in another universe?

Солнечный свет лился в окно, заполняя комнату мягким теплом. Весна наконец вступила в свои права: за окном щебетали птицы, в ветвях деревьев распускались первые листья, а небо, удивительно ясное и голубое, словно приглашало выйти на улицу. Казалось, даже прохладный воздух, который пробивался сквозь щели в окнах, не мог разрушить эту идиллию. Но Сынмин сидел внутри, уткнувшись в экран ноутбука, сосредоточенно перебирая файлы и документы, которые Чонин оставил для него. Это был университетский проект, в котором он почти ничего не понимал. Сынмин знал, что мог бы отказаться. Мог бы просто честно сказать: «Я не разбираюсь в этом, найди кого-нибудь другого». Но он этого не сделал. Отказаться не получилось. Почему? Он не был уверен. На столе, рядом с ноутбуком, стояла кружка с кофе. Он любил кофе. Ему всегда казалось, что этот напиток может хоть немного поднять настроение, даже если внутри всё рушится. Кофе был его маленькой слабостью, спасением в тёмные моменты, которые случались слишком часто. Кружка, в которой находился напиток, вызвала у него лёгкую улыбку. Она была маленькой, с милым рисунком в виде облаков и радуги. Он не мог удержаться от того, чтобы раз за разом переводить на неё взгляд. Он потянулся за кружкой, взял её в руки и сделал небольшой глоток. Кофе был чуть горьковатым, но приятным, как он любил. Глоток тёплого напитка принёс странное чувство покоя, хотя всего на несколько мгновений. Он откинулся на спинку стула и на мгновение закрыл глаза. Ему нужно было отвлечься от мыслей о проекте. Его взгляд снова упал на комнату, где он находился. Это была квартира Чонина, которую, как оказалось, подарили ему родители на совершеннолетие. Сынмин узнал об этом на днях, когда Чонин вскользь упомянул о том, что хотел бы научиться жить самостоятельно. Его родители, как он понял, понимали это желание и всячески поддерживали его. Сынмин тогда даже не знал, что ответить. Он не мог перестать думать о том, насколько это звучало иначе, чем его собственная жизнь. Его родители не просто не поддерживали его — они буквально выкинули его из своей жизни, как ненужный хлам. Эти мысли приходили редко, но когда они накрывали, то оставляли его опустошённым. Сынмин не показывал этого. Никогда. Ни при ком. Но внутри всё словно сжималось, каждый раз превращаясь в тугой клубок боли. Он отвёл взгляд от окна и снова сосредоточился на ноутбуке. Это было безопаснее, чем углубляться в воспоминания. Безопаснее, чем давать себе возможность снова и снова разбирать по кусочкам своё прошлое. Однако мысли всё равно находили путь. Он вспомнил, как его родители, не дрогнув, отвернулись от него. Это было давно, но чувство, будто нож вошёл в самое сердце, не проходило. Сначала это было больно, потом — терпимо, а теперь… теперь он просто привык. Привык к тому, что от него ничего не ждут. Привык к тому, что он никому не нужен. Но их звонки не давали полностью забыть. Мать звонила чаще, чем отец. Её голос, когда она делала вид, что волнуется, иногда пробирал до дрожи. И он верил ей. Верил, что она искренне беспокоится. Сынмин понимал, что это могла быть ложь. Что это могла быть лишь игра, пустая попытка успокоить собственную совесть. Но он хотел верить. Ведь это было единственное, что связывало его с прошлым. Отец, напротив, звонил редко. И когда это происходило, разговоры были холодными, пустыми. Сынмин даже не понимал, зачем отец это делал. Возможно, чтобы напомнить ему, что он всё ещё где-то существует. Или, может быть, чтобы убедиться, что он не превратился в окончательного неудачника, каким его всегда считали. Он снова отвлёкся от ноутбука и сделал ещё один глоток кофе. Тёплая жидкость немного успокаивала, но внутри всё ещё бушевал хаос. Сынмин не винил родителей. Это была его проблема. Он всегда считал, что виноват сам. В том, что вырос не таким, каким они хотели его видеть. В том, что он стал позором семьи. Да, он не прощал их. Но он любил их. Любил это далёкое, почти призрачное прошлое, где всё было хорошо. Где не было злости, обид, криков. Где он был просто ребёнком, который думал, что мир вокруг него прекрасен. Теперь любовь была перемешана с ненавистью. И это чувство разрывало его на части. Сынмин провёл рукой по лицу, пытаясь вернуть себя в реальность. Он должен был сосредоточиться. Должен был закончить проект для Чонина. Он глубоко вдохнул и выдохнул, взглянув на экран. Но прошлое не отпускало. За окном медленно садилось солнце, окрашивая комнату в тёплые оттенки. Его мягкий свет пробивался через полупрозрачные занавески, играя на стенах и мебели. Воздух в комнате был тихим и тягучим, нарушаемым лишь негромкими щелчками клавиатуры. Сынмин сидел за столом, сосредоточенно вглядываясь в экран ноутбука. Перед ним была сложная задача, с которой он пытался разобраться. Проект для университета, в котором он совсем ничего не понимал, но отказаться помочь не мог. Он тяжело вздохнул, пальцы быстро пробегали по клавишам, а в голове царил хаос из мыслей. Но тут его выдернул из размышлений тихий, почти неуловимый шум, доносящийся с кровати. Чонин. Он лежал на боку, казалось бы, неподвижно, но всё же не мог усидеть на месте. Его ноги время от времени слегка подёргивались, будто он старался разогнать скуку таким странным способом. Иногда он чуть качался взад-вперёд, тихо шурша одеялом. Сынмин бросил на него короткий взгляд, стараясь не отвлекаться. Чонин выглядел абсолютно расслабленным, но всё его поведение выдавало внутреннюю энергию, которую тот никак не мог выплеснуть. Сначала, как только Сынмин начал работать над проектом, Чонин пытался разговорить его. Привычно, дружелюбно, в своей манере. Сынмин помнил, как сухо и с долей шутливой строгости ответил что-то вроде: «Не отвлекай, я уже жалею, что согласился». И хотя его слова могли показаться резкими, Чонин только рассмеялся в ответ. Его смех тогда прозвучал легко и тепло, заполняя пространство. После этого он оставил Сынмина в покое, решив, что не стоит мешать. Но скука всё равно не отпускала. Теперь же, наблюдая за ним краем глаза, Сынмин чувствовал странное смешение эмоций. Он знал, что Чонин благодарен за помощь. Видел это в его глазах, ощущал в каждой мелочи, в каждом жесте. Эта благодарность вызывала в душе странное тепло, смешанное с лёгкой неловкостью. Сынмин не привык, чтобы кто-то ценил его усилия. И это, в свою очередь, заставляло его задуматься о том, почему он всё-таки согласился помочь. Он мог бы просто отказаться. Ведь, если честно, проект его не интересовал. Более того, тема казалась абсолютно непонятной. Но он не смог. Не смог из-за Чонина. Сынмин снова отвёл взгляд от ноутбука и сделал глоток кофе. Горечь напитка помогала отвлечься. Он знал, что, возможно, только усложняет всё, пытаясь быть полезным. Он всегда усложнял, но почему-то это стало привычкой, от которой он не мог избавиться. В то же время Чонин лежал на кровати, думая о своём. Ему было скучно, но он старался не показывать этого слишком явно, чтобы не раздражать Сынмина. Он немного посмеивался про себя, вспоминая их недавний разговор. «Ты уж прости, но я ничего в этом не понимаю», — сказал Сынмин, когда впервые взглянул на документы. И всё же он взялся за это. Чонину было тепло от осознания, что кто-то готов помочь ему, даже не имея особой выгоды. Эта мысль привела его к следующей: за последние несколько недель они стали ближе, чем он мог ожидать. Прошло меньше месяца, а Сынмин уже стал частью его жизни. Друзья. Он действительно мог назвать его своим другом. Но при всём этом Чонин ощущал некий барьер. Сынмин всегда был приветлив, открыт в мелочах, мог легко поддержать разговор или пошутить. Но за этой внешней лёгкостью скрывалась стена. Он не мог сказать, в чём именно это выражалось, но ощущение не отпускало его. Чонин хотел знать больше. Хотел понять, что скрывается за этой яркой улыбкой, которую Сынмин так часто носил. Он хотел, чтобы их дружба была настоящей, чтобы она была глубокой, а не поверхностной. И всё же он не торопился. Он понимал, что Сынмин должен сам решить, когда открыть эту часть себя. Но ему было сложно сидеть сложа руки, зная, что за улыбкой Сынмина скрывается нечто большее. Если бы он только знал, как близок был к истине. Сынмин хотел рассказать. Хотел выложить всё, что держал в себе годами. Но страх. Страх, что его не поймут. Страх, что всё разрушится. Страх, что его оставят. Эти мысли накатывали волнами, захватывая всё его сознание. Он вздохнул, снова сосредоточившись на экране. Работа помогала хоть на время отогнать внутренние тревоги. Но этот цикл повторялся снова и снова. Тишина в комнате была густой, словно осязаемой. Сынмин продолжал сидеть за столом, чувствуя, как эта тишина давит на него. Он понимал, что рядом находился Чонин, слышал его тихое, почти незаметное движение на кровати, но изо всех сил старался сосредоточиться на проекте. Ещё несколько минут, ещё немного усилий, и он сможет это закончить. Сынмин давно привык к тому, что ему приходилось выполнять то, что он, по сути, делать не обязан. Это было нормой. Он всегда считал, что, если кто-то попросил его о помощи, он просто не имел права отказать, даже если чувствовал себя истощённым. И хотя его внутренняя логика часто противоречила этому убеждению, сопротивляться он не мог. Вот и сейчас, вместо того чтобы расслабиться и, возможно, заняться чем-то своим, он сидел над незнакомой ему темой. Спустя ещё час кропотливой работы он наконец откинулся на спинку кресла, выдохнув с облегчением. Текст на экране был готов, хотя уверенности в том, что он всё сделал правильно, у него не было. Он вертелся в своих мыслях, пытаясь найти хоть малейший изъян, который мог пропустить. Не выдержав, Сынмин развернул кресло к кровати, где лежал Чонин, и позвал его. Чонин, услышав тихий зов, быстро поднялся и подошёл к нему. Его взгляд сразу упал на экран ноутбука, и по его лицу тут же заиграла улыбка. Она была настолько широкой, тёплой, что Сынмин буквально замер. Это было так неожиданно, так неподдельно, что он на секунду перестал осознавать, где находится. — Спасибо, — голос Чонина пронзил пространство между ними, но звучал он мягко и искренне. Эти два слова, наполненные светом и теплом, словно пробили что-то внутри Сынмина. Он почувствовал, как его грудь сжалась, будто это был не простой акт благодарности, а что-то большее, невыразимое словами. Чонин присел на край стола, продолжая выражать благодарность. Он говорил, что без Сынмина никогда бы не справился, что ценит его помощь больше, чем может выразить. Его слова были простыми, но каждая интонация била прямо в цель. Сынмин молча слушал, чувствуя, как его собственные мысли начинают захлёстывать его. Он знал, что Чонин не понимает, насколько трудно ему было не только сесть за этот проект, но и вообще согласиться на помощь. Это не имело отношения к самому проекту, к его сложности. Дело было в другом. Сынмин смотрел на Чонина, будто видел его впервые. Эта улыбка, этот искренний голос, эта близость — всё это в один момент стало невыносимо тяжёлым для его истощённого сердца. Он хотел отвести взгляд, но не мог. И именно в этот момент всё рухнуло. Он почувствовал, как что-то треснуло внутри. Это было ощущение, будто что-то ломается, разбивается с такой силой, что эхом отзывается в каждой клетке тела. Маска, которую он носил годами, которую так тщательно оберегал, дала трещину. Она не просто дала трещину — она разлетелась на мелкие кусочки. Сынмин почувствовал, как по щекам покатились слёзы. Сначала он не осознавал этого, но, увидев удивлённый взгляд Чонина, понял, что больше не может сдерживаться. Ему больше некуда было скрыться. Он закрыл лицо руками, пытаясь хотя бы так укрыться от мира, но всё было тщетно. Его тихие всхлипы наполнили комнату. Чонин на мгновение замер, поражённый внезапной переменой в поведении друга. Он пытался понять, что произошло, но догадки сменялись одна за другой. Что-то он сказал не так? Или сделал? Он почувствовал растерянность, но вскоре взял себя в руки. Он понял, что дело не в нём. Здесь было что-то большее, что-то, что Сынмин скрывал от всех, и сейчас это вырвалось наружу. Не раздумывая, Чонин осторожно подошёл ближе и, опустившись на колени перед Сынмином, тихо обнял его колени. — Не бойся, — прошептал он, укладывая голову на его ноги. Его голос был тихим, но уверенным, — Расскажи, что у тебя на душе. Я хочу знать, чтобы никогда тебя не бросить. Эти слова прозвучали как обещание, как клятва. Сынмин продолжал тихо плакать, но внутри него что-то начало меняться. Он хотел, чтобы Чонин знал. Риск, на который он готов пойти. Хотелось быть честным.