Шрам и Заря

Я могу за тобой идти

По чащобам и перелазам,

По пескам, без дорог почти,

По горам, по любому пути,

Где и черт не бывал ни разу!..

…Я могу для тебя отдать

Все, что есть у меня и будет.

Я могу за тебя принять

Горечь злейших на свете судеб.

Эдуард Асадов «Я могу тебя очень ждать»

Конец лета 1830 года от начала летоисчисления Солнце клонилось к закату, отчего измученный духотой Маркус едва ли не пританцовывал на месте. Слишком жаркое лето для Белоярова — столицы империи. Оттого и вечера Маркус ждал с куда большим рвением, чем обычно. Впрочем, не только поэтому, но и потому, что вот-вот его должны были сменить. Наказание в два наряда почти отбыто. Наконец-то! Только строгий вид сослуживца с третьего курса убеждал Маркуса стоять спокойно, хотя все внутри так и чесалось… почесаться, размять кости, попрыгать или даже пробежаться. В полевой солдатской форме как раз удобно бегать… вернее, сбегать из кадетского корпуса через забор. Нет, сбегать в ближайшее время нельзя, а то и вправду выгонят, как грозился командир. Уже второй раз за три месяца. Маркус как Маркус, ничего необычного — ворох неприятностей он находил везде, куда ступала его нога. Кстати, о ноге! — Ты скоро яму проковыряешь. Новых сапог не выдадут до зимы. Я бы поберег их на твоем месте, — строго буркнул третьекурсник по имени Арат. Судя по смуглому лицу, его корни уходили к Нараму — южной провинции, которую называли краем дикарей и колдунов. Маркус не слишком доверял слухам, но был уверен, что люди там и впрямь обладали горячей кровью. — Как подумаю, что в эти ваши скучные наряды ходить целых четыре года, так выть хочется, — буркнул Маркус, но ковырять землю перестал. — Ничего, тут и не таких, как ты, воспитывали, — хмыкнул Арат. — Я бы и рад воспитаться, да не получается. Маркус говорил чистую правду. Сколько палок о его спину сломали воспитатели в сиротском приюте, не перечесть. Он стал для них бесконечно зудящей занозой в заднице, в отличие от брата и сестры. Мелких двойняшек все просто обожали, а Маркуса, едва ему исполнилось шестнадцать, с таким радушием принялись рекомендовать в кадетский корпус, что сомнений не оставалось — мечтали избавиться, да так, чтоб не вернули. Попасть сюда стало огромным везением. Детей из приютов брали неохотно, но совсем не брать не могли — император выделил места специально для обездоленных талантливых детей. Каким-то образом Маркуса сочли «талантливым», хотя весь талант его заключался в росте да размахе плеч. О-о-о, еще и дрался он отменно. Если это талант, то да, Маркусу судьба отмерила немало таланта. Благодаря росту и телосложению его даже запихнули в императорскую роту — здесь готовили солдат для Верхового императорского полка. Как объяснили Маркусу, в будущем он поступит на службу при дворце и даже получит одну из лучших лошадей, если не вылетит, конечно, за будущие годы. И вот за три месяца его уже дважды грозились выгнать, но по-другому свободолюбивый бесенок пока не умел. — За что тебе впаяли два наряда подряд? — спросил Арат, снисходительно глядя на Маркуса и блеснувшую на его лице лукавую усмешку. — Из-за дурачины, который не знает, что страшные истории нужно слушать молча. Арат хохотнул и выжидающе уставился на Маркуса, безмолвно требуя продолжения. — Ну, я это… на серьезных щах рассказал мальчишкам в кубрике, что наш кадетский корпус построен на древнем месте захоронения. Выдумал, что при строительстве здесь вырыли горы праха и, чтоб добро не пропадало, добавили в смесь для кирпичей. В общем, на словах, что мы спим в окружении сожженных трупов, и их призраки высасывают из нас жизнь, один дурачина с криком выскочил в коридор. Остальные покатились со смеху, а он, оказывается, столкнулся со взводным. В общем, сдал меня этот трусливый дурень. Влепили мне два наряда, чтоб помалкивал и всякую чушь не порол, а уж, тем более, после отбоя. Арат не выдержал и расхохотался, его веселье подхватил и Маркус. Он хоть и злился на стукача-дворянина, не смеяться над ним не мог. Да и заработанные два наряда на небывалую высоту подняли его значимость в глазах остальных мальчишек, которые поначалу относились к Маркусу пренебрежительно и холодно. Ну, чего еще ожидать от разнеженных деток дворян? Он для них на ровне с прислугой. Был. Маркус знал, как заработать уважение. Шесть лет в сиротском приюте многому его научили. Живой, веселый характер, непоколебимая уверенность в себе, а еще готовность дать людям то, чего они хотят, — вот секрет успеха, который он не собирался никому открывать. С первых дней Маркус увлек в свои проказы тех мальчишек, кто показался ему приветливее и ведомее других. Поначалу костяк его маленькой шайки состоял из трех юношей-дворян, но уже спустя три месяца к ним присоединились еще с десяток человек, превратив его в настоящего заводилу. Маркус показал изнеженным шестнадцатилетним деткам, как весело пить купленное втихаря вино, как уморительно строить рожи городской дружине, а после убегать, сверкая пятками. Парочку мальчишек он научил, как подойти к девчонкам, чтобы те не вломили им сумочками или чем потяжелее. Хоть сам он никогда не применял свои способы знакомства с девицами, но прекрасно понимал, как нужно поступить другим. А когда Маркус с видом победителя украл у лоточника пакет с леденцами, то и вовсе вызвал возгласы восхищения. Он стал для дворянских отпрысков незаменимым элементом веселья. Все их проказы носили его имя. «Ай да Маркус, ай да шельма», — как-то сказал ему взводный, гордо усмехнувшись в густые усы, и потрепал по ежику коротких волос. Это была лучшая похвала, о какой обездоленный сирота мог только мечтать. Статный дядька с военной выправкой, пышными усами и громовым басом поверил в него и почти за ручку привел во взвод, заявив ротному, что этот малец ему нужен. А теперь еще и гордился. Маркус не забывал людей, искренне протянувших ему руку помощи. Несмотря на все свое плутовство, он умел дружить и благодарить. И взводному он был благодарен всей душой. — Эй, не зевай. Видишь, кто едет? А ну-ка, встал в стойку, — велел третьекурсник, и Маркус изумленно перевел взгляд на открывшиеся ворота. Они несли караул как раз с внутренней стороны ворот, поэтому тут же вытянулись в две струнки. На территорию корпуса проскакали двое всадников на вороных конях, одетые в солдатскую форму, но украшенную гораздо богаче, чем у кадетов, а еще вооруженные палашами, как и положено. Вслед за ними неторопливо въехал крытый черный экипаж с позолоченными узорами, который тянула запряженная цугом шестерка белых лошадей. В глаза Маркусу тут же бросился герб в виде рычащего льва на задних лапах и витиеватая буква «Р», которая могла означать лишь одно — императорский род Ратомир. Маркус знал, что в кадетском корпусе учится второй сын императора — Великий князь Златояр, которому недавно стукнуло девятнадцать. Он даже выучил его в лицо и удивлялся, как легко императорский сынок держался с однокурсниками. Златояр стал одним из них, что совершенно не вязалось с величественными и надменными правящими особами. Он завел большой круг друзей, куда входил и Арат, да и вообще казался довольно простым и даже свойским. Златояр не задирал нос, учился наравне со всеми и даже иногда получал наказания. Поначалу Маркус не понимал, почему сынка императора отдали в их кадетский корпус, но товарищи быстро ему пояснили, что это традиция, которой уже пара сотен лет. Все Великие князья (такой титул носили сыновья императора) обязаны выучиться военному делу и нести службу. В их кадетском корпусе учились и сам император, и его старший сын — цесаревич Горислав, а теперь и Златояр. Пока Маркус размышлял, с какой-такой целью приехал экипаж из дворца, всадники спешились и застыли струнками по обе стороны от дверцы, которую за пару мгновений до этого открыли. Из экипажа выбрался статный мужчина лет сорока, одетый всё в ту же богато украшенную форму. В руках, закованных в белые перчатки, он держал кивер — головной убор высших воинских чинов. Следом за ним выскочил худощавый юркий мужичок средних лет, который тут же протянул руку и помог выйти из экипажа парнишке примерно одного с Маркусом возраста. Тот был одет в кадетскую полевую форму, белесые волосы топорщились коротким ежиком, а на лице застыло абсолютно равнодушное выражение. Ни искры интереса, в отличие от Маркуса, который разглядывал юношу с нескрываемым любопытством. Даже не взглянув на застывших Арата и Маркуса, гости из дворца двинулись к корпусу, и только юркий мужичок потащил на себе чемодан и вещевой мешок. — Кто это? — изумленно спросил Маркус, проводив взглядом идеально прямую спину белобрысого парнишки. Внутри шевелилось смутное предположение… — Ты совсем темный, что ли? — фыркнул Арат. — Это же Великий князь Велизар — третий сын императора. Неужели не узнал? — Я его видел всего один раз и без кудрей не узнал, — огрызнулся Маркус. — Это лет пять-шесть назад было. Он мне тогда девочку напомнил с этими своими белесыми кудряшками до плеч. — Вон как вымахала девочка. Повыше тебя будет. Маркус обиженно насупился и отвел взгляд от спины Великого князя. Все равно фигурой императорский сынок не вышел так, как он. И плечи уже, и лицо вон какое кислое, а еще нос длинный и губы пухлые, как у девочки, да и силы наверняка немного — толкнешь и рассыплется, цветочек дворцовый. Да вот только гордостью корпуса он станет непременно — иначе никак. Это ж императорский сынок. Ему достанется то, чего другим придется добиваться кровью и потом. Или хитростью, но это уже методы Маркуса. Вскоре экипаж уехал, ожидаемо оставив в кадетском корпусе Велизара. Похоже, Маркус приобрел нового однокурсника, отчего у него даже зубы свело оскоминой. Мало ему было заносчивых дурней, так прибавился главный из них! Едва дождавшись пересменки, он со всех ног бросился к кубрику, спеша расспросить ребят о новом однокурснике. Уж они-то наверняка что-нибудь слышали. Но стоило Маркусу ворваться в кубрик, как он застыл на месте, разевая рот, как рыбешка на суше. У его кровати, с таким трудом отвоеванной у дворянских сынков, задумчиво стоял Велизар и складывал свои вонючие вещи в его — Маркуса — тумбочку. Рядом высился ротный, а за его спиной переминался с ноги на ногу взводный. Он первым заметил Маркуса и виновато пожал плечами, показывая, что не может перечить решению командира. А ротный, не замечая прежнего хозяина кровати, приговаривал: — Ну вот, здесь вы почувствуете себя более уединенно. Да и жаровой канал совсем рядом — зимой не замерзнете. Он ведет от печи в подвале. Эта кровать лучшая из всех в этом кубрике. Конечно, лучшая! Поэтому она и принадлежала Маркусу! — Разрешите обратиться! — воскликнул Маркус, не обратив внимания на предупреждающий жест взводного. Он попросту не мог терпеть несправедливость. И плевать, что перед ним стоял императорский сынок! Ротный неторопливо обернулся и без интереса взглянул на Маркуса. — Чего тебе? — Это моя кровать. — Теперь нет. Твои вещи я распорядился переложить туда. — Ротный указал пальцем на ближайшую к двери койку. Как раз рядом с той, которую занимал Ахмыл — вечно чавкающий и хнычущий во сне, за что сам Маркус прозвал его Хныком — Но моя кровать здесь, — не сдавался Маркус, и взгляд его, вмиг лишившийся лукавства, буровил Велизара с такой силой, будто старался проделать в его напыщенной роже две ровные дырки. — Кадет… — Ивó, — подсказал взводный. — Кадет Ивó, — подхватил ротный, — не смей перечить. Здесь будет спать кадет Ратомир. А ты пшел туда, куда велено. И не открывай рта, именем Владыки тебя прошу, иначе отправишься драить сортиры. Маркус поджал губы и выскочил прочь, дабы не наговорить глупостей и вправду не загреметь в наряд похуже, чем караул у ворот. Его пошатнувшаяся значимость в глазах однокурсников не выдержит такого позора. — Вы настроены нажить мне врагов в первый же час пребывания в этих стенах, как я посмотрю? — донесся до него мягкий и безукоризненно вежливый голос. Наверняка Велизар, демоны бы его сожрали и выплюнули! — Три года назад я уже говорил это вашему брату, скажу и вам: хоть вы и зоветесь таким же кадетом, как другие, они вам — не ровня. Даже самые именитые из них уступают императорскому роду. Вам никогда не опуститься до них, как и им не подняться до вас. Для всех будет лучше, если вы будете об этом помнить. Они вам — не друзья, а подданные. — Я вас услышал, господин капитан, — равнодушно ответил Велизар, отчего зубы Маркуса заскрипели с новой силой. Не ровня! Куда уж ему, безродному сироте, до великого наследника рода Ратомир?! Выходит, он с подобострастным поклоном должен был уступить кровать этому заносчивому выскочке? Да щас! Императорский сученыш еще получит свое! Взводный выскочил следом и по-отечески схватил Маркуса за ухо: — Ты чего творишь, дурак? Спорить с ротным удумал? — прошипел он, оттащив подопечного подальше от кубрика. Маркус шипел и брыкался, но выбраться так и не сумел. — А че он кровать мою отобрал? Это несправедливо! — Жизнь — несправедливая гадина, и что теперь? За тобой нет защитников, Иво, помни об этом. Не ссорься с императорским сынком, а лучше не лезь к нему вообще. Говорят, он не похож на Златояра. Если тот — душа компании, то этот — высокомерный и угрюмый. Не приближайся к нему, пусть плавает сам по себе, как говно в проруби. — Мне нравится, как вы сказали, — усмехнулся Маркус, живо представив, как Великий князь находит у себя под подушкой записку с одним-единственным словом «говно». Красота! Можно даже кучку пририсовать. — А мне не нравится твоя хитрая морда. Что бы ты ни задумал, не смей. Защищать тебя вечно я не смогу. — Да как бы я посмел навредить Императорскому Высочеству? Я еще пожить хочу и из корпуса выпуститься, а не вылететь, — напустив на себя самый невинный вид из всех возможных, заверил взводного Маркус. Тот наконец отпустил его многострадальное ухо и отправил в кубрик. Оттуда как раз вышел ротный, не удостоив Маркуса даже взглядом. Он неторопливо прошел к своей бывшей кровати. Велизар, оторвавшийся от складывания вещей в тошнотворно ровные стопки, без интереса наблюдал за его приближением. Не говоря ни слова, Маркус запустил руку под матрас и выудил оттуда ополовиненный бумажный пакет с леденцами. Теми самыми, украденными. Это богатство он оставлять Велизару не собирался. — Пользуйтесь. Надеюсь, я не успел слишком сильно продавить матрас, и вам будет удобно, кадет Ратомир. Чужая кровать, она ведь завсегда удобнее — издевательски вежливо проговорил Маркус и даже с наглой ухмылкой поклонился. Велизар нехорошо сузил глаза и процедил: — Я искренне прошу прощения за действия ротного. Похоже, он отобрал у вас единственное богатство. Нет, впрочем, не единственное, — он красноречиво покосился на пакет с леденцами. — Всё, что случается с нами, делает нас сильнее. Надеюсь, что и вас это маленькое недоразумение сделает сильнее. А еще научит лучше прятать дорогие сердцу вещицы. Ваши конфеты я уже попробовал, и они совершенно ужасны. — Ну уж простите, таких конфет, как во дворце, я не пробовал, — огрызнулся Маркус и сжал в кулаке жалобно захрустевший пакет. — В этом я не сомневался. Договорив, Велизар растерял какой бы то ни было интерес к Маркусу и продолжил раскладывать вещи. — Ублюдок, — прошептал Маркус и развернулся на пятках. — Что, простите? Я не совсем понимаю вашу речь. — Раздался голос Велизара, и в нем проступила откровенная насмешка. — Катись к бесам, кадет Ратомир. Ты сейчас такой же, как мы, и вся вот эта твоя спесь мне до одного места. Если нажалуешься командирам, я не удивлюсь, но лебезить все равно не стану, — выпалил Маркус, вновь повернувшись к Велизару и вперившись гневным взглядом в непроницаемое лицо. Нет, у него и вправду длинный нос! Открутить бы его или разбить в лепешку! — И не надо со мной лебезить, но уж сделайте милость, сударь, держитесь подальше. Вы мне неприятны, — отбрил его Велизар, отчего Маркус практически затрясся от злости, но нарываться на неприятности не стал. Он выскочил из кубрика и в дверях столкнулся с тем самым Ахмылом. Маркус дернул растерянного паренька за шкирку, утягивая за собой. Он обязан выяснить все о Велизаре! Характер, привычки, увлечения, страхи — все что угодно. Для мести требуются его слабые места, болезненные точки. Маркус найдет, чем зацепить гаденыша. Ну, и о записке с «говном» не стоило забывать. Как-нибудь он обязательно подсунет ее ненавистному однокурснику, но попозже, когда подумают не только на него. А уж в том, что через месяцок императорский сынок наживет себе врагов с такой-то спесью, Маркус не сомневался.