Вечность оказалась гораздо короче

Бартимеус

4

Я не ждал грандиозных изменений за прошедшие десять лет.* *Вы, люди, ужасные копуши. Знавал я одного шумерского конструктора, имя которого нигде в мировой истории не отпечаталось. И поделом. Хозяин сотни рабов и слуг повелел мне подсобить его непутевому сыну, что считался придворным инженером, изобрести эдакое-такое, дабы дочь царя обратила на юношу свой ветреный взор. Парень был при мозгах, но таких скрипучих, что сколько бы я не подсказывал, тот никак не мог догнать мою прогрессивную мысль. Три недели бесполезной возни. Мне казалось, все козы в загоне меня поняли. Будь у них воля и пальцы вместо копыт, запросто сколотили бы добротную телегу. В итоге я плюнул на это гиблое дело. Принял личину сына конструктора и в день празднества урожая прикатил свое изобретение величиной в скромный сарай. Тогда мне казалось, что размер имеет значение. Все были в шоке, я вам так скажу. Ну, может, капельку из-за того, что эта деревянная махина случайно выскользнула из моих рук, пока я красовался перед толпой. И на всей прекрасно-рассекающей скорости, о которой никто и подумать тогда не мог, врезалась в богатый стол высшего общества. Так я стал свободным от общества нерадивого сыночка, по ошибке родившегося хомосапиенсом. Как вспомню его отсутствующий взгляд и беседы с гиппопотамами, внутри все переворачивается. Зато могу с гордостью заявить всякому, кто сомневается в моей компетенции, что благодаря мне Месопотамию нарекли колыбелью цивилизации. На улицах Лондона стало грязнее. И этот зловонный запах. Депрессивный городок всегда был серым из-за смога, но сейчас столица мировой державы погрузилась в удушающую безнадегу. Разрисованные дома и стены с весьма вызывающими граффити пестрели почти в каждом проулке. На улицах появилось больше бродяг и лиц с затуманенным взглядом. Пахло болезнями и немытыми телами. Райончик с душком, так сказать. И какими ветрами сюда занесло Китти? Пока мы в лютый зной доползли до остановки, я старался держаться как можно ближе к ней. Мало что на уме у таких личностей. Вдруг захотят ограбить старушку. У меня не было приказа защищать ее. Признаюсь, это была моя собственная инициатива. Втиснувшись в переполненный автобус. Видимо, не мы одни не проявили желания шататься под солнцепеком, все дружной толпой тронулись в сторону центра. — Эй, малой. Уступи леди место. В силу своих небольших габаритов я легко проскользнул к поручню и встал у сидений, предназначающихся для пожилых, беременных, взрослых с детьми и инвалидов. Одно из них было занято пацаном лет тринадцати. Считайте ровесником Птолемея. В автобусе было жарко и тесно. Я видел, как Китти судорожно держится за поручень и постоянно сглатывает. Ей дурно, но она об этом никому не скажет. Пацан никак не отреагировал на мои слова. Сидел в каких-то проводах, вдетых в уши и башкой кивал. Глаза тоже закрыты. Хитрый ход. Никого не видеть и ничего не слышать. Только со мной такой трюк не сработает. Я в наглую дернул его за проводки. Те, к моему удивлению, легко вылетели из его ушей. И из них доносилась музыка! Что за изобретение такое? — Чё творишь, жаркое? — Весьма грубоватый ответ. Где он тут еду видит? Туповатый, видимо. Но на табличке не написано, что грубиянам полагаются эти места. — Уступи. — Улыбаясь своей белоснежной улыбкой, я старался соблюдать нормы приличия. Не уподобляться же кожаным мешкам, верно? — Наушники верни, урод. — Барти, не надо. — Слабая попытка, Китти. Но я оценил ее старания. В автобусе теперь хорошо дуло. Кто-то на задних сидениях даже вздохнул с облегчением. Я вышвырнул наглеца вон из салона через открытое окно, но оставил диковинку в своих руках. Уж очень интересно рассмотреть поближе. Но сначала продезинфицировать. Автобус вильнул в сторону. И ожидаемо остановился. Хотя, по моему скромному мнению, мог катить дальше. Ничего с этим идиотом страшного не случилось. Подумаешь, повоет, держась за сломанную конечность. Зато теперь он может спокойно претендовать на место в первом ряду. — Бартимеус! Мы шли чуть-чуть быстрее обычного. Ну, знаете, когда за вами гонится полиция со своими свистульками, тут не для прогулочного шага. Оторвались, кстати говоря, довольно быстро. Людей очень легко запутать, да и блюстители закона попались ленивые. Пробежали для видимости два квартала и свернули в сторону фонтанчика, разогнав кучку купающихся в нем голубей. Китти была недовольна. У нее тряслись ноги, и воздух из легких выходил каким-то хриплым и рваным. — Купить тебе водички? Где-то видел продуктовый. — Ты привлек внимание! Совсем с ума сошел? Выбрасывать человека на полном ходу! — Шипя, словно кошка, девушка прислонилась к стене. — С ним полный порядок. Я вообще-то услугу ему оказал. Мозги на место поставил. — Но мой аргумент был задушен ее дерзким взглядом. — Ладно…прости*. *Следует заметить, что я редко извиняюсь. Почти никогда. Даже когда не прав. Нет в привычке джиннов носить в себе обиды или же сожаления. Надеюсь, вы не вспомните про мой позор перед Фарквалом и тем серебряным блюдом? Я в качестве извинений метнулся в магазинчик. И пока девушка с жадностью пила прохладную жидкость, всасывая внутрь тонкие пластиковые стенки бутыли, у меня было время рассмотреть свою добычу. Обтерев пластмассовые бусины об край летнего платья Китти, я приложил одну из них не без осторожности к уху*. *Я не слабодушный, не подумайте. Просто был один момент в моей насыщенной жизни, когда пришлось посмотреть в глазок. А он оказался подлой ловушкой. Преобразовался в острие чистейшего серебра. Представляете? Вот и осталась после этого душевная травма. Музыки не было. Сплошная тишина и чувство, что меня надурили. — Нужен плеер или мобильный телефон. Закрутив крышку на полупустой бутылке, Китти смерила меня снисходительным взглядом. Неприятно осознавать, что попал впросак. Пока мы не спеша добирались до центра, она рассказала про работу наушников. Блин, вернуться за плеером что ли? Пацану навряд ли он сейчас нужен. Девушка, видимо, прочитала мои мысли. Вцепилась в руку и шла, опираясь на меня. С виду мы походили на внучка и бабулю, вышедшие подышать несвежим воздухом в этот прекрасный денек. Я узнавал здания. Вертя головой, перед глазами проносилось былое время. Вот на этой крыше я сидел и высматривал голема, а на этой черепице морочил голову спятившему африту Гонорию, заключенному в кости старины Глэдстоуна. А здесь я прятался…кхм…занимал выжидательную позицию в борьбе с вражескими духами. Столько воспоминаний. Хороших и не очень. Кстати говоря, знакомая площадь и забор! Мы остановились у бывшего дома Натаниэля. Я дотронулся до ворот. Сам их устанавливал. Точнее это делали бестолковые фолиоты. Но не суть, я руководил процессом. — Кто здесь живет? — Как наяву вижу выбегающего утомленного мальчишку — министра информации. Круги под глазами, недосып и раздражение на все живое стали хроническими друзьями его неблагодарной работы. — Сироты. Я непонимающе поднял на нее взгляд. Китти позвонила в звонок, и почему-то по моей сущности пробежала дрожь волнения. — В войне, да и после нападения Ноуды и его сообщников, было много гражданских жертв. Детей было решено отправить в приют на окраину, но там… Я ездила туда и скажу так: сжечь и перестроить. Только так можно реанимировать то заведение. — И ты предложила этот пустующий особняк как альтернативу? — Мой зоркий глаз уловил колыхание штор на втором этаже. Кто-то за нами подсматривал. И весьма неумело. — Именно. Сам подумай. Дети будут находиться не где-то на отшибе, а в самом центре города! До сюда любая служба домчит за считанные минуты! Ко всему прочему, ты хорошо постарался, пока отстраивал эти хоромы. Места хватило всем. Ребята ни в чем не нуждаются. Я не сдержал улыбки. Приятно знать, что твои труды ценят. Мы услышали, как хлопнула входная дверь, а через мгновение открылась калитка. Простолюдинка средних лет добродушно притянула Китти в объятия. — Рада тебя видеть, дорогая! Ты в последнее время совсем не балуешь деток своим визитом, а они постоянно о тебе спрашивают. Кто это с тобой? У нас пополнение в семье? — Женщина улыбнулась мне, на что я сдержанно кивнул. — И я рада тебя видеть, Марго. Нет, это мой друг. — Выдавила из себя девушка, не в силах вырваться из плена. — Рё, будем знакомы. — Я протянул руку, но меня почему-то тоже обняли. Какая тактильная, однако, дама. — Я показывала ему город и подумала, что это хорошая возможность заглянуть к вам. — Друзья Китти, наши друзья! Добро пожаловать в Лондон! — Потрепав меня за щеку, знакомая Китти обратилась к ней.- Все в полном порядке, дорогая! Твоими усилиями дети чувствуют себя превосходно. Проходите-проходите. Будет вам лимонад со льдом и синабоны. Сегодня утром испекли. С изюмом. Как ты любишь, милая. Девушка улыбнулась. А я напрягся. Ненавижу пихать в себя человеческую пищу! Несмертельно, но крайне неприятно! Отяжеляет сущность, и долгое время чувствуешь себя не легче рельсы. Внутри особняка все изменилось до неузнаваемости. Время затронуло каждый уголок. Обои, что с усердием и потом на висках выбирал себе Мэндрейк, были заменены на детские. Со слониками, жирафиками и львятами, отдыхающими на пляже. Стало, на мой скромный взгляд, гораздо лучше! Ковры тоже убрали. Теперь на полу располагались мягкие настилы в виде мат-паззлов. Дорогую мебель перекрасили. Тут и там были нанесены детские ладошки. А это ведь красное дерево. Ох, видел бы мой бывший хозяин! Удар был бы обеспечен. Нас оставили в гостиной. Я засмотрелся на высокий потолок. С него на нитках свисали бумажные фигурки. Тут и лесные животные, и хищники Саванны, бабочки, птички. Все из яркой бумаги. Какие-то подделки были присыпаны блёстками и ярко сверкали. — Мило, правда? — Китти наслаждалась моей реакцией. Естественно, когда я этими самыми руками выравнивал чертовы стены, стелил пол и доставлял ковры из Персии! Люстра, что всегда была начищена до блеска, отсутствовала. Ее заменили дешевые плафоны с мягким рассеивающим светом. Страшно представить, что случилось с ванной, хозяйской спальней и кабинетом. — Восторг. — Крутя головой, я просмотрел момент, когда в комнату вошли жильцы. В мою ногу тут же вцепился карапуз. Хлопая своими глазенками, он показал мне, сколько молочных зубов недостает у него во рту. Встретили нас тепло. Посадили за стол. Мое сердце болезненно сжалось, когда я заметил царапины, ожоги и небольшие сколы на мебели. Чертов Мэндрейк едва ли не языком заставлял полировать все вертикальные и горизонтальные поверхности в своем жилище. А здесь такая свобода! Незаметно для остальных я с превеликим удовольствием царапнул ногтями по ножке. Подмигнул рядом сидящему малышу и отдал, как плату за молчание, свою порцию угощения. Тот, кажется, сразу ко мне проникся. Глаз не сводил, пока поглощал перепавшую ему вкусняху. Со слов Марго — заведующей этим местом, я многое узнал. Приют имел официальный статус и спонсирование от государства. Люди охотно брали малышей в новые семьи, и статистика усыновления обнадеживала. Пока Китти цедила свой лимонад и понемногу отщипывала от синабона кусочки, меня уволокли на верхние этажи. Я действительно перестал понимать обустройство особняка. Все изменили под детский лад. Рисунки, скамеечки, горшочки с цветами и даже домашний любимец — мистер Шерстка. Морская свинка на всех семи планах, если что. Меня тянули из комнаты в комнату. Здесь они спят. Здесь они рисуют и играют. А тут проводятся уроки. Вот комната старших детей. Кстати говоря, маленькие «взрослые» смотрели на меня с подозрением. Ну, не успели вы на фестиваль щедрости, чего теперь дуться? Когда я спросил, где у них туалет, меня, что, очевидно, потащили в ванную. Ох, Нат… Здесь без комментариев. Воспитательница поймала нас в коридоре, сказав детям спуститься вниз. Пока мелкие гуськом перешагивали ступени, я просочился в хозяйскую спальню. Видимо, теперь она стала комнатой воспитателей. Огромную кровать Мэндрейка убрали, поставив две двухъярусные кровати. Шкаф оставили. Он все-таки большой и вместительный. Всегда задавался вопросом, зачем такая мебель Нату? Тот всегда ходил в одном и том же. Глаз не мог ухватиться ни за одну знакомую вещь. Ни зеркала, что подолгу крутилось в его руках, ни расчески, никак не помогающей исправить ситуацию с его веником. Все исчезло. Время забрало и переиначило. Я тихо прикрыл за собой дверь, мышкой спустившись вниз. Китти заканчивала свои напутственные слова, пообещав навещать сирот почаще.