Янтарная книга. Том 2

      Он что, посыльный какой-то? «Сходи туда, не знаю, куда. Принеси то, не знаю, что. По QR коду, естественно». Мама с самого утра сунулась куда-то посидеть с местными подружками, а ему выдала гору поручений. Сходи в пункт выдачи, забери новые стаканы. Сходи в другой пункт выдачи, забери новые чайные ложки. Сходи в банкомат, разменяй наличку. И в магазин сходи, раз уж всё равно везде пошёл. Два часа Дафси шатался по городу с тяжёлыми коробками и пакетами, и здесь ему уже точно не могла помочь никакая магия, хотя так хотелось отдать все покупки воздуху, чтобы он всё тащил до дома, особенно по лестнице. А ведь уже август, пора бы подумать о том, что же ему делать после лета? Он не сможет больше официально оставаться жить у мамы, потому что по легенде уже поступит на магистратуру, где ему дадут общежитие. И как быть? Размышлять об этом не хотелось вовсе.       Ключ провернулся в замке, дверь в квартиру открылась, и молодой человек с тяжёлым вздохом поставил все сумки на пол. Юноша замер, когда услышал с кухни голоса, и не один. Мама вернулась и привела подружек в гости? Не похоже, голоса другие. — …А ты правда забавная девчонка, — и фальшивый милый смех, который ему ни с чем не перепутать. Селена. Приехала, поняла, что мамы нет дома и решила подождать? Но кто тогда второй?       С опаской молодой человек прошёл вглубь квартиры, заглядывая за приоткрытую кухонную дверь. За столом и правда сидели двое, и одной из говорящих правда была Селена. А второй почему-то оказалась Валя, очень внимательно и заинтересованно смотрящая на гостью. В руках Селена мешала карты таро и выглядела богиня достаточно задумчиво. — М-м-м… — протянула она, хмурясь и выкладывая три карты на стол. — Нет, не вижу, чушь какая-то. Позвони осенью, там всё будет проще. — А сейчас что не так? — печально протянула Валя, тоже вглядываясь в изображения. — Он, — не глядя на дверной проём, Селена закатила глаза и остальной колодой указала в сторону Дафси. — Все прогнозы мне сбивает своей рожей. — Здравствуйте, — возмущённо протянул юноша, разводя руками. — А что тут за, извините, ведьмин шабаш? — О, а вот и ты, — Валя заулыбалась. — Да я детей тут на детский день рождения в соседний дом сдала, решила зайти, а дома никого. Сижу, жду, вдруг в дверь звонят. Твоя тётя очень интересная женщина, правда. — Разумеется… — парень ехидно хмыкнул. — Тётя Селена именно такая. — Ещё раз меня так назовёшь — лишу наследства, — протянула богиня, Валя засмеялась. — И кредитки. Я надеялась, что Мила здесь, а она, позорница, сбежала. Но я всё равно её дождусь, сегодня важный день. — Это вам так карты ваши сказали? — Валя снова слегка взволнованно глянула на колоду, Селена только отмахнулась. — Нет, здравый смысл. Карты подробности разжевали, — женщина тяжело откинулась на спинку стула, и тот заскрипел. — Ну что, ты хоть что-то съедобное припёр? В этом доме от голода даже это крысья тварь повесится в клетке. Как можно было додуматься её так назвать, правда, позорница. — Вы кошку в честь сестры назвали! — стал заступаться за мать Дафси, хотя ему тоже не очень нравилась кличка, но деваться некуда. — Это я сестру назвала в честь кошки, — Селена поджала губы и снова кинула на стол несколько карт. — Вечером душнила приедет, приведи себя в порядок, хотя бы побрейся. — Зачем приедет? — юноша даже возмущаться на последующие комментарии забыл, зашёл на кухню и замер у холодильника.       С поездки в планетарий они так и не пообщались, а ведь хотелось всё наконец прояснить, потому что разошлись они крайне скомкано, и в голове с тех пор была каша, из которой порой вычленялись отдельные вопросы по типу: «и что теперь делать?», «что будет дальше?», «зачем всё это было надо?» и самый страшный. «Ты любишь меня?». И сам он не был готов пока на это отвечать, потому что понятия не имел. Но на дружбу их общение уже похоже не было, а на отношения не было ещё, и не хотелось переступать эту грань в любую из сторон, но болтаться вот так вечно тоже было отвратительно мерзко. Зависнуть в ожидании какого-то рока. А если сегодня Савен зачем-то приедет, то можно будет и обсудить хоть каплю, чтобы хоть на дюйм стало спокойнее на душе. — Не знаю, — Селена пожала плечами, убирая карты обратно. — Вижу, что приедет. — Душнила? — уточнила Валя, не поняв, о ком речь. — А как его тут называют? «Не курите при мне, я гандон и не терплю запах дыма»? «Я не матерюсь, но она сука ещё та»? «Я люблю своего кота больше, чем родную мать»? Не удивлюсь, если да. — Она про Савена, — Дафси тяжело вздохнул, видя, что сестра всё ещё не разобралась, что к чему. — У них свои особые отношения. — Пускай съёбывает из этого дома и не мешает мне курить, я о большем не прошу, — богиня снова закатила глаза и печально глянула на пустой холодильник. Перед ней на столе лежало несколько фантиков от конфет, но, видимо, конфеты тоже уже кончились. — Это его дом, вы у него живёте, совесть имейте, уезжайте к себе домой, там причитайте, — молодой человек занёс на кухню все пакеты и коробки, и стал их разбирать. Селена никак это не прокомментировала, но явно была недовольна предложением. — Как у вас всё интересно, — Валя, кажется, вовсе не поняла положение вещей, кто, у кого, где и почему живёт, но внимательно слушала. — Да, это… — Селена задумалась, защёлкав пальцами в попытках вспомнить какое-то слово. — Как сейчас молодёжь говорит? — Про вас? — Дафси на всякий случай сделал шаг в сторону. — Милфа.       Валя поперхнулась воздухом, лицо Селены вытянулось, она яростно кинула в племянника одной из карт, конкретно эта была с изображением шута, но не попала, да и урона она бы ему не нанесла. — Мать твоя милфа, понял? Особый вайб, во-о-о-о-от, — женщина тяжело вздохнула, начиная бурчать себе под нос что-то вроде «бестактная молодёжь». — Давно ты общался с Виврианом? — Эм-м-м-м, — юноша задумался. Они иногда созванивались, скорее от скуки, чем ради дела, последний раз с неделю назад, но особо ничего не обсуждали, так, как обычно вывалили друг на друга гейских шуток и скабрезностей и повесили трубки. — На прошлой неделе? Что-то случилось? — Да, представь себе, — Селена поджала губы и стала нервно мешать остатки своей колоды. — Он в ужасе, что его гастарбайтер рвётся работать в Столице, хотя в городе сейчас очень неспокойно. Сказал что-то про то, что хочет уехать, но я его, слава всевышним, осадила, как будто бы есть куда? И теперь он сидит страдает, а китаёзика, как мне кажется, не остановить. Хочет просвещать общество. В общем, когда вернёшься, зайди к ним, попизди, принеси коньяку, не знаю. Мать, она, ж, конечно, всегда только поучать хочет, кто бы сомневался, а тебя, авось, кто-то да услышит. — Я возвращаться не собираюсь, — Дафси нахмурился, убирая последнюю покупку в холодильник. Селена на это коротко истерично засмеялась и приторно улыбнулась. — Смешной ты всё-таки. В общем, жду, потом расскажешь, что там как. Да где эта манда, она вообще собирается сегодня приходить?!       С этими словами богиня резко встала с места и направилась в коридор, по пути набирая в телефоне чей-то номер. Валя покосилась на брата и медленно подняла брови, пытаясь осмыслить хоть что-то, что только что услышала. Не получалось, но, наверное, оно и к лучшему. Объяснить ей что-либо было, пожалуй, невозможно, не прибегая ко всем тайнам мироздания янтарей. — Забей, — молодой человек махнул рукой. — Она чуть-чуть того, — он покрутил пальцем у виска. — Ну и этого тоже, в принципе. — А ты веришь в то, что она гадает? Ты так оживился, когда она сказала, что Савен приедет, — Валя подняла со стола одну из карт, но тут же положила на место, ничего не поняв в ней. — Да я… ну не то чтобы, но иногда… — парень замялся, думая, как это объяснить. — Даже если всё это бред, она говорит дельные вещи. Не всегда, но бывает. — А этот… как она сказала… Ви?.. Нет, не помню, какие у вас у всех сложные имена, хоть бы кого Васей или Петей назвали, ей богу. И второй там кто-то. — Виври, да, это, — Дафси тяжело вздохнул от этого осознания в очередной раз, — мой брат двоюродный. Сын Селены. И его… сосед.       Юноша глянул на сестру, и его пробрала крупная дрожь. В янтарях всё ясно, даже если кто-то не одобряет, не высказывается об этом особо, законом всё разрешено и подкреплено, иначе бы Дафси точно не оказался там, где оказался, и с тем статусом, с каким он сидел в заточении в замке. А ведь здесь всё иначе, и он не может с уверенностью сказать, что Валя в ответ на комментарий «И его муж» не протянет «фу, гадость какая!». Пускай Валя и общается с Савеном, но знать он не знал, рассказывал ли тот свою небольшую тайну, почему у него до сих пор нет штампа в паспорте? А если бы Валя знала, что перед ней сейчас не просто какой-то несчастный студент стоит, а брат её? Как бы она отнеслась к тому, что в его жизни в последние годы происходило? Если честно, совершенно не хотелось выяснять, они никогда ни о чём таком не говорили за все первые двадцать лет его жизни. Он определённо понимал отношение своей матери по этому щепетильному вопросу, когда-то отношение отца, пока тот ещё был жив, и чьей позиции придерживается Валя, сказать было сложно. — По общежитию? Тоже студенты? — уточнила она, слегка наклоняясь, чтобы выглянуть в коридор, где Селена как могла, но всё же скрипящим шёпотом, крыла Людмилу Викторовну за то, что её нет дома. — Ага, — как-то вяло выдохнул юноша и решил, что на кухне находиться ему больше не хочется. Только бы Селена ничего лишнего не сболтнула, про него в том числе. — Валь. — М? — Валя повернула голову на Дафси, и всё, что он хотел сказать, застряло внутри костью поперёк горла.       А что он скажет? «Понимаешь, иногда мне нравятся мужчины»? «Знаешь, я уже успел побывать замужем»? «Среди моих друзей, кажется, гетеросексуальна только Айкса, и то не факт, просто мы это не обсуждали, может, ей и женщины нравятся»? «Савен за мной бегает, потому что по уши в меня влюблён до обмороков и дрожи»? А ей зачем об этом знать, да к тому же так резко и внезапно? — Ты тогда мне скажи, как уходить будешь, я провожу, — молодой человек медленно направился в свою комнату мимо Селены, которая так активно жестикулировала, что чуть не убила его, но получилось увернуться.       В комнате делать было особо нечего, но разговаривать с сестрой ему сейчас казалось смерти подобным из-за собственных удушающих мыслей, хотя, может, на самом деле всё не так страшно, как он себе представляет. Как его всё это достало. Если правда сегодня приедет Савен, да и слава богу, Дафси его из квартиры не выпустит, пока всё, что надо, не обсудит. Пускай он пока не понимал, что же такое «надо», но думал, что слова сами польются, когда приспичит.       И теперь ему остаётся только ждать. Вот, мама вроде как вернулась, Селена что-то скабрезно высказала ей по поводу её нынешней внешности, которую видела в первый раз, потому что в квартире Валя, но, когда Валя ушла ещё минут через пятнадцать после этого, Селене за этот комментарий тоже перепало. Дафси закрыл за сестрой дверь и снова глянул на кухню, где на этот раз уже точно собирался шабаш. — А что, сегодня уже? — Мила очень тяжело застонала. — Ужас какой, как мы дальше теперь? — Божьими молитвами, — съязвила Селена, косясь на часы. — Вечером душнила приедет, часов в семь, привезёт тебе что-то. — Да, знаю, я его попросила мне книгу у бесстатусных стащить про меня, завезёт, — Милена покосилась на сына в дверном проёме. — Не подслушивай. — А что сегодня за день? — спросил юноша, тоже косясь на часы. Сейчас только два. — Летнее дебилостояние, — шикнула на него Селена и погнала прочь. Шушуканье на кухне за закрытой дверью продолжилось. Да что они там такое обсуждают, что ему даже краем уха послушать нельзя? — И всё? — услышал он, когда мама особенно громко спросила это у своей сестры. — А дальше так и не… — Нет, — отрезала богиня войны. — Последний день, дальше темнота.       Дафси пробрала дрожь. Сегодня конец света, а его не предупредили? Такое вполне могло быть, у людей вообще почему-то в планы на жизнь никогда не входило ему что-то сообщать, особенно то, что его непосредственно касается. И это ему, знаете ли, крайне не нравилось! — Может, завтра покажет? — с надеждой спросила Милена, но ответа не последовало, или последовало беззвучно, так что молодой человек вердикта не узнал. — Пускай-пускай, пора и нам побыть слепыми котятами, — всё же, будто успокаивая саму себя, пробурчала Селена, судя по звуку, открывая дверцу холодильника. — Может, нам за это какое вознаграждение полагается, было бы славно. Хотя бы в виде, ну, не знаю, НЕ пиздеца. Лучший был бы подарок от матушки-судьбы.       Дальше снова стало тихо настолько, что, как бы Дафси ни прислушивался, ничего он не разбирал. В маминой спальне запищала проснувшаяся шиншилла, просилась на волю. Поджав губы, юноша пошёл открывать зверьку клетку. Пускай побегает, а то, судя по тайной ложе Массонов вокруг их газовой плиты, бегать ей недолго осталось. — А ну иди сюда, давай, — Дафси протянул обе ладони, грызун резво в них запрыгнул и стал крутиться на месте, пытаясь поудобней присесть и обернуться хвостом. Забавное чудище, когда перестало кусаться так вообще прелесть. — Ну? Будешь грызть провода за телевизором или наличники на двери? Или подоконник? А, может, ковёр? Как дел у тебя много, все и не переделать.       Шиншилла в ответ активно запищала, будто рассказывая планы на день. Совсем ему скучно одному, уже с этим пушистым чудищем общается. Хотя, наверное, Савен тоже со своим котом разговаривает. Его, небось, обсуждает. Дафси прыснул, представив этот монолог. А коту только и хорошо, его с улицы забрали, откормили, на кровать пустили, игрушек накупили, он что угодно за это слушать готов. В его задачи входит только охранять хозяина от крыс и мышей, а то того кондратий хватит. И так это было смешно, Савен ведь сначала вовсе не показался ему каким-то ну… настолько эмоциональным человеком. Сначала он ограничивался только лёгкой улыбкой и иногда взволнованным взглядом, а потом прорвало. И рыдает, и от страха готов в обморок грохнуться, и смущается как студентка института благородных девиц. И нет в этом, кажется, ни капли фальши или зла, всё просто потому, что он действительно так чувствует. И говорит то, что думает, только прилично, и… да что уж там, романтичный, видимо, в край. Была бы его воля, он бы, заикаясь, но всё равно читал бы Дафси стихи и, вероятно, собственного сочинения. Интересно, а он вообще хоть по-настоящему с кем-нибудь встречался, или, как ему в детстве сказали, так он только романы красивые и читал в ожидании? А ожидания себя не оправдали. Обидно, наверное, до слёз. Потому что Дафси был вообще не из тех людей, которые приходили в восторг от миллиона алых роз, да и сам он над подобными подарками заморачиваться бы не стал. Ему от любви не это было нужно, если вообще было хоть что-то нужно кроме осознания: «Да, ты тот самый человек. Не знаю, почему, но ты, и мне с тобой просто хорошо». Но, что ж, даже если Савен сегодня, как мямлил в планетарии, вдруг явится с цветами или конфетами. Да пускай является, главное, чтобы конфеты были вкусные. Приятно, что уж, об этом и не соврать, приятно.       Дафси так задумался, что сам не заметил, как вернулся в комнату на диван, а шиншилла уже давно ускакала на стол, пытаясь погрызть подарок от Инри на день рождения. Юноша шуганул зверька, тот пискнул и вернулся обратно на диван, виновато свернулся в клубочек и, кажется, почти тут же снова уснул. Вот этому чудищу кошмары-то, небось, не снятся. А Дафси уже, скорее, с ними смирился, чем что-то стало лучше. Да, Расхо, я вижу, что в этом сне ты опять пытаешься меня убить, то же самое было вчера и позавчера, и, скорее всего, будет завтра. Придумай хоть что-нибудь новое, в конце концов, а то скоро станет скучно.       Какой-то сад, почти безоблачное небо, благоухающие пряные цветы и овитая девичьим виноградом белая деревянная беседка. Он хочет ступить на дорожку и пойти по саду дальше, но нога как-то очень громко наступает на землю и раздаётся звон. Он опускает взгляд, и видит, что с ног до головы закован в серые рыцарские латы, как со средневековых гравюр. И голова, кажется, тоже в шлеме, по крайней мере волос на плечах не лежит, пускай и видно всё прекрасно.       Откуда-то пока ещё издалека слышится гул, кажется, таких же лат, как у него. К беседке медленно приближается белый рыцарь, будто его броню ковали не из металла, а из мрамора. Белый рыцарь замер, когда вышел на дорожку среди кустов цветущего шиповника и, кажется, попытался сделать шаг назад, но потом взял себя в руки, со всей силы вонзил свой огромный острый меч в землю и двинулся вперёд. Замер белый рыцарь буквально в метре перед ним, и, если бы он сделал ещё хоть шаг, то пора была бы пытаться бежать, но нет. Белый рыцарь, скрипя бронёй, опустился на одно колено, протяжно тяжело выдохнул, будто собираясь с духом, и протянул свою закованную в сталь руку. Ну что он, барышня какая, руку ему так предлагать? Вон, тоже в броне, значит, рыцарь. Но всё же хотелось ладонь в чужую вложить, как-то его туда тянуло, звало. Может, этот белый рыцарь спасёт его от того чудовища, с которым он сам совладать не в состоянии? Его меч кажется мощным и надёжным, но перед ним рыцарь его сложил. Чтобы не испугать?       Когда ладонь легла на белые доспехи, закованные в серый металл пальцы белый рыцарь попытался поднести к губам, но помешало опущенное забрало. И как только это произошло, по всей броне заалели расцветающие розы. Смутился? Прелесть какая. И, кажется, за собой тянет, то ли чтобы за его спиной спрятаться от чудища, то ли чтобы спасти и дать убежать. Ладно. Веди, белый рыцарь. Я пойду с тобой.       Только когда солнце потекло вниз за горизонт, разливаясь в стороны розовыми облаками, в домофон позвонили. Парень, задремавший вместе с шиншиллой, встрепенулся. Вот зараза, а ведь хотел речь какую-то продумать, по тезисам хотя бы раскидать, что да как. Но, как обычно, придётся импровизировать, и да прибудет с ним удача. Только нормальная, а не как всегда! — Госпожа Мириалена, я… нет, спасибо, я не голодный, правда, я сейчас поеду уже, не переживайте, — послышалось из коридора, когда дверь в квартиру открылась. Дафси, который не решался выйти из своего убежища, тут же выскочил, будто ему пинка отвесили. Как это поедет?! А поговорить? Ну уж нет, так просто он возможность не упустит. Савен поднял голову на звук и замер, всё ещё держа в руках книгу для Людмилы Викторовны. — Привет, — осторожно выдохнул он, глядя на Дафси. — Даже не пройдёшь? — тут же слегка в панике выдохнул юноша, облокачиваясь о дверной косяк. — Вот и я говорю, ехал-ехал, даже не задержится, что это такое? — Милена фыркнула, Савен быстрым и будто случайным взглядом ещё раз скользнул по Дафси и медленно кивнул, начав разуваться. — Другое дело, то-то же. Быстрее есть иди, пока Селена хоть что-то там оставила. — Я машину неудачно поставил далеко, переставить бы хотя бы… — пытался что-то мямлить гость, но под суровым взглядом богини удачи всё же двинулся в ванную мыть руки. Дафси набрал в грудь воздуха, но в голове сейчас ветер гулял, ни одной дельной мысли так и не пришло в неё. Да что ж это такое?       Хотя, нет, одна мысль там стучалась, глупым и наивным вопросом, рвалась на волю, словно птица, не знающая, что снаружи её ждёт только шторм. «А ты…». — А ты? — Савен вышел из ванной, и глянул на так и замершего в коридоре Дафси. — Не голодный?       Может, и голодный, сегодня только завтракал, но аппетита нет, да и, пока жевать будет, все слова проглотит, чувствовал, а тут надо хотя бы первое предложение сформулировать, да так, чтобы дальше всё само полилось. — Нет, я… — юноша поперхнулся и слегка закашлялся. — Ты можешь потом, ну, зайти? Договорить.       Дафси мотнул головой в сторону комнаты, на что Савен только медленно кивнул. Ну вот и всё. Может, они вообще сегодня последний раз видятся. Всё обсудят и разъедутся, разбегутся, разойдутся, раз… разве этого он хочет? Он уже сам не знает, что ему на самом деле надо. Покоя, только как к нему подобраться, хоть в замочную скважину на него глянуть, хоть в щёлку какую, чтобы понять, как он выглядит? А если он два метра ростом, у него совсем-совсем белые короткие волосы и красные молочные глаза? Кошмар какой.       На кухне гремели тарелки, гудела микроволновка, о чём-то возмущалась Селена, наверное, о том, что ей самого вкусного не досталось, шиншилла побежала на запах еды, а Дафси сидел на диване и пытался унять крупную дрожь в ноге. Просто поговорят. Не как в прошлый раз, нормально. Без обмороков, недопоцелуев и прочих отягчающих. «А ты правда…». Нет, что за глупости, что-то нормальное спроси, ну что это за детский лепет?       Дверь в комнату скрипнула, Дафси, как зверь в клетке, дёрнулся куда-то в сторону, но быстро понял, что и бежать некуда, да и сам он это начал, сам позвал. Савен зашёл внутрь и осторожно прикрыл дверь за собой, медленно осматриваясь. Да на что тут смотреть? Старый ремонт, мебель из начала двухтысячных, совершенно друг с другом не сочетающаяся, только диван относительно новый, потому что раньше тут была спальня, и стояли здесь две кровати, но потом Валя уехала, а следом за ней и брат в пустую бабушкину квартиру перебрался от маминого сурового взгляда подальше. Уж лучше бесы-племянники, чем «шапку надень». — Уютно, — протянул Савен, замирая при входе, не зная, куда себя деть. На диван к Дафси? Слишком близко. На стул у письменного стола? Он на колёсиках и шаткий, наверняка в таком состоянии свалится с него, и разговора опять не выйдет. Как же он не хочет разговаривать. Нет, не так. Разговаривать хочет, очень, долго и интересно, но не хочет слышать того, чего боится. — Да ну, прямо, — Дафси кисло улыбнулся, так и не понимая, с чего начинать. «А ты правда меня…». Боже, ну нет, ну сколько можно. — Я завтра возвращаюсь в янтари, — вдруг сказал Савен, и внутри у Дафси всё перевернулось. — Меня там уже все проклинают, — он печально хмыкнул, — в этом году и так почти там не появлялся, а если и появлялся, то был занят.       Тобой был занят. А у него работа, да ещё какая, каждый школьник про него слышал, каждый, небось, хоть что-то в руках держал, что благодаря Савену в янтарях появилось. А он всё с тобой, туда-сюда, и ты сам туда-сюда, и внутри всё туда-сюда. А он правда тебя… Правда? Так, может, ты с ним поедешь? Вещи собрать — пятнадцать минут, с мамой попрощаться десять. И поехали… — Послушай, — а что слушать? Как ты не можешь ничего выдавить из себя? Как у тебя мозг внутри взрывается, и как та самая мысль в нём стучит, стучит, и бьёт так больно под дых? Она одна там, у тебя в голове, и больше ни о чём думать невозможно. Ты… — Ты меня любишь?       Дафси невероятным усилием заставил себя посмотреть Савену в глаза и не отводить взгляд до последнего. Пока мир этот не рассыпется в прах. Смотреть в глаза. В душу смотреть, чтобы найти там ответ на этот вопрос, даже не зная, зачем, ведь если у него спросят то же самое, он только лужей испарится от стыда. А Савен всё ещё на месте стоял, не испарялся и взгляд не отводил. Тоже что-то читал, там, за пеленой, и щёки его краснели опять, и всё лицо, и шея, и уши, и, может, руки даже. — Да, — и кивнул, чтобы не замереть в таком виде навсегда, хоть что-то расшевелить снаружи и внутри.       Стрельнуло что-то такое уже старое, такое одно из самых первых. Когда только очнулся, и тот вечер в первый день у Савена дома, и что-то он говорил тогда, и больше он никогда не слышал этого. Да, точно. — Из-за пророчества? Как оно там звучит, — Дафси сглотнул, потому что вдохнуть уже не мог, так сердце больно по рёбрам стучало, в лёгкие отдавало стрелой. Уж не Амура ли? — Когда… — Савен отчаянно собрал всё, что в нём осталось, в кучу, чтобы произнести разом и полностью. — Когда душа устанет метаться и обретёт смирение, ветер перемен разобьёт смятения и вознесёт на небеса того, кто своевольно их покинул. Год, последний перед плачущим фениксом, следующий после несбывшегося проклятия, расцветая пионами, станет началом. Начало завершится венцом. Концом же станет… там надо «вечность» сказать, но, мне кажется, там ошибка, — и поперхнулся, лишь на секунду нарушая зрительный контакт. — Я бы переписал. — Пророчество? — Дафси быстро дёрнул бровями. Разве можно пророчества переписывать? Мама бы сейчас, если бы это слышала, убила бы обоих. — Да я бы… я бы всё, что угодно переписал, если так лучше будет.       Кому? Тебе, ему, мне, вам. Нам. Вдвоём. Концом же станет… — Ты поедешь со мной? — Савен сжал, как мог, пальцами край своей футболки. Тупейшей футболки с невероятно глупой надписью на ней, где только опять взял такую? Талант, не иначе, находить такие вещи, и ведь носить их ещё, как эту толстовку несчастную в шкафу, от которой так морем и пахнет, да и от игрушки с красными глазами уже пахнет, всё здесь им пахнет. И снится ему так редко, между замковыми коридорами и болью. Море снится, океан Тихий, потому что полон безмятежности, полон… покоя, чтоб его. И как бы он ни краснел, как бы ни рыдал, он спокоен, как слон, потому что тоже мышей боится. И весь он из этого, из дурости этой, как только осмелился спросить? Не знает, что ли, какой ответ получит? Сволочь, знает. Поэтому машину далеко припарковал. И не надеялся даже, но спросил всё равно. — Я или пророчество?       Мама или папа? Правая нога или левая? Да или нет? Просто ответь. Концом станет. Она. Та самая. Которая по причине не появляется, а просто существует и в какой-то момент взор заволакивает, когда ты видишь того же человека, но совсем иначе, чем вчера, чем минуту назад. Раз, два, три… — Всё вместе.       В дверь заскреблась шиншилла, Мила открыла грызуну проход и с интересом заглянула в комнату, молча спрашивая «а вы тут чего?». Да ничего. — Тогда нет, — и Дафси отвернулся. Придурок. Горделивый баран, так важно ему, чтобы он один был, без пророчеств блядских, что готов всё на это положить, и себя агнцем жертвенным тоже. Опять на распятие, на казнь. Только в этот раз он сам дёрнет лезвие, чтобы теперь уже точно обратно эту тупую башку не присобачили. Идиот. Идиот. Идиот. Скажи ему, скажи «да», вещи в сумку кинь, до машины раньше него добеги, даром, что выезжать завтра, сегодня в этой машине и заночуй, на коврике у двери в квартиру в одной из тех сталинок в двух станциях от планетария, только «да». Нет.       Дверь в квартиру хлопнула. Ушёл. Унёс что-то с собой, важное такое, одно единственное слово. Селена тоже, кажется, собралась уходить. Карты. Пускай скажут карты, что будет, он хочет знать, даже если он умрёт завтра, он не будет противиться, только знать, успокоиться. Скажите правду! — Мальчик мой, ты с ума сошёл? — богиня войны замерла в дверях, когда Дафси схватил её за край пальто. — Имей совесть, я в этой проклятой квартире и так весь день, да тут сдохнуть можно, скажите вообще спасибо… — Что будет завтра? Пожалуйста, скажите, я вас умоляю. Я всё, что хотите, сделаю, скажите.       Селена замерла в лёгком испуге и, кажется… смущении? Глаза её забегали из стороны в сторону, она глянула на Милу у парня за спиной, но поддержки не получила. — Пожалуйста, спросите у карт своих, я всё готов знать, клянусь, вообще всё, даже если там кошмар, да что угодно. — Я… — женщина занервничала, выдёргивая край пальто из чужих рук, но рука за спиной никак не могла нащупать щеколду. — Я не… Так, всё, я поехала, счастливо оставаться. — Нет! — Дафси перекрыл выход, Селена в ужасе воззрилась на племянника, на каблуках делая инстинктивный шаг назад по прихожей и подворачивая ногу. — Пожалуйста, вы же можете, просто спросите, я же так с ума сойду, просто… — Да не знаю я! — выпалила богиня и сделала ещё шаг назад в звенящей тишине. — Я… — она нервно сглотнула и, подумать только, почти покраснела, отводя взгляд. — Не знаю. Там не видно. Ничерта не видно, понятно?! Не знаю, что завтра будет, послезавтра, через неделю, месяц, год! Всё, лавочка прикрыта, пропасть, финита ля комедия! А ну выпусти меня!       Она рванула к двери, но Дафси стоял крепко, да и, боже, даже на каблуках Селена была сильно его ниже и голыми руками вряд ли сильнее. — Но пророчество же… — юноша опешил, и, кажется, в груди у него опять что-то загорелось. Жизнь загорелась. — А я откуда знаю, о чём оно, я что ли его пиздела?! — Селена в панике обернулась на Милу, но та так и стояла, такими же испуганными глазами, как у сестры, глядя на сына. — Вы… Подождите, — молодой человек поймал. Ту самую удачу за хвост, которая была ему так нужна всё это чёртово время. Всю его, что б её, жизнь. — Вы не знаете, что оно значит? Но вы же говорили. — Ну… надо же было хоть что-то сказать, — тихонечко выдохнула Милена, почему-то жмясь к кухне, чтобы в ней, видимо, очень скоро закрыться. — И мы решили… — Вы решили? Вы что… совсем охерели? — Дафси почти задохнулся, произнося это, но не то чтобы кто-то собирался его за эту фразу журить. Да, есть немного. — Мил, он никуда не денется, всё нормально, — Селена вдруг взяла себя в руки резко и молниеносно, снова надевая незаметным движением свою обычную надменную маску. — Сегодня он уже никуда не сунется, сегодня-то карты ещё работают, успокойся. Сейчас побесится и… — Хуй вам, — и дверь хлопнула. Он убежал босиком. Дальше он сам с судьбой будет разговаривать, один на один, без карт, пророчеств и гадалок. И она его условия примет. Концом будет он. Они. Мы.

***

      Больно было бежать по голому асфальту, по брусчатке так вообще невыносимо, но тут дорогу перекладывали, наверное, простительно. А где он машину припарковал? В каком дворе, как далеко? Удача, миленькая, показывай, быстро. Направо? Хорошо, он побежит направо. Через детскую площадку, где уже не было никого в темнейшем сумраке позднего вечера? Так быстрее, конечно. На красный через дорогу? Он знает, что не попадёт под колёса. Но уже прошли те минуты в коридоре, и те, что он сбегал по лестнице, и уже, может, и поздно. Значит, он побежит в метро. И в каждую квартиру будет звонить на той самой станции в том дворе рядом с парком с прудом. Пока не угадает.       Площадь. Уже практически в лунном свете, и белое под белым не так заметно, особенно под тенью статуи великого вождя, но он видит. И слышит, как ключи от машины пикают, и бежит, бежит. Бежит. — Савен! — получается отчаянно и хрипло, потому что воздуха уже не хватает. Ему кажется, что он так и не вдохнул ни разу за время на улице. — Савен!!!       Слышит? Или в наушниках? Не останавливается, блядина, не слышит! Что у него там играет в плейлисте, что-то настолько же романтичное, как он сам? Что-то надрывное и расстроенное, как он сам? Что-то на репите, бесконечное. Как они. Мы. — Са… — Дафси замер у противоположного конца площади, потому что больше не мог бежать. Ноги безумно болят, дыхания нет, и выговорить имя больше не получается, потому что так и не вышел на пробежку за лето ни разу. И вообще ничего за лето не сделал, что должен был. Второе ухо не проколол, на магистратуру не поступил, сестре не признался вообще ни в чём. Бестолковщина. — Савен!       Остановился. Услышал. Обернулся. Бегом рванул назад, потому что Дафси, кажется, вот-вот свалится. Поймал почти у земли, встревоженно усадил на лавочку неподалёку. — Что ты… — но договорить ему не дали. — Слушай меня сюда! — хрипло, почти безумно еле произнёс Дафси, притягивая Савена ближе. Их лбы столкнулись, теперь можно было говорить тише и почти в губы. — Нет пророчества, ясно тебе? Нет его. Они не знают о нём ничего, они его почти придумали. Слышишь меня?! Повторяй! Нет никакого пророчества. — Нет пророчества, — как в трансе протянул в ответ Савен, и даже не дёрнулся, пускай ему было невероятно неудобно так стоять, полусогнувшись. Но Дафси уже не встанет. — Молодец. Да, вот так, — юноша отпустил чужую шею и сам откинулся назад, на спинку лавочки, издавая стон то ли боли, то ли облегчения. — Господи, какой пиздец!       Это должны были услышать все соседние дома, и они не имели права с ним не согласиться. Дафси уткнулся лицом в собственные ладони и тяжело дышал, пытаясь хоть немного прийти в себя, но внутри него взрывалось так много всего, как ментос в коле, и это невозможно было успокоить, просто невозможно.       Рядом с ним сели. И двумя руками взяли за трясущиеся плечи, чтобы хоть немного успокоить. Похуй, как же похуй, он всё сделал, что мог, вообще всё. И ничего в нём не осталось. Заново. Давай, опять заново. Последний раз. — Дафси… — голос доносился словно через пелену моря, Тихого океана. В ушах непонятные помехи, дыхание не выравнивается, и больно, больно, больно. И снаружи, и внутри, и слёзы литься начинают, пустые, пресные. — Дафси, пожалуйста.       Дафси, пожалуйста. Пожалуйста, что б тебя. Иди к маме в квартиру и собери вещи. А завтра отправляйся. Домой отправляйся.       Какой-то очень странный вдох, и он вынырнул из этого глухого омута, снова услышал шум листьев на деревьях, редких поздних машин, своего собственного дыхания. И чьего-то шёпота. — …Наверное, правильно, что ты уехал тогда. Потому что, когда ты исчез, я понял, что мне было очень хорошо, когда ты был в моём доме. Раньше я этого не понимал. Ты что-то там ходил, шебуршал, кота гонял, и мне было от этого так хорошо. Знать, что ты рядом. Когда ты появился, проснулся, мне показалось, что ничего не изменилось, и меня это уничтожило, но, когда ты уехал. Я понял, что тогда изменилось на самом деле очень многое.       Знакомый стук каблуков, но человека два. К ним кто-то бежит, конечно, ясно, кто. И ответить нечего. Они его сейчас заберут обратно, а Савен уедет. Потому что услышал только «тогда нет», а сил сказать «да к чёрту это всё, да», нет. Больно. Скажи что-нибудь ещё, продолжай шептать. Это заставляет жить. Заново. Сейчас. С тобой. Концом же станет вечность.