Fast Cars & Unfading Scars

      Если весна пролетела в мгновенье ока, то лето, наоборот, тянулось долго. Прошла неделя с начала месячного отпуска, а Рихард уже начал волноваться. Казалось, дни проходят медленнее, чем когда-либо. Июнь в Берлине выдался жарким и солнечным в этом году, и от этого Рихард чувствовал себя еще хуже. Контраст между его настроением и миром за пределами квартиры был разительным; складывалось впечатление, что город, купавшийся в лучах солнца, насмехается над ним.       Обычно во время гонок все дни были загружены различными обязанностями: тест-драйвами, подготовкой автомобиля и участием во всяких спонсорских мероприятиях. В середине сезона свободного времени почти не оставалось, что радовало Рихарда. Но периодические длительные перерывы давались ему непросто, и так было всегда, сколько он себя помнил.       С самого начала карьеры Рихарда вождение было для него наркотиком. Он чувствовал себя уверенно, когда сидел за рулем и находился в центре внимания, и ему казалось, что он чего-то стоит и достиг кое-каких высот. Когда он сжимал руль, адреналин начинал течь по венам, и весь остальной мир исчезал, оставалась только дорога перед ним. Волнение от победы после тяжелой гонки, чувство, которое он испытывает, когда взбирается на самую верхнюю ступень подиума и поднимает руки вверх. Флаги Германии, которые развеваются на ветру, громкие аплодисменты толпы, означающие уважение, признание, обожание.       Но когда гонка заканчивается, когда шум толпы стихает и его машину забирают механики, все, что остается у Рихарда, — пустота. Пугающая, парализующая пустота, которая кричит: «Ты ничего не стоишь».       Как и все наркотики, этот тоже помогал достичь самого безумного пика, благодаря чему Рихард чувствовал себя на вершине мира. Но чем выше взлетаешь, тем ниже падаешь. Рихард заметил, что острые ощущения от победы никогда не задерживаются надолго, эффект был непостоянным. Прилив адреналина, когда он сидел за рулем, не заглушал беспокойства, которое он испытывал, оставаясь один в своей квартире. Восторг толпы не спасал, когда ему не спалось в четыре часа утра из-за пожирающего чувства ненависти к себе.       Флаке был прав, когда сказал, что Рихард нуждается в вождении больше, чем в воздухе. По правде говоря, он не знал, кто он вообще без ралли. От этой мысли у Рихарда неприятно скручивало живот, и поэтому он изо всех сил старался не думать об этом.       Прошла ровно неделя после вечеринки. Целых семь дней он не видел Пауля и даже не слышал о нем. Еще одна вещь, о которой Рихард старался не думать.       Но, конечно, у него ничего не получалось. Первые дни после вечеринки Рихард провел в панике и растерянности. Он был достаточно пьян, чтобы потерять самообладание, но не настолько, чтобы забыть случившееся, и Рихард не знал, хорошо это или плохо. Причины всего этого до сих пор находились за гранью его понимания, но он осознал, что в тот вечер он отбросил все предрассудки, связанные с Паулем. Если честно, он был рад этому, потому что вражда с ним оказалась довольно утомительной.       Рихард изо всех сил пытался переварить произошедшее на танцполе. Несмотря на то, что он много выпил, он довольно отчетливо помнил, как близко они танцевали с Паулем. Черт, это и танцем-то не назовешь — он попросту терся о своего товарища. Хуже всего было то, что Рихард помнил все в мельчайших деталях, и эти детали терзали его в течение недели.       Он помнил, как Пауль смотрел на него, его лицо находилось всего в нескольких сантиметрах от лица Рихарда, как расширились его зрачки и он закусил губу.       Как полузакрытые веки Пауля затрепетали, а рот слегка приоткрылся, когда Рихард притянул его к себе.       Как руки Пауля обхватили его талию так сильно, что на ней могли остаться синяки.       Рихард не хотел вспоминать все это, но, черт возьми, вспомнил, и, судя по тому, что творилось у него в штанах, он возбудился. Но Рихард подавил в себе возбуждение, потому что никак не собирался избавляться от этой проблемы.       «Я ни за что не буду дрочить, мысленно представляя своего коллегу».       И хотя ему было стыдно признаться, но Тилль, возможно, был прав, когда сказал, что Рихарду нужно потрахаться. Прошла целая вечность с тех пор, как он в последний раз занимался сексом, и наверняка его тело так реагировало именно по этой причине. «Да, видимо, в этом все и дело».       Несмотря на все рассуждения, Рихарда точило раздражающее чувство беспокойства, когда он понял, что ничего не слышал о Пауле после вечеринки. Он не знал, чего ожидать. Можно было с уверенностью сказать, что их отношения изменились, но стали ли они друзьями? Или Пауль тоже сходил с ума из-за случая на танцполе? Рихард даже подумывал связаться с Паулем, может, отправить ему сообщение, но в конце концов так и не решился.       Рихарду было нечем занять свои мысли, оставалось только хандрить в своей квартире и ждать окончания отпуска, и он абсолютно ненавидел это.       Поэтому, когда на десятый день отдыха зазвонил телефон, а на дисплее отобразилось имя Флаке, Рихард схватил трубку так, словно от этого звонка зависела его жизнь.       — Угадай что! — Рихард услышал голос Флаке, полный энтузиазма, стоило ему ответить на звонок.       — Говори уже, — поторопил Рихард своего друга, чтобы тот продолжил.       Что бы ему ни собирался сказать Флаке, Рихард всем сердцем надеялся, что это поможет отвлечься от мучивших его мыслей.       — Не хочешь сыграть на концерте в пятницу? Есть один клуб, как раз в пятницу там освободится место на сцене, а мой друг знает владельца этого заведения, и они пообещали втиснуть нас!       Флаке звучал так, будто он выпрыгивает из штанов от радости. Рихард не знал, что ответить — они как-то раз говорили о том, чтобы сыграть вместе, но его голова была настолько забита другими вещами, что даже не находилось времени подумать о музыке. Он даже не помнил, когда в последний раз брался за гитару. Наверное, еще до начала сезона.       — Я решил, что нам обоим это пойдет на пользу, позволит отвлечься от… Ну, всего, — продолжил Флаке, на этот раз осторожно подбирая слова. — К тому же, я знаю, что ты не большой фанат длительных перерывов, так что концерт поможет тебе немного развеяться.       «Черт, я действительно не заслуживаю такого друга».       — Хорошо, давай сыграем, будет весело, — сказал Рихард, улыбнушись; может, его друг был прав.       — Кстати, Шнайдер тоже придет — помнишь, я говорил тебе, что он играет на барабанах? Я решил, что будет весело попробовать выступить вместе с ним. И он пригласил на концерт Оливера, похоже, они стали хорошими друзьями.       Флаке сделал паузу, и Рихард понял, к чему все идет.       — И я тут подумал, может, тебе стоит пригласить Пауля? Я знаю, что ты хочешь, — предложил Флаке, и Рихард мог поклясться, что он сейчас играет бровями.       — И пригласить его должен обязательно я? Мы все дружим с ним, — вздохнул Рихард.       — Ну, не мы же терлись об него на вечеринке, — напомнил Флаке.       — Что?! Я не… не делал этого, — возмутился Рихард. — Я ненавижу тебя, поэтому кладу трубку. — Сказав это, он отключился и бросил телефон на диван.       В течение нескольких часов Рихард беспокойно наворачивал круги по всей квартире и бросал сердитые взгляды на свой телефон, пока наконец не сдался и не начал писать сообщение.       «Привет, это Рихард. В пятницу я выступаю со своей группой, и Флаке настоял я подумал, что, может, ты захочешь прийти и послушать. Это будет очень много значить для меня. Так что дай знать, если тебе это интересно, я вышлю адрес».       Пытаясь не обращать внимания на дрожащие руки, Рихард глубоко вздохнул и нажал «отправить». Ему немедленно захотелось спрятать телефон под подушку на весь день, потому что он уж точно не собирался ждать, когда Пауль ответит ему.       «Чтоб тебя, Флаке».

***

      Рихард стоял перед зеркалом в ванной, находясь на грани нервного срыва. Его пальцы были измазаны в геле, и он упорно пытался уложить свои упрямые густые волосы. Во время сезона ралли он никогда не заморачивался с прической, потому что на голове всегда был либо шлем, либо кепка.       Наконец ему удалось добиться слегка небрежной укладки с шипами, которую он и хотел. Затем Рихард внимательно осмотрел себя в зеркале; в итоге он выбрал узкие черные джинсы и добавил к ним ремни с шипами. Сначала у него появился соблазн надеть одну из своих ярких рубашек на пуговицах, но потом Рихард вспомнил, как Флаке сказал, что она «выглядит так, будто кто-то объелся фруктовым салатом и заблевал им всю рубашку», и решил вместо нее надеть черный топ без рукавов. К тому же, Рихарду нравилось выставлять напоказ свои руки, хотя он заметил, что после аварии немного потерял мышечную массу.       Он внимательно посмотрел на свое лицо, и ему показалось, что чего-то не хватает, последнего штриха. Вдруг Рихард вспомнил о черном карандаше, купленном почти год тому назад для их предыдущего концерта. «Стоит воспользоваться? Или это будет уже слишком?». Он достал его из выдвижного ящика и какое-то время колебался. «Да похуй», — подумал Рихард и начал подводить глаза. Когда Рихард закончил, он в последний раз бросил взгляд в зеркало и схватил чехол от гитары, потому что уже почти опаздывал и ему не хотелось выслушивать по этому поводу саркастические комментарии Флаке.       Когда Рихард пришел в клуб, он был заполнен людьми, а группа, выступавшая первой, уже стояла на сцене. Он ощутил, как от волнения у него скрутило живот, то ли из-за большой толпы, то ли из-за чего-то совершенно другого.       — Ну и стоило ради подводки чуть было не опоздать? — поддразнил его Флаке, и они обнялись. — Но не волнуйся, выглядишь ты горячо, — он подмигнул Рихарду, закатившему глаза.       И тут Рихард обратил внимание на наряд своего друга.       — Решил выглядеть как диско-шар? — рассмеялся Рихард, восхитившись пиджаком Флаке, расшитым золотыми блестками.       — Да ведь это супер круто! — восторженно произнес Флаке и немного покрутился.       Рихард прекратил смеяться, когда увидел, что к ним приближается Пауль. Он был одет неброско: серые джинсы, рубашка с длинным рукавом, на голове черная шапка. Почему-то первое слово, которое пришло Рихарду в голову, было «нежный», и внезапно его охватило непреодолимое желание обнять этого мужчину.       — Привет, — улыбнулся Пауль, встав напротив Рихарда.       Какое-то время они просто пялились друг на дружку, и Рихард стал беспокоиться насчет своей внешности. Пауль словно застыл на месте, он рассматривал Рихарда, скользя взглядом сверху вниз, а потом какое-то время пристально вглядывался в его лицо. «Черт, подводка была лишней?»       — Ты, эм… Круто выглядишь, — пробормотал он. — Я хотел сказать, ты… А, неважно.       Пауль быстро опустил глаза в пол и, похоже, покраснел. Рихард хотел сказать что-то в ответ, потому что «ты тоже выглядишь чертовски круто», но, видимо, он разучился строить предложения. Некоторое время они молчали, изредка с робостью поглядывая друг на друга.       Пауль заговорил первым:       — Так и что вы играете?       — По большей части каверы на рок и метал, — ответил Рихард. — У нас есть и свои песни, но они не такие уж хорошие…       — Уверен, что это не так, — с улыбкой сказал Пауль. — Ты пишешь песни?       — Да, некоторые песни из тех, что мы сыграем сегодня вечером, написал я. Но, как я уже сказал, они не очень, так что ты не питай особых надежд.       Рихард всегда чувствовал себя неловко, когда делился своей музыкой с людьми. Во-первых, из-за перфекционизма Рихарду всегда казалось, что его песни недостаточно хороши. Во-вторых, его тексты, как правило, были очень личными, и исполнять их перед зрителями — все равно что позволить им прочитать личный дневник, если бы Рихард вел его.       — Ну, мне все равно хочется их услышать, — улыбнулся Пауль. — Я никогда не писал музыку, но я люблю играть на гитаре…       — Я знаю, — ляпнул Рихард, слова слетели с языка прежде, чем он успел подумать.       «Черт».       — Откуда ты знаешь? — спросил Пауль, приподняв бровь.       — Без понятия, наверное, где-то об этом услышал… — пробормотал Рихард, пытаясь смотреть куда угодно, но только не на Пауля. Перед глазами стояла та черно-белая фотография, на которой Пауль буднично сидит у себя дома с гитарой на коленях.       — Рихард Цвен Круспе, вы изучали мой профиль в Инстаграме? — поддразнил его Пауль, широко ухмыльнувшись.       Рихард почувствовал, как его щеки залились румянцем. К счастью, прежде, чем ситуация успела ухудшиться, на помощь пришел Шнайдер.       — Ребята! Нам пора готовиться, через пятнадцать минут мы выходим на сцену, — сказал он и потащил за собой Рихарда.       — Увидимся после концерта! — сказал Пауль, и Рихард чуть не запнулся о собственные ноги.

***

      Сколько бы раз Рихард ни выступал на сцене, каждый раз ощущался как первый. Он чувствовал знакомую дрожь в руках, сердце колотилось, во рту пересыхало. Странно, что он спокойно мог давать интервью в прямом эфире или вести машину, когда за каждым его движением следили миллионы людей, но выступление перед небольшой толпой заставляло его нервничать.       Он еще раз посмотрел на Флаке, который ободряюще кивнул Рихарду; затем Шнайдер стал отсчитывать такты их первой песни. Поначалу Рихард чувствовал себя немного не в своей тарелке, не решаясь передвигаться по сцене, и ему казалось, что все в зале смотрят на него с осуждением.       К концу первой песни Рихард начал постепенно расслабляться. Когда прозвучали последние аккорды и толпа наградила их громкими аплодисментами, он наконец набрался смелости посмотреть в зал. Он почти сразу заметил Пауля, который смотрел прямо на него с широкой улыбкой на лице, из-за чего странное, теплое чувство разлилось по телу Рихарда.       Друг Флаке, а также вокалист в их группе, объявил следующую песню — ту, что написал Рихард. В животе закололо от волнения, но он постарался сосредоточиться на исполнении аккордов этой быстрой и агрессивной песни. После первого куплета Рихард осмелился снова посмотреть в толпу и сразу встретился взглядом с Паулем. Он ненадолго отвлекся на гитару, а потом снова посмотрел на Пауля, который замер и пристально следил за каждым движением Рихарда. Его нисколько не смутило внимание мужчины — оно его взбудоражило, и внезапно у Рихарда открылось второе дыхание. Он стал играть агрессивнее, двигался по сцене и даже немного заигрывал с публикой.       Это было схоже с тем, что он испытывал в те редкие дни, когда автомобиль отзывался на каждое его действие и он чувствовал себя единым целым со своей машиной. Сейчас Рихард словно растворился в музыке, он сумел чисто сыграть гитарное соло, и публика громко аплодировала. Время от времени он перехватывал взгляд Пауля, и это еще больше раззадоривало его.       Когда финальные аккорды их последней песни затихли, толпа разразилась громкими аплодисменты, и в этот момент Рихард ощутил тот же восторг, что и после своей последней победы на гонках.

***

      После того, как Рихард отнес гитару за кулисы, он вернулся в клуб, где за столиком сидели Пауль и Олли. Он быстро заказал пиво и сел рядом с Паулем.       — Ну как вам, ребята? — нервно спросил Рихард.       Он посмотрел на Пауля, надеясь, что тот что-нибудь скажет, но вместо этого мужчина просто пораженно смотрел на него в ответ.       — Это было невероятно, серьезно. И не только каверы, но и твои песни. У тебя большой потенциал, — улыбаясь, сказал Олли, а затем резко подтолкнул локтем Пауля и вывел его из состояния транса, в котором тот пребывал.       — А, извините… Да, ты отлично справился. Пойду возьму себе еще пива, — пробормотал он и прежде, чем Рихард с Олли успели среагировать, прошмыгнул в бар.       «Что это было? Неужели я так плох?»       Рихард послал Олли удивленный взгляд, не сумев избавиться от чувства легкого разочарования.       — Не волнуйся, — вдруг сказал Олли.       Рихард уже хотел было сказать: «Нет, я не волнуюсь, с чего бы мне?», но понял, что Олли, как и другие штурманы, которых он знал, наверняка тоже обладал шестым чувством.       — Он всегда ведет себя странно, когда его что-то озадачивает. Поверь мне, я знаю его как облупленного, — объяснил Олли и кивнул в сторону Пауля. — Но в одном я точно уверен, — продолжил он.       — В чем?       — Он пялился на тебя все время, пока ты стоял на сцене, — сказал Олли со смехом, и лицо Рихарда начало неконтролируемо пылать.       В этот момент из бара с кружкой пива в руке вернулся Пауль.       — Над чем смеетесь? — спросил он с любопытством.       — Я только что рассказал Рихарду о том, как однажды я случайно забросил в стирку твои трусы, приносящие удачу, и ты злился так сильно, что не разговаривал со мной неделю, — сказал Олли и подмигнул Рихарду.       — Так это правда, что ты их не стираешь? — поддразнил Рихард, и теперь настала очередь Пауля краснеть.       Тут же появились Флаке со Шнайдером и подсели к ним.       — Давненько я так не веселился! — воскликнул Флаке. — А Шнайдер оказался отличным барабанщиком, все песни отыграл как надо, несмотря на то, что почти не репетировал!       Затем он обратился к Рихарду:       — Как ты себя ощущаешь? Здорово снова сыграться, а?       — Да, здорово, — улыбнулся Рихард. — Хотя я был каким-то деревянным и не уверен, что как следует настроил гитару…       — Не говори так! — перебил его Пауль. — Твоя гитара звучала идеально, как и твоя игра, — заверил его он.       — Ты правда так думаешь? — застенчиво спросил Рихард, не веря своим ушам.       — Разумеется. Ты мог бы спросить кого угодно из толпы, что они думают, и они сказали бы то же самое. Ты был прекрасен, — с невероятной искренностью произнес Пауль, посмотрев ему прямо в глаза, и черт, как же сильно Рихарду захотелось его обнять.       — Я иду в бар, Олли, ты со мной? — спросил Шнайдер, внезапно встав из-за стола.       — Я тоже пойду, — сказал Флаке. — А то такое чувство, будто я третий лишний на свидании.       Когда их друзья поспешно ушли к бару, Рихард сделал большой глоток пива, пытаясь скрыть свое смущение. К его облегчению, Пауль никак не отреагировал на поддразнивание Флаке.       — Твои песни невероятные, Рихард. Ты действительно талантливый, — сказал он, расплываясь в улыбке.       Рихард некоторое время изучал его лицо, пробегая взглядом то по мелким морщинкам в уголках глаз Пауля, то по едва заметной щетине на щеках. Пряди темных волос выглядывали из-под мягкой шапки, а приглушенный свет в клубе отражался в маленьких сережках, которые поблескивали в ушах Пауля.       — Я рад слышать, что они тебе понравились, — ответил Рихард немного погодя. — Я и правда люблю сочинять музыку и выступать, когда-то я даже мечтал построить музыкальную карьеру. Но это просто… — Он сделал паузу, не совсем уверенный в том, что хотел сказать.       — Просто что? — мягко спросил Пауль.       Рихард тяжело вздохнул и продолжил:       — Иногда меня посещала мысль, что… Когда я закончу свою карьеру гонщика, я мог бы вплотную начать заниматься музыкой и попытаться чего-то достичь. Но, если честно, мне кажется, я недостаточно хорош. Людям будет плевать на мою музыку, никому нет до меня дела, если я не за рулем машины.       Вот и все, момент истины. Рихарда на мгновенье шокировала собственная неожиданная честность. Он не собирался вот так откровенничать с Паулем, но почему-то в присутствии Пауля Рихард говорил, не раздумывая над словами.       — Никогда не узнаешь, пока не попробуешь, — заметил Пауль. — Если хочешь знать мое мнение, то для музыки у тебя достаточно таланта.       Рихард какое-то время смотрел на свое пиво, не осмеливаясь взглянуть на Пауля, потому что тот продолжал осыпать его комплиментами, а Рихард не очень-то умел их принимать ни от кого вообще. Но было что-то такое в Пауле, из-за чего Рихард позволил себе быть с ним откровенным.       — Просто… Я чертовски напуган, понимаешь? — признался Рихард дрожащим голосом. — Я планировал откатать этот сезон, а потом уйти, но теперь, когда приближаются соревнования, я чувствую, что если перестану ездить, то это конец всему. Я провалюсь в ебаную темную пустоту, и из меня нихрена путного не выйдет.       Рихард не хотел встречаться взглядом с Паулем, потому что понимал: все сказанное им сейчас было чистой, голой правдой, которую он не озвучивал долгое время. Казалось, вся его душа теперь была открыта, уязвима и ждала, когда ее разорвут на части.       Пауль словно почувствовал его мучения, потому что он вдруг протянул руку и коснулся Рихарда: ласково, но в то же время с нажимом он начал поглаживать большим пальцем тыльную сторону его ладони. Рихард слишком остро отреагировал на это незначительное прикосновение к коже. Он даже не мог отвести взгляд и завороженно смотрел на их соединенные руки, будто движение чужого пальца загипнотизировало его.       — Ты выиграл два чемпионата мира и боишься, что из тебя не выйдет ничего путного? — спросил Пауль немного погодя, но руку Рихарда не отпустил.       — Знаю, звучит жалко, — вздохнул Рихард.       Ему вдруг показалось, что ситуация становится слишком интимной, учитывая, что они сидят у барной стойки, поэтому он убрал руку.       — Нет, не жалко, — быстро поправил его Пауль. — Я все время боюсь, знаешь ли. В нашей карьере никогда и ничего нельзя сказать наверняка: сегодня ты можешь выиграть сезон, а завтра придется бороться за контракт. Я считаю себя самым удачливым гонщиком в мире, которого урвал Тилль, но кто знает, надолго ли это, — признался Пауль.       Рихард настолько погрузился в собственные сомнения, что даже не подумал о том, что Пауль тоже может быть напуган. Он посмотрел на Пауля и встретился с ним взглядом; выражение лица его товарища по команде было трудно прочитать, в его голубых глазах будто плескалось разочарование.       Прежде, чем Рихард успел что-нибудь сказать, Пауль глубоко вздохнул и продолжил:       — Как бы я хотел, чтобы ты видел себя моими глазами.       Рихард застыл на месте, ни о чем не думая, и все, что его окружало, просто отошло на второй план и превратилось в нечто незначительное.       «Скажи мне. Каким ты меня видишь?» — хотел спросить Рихард, но не стал, в тот момент у него пропал дар речи. Он лишь продолжил пристально разглядывать Пауля, который тоже смотрел на него с неуверенной улыбкой.       Некоторое время Рихард изучал мелкие морщинки, которые появлялись на лице Пауля всякий раз, когда тот улыбался. Его взгляд плавно переместился вниз, на губы Пауля. Рихард почувствовал, как в нем поднимается любопытство. Какие они на ощупь? Будут ли они такими же мягкими, какими кажутся? Если бы он придвинулся немного ближе, наклонил голову и набрался смелости — как бы отреагировал Пауль? Он бы прикрыл глаза, как в ту ночь на танцполе?       «Черт, о чем я думаю?»       Пауль был его товарищем и его другом, ради всего святого, и Рихард не должен был думать о том, чтобы поцеловать своего друга, потому что Пауль, вероятно, считал Рихарда именно другом.       Пауль, похоже, заметил внезапную перемену в настроении, потому что он посмотрел на Рихарда, нахмурив брови, и спросил:       — Все в порядке?       — Да, все в порядке, — попытался убедить его Рихард. — Я вдруг понял, что мне пора идти, завтра мы со Шнайдером проводим дополнительные тесты, а уже поздно, поэтому…       «Вау, врать ты не умеешь. Ни один дурак не поверит, что ты проводишь дополнительные тесты в субботу, придурок».       — А, ладно, — пробормотал Пауль, и Рихард услышал в его голосе нотку разочарования, отчего почувствовал себя еще хуже.       Но ему действительно надо было поскорее вернуться домой, пока он не наделал необратимых глупостей.       — Мне нужно забрать свою гитару, она за кулисами, — сказал Рихард, когда они встали из-за стола.       Он ждал, что Пауль что-нибудь скажет, но он молчал, просто смотрел на Рихарда с нечитаемым выражением лица, и с каждой секундой Рихард чувствовал себя все хуже и хуже. На самом деле он не хотел уходить, он хотел остаться с Паулем и поговорить с ним о музыке и карьере, обменяться с ним забавными историями об их штурманах. Но он не мог.       — Значит, увидимся через две недели, — отрезал Пауль, и, так как со стороны Рихарда не последовало никаких возражений, он развернулся и направился к бару.       — Стой, — вырвалось у Рихарда.       «Пожалуйста, не уходи». Вот что он хотел сказать, именно об этом кричало все его тело.       Пауль повернулся и бросил на него растерянный взгляд, но не успел он и слова сказать, как Рихард, сделав несколько шагов, сократил расстояние между ними и заключил коллегу в свои объятия. На мгновенье Пауль был слишком потрясен, чтобы хоть что-то сделать, но он быстро опомнился и позволил себе обмякнуть в чужих руках. Все тело Рихарда отреагировало на прикосновение другого мужчины; его сердце билось так быстро, и он боялся, что Пауль заметит это.       — Я рад, что ты пришел, — пробормотал Рихард, почти касаясь губами нежной кожи на шее Пауля.       В этот момент Пауль разорвал объятия, но по-прежнему стоял близко к Рихарду.       — Ты сказал, что боишься, будто никому не будет до тебя дела, если ты не за рулем, — начал Пауль и, тепло улыбнувшись Рихарду, продолжил: — Так вот, ты видел реакцию зрителей на свое выступление? Вряд ли здесь кто-нибудь в курсе, что ты гонщик. Они восхищались твоей музыкой, Рихард, только твоей музыкой, — подытожил Пауль, и его глаза засияли.       Затем Пауль наклонился к Рихарду, положил руку ему на плечо — «Он собирается снова меня обнять или что?» — и поцеловал его в щеку.       — Кажется, тебе будет о чем подумать… — озорно улыбнулся он и ушел, направившись к бару, где все еще сидели Флаке, Шнайдер и Олли.       Рихард еще долго стоял как вкопанный, его сердце бешено колотилось, и он никогда прежде не чувствовал себя настолько сбитым с толку. Оправившись от шока, он пошел за кулисы, чтобы забрать свою гитару, ну и что с того, что по пути туда он случайно задел пару столиков.

***

      Последние две недели отдыха сопровождались смесью паники, растерянности, предвкушения и, наконец, надежды. После выступления с их группой первые несколько дней Рихард сходил с ума в своей квартире, анализируя каждую деталь того вечера снова и снова. После нескольких терапевтических бесед с Флаке он решил пустить все на самотек и просто радоваться дружбе с Паулем.       Рихард с нетерпением ждал начала второй половины сезона — и наконец дождался, в конце июля стартовало ралли в Финляндии. Это соревнование всегда считалось одним из самых сложных в сезоне, и все, включая Рихарда, были взбудоражены возможностью посоперничать на самых быстрых гравийных дорогах в мире.       Теперь Рихард сидел в своем гостиничном номере отеля, находившегося неподалеку от парк-сервиса, и ждал, когда за ним придет Шнайдер. Первый этап ралли начинался всего через несколько часов, и у Рихарда от волнения уже скручивало живот.       Обычно Рихард заставлял всех ждать, но теперь опаздывал Шнайдер, поэтому Рихард просто отдыхал в номере, ожидая своего штурмана. Он достал из кармана телефон и с удивлением обнаружил, что тот разрывается от уведомлений из Твиттера. Рихард не сдержал любопытства, поэтому зашел в Твиттер, и увидел, что все уведомления касались одного и того же видео. Это было интервью с Паулем, и он открыл его, гадая, что тот сказал о нем на этот раз.       «Пауль Ландерс поделился сенсационной новостью о своем коллеге».       Сам заголовок не вызвал у Рихарда беспокойства, он ничем не отличался от других заголовков прессы, которые попадались ему в этом сезоне. Но он все равно продолжил смотреть видео. Сперва Пауль просто рассказывал о своем успехе в сезоне и о том, какие у него цели на вторую половину чемпионата. Через минуту после начала видео тема интервью сменилась.       «– С тех пор, как Круспе вернулся на чемпионат мира по ралли, вокруг ходили слухи, что психологически он не оправился после аварии. Правда ли то, что говорят о психическом состоянии вашего коллеги?       — Ну, Рихард отличается, до аварии он был другим — сейчас он просто слишком раздражительный, и с ним трудно работать.       — То есть Вы хотите сказать, что TL Motorsport стоит пересмотреть его нахождение в команде?       — Не мне, конечно, решать, но да, может быть, пришло время что-то менять».       Шок. Все тело Рихарда охватил парализующий, болезненный шок.       Он отшвырнул телефон, даже не заботясь о том, куда он упал. Ему казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди, он не мог дышать, и земля будто уходила из-под его ног.       Если бы это была статья, он бы еще поверил, что журналисты все выдумали. Но это было видео. Он четко видел, как каждое слово вылетает из уст Пауля, что все эти вещи произносятся его голосом, двигаются его губы.       У Рихарда потемнело в глазах, словно он вот-вот упадет в обморок, поэтому он сразу сел на кровать и попытался перевести дух. К горлу подступили слезы. Рихард чувствовал себя преданным, он открылся Паулю и поверил ему, когда тот пообещал, что никогда не использует ничего против него.       Живот Рихарда болезненно скрутило, он побежал в ванную и успел как раз вовремя. Он опорожнил желудок, и глаза стало жечь от слез; точно так же грудь Рихарда жгло предательство, разрывавшее его на части.