Шрам и Заря

Не так часто Маркусу приходилось ощущать неловкость, но сейчас, стоя перед цесаревичем и его шлюхой, как на эшафоте, он понял, что недооценивал это ощущение. Под испытующим взглядом Горислава Маркус казался себе пылинкой на подошве его добротного сапога. Даже присутствие Велизара не дарило ему ни капли уверенности. Будь воля Маркуса, он бы схватил любимого за руку и не отпускал, пока жив, но вместо этого пришлось незаметно сжать ладони в кулаки. Его терзало дурное предчувствие, очень дурное. Давно с ним такого не случалось. — Мое почтение, Ваше Императорское Высочество, — безукоризненно вежливо выдавил Маркус с поклоном, дождавшись, пока Велизар его представит. Цесаревич снисходительно ухмыльнулся и холодно произнес: — Давно хотел познакомиться с простолюдином, который умудрился подобраться к моему брату ближе неудачников-дворян. Похоже, вы обладаете недюжинными талантами, кадет Иво. Унижение кольнуло Маркуса под ребра, но он промолчал. Ради Велизара и их будущего стоило прикусить язык и принять любые оскорбления, любые издевательства от цесаревича. Только бы не подвести любимого, не нажить ему больше проблем, чем тот уже имел. — Брат! — воскликнул Велизар в возмущении, на что цесаревич улыбнулся еще шире. И улыбка эта походила на оскал бешеной псины. Маркус рассматривал надменное лицо Горислава, понимая, что между ним и Велизаром не так уж много сходства. Горислав унаследовал от отца и угловатые черты лица, и русые волосы, и массивные плечи. Он не отличался красотой, как белокурые и утонченные Велизар и Златояр. Да и ничем примечателен тоже не был, разве что дурным нравом. — Прости, братец, я ни в коем случае не хотел обидеть твоего друга, — казалось бы, смягчился Горислав, но его дальнейшие слова сочились ядом: — Если угодно, в честь твоего дня рождения я сделаю вид, что он равен тебе. Через полгода ты забудешь о глупом равенстве, а вы, Маркус, никогда не сможете назвать себя кем-то большим, чем слуга. — Значит, так тому и быть, — беспрекословно согласился Маркус, едва разлепив перекошенный в напряжении рот. Предчувствие вопило все громче. Сегодняшний вечер не закончится ничем хорошим. Маркус поймал на себе насмешливый взгляд Аталии и насилу сдержался. Он готов был вынести унижение от цесаревича, но шлюха-певичка не имела никакого права смотреть на него свысока. Кажется, ее веселье не укрылось от Велизара, поскольку его ледяной взгляд прикипел к Аталии намертво. Та стушевалась от столь пристального внимания и, кажется, даже уменьшилась в росте. — Мое почтение, госпожа Аталия. Давненько мы с вами не виделись. Вот уж никак не ожидал увидеть вас в компании цесаревича Горислава. — Холодный голос Велизара вспорол напряжение, повисшее в ложе, но после его слов оно усилилось. — Вы знакомы? — полюбопытствовал Горислав, оглянувшись на Аталию. Та скромно потупилась и кивнула. Назревало что-то занимательное. — Да, как-то довелось провожать госпожу домой. Она приглашала меня к себе, чтобы исполнить новую песню, но, увы, я очень спешил и не смог уделить ей время, — ответил Велизар, и Маркус едва удержался от мстительной ухмылки. — Чуть позже госпожа Аталия пела на Осеннем балу в корпусе. Смею надеяться, что это был подарок мне. Брови Горислава взметнулись вверх. — Вот уж не думал, что вас связывают некоторые воспоминания, — выдавил он. Маркус мысленно хмыкнул. Цесаревич воспылал ревностью — даже слепой это увидел бы. — Госпожа Аталия знакома и со Златояром. Как-то нам всем довелось провести вечер за одним столом в ресторане, — хладнокровно добавил Велизар. Аталия, казалось, мечтала провалиться сквозь пол ложи императора и сбежать как можно дальше. Она не смела поднять глаза на Горислава, а тот после слов о Златояре и вовсе едва не вспыхнул, как факел. Наверное, не будь вокруг людей, и ей, и Велизару не поздоровилось бы. Зато цесаревич, кажется, позабыл о Маркусе. От гнева Горислава их спасло начало спектакля. Пришлось рассесться по местам. Велизар с Маркусом уселись за спиной цесаревича и Аталии. Та сидела так ровно, словно проглотила жердь, не смея даже взглянуть на своего спутника. Велизар же хищно улыбался уголками губ, словно ощущал себя победителем. Воспользовавшись начавшимся действом, Маркус на несколько мгновений сжал руку Великого князя, и тот ответил ему взаимностью. Эта мимолетная ласка — малейшее из того, что Маркус мечтал сделать со своим защитником. До чего же соблазнительно разозлился Велизар! До чего же сильно он преображался, надевая маску властности и высокомерия! И до чего же упоительно было знать, что под маской скрыты любовь, забота и нежность, видимые лишь Маркусу. Существующие только для него. Когда заиграл оркестр, Велизар вдруг склонился к уху Маркуса и быстро зашептал: — Как только закончится спектакль, не жди меня и уходи с ребятами. Боюсь, что за мной может следить кто-то из Первой стражи. По пути попрощайся с друзьями и окольными путями приходи домой, только занавесь все шторы. Почаще оборачивайся. Если заметишь слежку, возвращайся в корпус. Дом. До чего же сильно Маркус любил называть так эту квартиру. Крепость их любви и… семьи.  — А ты? — Я приду позже. Обещаю. С этими словами Велизар на миг сжал ладонь Маркуса сильнее и отпустил. Тот глубоко вздохнул, предчувствуя, что незаконченный разговор с цесаревичем аукнется любимому, а сам Маркус ничем не сможет ему помочь. Лучшая помощь от него — не мешать Велизару вести свою игру с семьей. Маркус знал, что любимый что-то замышляет, но тот не делился с ним подробностями, загадочно улыбаясь. Сосредоточиться на спектакле оказалось почти невозможно. Пока на сцене у «мертвого тела» любимого рыдала актриса, Маркус прожигал взглядом затылки Горислава и Аталии, а сердце заполошно стучало где-то в глотке. С каждой минутой, приближавшей их к концу действа, волнение бурлило в теле все сильнее. Благо, спектакль шел без перерывов, потому больше не приходилось разговаривать с цесаревичем. Предчувствие так и стонало в теле, умоляя сбежать прямо посреди действа, только бы избавиться от ощущения надвигающейся беды. И увести с собой Велизара, чтобы тому не пришлось оставаться один на один с мерзавцем-братом. При мысли, что любимому причинят вред, пусть даже просто колкими словами, Маркус изнывал от бессилия и потребности помочь, защитить, уберечь от любой беды. Его Велизар, его милый, его Великая Заря! До чего же жестока семья, в которой он вырос! Когда спектакль закончился, и зрительный зал взорвался овациями, Маркус приготовился к побегу, но ждал, чтобы попрощаться с цесаревичем, как подобало. Ни к чему позорить Велизара. Но тот толкнул его в спину, вынуждая сбежать как можно скорее. Пока Горислав вежливо аплодировал, глядя на сцену и принимая поклоны актеров, Маркус выскользнул за дверь ложи, едва не запутавшись в тяжелых бархатных завесах. Адъютант Горислава вздрогнул, но задерживать не посмел. Похоже, счел, что Маркуса выгнали, ведь ушел он без Велизара. В груди билось дурное предчувствие, но остаться значило подвести любимого. Защитить себя ему проще, чем защитить и себя, и Маркуса. Полные яда слова цесаревича должны были поднять в душе Иво новую бурю незабытых страхов, но не подняли. После вчерашней ночи он всецело доверял Велизару и знал, что тот надежно сохранит и его сердце, и частичку, подаренную вместе с медальоном. Маркус ворвался в ложу к друзьям, которые тут же накинулись на него с расспросами, и потащил их прочь. Те мгновенно посерьезнели, почуяв неладное, и поспешили к выходу. Они затерялись в людской толпе, спешащей на воздух. Маркус то и дело оглядывался в страхе заметить слежку, хоть и понимал, что Первая стража — это не простые солдаты империи и даже не навиры. Если они решат проследить за ним, то проследят. Не опасно ли им с Велизаром ночевать в одной квартире? Если Горислав заподозрит дурное, его любимому несдобровать. Со стороны они казались беззаботной компанией кадетов и даже старались не перешептываться. Только Арива Маркус попросил применить талант разведчика и помочь ему вычислить слежку, если она есть. Сам он прислушивался к себе, но предчувствие успокоилось. Лишь когда театр остался далеко позади, как и людские толпы, Маркус шепотом вкратце рассказал друзьям о встрече с Гориславом. — Но зачем он спрятал тебя от брата? — так и не понял Ахмыл. — Ты дурак, что ли? Маркус — пятно на его репутации. Прости, друг, но я сейчас размышляю грубо и правдиво, — с виноватым видом пояснил Деян. — Велизар терять Маркуса не хочет, потому стремится уладить разногласие с братом и отвоевать право дружить с ним. Вот попомните мое слово, он уговорит императора сделать Маркуса его адъютантом. В груди у Маркуса потеплело. Он и сам не раз и не два мечтал, что однажды станет адъютантом Велизара и получит полное право находиться рядом с ним каждую минуту. Куда отправят служить его милого — туда же последует и он. Будучи при любимом, Маркус всегда успеет защитить его своим телом и уберечь от любых бед. Но с Велизаром он так и не решился заговорить об этом. Великий князь множество раз говорил, что никогда не желает видеть Маркуса слугой, а адъютант — это хоть и привилегированный, но слуга. Маркус готов был на эту роль, мечтал о ней. Он желал служить ковром под ногами Велизара, подушкой под его головой, мечом, пером, постелью. Кем и чем угодно, только бы остаться рядом. Наконец Маркус решил, что пришло время распрощаться с друзьями. Арив возвращался в корпус, Ждан и Ахмыл спешили домой. Деян, краснея, признался, что собрался к дому одной девицы, чтобы просто увидеть ее через окно. Спектакль закончился слишком поздно, чтобы он осмелился позвать ее на прогулку. Маркус хмыкнул под нос, догадываясь, что этой самой девицей была никто иная, как Ярина, с которой он познакомил Деяна на третьем курсе, во время Осеннего бала. — Я не заметил слежки, но это не значит, что ее нет, — шепнул Маркусу Арив, и тот благодарно улыбнулся в ответ. Если друзья завистливо вздыхали, считая, что они с Велизаром будут пьянствовать всю ночь и отмечать два праздника одновременно, то Арив понимающе ухмылялся. С того знакового вечера в трактире, когда Маркус вывернул перед ним душу, они ни разу не возвращались к этому разговору. Правда, это не мешало Ариву все понимать и прикрывать влюбленных, отводя от них любые подозрения. Попрощавшись с друзьями, Маркус нырнул в ближайшую подворотню и замер за углом — незаметный в тени. Он простоял так несколько минут, прислушиваясь к посторонним звукам, но так ничего странного и не услышал. Предчувствие тоже молчало, однако с каждой минутой он волновался все больше. Как Велизар объяснил брату его побег? Чем закончился их разговор? Не поссорились ли они из-за шлюхи Аталии? Вопросы теснились, разрывали череп изнутри, но Маркус послушно петлял по улочкам, стремясь к дому. Он с десяток раз порадовался тому, как много они с друзьями бродили по городу за проведенные в корпусе годы. Маркус успел изучить центральную часть Белоярова вдоль и поперек, отчего теперь с легкостью обходил людные улицы и держался в тени. Нестерпимо хотелось покурить, но Маркус мысленно бил себя по рукам. Нельзя, чтобы дым выдал его. Нужно только дотерпеть до квартиры. Наконец вдали показались знакомые ворота доходного дома. Сторож, прекрасно с ним знакомый, приветливо улыбнулся и поздоровался. Маркус коротко ответил на приветствие и почти вбежал в парадную, взлетел по ступенькам на третий этаж и дрожащими от волнения руками отпер дверь. Лишь оказавшись внутри квартиры, он позволил себе выдохнуть. Сердце грохотало в груди в ожидании Велизара. Стараясь успокоить себя привычными действиями, Маркус аккуратно повесил шинель и китель на громоздкую вешалку и протопал в спальню, поджимая пальцы на ногах от холода пола. В большом платяном шкафу хранилось не так много их вещей. В основном, запасные форменные рубашки и брюки. Маркус переодевался, словно зачарованный. Влез в излюбленные черные штаны и того же цвета рубашку-косоворотку, сверху нацепил бархатный халат Велизара, пропахший его излюбленными дорогущими духами, и немного успокоился. Столь привычный запах любимого позволил обрести подобие покоя. Уверяя себя, что Велизар остался наедине не с бешеным шакалом, а с родным братом, Маркус отправился занавешивать шторы и разжигать камин. Наблюдая за пляшущими язычками огня в топке, он наконец зажег дорогую папиросу и блаженно затянулся. С тех пор, как они с Велизаром подружились, в карманах Маркуса больше не водилось дешевое курево. Великий князь отдал ему все свои запасы и постоянно просил Дорона их пополнять. Камин разгорелся, а Маркус за это время успел выкурить еще одну папиросу. Он притащил стеганое одеяло и две подушки, разлегшись у камина и нырнув в воспоминание о той знаковой ночи, когда они с Велизаром спали на этом самом месте и впервые держались за руки. Теперь Маркус с гордостью звал любимого супругом и жалел лишь об одном: что не может назвать его так открыто. Перебирая в памяти счастливые моменты, Маркус и сам не заметил, как задремал. Разбудил его хлопок входной двери. Он подскочил, как ужаленный в задницу, и с надеждой выкрикнул: — Милый? — А кто же еще? — со смешком донеслось в ответ, и тугой ком нервов, все это время мешавший дышать полной грудью, рассыпался в пыль. Воздух хлынул в грудь, отчего Маркус едва не воспарил над землей всей своей широкоплечей тушкой. Маркус прошлепал босыми ногами в коридор и воочию убедился, что любимый цел и невредим. А то уж напридумывал себе ужасов и сам же в них поверил! Да, Велизар явно устал и расстроен, но, случись что-то ужасное, он реагировал бы по-другому. Маркус знал наизусть каждый излом его бровей, каждую гримасу, каждую ухмылку. Он растворился в любви к Велизару настолько, что, казалось, сам стал им… верней, его копией, ведь достичь неповторимого оригинала не сумел бы, даже расшибись в лепешку. — Как прошло? — несмело осведомился Маркус, помогая Велизару снять шинель и китель. — Как обычно и бывает с Гориславом: тяжело, мерзко и после встречи ощущение, что искупался в дерьме. А еще он явно приревновал Аталию ко мне. Я этого не учел, пытаясь унизить ее. Но стоит заметить, что ей явно не поздоровится. Наверняка она напела братцу, как ждала его всю жизнь — первую и великую любовь. Думаю, я сумел увести его внимание подальше от тебя. Велизар злорадно хмыкнул и Маркус, не сдержавшись, нежно притянул его к себе. — Да ты интриган, как я погляжу, — пробормотал он, уткнувшись носом в шею любимого, и втянул носом манящий сладкий запах. — Не такой хороший, как хотелось бы. Опыта явно недостает, — с тяжелым вздохом ответил Велизар и нырнул холодными руками под рубаху Маркуса. Тот недовольно цыкнул, но от прикосновений не отстранился, позволяя любимому греться о его теплое тело. — Как ты объяснил цесаревичу мой побег? — наконец спросил Маркус, когда их объятия, как и молчание, затянулись. — Сказал, что его персона слишком давит на простолюдинов своей значимостью и властностью. — Да ладно, — с ухмылкой протянул Маркус. — И он поверил? — Горислав очень тщеславен, но он не дурак. Думаю, не поверил, но понял одно: я не стыжусь назвать тебя простолюдином. Значит, ты мне не так уж дорог. Пусть думает, что нашей дружбе после выпуска из корпуса придет конец, и меньше обращает на тебя внимание. — Точно интриган! — воскликнул Маркус и прижался к Велизару еще плотнее. — Знаешь, сегодня простолюдину будет вдвойне приятно овладеть Великим князем во всех позах, какие только взбредут в его глупую голову. — И Великий князь подчинится, — едва не мурлыча, ответил Велизар. Его глаза засверкали искорками возбуждения, от которых Маркус сходил с ума в их первую ночь, лишался воли и сейчас — спустя полтора года. Сумасшествие усиливалось с каждым поцелуем, с каждой проведенной вместе ночью. Не было для Маркуса лучше запаха, чем запах любимого, не было блюда вкуснее, чем вкус его кожи. Велизар стал для него лучшей сладостью, которой он так и не сумел насытиться. — Ваше Императорское Высочество, только не врите, что вам не нравится, — понизив голос почти до рокочущего шепота, хитро выдохнул Маркус в губы Велизара. Они соприкасались носами, делили одно дыхание на двоих, но все еще балансировали на грани, не касаясь губами. — Я предпочитаю владеть ситуацией, — так же тихо шепнул Велизар. Его дыхание участилось, а на щеках наверняка выступил румянец, которого Маркус не видел в полумраке длинного коридора, но точно знал, что он есть. Иво усмехнулся в губы Велизара и медленно выправил его форменную рубашку из-за пояса. Пальцы легонько пробежали по ребрам Великого князя, отчего его нежная, чувствительная кожа тут же покрылась мурашками. Велизар мог сколько угодно доказывать, что предпочитает владеть как ситуацией, так и Маркусом, но тело не обмануть. Оно слишком честно показывало Маркусу удовольствие, которое его милый Великий князь испытывал, со всей страстью отдаваясь ему. Самому Маркусу потребовалось больше времени, чтобы привыкнуть к ощущению подчинения Велизару и научиться получать удовольствие от его члена в своей заднице. Он слишком сильно вбил себе в голову, что любовь между мужчинами равна боли, и достичь пика поначалу было тяжело даже с одновременной лаской члена. А Велизар получил удовольствие с первого же раза и описывал свои ощущения, как нечто совершенно нереальное, но, поостыв, отчего-то очень смущался. Он весь был более чувствительным, чем Маркус, и доводить его до пика удовольствия нравилось Иво сильнее, чем получать удовольствие самому. Но чувствительность Велизара и его восприимчивость к ласкам ни капли не мешали Маркусу покоряться и наслаждаться тем, как любимый имел его в самых бесстыдных позах. Не в силах больше растягивать сладкое предвкушение, Маркус припал к губам Велизара так жадно, будто не целовал их уже десяток лет, будто со вчерашней ночи прошла целая вечность. И любимый с готовностью ответил, притянув его ближе и зарывшись пальцами в волосы. Маркус тонул в их поцелуе со всей страстью, на какую только был способен, и каждое движение языков, каждый глухой стон Велизара разжигали в нем пожар, который уже не потушить. Казалось, еще немного, и он отымеет рот Великого князя языком. Поцелуй был напористым, мокрым, бесстыдным, и оттого все тело Маркуса плавилось, как в печи. Велизар попытался сделать шаг в сторону спальни, но Маркус бесцеремонно толкнул его к стене, заставляя вжаться в нее спиной и задницей. Резким движением он стянул на бедра форменные брюки Велизара и рухнул перед ним на колени, будто в преклонении перед императорской особой. Маркус и вправду ему преклонялся — своему бесконечно любимому и такому развратно манящему Великому князю. Он лизнул налившийся кровью член Велизара, и тот тихонько всхлипнул от страстной ласки. Сейчас между ними не было той нежности, которую они делили вчерашней ночью во время своеобразного ритуала. Животная страсть, подстегнутая пережитым страхом, подзуживала Маркуса, заставляя внутренности пылать. Он сжал собственный твердый член через ткань домашних штанов и с тихим стоном захватил ртом плоть Велизара. Маркус всегда испытывал жгучее удовольствие, лаская любимого, и сейчас ему казалось, что его собственный пик настанет вот-вот, стоит Велизару еще раз так сладко застонать. Маркус насаживался ртом на член Великого князя, сглатывал вокруг головки, отчего у того тряслись колени. Рука Велизара уже давно неконтролируемо сжала кудри Маркуса и направляла его голову. Он безропотно подчинялся заданному ритму, чувствуя, как по подбородку течет слюна. В штанах было невыносимо тесно, и Маркус свободной рукой ласкал себя, чтобы не взорваться от ощущений, которые не нашли выхода. Велизар стонал и дрожал, Маркус заглатывал глубоко и быстро, почти давясь. Он знал, что так любимому нравилось больше всего. А еще знал, что он вот-вот изольется ему в рот. Вот-вот. Еще немного… В глотку ударила теплая струя семени, а слух приласкал рокочущий стон Велизара. Он устоял на дрожащих ногах только благодаря твердой хватке Маркуса. Рука в волосах Иво сжалась сильнее, прижимая его лицо к паху Велизара. И он безропотно глотал, все еще сжимая собственный член через ткань штанов. Между ног чувствовалась влага — член истекал соками и просил разрядки. — Ты сумасшедший, — прошептал Велизар, вынырнув из небытия. Его лицо, как и всегда после ласк, казалось пьяным и ошалевшим. — Разве для тебя это неожиданность? — лукаво ухмыльнулся Маркус, поднялся с колен и впился в губы Велизара поцелуем со вкусом его же семени. Тот с готовностью открыл рот и, кажется, решил вылизать свои следы полностью, потому что теперь Маркусу показалось, что это его имеют языком. Поцелуй из просто страстного вдруг превратился в какую-то бешеную борьбу. Велизар со стоном прикусил нижнюю губу Маркуса, и оба почувствовали железный привкус. Прокусил. Маркус зашипел, но поцелуй не разорвал. Напротив, настойчиво надавил на затылок Велизара, притягивая еще ближе, терзая его припухшие губы. Второй рукой он прижал любимого за талию и направил в сторону гостиной, где горел камин и терпеливо дожидалось гнездо из одеяла и подушек. Именно там Маркус сегодня хотел взять Велизара. — Уже почти наступил день твоего рождения. Как и в ту ночь, — оторвавшись от его губ и разглядев их сегодняшнюю кровать, шепнул Велизар. Маркус заговорщически кивнул и принялся стаскивать с любимого такую ненужную сейчас одежду. Велизар выпутался из брюк и нательных штанов, одновременно стаскивая с себя рубаху. Быстро избавившись от домашней одежды, Маркус сию же секунду повалил любимого на ворох подушек и припал жаждущими губами к его шее. На коже остался след крови — губа все еще кровоточила. Маркус хищно ухмыльнулся, пометив Великого князя собственной кровью. — Пометь, — шепнул Велизар сквозь стон, будто уловил его мысли. — Заметят. — Плевать. Ты — мой муж. Хочу твою метку. Такие простые слова, но перед внутренним взором Маркуса будто взорвалось пушечное ядро. Муж… Он едва не задохнулся от любви и страсти, потому немедля припал к ключице Велизара в страстном поцелуе. Он прикусил нежную кожу и тут же зализал ее, с упоением взглянув на оставленную метку от зубов. Великий князь Велизар принадлежал ему. Весь, целиком — невероятно красивый, восхитительный, утонченный и одновременно сильный. И Маркус едва сдерживался, чтобы не подмять его под себя и не войти одним размашистым движением, доказывая, что да, это его любимый. Не чей-то, а его! Его самое большое везение в жизни. — Хочу тебя внутри. Безумно хочу, — почти в неистовстве шептал Велизар, пока Маркус настойчиво ласкал языком горошину соска. Руки Великого князя, будто в пьяном бреду, шарили по его спине, слегка царапая и надавливая. Велизар пытался притянуть его ближе, соприкоснуться членами. И Маркус поддался, впившись в его губы бешеным поцелуем. Привкус крови все еще ощущался на языке и казался приправой к их страсти. Когда возбужденные члены коснулись друг друга, у обоих вырвался синхронный стон удовольствия. Велизар обхватил их рукой, двигая ею упоительно медленно и дразняще. Он сам стискивал зубы, сдерживаясь и не срываясь на бешеный темп, который так любил. Маркус с упоением наблюдал за каждым мускулом на его лице и погибал от похоти и любви. Если и существовал идеальный подарок на день рождения, то это его Велизар, его супруг — обнаженный, пьяный от страсти и желания, податливый и послушный, развратный и нежный. Больше ничего и никого ему не было нужно. Маркус насилу оторвался от любимых губ и прошествовал к камину, на столике у которого гордо стояла баночка с маслом, которым они регулярно пользовались. Дорон наверняка скоро что-то заподозрит. Слишком часто приходилось пополнять запасы. — Лучше не поворачивайся ко мне задницей, а то я передумаю отдаваться и возьму тебя сам, — соблазнительно промурлыкал Велизар и демонстративно облизнулся, отчего в Маркусе проснулся жаждущий зверь. — Какой самоуверенный Великий князь. Победить меня вздумал, — с коварной улыбкой ответил он, медленно возвращаясь и опускаясь на одеяло. Горящий взгляд прикипел к лицу Велизара, по которому расплылся соблазнительный румянец. — Посмотрим, как ты заговоришь, когда я окажусь в тебе. Поспорим, сколько раз ты скажешь слово «еще»? Ставлю на пятьдесят. — Пока что я готов пятьдесят раз сказать: «Не медли». Довольно разговоров. Маркус демонстративно медленно открыл крышку баночки и зачерпнул пальцами побольше масла. — О, нет. Ты же знаешь, как сильно я люблю шептать тебе на ухо всякие пошлости. Особенно когда мне так хорошо, что хочется взорваться. В тебе. — Болтун, — хмыкнул Велизар, из-под завесы длинных ресниц наблюдая за приближением Маркуса, но не теряя времени. Он проворно подложил под бедра ближайшую подушку и замер в предвкушении. Маркус, будто большая кошка, навис над Велизаром грациозно и неотвратимо. О, он знал, что развратные разговоры воспламеняют Великого князя так же сильно, как и прикосновения. Блестящие от масла пальцы очертили туго сжатое колечко мышц, а после один медленно скользнул внутрь на две фаланги. Велизар охнул и на несколько мгновений сжался, привыкая. Маркус не напирал, хоть и изнывал от желания ворваться в любимое тело и иметь его так сильно, чтобы соседи снизу решили, что началось землетрясение. — Ты такой изумительно тесный и горячий внутри, — шептал он в раскрасневшееся ухо Велизара, старательно двигая пальцем, поглаживая и растирая. Великий князь сдавленно застонал и нашарил рукой член Маркуса, однако тот увернулся от прикосновения. — Забудь обо мне, милый. Я хочу, чтобы ты стонал и кричал мое имя. Я успею получить удовольствие внутри тебя, — горячо прошептал Маркус и свободной рукой обхватил член Велизара. Тот выгнулся дугой в приливе удовольствия. Маркус прекрасно знал, как довести любимого до исступления, и сейчас целенаправленно занимался именно этим. Когда тугое колечко мышц порозовело от постоянных поглаживаний, он добавил второй палец, согнул и настойчивыми поступательными движениями принялся доводить Велизара до неистовства. Его пальцы, обильно смазанные маслом, гладко скользили по заветной точке, и удовольствие Велизара отзывалось его глухими стонами в кулак. Он боялся, что услышат соседи. Значит, еще не дошел до исступления. Маркус продолжил растягивать его, не забывая при каждом движении затрагивать простату. Спустя десять-пятнадцать минут Велизар уже сам совершенно бесстыдно насаживался на три его пальца и стонал так громко, как Маркус и хотел. Он уже не трогал член Велизара, чтобы тот не излился раньше времени, и мучил его удовольствием. — Возьми меня, малыш, — взмолился он, вновь насадившись на пальцы Маркуса. — Что-то не уверен, что ты этого хочешь, — лукаво улыбнувшись, протянул Иво рокочущим низким голосом. Соблазнительным голосом, от которого Велизар всегда приходил в дикий восторг. — Ты хочешь, чтобы я умолял? Сказав это, Велизар застонал так надрывно, будто захныкал. Маркус едва удержался, чтобы не сжать в кулаке собственный член и не закончить сладкую пытку парой движений, прежде чем продолжить. — Хочу. Умоляй меня, Великий князь, — ответил он и коварно ускорил движения пальцев, коротко и энергично лаская ту самую точку, отчего Велизар беспомощно сжал в кулаках одеяло и заметался бы под ним, не будь предусмотрительно придавлен весом Маркуса. — Возьми меня. Прошу тебя! Я взорвусь, если ты не войдешь, — сдавшись, хрипло выдохнул Велизар. Казалось, он задыхался в удовольствии. Маркус вытащил пальцы и припал к губам Велизара, намеренно медленно потерся членом о член, хищно наблюдая, как любимые глаза цвета морской волны закатываются в блаженстве. — Мой муж, — прошептал Маркус, оторвавшись от зацелованных губ, чтобы смазать маслом блестящий от влаги член. И пока смазывал, едва не кончил. Маркусу, определенно, нужно было успокоиться, иначе он мог ударить в грязь лицом, едва войдя в Велизара. Маркус смазывал себя и чуть припухший вход тщательно и медленно, возвращая себе самообладание. Велизар метался под ним, зажмурившись и едва не хныча. Всем своим видом он молил закончить пытку как можно скорее и приступить к новой — самой желанной. Маркус поправил подушку под бедрами Велизара и прижал скользкую головку к блестящему от масла колечку мышц. Тот сию же секунду развел ноги шире и поджал их к груди, приглашая и желая его. Маркус застонал сквозь зубы, медленно проникая внутрь. — Как же узко… и горячо... и… — бормотал он, сдерживая себя, чтобы не войти одним размашистым движением. Нет, этим он бы причинил Велизару боль. Никогда. Когда головка оказалась внутри, Маркус остановился, всматриваясь в лицо Велизара. Тот зажмурился и прикусил нижнюю губу — так соблазнительно и притягательно, что Иво не смог противиться притяжению и поцеловал его сладкие, зацелованные губы. — Я могу двигаться дальше? — спросил Маркус, разорвав нежный поцелуй, и ответом ему послужил твердый кивок. Плавным, медленным движением он вошел на всю длину и замер, давая любимому время привыкнуть. Когда Велизар открыл глаза и призывно облизнул губы, Маркус начал медленно двигаться, выбирая нужный угол. Он не торопился, чувствуя, как плотно обхватывают его мышцы. Все же член — это не три пальца, к нему привыкнуть не так просто. Минуты растягивались между ними, сливались в медленные движения, которыми Маркус заставлял Велизара стонать и выгибаться навстречу. Он безошибочно находил его точку абсолютного удовольствия, настойчиво атакуя ее каждым движением, вместе с этим лаская его член. С каждой минутой Велизар стонал все громче, и вскоре сам насаживался на член Маркуса, что-то неразборчиво, но жарко шепча. — Тебе хорошо, милый? — спросил Маркус, нагнувшись к лицу Велизара. — Ах… ты же знаешь… — сквозь стон ответил тот. — Знаю, что больше всего ты любишь по-другому, — с заговорщической ухмылкой сказал Маркус и осторожно вышел. Велизар инстинктивно потянулся навстречу, но движение завершить не успел. Маркус бесцеремонно перевернул его, заставив встать на четвереньки, прогнуться в спине и оттопырить задницу, как настоящая шлюха. Больше всего Велизар любил отдаваться ему в этой позе. Маркус тоже любил входить в него так, потому что в эти минуты они оба казались ему совокупляющимися дикими животными. От столь развратных мыслей он готов был взлететь к небесам от похотливого удовольствия. Маркус вновь вошел в Велизара, и во второй раз это оказалось куда легче. Ему потребовалось несколько движений, чтобы приноровиться и выбрать нужный угол. Гортанный стон Велизара стал ему лучшим знаком, что задание выполнено прекрасно. Он сжал руками ягодицы Велизара и ускорился. Сейчас Маркус не хотел ласкать его член, предпочитая довести до неистовства точными, выверенными движениями. Он знал, что Велизар особенно ценил это чувственное удовольствие. Маркус двигался, задыхаясь в собственной страсти, и бесстыдно стонал, вторя Велизару, который вскрикивал и задыхался под ним. Колени Великого князя дрожали, а сам он насаживался на член Маркуса так быстро, будто имел его. По комнате разносились громкие хлюпающие шлепки, хриплые стоны и заветные слова «еще, еще, еще». Маркус двигался выверенно, в четком ритме задевая чувствительную точку, замирая на миг и двигаясь назад, чтобы вновь врезаться в нее. Велизар извивался под ним, вздрагивал при каждом попадании и тяжело дышал, будто вот-вот задохнется. — Я… я… сейчас… малы-ы-ыш… — бессвязно шептал он, но Маркус знал, чего так хочет любимый. Наконец он обхватил рукой член Велизара и твердыми движениями заскользил вверх-вниз, пока столь желанное и разгоряченное тело под ним не затряслось в удовольствии. В его руку толчками выплескивалось семя, пока сам Маркус несколькими быстрыми движениями доводил себя до пика и сам с громким стоном изливался в тело Велизара. Перед глазами плясали разноцветные мушки, тело тряслось, превратившись в кисель, а сам Маркус тонул в чистейшем наслаждении. Казалось, его сознание вот-вот помутится от удовольствия. Велизар тяжело дышал, но не стремился выползти из-под него. Маркус осторожно вытащил член, обхватил одной рукой грудь любимого и проложил дорожку влажных поцелуев от загривка к пояснице. Тот содрогался, такой чувствительный после ласк, но Маркус не мог отказать себе в удовольствии слизать пот с нежной кожи, оставить еще одну метку, уже на лопатке, и вдохнуть запах тела любимого, смешавшийся с запахом пота. Это запах их любви, и Маркус пьянел, вдыхая его. Наконец он обессиленно свалился на спину, подмяв под голову одну из подушек. Велизар опустился рядом, положив голову ему на плечо. В глазах Великого князя светилось столько любви, что, казалось, попросту не могло поместиться в нем столько, но помещалось. И вся она предназначалась Маркусу, отчего тот едва не прослезился от красоты момента. Горящий камин, мягкая полутьма, гнездо из подушек и они, обнаженные и абсолютно влюбленные. Пусть это мгновенье замрет и растянется на всю жизнь. Маркус мечтал лежать так каждый вечер, прижимать к себе обессилевшее от ласк и удовольствия тело Велизара, слизывать его пот, тонуть в его глазах, целовать любимые пухлые губы. Разве он многого просил у судьбы? Велизар будто прочел его мысли, привстал и потянулся за поцелуем. Маркус с удовольствием ответил. Они целовались тягуче и нежно, упоительно и неспешно, не желая отрываться друг от друга. Маркус тонул в нем, тонул в своем супруге, а влюбленное сердце заполошно билось, будто мечтало вырваться из груди и намертво прирасти к Велизару. Они целовались бы так вечно, если бы не семя, подсохшее и холодное. Оно противно стягивало кожу. — Нам нужно помыться, — нехотя оторвавшись от Маркуса, напомнил Велизар. — Помоешь меня? Мой день рождения уже наступил. Я хочу окончательно обнаглеть. Маркус широко улыбнулся, прекрасно зная, как ямочки на его щеках действуют на Велизара. — Я готов мыть тебя на коленях, — шепнул тот, отчего кровь вновь прилила к члену Маркуса. Подобные пошлости от редко слышал от Велизара, и оттого еще упоительнее оказалось представлять милого на коленях.

* * *

Дрова уютно потрескивали в камине, по комнате пьянящим вином разлился полумрак, а на одеяле, среди вороха подушек, лениво развалились новоявленные супруги. Маркус облокотился о стену, подложив под спину подушку, а на его груди, между разведенных ног, лежал совершенно обнаженный Велизар. В горячей воде оба разнежились настолько, что едва не уснули прямо в купальне. Сейчас же они потягивали вино из хрустальных бокалов, позабыв о мире за стенами доходного дома. Обнаженные тела соприкасались так тесно, будто стали одним целым, и от ощущения столь цепкого единения Маркус счастливо сходил с ума. Разве мог он желать подарок лучше, чем получил сейчас? Лучший подарок — лениво перебирать мягкие пряди Велизара, ощущать, как он ерзает, устраиваясь поудобней спиной на его груди, и ощущать, как замирает сердце от любви. Они неторопливо допили до дна, прежде чем Велизар потянулся к ближайшей подушке, из-под которой достал резную деревянную коробочку. Маркус напрягся. Снова драгоценность. Велизар себе не изменял. — Ты вновь испытываешь мое терпение, милый? — обманчиво миролюбиво уточнил Маркус, однако шутить раздумал, разглядев на лице Велизара волнение. — Твой вчерашний подарок оказался слишком неожиданным, ведь уже довольно давно я купил для тебя это кольцо ровно с той же целью, что и ты для меня — медальон, — произнес Велизар на грани слышимости и впихнул коробочку в руку Маркуса. Тот вмиг онемевшими руками открыл ее и ошалело вытаращился на перстень с изумрудом. Прекрасный перстень, массивный и очень броский. Наверняка дорогой. И в любой другой день Маркус вновь ощутил бы ущербность собственного подарка, но счастье, которое отразилось вчера ночью в глазах Велизара, не имело цены. Сейчас же искрился любовью и счастьем сам Маркус. — Хочу, чтобы отныне мы оба носили эти символы принадлежности друг другу, — прошептал Велизар и нежно коснулся губ Маркуса своими. В их поцелуе не было яростной страсти, только сумасшедшая чувственность, только любовь, которую, казалось, можно потрогать руками. Материальная, незыблемая, бессмертная. Маркус насилу оторвался от манящих припухших губ и надел кольцо на безымянный палец левой руки — как будто они уже женаты. По обычаям империи после помолвки будущие супруги носили кольца на правой руке, на левую же переодевали во время брачного обряда. Там Маркус и будет носить символ любви Велизара до конца дней своих. — Люблю тебя больше жизни, моя Великая Заря, — прошептал он и вновь поцеловал Велизара, осторожно посасывая его пухлую нижнюю губу. И дымкой развеялась болезненная нужда непрерывно думать о будущем, гадать, смогут ли они остаться рядом, бояться долгой разлуки и кратких встреч. Они преодолеют всё, и даже находясь в разных уголках империи, непрестанно будут думать друг о друге. Потому что иначе нельзя. Иначе — не для них. — А я люблю тебя даже больше, чем ты меня, — с нежной улыбкой ответил Велизар. — Мне хочется втянуть в себя весь твой запах, облизать с ног до головы и даже съесть, а потом врасти в твое тело, чтобы навечно остаться рядом. Маркус с упоением слушал, а сердце колотилось заполошенной птичкой. — Тогда я знаю, как нам срастись, — заговорщически промурлыкал он и заключил Велизара в коварные объятия, мигом перевернувшись и подмяв податливое тело под себя. Любуясь бесконечно. Показывая взглядом всю глубину чувств. Потрясающие глаза с длинными светлыми ресницами, идеальные черты лица — тонкие настолько, что можно порезаться, — были достойны не только любования, но и поклонения. И Маркус готов был поклоняться ему. Каждую ночь. Каждую минуту. — У тебя уже исчезли веснушки. Зима приближается, — выдохнул Маркус в губы Велизара и, не дожидаясь ответа, спустился к его члену, чтобы в тот же миг облизать твердую плоть, словно это лучшая сладость из всех, что приходилось пробовать. Они уснули ближе к утру — измотанные, счастливые и совершенно обнаженные. Раскинулись в ворохе подушек, накрывшись принесенным из гостевой спальни одеялом. Им не хотелось возвращаться в кровать, ведь вся магия ночи сосредоточилась именно здесь — у камина. И проспали бы они долго, пока холод от стылого пола не просочился через одеяло, если бы не хлопок двери, оставшийся неуслышанным, и счастливый возглас: — Братец, прости, что опоздал на праздник! Надеюсь, ты еще принимаешь… — Златояр застыл в двери гостиной, а Велизар с Маркусом сонно заморгали, не размыкая объятий, в которых надежно сплелись их тела, — поздравления…