I know how much it matters to you

На следующее утро, несмотря на то, что веки казались неимоверно тяжёлыми, а остальное тело – просто неподъёмным, всё же пришлось пойти в школу. И хотя до знакомства с компанией Хисыну намного меньше хотелось там появляться, сейчас тоже приходилось тяжко – он вроде и рад был встрече с друзьями, рутина уже успела порядком надоесть. Ну, что уж там, она всегда стояла поперек горла, и сейчас хотя бы стало на одну проблему меньше: физической боли в жизни на порядок уменьшилось, и это не могло не радовать. Дни сменялись нещадно. И с каждым из них становилось всё жарче и жарче. Если честно, Хисын готов был стянуть с себя всю одежду, однако капля разума, остававшегося в такой жаре, была всё ещё способна на то, чтобы не позволить опозориться в коллективе, где только наладились отношения. Спасал Джеюн, таскавший прохладной воды из автомата почти каждую перемену. Физкультура вообще превратилась в сущий ад, особенно если брать раздевалку – там было совсем невозможно дышать, учитывая, сколько народу находилось в маленьком закрытом помещении без единого окна. Спасали только посиделки на крыше, позволявшие подышать свежим воздухом, хоть и спрятаться от солнца там можно было в минимальном количестве мест. И, к слову, если все хоть немного старались держать себя в руках и спасаться рубашками с коротким рукавом, Сонхун, если честно, плевать на всё это хотел. Несмотря на то, что ему уже несколько раз делали замечания по этому поводу и даже не впускали в школу прямо на входе, он всё равно не стеснялся расстегивать рубашку на первые две пуговицы, сводя этим с ума некоторых девчонок, приходил в легкой футболке, вообще забывая про форму, и пришел бы в шортах, если бы Сону в один прекрасный день не уговорил его одуматься, ибо не хотел полдня смотреть на то, как его парень торчит под солнцем на школьном дворе с поднятыми над головой руками. Да, что-то в Сонхуне действительно непосильно исправить – его упёртость так точно, и справиться с ней мог только Ким. Рики и Чонвон заметили это уже давно. С того момента, когда они зазывали всех сходить в ресторанчик после школы, а Сонхун начал отказываться, ссылаясь на то, что ему срочно нужно домой. Только вот когда Сону попросил, всего раз взглянув на парня, он согласился в два счета. Конечно, это заставило Нишимуру и Вона переглянуться с ехидной усмешкой, но вслух, конечно, никто ничего не сказал. Хотя думают они, сказать честно, слишком уж громко. От духоты в кабинетах Сонхуна вечно тянуло закрыть глаза, и потому в полочке под партой быстренько появилась подушка, которую можно было надеть на руку, чтобы удобно лечь и не биться головой о неудобную парту. Вот и сейчас Хун спокойно спал, хотя урок уже давненько закончился, и большая часть класса вышла из кабинета, чтобы развеяться на большой перемене. Пак чувствовал себя до жути уставшим, хоть и прошло от силы урока три. Ему правда не лень слушать томный голос учителей, просто в таких условиях мозг отказывается работать, честно! А ещё его жутко ломает без сигарет. Сонхун слишком серьёзно решил бросать, и сегодня даже не брал собой ни единой сигаретки, чтобы не было соблазна. И всё бы ничего, мысль была хорошая... Только вот вместо соблазна было жутчайшее желание, которое Хун едва перебарывал сном. И конфетами. Кажется, он такими темпами скоро либо заработает себе диабет, либо переломает все зубы, пока будет грызть твердую карамель и пластиковые палочки, на которые она крепится. Но пока Сонхуну снился тревожный полусон о том, как его пачка только купленных сигарет летит в костер, кто-то решил разбудить его от этого кошмара. Слава богу. Он неожиданно резко для самого себя поднимает голову и осматривается по сторонам в поисках причины пробуждения, и очень быстро замечает перед собой Сону. Ну да, сложно было бы не заметить парнишку, который стоял буквально вплотную к парте и загораживал солнечный свет. Сонхун всё ещё растерянно смотрит на него полупустыми глазами, несколько раз глупо моргнув, и только тогда с трудом выговаривает: – Доброе.. утро. – Уже почти обед, – хмыкает Ким, задумчиво всматриваясь в чужое лицо спустя пару секунд Пак догадывается, что, кажется, с ним что-то не так, но Сону всё равно успевает указать на уголок своего рта и смешливо произнести. – У тебя тут.. слюнка. – Я просто на тебя засмотрелся, – бездумно произносит он, смеясь и вытирая указанное место рукой. – Придурок, – тихо произносит Сону, хлопая парня по плечу, и тот глухо посмеивается. Сонхун наконец поднимается с парты, для прояснения картины оглядывая весь кабинет. Как оказалось, они с Сону остались тут одни: то ли Ким так подбирал время, чтобы прийти, то ли народ удачно вышел, оставив их наедине – оставалось только гадать и мысленно благодарить. Благодарить за то, что Хун сейчас с ехидной усмешкой на заспанном лице тянется к парнишке и обнимает его за талию. Сону растерянно топчется на месте первые пару секунд, и только потом начинает выворачиваться, запоздало осознав всю ситуацию. – Ты чего творишь? Мы же договаривались, пусти! – нервно шепчет он, оглядываясь по сторонам в страхе и руками отлепляя Пака от себя. – Да ладно тебе, здесь же никого нет, – тянет он, всё же сдаваясь и откидываясь на спинку стула, отпустив парня и сложив руки на груди. – А если бы кто-то зашёл? Или через окно из коридора увидел? – слишком быстро и торопливо произносит он, сразу выдавая всю нервозность. – Идиот, даже не подходи ко мне со своими нежностями сегодня. – Да никто не зайдёт, я ж на две секунды... И мы под самым окном находимся, из коридора нас вообще не видно, – бурчит Хун, дуя губы и пиная стул, что стоял перед его партой. – Ну ладно, не буду больше. – И слава богу, – выдыхает он, снова осматриваясь на всякий случай. – Я вообще не за этим пришёл. – Что-то случилось? – тут же будто отмирает Пак, забыв про все минутные обиды и оборачиваясь к парню, чтобы взглянуть в глаза. – Учитель Пак сказал, что всё готово, и он соберёт комитет сегодня. Он ещё вчера оповестил старшую Синъёп, и вся эта компашка будет там. Мне тоже сказали вчера, но я забыл передать тебе, прости, – было видно, что Сону ужасно нервничал, вечно теребил в руках какую-то маленькую скомканную бумажку, которую, видимо, принес с собой. – Так это же хорошо, нет? – непонимающе заглядывал ему в глаза Хун. – И что, что не сказал мне? Всё нормально. Главное, что сегодня всё закончится, да? Тогда почему ты так переживаешь? Конечно, Пак был уверен в их победе. Он знал, что у учителей и комитета уже есть огромное количество неопровержимых доказательств в виде целого сообщества и роликов, на которых прекрасно видно лица обидчиков. Только за одни видео эти малолетние идиоты должны загреметь за решетку, и Сонхун был просто уверен, что так и будет. Только вот Сону про их существование он не говорил. Не говорил, потому что не хотел, чтобы то лишний раз вспоминал всё случившееся и переживал. Было бы издевательством с его стороны каждый раз, когда выяснялись новые обстоятельства, напоминать Киму об этом и ворошить старые травмы. А за это время отец нашел уже немало бумаг, подтверждающих сокрытие преступлений всей компании Хёнсика, записей с камер во дворе школы Синъёп и ближайших магазинчиков, на которых прекрасно видно прямые акты насилия над учениками. У комитета даже вопросов не должно возникнуть. И он просто надеется, что Сону не придётся видеть всё то, что Хун привёл в качестве доказательств. – А если они нам не поверят? Я не хочу, чтобы так было. И не хочу снова смотреть в глаза Хёнсику. Мне тошно, – слабо бормочет Сону себе под нос, после чего глубоко вздыхает и поднимает расстроенный взгляд на парня, сидящего перед ним. – Ты же пойдёшь со мной, Сонхун-а? – Всё будет хорошо, я знаю, – безуспешно старается успокоить Сонхун, сам тяжело вздыхая. – Конечно я буду рядом. Думал от меня избавиться? Ещё чего, – хмыкает он, и Сону фыркает в ответ, несмотря на сдвинутые к переносице брови, говорящие о его недовольстве, и слегка бьёт того в плечо, будто от обиды. – Ничего я не думал. Просто... Просто спросил, – отмазывается Ким, и Хун на это только смеётся. – Знаешь, учитель Пак сказал, что может забрать меня прямо с уроков. Мне кажется, я просто со стыда умру, если он так сделает. Одноклассники столько сплетней пустят, я просто уверен. – Верю на слово, так уж и быть, – продолжает посмеиваться он, но быстро стихает, выслушивая чужие переживания. – Да ладно тебе, Сону, всё будет нормально. Мне кажется, им всем плевать. Да даже если нет _ они поговорят пару дней и перестанут, как было со мной. Тем более, у тебя есть добрый друг-староста Чонвон, который может позакрывать им всем поганые рты. Разве не круто? Надо пользоваться. И мне кажется, можно попросить учителя не приходить прямо на уроке, если это возможно. Я сам спрошу потом, хорошо? Не заморачивайся, тебе вредно слишком много думать об этом. Всё будет нормально, обещаю, – подпирает он рукой голову, после чего задумчиво кидает взгляд на стул, что принадлежал парню, который обычно сидит перед ним и сейчас где-то шатается, а место пустует. Мысль мелькает в голове и осуществляется тут же, Пак хватает свободной рукой спинку стула и придвигает его ближе, кивая. – Не сядешь? – Я... Хорошо, я постараюсь уговорить Чонвона и... Не думать. Спасибо, что пытаешься помочь, правда. Но... Твои одноклассники скоро придут, мне уже нужно идти, – произносит Ким, закусывая губу и вставая на носочки, чтобы посмотреть в окно, ведущее в коридор, и убедиться в своих словах. В такие моменты Сонхун ужасно жалеет, что они не одни в этом мире. – Я правда пойду... – Да плевать на них, Сону. Мы же ничего такого не делаем, просто разговариваем. Останься, ну пожалуйста, – просит Хун, но уже прекрасно понимает, что это бесполезно. Парень слишком разнервничался, чтобы оставаться здесь, и раскрутил в своей голове слишком много негативных исходов событий. С этим ничего не сделаешь. Пак понимает, что просто не успеет переубедить его, пока он не сбежит. – Они решат, что вообще слишком странно, что я здесь, и могут не то подумать, и, короче... Я пойду, Сонхун, извини, – выдыхает он, нервозно разрывая бумажку, что до этого теребил в руках, и торопливо шагает к выходу. Обидно. Наверное, не стоило предлагать сесть, Хун правда слишком много взваливает на него. Для Сону эти отношения первые за долгое время, да ещё и после травмирующего опыта. Не стоит ждать от него многого и торопить, не стоит вообще надеяться. Но Сонхуну ужасно хочется. Он уже знает, что нравится Киму, но когда симпатия не проявляется физически, это так сложно. Будто бы не чувствуется вовсе. Нет, Хун правда готов поддерживать Сону столько, сколько требуется, он правда готов ждать до ужаса долго, терпеть эти страх и боязнь с чужой стороны, но кто сказал, что это дастся ему легко? Он решил взвалить на себя такую ответственность и реабилитировать травмированного человека, но неужели он решил, что будет так просто? Видимо, ошибся. Очень сильно. Потому что сейчас от недостатка внимания ему хочется пнуть или ударить первое, что попадется под руку. Ну, потому Сонхун и пинает стул, который ещё недавно двигал к себе, со всей дури, после чего опять кладет голову на свою маленькую подушку и закрывает глаза. К черту, лучше уж поспать. Так явно проще. Успокоиться даётся с трудом. Если честно, когда он начинает раздражаться, то вернуться в стабильное состояние кажется ужасно сложным подвигом: оттого и все драки. Наверное, у него слабая нервная система. Или ещё что-то. Или это всё сигареты. Или алкоголь, которым он накидывался одно время благодаря старому совершеннолетнему дружку из его района, который вечно звал на тусовки, а Пак не мог отказывать. Наверное, всё это только усугубило проблемы с агрессией. Но Сонхун правда очень старается с этим справиться: уже почти избавился от сигарет, хоть иногда и срывается, ночами бегая во двор, чтобы оставить там едкий запах дыма, который точно не доберется до дома. Он перестал контактировать со всеми, кто деструктивно на него влиял, и оставил только необходимый минимум. Выгодно: они всё ещё хорошие знакомые с теми людьми, так что полезные связи никуда не испарятся, но Хуну будет в несколько тысяч раз комфортнее. Он правда старается сделать так, чтобы эти всплески агрессии никогда не увидел Сону, но очень боится, что это может случиться сегодня: если в прошлый раз он уверенно и с виду безразлично вмешался и влез в драку, то сейчас он точно знает, что не выдержит, если Хёнсик скажет хоть что-то, что на секунду заденет Сону. Сонхун знает, что тогда его точно выведут из кабинета с руками за спиной, хоть он и будет стараться этого избежать. Очень сильно.

•••

– Хисын, что с тобой? Что-то случилось? – выспрашивает Джеюн, продолжая спокойно шагать по коридору и уже на автомате толкая дверь, ведущую на улицу, чтобы хоть немного развеяться. Все остальные сейчас заняты, и у Шима с Хисыном появился отличный шанс на то, чтобы провести время вместе. – Да... Забей, не так важно, – старается он отмахнуться, закусывая губу и тем самым выдавая своё волнение. Теперь Джейк точно не отстанет. – Мы же договаривались, Хи, – почти обиженно выдаёт парень, придерживая дверь, которую только что открыл, чтобы дать Хисыну пройти вслед за собой. – Что-то с отцом? С бабушкой? – Нет, я серьёзно, всё хорошо. Это ерунда, – выходит он за Шимом и торопливо старается поспеть за ним, уходящим к свободным столикам в тени, пока их не занял кто-то другой. Только когда Джеюн швыряет свой рюкзак на стол, чтобы таким образом "забронировать" его, Ли успевает догнать его и даже остановиться, глядя, как Шим обходит круглый столик и опирается на него руками, чтобы с тяжёлым вздохом перевести дух и наконец начать говорить, подняв глаза на парня. – Хисын, я всё понимаю. Но когда даже "ерунда", как ты говоришь, портит тебе настроение на весь день, мне тоже от этого не становится легче. – Прости, – вздыхает он, косясь на громко галдящую компанию, что проходила мимо. – Тогда... Поговорим о другом? – Нет. Ты меня не понял. Если мы просто поговорим о другом, ничего ведь не изменится, не думаешь? Ты будешь такой же подавленный, а я такой же тревожный. – Хорошо, – сдается Хи, вздыхая и опуская глаза на руки, – но это глупо. И странно. – Ты же понимаешь, что мне всё равно? – Да. Почти, – запинается Ли и тянется к своему рюкзаку, чтобы вытащить оттуда сложенный в два раза листочек с тестом, который им выдали на первом уроке. Он разворачивает его и протягивает Шиму, чтобы тот взглянул. – Моя успеваемость упала. Я переживаю, что покачусь в рейтинге, так что, думаю, мне следует больше заниматься... – Но ты и так выкладываешься, как можешь, Хи. Куда ещё сильнее? Ты остаёшься в школе дольше всех, торчишь на выходных в читальном зале, – сразу начинает Джеюн, даже не взглянув на листок, который ему протянули. Когда же он всё-таки забирает тест и пробегается по нему глазами, ситуация становится ещё абсурднее. На листе пятьдесят заданий. Ошибки всего лишь две, да и те от того, что Хи не написал минус в ответе. Боже, самая ненавистная ошибка во всей математике. – Эй, но это же отличный результат, ты чего? Ты решил абсолютно всё, эти две ошибки – просто невнимательность, ты всего лишь упустил знаки... – Вот именно. Я стал невнимательным и вечно думаю не о том на уроке. Мне нужно что-то с этим делать, я... Мне нельзя позволить, чтобы это дошло до отца, иначе у него точно сорвёт крышу, – судорожно выдает он, сглатывая и стараясь привести дыхание в норму. Безуспешно. В голове уже крутятся безостановочные мысли о возможных исходах событий. – Послушай, Хи, – вздыхает Шим, кладя листок с двумя подчёркнутыми заданиями и красным пятном от выставленной оценки на стол, после чего подходит ближе. – Ты только начал жить. Позволь себе перестать быть роботом. Я понимаю, что оценки для тебя важны, но сейчас ты всё ещё стабилен. Твой рейтинг не упадет от двух потерянных баллов, и я уверен, что тебе не нужно забивать всё своё время учебой. Ты достоин большего. Понимаешь? – Я понимаю, но если отец узнает, то мне реально конец, Джеюн, это не шутка. Он просто двинутый на эту тему, – всё ещё упирается Ли, чувствуя, как чужие руки обхватывают его ладони, до этого занятые терзанием собственных пальцев. Попытки успокоить. Жаль только, что как бы он ни старался, паника от одного упоминания этой темы уже накрыла. – Хисын, ты не можешь знать наверняка, что он сделает. Твой отец старается меняться. Он ведь не трогает тебя в последнее время? Значит, пока что всё хорошо. Не накручивай себя слишком сильно, пожалуйста. Тем более, если ты ничего не скажешь ему, это вряд ли всплывёт. Постарайся не думать о возможных негативных последствиях. – Легко сказать, – фыркает он, натягивая на себя неестественную улыбку и опуская голову. Нет сил держать её поднятой, когда к горлу подкатывает противнейшая паническая тошнота. – Я не могу по щелчку пальцев перестать думать об этом. – Если я отвлеку тебя, то получится? – ехидно хмыкает он, вызывая этим только подозрение. – Зависит от того, что ты собираешься сделать, – Хи опускает глаза на чужие руки, которые, перебирая пальцами в имитации паучьих лапок, поползли выше и остановились у сгиба локтя. Не долго думая, Джейк просто обхватил парня, заключив в кольцо из рук, и постарался приподнять его и осторожно пройти к столику, что успешно получалось. – Так подойдёт? – спрашивает он, сделав всего пару шагов, на что получает только попытку вывернуться из хватки. – Совсем идиот?! Нас же увидят, пусти! – брыкается Ли, однако к тому моменту его уже притащили к столу, усадив на скамью перед ним. Джеюн только расплывается в ухмылке и наклоняется совсем близко к чужому уху. Причём делает он это абсолютно осознанно и намеренно, зная, что его дыхание обожжёт чужую нежную кожу, заставив вздрогнуть. – И что они скажут? Что ты странно реагируешь, когда твой "друг" дурачится? – фыркает он, едва сдерживая ехидный смех. – Хисын-а, всем плевать, пока мы не кричим и не привлекаем лишнее внимание. – Если ты прямо сейчас не отодвинешься, я клянусь, что буду кричать, что меня бессовестно домогаются прямо в школьном дворе, – шипит Хи, смущённо, но сильно хлопая ладонью по чужому плечу, чтобы Шим наконец отошёл и сел напротив, и это работает. – Не ты ли недавно плакал, что хочешь быть моим парнем? – посмеивается он, подпирая рукой подбородок и с огромным удовольствием разглядывает, как чужое лицо краснеет от нахлынувшей волны смущения. Миссия выполнена. – Прекрати сейчас же, – слышится сердитый шепот в ответ, а Хи вертит головой, чтобы убедиться в отсутствии лишних глаз и ушей. Благо, быстро выясняется, что всем вокруг действительно всё равно. Никто даже не повернулся. От этого вроде и спокойно, а вроде и становится ещё более стыдно за свою глупость. – Боже, просто... Просто давай поговорим о чём-нибудь другом, ладно? Без глупостей, пожалуйста. – Как скажешь, – хмыкает Шим, с насмешливым видом складывая листочек с тестом, что лежал на столе, в несколько раз и засовывая его в один из маленьких карманов своего рюкзака. – Тогда я заберу это. Чтобы никому глаза не мозолило. Окей? – Конечно, делай с этим что хочешь, – вздыхает он, опираясь наконец локтями и предплечьями о стол. – Лучше скажи, когда у вас физра? В учительской физрук жаловался, что ему вместо окна добавили замену у вашего класса. – А, это... Вроде через урок, последним. Если честно, планирую тактично свалить, – признается он, а Ли только радуется, что тема наконец сменилась. Джеюн продолжает говорить о замене уроков и жаловаться на учителя физкультуры, пока его парень тихо глотает ком, подкатывающий к горлу. Внезапно он кое-что осознал. Осознал, что никогда не ставил себе целей помимо простого желания прожить следующий день без боли. Никаких целей и мечт, кроме того, что он должен угодить отцу, чтобы не получить по голове. И сейчас, вспоминая, как он глядел на листок с неидеальной оценкой, Хи действительно пытался понять: а зачем вообще всё это? Все эти старания. Все эти задержки после уроков. Вся эта помощь учителям. К чему были все эти усилия, кроме как для того, чтобы отец хоть немного гордился своим сыном? Он ведь даже не похвалил ни разу, что уж там. В какой-то момент Ли просто решил, что так нужно – и всё тут. Но сейчас, когда отец начал сбавлять давление, появились другие мысли. Странные. Чем его нынешние старания пригодятся в будущем? Кем он вообще хочет быть? Куда идти после школы? Это ведь выпускной год. Все одноклассники, наверное, планируют сдать экзамен и поступить в какой-то университет, начать студенческую жизнь, занимаясь любимым делом, и запечатлевать счастливые моменты. Но Хисыну вообще не знакомо такое понятие, как "любимое дело". Он даже не знает, что ему нравится, кроме Джеюна. Единственное "любимое", что у него есть, сейчас сидит и с огромным удовольствием рассказывает, как недавно забил мяч на физкультуре, а тот отскочил от штанги и зарядил кому-то прямо в спину. Кажется, Шиму реально не нужно давать играть в футбол рядом с людьми. Хотя, что уж там, нельзя отбирать у щенков их любимые игрушки. Но в любом случае, Хисын правда не знает, что любит, кроме Джейка, и чего хочет от жизни. И это правда пугает. Настолько, что сейчас приходится отсчитывать в голове каждые десять секунд в попытке выровнять дыхание и не взвыть, залившись слезами. Было бы славно.

•••

Если честно, Сону безмерно благодарен Сонхуну и его настойчивости. Потому что, кажется, он действительно поговорил с учителем, и тот намеренно дождался конца урока, чтобы осторожно подойти к Сону и сказать, чтобы он собирал вещи и выходил из класса. Ким только и успел поймать Чонвона, пока тот ещё не вышел из кабинета, и сказать, что уходит, а собрать вещи не заняло много времени. Учитель Пак ждал у двери, и когда Сону вышел, он осторожно приобнял того за плечи и повел за собой. Внутри у парнишки всё переворачивалось от страха того, что он может увидеть и услышать в злосчастном кабинете, где будет присутствовать Хёнсик. От него можно ожидать чего угодно. – Переживаешь? – звучит совсем рядом. Вроде и тихо, но в то же время достаточно звучно, чтобы перебить гомон в коридоре. – Странный вопрос. Конечно, переживаю, иначе и быть не могло, – отвечает Сону учителю, задумчиво опуская голову и стараясь отогнать тревожные мысли и выровнять дыхание. – Я понимаю. Но всё же постарайся сильно не накручивать себя. У нас достаточно доказательств, всё будет хорошо. Ты справишься, – выдыхает он, трепя парнишку за плечо и приободряюще улыбаясь, когда тот поднял на мужчину вымученный взгляд. – Тем более, Сонхун, такой близкий друг, будет с тобой. Не беспокойся на этот счёт. Сону лишь коротко кивает, тихо благодаря. Он знает, что всё должно быть хорошо, однако же боится. Просто не может это контролировать. Возможно, утешающие объятия или поцелуй подействовали бы сейчас как никогда лучше, но он ни в жизнь не попросит Сонхуна о таких вещах, тем более в стенах школы. Всё ещё страшно, что ситуация, происходящая сейчас, как-то попадет на всеобщее обозрение и обсуждение. На Сону и так обращают слишком уж много внимания из-за той драки, ибо ползли слухи, что он там замешан, так что следует быть действительно осторожным. Ну, или он сейчас просто занимается оправданием своего панического страха камингаута. Благо, совсем скоро они идут к кабинету Хуна и подзывают его, чтобы дальше уже втроем двинуться к выходу из здания. С появлением Сонхуна стало не так страшно – один его вид позволял вздохнуть с облегчением. И хоть он молчал, Ким всё равно ощущал беспокойный, но в то же время успокаивающий взгляд на себе. Как оказалось, учитель Пак вёл их к своей машине. По его словам, нужно было ехать в прокуратуру. Внезапное выяснение подробностей, однако. У Сону спёрло дыхание от одного только слова, что уж говорить о том, что будет, когда им придется войти туда. В этот момент учитель уже усаживался на водительское сидение, и видеть их не мог, потому Ким просто не смог больше играть безразличного: обернулся к Хуну и панически сильно сжал руку, тихо шепча то ли про себя, то ли для него. – Я не могу. Я не выдержу там сидеть. – Не паникуй, – так же шёпотом отвечает Пак, хоть и не знает, были ли эти слова обращены к нему. – Я рядом, всё хорошо. Это нагнетение обстановки, которое не должно иметь для тебя ни малейшего значения. Выдохни. На удивление, Сону слушается и звучно выдыхает, прикрывая глаза на секунду. Да, Хун прав. Ничего хуже того, что было, произойти уже не может. Никогда. Так что смысла сейчас бояться в общем-то и нет, верно? Ким понадеется. Всем сердцем. А сейчас приходится просто поспешить к заднему сидению машины, чтобы не привлекать лишнего внимания, стоя так близко и вцепившись в чужую руку вдобавок. Сону без слов смущённо отдергивает руку и бежит к двери, на что Хун посмеивается в ответ, шагая следом. Совсем скоро они трогаются. Ким специально садится по другую сторону салона и пихает Пака в ногу, когда он пытается приблизиться и сесть вплотную. Однако же, несмотря на это, Сону пристально наблюдает за тем, как парень с усмешкой цыкает и молча лезет в телефон, явно заходя с кем-то в чат. Стоило подождать несколько секунд и отследить пару уже отправленных им сообщений, и становится ясно, что они были адресованы не Сону: мобильный не подал никакого звукового сигнала, который сообщил бы об этом. Ким заинтересованно следит за чужими руками, в то время как взгляд учителя через зеркало падает на него, пытаясь выявить причину повисшей в салоне тишины. – Вы, случаем, не поругались? – выдвигает он предположение, кидая быстрый взгляд на обоих и возвращаясь к дороге тут же. – Что? Нет... Нет, не ругались, а в чём дело? – тут же реагирует Сону, хлопая глазами и ёрзая на месте. – Обычно вы общаетесь ближе. Неужели сейчас меня стесняетесь? Боже, было бы кого стесняться. Болтайте, разряжайте обстановку, я не буду мешать или подслушивать. А то в тишине ехать совсем напряжно. – Если я начну общаться, как обычно, у вас уши в трубочку свернутся, – выдаёт Сонхун, давясь смехом, за что в момент получает щедрый шлепок по ноге от парнишки рядом. – А чё? Хочешь сказать, я не прав? – Прихлопни-ка хлеборезку, – тихо цедит сквозь зубы Сону, чтобы учитель не услышал, в момент сдвигая брови к переносице и пронзительно глядя на парня. – Тише, только не деритесь, Сонхун ещё от первой драки не отошёл. И не в моей машине, – усмехается учитель, мельком глядя в зеркало заднего вида на парней и снова возвращаясь к дороге. – Всё под контролем, учитель, – улыбчиво произносит Сонхун и быстро оборачивается к Сону с ухмылкой, всё ещё не выпуская телефон из рук. – Поговорим? Спокойно. Без рукоприкладства. – И не собирался, – закатывает Ким глаза, складывая руки на груди. Вопрос о разговоре наводит на мысль о том, чтобы озвучить интерес, который мучил в последние несколько минут. И он всё же решает повиноваться внутренним желаниям. – Кому пишешь? – Папе, – спокойно отвечает он, взмахивая мобильным, – а что? Рев... – не успевает он закончить слово, как тут же оказывается перебит громким кашлем. – Кхм! – красноречиво пялится на него Сону с шоком в глазах, – да ничего. Я просто спросил, – на деле же, у него за эти пару секунд чуть не выпрыгнуло сердце из груди. Если бы этот остолоп ляпнул своё "ревнуешь" по отношению к Сону и собственному отцу при учителе, то Ким точно убил бы его к чертовой матери. – Как скажешь, – пожимает он плечами, но говорить не перестаёт. – Я писал папе, потому что у него есть знакомые в прокуратуре. Хотел узнать поподробнее про то, что будет. Пока что безуспешно. Ну ничего, мы уже и так подъезжаем. – Обрадовал, – выдыхает Сону, косясь на окно и осматривая местность вокруг. – Всё нормально, правда на нашей стороне, – старается успокоить он. Ким лишь молча кивает в ответ, смолкая на всё ближайшее время. Слова просто не подступали к губам, рассыпались вдребезги ещё в зачатке, так что до самого выхода из машины Сону молчал. Молчал даже тогда, когда Хун подошёл к нему сзади и осторожно коснулся пальцами предплечья, погладив пару секунд. Это был жест поддержки, но всё, что сейчас мог делать Ким вместо ответа – смотреть на устрашающее серое здание с тонированными стеклянными дверями, из которых каждые несколько минут выходили люди в строгих костюмах. Страшно до того, что подкашиваются ноги и учащается дыхание. Отвратительное чувство. Но что еще хуже, так это осознание, что ничего сейчас не успокоит: никакие слова, осторожные заботливые прикосновения и улыбки. Учитель Пак только с обеспокоенным взглядом осматривает выражение лица Сону и, тяжело вздохнув, говорит идти за ним. Ким слушается, всё так же сдерживая все слова, готовые вылиться наружу. Сонхуну тоже от этого не по себе: он хоть и шагает за своим парнем, всё равно настороженно следит за каждым его действием, лишь изредка кидая взгляд на дисплей своего телефона, видимо, чтобы проверить, не пришел ли ответ от отца. Но, судя по вздохам, господин Пак ещё не касался своего телефона, чтобы ответить сыну. А пока что приходилось делать спокойный вид и дальше шагать по мрачным коридорам. Атмосфера тут действительно не очень веяла дружелюбностью, но, возможно, так казалось только парням, ведь по-сути, ничего критичного в антураже не было: палящее солнце, едва прикрытое на несколько секунд облаками, пробивалось сквозь них и светило в большие окна, из-за светлых дверей с мутными стеклянными вставками слышались приглушённые голоса, а лифты, к которым они и направлялись, звенели, оповещая о прибытии. Учитель Пак всё так же молча вошёл в лифт, а парни за ним, сменив двух деловых мужчин с папками в руках. Сону казалось, что в лифте он просто рухнет: стало так душно и жарко, что было невозможно дышать. Практика "сделай глубокий вдох и досчитай до десяти" не сработала уже во второй раз, и потому он просто старался как можно менее шумно хватать воздух, что всё равно не осталось незамеченным. Сонхун осторожно коснулся плеча и осторожно погладил его, не находя нужных слов. Да они и не были нужны: и без того ясно, что не помогут. Такой немой поддержки было достаточно, чтобы Ким вымученно улыбнулся в попытке успокоить и в последний раз глубоко вздохнул перед выходом из лифта. Всего несколько шагов по коридору, и они останавливаются перед такой же дверью, как и все остальные в этом здании. – Это начнется через пять минут, так что у нас ещё есть время, – начинает учитель, тяжко вздыхая и хмурясь, будто бы от головной боли. – Я понимаю, что всё это выглядит напряжённо и страшно. Сону, ты справишься со всем, я верю. Если будут отпущены какие-то неуместные высказывания в твою сторону, я обещаю, что вступлюсь в силу своих возможностей. Сонхун, просьба к тебе, – поворачивается вдруг он, – не отвечай грубостью на грубость, это не лучший способ в данной ситуации. На любые нападки старайся реагировать как можно спокойнее. Кому, если не тебе, знать, как это всё воспринимается со стороны. Никаких оскорблений или двусмысленных фразочек, хорошо? – Постараюсь, – послушно кивает он, хоть и знает, что вряд ли сможет сдержаться в случае, если начнут оскорблять Сону. – Отлично. Тогда пойдем. У нас всё получится, обещаю, – успокаивающе произносит учитель и разворачивается, открывая дверь и шагая внутрь. Не важно, хочет этого Сону или нет – ему просто придётся переступить чертов порог кабинета, однако же он пытается максимально оттянуть это и войти последним. И только когда дверь за спиной захлопывается, появляется стойкое ощущение, что пути назад уже нет. Так же, как нет и выбора. Ким четко решил, что хочет дойти до конца несмотря ни на что. Однако картина, которую он видит, войдя внутрь и усевшись на своё место рядом с Хуном, которое ему любезно указали, не радует совсем. Стоит только сесть, как перед глазами предстают те, кого хотелось бы видеть, наверное, меньше всего в этой жизни: компания Хёнсика, как же без них. Безусловно, Сону понимал, что это мероприятие не может обойтись без их присутствия, но думать и ощущать на себе – совершенно разное, он всё равно не был готов. Никто не будет готов к тому, что насильник, который стабильно издевался над ним в течение года, будет сидеть напротив и с наглой, отвратительной усмешкой смотреть в глаза, будто без слов унижая и говоря: "у тебя нет шансов". А Хёнсик сейчас поступал именно так. Сидел по ту сторону узкого, но длинного стола, развалившись на стуле так, будто скоро разляжется совсем, и насмехался всем своим видом. Абсурдно, но в то же время он выглядел откровенно жалко: желтовато-зелёные расплывшиеся синяки под глазами, полузакрытое и красное левое веко, три перекрывающих ссадины пластыря в разных местах, и губы со всё ещё не зажившими аловатыми трещинами в уголках. Любая помешанная на "бэд боях" глуповатая старшеклассница бы выкрикнула, что он выглядит невероятно сексуально и ссадины только придают антуража, однако если бы посмотрела на неопрятную форму и повсеместно сине-фиолетовые от синяков руки, обзор на которые открывала рубашка с коротким рукавом, она бы ещё несколько раз обдумала свои слова. Он не выглядел как "бэд бой", если смотреть дальше лица – скорее, как избитый идиот. Это радует. Его шайка же вела себя тише: не ухмылялась, не разваливалась на стульях, а просто смиренно сидела, опустив головы вниз и молча. Кажется, они чуть больше осознавали масштаб проблемы, в отличие от их предводителя. Действительно, ведь в прокуратуре они ещё не оказывались. Только в полицейском участке, да и оттуда выходили спустя пару часов безнаказанными. Сейчас же всё иначе, но Кан, наверное, так и не смог это осознать. Рядом с четырьмя подростками, что сидели напротив, также имелся взрослый мужчина, перебирающий бумаги. Неужто адвоката наняли? Поразительно. Сону готов похлопать этому упорству, иначе никак. А вот на той стороне, где сидел он сам, Сонхун и учитель Пак, также появился мужчина, вошедший в комнату уже позже них и усевшийся рядом с преподавателем. На вопросительный взгляд Кима Хун ответил безмолвным шепотом: "это наш, сторона обвинения". У Сону складывалось четкое ощущение, что они в каком-то суде. Особенно, когда прокурор, рядом с которым, видимо, сидела его помощница, заговорил, заставляя вздрогнуть. Казалось, дыхание сейчас просто откажет. – Итак, – начал он, поднимаясь с места, и все присутствующие последовали его примеру, чтобы отдать дань уважения. И только по наглому поведению Хёнсика было ясно, что для него это – лишь показуха. – Я думаю, все присутствующие уже в курсе, по какому поводу здесь находятся, но всё же повторю. Сегодня собран комитет по борьбе со школьным насилием, чтобы вынести решение по делу о систематических издевательствах и насилии в сторону бывшего ученика школы Синъёп Ким Сону со стороны учеников той же школы: Кан Хёнсика, Нам Джеука, Чхве Минхёка и Чан Тэсона. Сторона обвинения, пожалуйста, выскажите вашу позицию. От упоминания этих имён у Сону побежали мурашки, а язык, кажется, совсем отказал. Благо, говорить сейчас не ему: мужчина, что сидел рядом с учителем Паком, поблагодарил за предоставленное слово и поднялся, начиная объясняться. Он говорил о том, что и передавал Ким: о том, что терпел весь прошлый год, о том, что пережил, а также упомянул какие-то доказательства в формате видеозаписей, о которых парень до этого не слышал. Но сейчас он не мог сосредоточиться на речи своего защитника, ибо отвлекся на шёпот Хёнсика, который явно был адресован ему. Кан всё ещё надменно ухмылялся и достаточно громко, чтобы Сону услышал, произносил: – Неужели ты правда на что-то надеешься? Давно в раздевалке не был, м? Хочешь, я исправлю это? Можем даже не искать раздевалку, я найду место, – кривил он губы, пока Ким сдерживал рвотные позывы. Эти слова пробуждают воспоминания, которым в таких обстоятельствах совсем не следует появляться в мыслях. Жаль, что учитель Пак, который обещал защитить, сейчас этого не слышал. Он бы помог. – Я сейчас тебе место найду, клоун. Обещаю, оно тебе не понравится, – слышится едкий шепот в ответ. Кажется, не всё потеряно: Сонхун тоже слышал ту мерзость, которая была адресована Киму. Он осторожно протянул руку, чтобы коснуться его сжатого кулака. Это отвлекло от тех тошнотворных картин, что мелькали в разуме. Хочется вслух сказать спасибо, но вместо этого Сону просто смотрит в чужие беспокойно-злые глаза и улыбается из последних сил. В это же время мужчина завершает свою речь упоминанием последней драки и описанием телесных увечий, которые получил Сонхун, на что слышится негодование Хёнсика, который решил забить на потенциально проигранную словесную перепалку с Паком. – Вообще-то, я тоже пострадал, – бесцеремонно выкрикивает он, приподнимаясь с места, упёршись руками в стол и нагнувшись, после чего начиная пялиться на прокурора, снисходительно поднявшего на него глаза. – Разве не видно? У меня все лицо и руки синие, почему вы говорите, что пострадал только он? – Во-первых, имейте приличие и сядьте нормально, вы не на дружеской посиделке, – тут же отвечает мужчина, сидящий рядом с дамой, записывающей в это время что-то в ноутбуке. – Во-вторых, я объясню, почему ваши увечья не упоминаются: только что прозвучала речь стороны обвинения, и всё было истолковано с её точки зрения и подкреплено фактами. Пак Сонхун сразу после драки оказался в больнице, где, как я вижу, – он опускает глаза на папку, в которой что-то рассматривает, – у него сняли побои и задокументировали каждую ссадину. С вашей стороны, господа, я таких документов не получил, и словесное "мне досталось больше" спустя столько времени после конфликта я не приму. Либо документ, либо то, что вы получаете сейчас. Неужели мне действительно нужно разжёвывать такие элементарные вещи взрослым людям?.. – последняя фраза звучит тихо и разочарованно. Мужчина прокашливается и снова принимается осматривать документы, выдерживая тишину в минуту, за которую адвокат компашки Хёнсика с ошарашенными глазами оборачивается на осаждённого парня и качает головой. Да, они не в лучшем положении. Радует ли это Сону? Безбожно. – Мы предоставим вам слово, – завершает за своего коллегу мысль девушка, отрываясь от экрана и строго глядя на Кана. – А сейчас я бы хотела выслушать Ким Сону. У меня есть к вам вопросы, не могли бы вы ответить? А тот самый Ким Сону готов сейчас в обморок упасть от мандража. Радость от того, что Хёнсика осадили, уже сменилась тревогой и жутчайшим страхом. Сонхун успевает кинуть только поддерживающий взгляд, пока Ким поднимался с места, и сжать кулачки под столом настолько, насколько это возможно с его перебинтованными пальцами. – Да, конечно, я отвечу, – он собирает все силы в кулак, чтобы произнести эти слова. Даже выступать перед директором школы было в тысячу раз проще, чем сейчас держать себя в сознании и здравом уме. – Хорошо. Тогда расскажите, что вы пережили за прошлый год обучения в старшей Синъёп. Как я понимаю, у вас не сложились отношения в коллективе. Вы можете предположить, почему они так поступали с вами? – Да, я определенно знаю причину, – кивает Ким, сглатывая вязкую слюну и концентрируя внимание на пальцах, которые от нервов начал нещадно заламывать во все возможные и невозможные стороны. – Вы можете её назвать? Просто если вы действительно сделали что-то этим людям, то они могли бы обозлиться и делать с вами всё это от обиды. – Я не контактировал с ними до того, как началась травля, – тут же объясняется Сону, в моменте обдумывая все возможные пути избежания упоминания своей ориентации. Он не хотел, чтобы кто-то ещё знал. Особенно учитель. Это было бы жутчайшим позором. – До них дошла определенная информация... О моей личной особенности, и после этого всё началось, – с противоположной стороны стола слышится смешок. Хёнсик действительно насмехается над всем, что сейчас говорит Сону, и одного взгляда достаточно, чтобы понять, что он ничуть не жалеет о произошедшем. Кажется, Сонхун сейчас держится изо всех сил, чтобы не подскочить и не ударить по ноющим синякам на этом мерзком лице ещё раз. – Хорошо. В таком случае, вы можете описать ваш среднестатистический день в той школе? Что происходило, как вы себя вели, как выражался буллинг? – Я... – он заикается, чувствуя, как тошнота от нервозности поступает к горлу. Все силы уходят на то, чтобы подавить рвотный позыв. – Я приходил в школу, садился на своё место в классе. Первый урок всегда проходил спокойно, но как только начиналась перемена, возле моего места быстро появлялись эти парни. Даже не коротких переменах они говорили мне идти и купить им что-нибудь поесть, хотя я даже физически не успел бы добежать до столовой, которая на первых переменах всегда закрыта. Когда я говорил об этом, мне говорили тащиться в магазин, и не важно, что я после этого приходил только после пятнадцати минут урока и тратил на всё свои деньги, которые были даны родителями на карманные расходы. Из-за частых пропусков уроков и опозданий по подобным причинам у меня сильно упала успеваемость. Если говорить про дни, когда в расписании была физкультура, то обычно всё заканчивалось тем, что в первые же минуты урока меня закрывали в маленькой комнатке для спортивного инвентаря и закидывали тяжёлыми баскетбольными мячами, потому что считали это веселым. После этого комнатку закрывали на ключ и я не мог выйти, пока туда не придет учитель, чтобы взять или положить что-то, – надо же, сначала он не мог выдавить из себя ни слова, а сейчас не может умолкнуть и набрать воздуха. Правда, он такими темпами не выдержит слишком долго. – На больших переменах издевательства не останавливались ни на секунду: унижали словесно, заставляли вставать на колени, просить прощения за то, чего я не делал, унижаться. Если я не выполнял того, что мне говорили, то меня могли ударить или оттаскать за волосы. Обычно всё заканчивалось тем, что они отводили меня в неработающую раздевалку в старом корпусе, – захотелось прикрыть рот, потому что подавленный ком тошноты вновь оказался у самого горла, но выглядеть жалким плаксой было последним, чего Сону хотел. – Там они могли делать что хотят. Я не мог сопротивляться, потому что за это сразу следовал удар по лицу или другим местам. Потом меня просто оставляли там и уходили. На этом всё. В помещении повисла звенящая тишина. Казалось, никто даже не дышал. Сону буквально чувствует, что на него со злобой смотрят все четыре человека, сидящие напротив. Прокурор и его помощница также смотрели на него, но эмоций разобрать было невозможно. Учитель Пак закусывал губы и смотрел на кимовы дрожащие руки. Мужчина, который высказывал их позицию до этого, вдумчиво смотрел в стол и, казалось, даже сквозь него. И только Сонхун не мог поднять глаз. Он полностью опустил голову, потирая глаза здоровой рукой, будто пытался прийти в себя ото сна. Сону стало безумно жаль, что он это слышал. Действительно жаль. Благо, долго заострять на нем внимание не позволил прокурор, наконец со вздохом задавший следующий вопрос. – Из упоминания уроков физкультуры я понимаю, что педагогический состав всё знал? Хоть один преподаватель попытался помочь? – Конечно, они знали, не увидеть происходящее было невозможно физически. Никто не оказывал никаких попыток помочь. Когда я просил, мне сказали, что я должен разбираться сам и налаживать контакт со сверстниками, и учителям нельзя вмешиваться. Один учитель честно сказал мне, что он просто не хочет проблем. – Я вас услышал. Можете присаживаться, я обращусь к вам, если потребуется, – кивает мужчина, и только тогда Ким может утихомирить дрожащие ноги, сев на свое место. Руки колотило нещадно. Сону даже не мог поднять глаз от своих пальцев, покрасневших от того, как сильно он заламывал их, пока говорил. Ким смолк настолько, что, кажется, перестал дышать. Захотелось разрыдаться и выйти, пустив всё на самотек, однако ноги бы просто не выдержали, поэтому пришлось сдерживать и слезы в том числе. Следом попросили высказаться адвоката компании ублюдков. Сону почти не вникал, лишь изредка старался делать глубокие вдохи и выдохи, чтобы окончательно не задохнуться от охватывающей тревоги. Сонхун прекрасно видел его состояние, но сделать ничего не мог: когда протянул руку, чтобы в очередной раз обхватить ладошку Кима, тот моментально оттолкнул её и продолжил смотреть в одну точку. Было принято решение больше не пытаться успокоить, пока этого не потребуется критически или Сону сам не попросит, что очень маловероятно. Пока шла лживая на девяносто процентов речь адвоката, у Кима было время осмотреть помещение в поисках того, за что можно было бы зацепиться. И тогда взгляд остановился на белом полотне экрана, выставленном против света. Такие используют для показа презентаций или чего-то подобного с проектора. Связь было выстроить совсем не сложно, и потому Сону кинул свой взгляд на потолок с противоположного конца: там действительно висел прямоугольный темный проектор, причем он был определенно включен и в рабочем состоянии, оставалось только нажать кнопку на пульте, чтобы изображение высветилось на доску. Парень прекрасно знает, потому что точно такой же стоит в одном из кабинетов их школы, и он тысячу раз видел, уак учитель запускал его. Но неужели будет какая-то презентация? Странно звучит, но допустим. – Я вас понял, – кивает прокурор, чтобы мужчина рядом с ним сел, и делает какие-то пометки на отдельном листе, задумываясь. Спустя пару минут он поднимает голову и пристально прожигает взглядом парня. – Позвольте спросить, Кан Хёнсик. Как я понял из рассказа, ваши друзья всего лишь следуют за вами, так что спрошу у вас. Только что я услышал, что драка – лишь недоразумение, а издевательства были выдуманы. Но я буквально в этом помещении прекрасно слышал, как вы говорили с потерпевшим угрожающим шепотом через весь стол и упоминали раздевалку, о которой он так же говорил, – у Кима буквально камень с души падает. Слава богу, он услышал. – Так что мой вопрос таков: почему вы решили, что имеете право так относиться к человеку, и по какой причине это именно Ким Сону? Мне нужна именно ваша точка зрения. Кан боязливо поднимается с места и косится на адвоката, кажется, возлагающего на него большие надежды. Мужчина хмурит брови, видимо, намекая на то, что Хёнсику не следовало открывать рот и говорить о таком настолько громко, так что пусть выкручивается самостоятельно. – Я не решал, потому что на моем месте так бы поступил любой, – заявляет поднявшийся и тем самым вызывает замешательство на чужом лице, что становится ясно по внезапно поднявшимся вверх бровям. – Я просто взял инициативу, чтобы избавить мир от таких людей, как он. Мы с друзьями просто пытались его.. перевоспитать. – Мне нужна конкретная причина, а не ваши хвалебные речи о себе, – опускает брови он, явно разочарованный в этом мире. – Что значит "таких, как он"? Каких? Сону хочется выбежать отсюда. Его сердце уже не выдерживает такого давления, а истерика подступает к горлу, стуча пульсом по голове. Он сейчас скажет, и тогда Ким правда сойдёт с ума. Если он скажет, то Сону действительно согласится, что нужно было избавиться от него в прошлом году, только бы он не терпел такое унижение сейчас. – Так он гей. Встречается, целуется и обнимается с пацанами. Разве нормальные люди так делают? Я считаю это неадекватным, и я пытался ему это сказать нормально, но он не слушал. Поэтому я и начал действовать более активно, только и всего, – ухмыляется он, гордый собой, и косится на Кима, который прямо сейчас готов провалиться сквозь землю, только бы не быть тут. А его адвокат, кажется, потерял уверенность в выигрышности этого дела. На удивление Сону, никакого шока и бурной реакции не последовало. Он сначала покосился на Сонхуна, со всей ненавистью прожигающего говорящего взглядом и готового с секунды на секунду снова наброситься на него. Потом переводит глаза на учителя Пака и их адвоката, спокойно смотрящих перед собой, будто в пустоту. И даже прокурор и его помощница никак эмоционально не отреагировали. Звучит как что-то невозможное, но это правда так, и Сону видит всё своими глазами. Просто удивительно. Это даже даёт толику облегчения, хоть и хватает её ровно на секунду. Все равно хочется сбежать отсюда, никого больше не видя. – И что из этого? – равнодушно звучит в ответ, разрезая тишину. – Это не даёт вам никакого права оскорблять человека и тем более применять насилие. Я не буду считать это за причину, учтите. Сону кажется, что его внутренности сейчас выйдут наружу от волнения, либо скрутятся в самый сложный морской узел, если уж на то пошло. Ощущения самые что ни на есть противные. – Да не было никакого насилия, это ложь! Нужен он мне был, – возмущается Хёнсик, искусно выворачивая свой язык и выдавая самую гнусную ложь, которую только мог. – Вот как? Присядьте, пожалуйста. Давайте вместе убедимся в этих словах. Госпожа Нам, – обращается он, когда Кан растерянно садится на место, – включите, пожалуйста, проектор. Стоит ли говорить, что у Кима это вызвало неимоверную панику? Наверное, это и без того очевидно. Сердце сжалось, и Сону специально считал каждый его удар, чтобы проверить, не остановится ли оно с секунды на секунду. Когда число дошло до ста десяти ударов в минуту, он просто прекратил счет, чтобы не вгонять себя в ужас ещё сильнее. Там ведь может быть что угодно, верно? Абсолютно всё. Сону даже не удивится, если там действительно будет какое-то немыслимое доказательство тому, что эта компания невиновна. Вероятность такого исхода почти равна нулю, но если бы это случилось, то не вызвало бы никакого удивления. Кажется, кровь от лица отлила настолько сильно, что Сонхун не смог промолчать: во время технической минуты включения аппаратуры он обернулся к парню и панически окинул взглядом всё его лицо. – Ты в порядке? Выглядишь не очень. Тебе точно не нужно пойти умыться и прийти в себя? – звучит совсем негромко, но этого хватает, чтобы Сону вслушался и отрицательно помахал головой. И вполне достаточно, чтобы на обратной стороне стола тоже услышали. – Ты ещё засоси его, – произносит Джеук, у которого вдруг прорезался голос. Не удивительно, ведь он и раньше лез к Киму больше всех вместе с Каном, и даже в день драки именно он был тем, кто касался Сону и подавлял его физически. Вполне понятно, почему он сейчас оживился. – Завали, латентный, – вполне ясно отвечает Пак, не сдержавшись, за что получает шлепок по ноге от учителя, заставивший выровняться и не продолжать. Да и не требовалось особо, ведь Джеук удавился этими словами и почти кипел от злости, и вспылить ему не дало только то, что проектор вывел на белое полотно изображение. – Вопреки вашим словам, Кан Хёнсик, я получил много интересной информации касаемо вашего дела. Не буду заострять внимание на видео с камер видеонаблюдения у магазинов, запечатлевших то, как вы принуждаете учеников вашей школы покупать еду на собственные деньги и отдавать вашей компании. Намного более интересные материалы находятся вот здесь, – он указывает раскрытой ладонью на экран, заставляя всех обернуться к нему. На нем светится страница закрытого сообщества с говорящим названием "ничтожество". И судя по аватарке, на которой изображено фото с такой же надписью мелом на школьной доске, Сону быстро осознает, что может находиться в нем. Потому что прекрасно помнит, как его заставили писать это, а потом поставили на колени, чтобы сфотографировать. Это фото просто удачно обрезано интерфейсом, и потому Кима на нем не видно. Но это явно спасёт совсем ненадолго. Ким бросает взгляд на панически побледневшие лица Минхёка и Тэсона и осознает, что для них это явная неожиданность. Но несмотря на то, что сам готов задохнуться от волнения, он с удовольствием наблюдает за тем, как Джеук резко оборачивается на Хёнсика с достаточно громким: "откуда у них это?" – а второй лишь пожимает плечами, зло закусывает губу и хмурит брови. – Вы узнаёте это сообщество, Кан Хёнсик? Очень много постов загружено именно от вашего имени. Но если уж говорить в общем, там присутствует имя каждого из вашей компании, – произносит девушка, уже уверенная в том, что уничтожение чужой лжи близится к своему пику, и действительно на секунду удивляется, когда слышит ответ. – Я не понимаю, что это, мне оно не знакомо, – до последнего отстаивает Кан, косясь то на адвоката, то на помощницу прокурора. – А по вашей реакции так не скажешь, – говорит девушка. – Тогда мне следует включить одно из тех видео, которые там есть, чтобы вы сами убедились в своей причастности? Без проблем, – медленно моргает она и быстро листает вниз, после чего без разбора останавливаясь на совершенно случайном посте и нажимая на него. Сону сейчас больше всего на свете хочется сбежать. Он готов продать свою душу за то, чтобы исчезнуть из этого мира, пока круглый бегунок крутится в ожидании загрузки видео. Но уже поздно, он не успел. Позор начался. На видео сначала слышится шорох и смех и виднеется лишь черный экран. Однако уже через секунду Сону понимает, что сейчас увидит. Потому что в кадре появляется он сам, весь в слезах и с красными щеками, стоящий на коленях и почти задыхающийся от истерики. Совсем скоро рядом с ним под чужой гомон появляется Хёнсик и цепко хватает парня за лицо, насильно поднимая его прямо в камеру. Оператор в лице Джеука, которого Ким прекрасно знал, хоть и не видел сейчас на самом видео, сильно приблизил кадр на красные щеки и закрывающие глаза черные волосы. Но если они скрывали глаза, это не значило, что Сону тогда ничего не мог рассмотреть. Даже сейчас он помнит, как пристально впивался взглядом в телефон и глотал слезы с металлическими привкусом. "Не снимай, пожалуйста, убери", – слышится так жалко, что хочется умереть. В ответ, конечно, звучит отвратительный смех. "Какой ты жалкий, посмотри на себя, мне хочется блевать, – говорил Хёнсик на видео, – Хочешь, я выложу это на сайт школы? Пусть повисит пару часов, чтобы все посмотрели на то, какой ты мерзкий. Или отправлю твоим одноклассникам, хочешь? Надо, чтобы они знали, где искать грушу для битья и биотуалет, м?" Сону просто не выдерживает смотреть это дальше, он физически не может, так как стало тошнить настолько сильно, что казалось невозможным перетерпеть. Он искренне не хотел сдаваться и бежать, тем более так неожиданно и жалко, но в то же время не мог позволить, чтобы его желудок опустошился прямо в этом помещении. Парень внезапно вскакивает со своего места с быстрым: "Простите, сейчас вернусь", – и почти бежит к выходу, прикрывая рот рукой и запинаясь о ножки стульев. Кажется, ему что-то сказали в ответ, но этого так и не было слышно. Не удивительно, ведь Ким правда бежал, как мог. Найти туалет по указателям было не так сложно, поэтому он почти ввалился туда, ибо торопился слишком сильно. Наверное, это выглядело абсурдно глупо со стороны, и такое поведение унижает его перед всеми членами этого комитета, но Сону правда не мог больше терпеть. Давило абсолютно всё: атмосфера, присутствие там всей той компании, их надменные взгляды и, наконец, само чертово видео. Потому что он прекрасно знал, что дальше. Помнил, что следовало за теми словами. Его слезы, а потом удары головой о старые шкафчики в раздевалке, ибо такое не могло происходить в каком-то другом месте, кроме как там. Его толкали, потом били ногами, и тогда было настолько больно и тошно, что этого действительно хватило, чтобы даже сейчас Кима вывернуло наизнанку. Он, конечно, и без того от нервов ел сегодня не очень много, но даже то жалкое печенье вышло наружу. Сону вышел из кабинки довольно быстро, откашлявшись, прошёл к раковине и включил воду. Завораживающе было смотреть, как она утекает вниз. А ещё вполне успокаивающе, если представить, что, утекая, она забирает с собой все мерзкие ощущения, охватывающие сейчас с ног до головы. Сону бы с удовольствием попробовал смыть с себя все неприятные покалывания по всему телу даже сейчас, но не позволяли обстоятельства, так что он просто вывернул кран влево и умылся ледяной водой. Помогло прийти в себя, хоть и мурашки побежали табуном по спине. Только сейчас стало ощутимо, как холодно было всё это время. Будто кровь отлила от всех конечностей разом, и возвращаться не собиралась. Чтобы хоть немного отдышаться, Ким всё ещё оставался на месте, смотрел на свое жалкое отражение в зеркале и периодически сплёвывал горечь, скопившуюся во рту, и полоскал горло, чтобы уж точно уберечь себя от возвращения к белому другу. На удивление, спустя минуту дверь открывается, и внутрь заглядывает встревоженный Сонхун. Найдя здесь то, что искал, он входит и становится чуть позади, осторожно кладя ладонь Киму на спину, причем так невесомо, что, кажется, готов был одернуть её в любой момент. – Ты как? – голос настолько передаёт все переживания, что Сону становится жутко стыдно за то, что он довёл до этого. – Нормально, не бери в голову. Лучше вообще забудь, что там видел, пожалуйста, – выдыхает он, смотря на лицо Пака через отражение в зеркале. – Ты почему здесь вообще? – Прокурор сказал, что нужно сделать перерыв, раз ты выбежал. Сказал, что без тебя продолжать нельзя, поэтому я вызвался на поиски. – Блять... – вздыхает он и опускает голову, опираясь руками о керамическую поверхность раковины и устремляясь взглядом в водосток. – Я не смогу больше это смотреть. Нет, не так. Я не смогу больше это смотреть и понимать, что это видят все, а не только я и компания тех идиотов. Мне очень стыдно, что тебе приходится видеть меня таким. Таким, какой я там, и какой сейчас. Прости. – Перестань, Сону, за что ты просишь прощения? Разве это твоя вина? Не ты виноват во всём, что происходило, а больное эго тех ублюдков. Тем более не твоя вина, что я это вижу. Если ещё беспокоишься, то я всё же скажу, что для меня ты не стал хуже даже на секунду. Ты молодец. Так хорошо держался всё это время, я горжусь тобой, – приподнимает он уголки губ в попытках успокоить и продолжает поглаживать рукой по спине. – Спасибо, – выдыхает Ким и выпрямляется, стараясь успокоить колотящееся сердце. Он разворачивается лицом к Сонхуну, окидывает взглядом помещение, разглядывая, не зашёл ли кто лишний, и вдруг тянется к чужой груди, чтобы обхватить её кольцом из рук. Сону прижимается к сонхунову плечу и глубоко вдыхает, будто набираясь сил. Конечно, ему всё ещё страшно, что кто-то может войти и помешать им, увидеть и осудить, но сейчас, когда перед всеми он был буквально унижен, терять уже нечего. Поэтому Ким просто старается успокоить себя всеми возможными способами, только и всего. Ему больше ничего не нужно, кроме осторожных поглаживаний по спине и монотонного дыхания на ухо. Это успокаивает лучше всего на свете. Но всё же приходится прерваться – они не смогут стоять так вечно. – Пойдём, – внезапно произносит Сону, отстранившись и потерев лицо руками. – Не хочу задерживаться. И так стыдно, что заставил всех ждать. – У тебя есть на то причины, они могли хотя бы предупредить... – Забей. Они и так делают благое дело, помогая мне с этими ублюдками, так что я не хочу даже рот открывать по этому поводу. Просто пойдём, – едва приподнимает он уголки губ и разворачивается, чтобы пойти к выходу из уборной. Как именно прибежал сюда, он особо не запомнил, и потому вперед вышел уже Сонхун, заставив шагать за ним почти по пятам. Было удивительно осознавать, что в коридоре жутчайше тихо, и единственный шум, который был слышен, доносился из помещения, откуда совсем недавно выбежал Сону. Но еще более удивительно было слышать гневный голос в тот же момент, когда он вошёл обратно и автоматически повернул голову налево. – Какого хрена?! Зачем мы платим деньги, если вы не можете нас отмазать?! – пытался шептаться Хёнсик, но выходило слишком уж громко. Он стоял, прислонившись к стене, прямо перед ним возвышался адвокат, хмурящий брови, а рядом маячили ещё трое, видимо, боясь вставить своё слово. – Как ты себе это представляешь? Это прямое доказательство, неужели не ясно, что я не могу с этим ничего сделать? Не надо было выкладывать эти видео никуда, если хотели остаться безнаказанными, ясно? Максимум, что я могу – попытаться скостить вам срок, только... – мужчина смолкает, оборачиваясь на вошедших в комнату парней. Видимо, гневный спор на этом окончится. – Блять... – шипит Хёнсик, зарываясь рукой в волосы, прилипшие ко лбу от нервного пота, и взъерошивает их снова. Конечно, он не мог не кинуть ненавистный взгляд на Сону, тем самым обратив на него внимание всех остальных. У них не было такого зла в глазах, лишь страх: думали о том, как бы им не попасть за решетку. Только вот поздно спохватились. Ким проходит на своё место, и единственное, что его остановило по пути к нему – касание учительской руки, схватившей за запястье. Пак осмотрел бледное лицо, будто бы убеждаясь в том, что с Кимом точно всё более или менее в порядке, и только тогда отпускает. Сону даже не удивляется такому, просто действует на автомате, садясь в кресло и упираясь взглядом в стол. Следом прокурор объявляет, что деятельность комитета продолжается, и вся группа, стоявшая до этого в другом конце комнаты, усаживается по своим местам. – Итак... Ким Сону, я надеюсь, вы в порядке, и мы можем двигаться дальше. Стоит попросить прощения за внезапность, никто не знал, что это окажет на вас такое влияние, – парнишка отрывает пустой взгляд от стола и прожигает им мужчину, в ответ только слабо кивнув. – В любом случае, даже видя такую реакцию, я обязан задать этот вопрос. На видео вы? – Да. На всех оставшихся, думаю, тоже я, – голос на удивление остается слишком спокойным. Будто из него вынули все страхи и переживания вместе с сегодняшним обедом где-то в уборной. И вместе с остальными чувствами в том числе. Он будто каменный, сидит и смотрит, кажется, даже не на самого прокурора, а сквозь него. – Я могу в это поверить. Сейчас мы все их, конечно, смотреть не будем, я сделаю это позже из уважения к вам и вашему состоянию, – понимающе произносит он, теперь позволяя себе повернуться к другой стороне стола. – Итак, у вас, господа, было время обдумать всё, что было показано. Теперь же я задам ключевой вопрос: для чего вам эти видео? – Да их вообще никто не должен был видеть! – бесится Кан, сжимая кулак и едва держась, чтобы не ударить по столу. – Группа закрытая, какого хера вообще тут взялись эти видео?! Я же всё делал правильно, так почему..? – не успевает договорить он, и оказывается прерван. – Неужели вы не знаете? Всё, что вы делаете, в любом случае станет известно. И даже если бы вы не выложили эти видео в группу, они попали бы в дело другим способом. Кан Хёнсик, вы понимаете, что против вас и ваших друзей есть буквально прямое доказательство? Что вы можете сказать в своё оправдание? – Я не хочу ничего говорить, – цедит он, косясь на экран, где всё ещё светилось видео, остановленное на середине. – Я не сделал ничего ужасного. – О, спешу огорчить. За ваше "ничего ужасного" вам грозит как минимум отчисление из школы, как максимум – срок до года тюремного заключения. Это девятый уровень тяжести школьного насилия. Вы вообще понимаете, что сделали? Думаете, я не получал ещё более весомых доказательств вашей вины? На тех видео, если вы вдруг забыли, есть доказательства не только вашего физического насилия над другим лицом. Я не буду говорить название статьи из уважения к жертве, вы можете прочесть её в уголовном кодексе нашей страны под номером 297. Вы могли бы сесть на срок от трех лет, были бы вы совершеннолетними. Лицо их адвоката в момент изменилось. Мужчина вскинул брови в удивлении и повернулся на подзащитных. Кажется, номер статьи его действительно шокировал. Неужели он не был в курсе того, что эта компания не только лживые и мерзкие дети, но и жестокие насильники, каких ещё нужно поискать? Иронично выходит. Мужчина просит разрешения высказаться и расспросить у прокурора подробности о том, что он только что сказал, и получает достаточно внятный ответ, однако Сону понять его не может – слишком много юридической терминологии и номеров статей. Единственное, о чем он сейчас мечтает – только бы всё поскорее закончилось. Он ужасно устал. Кажется, уже даже начинает жалеть о том, что согласился на это долбаное заседание. Голова настолько тяжелая, что он ставит локти на стол и роняет её на ладони, всё ещё пытаясь пересилить себя и вслушаться в разговор прокурора и чужого адвоката, однако тщетно. Он включился, только когда услышал имя Сонхуна, резко подняв голову и обернувшись на него. – Пак Сонхун, теперь я хотел бы выслушать вас. Вы свидетель неподобающего отношения к Ким Сону, верно? Судя по информации, которая у меня есть, драка, в которой вы пострадали, началась из-за вашей попытки остановить издевательства, правильно понимаю? – спрашивал прокурор, пока его помощница стучала пальцами по ноутбуку, что-то печатая. – Да, всё верно, – Сону слышал его голос будто из-под воды, было чувство, что его сознание просто понемногу отключается от происходящего. Он изо всех сил старался вслушиваться в сонхунову речь и дальше, напрягаясь, как только мог. – Я действительно старался разобраться словесно, пока не получил удар от Кан Хёнсика. Что мне оставалось делать? Я всего лишь хотел защитить друга, мне совершенно не нужны лишние драки и конфликты с чужими людьми "ради удовольствия". – У меня есть основания вам верить. Знаете, в эпоху интернета можно найти столько важного в соцсетях, да? Например, такое, – он кивает на всё ещё включённую проекцию, где теперь виднелось совсем другое видео. Надо же, кто-то действительно постарался это найти. Девушка звучно стучит по клавише ноутбука и видео запускается. Из динамиков летят обрывки фраз и гул толпы, картинка сначала до жути нестабильна, но буквально через пару секунд выравнивается, открывая обзор. Надо же, Сону никогда бы не подумал, что со стороны всё выглядело так... Абсурдно? Но интерес всё же брал верх и не давал отвернуться, хотя ничего нового Ким бы не узнал. На видео самое начало драки. Тот момент, когда толпа вокруг ещё не была такой большой, и только громкие голоса Хуна и Хёнсика доносились до динамиков в попытке заглушить друг друга. Сону даже нашел глазами себя: на видео он выглядел совсем уж жалко, в прочем, как и сейчас. Бегал испуганными глазами по лицу Хёнсика и нервозно и неслышно для камеры говорил что-то. Видео шло до самого момента драки, когда Кан резко потянулся к Хуну, чтобы вырвать серьги, а за тем последовал жуткий шум толпы и череда ударов, превратившиеся в одно большое месиво. Сону каждый раз жмурил глаза, когда смотрел на то, как Сонхуну на экране прилетало по всем возможным частям тела, а тот коротко вскрикивал или ругался, посылая кулаки в ответ. Будто бы чувствовал это на себе. Хотя, если говорить на чистоту, это даже правда, хоть и отчасти: Ким прекрасно знал, как ощущается каждый из этих ударов, потому что тоже получал их в своё время. И сейчас это было вдвойне больно наблюдать. Настолько, что он снова не смог досмотреть до конца, отвернулся и уткнулся в стол в тот момент, когда бегунок видеоролика дошел до середины, а из кадра уже пропали трое: Минхёк, Тэсон, и он сам. Больше он смотреть не будет, просто не сможет этого выдержать. – Думаю, достаточно, – монотонно звучит слева, и оры из динамиков заканчиваются, а видео останавливается. – Зачинщика драки прекрасно видно и слышно, не думаете? Или есть возражения? В помещении царит кромешная тьма. Сону, всё ещё не в силах поднять голову и оторвать взгляд от стола, старается всеми силами перестать прокручивать в своей голове события, которые только что увидел снова. В поисках лучших воспоминаний на замену, в голову лезет только их с Сонхуном поездка на ту смотровую площадку. Эта картинка в голове позволяет хоть немного успокоиться. А вот Хёнсику уже ничего не поможет. Он сидит, зажав ноготь большого пальца меж зубами, и нервно трясёт ногой под столом. Остальные парни из компании просто опустили побледневшие лица в пол: сказать нечего, да и страх брал верх над сознанием, ведь исход стал уже очевиден. Их адвокат тоже отмалчивается, видимо, ощущая безысходность. Прокурор же снова открывает рот только через несколько минут, перебрав все бумаги и сложив их в одну единую стопку. – Итак... Раз никто не хочет возразить, думаю, всё достаточно понятно, да? Все документы и файлы с доказательствами я сегодня же передам в суд. Примерные сроки уже были озвучены сегодня. Советую вам, товарищи, подготовить своих родителей к тому, что вы не появитесь дома ещё долго, – поворачивается он в левую сторону, где вся компания Хёнсика сидела, опустив глаза. – Мы, конечно, отправляли вам домой повестки, но я глубоко сомневаюсь, что вы рассказали об этом родителям. Так что сейчас самое время, – вздыхает он, поднимаясь с места. – Исход таков: Кан Хёнсик, Нам Джеук, Чхве Минхёк и Чан Тэсон, вы будете незамедлительно отчислены из вашей школы без права на восстановление в обучении, и суд вскоре примет решение о сроке вашего тюремного наказания. Вероятно, также назначат физическую и моральную компенсацию в денежной форме для Ким Сону и Пак Сонхуна. А сейчас хотел бы объявить собрание оконченным, всем спасибо за присутствие. Другие вопросы и возражения будет принимать уже суд, – сдерживая себя от довольной ухмылки, произносит мужчина, и следом за ним все присутствующие встают, сгибаясь в благодарственном поклоне. Хотя очевидно, что явно не все рады тому, что было сейчас озвучено. Как только звенящая тишина проходит и на смену ей приходит гомон разговоров, Сону садится обратно на своё место и пустым взглядом смотрит на то, как Кан Хёнсик размахивает руками перед адвокатом с ужасно недовольным выражением лица, а второй, в свою очередь, хмурится и старается спокойно ему ответить. Ким не хочет слышать и знать, о чём они говорят. Он просто хочет поверить, что произнесённые прокурором слова – правда. Он хочет поверить в них и обрадоваться, но почему-то сейчас не чувствует абсолютно ничего. Внутри зияет дыра, и Сону даже предположить не может, почему всё так. Он должен был получить облегчение, так почему сейчас неподвижно сидит и даже не слышит, что к нему обращаются? – Сону! Сону, ты слышишь? Всё закончилось, мы победили. Сону, – голос Сонхуна слышится так, будто он стоит в сотне метров отсюда, но каждый раз, произнося чужое имя, он будто становился всё ближе. Ким наконец растерянно оборачивается на него, сначала поднимая голову, чтобы взглянуть в лицо, а потом опуская, так как Хун присел перед ним на корточки, чтобы быть наравне. – Всё хорошо? Выглядишь не очень радостно. – Я не знаю, – произносит он, судорожно вздыхая и оборачиваясь на Хёнсика, всё ещё говорящего с тем мужчиной на повышенных тонах. – Я не верю, что всё закончилось. Будто если сейчас я пройду мимо них, то получу ответ за всё, что тут произошло. – Ну что за глупости, – вздыхает Пак, вставая на ноги и протягивая ладонь в ожидании того, что Сону положит в неё свою. – Это конец, я обещаю тебе. Давай выйдем. Учитель Пак уже пошёл к машине. Ким оборачивается и потерянным взглядом смотрит на Хуна. Что-то внутри кричит о том, что нужно поверить. Что-то заставляет его опереться на чужую ладонь и встать, перебирать ногами на пути к выходу из комнаты. У самых дверей он окидывает взглядом всех четверых и встречается глазами с каждым. Трое ответили настолько боязливым выражением лица, что по коже пробежали мурашки. И только Хёнсик, встретившись взглядом с Сону, выглядел настолько злым, что, казалось, готов был накинуться на него прямо в этот момент. Потому Ким и сбежал вслед за Хуном, опустив глаза и смотря только за тем, чтобы его ноги шли в такт с ногами Пака. Всё, что он мог сделать, чтобы себя успокоить – бормотать одну и ту же фразу без остановки, пока вниз с ресниц падали крупные соленые капли. "Всё закончилось".