Нас двое

Макс бежит сквозь тёмный лес, слепо натыкаясь на столбы деревьев и ломая кусты. Страх подстегивает ускориться, сердце лихорадочно бьется в ребра, и в груди болезненно жжет. Макс задыхается и думает, что следует бросить курить. Снова раздается выстрел — пуля жужжит над ухом, и Кольцов инстинктивно пригибается. Денис хохочет и его смех балансирует на грани торжества и истерики. Если того, кто сейчас загоняет Макса, как дикого зверя, ещё можно назвать Денисом. Денис, которого Макс фамильярно звал «Дэнчик», хотя они никогда не были друзьями, курил больше него раз в десять, был меланхолично задумчив, молчалив и погружен в себя. Он хотел уехать из Топей, скучал по матери и злился на доебы Макса. Этот не-Денис уезжать никуда не собирается, врос в леопардовую шубу и, как выяснилось, очень любит стрелять по живым мишеням. Он не злился на Макса — ему просто по-детски любопытно посмотреть, как расколется беспокойная кудрявая голова от пули в затылок. Не-Денис смеется странным смехом, и безумие отскакивает от чёрных стен его зрачков резиновым мячиком. Ха-ха-ха. Беги, Кольцов, беги. Ха-ха-ха. Все равно догоню. Людям свойственно наступать на одни и те же грабли. Макс падает в волчью яму — ту же самую или другую не имеет ровным счетом никакого значения. Яма всегда одна. И, наверное, ему следует благодарить Бога за то, что он каким-то чудом не напарывается на колья, но в голове одно только причитание: нет-нет-нет. Только не сейчас, только не снова. Не-Денис поблизости — Макс не слышит его шагов, но чувствует это всем своим существом. Он жмется к краю ямы, мечтая слиться с песком, землей и ночью, лишь бы не-Денис не заметил его. Но с ночью из них двоих сливается только хищник, засевший в хрупкой оболочке Титова. Макс зажимает себе рот и старается дышать тише, но сердце колотится так болезненно и громко, что Кольцову кажется, что его слышно на другом конце леса. Возможно, ему вовсе не кажется. Темнота оживает и хищно втягивает носом воздух, заглядывая в яму. Макс замирает, задерживая дыхание. — Я знаю, что ты там, — извещает темнота голосом Дениса. — Ну же, покажись, Максимка. Обещаю сделать все быстро. Макс молчит, думая, получится ли уронить слугу Хозяина в яму прежде, чем тот его пристрелит, и есть ли шанс выжить после этого. Жить Максу хочется нестерпимо. Сейчас — больше, чем когда-либо. Хочется вернуться в Москву, смешаться с её быстрым живым ритмом и больше никогда не вспоминать осевший на языке болотный привкус заброшенной архангельской деревни. Хочется, чтобы пришёл Козлов, вытащил его из ямы, как в прошлый раз, и забрал к себе. Хочется спрятаться среди пластмассовых цветных шаров в надувном бассейне Аринкиной матери. Хочется быть где угодно, лишь бы не здесь — в черном сыром лесу, среди корней, комаров и пахнущих кровью кольев, в выдохе от смерти. Темнота впитывает его страх. Кольцов закрывает глаза, будто это может отменить неизбежное. Холодный пот течёт по спине. Ветер колышет ветви деревьев с шершавым шелестом. Темнота дышит ему в лицо могильным холодом. На расстоянии вытянутой руки раздаётся щелчок. В лесной тишине он звучит оглушающе, как смертный приговор. Макс распахивает глаза. — Попался, — улыбается не-Денис. Макс не успевает дернуться. В голове рефреном проносится: «нет-нет-нет». Не-Денис стреляет ему в лоб.