Рихард сокрушенно вздохнул.       — Я его не ненавижу, ты же в курсе? Просто… Я слишком зациклен на победе, потому что, как мне кажется, только так я смогу оставить в прошлом ту аварию. А Пауль, он… — Рихарду пришлось сделать паузу, чтобы собраться с мыслями. — Скажем так, я не был готов к его появлению. У меня был план, и эта команда очень много для меня значит, это, черт побери, мой дом, и вдруг все меняется. А я плохо переношу изменения, — неохотно признался он.       Он вдруг понял, что впервые откровенничает со своим штурманом, и от этой мысли Рихарду стало немного не по себе. Поэтому он взял со скамейки шлем и начал нервно теребить ремешок.       — Если что, я тебя не осуждаю, — приободрил его Шнайдер.       — Знаю, что не особо говорил с тобой об этом, — сказал Рихард, чувствуя себя спокойнее. — Но если ты хотя бы вполовину такой же умный, как Флаке, а я знаю, что ты умный, то ты, наверное, уже давно сам во всем разобрался, — заключил он, улыбнувшись.       — Для этого и нужны напарники, — рассмеялся Шнайдер. — Какой прок от этих психотерапевтов?

***

      Четыре десятых секунды. Гребаные четыре десятых.       Такая разница во времени была между ним и Паулем.       Вот уже три дня они соревновались: в один день лидировал Рихард, в другой — уже Пауль. И оба не собирались сдаваться.       Когда они со Шнайдером в последний раз загнали машину в парк-сервис, Рихард уже не знал, дрожит ли его тело из-за паники или из-за адреналина — возможно, из-за того и другого. Оставалось всего два спецучастка, и Пауль лидировал. Разрыв был небольшим, всего четыре десятых секунды, но этого оказалось достаточно, чтобы Рихард почувствовал легкую тошноту. В его голове шла борьба: с одной стороны, он еле выдерживал давление извне и ощущал неопределенность и отчаяние, с другой — пытался сосредоточиться на ситуации в целом: привести автомобиль к финишу и по максимуму набрать очки для себя и своей команды.       «Если Пауль выиграет, он обойдет меня в турнирной таблице чемпионата». Эта мысль была пугающей, чуть ли не парализующей, и Рихард изо всех сил старался выкинуть ее из головы.       После того, как Рихард загнал машину в парк-сервис, механики тут же занялись ею и торопливо вносили последние коррективы перед финальным спецучастком. Когда Рихард, выйдя из машины, пошел к штабу команды, чтобы немного отдохнуть, его мгновенно окружили репортеры, жаждущие получить от него комментарии перед грандиозным финалом. Он заметил, что Пауль, стоявший в паре метров от него, оказался в такой же ситуации. Репортеры заваливали Рихарда вопросами и тыкали свои микрофоны ему в лицо, но он с трудом мог сосредоточиться. Он не обращал внимания на то, что они спрашивали, просто на автомате что-то отвечал им и параллельно пытался услышать, что говорит Пауль.       — Вам осталось проехать два спецучастка, чтобы одержать свою вторую победу в чемпионате мира, но ваш товарищ по команде дышит вам в затылок. Что вы чувствуете по этому поводу? — спросили Пауля.       — Ну, это точно будет тяжелое противостояние, но я не слишком-то беспокоюсь. В эти выходные я взял хороший темп, мне просто нужно и дальше его поддерживать, — ответил он.       В тот момент терпение Рихарда лопнуло, он даже не удосужился сказать что-нибудь журналистам и, попутно хлопнув дверью, ворвался в штаб команды.       «Черт, мне нужно взять себя в руки. Не позволяй Паулю добраться до тебя, не позволяй ему этого…». Рихард пытался успокоиться, но это мало помогало справиться с тошнотой, овладевшей всем его телом. Во рту неприятно пересохло, поэтому он подошел к холодильнику, стоявшему в холле, и взял «Редбулл». Он открыл банку, сделал глоток и только повернулся, чтобы уйти, как вдруг столкнулся не с кем иным, как с самим Паулем.       — Блять! — выругался Рихард, вытирая переднюю часть гоночного костюма, на который пролил напиток. «Прекрасно, просто охренительно».       Пауль сразу схватил несколько салфеток со стола рядом и неуклюже попытался оттереть пятно на комбинезоне Рихарда, но что-то делать было уже поздно. Руки Пауля на мгновение замерли, и Рихард с тревогой осознал, насколько близко они стоят друг к другу.       Он попытался не думать о Пауле; их соперничество сейчас было слишком напряженным, и Рихарду нужно было сфокусироваться, но он не смог контролировать свои мысли теперь, когда Пауль стоял в нескольких сантиметрах от него. Чувство тошноты усиливалось с каждой секундой, а воротник костюма вдруг стал слишком тесным.       «Почему он так со мной поступает?»       — Риш, извини, что налетел на тебя, я… — «Как он только что назвал меня?»       В мозгу Рихарда будто нажали на какую-то кнопку — он так сильно сдерживал в себе все накопленное за целые выходные дерьмо и так хорошо игнорировал все свои эмоции, но Пауль напрочь снес его психологическую защиту… И Рихард отреагировал единственным возможным в ту секунду способом.       — Не смей меня так называть, — прошипел он, и Пауль, растерявшись, тут же сделал пару шагов назад. — И держись от меня подальше, я тебе уже об этом говорил.       Глаза Пауля расширились, и он посмотрел на Рихарда с изумлением, которое вскоре переросло в гнев.       — Да что с тобой такое, а? — вскипел он, и прежде, чем Рихард хоть как-то отреагировал, Пауль уже сбежал, оставив Рихарда одного, застывшим на месте с колотящимся сердцем и тошнотой, скручивавшей нутро.       Он долго стоял и пытался осмыслить произошедшее. Рихард не понимал, откуда взялись его слова — почему в присутствии Пауля он вел себя подобным образом?       — Все в порядке? — Строгий голос Тилля вывел Рихарда из состояния шока. Он пока не мог заставить себя хоть что-нибудь сказать, поэтому просто кивнул.       — Слушай, я понимаю, между вами сейчас напряженные отношения, — «Напряженные? О чем он говорит, неужели он видел… А, он имеет в виду ралли», — и я знаю, что вы очень амбициозные парни, но обе машины должны прийти к финишу, чтобы команда заработала очки. Так что не наделай глупостей, понятно? — пригрозил Тилль серьезным тоном.       — Не сделаю, — пообещал Рихард и выдавил из себя улыбку.       — Хорошо. Я тебе верю, — сказал Тилль и, похлопав Рихарда по плечу, торопливо ушел прочь.

***

      Вот и все. В Сардинии предстоял последний спецучасток гонки.       Рихард собрался с силами и показал хорошее время на предпоследнем спецучастке, так что теперь он опережал Пауля на десятую долю секунды. Разрыв был небольшим, так что у них обоих появились равные шансы на победу, но Рихард считал это преимуществом.       Теперь они ждали своей очереди, чтобы подъехать к месту старта. Напоследок Шнайдер сосредоточенно пролистывал скоростную стенограмму, а Рихард, наоборот, не мог сконцентрироваться на предстоящем заезде. Спецучасток был коротким, всего четыре километра, поэтому он знал, что Пауль скоро финиширует. В стартовом порядке между ними было три автомобиля.       Где-то в его голове внутренний голос кричал ему: «Не делай этого!». Но Рихард все равно достал телефон из кармана. Ему нужно было увидеть время Пауля, он чувствовал, что не сможет сесть за руль, если не узнает, с чем ему предстоит столкнуться.       Когда он открыл результаты, его сердце пропустило несколько ударов.       — Твою мать, — пробормотал он себе под нос, но Шнайдер услышал его. — Пауль только что завершил заезд на пять секунд раньше всех, — пояснил Рихард. Пять секунд на таком коротком участке — это много. — Черт, как он набрал такую скорость?       — Успокойся, Риш. И зачем ты вообще полез проверять его время? Ты же знаешь, что в такой момент это худшее, что ты можешь сделать, — раздраженно упрекнул Шнайдер.       — Я не знаю, — огрызнулся Рихард, направив все свое раздражение на Шнайдера, который отчитывал его, будто ребенка, совершившего какую-то глупость. — Ты просто… доверься мне, ладно? Я знаю, что делаю, — сказал Рихард и поставил ноги на педали; пришла пора выдвигаться.       Три, два, один — вперед.       Первые два километра Рихард проехал великолепно, он чувствовал, что машина реагирует на каждую его команду, и их скорость была отличной. Но чем ближе они подбирались к финишу, тем сильнее Рихарда точило тревожное ощущение, что он прилагает мало усилий. Просто ехать быстро, чтобы обогнать Пауля по времени, казалось недостаточным, ему нужно было сделать больше.       — …Тридцать, левый три отрицательный, бугор сто пятьдесят, правый два сужение семьдесят… — Шнайдер быстро и четко читал вслух стенограмму, и Рихард старался максимально сосредоточиться, но он никак не мог избавиться от мысли, что делает недостаточно.       «Остался всего один километр, мне нужно ехать быстрее, чем сейчас».       Шнайдер, должно быть, заметил, что скорость почти превысила предел. «Полегче!» — отрезал он и продолжил читать стенограмму. Его слова никак не подействовали на Рихарда. Они подъезжали к крутому повороту, и Шнайдер сразу почувствовал, что скорость Рихарда не соответствует той, что была записана в стенограмме; они слишком быстро приближались к нему.       Затем раздался громкий удар, и машину сильно тряхнуло; скорее всего, они наехали на камень. Скорость резко снизилась, и автомобиль теперь ехал вперед кое-как.       — Сука! — выкрикнул Рихард, ударяя кулаками по рулю.       — Лопнула передняя шина, — констатировал Шнайдер, пытаясь сохранить самообладание в этой катастрофической ситуации. — Если хотим добраться до финиша, нужно остановиться и заменить ее.       На следующем перекрестке Рихард съехал с трассы. Они выпрыгнули из машины, Шнайдер тут же схватил запасную шину и начал ее устанавливать.       «Все кончено, я проиграл». Разумом Рихарда завладело отчаяние. Он не понимал, что случилось, как он мог так шикарно запороть самый последний спецучасток.       Он снял шлем и, бросив его на землю, начал сыпать ругательствами.       «Еб твою мать. Тилль будет в ярости».

***

      Пригон машины обратно в парк-сервис и все, что последовало за этим, пожалуй, было самым страшным из всего, что происходило с Рихардом за последние годы. Он не знал, что хуже: выйти из машины и вместо привычных радостных возгласов, которые он слышал в дни успеха, встретить разочарованное молчание? Или, может, тот момент, когда, зайдя в штаб команды, он почувствовал на себе взгляды всех присутствующих и посмотрел Паулю прямо в глаза, несмотря на попытки избежать зрительного контакта с ним? Или когда Тилль повел его в зал для совещаний, где немного погодя устроил Рихарду взбучку на пятнадцать минут?       — Я же говорил тебе не вытворять глупостей! Я предельно ясно выразился, когда сказал тебе, что обе машины должны финишировать, а ты все равно не можешь засунуть в жопу свою гордость! Еще один подобный трюк, и ты вылетишь из команды!       Да, наверное, хуже всего было встретиться с Тиллем. Рихард не сомневался, что остальные, столпившись у двери с попкорном, подслушивали, как на него орут.       После того, как Тилль перестал кричать, а Рихарда чуть не стошнило из-за нервного перенапряжения, все постепенно устаканилось.       — Пойми, я знаю, что на данный момент ты лучший в мире гонщик, я просто хочу, чтобы и ты это осознал, — сказал Тилль и на его лице появилось некое подобие улыбки. — Я не ожидал, что после прошлогодних событий ты так быстро вернешься, но ты вернулся и уже превзошел все ожидания.       — Все, кроме собственных. От себя я ожидаю большего, — сказал Рихард.       — Я знаю. Именно поэтому ты в моей команде, — добавил Тилль и протянул Рихарду руку; тот пожал ее.       Похоже, теперь они нашли общий язык, и Рихард мог со спокойной душой отправиться в летний отпуск на месяц.

***

      В TL Motorsport традиционно устраивали вечеринку для всей команды в середине сезона, после завершения заключительной весенней гонки. Этот год не стал исключением — Тилль забронировал шикарный клуб в центре Берлина и пригласил всю команду, включая друзей и семью, всех бывших сотрудников и деловых партнеров. И, судя по опыту предыдущих лет, проведенных Рихардом в команде, единственной целью вечеринки было напиться до беспамятства за счет Тилля.       Так что теперь Рихард прислонился к барной стойке с пивом в руке и увлеченно разговаривал с Флаке. Своего лучшего друга Рихард не видел уже несколько месяцев. Флаке проходил физиотерапию, а Рихард большую часть времени проводил за границей. В последний раз, когда он видел Флаке, его друг сидел в инвалидном кресле, но теперь он встал на ноги, хотя ему все еще нужны были костыли.       — Ты не представляешь, как я рад, что ты снова можешь ходить, — просияв, сказал Рихард. — Да, мы уже несколько недель обсуждали это, но совсем другое дело увидеть тебя вживую. Очень скоро мы будем гонять вместе!       — Риш, ты же знаешь, что этого не произойдет, — напомнил Флаке, и Рихард сразу поник.       Он понимал, что питает ложные надежды — и, похоже, будет питать их и дальше.       — Давай сменим тему, пока я окончательно не испортил тебе настроение, — предложил Флаке и нахмурил брови, пытаясь придумать, о чем им поговорить. Его взгляд упал на рубашку Рихарда, и его лицо тут же озарилось. — Что это за рубашка на тебе? Пытаешься за кем-то приударить?       — Что? Нет! — воскликнул Рихард с оскорбленным видом.       Ничего необычного он не надел, по крайней мере, сегодня. Он допускал, что его предпочтения в моде были довольно своеобразными, особенно он гордился своей коллекцией «психоделических рубашек», как называл их Флаке. Но в этот раз Рихард выбрал черную облегающую рубашку с пуговицами и черные джинсы, которые, по его мнению, красиво смотрелись сзади, хотя он мало заботился о том, как выглядит его задница. Так как вечеринка была неофициальной и можно было не надевать спонсорскую одежду, Рихард даже уложил волосы гелем.       — Лоренц! Рад видеть, что ты снова в строю, — крикнул Тилль, появившись позади Флаке.       Прежде, чем бедняга успел среагировать, пьяный Тилль заключил его в свои объятия.       — А вот ты… — протянул он и посмотрел на Рихарда с наигранной враждебностью, которая выглядела неубедительно, потому что Тилль явно сдерживал смех.       — Я все еще злюсь на тебя, но готов забыть обо всем в этот вечер, потому что мы заслужили отдых! — воскликнул он и заказал в баре целый поднос с водкой.       Рихард уже собрался припасть губами к рюмке, когда увидел, что из толпы к ним приближается Пауль — мозг Рихарда вдруг перестал контролировать руки, и он пролил половину содержимого рюмки прямо на рубашку. «Блять».       Он впервые видел Пауля не в гоночном костюме и не в спонсорской одежде, сейчас перед ним стоял как будто совершенно другой человек. Пауль надел обтягивающую черную футболку, подчеркивавшую его худое, но подкачанное тело, черные джинсы и берцы. «Этот засранец еще и с серьгой в ухе».       Рихард постарался не встречаться взглядом с Паулем, когда тот присоединился к ним. Он решил, что еще одна рюмка водки не помешает и протянул руку к подносу. Очевидно, у Пауля возникла та же мысль, потому что он потянулся за рюмкой, на которую уже нацелился Рихард, из-за чего их руки ненадолго соприкоснулись. Рихард отдернул руку, будто коснулся чего-то горячего.       К счастью, все внимание переключилось на Шнайдера и Олли, которые, спотыкаясь, шли к ним с танцпола. Похоже, они были уже подвыпившие.       — Риш! Пойдем танцевать с нами, — настойчиво сказал Шнайдер и схватил Рихарда за руку, пытаясь затащить его на танцпол.       — Да ни за что, я не танцую, — буркнул Рихард, на что Пауль громко фыркнул.       — Чего ты вечно такой напряженный? — поинтересовался Шнайдер.       Рихард хохотнул и посмотрел на Флаке, надеясь, что тот поможет. Флаке только пожал плечами.       — А я знаю, почему, — вклинился в разговор Тилль. — Серьезно, когда ты в последний раз трахался?       Рихарду совершенно не понравилось, что разговор принял такой оборот.       — Не твое дело, — пробормотал он, бросив сердитый взгляд на Шнайдера и Олли, которых забавляло происходящее.       К сожалению, Тилль не собирался сдаваться.       — Я говорю тебе это уже не как босс, а как друг, — начал Тилль. — Тебе и правда стоит потрахаться. Когда у тебя был последний раз?       — Господи, откуда у меня возьмется время на секс, если я постоянно в разъездах, — оборонялся Рихард. Ему вдруг стало жарко, сейчас он не хотел находиться в центре внимания.       — Да брось, ты же знаменитый Рихард Цвен Круспе, самый быстрый немец из всех когда-либо живших, — сказал Тилль и подмигнул ему.       Пауль попытался сдержать смех, но не смог.       — А ты чего ржешь? — взорвался Рихард, и, хотя он этого не хотел, его слова прозвучали слишком резко.       К счастью, Олли спас ситуацию, сказав, что ему нужно в туалет.       — Кстати, где здесь туалет? — спросил он.       — Пройди прямо через танцпол, потом поверни налево, — проинформировал его Шнайдер, показав вялыми жестами, куда надо идти.       Олли кивнул и пошел в указанном направлении. Рихард бросил на Шнайдера недоуменный взгляд.       — Ты в курсе, что только что отправил его в женский туалет? Мужской ведь справа, — поправил он.       — Слева, справа, какая разница, — пожав плечами, сказал Шнайдер и отправился на танцпол.       — Боже, как же так вышло, что этот парень один из лучших штурманов в мире, но при этом не может отличить, где право, а где лево, — засмеялся Рихард, но его смех оборвал Тилль.       — Ладно, — сказал Тилль, прочистив горло, — до сегодняшнего дня я ничего не говорил, но все это тянется слишком долго, с меня хватит. Так что за мной, вы двое! — приказал он.       Рихард вопросительно посмотрел на Флаке, но тот лишь пробормотал: «Не знаю», и Рихард, не зная куда, последовал за Тиллем и Паулем. Они подошли к небольшой комнате в задней части клуба, где, вероятно, во время смен мог отдохнуть персонал. Тилль пригласил их зайти внутрь, а сам встал на пороге.       — Что происходит? — поинтересовался Пауль, начав что-то подозревать.       — Происходит следующее: вы двое поговорите и выясните, какая там между вами проблема. Больше терпеть этот цирк в своей команде я не собираюсь, — ответил Тилль. — Я буду охранять дверь, и, если понадобится, вы просидите здесь до утра.       Дверь закрылась с громким хлопком, а Рихард с Паулем, совершенно потрясенные, остались стоять посреди комнаты.       — Ну прекрасно, — пробормотал Рихард, опускаясь на диван.       Пауль, глубоко вздохнув, тоже сел, откинув голову на мягкую спинку дивана. Некоторое время они молчали, в комнате было слышно только их дыхание и приглушенные звуки музыки, доносившиеся из клуба.       — Слушай, Тилль самый упертый человек из всех, кого я знаю, и он слов на ветер не бросает. Поэтому, если он так решит, мы проторчим здесь до утра.       — Ага, я так и понял, — вздохнул Пауль и замолчал.       Он даже не посмотрел на Рихарда, а упрямо уставился на стену напротив. Сперва Рихард не хотел этого признавать, но поведение Пауля начало его беспокоить сильнее, чем следовало бы. Хотя он знал, что сам во всем виноват, ведь именно он с самого первого дня враждебно относился к Паулю.       Возможно, из-за воздействия алкоголя Рихард стал чуть менее упрямым и принципиальным.       — Раз уж мы здесь, то могли бы и поговорить, — наконец произнес Рихард.       Он повернулся к Паулю, пытаясь поймать ответный взгляд, но тот никак не отреагировал, продолжив смотреть в стену. «Справедливо, я, наверное, заслужил это».       — Слушай, я знаю, что не очень хорошо относился к тебе… — Рихарда прервал смешок, внезапно вырвавшийся у Пауля.       — Не то слово, — сказал Пауль, развеселившись. — Но продолжай.       Рихард сделал пару глубоких вдохов, пытаясь придумать, что сказать. Он хотел подобрать правильные слова, возможно, пришло время объясниться со своим товарищем, но из-за нескольких шотов алкоголя он соображал довольно туго.       — Понимаешь, я веду себя так не из вредности, — сказал Рихард. — Ты классный гонщик и заслуживаешь быть в команде даже больше, чем я.       Последние слова он пробормотал едва слышно, не в силах поверить, что они прозвучали из его уст. Пауль явно услышал его и тут же повернулся так, чтобы видеть Рихарда. Он посмотрел на него округлившимися глазами и приподнял бровь, будто тоже не мог поверить в то, что услышал.       — Впервые за эти полгода ты сказал мне что-то хорошее, — удивился Пауль.       — Эй! Это неправда, — произнес Рихард. — В одном интервью я сказал, что ты прекрасный гонщик.       — Это не в счет, тебе приходится говорить такие вещи прессе, — возразил Пауль.       — Но я правда так думаю, — настоял Рихард и неуверенно перевел взгляд на Пауля, захотев увидеть его реакцию.       Оказалось, что Пауль уже смотрел на него, и впервые за этот вечер они установили зрительный контакт. Губы Пауля расплылись в осторожной улыбке, а в уголках глаз появились маленькие морщинки. Но он все равно выглядел немного скованным, словно не был уверен, как следует вести себя в присутствии Рихарда, из-за чего тот почувствовал укол вины.       — Я много размышлял над тем, что я сделал не так, — начал Пауль, его лицо снова стало серьезным, и он отвел взгляд. — Я очень долго равнялся на тебя, а потом мне вдруг выпал шанс работать в одной команде с тем, кто долгое время был моим кумиром. Я еще никогда так не радовался.       Рихард снова заглянул Паулю в глаза и заметил, что они голубовато-серого цвета, как небо над Берлином в тот день, и в них плескалось легкое разочарование.       «Пожалуйста, не говори ни слова больше, я знаю, это все моя вина, и я был таким идиотом…»       — Ты вообще даже слышать меня не хотел. Из-за тебя я начал думать, что я недостаточно хорош, чтобы быть в команде, и я до сих пор не знаю, в чем я облажался.       «Так больно слышать его слова. Но я, наверное, их заслужил».       — Ты ни в чем не облажался, — поспешил разубедить его Рихард. Он понял, что честность — лучший вариант, и продолжил: — Возможно, ты уже догадался, но я очень тяжело переживал последствия аварии. И, как я думал, единственный способ оставить все в прошлом, — это продолжить ездить, будто ничего не произошло. Или, может быть, я хотел доказать самому себе, что я все еще хоть на что-то способен, что авария не отняла у меня все.       Рихард не осмелился взглянуть на Пауля, он и так чувствовал себя уязвимым, делясь с ним глубоко личными вещами.       — Работать в команде Тилля — лучшее, что случалось со мной, и я думал, что все будет как прежде. И тут появляешься ты, быстрый, красивый, все вокруг только о тебе и говорят, а потом СМИ начинают писать всю эту херню, будто ты заменил меня…       — Ты считаешь меня красивым? — удивленно спросил Пауль.       «Блять, я сказал это вслух?»       — Речь о другом! — вспыхнул Рихард, но слово не воробей. Он запылал от смущения и, судя по ухмылке Пауля, еще и покраснел. Рихард решил не заострять на этом внимания и продолжил: — Потом случился этот инцидент перед первым заездом… Ты зашел и увидел меня, наверное, в самую тяжелую минуту за всю мою карьеру. Никто и никогда не видел меня в таком состоянии, и с тех пор я пиздец как боюсь, что ты используешь это против меня.       Теперь все карты были раскрыты. Уткнувшись взглядом в колени, Рихард не хотел поднимать глаза и видеть, как Пауль смотрит на него с жалостью или, что еще хуже, смеется над ним…       — Я бы никогда так не поступил, — сказал Пауль серьезным тоном, и Рихард наконец посмотрел на него; он знал, что тот говорит искренне.       — В последние месяцы я сам не свой, — признался Рихард. — Я зациклился на своей победе и поэтому стал считать тебя своим соперником.       В понимающем взгляде Пауля было что-то успокаивающее.       — А я все удивлялся, почему ты такой угрюмый и высокомерный, но теперь понятно, в чем причина, — сказал Пауль, улыбнувшись.       — Я веду себя так, потому что это моя маска, способ справиться с давлением, — пояснил Рихард и вдруг понял, что еще никому, кроме Пауля, не говорил этого. И, что самое странное, эта мысль его нисколько не беспокоила. — А вот ты, наоборот, всегда выглядишь так, будто ни о чем не волнуешься, ты просто все время веселишься и шутишь.       — Никогда не думал, что это может быть моей маской? — спросил Пауль, приподняв бровь.       Рихард попытался сдержать улыбку, но не смог. «Видимо, не такие уж мы и разные».       — Может, с этого момента будем вести себя друг с другом повежливее? — предложил он и протянул руку, ожидая, что ее пожмут.       Но у Пауля были другие планы. Он пододвинулся ближе и прежде, чем Рихард опомнился, Пауль обвил его руками и притянул к себе, чтобы обнять.       Рихард замер от неожиданности, и Пауль, по-видимому, испугался, что перешел грань, поэтому попытался отстраниться; к Рихарду тут же вернулась способность двигаться, и он, недолго думая, сжал Пауля в объятиях.       Поначалу ощущения были странными: они по-прежнему сидели на диване, верхняя часть тела Рихарда застыла в неудобном положении, слишком уж быстро все произошло. Пауль выдохнул, и Рихард почувствовал, как горячий воздух, коснувшись чувствительной кожи на шее, послал по всему его телу тонну мурашек. Он давно не обнимал кого-то вот так. Тилль обычно обнимал его после успешного заезда, как и Шнайдер, но это были недолгие объятия в минуты радости. А это объятие… Оно абсолютно отличалось.       Рихард был слегка пьян и расслаблен, и в его голове промелькнула мысль остаться в этой комнате и, может, даже заснуть. Пауль немного сдвинулся, будто попытался прижаться к нему чуть крепче. Рихард чувствовал руками чужое тепло. Наверное, все происходящее должно было показаться Рихарду странным, и ему стоило начать бить тревогу, но он отчего-то был спокоен, да и слишком пьян, чтобы думать.       Скрип открывающейся двери испугал их, и они быстро отпрянули друг от друга.       — Ой, извините, надеюсь, я вам не помешала. Мы просто приходим сюда в перерыв, — пояснила женщина, судя по всему, одна из работниц клуба.       — Ничего страшного, мы все равно уже уходим.       Рихард мигом поднялся с дивана и быстрым шагом вышел в коридор; за ним последовал и Пауль. Вскоре они заметили, что чего-то не хватает, точнее, кого-то.       — А где Тилль?

***

      Долго искать босса им не пришлось. Похоже, от охраны его отвлекли Шнайдер и Олли, которые позвали его спеть; все знали, что Тилль никогда не откажется. Поэтому нашелся он в караоке, где распевал немецкие шлягеры своим низким голосом, делая между каждым куплетом большой глоток пива.       Вечер продолжался, и с каждым часом Рихард все больше и больше пьянел. После разговора с Паулем в его голове поселилась какая-то навязчивая мысль, от которой он не мог избавиться даже после всего выпитого алкоголя. И, хотя они поговорили, он чувствовал, что все еще не может понять Пауля до конца, и, честно говоря, этот человек казался ему ходячим противоречием.       — Я вообще его не понимаю! — пожаловался Рихард.       Флаке смотрел на своего друга и еле сдерживал смех. Они прислонились к барной стойке; Рихард держал ярко-оранжевый коктейль, украшенный разноцветным зонтиком, и Флаке не мог не позабавить контраст между напитком и поникшим лицом Рихарда.       — Черт возьми, сначала он меня обнимает, а потом флиртует со всем, что движется, — продолжил Рихард свою тираду, потому что, похоже, для него больше не существовало никаких границ.       Он продолжил сверлить взглядом танцпол, на котором только что увидел Пауля, танцевавшего с какими-то незнакомыми Рихарду женщинами.       — Риш, ты так любишь устраивать драму, когда пьян, — сказал Флаке, и Рихард одарил его угрюмым взглядом.       — Не люблю, — буркнул по-прежнему расстроенный Рихард. — Меня просто бесит, когда люди ведут себя так противоречиво.       — Не хочу тебя расстраивать, друг мой, но только ты ведешь себя противоречиво, — посмеялся Флаке. — Хватит хандрить и иди потанцуй с ним.       — Я не хочу танцевать с Паулем! — воскликнул Рихард и с такой силой хлопнул бокалом по стойке, что напиток пролился.       Он повернулся к Флаке, и некоторое время они пристально смотрели друг на друга, будто играли в гляделки. Наконец Рихард закатил глаза, будто говоря «ладно», и пошел на танцпол под хихиканье Флаке, оставшегося у бара.       Танцпол был битком набит людьми, которые раскачивались в такт громкой музыки. Было трудно сфокусировать взгляд, все вокруг расплывалось из-за мигающего света, дыма и движущихся тел. Рихард сумел высмотреть Пауля и попытался протиснуться сквозь толпу. Пауль сразу просиял, стоило ему увидеть Рихарда. Он махнул рукой, подзывая его к себе.       — Что ты здесь делаешь? Я думал, ты не танцуешь. — Паулю пришлось выкрикнуть эти слова, потому что музыка звучала слишком громко.       — Не знаю, — ответил Рихард, поскольку мозг снова подвел его; он как-то не успел все хорошенько обдумать.       — Ну, раз уж ты здесь, то мог бы и потанцевать, — предложил Пауль и, о боже, подмигнул.       Всегда, будучи пьяным, Рихард принимал плохие решения; иначе нельзя было объяснить, почему он шагнул ближе к Паулю, встал на расстоянии вытянутой руки и начал двигаться под музыку. Пауль немного удивился, совсем не ожидая подобного от Рихарда, но вскоре отошел от шока и вновь улыбнулся.       Какое-то время они танцевали вот так, на безопасном друг от друга расстоянии. Порой Рихард поглядывал на Пауля, замечая, как синие и фиолетовые огоньки пляшут на его лице.       Все изменилось, когда кто-то врезался в Рихарда с такой силой, что тот полетел вперед. Пауль быстро подхватил его, поддержав за талию. Рихард резко вздохнул, ощутив чужое прикосновение, но не отошел, хотя уже твердо стоял на ногах. Вместо этого он поднял руки и легонько заскользил ими по плечам Пауля, словно спрашивая разрешения: «Я не знаю, что происходит, но можно мне продолжить?». Его действия не вызвали никаких возражений у Пауля, поэтому Рихард переместил руки на его спину и вжался ладонями в мягкую ткань футболки.       Рихарду не хватало смелости посмотреть Паулю в глаза, но когда он посмотрел, то его разум затуманился от восхищения и легкой взволнованности, у него чуть-чуть закружилась голова. Что-то во взгляде Пауля поменялось, и он ненадолго прикрыл веки, его грудь заметно поднималась и опускалась от тяжелого дыхания. Рихард вдруг осознал, насколько близко они стоят друг к другу: он мог сосчитать каждую ресничку Пауля, он видел, как при дыхании подрагивают его ноздри и как в свете прожекторов блестит его серьга.       Затем Пауль открыл глаза, и его руки легли на талию Рихарда, большие пальцы коснулись мягкой кожи, и если прежде Рихард хотя бы немного соображал, то теперь его мозг окончательно отключился из-за того, что Пауль дотронулся до него. Между их телами оставалось всего несколько сантиметров, и Рихард так глубоко дышал, что при каждом вдохе его грудь почти касалась груди Пауля.       Он не мог решить, стоят ли они чересчур близко друг к другу или, наоборот, недостаточно близко. Пауль пристально смотрел на него, и Рихард больше не мог выдержать его взгляда, потому что все это было уже слишком. Затем Пауль снова переместил руки, на этот раз они оказались на пояснице Рихарда, и ему показалось, что все его тело вот-вот вспыхнет.       Отбросив всякую осторожность, Рихард притянул Пауля ближе. Между ними и так было всего ничего, а теперь они и вовсе прижались друг к другу грудью. Своим бедром Рихард почувствовал бедро Пауля, и они продолжили двигаться, не попадая в такт. Казалось, они нашли собственный ритм, их тела откликались на каждое прикосновение, и становилось все горячее…       — Вот ты где! — крикнул Тилль, и сердце Рихарда пропустило несколько ударов.       Он отпустил Пауля и сделал шаг назад, все еще чувствуя, как его тело горит в тех местах, где Пауль касался его.       — Круспе, ты должен пойти и спеть со мной. Это приказ, — сказал Тилль, схватил Рихарда за руку и потащил его с танцпола.       Рихард мельком поймал взгляд Пауля, на его лице отразилась какая-то эмоция, которую Рихард не смог прочитать. Черт, да он и сам не знал, что чувствует. Он перестал здраво мыслить несколько часов назад. Рихард только ощущал покалывание по всему телу, и некоторые участки его кожи до сих пор горели огнем, будто он недавно обжегся.