I know how much it matters to you

Хоть засыпать после разговора с Джеюном и было достаточно легко, одна мысль всё равно не покидала голову. Как Хисын уснул, рассуждая сам с собой на эту тему, так и проснулся – ничего не поменялось. "Неужели все это взаправду?" Прокручивалось безостановочно, будто заевшая пластинка. И, если честно, верилось с трудом. Но проснулся Хисын с затуманенным разумом, ибо, как оказалось, к кровати учителя всё-таки привык, и на своей спать было не так уж удобно и мягко. Всё-таки, матрас уже действительно староват, и это чувствуется. Но, как ни крути, приходится выйти из комнаты и пройти на кухню уже по привычке. Обычно сначала он ставит чайник, пытаясь разгрести весь хлам в голове, скопившийся за ночь, и только потом сворачивает в ванную. И всё же, в ней старается находиться минимальное количество времени. Слишком тяжело. До сих пор. Ну, Хисыну хотя бы мама не мерещится, в отличие от отца. К слову о нём. Ли внезапно тормозит перед входом на кухню и заспанными глазами смотрит перед собой. А что, простите, отец забыл на кухне в шесть утра? Хисын ещё раз проверяет время, кидая взгляд на часы на столешнице, чтобы убедиться, что будильник сработал правильно: и да, стрелки показывали шесть часов ноль пять минут. Тогда вопрос всё ещё остается открытым. Какого хрена? Нет, не так... – Почему ты здесь так рано? Ни "привет", ни "доброго утра". Да и ни к чему это, Хисын и без того знает, что утро недоброе, а "привет" – лишь формальность. Им с отцом она ни к чему, ведь так? Тем более, кажется, отсутствие приветствия мужчину никак не смутило: он только отвернулся от плиты и постарался неловко... Улыбнуться? Это что вообще? Ли правда уже забыл, когда видел такую картину на этом лице. Улыбка выглядит на нем слишком чуждо. – А, Хисын-а, – тянет он, откладывая в сторону лопатку, которой только что помешивал что-то в сковороде, и обтирая руки о края фартука, успешно напяленного на себя. А фартук даже не мамин. Неужто сам купил? – Я тут тебе это... Завтрак пытаюсь сделать. Просто ты всегда так рано просыпаешься и уходишь, что я даже поймать тебя не успеваю, вот и пришлось... Пораньше немного встать, но зато ты поешь. Сам же знаешь, мама очень не любила, когда ты убегал, не позавтракав толком. А сам ты вряд ли что-то толковое ел, да? Если честно, культурному (или не совсем) шоку нет предела. Просто... Что он несет? Да, Хисыну правда не хватало отцовской любви, но получать её теперь, спустя столько лет, слишком странно. И кажется абсолютной фальшивкой. Просто Хисын действительно слишком научен опытом, и потому сейчас вопросительно приподнимает брови, реагируя непривычно активно спросонья. И ему правда жаль, что он таким опытом научен. Хотелось бы просто сдаться и поверить, но мозг всё ещё помнит, что после таких вспышек доброты побои ощущаются вдвойне болезненно. – Ага... У тебя там горит, – кивает парнишка на сковороду, в которой начал ароматно подгорать омлет с намеком на овощи в нем. Вау, шедевры кулинарии выходят на новый уровень, теперь не только яичница радует глаз и желудок по их совместным утрам. Отец тут же охает и хватается за лопатку, начиная активно помешивать сегодняшний завтрак, а Хисын под шумок тихо разворачивается и уходит в ванную. И всё же, он элементарно не может заставить себя выдавить больше, просто потому, что мозг пока не может сложить все негодования воедино и высказать. А надо бы. Хотя, может, правда стоит насладиться хоть немного? А то такие трипы у отца бывают слишком редко, а заботы хочется почти всегда, так что... Почему нет? Наверное, всё же потому, что в горле без того стоит противный ком, который, будто фильтр, впитал в себя всю ложь и не дает выпалить в ответ наивное "спасибо, папочка" в таких случаях. Да, просто так в этой жизни не бывает ничего. И хоть Хисын обещал себе больше не отказываться от помощи, которую посылает ему судьба, отцовские всплески заботы он помощью никогда не назовет. Потому и подвергает сомнению. Выходит из ванной через десять минут, проторчав там так долго только потому, что завис перед зеркалом и невидящим взглядом смотрел перед собой, раздумывая над ситуацией. Ли снова тормозит на пороге кухни, так и не решаясь войти. Отец уже расставил тарелки на стол и даже заварил пакетный чай для них двоих. Хисын бы сказал, что это мило, если бы не оставался настороже до сих пор. – Чего ты стоишь? – удивляется отец, когда видит зависшего в проходе парнишку. – Остынет же, садись уже и кушай, – хлопает он глазами, кивая на чужую тарелку. На языке вертится одно единственное слово, которое с каждой секундой хочется произнести всё больше и больше. Хисын старается прикусить язык, щеку изнутри, сжать кулаки, но всё равно чувствует, как оно вырывается наружу. Сил противиться уже нет. – Почему? В комнате виснет мгновенная тишина. Даже столовые приборы отца перестают скрести о тарелку. Хисын лишь настороженно шагает к своему месту, садится напротив мужчины и внимательно смотрит на него, ожидая толкового ответа. Однако следует только лишь: – Что "почему"? Я не понимаю. – Почему ты делаешь это? Я не могу понять. Что случилось, раз ты резко стал таким... Таким, – так и не найдя нужного слова, останавливается он и глубоко вздыхает, переводя дух. – Мне сложно поверить в то, что ты делаешь такие вещи просто так. Всё такое странное: этот завтрак, чай, то, что ты встал сегодня раньше, твоя забота, она ощущается слишком неправильно. Почему ты вдруг решил стать примерным отцом, что произошло? – А для этого нужна причина? – спрашивает он, поднимая взгляд от тарелки. Голос уже не кажется таким слащавым, так что происходящее начало больше походить на правду. Происходящее, но не сказанные слова. – Я просто понял, что хочу стать лучше, и... – Пап. В твоем случае – да, причина нужна, – Хисын лишь покачал головой, стараясь держать себя в руках, – хорошо , даже если верить тому, что ты сейчас говоришь. То есть, ты хочешь меня уверить, что раньше пиздил меня, когда хотелось, а сейчас вдруг передумал и стал ангелочком во плоти, так? – Ли Хисын! – возмущенно рявкнул он, видимо, отреагировав так на мат в речи сына. Хлопнул по столу, сдвинул брови, но руки для удара не занёс. Блять, да что за... – Что за выражения? – А что? Когда ты называешь меня пидорасом, уродом, который испортил тебе жизнь, и посыпаешь ещё миллиардом оскорблений – это нормально, в порядке вещей, да? А я не могу даже называть вещи своими именами? – Постарайся выражаться культурнее, – сбавляет обороты он, возвращаясь к еде. – Уж извини, как научили дома, – спокойно пожимает Хи плечами, стараясь скрыть легий мандраж от того, что он сейчас творит. Всё-таки, он не бесстрашный, хоть и проверяет себя на прочность сейчас. Проверяет границы дозволенного. – Но не уходи от темы. Что повлияло на тебя? Я хочу знать, иначе я просто не смогу поверить в весь этот фарс. – Поешь хоть сначала, – кивает он на нетронутую до сих пор тарелку Хисына, и уперто дожидается, пока он возьмется за еду. И когда Ли, не видя другого выхода, все же кладет в рот кусочек омлета, хоть и слегка подгоревшего, отец всё же начинает понемногу признаваться. – Ну, во-первых, письмо твоей мамы задело меня достаточно сильно. Я уже почти забыл всё, почти переключился со всего этого... – Почти переложил всю вину на меня, – вставляет тихо Хисын, слыша в ответ какой-то расстроенный вздох. – Почти. Но тут ты отдаешь мне её первое письмо, и у меня буквально всё в голове переворачивается. Все уже логически сложившиеся события в моей голове вдруг оказываются в корне неправильными, и конечно, я начал искать ещё больше объяснений, больше зацепок. Нашел ещё одно письмо, но оно тоже не так сильно помогло мне. Но навело на мысль: твоя мама сказала, что ты остался совсем один, и кроме меня у тебя нет никого, и что даже мои родители ненавидят тебя. Но тут она ошиблась. Я тоже этого не ожидал, но всё же, – Ли окинул отца взглядом, полным немых вопросов, и всё равно молча продолжил есть, позволяя продолжить рассказ. – Твоя бабушка... Короче, я решил рассказать ей всё, как и было, и она вдруг стала орать на меня, говорить что я идиот и угробил ребенка, и... – Хи тихонько поджал губы, стараясь сделать вид, будто действительно озадачен, а не просто пытается сдержать смех изо всех сил. – В общем, "вправила мне мозги", как она сказала. – Надо же, – фыркает меж делом Хи, стараясь не подавиться, – я всю жизнь думал, что бабушка на твоей стороне. – Я тоже. Думал, – прочищает горло он, будто старается избавиться от излишнего смущения. – Хотя, я не видел её с самых маминых похорон. Всё могло тысячу раз измениться за это время. – Да. И изменилось, – кивает отец, поднимаясь из-за стола и забирая с собой уже пустую посуду. – Бабушка сказала, что хочет посмотреть на тебя. Выбор твой, конечно, ни я, ни она не заставляем, но... – Я подумаю, – вздыхает Хисын, напоследок стараясь ускориться и доесть всё как можно быстрее, чтобы поскорее уйти собираться и избежать продолжения диалога. В принципе, он особо не удивлён, что отца смогла убедить именно бабушка. Он всегда был маменькиным сынком, вечно слушал только её в ситуациях, где это даже не совсем требовалось, и теперь всё подтвердилось. Только в этом-то Хисын и похож на отца, если не брать в расчет какие-то внешние детали. Даже лицом Хисын больше походил на Джиён, был почти её копией. Если бы мама не умерла так рано, наверное, он правда вырос бы маменькиным сынком, как и отец. Иронично. И не скажешь даже: хорошо это или плохо? Потому что именно этот случай показывает, что отцовская зависимость от мнения матери идет Хисыну на руку. И слава богу, если честно. Наверное, стоит правда навестить бабушку, чтобы отблагодарить её за такой принесённый подарок в жизнь. Потому что она действительно помогла. Впервые. И хочется верить, что этот раз был не последним.

•••

– Хисын-хен! – первое, что слышит он, когда, с трудом поднявшись по чересчур длинной лестнице, открывает металлическую дверь и выходит на крышу уже по привычке. Хотя, "выходит" – громко сказано. Не успевает Ли сделать пару шагов, как в него влетает обладатель звонкого голоса. Сону цепляется так крепко, будто боится, что Хисын куда-то расстворится, хотя лучше бы побеспокоился о том, что чуть не сбил его с ног своей внезапной атакой. Пока они стоят в облипку, и Хи не может даже пошевелиться, слышно, как сзади снова хлопает дверь – это Джеюн выходит следом и замирает на месте, как вкопанный. Ну, по крайней мере, Хисыну так кажется. Он может только догадываться, пока стоит и осторожно держит руки в воздухе, боясь их опустить и коснуться спины Кима. Однако он опережает, отрываясь от объятий, которые инициировал сам, и осматривая тревожными глазами лицо парнишки, всё ещё недоуменно хлопающего ресницами. Руки Хисына непроизвольно, даже неожиданно для него самого касаются кимовых плеч, но реакция нулевая: значит, можно оставить всё так, как есть. И он не шевелится, боясь спугнуть Сону, который уже сдвинул брови и начал тараторить. – Прости за то, что мы устроили позавчера: прости за этот цирк с обманом, прости, что я притащил тебя туда, я правда думал, что так будет лучше, – говорит он так быстро, что Ли едва успевает переварить всё сказанное. Сону уже почти задыхается, но продолжает. – Просто, когда Чонвон сказал, что нам надо помочь вам поговорить, все решили, что это хорошая идея, и почему-то выбрали меня, чтобы я позвал тебя. Я не хотел, сразу говорю! Я не знал, что так выйдет, ты выглядел таким тревожным и... Ну... Сейчас, подожди, – всё-таки тормозит он, вспомнив про то, что ему всё ещё нужно набрать воздуха, и делает глубокий вдох, пытаясь стабилизировать дыхание, пока Хи осторожно поглаживает его плечи большим пальцем, будто боясь оступиться. – Не продолжай, я понял, – спокойно кивает он, буквально видя, с каким облегчением выдыхает Сону снова, и почти чувствуя, какая тяжелая гора скатилась с его плеч. – Всё хорошо. Я не обижаюсь ни на кого из вас, я прекрасно всё понимаю – вы хотели как лучше. Не переживай, Сону, тебя я буду обвинять в самую последнюю очередь. – Вот и отлично, – вмешивается довольный Сонхун, который уже успел за время всех объяснений подойти ближе. Всё-таки, Хисын действительно счастлив всех их видеть. Ему этого искренне не хватало – вот, что стало ясно по прошествии этих четырех одиноких дней. – Я смотрю, вы и без нас поговорили, м? – радостно лыбится он, хлопая Хисына по плечу перебинтованной рукой и кивая на Джеюна позади него. – Надеюсь, вы всё нормально обсудили. Ну, судя по тому, что ты снова тут – всё прошло замечательно, да? – Прошло отлично. А я смотрю, ты всё ещё весь замотанный, – хмыкает Ли, глядя на то, как Сонхун демонстративно закатывает глаза. – На самом деле я в порядке, просто врачи почему-то не хотят снимать эти идиотские повязки, – вздыхает он, отмахиваясь, однако показушничать мешает Сону. – Кому ты врёшь? Так и скажи: "мне больно, но я терплю, потому что я крутой", – чересчур похоже передразнивает Ким своего недо-парня, отчего тот возмущённо хмурится, а Хисын прыскает смехом, едва успевая прикрыть рот. – Вообще-то, мне правда не больно, я пью обезбол, – обиженно дуется Пак, чувствуя, как по плечу легонько прилетает обжигающая ладошка Сону. Ладно, при людях храбриться он больше не будет, лучше просто помолчать. – Надеюсь, вы уже тайно встречаетесь, только нам не говорите. Ну ничего, у вас есть право хранить молчание, – хмыкает только подошедший к Хисыну сбоку Чонвон, окидывая его и Джейка многозначительным взглядом. Такое чувство, что препирания Хуна и Сону он уже по привычке тотально проигнорировал. А Ли моментально замирает и млеет, чувствуя, как по щекам ползёт румянец. Сам он молчит, но лицо правда красноречивее любых слов. Остается молиться, что все сделают вид, будто так и нужно. Хотя, судя по ехидному взгляду Рики, который подошёл вместе с Чонвоном, молитвы улетели в никуда. Ну и ладно. Главное, что Джеюн заметил смятение Хи, и уже подошёл ближе, осторожно позволяя себе запустить ладонь на чужой бок, пока никто не видит. От неожиданности становится только хуже, и, если честно, Хисын начинает подумывать о том, чтобы сбежать. Иначе столько глаз, нацеленных на него, точно доведут до обморока. Но спустя буквально минуту он просто привыкает, приняв решение смириться со всем творящимся хаосом. И касания Джеюна даже начинают успокаивать, а не наоборот. – Мы просто спокойно всё обсудили вчера, и Хисын решил перестать всех избегать, мы с ним договорились, – отвечает Шим, улыбаясь Чонвону, и тот даже удовлетворённо кивает. Однако беда приходит оттуда, откуда совсем не ждали. – Но то, что вы встречаетесь, ты даже не отрицаешь, – специально лыбится Рики, ловя на себе недовольный взор Джеюна. Казалось, у того в глазах красными буквами уже было написано: "ПРЕКРАТИ, ИДИОТ". Но Нишимуру абсолютно ничего не смущало, и довольная ухмылка плыла по лицу ещё шире. Кажется, Хисына ему правда совсем не жаль, потому что тот уже раскраснелся настолько, что захотелось сбежать. Наверное, это даже выглядело слегка болезненно, ибо совсем скоро Сону решил помочь, начав исправлять ситуацию потихоньку. – Хисын, всё нормально? Выглядишь так, будто тебе нехорошо, – наверное, больше бы подошло сравнение "будто сейчас лопнешь", но Сону более тактичный, чем Чонвон. Господи, спасибо за то, что послал этого парня для спасения Ли из коварных лап шутников. Без него Хи точно бы сошёл с ума. – Все нормально, просто солнце сегодня... Жарит. Сильно. Пойду в тенёк отойду, – прочищает горло он, неловко выкручиваясь из эпицентра всего происходящего, чтобы избавиться от чувства дикого смущения и дискомфорта. Действительно шагает к теньку, падающему от ограждений краёв крыш, и по привычке садится на зеленое покрытие. Джеюн идёт следом, уже зная, что все присоединятся к нему буквально через несколько секунд. Но то, что он подойдёт к Хисыну первым в такой ситуации, является для него принципиально важным. – Сегодня же облачно, – ненадолго виснет Сонхун, следя уже за второй удаляющейся от них фигурой и тут же поворачиваясь на оставшихся троих в ожидании объяснения. – Солнце буквально секунду назад вышло. Или, может, я слепой? – Я вам отвечаю, они встречаются, – завороженно глядя на отошедшую парочку, констатирует Ники. – Мне же не одному так кажется? – Знаешь, тебе кажется. Ты что, озабоченный, раз так заостряешь на этом внимание? – отмазываясь, фыркает Сону, уже начиная идти за Джеюном. И Хун моментально отправляется за ним, лишь раз обернувшись на оставшихся у входа парней и пожав плечами, мол, "я тут вообще не при чем". – Не тебе одному, – всё же отвечает Чонвон, до этого молча стоявший и наблюдавший за происходящим. – А ещё я думаю, что Сону и Сонхун подозрительно сблизились. Слишком подозрительно, знаешь? – Думаешь, они тоже..? – оборачивается на него Нишимура, хлопая глазами. Ян только наблюдает за тем, как только что ушедшая парочка присоединяется к тем, кто уже давно устроились в теньке поодаль от них. – Если и не встречаются, тогда скоро начнут. Не, ну ты видел, как Сонхун к нему липнет? – Блин... Это что, получается, мы одни тут с тобой эти... Натуралы? – он тоже переводит взгляд туда же, куда смотрел Вон. – Кто знает, – жмет плечами в ответ Ян, едва пряча на лице ухмылку. – Главное, чтобы и нам потом поцеловаться не захотелось где-нибудь за углом. – Ты дурак?! – тут же громко вскрикивает Рики, заставляя всех обратить на себя внимание. Видимо, настолько громко, что даже там его услышали, что уж о Чонвоне говорить. – Не говори такого больше, понял? – А что? Ты гомофоб? – снова хмыкает парень, тут же чувствуя, как ему по спине прилетает дружеский шлепок. Больновато, однако. Обжигает. – Как я могу быть гомофобом, если меня на первом году чуть не загасили за "пидорские волосы"? – Рики смотрит, как чужая бровь слегка приподнимается в недоумении, и он тут же исправляется, согласно кивая, будто понял всё без слов. – Ладно, связь не очень, согласен. В любом случае, не такой я... Не мудак, короче. Если им в кайф, то пусть мацаются, что такого-то? Только без меня. Ну, они нас с тобой брать особо и не собираются... – Да, хорошая фраза. Пусть себе мацаются, – Чонвон тоже кивает, подтверждая своё согласие. – Но это же не мешает нам шутить над ними? По-дружески. Хотя бы между нами. – Чувствуешь, бро. Конечно, не мешает, – лыбится в ответ Рики, кладя другу руку на плечо и похлопывая. – А теперь пошли к этим голубкам. Потеряют ещё. Чонвон только фыркает и согласно кивает, замечая, что они с Рики даже шагать начали с одной ноги. Если честно, он никогда бы не подумал, что настолько сблизится с таким человеком, как Нишимура. Сложно сказать, что именно его смутило изначально: связь с небезызвестным в кругах старост Сонхуном, яркая внешность или история, которая произошла с Ники на первом году, – но Ян не сразу захотел иметь с ним дело. Хоть они и учились раньше в параллели, он никогда даже не разговаривал с этим парнем, не говоря уже о дружбе. Но оказалось, что с ним правда классно. Рики понимающий и смешной, он никогда не скажет Чонвону, что разочарован в нём, и не имеет значения, что конкретно Ян сделает. Рики простой, и в то же время даже не опустившийся до хулиганства после событий первого года обучения, что действительно уливляло. Такие истории достаточно часто случаются, и Чонвон уже привык, но Нишимура – действительно исключение. Он единственный из компании, с которым хочется общаться почти так же близко, как с Сону, и это факт. Поэтому даже сейчас к остальным парням они присоединяются вместе, легко вливаясь в разговор и иногда переглядываясь между собой. Но было бы слишком просто, если бы даже за эту перемену ничего не произошло. И Хисын не был бы собой, если бы всё снова не началось с него. Если точнее, с уведомления, пришедшего на телефон с особым звоном, означающим, что написали именно в личные сообщения, даже не в группу. Настораживает тут же. Потому что писать ему, в общем-то и некому: все друзья тут, и вряд ли кому-то пришла бы мысль начать строчить ему в мессенджере, когда можно сказать всё лично. Отец ли это? Может быть. И если это он, то сообщение автоматически останется проигнорированным. Однако Ли всё равно осторожно тянется к телефону, в то же время стараясь оставаться курсе разговора, и включает экран. На нем тут же высвечивается сообщение от контакта, который он ожидал увидеть меньше всего. Сердце почему-то пропускает удар, когда он переходит в чат и читает его полностью, теперь уже абстрагируясь от остальных.

Учитель Пак

Хисын, здравствуй. Сону сегодня в школе? Если да, то пусть зайдет в кабинет директора на следующей большой перемене, завуч хочет пообщаться с ним. [10:34] Вроде, это и не касается самого Хисына, но за Сону он переживает еще больше. Знает, что тот чувствует, ибо находит его слишком похожим себя. Поэтому и требуется время, чтобы собраться с мыслями и сделать глубокий вдох. Ли прекрасно знает, что этот вызов – явно не вина Кима. И даже догадывается, для чего он требуется в том злосчастном кабинете, но решает проверить, чтобы убедиться окончательно. Легонько касается плеча Сону, по счастливой случайности сидящего рядом, и когда тот в своей привычной манере поворачивается и хлопает глазами в знак немого вопроса, Хисын просто протягивает ему в руки свой телефон с уже открытым сообщением. Даже не прочитав, Ким на автомате тихо спрашивает: – Что это? – однако отвечает на свой вопрос сам, принимаясь читать только что полученный текст. Если честно, он не особо радует. Нет, мягко сказано. Сону становится до ужаса тревожно. Знакомо ли ему ощущение страха за то, чего он не делал? Конечно, об этом даже говорить не стоит. В прошлом году на него умудрялись жаловаться, причем жаловались на полную ерунду. Однажды один из дружков Хенсика с силой толкнул его плечом в стену в коридоре, да так, что Сону нехило приложился об нее головой, однако промолчал. Привык. Но на его молчание всем смотреть наскучило, поэтому тот парень решил устроить в коридоре целый концерт с руганью, и разошёлся он настолько, что были вызваны учителя. И конечно, виноватым оказался Сону, кто ж ещё? Явно не хулиган, и без того известный всем. В конце концов, высказывали все претензии Киму: о том, что нельзя задирать одноклассников, о том, что не нужно толкаться, ведь коридоры широкие, о том, что ему следует "разуть глаза и смотреть по сторонам, когда идёшь" – и он ведь серьёзно слушал этот бред, стараясь попутно кивать и вникать в слова, игнорируя головную боль и звон в ушах. Но ещё смешнее то, что никто, ни одна живая душа, которая наблюдала за всем этим от начала и до конца, не вступилась. Все знали, что Сону не виноват, но никто не осмелился это сказать. Зато Хенсик осмелился добавить беспочвенных обвинений, и Кима тут же отправили к директору для повторного унизительного слушания ругани. Так что, в любом случае... Сону это знакомо. И вызывает не самые лучшие воспоминания, если так посмотреть на его побледневшее лицо сейчас. Кажется, оно стало совсем никаким, раз уж Хисын осмелился даже спросить об этом. – Сону, всё хорошо? Ты нормально себя чувствуешь? – звучит тихо, но достаточно нервно. – Да. Всё хорошо, – вздыхает он и отдает телефон обратно хозяину в руки, чтобы освободить свои ладони и провести ими по лицу, стирая налипшую маску обеспокоенности. Вышло не очень хорошо, но Хисына удовлетворило. – Но зачем ему меня видеть? Я же ничего не сделал. Вроде... – Кому видеть? О чём вы там шепчетесь? – громко вмешивается Сонхун, явно подслушавший последнюю часть произнесенной Сону фразы, и тут же обратив на них с Хисыном буквально всё ненужное чужое внимание этим вопросом. Ким только более озадаченно вздохнул, оглядывая всех и ловя на себе взгляд буквально каждого. – Блять, ну ты... Как всегда, в принципе, – бурчит на друга Джеюн, явно вникнувший во всю ситуацию быстрее, чем Пак, и догадавшийся, что Сону сейчас проще встать и уйти, чем всё рассказать. Однако парнишка всё равно стойко выдыхает и объясняется. Наверное, только потому, что вопрос задал именно Сонхун, а не тот же прямолинейный Чонвон, которому он, скорее всего, отказал бы. – Меня вызывают в кабинет директора. Завуч хочет меня видеть, – спокойно произносит он, обернувшись на Хуна и видя, как его брови съезжаются к переносице с невероятной скоростью. Смешной он, когда пытается думать. Даже хихикнуть хочется, несмотря на ситуацию. – Зачем? Что за фигня? Что им нужно? – тут же заваливает уточняющими вопросами Пак, на что Сону просто пожимает плечами в ответ. Он действительно не знает. – Это не из-за того, что ты сказал тогда, Сону? Ты же сказал, что поможешь Сонхуну опровергнуть слухи. Может, поэтому завуч хочет услышать твоё мнение? – буквально озвучивает мысли Хисына Джейк, заставляя всех притихнуть и следить за развитием событий. – Но я же не говорил этого учителям. Хотя, учителя Пака просил помочь с тем, чтобы Сонхуна учителя не ругали... – Сону быстро складывает пазл в голове, однако Шим решает всё озвучить, чтобы у таких, как Чонвон и Рики, которые при всей заварушке не присутствовали, вопросов больше не оставалось. – Ну, теперь точно всё ясно. Видимо, так помогает. У нас же завуч в школе всей этой фигнёй с воспитательными работами руководит. Думаю, поэтому и вызывают. – Если это из-за меня, то я тоже пойду, – уверенно утверждает Сонхун, наклоняясь чуть вперёд, чтобы на него обратили внимание, хотя и без того произнёс это слишком громко. – Зачем? Ты давно у директора не был, соскучился по кабинету? Не тебя же вызывают, так что успокойся, – отрезает Ким, однако Хун особо сдаваться не собирается. – Если что, это был не вопрос. Я пойду, и пофиг мне, что меня не звали. Я же заварил всё это, значит я должен тоже хоть какую-то ответственность нести. Когда там говорят идти? Ты в любом случае туда не пойдешь один. – Блять, Сонхун, – выдыхает Сону, проводя по лицу ладонью, будто мучительно устал от его упертости. Но на деле, если уже говорить на чистоту, это очень успокаивало. Приятно, что Хун не хочет оставлять его в такой ситуации, это правда. – Я просто не скажу тебе, ясно? Может, меня вообще не поэтому вызывают, не думал? Так что не нужно... – Хорошо. Тогда я просто не буду отходить от тебя, понятно? Тогда я не пропущу, когда ты пойдешь туда, вот и всё, – Сонхун складывает руки на груди в знак протеста и откидывается назад, на бетонную стенку, полностью довольный своей гениальной мыслью. Сону только закатывает глаза и возмущённо машет головой, однако противиться не видит смысла: этот идиот уже всё для себя решил, и переубеждать его бесполезно. Хисын же ловит себя на том, как следит взглядом за Чонвоном и Рики, которые красноречиво переглянулись и с трудом слержали довольную лыбу. Кажется, эти двое тоже чувствуют то, что Сону и Хун уже ближе, чем просто друзья. Однако сею идиллию разрушает звонок, и всем приходится с хныканьем подняться, чтобы разойтись по кабинетам. Хисын только в последний момент успел напечатать ответ на сообщение, которое до этого оставалось просто прочитанным.

Учитель Пак

Я передал ему, он придёт [10:50]

•••

И действительно пришёл. Сначала к Хисыну, и только потом к кабинету директора, позволив себя проводить. И к кабинету они пришли даже не вдвоем. Как Сонхун и обещал, он действительно привязался к Киму, как самая настоящая липучка, и отставать до победного не собирался. И даже когда учитель Пак окинул его удивленным взглядом, поблагодарил Хисына за помощь и убедил его оставить их и идти на обед, Сонхун ни на секунду не подумал о том, чтобы уйти. – Учитель Пак, – обращается он к мужчине, стоит только Хисыну отойти подальше на пару шагов. – Я же правильно понимаю, что Сону вызывают из-за меня? – Пак Сонхун, – вздыхает в ответ Чонсон, обдумывая, что ему делать с этим ходячим и подбитым недоразумением, тем самым давая положительный ответ на чужой вопрос. – Кажется, я просил прийти только Сону. Или ты настолько соскучился по этому кабинету, что сам решил его посетить? – решает отшутиться он, не ожидая, что Сонхун может услышать эту фразу уже второй раз за день. – Не поверите, я сказал ему то же самое, – вздыхает Ким, вызывая этим усмешку на губах Чонсона. – Но он всё равно тут. И если честно, Сону ему очень благодарен, потому что нервы сейчас шалят безумно, и немая поддержка в виде нахождения рядом с ним этого оболдуя очень успокаивала. С Хуном рядом даже поджилки не так трясутся, да и тревожность позволяет спокойно дышать. Но ему пока об этом знать не обязательно. – Так... – набирает побольше воздуха Джей, – Сонхун, думаю, внутрь ты с нами не пойдешь. Пока что нет необходимости. Но если так хочется, останься здесь и подожди в коридоре, на пуфик сядь, – кивает он на мягкий длинный пуф, изначально поставленный вдоль стены для тех, кто ожидал свою очередь в кабинет, но теперь полностью занятый учениками, играющими в телефон. Даже несмотря на это, Чонсон знал, что Хуну ничего не помешает их прогнать, уж точно. – А ещё лучше будет, если ты пойдешь и поешь со всеми. У вас же сейчас обед, да? Мне жаль, что пришлось просить прийти именно в это время, но завуч до этого был слишком занят. Я куплю тебе перекус, если ты слишком проголодаешься, Сону, ладно? И тебе, Сонхун, но всё же советую прогуляться до столовой. Всё равно тебя не позовут слишком скоро, ты успеешь поесть нормально. Пока Хун убедительно кивает и уже косится в сторону занятых пуфиков, Ким внимательно за ним наблюдает и тут же закатывает глаза. М-да, ещё бы он согласился уйти. Это же Сонхун. – Спасибо, учитель Пак. Но бесполезно, он всё равно останется тут, – мягко улыбается Сону, ловя на себе тревожный взгляд Хуна. Кажется, он правда сильно беспокоится. И хорошо, что не знает, что Ким переживает ровно так же, как и он, а то и больше. – Ладно... Всё будет нормально, я не буду выходить в случае чего, и ты можешь отказаться говорить что-либо, если это касается тебя и тебе неприятно, хорошо, Сону? Просто господин Хван любит переходить границы, предупреждаю сразу. Если это необязательная информация, лучше тебе не говорить её, лишний раз не трепать себе нервы, – на каждое наставление Сону кивает головой, действительно слушая очень внимательно. Руки сами по себе сжались в крепкие кулаки от нервов, и только легкое касание сонхуновых пальцев до них помогло успокоиться. Он осторожно огладил сжавшиеся кулачки и мимолетно зацепился своим мизинцем за кимов, уже чуть ослабший, в качестве поддержки. Спасибо, что он всё же не оставил. – Ну что, идём? – Сону кивает в последний раз, окидывает взглядом парня, остающегося снаружи, с мягкой улыбкой и уходит вслед за учителем, уже скрывшимся за приоткрытой дверью. Напоследок по чужим губам читается тихое "всё будет хорошо". И всё же, Хун правда заботится. Ему правда не наплевать. Потому что даже когда Сону входит в этот злосчастный кабинет, он просто не сможет успокоиться, и ещё пару минут точно простоит в задумчивости, глядя, как околдованный, на закрытую дверь, и только потом сядет на пуфик, одним только взглядом прогнав сидящих на нем задротов. Даже своим красноречием пользоваться не потребовалось. А Сону, стоит переступить порог и закрыть за собой дверь, тут же ловит панику и начинает безостановочно крутить в голове сонхуново "всё будет хорошо", чтобы успокоиться. Да, в этот раз точно. Не выставят же его виноватым во всём? В этой школе всё совсем не так. Не так же?.. Хочется верить. Но пока что его мысленную мантру прерывает учитель, осторожно коснувшийся спины, чтобы подтолкнуть и провести к столу, за которым сидел уже знакомый Киму мужчина, с которым Сону на автомате здоровается. Перед этим самым завучем они с мамой стояли, когда пришли передать документы в эту школу. И, так как за спиной этого мужчины находилась ещё одна дверь, стало ясно, что до кабинета директора они так и не дошли – это только приёмная. Ну и слава богу, следующей двери в неизвестность Сону бы не пережил. Он и так на последнем издыхании, и с трудом может представить, как будет отвечать на вопросы, которые, между прочим, завуч уже начал озвучить. – Так, ты у нас... Ким Сону, да? Помню, помню, – кивает мужчина с улыбкой и, шурша картоном о стол, притягивает к себе одну из папок, лежавшую до этого на другом краю. Когда белая обложка отгибается, парнишке в глаза тут же бросается собственная фотография. Ясно: личное дело, значит. – Ты же перевелся в этом году, да? Ну, ладно, – вздыхает он, наконец отрываясь от разглядывания мелких строчек в папке сквозь толстые очки. – Ты же знаешь, почему я хотел с тобой поговорить? – Приблизительно догадываюсь, – голос предательски дрожит на первом же слоге, заставляя напрячься ещё сильнее. Однако, кажется, господину Хвану это даже понравилось. – Отлично. На самом деле, Сону, для начала я бы хотел сказать, что твой выбор друзей кажется... Немного неожиданным. Я не думал, что ты, такой приличный мальчик с виду, начнёшь общаться с таким, как Пак Сонхун. – Не нужно принижать его на моем фоне. Он действительно хороший человек, поэтому я и подружился с ним, – уже более стойко отвечает Ким, всеми силами пытаясь скрыть недовольство, так и рвущееся наружу. Да какое право этот мужик вообще имеет так выражаться? – Раз он хороший человек, почему он влезает в драки? Разве хорошие люди не решают всё словами? – с усмешкой произносит он, и Сону буквально чувствует, как внутри этого полного тела перед ним раздувается громадное самомнение. – Потому что у него не было другого выбора. – Ты можешь рассказать всё с самого начала? Просто мне не понятно, как у хулигана может "не остаться другого выбора", кроме случая, когда его натура просто не позволяет оставить кулаки при себе. – Тогда, уж извините, но Вы достаточно многого не понимаете в жизни, – выдыхает Ким, почти физически ощущая на своей спине взгляд Чонсона и не опуская глаз с мужчины. И тот, кажется, даже оскорбиться не успел от внезапности услышанного. – На самом деле, всё началось из-за меня. Четверо парней из моей прошлой школы неподобающе общались со мной, и я не мог дать отпор, поэтому Сонхун и вмешался. – Что за парни? – завуч тут же заинтерсованно наклоняется вперёд и притягивает к себе ещё одну папку. Выглядела она немного иначе, чем личное дело Сону, так что стало даже вдвойне интересно. Хван отогнул картонку, уже начав вытаскивать из стопки бумаг фотографии. Когда пять фото оказались разложены перед Кимом в нужном положении, мужчина жестом подозвал его ближе и указал на линию из знакомых Сону лиц. – Кто-то из этих? Каково было удивление, когда Сону действительно узнал на каждом из фото сначала Хёнсика, а потом и его шавок. Только одно лицо оказалось лишним: этот парень быстро выбыл из злополучной компании, поняв, в чём их опасность, после первого же дела о вандализме, за которое ему досталось больше всех. Ким осторожно ткнул пальцем в мило улыбающееся лицо парнишки, имя которого даже не помнил, если быть честным, и произнес: – Все, кроме него. Этот парень быстро отделился от компании Хёнсика, – озвучив то, что действительно думал по его поводу. Завуч снова заинтересованно продолжил, кинув быстрый и осторожный взгляд на Чонсона, что напряженно сжимал челюсти, стоя у Кима за спиной. – Вот как. Компания Хёнсика, говоришь? Так кто из оставшихся тот самый Хёнсик? – выспрашивает он, быстро убрав из-под чужого пальца ненужную фотографию и наблюдая, как тот быстро мечется уже на другую, ту, на которой парень с челкой, странно убранной наверх в растопырку, угрюмо смотрит вперёд. – О, теперь я знаю его в лицо, – неуместно хмыкает мужчина, поднимая на Сону глаза. – Так что такого со своей компанией он делал, раз потребовалось чужое вмешательство? Неужели ты сам не смог поговорить с парнями из старой школы? Что вы не поделили? Ким невольно замирает от этих слов. В голове тут же проносится гневное: "да если бы ты знал, блять, что мы не поделили, ты бы уже извинялся" – которое он с трудом удерживает, почти видя то, как Сонхун, если бы был тут, без стеснения это озвучивает. Только сейчас он жалеет, что этот парень всё же не пошел с ним. Потому что дыхание отчего-то спирает, и сонхуновы прикосновения очень помогли бы с этим справиться сейчас, но отнюдь. Кажется, Сону настолько долго молчит, пристально смотря на фото Хёнсика, что учителю Паку просто приходится окликнуть его. – Сону, – собственное имя выводит из транса, и парнишка даже как-то слишком резко оборачивается, ловя на себе серьёзный взгляд. – Ты помнишь, что я тебе говорил? Хоть и звучит эта фраза достаточно угрожающе, Ким быстро понимает, что Чонсон имеет в виду. То, что отвечать на подобные вопросы не обязательно. Но если честно, так хочется. Так хочется, чтобы кто-то узнал и сделал с этим хоть что-нибудь, помог хоть немного. Хочется, чтобы об этом не молчали. И хочется не молчать самому, хоть это и ужасно сложно. Но всё же Сону достаточно уверенно отвечает, не смотря на колебания внутри. – Всё в порядке, – и хотя он кивает Джею в ответ, давая понять, что действительно может рассказать всё, на деле это совсем не так. Он всё ещё тревожно глотает воздух, поворачиваясь обратно к завучу, и впивается ногтями в ладошки, чтобы при следующих своих словах не звучать странно. – Так как Вы уже знаете, что эта компания учится в той школе, из которой я перевелся, думаю, мне будет проще объяснить Вам всё. Вы читали причину перевода в другое учебное заведение? – после этих слов мужчина быстро лезет в личное дело, которое до этого отодвинул, и спустя пару секунд поисков зачитывает ответ. – "Причина перевода: не смог влиться в новый коллектив, потребовал перехода в другое учебное заведение." – произносит Хван, заинтересованно поднимая глаза на парня в ожидании объяснений. – Ну, другого я даже не ожидал. Руководству Старшей Синъёп не нужны проблемы, они никогда не напишут настоящую причину. На самом деле, я перевелся оттуда из-за компании Хёнсика. Кажется, в деле даже есть справки и копии рентгеновских снимков, да? – спрашивает Сону, окидывая бумаги в чужих руках взглядом и заставляя мужчину перевернуть пару листов и вглядеться в них получше, поправив очки. – Я получал все эти травмы не случайно, как там написано. Хёнсик и эти трое парней систематически издевались надо мной и применяли насилие разного характера: и моральное, и физическое. К концу года моя мама не смогла больше смотреть на то, как я возвращаюсь из школы с новыми ранами и прячусь от нее, так что она приняла решение перевести меня. – Так, – медленно начиная осмысливать всё, что услышал, мужчина снова поднимает на Сону глаза. – Но почему ты целый год продолжал учиться в той школе и терпел всё? Не проще было перевестись раньше или вообще просто дать отпор этим парням? Это выглядит странно. – Если бы Вам ежедневно угрожали избиением за то, что Вы расскажете хоть кому-нибудь, Вы бы рассказали? – тут же спрашивает Сону, получая в ответ лишь задумчивое молчание. – Вот видите. Только в Ваших глазах это правда выглядит легко, но если бы Вы ощутили это на себе, то не думали бы так. Я просто не мог дать отпор: их четверо, а я один, и явно слабее, чем они, раза в два. – Хорошо, я понимаю, что ты хочешь сказать мне, – кивает мужчина, и Ким с позволения продолжает. – И в тот раз, когда Сонхун вмешался, Хенсик снова начал принижать меня при большой толпе людей. Сонхун просто хотел помочь мне, но из-за того, что ни один из этих четверых парней не умеют пользоваться словами, они начали пускать в ход кулаки. У Сонхуна просто не было выбора, кроме как начать отбиваться от них и защищать себя, вот и всё. Я правда прошу Вас обдумать всю эту ситуацию ещё раз и не винить его во всём. Он не бездумный хулиган, у него есть голова на плечах, в отличие от тех четверых, чьи фото у Вас перед глазами сейчас. Сонхун правда просто пытался помочь мне, как друг, и... – Хорошо, достаточно, я понял тебя, Сону, – прерывает его мужчина, выставив перед собой руку и кивнув, и Ким послушно смолкает. Завуч ещё пару минут рассматривает папку, из которой вытащил фотографии компании Хёнсика и его самого, перебирает в ней листы, чтобы в конце концов сказать то, чего Сону вообще не ожидал, если честно. – Мне жаль, что тебе пришлось это пережить. Но ведь в таком случае, ты ведь можешь быть не единственным? Были еще жертвы их буллинга? – Были, но им доставалось меньше. В таком ключе, – кислотой отзывается на языке, а в голове вновь мелькает отвратительно знакомая раздевалка. – Я был единственным. Не думаю, что кто-то ещё согласится рассказывать обо всем, если вы к этому клоните. Это возможно, только если они нашли мне замену. – Сону, хорошо, что ты поделился этим. Я вот думаю... Раз уж ты ушёл из той школы, и тебе больше ничего не угрожает, пока эти парни, как я понимаю, не в лучшем состоянии после столкновения с Сонхуном, – как-то подозрительно мягко начинает завуч, – что ты думаешь о том, чтобы созвать школьный комитет по борьбе с насилием? У нас есть твои показания, есть снимки и достаточно подробное описание повреждений в твоем деле, так почему бы и нет? А может, со временем найдется ещё часть доказательств. Судя по информации, которую мне любезно предоставил господин Пак, – услужливо кивает он Сону за спину, – у этих парней уже есть пятна на репутации. Хоть школа и пыталась всё скрывать, у них не хватило полномочий замять несколько дел о проникновениях в чужие дома, вандализме в общественных местах и мелких кражах. Возраст уже позволяет, так что их вполне можно отправить за решетку, если правильно подать иск, использовав твой случай, как предлог. Сону долго думать не приходится. Он быстро кивает, будто ждал этого всю жизнь, но быстро добавляет: – Только у меня одно условие. Можно сделать так, чтобы Сонхун там не фигурировал? И если фигурировал, то только в роли жертвы. Такое возможно? – Ну... – зависает на пару минут мужчина, явно стараясь обдумать всё несколько раз. – Думаю, попробовать можно. Насколько я знаю, он ведь тоже пострадал? – Сону в ответ снова кивает, а завуч продолжает. – Тогда да, думаю, получится сделать то, о чем ты просишь. Не обещаю, но мы попробуем. – Спасибо большое, – моментально сгибается в поклоне парнишка в знак искренней благодарности. – Правда, спасибо. Я не думал, что Вы воспримите мои слова всерьёз из-за всех этих слухов, так что для меня это очень неожиданно... – Всё в порядке, просто замечательно, что ты смог рассказать это ради друга. Это пойдет на пользу и тебе, – с этими словами господин Хван поднимается из-за стола и торопливо подходит к Киму, чтобы помочь ему выпрямиться и повести за собой к выходу из кабинета. – Хорошо, что у тебя появились новые друзья, которые за тебя вступаются, это дорогого стоит. Только в следующий раз скажи Сонхуну, чтобы действовал осторожнее. В любом случае, спасибо за рассказ, я оповещу тебя, когда проблема начнёт решаться. Сону послушно кивает, наблюдая, как мужчина с улыбкой кладет ладонь на ручку двери и открывает её, выпуская парнишку вперёд. И Ким, если честно, очень благодарен, потому что если бы ему пришлось оставаться в этом душном кабинете с ужасной атмосферой ещё хоть пару минут, он точно сошел бы с ума. И, господи, как же приятно видеть Сонхуна, только выйдя из этой клетки. Стоило двери открыться, Пак, словно преданный щенок, соскочил с места и подлетел к Сону так быстро, словно от этого зависела его жизнь. Конечно, это удивило стоящего позади парнишки завуча, который тут же распахнул глаза, пытаясь понять, откуда здесь взялся ещё один ребёнок. Ведь во всем коридоре уже пусто: кажется, прозвенел звонок, но никто даже не обратил внимание. – Пак Сонхун, – вскидывает брови Хван, оглядывая даже слегка напуганного парня, зачем-то спрятавшего перебинтованную руку за спину. – Ты почему не на уроке? – Извините, – с поклоном тянет он, мечась взглядом от Сону, беспокойно отошедшего в сторонку, к мужчине, стоящему в проходе. – Сейчас пойду. Я ждал Сону, потому что... – Хорошо-хорошо, всё с тобой ясно, – перебивает его завуч, отмахиваясь рукой. Он бы так не делал, если бы в голову прямо сейчас не пришла одна занятная идея. – Значит, можешь задержаться ещё ненадолго. Зайди-ка сюда, – он машет ладонью в подзывающем жесте, ожидая ответа. Хун тут же впадает в ступор, но всё равно послушно шагает внутрь кабинета, обмениваясь взглядами с Кимом. А у того, кажется, лицо стало белее раза в два. Мало того, что Сону казался бледным, когда выходил из этого чертового кабинета, сейчас он выглядел, как чистый лист бумаги, ей-богу. Сонхуну страшно. Не за себя, нет, ему абсолютно плевать, если его будут отчитывать или одарят наказанием. В сто раз хуже то, что Сону может стать дурно, а его не будет рядом, чтобы помочь. Этого он боится больше всего. И прямо сейчас этот кошмар может воплотиться в жизнь. Именно поэтому, уже войдя в кабинет, Сонхун тормозит рядом с учителем Паком и наклоняется к нему поближе. Излишняя осторожность ведь не навредит, так? Именно поэтому он просит учителя выйти и проследить за Сону, чтобы тот не оставался один в такой момент. И Чонсон действительно быстро извиняется перед завучем и выходит из кабинета. – Итак, Сонхун, – вздыхает оставшийся в помещении мужчина, подходя к Хуну ближе. Он внимательно осматривает его с ног до головы, и цепляется взглядом за все ещё спрятанную за спиной ладонь. Вопрос назревает автоматически. – Как твоё здоровье? Учитель Пак проболтался, что у тебя повреждено ребро, и руку, думаю, ты прячешь не просто так. – Вы же не из доброты душевной это спрашиваете, да? Вопрос вырывается сам собой. Сонхун слишком привык к тому, что учителя ему не верят. Слишком привык, что приходится защищаться и оправдываться за любое своё действие, поэтому даже сейчас, после того, как Сону должен был рассказать всё этому мужчине, Хун очень сомневается в том, что о нём взаправду могут беспокоиться. – Нет? – удивлённо отвечает господин Хван, снова поднимая брови. – Мне действительно интересно. Столько слухов о тебе ходит по всей школе, вот и спрашиваю. – Я в порядке, – всё равно с подозрением отвечает Хун, наконец переставая держать перебинтованную руку за спиной и взмахивая ей рядом с чужим лицом. – А это – так, плоды моей слабости и глупости. И слухам лучше не верить. Думаю, Сону уже объяснил вам всё и без меня. – Да, ты прав, – кивает мужчина, осторожно перехватывая чужую пострадавшую ладонь и вглядываясь в перебинтованные пальцы. – И я предложил ему наказать Хёнсика и его компанию за то, что он сделал. И делал весь прошлый год. Сону согласился созвать комитет по борьбе с насилием, и думаю, мне нужна будет помощь в этом. Поначалу Сонхун замялся. Потому что в голове всплыло что-то странное: неужели Сону мог рассказать о сексуализированном насилии над собой ещё кому-то? Не может быть. Он бы не сделал этого так просто. Только если на него не давили, и... Боже, нет нельзя думать о таких исходах событий прямо сейчас. Лучше Хуну действительно успокоиться и верить в то, что Ким смог рассказать только о буллинге, причем сугубо по своей воле. Да, так будет лучше для его нервов сейчас. – Мне выступить там, как свидетель? Я могу сделать всё, если это касается Сону. – Нет. Я хотел бы попросить твоего отца о помощи, это возможно? Знаю, он человек занятой, но у него будет достаточно связей, чтобы доказать виновность этих четырех уродцев. Возможно, он сможет найти на них даже больше информации, чем смог простой учитель. Какие-то видео, фото в соцсетях, до которых не добрался учитель Пак, потому что, возможно, они в каких-то скрытых папках или группах – это было бы идеально, и все доказательства на лицо. Что думаешь? – Конечно. Конечно, я попрошу его, с удовольствием, – кивает Пак, чувствуя, как противный узел, который тяжело давил на его грудь раньше, теперь понемногу начал развязываться. – На самом деле, я уже просил его о подобном, так что, возможно, результат может быть со дня на день. – Чем раньше, тем лучше. Как только будут новости, свяжись с учителем Паком, и мы быстро соберём комитет. Постараемся сделать так, чтобы ты со своими ранениями не отсвечивал. – Думаю, основной упор правда лучше сделать на историю Сону, и эта драка будет лишней во всем деле. В любом случае, как только будут новости, я с вами поделюсь. – Спасибо за помощь. И поправляйся, – как-то слишком по-доброму улыбается он, потряхивая чужую ладонь, которую всё еще бережно держал в руках. – С пальцами-то что? Тоже перелом? – Растяжение. Вроде, скоро обещали снять всю эту мишуру. – Вот и замечательно. Думаю, синяки с лица тоже скоро пройдут, – довольно кивает мужчина, неожиданно для самого Сонхуна оказавшийся каким-то слишком уж понимающим. – Это всё, что я хотел тебе сказать. Теперь можешь спокойно идти к своему другу и на урок. Прощание занимает всего две секунды, особенно тогда, когда на грудь всё ещё давит тревога. Беспокойно за Сону. С ним могло случиться что угодно за эти пару минут, что он находился в кабинете, поэтому Пак вылетает оттуда моментально. Окидывает взглядом весь коридор и уже успевает напугаться, что никого нет, однако вовремя видит Кима вместе с учителем на пуфиках, где он сам ждал их недавно. Сону спокойно пьёт банановое молоко, уже не выглядя таким бледным, и в свободной руке, опущенной на колени, держит ещё одну запакованную баночку. Кажется, Хун даже догдадывается, для кого она. И эта догадка подтверждается, когда он подходит ближе и встает прямо перед Сону, а тот с улыбкой протягивает напиток ему в руки. И так как кимов рот занят, озвучивать всё приходится учителю. – Это мои извинения за то, что вам пришлось пропустить обед. Всё же, это в какой-то степени и моя вина, и еда – всё, что я могу предложить сейчас. Если хотите, я могу сбегать до автомата ещё раз и купить что-то съестное. Просто мне показалось, что Сону поскорее нужно хоть что-то сладкое, поэтому взял то, что первое попалось под руку. Хун зависает на месте, сначала рассматривая протянутую ему упаковку молока, а потом переводя взгляд на учителя, только что пояснявшего ситуацию. Что он имеет в виду? Сону правда было нехорошо, поэтому всё так сложилось? Сложно доверять каким-то догадкам сейчас, и Хун решает узнать всё самостоятельно. Но для начала нужно избавиться от лишних ушей. – Я бы не отказался от чего-нибудь сладкого, если вас не затруднит, – любезно улыбается Пак, принимая из чужих рук коробочку и чувствуя под пальцами еще и соломинку. – А ты, Сону? Парнишка всё ещё молчит, но кивает, недолго раздумывая. Мужчина тут же понимающе улыбается и встаёт, чтобы уйти в направлении автомата с закусками, стоявшего этажом ниже. У них не так много времени на разговор, поэтому Хун пристраивается на освободившееся место и вставляет соломинку в нужное отверстие, чтобы начать пить, хоть этого и не хотелось почти. – У тебя всё хорошо? Выглядел не очень, когда вышел оттуда, – спрашивает он, стесняясь повернуться и взглянуть парнишке в глаза. Кажется, что будет немного неловко, если они сейчас начнут переглядываться, потому Пак и старается не портить момент. – Там душно. Просто голова закружилась, сейчас уже лучше, – почти честно отвечает Ким, хмыкая и впервые отрываясь от трубочки, из которой аппетитно попивал подаренное учителем молоко. – Поплохело от духоты? Или были другие причины? – слишком догадливо бьёт по насущному Сонхун, склоняя голову чуть на бок и делая глоток молока. Никогда не питал к нему страсти, но сейчас отчего-то кажется, что банановое очень даже ничего на вкус. – Я рассказал ему про буллинг в прошлом году. Теперь и он, и учитель Пак в курсе, и предлагают помочь. Я просто перенервничал от всего навалившегося, – короткими фразами отвечает он, боясь быть пойманным случайно проходящим мимо учеником или вернувшимся преподавателем. Хотя, казалось бы, чего тут бояться? Но Сону всё равно нервозно. – Всё хорошо, – тихо произносит Хун, осторожно протягивая руку к свободно лежащей на коленях чужой ладошке. Ким легонько вздрагивает, когда чувствует прикосновение, однако отстраняться и разрывать эти касания не собирается, позволяя заботливо и тепло обхватить свои пальцы. Мило, что Пак делает это именно здоровой рукой, а молоко держит тремя уцелевшими пальцами. Все же боится лишний раз напоминать о своих проблемах. – Ты большой молодец, что смог поделиться этим. Этих уродов обязательно накажут, я обещаю тебе. Я лично позабочусь об этом. – Ты уже достаточно позаботился. Лучше подумай о себе. Серьёзно, Хун, если то, что ты задумал, навредит тебе, то мне это не нужно, – хоть и возмущается, но Ким правда буквально тает от чужих касаний. Это тепло несёт в себе столько заботы и искренности. – Перестань, всё будет нормально. Я не собираюсь вредить себе, с чего ты вообще взял? – На тебя посмотрел. – Ну блин, – недовольно фыркает он, встряхивая чужую руку, которую сжимал в своей, и дуя губы. – Я реально хочу помочь. И от меня не убудет, на этот раз обещаю. – Верю с трудом, – мягко улыбается он, оглядываясь по сторонам, и, пока учитель не успел вернуться, Ким наконец сжимает чужую ладошку покрепче и разворачивается, чтобы взглянуть Хуну в глаза. – Так зачем тебя позвали в кабинет? Не ругали? Я очень старался попросить смягчиться, но... Блин, тебе хоть не накинули наказание? А то, мало ли, речь не сработала, и я все равно тебя подставил. – Узнаешь потом, – загадочно расплывается в улыбке Сонхун, явно довольный тем, что его попытки тактильно успокоить не прошли зря. Ну, почти. – Но наказание не накинули, не переживай. Я же бедный, несчастный, хромой и больной, ты что, куда мне, – фыркает он, откидываясь назад и опираясь на стену спиной, чтобы спокойно сделать глоток молока. Взглядом, полным обожания, скользит по чужому слегка недовольному лицу, сдвинутым бровям и уже открывшемуся в возмущении рту. Кажется, еще пара секунд, и из сонхуновых глаз полетят искорки-сердечки, настолько слащавыми они выглядели. – Ну слава богу. Я правда боялся, что мне не поверят, и... В любом случае, я просто очень рад, что теперь учусь в другом месте, и тут меня правда слышат, а не пропускают всё мимо ушей. – Да как можно это пропустить мимо ушей? Это же вообще бред будет, не может нормальный человек игнорировать такое... – возмущённо бурчит Сонхун, сдвигая брови и сверля взглядом Кима. Тот же просто натянуто улыбается, пожимая плечами. Не хочется сейчас портить разговор, вроде как заканчивающийся на хорошей ноте, своими противными исторями, поэтому поэтому Сону просто вздыхает и старается сказать косвенно, чтобы Хун понял всё не с первых секунд. – Тебе так кажется. Есть много людей, которым было абсолютно плевать, – всё равно получается как-то чересчур прямолинейно. И почему отстраненность в диалогах покинула его именно в такой момент? – В смысле? – всё же поначалу тупит Пак, хмурясь ещё сильнее, и от этого выглядя, как недовольный котенок. – Хочешь сказать, учителя всё знали и даже не пытались тебе помочь? – и когда Сону просто отмалчивается, затыкая себе рот молоком, у Хуна, кажется, сдают нервы. – Ты серьезно? Да как они вообще... И директор знал? И ничего не сделал? Ким просто продолжает пить, в надежде, что эта небольшая баночка никогда не закончится, и ему больше не придется открывать рот. Зря он начал о таком говорить, не стоило даже упоминать об этом. Теперь Сонхун снова начнет переживать, снова может полезть не туда и пострадать, и снова Сону будет винить в этом себя. Если честно, ему до сих пор стыдно за случившуюся драку, и до сих пор он не может смотреть на то, как Хун иногда морщится от боли после неправильного движения – как ножом по сердцу. Хоть Пак и пытается сделать вид, что всё в порядке, парнишка не сможет поверить в это, пока не увидит подтверждение от врача, и не сможет простить себя, пока не поймёт, что больше не причинит боли. Но не успевает Сонхун снова начать повторять вопросы, как рядом с ними возникает учитель Пак, вернувшийся с двумя булочками с кремом в руках. "Спаситель", – пролетает в голове, однако Сону не успел подумать о том, что всё ещё крепко сжимает чужую ладонь. Искренее молясь, что мужчина просто не успел это увидеть, Ким моментально разрывает душевный замочек из рук и из последних сил надеется, что не будет краснеть от такого позора. Жаль, что надежды не оправдались, и щёки всё равно вспыхнули розоватым цветом. Но кажется, что Чонсон не увидел ничего странного, спокойно начав говорить. Ну, или он просто хорошо умеет делать из себя ничего не понимающего дурака. – Вы сказали, что нужно что-то сладкое, вот я и взял, – протягивает он парням перед собой две прозрачные упаковки с выпечкой и продолжает. – Там были какие-то батончики, но мне показалось, что от них никакого толку не будет. В общем, кушайте. Не торопитесь особо, когда пойдёте в класс, просто скажите, что я задержал, учителя должны понять. – А прогулять разрешаете? – абсолютно не теряясь, выпаливает Хун, тут же перехватывая две булочки из чужих рук. Одну из них осторожно отдает Сону, а вторую начинает открывать сам, даже не пытаясь скрыть довольной улыбки. – Боже, – вздыхает мужчина, едва сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. – Тебе – нет. Хотя, ты и так спишь на всех уроках, что толку-то. Просто приди хотя бы на последние пять минут ради приличия. А в остальном – как угодно, – Джей поднимает руки, будто бы в жесте "сдаюсь", и начинает шагать назад. – Я умываю руки. У меня окно, тоже хочется отдохнуть. И он действительно отступает, через пару минут уже маяча на лестнице, ведущей на этаж ниже. Можно предположить, что направился в другой корпус, к учительской. И кажется, Сонхун этому просто несказанно рад. Лыбится во все тридцать два, откусывая кусочек принесённой сладости, уже забыв про то, что спрашивал у Сону. Однако, оболочка всё ещё обманчива. – Не думай, что учитель тебя спас, и я не спрошу об этом позже. Просто пока что не хочу портить такой хороший момент нам обоим, – наполовину внятно говорит он из-за еды во рту и тут же поднимается с места, стараясь поскорее ее проглотить. – Давай лучше спрячемся где-нибудь до конца урока. Пойдём в библиотеку? Скажем, что нас попросили помочь, а сами между стеллажами потусуемся, библиотекарю всё равно плевать. А на урок на последние пять минут заглянем. Сону озадаченно вздыхает в ответ, глядя на поднявшегося парня исподлобья. Вроде ему всё ещё не нравится то, что придётся рассказывать прошлогоднюю историю, а вроде и радостно от того, что есть возможность провести время с Хуном. Причем времени достаточно, потому что от урока прошло от силы минут десять. Да и предложение... Звучит заманчиво. Но кто он такой, чтобы спокойно согласиться? – Вообще-то, я не прогульщик, – фыркает Ким, демонстративно закатывая глаза. – А я – да. И ты со мной станешь таким же. Так что, мы идем в библиотеку? – с ухмылкой произносит он, уже почти зная, каким будет ответ. Однако внутри все ещё маячила нотка неуверенности, ему нужно было убедиться. – Ты портишь приличных учеников, Пак Сонхун, – снова вздыхает Сону, поднимаясь с места и забирая с собой оставшееся молоко и булочку, чтобы поесть позже. Он не отвечает конкретно, но тот факт, что Ким уже пошёл в сторону библиотеки, кричит о согласии. Сонхун ликующе выравнивается с ним, едва сдерживая довольную улыбку, которая могла бы растянуться до ушей. – А ты и не против, я смотрю. Мог бы сделать из меня "хорошего мальчика", раз уж ты такой приличный, – продолжает играться он, довольно вышагивая с Сону нога в ногу. – С "плохим мальчиком" интереснее, – хмыкает в ответ Ким, – хотя, тебе больше подойдёт "распиздяй". – Первый вариант мне понравился больше. Я просто "бэд бой" всей школы, понимаешь? А ты тот самый счастливчик, на которого я положил глаз. – Блин, как же так, мне кажется, ты ошибся. Стейси уже давно занимается в команде чирлидерш, а я – не она, – хихикает он, чувствуя, как ловит с Хуном одну волну. – Ну, на то мы и не в американском сериале. Нахер мне эта Стейси, когда есть ты? – лыбится Сонхун, легонько пихая Сону в бок, на что тот едва ли не давится собственной слюной, за что тут же отправляет легкий шлепок по плечу в ответку. – Идиот, – смеётся Ким, – от "бэд боя" у тебя только фотка на аватарке в сигаретном дыму. – Эй, вообще-то она красивая, – обиженно дует губы он, – Рики же фоткал... – ненадолго виснет неловкая тишина, но Пак всё же прерывает ее вопросом. – Она тебе правда не нравится? – Кто сказал? Об этом не было ни слова, – довольно улыбается он, чувствуя, как обвел Хуна вокруг пальца. – Симпотная. – А я? Тоже симпотный? – снова воодушевленно задается вопрос, не без ехидства в интонации. – А вот на такое отвечать не буду, – фыркает Сону, сдерживаясь, чтобы не закатить глаза снова. – Сам думай. – Боже, было бы чего стесняться, – наигранно закатывает он глаза, едва сдерживая улыбку, – будто я не знаю, что я красавчик. – Ну, раз знаешь, значит больше и говорить тебе не буду, – хихикает Ким, убегая вперёд по лестнице, чтобы оставить Сонхуна позади. Тот только возмущённо тянет "э-э-эй" в ответ, тут же начиная бежать за ним следом. И плевать, что в кабинетах идут уроки, и их могут услышать. Даже Сону больше не тревожится о пропусках занятий. Сейчас, когда его единственная цель – это смущённо сбежать от смеющегося Сонхуна, он правда чувствует себя живым. Чувствует, что наконец-то может наплевать на все и не жить в тревоге. Никто больше не будет вылавливать его по коридорам школы, не придется прятаться в темных коморках и пустых кабинетах, чтобы остаться в безопасности и пережить перемену. Теперь он действительно может выдохнуть и жить свою полноценную школьную жизнь, полную смеха и развлечений, глупых шуток и неловких заигрываний. А может, даже любви? Кто знает. Потому что от Хуна обожанием так и прёт, и хочется дать хоть что-нибудь в ответ. Наверное, это он и сделает. – Сонхун-а, – вдруг останавливается Ким посреди коридора, запыхавшись и пытаясь отдышаться, – приезжай сегодня тоже. Буду ждать тебя вечером.