Янтарная книга. Том 2

      Этот дом. Когда он сюда приехал, когда высадился из кареты сразу после портала, когда пошёл по тихой деревенской улице. И эта девушка, которую он смутно помнил из академии. Он замер перед калиткой, овитой ещё только начавшим просыпаться от зимней дрёмы девичьим виноградом, та со скрипом открылась, и ему на секунду показалось, что именно это место снилось ему столько лет в самые трудные моменты его жизни. И впервые ему разрешили войти внутрь.       Первым делом в глаза бросилась зелень. Она свисала с потолка, вилась по стенам, стояла на тумбочках, столиках, специальных подставках и конструкциях. Оставалось только надеяться, что ни на что из этого у него нет аллергии. Из той комнаты, в которую его поселили, все растения убрали, но видимо, совсем недавно. На небольшом комоде ещё остались пятна от стоявших на нём горшках. — Спасибо, — сдавленно промямлил Инко, ставя свою сумку на скрипучий деревянный пол. — Да не за что, — Шерти попыталась дружелюбно улыбнуться. — Я же тут тоже как бы… ну, не слишком по своей воле, и дом не мой, так что ты не думай, что ты тут мой гость или около того, мы тут на равных, так сказать… во-о-о-о-от. Ты располагайся, если что, зови, я на веранде работаю!       Дверь хлопнула, юноша остался в комнате один. Свежая небольшая кровать в углу под самым резным окном невероятно манила, будто говорила: «впервые за столько времени усни там, где ты не чувствуешь уничтожающей тебя заживо тревоги, где над тобой не нависают последствия твоих глупых поступков. Где ты такой же скиталец, как и все вокруг, и ты свой среди чужих. Спи». Но сначала надо было написать Ирэм и как-то отправить. На небольшом столике почти возле кровати как раз стояли чернильница и старое потрёпанное и даже в одном месте почти сломанное перо, а в ящике комода лежала пожелтевшая бумага.       «Доехал. Жив. Справлюсь». Вот, в общем-то, и всё, что он смог написать. Больше в голове ничего не удерживалось, улетало куда-то прочь. Молодой человек сложил письмо, написал адрес на обратной стороне, теперь только надо было здешний адрес спросить, чтобы тренерша могла прислать ответ, если захочет. А она уж наверняка захочет, а то он не знает.       Выйдя в коридор, парень сощурился. Свет из единственного окна отражался от сотен висевших или стоявших повсюду стеклянных поверхностей, будь то ваза, небольшое зеркальце почему-то слишком высоко или просто-напросто привязанные к потолочным балкам обычными шерстяными нитями использованные огненные, воздушные и прочие камни. Благодаря всему этому казалось, что пространство вокруг освещается не хуже, чем любой замковый коридор, где на потолках всегда сияли тысячи свечей. Когда он сюда только поднимался по лестнице, солнце зашло за небольшую тучку, да и сам юноша был так глубоко в своих мыслях, что ему было просто не до этого.       Шаткая деревянная лестница не предполагала того, что на ней на каждой ступеньке тоже будет стоять горшок, а с перил свисать кашпо, поэтому скрипела и прогибалась каждой ступенью под встававшей на них ногой. Бежать по такой лестнице было бы опасно для здоровья, но в этом доме ничего не предназначалось для того, чтобы бежать. Всё было заставлено в хаотичном порядке абсолютно разномастной и скорее уже древней, чем просто старой мебелью; покрашенный в ядрёный фиолетовый стол держался на трёх ножках, вместо четырёх, хотя был весь заставлен какими-то колбочками, бутылочками, коробочками и тюбиками, которые, казалось, должны были вот-вот посыпаться на пыльный пол, но этого всё никак не происходило; из серванта, в котором не хватало половины квадратных стёклышек, перегороженных деревянными перекладинами, торчали своими краями огромные волнистые тарелки, которые на полки просто не вмещались, там же стояли хрустальные бокалы и одна ваза, заполненная до краёв магическими камнями, все они были перемешаны и доставать нужный приходилось наугад. Этот дом был не создан для того, чтобы бежать, потому что он был тем самым последним местом, куда прибегали. Дальше уже было некуда.       Проход на веранду был только с кухни. Залитой солнцем и очень плохими по качеству тёмно-зелёными обоями кухни. Здесь мебель была примерно одного стиля, но, наверное, лишь потому, что когда-то по ней совершенно безжалостно прошлись жёсткой кисточкой, опущенной в бежевую краску. Безжалостно, потому что полосы от ворса были видны до сих пор, особенно ярко при бликующем свете лучей. Полустеклянная дверь на веранду была слегка приоткрыта, и с улицы веяло прохладой. Шерти сидела за большим и мощным, но уже слегка подсгнившим по краям столом, и что-то быстро-быстро писала левой рукой в отрывном блокнотике карандашом. Напротив неё сидела какая-то крайне престарелая женщина и, судя по тону голоса, на что-то жаловалась. Инко решил подождать, пока беседа закончится, и отодвинул от кухонного стола один из стульев, чтобы посидеть на нём. Шерти через приоткрытую дверь услышала скрежет ножек по полу и оглянулась. Через старые и немного мутные стёкла её лицо слегка изменялось, но всё равно было чётко видно, как травница подскакивает, и её лицо искажает гримаса ужаса. — Только не этот стул, только не этот, он шатается! — в панике крикнула она и инстинктивно протянула руку, но было поздно.       Юноша почувствовал, да и услышал, в принципе, как одна из ножек хрустит, а потом он сам соскальзывает куда-то влево. Попытавшись схватиться хоть за что-то, парень вцепился в лежавшую на столе кружевную скатерть, но, разумеется, ни она, ни даже стоявшая на ней тяжёлая ваза с полевыми цветами не могли удержать его. Инко ударился тазом и локтём, а ваза упала на стол, вода из неё полилась по скатерти вниз. Шерти тут же суматошно забежала внутрь и первым делом протянула парню руку. Шипя сквозь зубы и бубня какие-то проклятия, адресованные стулу, молодой человек поднялся без чужой помощи, потирая локоть, тогда травница схватилась за вазу и подняла её обратно, пускай уже почти вся вода из неё и вылилась. — Сильно ударился? Прости пожалуйста, надо было сразу сказать, тут вся мебель трещит и рассыпается, давно эту табуретку недоделанную отсюда убрать было надо, — девушка покраснела и отчаянно поправляла руками намокшую скатерть. — Нормально, — прошипел юноша, на всякий случай ногой отодвигая сломанный стул подальше, хотя теперь на него вряд ли кто-нибудь сядет. — Извини. — Да всё нормально, тебе, может, вещи помочь разобрать? Сейчас я закончу и приду, если надо, — Шерти явно пыталась загладить свою, как ей казалось, вину за то, что парень ударился, краснела ещё сильнее, собирая упавшие цветы и возвращая их в пустую вазу. — Я хотел узнать, где почта. И адрес, — Инко поднял с пола сложенный лист, который выпал у него из руки, когда он сам упал. На его краешек капнула вода, но в остальном письмо не пострадало. — О, — травница кивнула и повернулась в сторону веранды, где всё ещё сидела старушка, и было непонятно, видит ли она вообще хоть что-то, но если видит, то явно с интересом разглядывает розовую короткую шевелюру через мутные стёкла. — Я тебя провожу, это около портала почти, сейчас, две минуты, — девушка вернулась на веранду, вручила посетительнице что-то написанное на листке, и та, как-то странно хмыкнув, стала удаляться по протоптанной дорожке к открытой калитке. Шерти же вернулась в дом и протянула руку к письму. — Давай я адрес напишу.       Всё так же быстро и размашисто рядом с чужими буквами чернилами появились вроде бы похожие, но совсем другие карандашом. Номер янтаря, состоявший из двенадцати цифр, скакал то вверх, то вниз, но читался чётко. — Кому пишешь? — без задней мысли поинтересовалась травница. — Её Высочеству? — Нет, не ей, — Инко почему-то вздрогнул, а потом добавил. — Маме.       Наверное, было бы слишком сложно и абсолютно бесполезно объяснять, кем на самом деле Ирэм ему приходится, и как так вышло, что ей он напишет явно с большей вероятностью, чем родному отцу, поэтому было проще просто сказать «маме», а не «воспитательнице, которая вроде как всю жизнь заботилась обо мне, но я до сих пор не понимаю, как она на самом деле ко мне относится и почему вообще она выбрала меня» и не забивать чужую голову своими байками из склепа. — Я тоже родителям пишу часто, они так переживают всегда, хотя я тут уже давно живу, больше года точно, а они всё волнуются, — Шерти коротко улыбнулась и отдала письмо обратно. — Вот, держи. Пойдём, тут минут двадцать, наверное.       Они вышли на улицу через веранду, травница закрыла дверь на щеколду, как будто в этом доме действительно было что искать и брать, кроме растений и сожалений о прошлом, и они отправились по тихой деревенской утоптанной людьми и лошадьми дороге. Такие дома Инко раньше видел только на войне, когда служил, и они входили в брошенные и эвакуированные поселения, чтобы укрыться там от дождя, снега или просто более комфортно провести хоть одну ночь. А тут действительно жили люди. Не везде, некоторые участки всё-таки были заброшены, но всё же. Из-за невысокого покосившегося заборчика выглядывала, вставшая на задние лапы, собака. Она залаяла, когда молодые люди прошли мимо неё, но Шерти только отмахнулась. Она уже привыкла, и он когда-нибудь привыкнет, если собака не сдохнет раньше. — Вот там у нас речка, — девушка показала рукой на дорожку, идущую направо через поле, заросшее высокой травой и какими-то первыми жёлтыми цветами. Кажется, такие же стояли на столе на кухне. — Но у меня водный шар есть, если что. Это так, вдруг прогуляться захочется.       Инко только кивнул, и они пошли дальше. Он пока ещё не до конца понимал, что он действительно, на самом деле, вполне себе серьёзно и без каких-либо несмешных шуток уехал. И возвращаться по крайней мере пока не собирается. Всё ещё есть шансы, что его найдёт отец, и от этого становилось просто невероятно страшно, но он уже обещал. Что справится. И она должна перестать за него волноваться хотя бы теперь.       Почта оказалась просто ещё одной избушкой, куда пришлось заходить слегка согнувшись, хотя что Шерти, что Инко, высоким ростом не отличались. Закинув письмецо в специальный приёмник, юноша на секунду задержал дыхание. Ну всё, теперь точно деваться некуда. Главное, чтобы следующим письмом не полетело «мамочка, забери меня отсюда, пожалуйста».       Но нет, такого не случилось. Ответ от Ирэм пришёл примерно дня через четыре и выглядел он так:       «У этой девчонки очень скачет почерк, пускай лечит нервы вместе с тобой. Твой отец, кажется, вообще забыл о том, что ты существуешь, нам же лучше. Не читай газет, нормально ешь, дольше спи, не забывай про тренировки»       К этой короткой выжимке из инструкции к правильной идеальной жизни также прилагались деньги. Впрочем, молодой человек так и не понял, куда их можно потратить? Ладно, скинуться на продукты, хорошо, на магические камни, на свечи, на отправку писем и… всё? Особо тратиться тут было негде. На местном рынке, который работал по утрам, и куда он первый раз пошёл спустя неделю после своего приезда, кроме продуктов особо ничего не продавалось. Если что-то ещё надо — езжайте в Столицу, но этого он себе позволить не мог, так что выяснил, что не так и много ему для жизни надо.       А через две недели он понял, чего он точно никогда не сможет здесь купить. Всё это время они с Шерти особо не общались, только в первый же вечер договорились, что, раз уж парень тут теперь живёт, и готовить надо на двоих, то на его плечи тогда переходит уборка, а больше особо ничего. Пересекались пару раз за обедом, потому что завтракали в разное время, а потом травница уходила выслушивать жалобы деревенских жителей, а Инко на задний двор, где он кое-как обустроил себе площадку для тренировок. Спарринг партнёра, конечно, не хватало, но никто в этом янтаре, кажется, даже близко не мог по силе и ловкости сравниться с парнем, не стоило и пытаться, только людей калечить. — …Ну, в принципе, я могу их бить, а ты лечить, вот тебе и доход, — как-то раз сказал юноша, и Шерти засмеялась, правда засмеялась, хотя Инко думал, что для такой девушки это слишком глупая шутка. — Я подумаю над этим, когда денег не останется, — и ушла дальше заниматься своими делами.       А в тот день травница зашла в дом за какими-то препаратами, которые хранила в одной из захламлённых комнат, а он сам вернулся с заднего двора и мечтал только об одном — помыться после двух часов парирования мечом. Но мечтам не суждено было сбыться. Он только успел предупредить, хотя скорее прохрипеть «не трогай, ни в коем случае не трогай» и осел на пол. В этом янтаре совершенно негде было взять то, что вызывало и одновременно приглушало его откаты. А он уже успел понадеяться за эти две недели, что раз закончилось, то закончилось всё, но убежать от окружения можно, а от себя нельзя.       И снова перед глазами замелькал страх, беспомощность, ненависть к себе и желание всё это закончить любым путём. Парень не слышал и не видел, куда убежала Шерти, только подумал о том, что, наверное, он настолько сейчас жалок, что смотреть на него никому не захочется. Только Ирэм терпела его в таком состоянии, больше бы никто не стал. В этом доме было так много света, отражённого из окон, а в такие моменты он не переносил свет, он бил по глазам и вызывал жуткие боли, которые терпеть было просто невозможно.       Тяжёлые шторы, висевшие на единственном в большой комнате, которая объединяла в себе и гостиную, и столовую, и проход во все остальные части дома, окне вдруг задёрнулись, помещение погрузилось в полумрак. — На, на, пей, пей давай, — бормотала травница, приседая перед упавшим на пол Инко. Тем временем она намотала на ладонь кусок ткани и им схватила юношу за стиснутую нижнюю челюсть, с великим усилием приоткрывая её ровно настолько, чтобы вкинуть какую-то спрессованную таблетку. — Глотай, — уже почти выбившись из сил проскулила Шерти и захлопнула челюсть обратно, потому что лекарство было настолько мерзким на вкус, что молодой человек тут же попытался его выплюнуть, но ему не дали, прижимая к стене голову и запрокидывая её наверх.       Чуть не задохнувшись, парень всё же насильно проглотил таблетку, и только когда травница наконец увидела движение кадыка, она без сил отползла в сторону, стягивая с руки ткань, потому что через неё дотронуться можно было без последствий. Минута тянулась бесконечно долго. Девушка очень внимательно следила за чужим лицом, пускай в полумраке его было почти не видно. Сначала расслабились мышцы лба, потом рта, глаз, а потом и шеи, голова безвольно повисла. Пальцы на руках перестали сгибаться в дикой судороге, дыхание постепенно выровнялось. Впереди была ещё одна задача — дотащить юношу до дивана, минуя все горшки с цветами и прочие расставленные по всей комнате вещи.

***

      «Ничего нового, ничего интересного. Сижу у твоего папашки на шее, как и предыдущие почти двадцать лет, но почему-то именно сейчас это стало его напрягать. Спрашивает, почему он так давно тебя не видел, но моим «откуда я знаю, не маленький» он пока верит. Наверное, думает, что ты наконец-то взялся за работу. Принцесса ваша, кстати, вернулась с войны, не знаю, может, тебя это обрадует. Во дворец я не езжу, делать мне там нечего. Ссыльный ты мой декабрист Детёныш, ты хоть расскажи, как там у тебя дела, а то твоими «справляюсь» я уже чай по утрам завариваю. Девчонка эта алхимичка хоть спирт-то гонит, или от неё вообще никакого толку? А готовит как, жрать можно, или вам туда надо личного повара высылать? Дождёшься, приеду к вам как-нибудь, а ты этого не хочешь, поверь. Скучно мне, пинать больше некого, хоть собаку заводи, но, боюсь, убью её быстро, если тупая будет, а там не угадаешь. Скоро будет жарко, может, тебе какие-то новые вещи нужны, каких там не купить? Скажи, я вышлю»       «Всё в порядке. Спирт не гонит, готовит хорошо, пришлите, пожалуйста, платяной шкаф»       Ирэм несколько раз перечитала короткий ответ на письмо, которое отправила пару дней назад. Женщина перекинула ногу с одной на другую и потёрла переносицу, зажмуривая глаза. Смысл текста от этого не поменялся. — Ёбнулся что ли совсем от безделья? — пробормотала себе под нос тренерша и тяжело вздохнула. Встала с кресла в одной из гостиных особняка и вышла в коридор, где кучкой о чём-то разговаривали слуги. — Слушайте, а никто из вас не знает мебельщика хорошего? — на всякий случай спросила Ирэм, но, разумеется, все только недоумённо помотали головами. — Ладно.       Женщина прикрыла за собой дверь в комнату и направилась к лестнице на первый этаж, стала спускаться по ней и глянула краем глаза в окно, выходящее на ворота. Сквозь них на территорию дома как раз въезжала карета. Тренерша быстрым движением убрала полученное письмо на пожелтевшей бумаге в карман юбки и нащупала там последний оставшийся леденец. Надо купить ещё и Инко пакетик выслать вместе с, подумать только, шкафом, это ещё зачем?       На первом этаже при главном входе ожидаемо уже стоял приехавший Севис, слуги принимали у него пальто и лёгкий шарф. Мужчина услышал шаги по лестнице и поднял взгляд, увидел Ирэм, быстро улыбнулся уголками губ, но как-то всё равно устрашающе. Женщина отвела взгляд и, спустившись, замерла у вешалки, стягивая с неё своё пальто. Ей слуги, по идее, тоже могли подать, в этом доме она жила почти на правах хозяйки, но она никогда не просила. Иногда могла украдкой сообщить повару о том, что «молодой господин сегодня желает на завтрак яичницу с сосисками, желательно двойную порцию, томатный соус, какое-нибудь шоколадное пирожное и тыквенный сок», особенно в те утра, когда прошлой ночью Инко было плохо, потому что это был его любимый завтрак, но не более того; сама всегда ела то, что дадут, не возмущалась. — Куда же вы собираетесь в такой пасмурный день, Ирэм? — Севис протянул это вальяжно, явно был чем-то очень доволен. — Прогуляться, — бросила тренерша и хотела было уже пойти, но тут её схватили за руку и сильно сжали запястье. Она тихо втянула воздух сквозь зубы и обернулась. — Конфеты закончились, хотите последнюю?       Другой рукой женщина протянула леденец Севису, тот перевёл взгляд на него, но не взял. — Раз уж мы с вами так удачно пересеклись, можете ответить мне на один вопрос? — главный королевский советник слегка приподнял одну бровь. — Если это в моей компетенции, почему нет? — спокойно ответила Ирэм и попыталась выдернуть руку, но не получилось. — Вполне в вашей. Я только хочу знать, сколько вы ещё собираетесь водить меня за нос своими прозрачными речами? Вы же умная женщина. Конечно, в любом случае глупее любого мужчины, но для женщины весьма достойно. Неужели вы правда думаете, что я буду так долго это терпеть?       Тренерша не шелохнулась, ни один мускул у неё на лице не дрогнул. Она лишь кинула конфету кому-то из слуг, стоявших рядом, те поймали и разбежались. — Знаете, кондитерский закрывается достаточно рано, хотя я много раз просила их работать хотя бы на час подольше, но они меня не слушают, поэтому я очень хотела бы всё-таки успеть. — Помнится мне, что я нанимал вас не затем, чтобы вы тратили мои деньги на конфеты, — ядовито процедил Севис, смотря собеседнице прямо в пустые глаза. — Вы нанимали меня тренировать вашего сына, но, боюсь, без этих конфет у меня совершенно нерабочий настрой, — печально протянула Ирэм и театрально расстроилась, ужасно мерзко надув губы. — Это тоже был лишь побочный продукт, и не делайте вид, что не понимаете, о чём я говорю. Где она?       Женщина почувствовала, как внутри неё с груди срывается тяжёлый камень, она выпрямилась и выдохнула совершенно обычно, но на деле облегчённо. Он не знает о том, что Инко сбежал, ему надо от неё другое. То же, что и всегда с первого дня их знакомства. — Боюсь, я вынуждена ответить всё то же, что и обычно. Я понятия не имею, — тренерша зло улыбнулась. — Могу, также, ещё раз перечислить вам всё то, что я делала, чтобы узнать. Я разговаривала с её вторым мужем, много разговаривала, но он ничего мне не сказал, потому что он прекрасно знает, что я работаю на вас. Я пыталась разговорить её дочку, но та была совершенно уверена в том, что её мать мертва, а потом девчонка куда-то уехала и с тех пор в городе почти не показывалась. У кого ещё мне спросить? У богов? У мёртвых? Они молчат. Ах да, у той девчонки по имени Рита, которую вы тоже поручили мне отыскать. Докладываю. Я понятия не имею, как она выглядит, а всех тех вариантов её имён, фамилий и статусов, которые вы мне называли, нет ни в одной базе данных, и вы сами это прекрасно знаете, иначе бы уже давно её нашли. На этом всё.       Севис ещё пару секунд смотрел на замолчавшую Ирэм и наконец отпустил её руку. — Тогда зачем вы тут нужны, если не можете выполнить свою прямую работу? — советник оскалился, но сделал шаг назад. Он понимал, что что-то упускал и поэтому не мог оказывать на женщину должного давления, но, что именно, он пока не понимал. — Вы прекрасно знаете, — тренерша ещё раз улыбнулась и зашипела, обнажая слегка желтоватые зубы. — Если бы я знала, где она, меня бы тут уже не было. — Конечно, не было бы, — мужчина развернулся в сторону лестницы. — Я бы тогда вас уже просто уволил. — Я всё-таки пойду куплю конфет, вам что-нибудь нужно? — понеслось Севису вслед. Тот замер на первой ступеньке, но тут же пошёл дальше. — Её голова, — ответил он и быстрым шагом поднялся наверх, поворачивая в ближайший коридор. — Боюсь, такое там не продаётся, — слащаво протянула Ирэм и тут же вернула своё обычное выражение лица, на котором играли усталость и отвращение.       Этим же вечером Севис узнал о том, что Инко исчез.

***

— …В конце концов, я в этом доме мужик! — юноша сурово глянул на Шерти, та хихикнула, но потом замерла, поняв, что зря. — Ты в этом сомневаешься? — слегка обиженно протянул парень. Девушка замотала головой. — Ну вот и прекрасно, я сам разберусь. Позову, если не получится… но у меня получится! — Как скажешь, — и травница, фыркая, ушла обратно на веранду.       Не получилось. В доме на втором этаже в комнате Шерти вчера ночью раздался оглушительный грохот. Инко, подскочив в постели с дико бьющимся сердцем, вообще даже боялся из-под одеяла вылезать, не то, что туда идти. Но женский визг всё же заставил перебороть себя и свои страхи, выскочить в коридор с оружием в руках. В соседней комнате уже зажглась свеча и послышались первые причитания. — Ну что это такое? — чуть не плача бубнила травница, смотря на упавшую на пол отвалившуюся тяжёлую дверцу платяного шкафа. Зеркало, встроенное в него, разбилось на десятки осколков, часть из них долетели аж до двери, Инко чуть не наступил на один. — Отвалилась, — девушка констатировала факт и всхлипнула. — Ты сама в порядке? — уточнил юноша, пряча оружие. — Да что мне будет? А шкаф, — по щекам Шерти полились крупные слёзы. — Я так больше не могу.       Девушка села на край кровати и разревелась. Инко в ужасе смотрел на женские слёзы и понятия не имел, что ему с ними делать. Ни одна женщина в его окружении никогда не плакала. Ирэм всегда была для него примером стойкости, а Айкса… всего один раз той ночью, когда они разговаривали, да и то так тихо и стыдливо, а здесь совсем иначе. — Ты чего? — тупо протянул парень, видя, что травница начинает реветь всё сильнее, со всхлипами, со сбившимся дыханием. — Эй, эй, это же просто шкаф. — Да я… — девушка рвано вдохнула и вытерла лицо всей длиной руки. — Я сюда приехала когда, тут такой кошмар был, всё… — снова всхлип, — вообще всё разваленное было, я собирала как могла, крепила, а потом… потом поднялась наверх, а тут этот шкаф! Стоит, такой тяжёлый, к… крепкий, и я… я подумала тогда «ну в-вот, хоть шкаф стоит», а теперь и он разваливается… и всё разваливается здесь! Всё-ё-ё-ё-ё…       Шерти завыла на одной ноте, а Инко всё стоял в дверях и не знал, куда себя деть. Он опустил взгляд вниз, и в осколке зеркала блеснуло его лицо. Такое испуганное и беспомощное. И что им тут, сесть вдвоём рыдать? Девушку хотелось хоть как-то пожалеть, успокоить, она же ни в чём не виновата. Это он здесь, потому что заслужил, и заслужил намного худшего исхода, а она…       Юноша прошёл внутрь комнаты и сел на край кровати рядом с травницей. Та сразу же схватила край его футболки и высморкалась туда, утыкаясь парню в плечо. По какому-то внутреннему желанию Инко слегка приобнял девушку одной рукой за плечи и придвинулся ближе, она не возражала. Они сидели так какое-то время, Шерти всё плакала, но уже тише, а молодой человек смотрел на осколки зеркала на полу и увидел в них, как, кажется, он сам тянется второй рукой погладить рыдающую по светлым и слегка волнистым волосам. Парень тут же отвёл взгляд и понял, что так и происходит. А ночную тишину теперь прерывает лишь лёгкий треск свечи.       Травница последний раз протяжно всхлипнула и поджала под себя ноги, устраиваясь поудобнее и кладя голову Инко на теперь полностью мокрое плечо. И тогда девушка зашептала, так отчаянно и тихо, но прямо по сердцу. — Я сначала думала, что это всё на время, пройдёт скоро, можно и потерпеть, а теперь понимаю, это же навсегда. Я здесь навсегда. Вот в этом доме с этой ужасной мебелью и крохотными окнами. Я же ведь уже никуда отсюда не денусь. А я всю жизнь жила с родителями в большой светлой комнате, и пружины в матрасе мне никогда не впивались в спину ночью, и полы не скрипели, и зимой из окон не дуло. А теперь мне тут вообще что делать непонятно. Как будто жизнь уже закончилась, и дальше только вот это всё и будет, но с каждым разом всё хуже и хуже. И я уже не могу, я так домой хочу или чтобы хотя бы это место настоящим домом стало, а я везде свои растения поставила, кухню перекрасила, стекляшки повесила, книги свои расставила, препараты, а оно всё не становится. И я не знаю, что ещё мне делать. А, может быть, уже и поздно. Я думала всегда раньше, когда только приехала сюда: «дура ты, вот если бы сидела себе спокойно, никуда не лезла, ничего бы и не было», а теперь мне уже всё равно. Я просто хочу нормальный шкаф.       Шерти снова всхлипнула, и Инко стал усерднее гладить её по голове, как будто от этого напрямую зависели чужие слёзы. А сам юноша думал о том, что она сказала. Он же здесь тоже, скорее всего, навсегда. Не в гостях, не на курорте, а просто здесь. Вместе с ней. А ей так плохо, да и ему не лучше, но что он может сделать? Конкретно сейчас уложить её спать и собрать осколки зеркала, чтобы утром девушка на них спросонья не наступила. А потом надо будет думать.       Ну, он пытался. Починить этот невероятно тяжёлый и старый шкаф. Кажется, даже отец парня был младше этого деревянного стоячего гроба. Ладно, дверцу ещё можно было приподнять с помощью воздушного камня, но как её крепить, если там не просто болты отвалились, а сама древесина прогнила и треснула в местах креплений? Если бы в этом мире был скотч и синяя изолента, может быть, он бы ещё что-то придумал, но тут, конечно, только молиться богам. Однако молитвами сыт не будешь, и когда травница вечером после того, как отпустила последнего страдающего с больным зубом, вошла в дом, со второго этажа всё ещё слышались попытки что-то предпринять. — Ты что, не ел даже ничего? Иди хоть супа покушай, — Шерти зашла в спальню как раз в тот момент, когда прикреплённая какой-то диковинной конструкцией дверца, которая держалась уже минуту, снова отвалилась с оглушительным грохотом. В комнате было невероятно холодно, потому что Инко очень бесил тот факт, что он, один из самых лучших воинов королевства, а, может, и этого мира в целом, смог победить в честной схватке Его уже теперь Величество, смог победить гору вражеских солдат, лесных тварей, которые иногда выбирались из чащи на поле боя, но не может одолеть несчастный шкаф!       Девушке на голову посыпались хлопья снега, она охнула и схватилась за горшок на тумбочке. Помёрзнет же. — Тварина, я тебя приделаю или сожгу на заднем дворе, поэтому в твоих же интересах перестать отваливаться! — юноша пнул лежавшую на полу дверцу и взвыл. Будет синяк. — Ну подумаешь, дверца не полка, оставь, — Шерти махнула рукой и печально посмотрела на парня. — Правда, пойди поешь, ты и так худющий такой. — Я не «худющий», я подтянутый, — возразил молодой человек, поднимая руками дверцу, потому что действие воздушного камня закончилось ещё пару часов назад, и ставя её у стены. — Называй как хочешь, поешь обязательно, — и травница ушла, судя по скрипу ступеней, вниз.       Инко тяжело опустился на край кровати и поправил налипшие на лоб волосы. Девушка выглядела почти как вчера перед тем, как разреветься, а он очень не хотел, чтобы она опять плакала. Ответное письмо Ирэм он написал ещё утром, но всё никак не мог дойти до почты отнести. Теперь надо было только дописать «пришлите, пожалуйста, платяной шкаф» и выходить.

***

      Ирэм постаралась на славу, нашла прекрасного мебельщика, который за неделю сделал такой шкаф, что в нём и хоронить было не стыдно. Из морёного дуба, тёмного-шоколадного цвета на крепких резных ножках, с замысловатым узором по дверцам, а внутри на одной из них зеркало в пол в шикарной бронзовой рамке и с такими же бронзовыми ручками снаружи и на выдвижных ящиках внутри. Да, вопрос только в том, как его дотащить. Да, впрочем, ладно, дотащить. Он же пришёл по частям, как собирать-то? Когда такие произведения мебельного искусства создаются, предполагается, что сам их автор доставит и поставит своё творение на том месте, куда тыкнут хозяева, но не в этом случае.       Чтобы принести от почты до дома такую махину, пришлось использовать сразу два воздушных камня. Уже у самой калитки молодой человек затормозил и тяжело вздохнул. За те два месяца, что он здесь, все, кто хоть раз видел его на кухне, пока он завтракал или обедал, прозвали его «лекарским женишком», и сейчас, пока он через ветви девичьего винограда видит, что возле веранды толпятся люди, он так не хочет идти по дорожке к дому, потому что знает, что его обязательно проводят взглядом до самой двери, а потом ещё пошепчутся между собой, но выбора не было, не до вечера же здесь стоять?       Брови Шерти поползли вверх, когда вслед за парнем на территорию участка потянулись непонятные ей длинные и не очень коробки, но отвлекаться от работы ей было некогда. А вот пациентам всё равно в очереди делать было нечего, Инко только закатил глаза. Нормальные «мужики» дарят женщинам цветы, конфеты, бриллианты, ну… а он подарит шкаф. Ну а что, отличный подарок, в быту пригодится уж точно больше всего перечисленного!       Быстрым шагом, близким к бегу, юноша добрался до дома и поманил за собой коробки, а потом захлопнул дверь. Поднимать такие тяжести по лестнице было опасно для жизни просто потому, что лестница могла не выдержать. Одна из дверец будущего шкафа задела какой-то горшок на ступеньке, и тот упал вниз, разбившись. Молодой человек втянул воздух сквозь зубы, когда оставил все коробки в коридоре, спустился вниз, чтобы разобраться с цветком. Растение надо было куда-то пересадить. Парень скользнул взглядом по гостиной и приметил проход в одну из двух комнат, в которых лежало всё на свете. В первой, чуть правее, обычно Шерти хранила свои лекарства и сушёные травы, а во второй валялось всё подряд, туда-то он и пошёл, вдруг там стоят целые горшки.       И они там действительно были, а рядом со стопкой лежала какая-то книжечка. Юноша решил, что туда, наверное, травница записывает названия всех растений и их особенности выращивания, но всё равно что-то дёрнуло его открыть блокнот с конца и пролистать до последней записи. По скачущему рваному почерку было понятно, что это точно писала Шерти, но на записную книжку для трав и препаратов это было не похоже. Молодой человек нашёл начало последней записи и вчитался в карандашный текст.       «Зря я сказала родителям, хотя я даже не думала, что всё будет вот так. Я теперь вообще им писать не хочу. Да кто вообще так делает? Они его даже не знают, они слышали о нём что-то во дворце и поэтому так считают. Да, я знаю, что он не самый хороший на свете человек, я тоже не дура, в конце концов, но такие вещи писать… Наверное, это единственное письмо от родителей, которое я выкину. Обо мне, может, тоже много что говорят, например про то, почему я здесь, но, во-первых, это неправда, а, во-вторых… во-вторых тоже это неправда. Дважды. Они, может, и слышали разные истории, но они не видели, как он на прошлой неделе целый день пытался починить шкаф, из-за которого я плакала ночью, даже не поел, и какой он напуганный сюда приехал, с глазами на мокром месте, такой ну прямо воробушек, который еле от кошки сбежал. Папа опять скажет, что мне каждую тварь на свете жалко, поэтому не хочу писать. Мне так обидно, что они с мамой такие вещи говорят. Ну и ладно, пускай говорят, что хотят. Я тогда тоже скажу, всё скажу. Вот»       Инко отложил чужой личный дневник и поклялся себе больше никогда не брать его в руки. Он подхватил горшок подходящего размера и пошёл обратно к лестнице, одновременно с этим думая. Конечно, при дворце он для всех плохой, а как будто он там когда-то для кого-то был хорошим? Там вообще хороших не бывает. И если родители Шерти на полном серьёзе всё ещё считают, что это не так, даже после того, что случилось с их дочерью, то ему нечего им сказать.       Юноша пересыпал остатки земли в новый горшок, поставил туда побитое гравитацией растение, утрамбовал и на всякий случай немного полил. Вроде, не сильно пострадало, можно ставить на место. А теперь пора забыть все свои заботы кроме одной — шкаф.       Первым делом, естественно, разобрать и вынести старый. Ну то есть как разобрать? Инко вытащил из гардероба всю одежду, сложил её на кровать, а потом со всей дури ногой двинул по стенке, сломав её пополам. Нехер потому что ночью всех до полусмерти пугать. Следующим пунктом значилось вынести поломанные доски на задний двор, и когда все они оказались там, оставалось только приступить к самому сложному — собрать новую мебель. К одной из коробок, как выяснилось, прицепилось письмо, видимо, от самой Ирэм, а вместе с ним крохотный пакетик леденцов, но было решено посмотреть всё позже.       Уже в процессе парень подумал, что, может, и зря так жестоко обошёлся с прошлым образчиком. Вдруг этот скрепить как следует не получится, что, без шкафа что ли жить? Но вот, вроде, и каркас закручен, а Ирэм правда умная женщина, отдельной коробкой послала ещё и всевозможные инструменты от молотка с гвоздями до пилы и рубанка. Может, всё перечисленное тут было и не нужно, но, например, отвёртка явно спасла ему если не жизнь, то несколько часов свободного времени точно. Всего один раз прикрутил дверцу не той стороной, но это же легко исправить. Всего лишь лишний час мата и «сука, да как это ставится?!», и вот он, да что б его, нормальный новый гардероб. Инко вернул по новым полкам и ящикам все женские вещи и тяжело опустился на кровать. Он был весь в поту как после продолжительной тренировки с Ирэм и очень хотел пить, и он бы отправился по прямой на кухню, если бы не услышал внизу истошный и уже вполне знакомый вопль. В недоумении юноша рванул по коридору и замер на лестнице.       Шерти стояла у двери на задний двор, в глазах у неё стояли слёзы, ей совсем чуть-чуть не хватало для того, чтобы разрыдаться, но как только она увидела стоящего на ступенях парня, слёзы полились градом. Только не это. — Т-ты… — девушка всхлипнула и глянула на улицу. — Ты зачем его сломал? — Нет-нет-нет-нет-нет, подожди! Стоять! Цыц! — Инко выставил вперёд руку и ткнул пальцем в травницу, та в ужасе затихла и непонимающе смотрела круглыми влажными глазами. — Пошли, — он махнул рукой и поднялся обратно на второй этаж. Шерти, еле сдерживая слёзы, следом.       Когда девушка зашла в свою комнату и увидела новый гардероб, она даже не смогла ничего сказать, только прижала в изумлении руки ко рту и совсем забыла о том, что собиралась реветь. Вдруг все растения в горшках, и, казалось, даже те, которые не умели цвести, покрылись мелкими розовыми цветочками. По цвету они были очень близки к цвету волос парня, и было их так много, и с каждой секундой становилось всё больше и больше. — Это, — наконец кое-как выдохнула травница, трогая медные ручки, будто они ей лишь мерещились. — Ты где взял такой? — она повернулась на Инко, в глазах снова что-то блеснуло, но уже явно не слёзы. — Места знать надо, — юноша хмыкнул, а в груди потеплело. Ну вот, не плачет, уже хорошо. Да он сам чуть не разревелся, пока всё это собирал. — Ой, да я же, — девушка глянула в окно, там закатными лучами заходилось солнце. — Я вообще за корзинкой в сарай шла, а там шкаф этот, всё позабыла. Мне на поле у речки надо, там травы выросли, какие мне нужны, а они свежими уж точно сушёных лучше, пойду, — уже из коридора она вдруг заглянула обратно в комнату. — Хочешь со мной?       Юноша не хотел, он так устал, проголодался, но отказать почему-то всё равно не смог. Шёл по весенней цветущей улице, приближающейся к летней, и думал о том, что весь дом тут починит. И кровати поменяет, и полы сам переложит, и кухню нормально перекрасит а лучше сразу всю новую, и окна шире тоже сделает, обязательно. Шерти убежала вперёд к полю, чтобы успеть сделать свои дела до темноты, стала внимательно вглядываться в каждое растение и очень аккуратно рвать. Через пару минут ошпарилась о крапиву и зашипела. Инко тем временем сел в траву на небольшом холмике, с которого отлично было видно речку, медленно текущую вдоль всего янтаря.       В заднем кармане хрустнуло так и непрочитанное письмо от Ирэм, молодой человек выудил его и порвал конверт с печатью, на которой красовался до боли знакомый ему герб его семьи.       «У нас чуть дом не развалился, когда твой отец понял, что тебя нигде нет. Ты ему все планы медным тазом накрыл. Как я поняла, он хотел тебя под венец Его Величеству засунуть, но не свершилось. Забавно, его самого от этого воротит, а сына пожалуйста, первым делом. В общем, признаю, не зря я тебя отпустила, уж лучше шкафы там у себя собирай, чем здесь такое «счастье». Я отчаянно держу оборону, поверь, от меня твой папаша никогда не узнает, куда ты смотался. Я просто надеюсь, что больше никому ты об этом не сказал, кроме принцессы.       Я всё хочу спросить, но забываю. Девчонка-то эта, она хоть какая? Я поняла, что самогонку не делает, это минус, но какие-то ещё показатели у неё быть должны? Жду внятного ответа»       Шерти тяжело вздохнула и, разогнувшись в последний раз, тоже поднялась на холм с полной корзиной, садясь рядом с Инко и доставая из кармана курточки свой отрывной блокнот и острый карандаш. — Фух, ну наконец-то. Сейчас столько людей с аллергией на пыльцу, кошмар. Не помню, чтобы в том году такое было, а надо-то всего ничего, чтобы помочь, — травница похлопала ладонью по ручке корзины. — Устала я.       И девушка провела карандашом по листу бумаги резкой, но мягкой линией. Юноша очень внимательно наблюдал за тем, как в блокноте расцветает луг и поворот реки прямо перед ними, а сама Шерти слегка хмурится каждый раз, когда линия идёт не так, как ей представлялось, а волосы лезут ей в лицо от ветра, который разгулялся несколько минут назад. — А можно листик? И карандаш на секунду, — молодой человек протянул руку, и ему в неё тут же положили чистый лист и карандаш. Напишет ответ и сразу же отправит, пока почта работает.       «Она красивая. Пришлите, пожалуйста, краски, кисти и холсты»