Вечность оказалась гораздо короче

Бартимеус

3

Я слушал Китти, не перебивая. Без обмана: мне было интересно узнать, как изменился аппарат управления после вмешательства Ноуды и его дружков*. *До сих пор считаю, что это было ужасающее, но грандиозное событие. Волшебников окунули лицом в лужу, показав, как сильно они стали зависимы от нас, вечных рабов их амбиций и коварства. Не думаете, что иногда полезно меняться ролями? Волшебникам дали мощный пендель под зад. И если они ничего не вынесли из этого урока, то им больше ничто не в силах помочь. Обнадеживали серьезные изменения в структуре парламента. Но знаете, это как кариес. Борись не борись, незаметно да вылезет. В Совете все еще преобладало слово волшебников. Они ревностно отстаивали своё место и с неохотой прогибались под новые стандарты. — А что с нами? — Пока девушка отвлеклась смочить горло, я не мог не поинтересоваться судьбой духов. — Вызовы остались. Твердолобые волшебники продолжают эксплуатировать бедных бесов и фолиотов. Меня удивил тот факт, что многие чиновники просто не знают, как готовить, набирать ванну, чистить обувь и водить! Представляешь! Все это за них делали духи! Они беспомощны, словно младенцы. — Правдивая сторона этого мира, — я не сдержал натянутого смешка. — Но это не совсем то, о чем спрашивал. Букашки меня не интересуют. — Мы продолжаем с этим бороться. Кажется, она даже не услышала моего ехидства. Мне правда по барабану на каких-то там бесов и фолиотов. Эти подстрекатели и не слишком честные на руку ребята заслуживают каждодневную порку. — Джиннов и духов рангом выше вызывают лишь при острой необходимости. В городе стало неспокойно. — И в чем проблема? — Печенкой чую, что все это мне ой как не понравится. Уже пожалел, что спросил. — Между Америкой и Британией заключен мир. Но только на бумаге. Китти опустила глаза на свои худые руки. Было видно, что девушка собиралась с мыслями. Я даже передумал кашлянуть. — В Лондоне появилось много беженцев. Возникают конфликты и вспышки нетерпимости. Люди не доверяют друг другу. Полиция не очень хорошо с этим справляется. Ты же знаешь, что закон привык говорить на языке боли и насилия. Решать конфликты мирно никто не может и не хочет. В этом месяце произошел пожар в торговом центре и взорвали припаркованный автомобиль у банка, — она подняла на меня свое бледное лицо. — Бартимеус, мне страшно. Если раньше я во всем винила волшебников и демо…духов, подчиняющихся им, то сейчас зверства творят обычные простолюдины. Насилие ради насилия. Яков, если помнишь, мой давний друг, все еще не оставил попыток переманить меня в Прагу. Но и там неспокойно. По-моему, уже нигде небезопасно. — Людская суть. Вы воюете, сколько существуете. И никогда не найдете баланса. Идиллии, к которой ты стремишься, не существует. — Сказано равнодушно, может, и жестоко, но на правду обижаются только дураки. — Но в Ином Месте все было по-другому. И объяснить это я никому не в силах. О, что я слышу? Точнее сказать, где-то я уже это слышал. Птолемей после посещения Иного Места тоже долго отходил от полученных впечатлений. И это знание сводило его с ума. — Духи — существа без массы, Китти. Нам чуждо все то, что вы считаете нормой. В Ином Месте нет правил. Лишь покой и течение. Мы с тобой это уже обсуждали. Я блуждал взглядом по комнате, в которой она совершила Призыв. Не сказать, что в ней было что-то из ряда вон. Простенькая. Надеюсь, Китти здесь не проживает. А, к примеру, решила подняться на чердак в хорошем доме. Собственные полы дороже. Не нравилась мне мысль, что девушка влечет жалкое существование. Не после того, что она сделала для этого неблагодарного города. Чем пожертвовала*. *Не считаете, что я немного размяк? Вот и мне кажется, что есть просадка. Увы, ничего не могу поделать со своей сентиментальностью. Смотрю на нее такую и невольно вспоминаю Птолемея. Я уже говорил, что встречаться с прошлым вредно для здоровья? — Где мы? Я решил-таки сменить тему. На улице лето, а мы сидим и тухнем от невеселых мыслей. Встав с дивана, я в два шага оказался у окна. Отодвинув ажурную занавеску, мне открылся живописный вид на грязную от налета кирпичную стену. Внизу жались мусорные баки, повидавшие жизнь. Один из них был наполовину сгоревший. — Моя квартира. Просто ответила девушка. Я, конечно, не ожидал хором, как это было у Мэндрейка с персидскими коврами и шелковыми подушками. Вроде у него даже был золотой ершик. Но не слишком ли она поскромничала? Или государство решило сэкономить на ключевой фигуре своего спасения? На озвученные мною мысли Китти равнодушно пожала плечами. — Живу одна. Зачем мне много места? К тому же здесь все рядышком. Магазины, больница, остановка. — Скучно. Неужели никто не составляет тебе компанию? Невзначай стерев пальцем пыль с подоконника, я наблюдал за ее отражением в окне. Мне не плевать на ее судьбу. Если она решила жить отшельником и носа не казать, мне будет немного жаль. — Моему соседу по лестничной площадке восьмой десяток. И продыху нет от настырного ухажёра. Хоть я и объясняла, что у меня такая болезнь, а не возраст. Кажется, когда надо, он притворяется глухим и совершенно не слышит, что ему говорят. Он твердо уверен, что я — его давняя любовь, связь с которой он потерял много лет назад. Как думаешь, Бартимеус, уместно ли спрашивать о моей личной жизни, когда я так выгляжу? — Не хотел тебя обидеть. — Развернувшись, я не увидел в ее глазах слабости или жалости к себе. Они все те же. Свободные. Наглые. Несгибаемые. Мало кто может смириться с потерянной молодостью. Птолемею было все равно, как он выглядит. Его злило другое. Слабость тела. После путешествия в Иное Место он замедлился в своей работе. Я прекрасно помню, какие тяжелые ночи он переживал, когда не мог успокоить свой переполненный информацией разум. Изложить все на пергаменте не хватало физических сил. А чтобы они были, следовало отдохнуть. Но мальчика мучило само время. Осознание того, что он не успеет закончить свою грандиозную, но безумную работу. Я пытался помочь. Чтобы скрасить ночи, рассказывал о землях, что успел посетить, передавал тамошние легенды и сказания. Хозяин отвлекался от раздираемых мыслей и часто засыпал под мой трёп. Свернувшись калачиком на моих коленях. Все помнится до мельчайших деталей. Терпкий аромат оливкового масла, которое слуги втирали ему в кожу для размягчения и увлажнения, стрекот ночных насекомых и шуршание балдахина на ветру. Тихое короткое дыхание, опаляющее мои руки. Вес тела, давящий на мои ноги. -...тимеус. Бартимеус! Вздрогнув, я перевел внимание с потолка на Китти. Далеко же меня унесло. Даже стыдно. Немного. — Прогуляемся? Только смени облик. Не хочу, чтобы кто-то его узнал. — Девушка поднялась с места, расправив складки на одежде. — Нат стал таким популярным? — Вовсе нет. Правительство не стало объявлять его героем. Сам знаешь, сколько волшебников погибло тогда. Да и посох он, можно сказать, выкрал из самого защищенного места. Короче, у общественности появилось бы больше вопросов, чем благодарностей. — Оу. Нет, ну вы слышали? Все мои труды, пусть мальчишка только мешался под ногами, пошли в утиль! Неблагодарные волшебники! Ух, зла не хватает! Сопя себе под нос, я заметил, как она замерла, всматриваясь в это страшное лицо*. *Тут все по факту. Нат не красавчик. Заросший, худущий, с синяками под глазами, как у панды, ворчливый и к тому же бессовестный. Вспомните его заросли на башке. Веник опрятнее выглядит! Ну кому он может понравиться? Почесав голову, я обернулся Птолемеем. А что такого? Он посимпатичнее будет. Да и привычно. На смуглом теле красовались свободная белая футболка, мешковатые джинсы и белые кеды. На голову я нацепил кепку, чтоб не припекало. Китти широко улыбнулась. Видимо, осталась довольна моим выбором.