Шрам и Заря

БОНУСНАЯ ГЛАВА. МАРКУС Я улыбался. Кажется, за три месяца мне пришлось улыбнуться едва ли с десяток раз. Вик и Дора в сопровождении госпожи Баюр лучились счастьем и махали мне, едва не подпрыгивая на месте. Они выросли, а я и не заметил, слишком увлеченный собственной жизнью и любо… Нет, я запретил себе произносить это слово даже мысленно! Торжественное построение почти подошло к концу. Весь наш курс искрился золотом на эполетах и аксельбантах, а на лицах играли гордые улыбки. Будущее императорской армии, как с гордостью заявил командир корпуса. Кто-то из нас отправится во дворец, в том числе и я, кому-то повезло меньше, и их разбросает по империи. Впрочем, я мечтал, чтобы меня отправили подальше. Куда-нибудь на север, в край морозов и снега. Быть может, там моя стонущая душа промерзла бы насквозь, и я наконец позабыл бы имя того, чье кольцо вот уже три месяца висело на кожаном шнурке, согревая грудь. Я клялся, что даже смерть не заставит меня отказаться от него… Как жаль, что свою клятву всегда выбирать меня он так и не исполнил. Как не исполнил и обещание отвезти меня на родину, укатив в одиночку навстречу мечте, а меня оставив за спиной, как досадное недоразумение. Сцепив зубы, я наблюдал за цесаревичем Гориславом, важно взошедшим на трибуну. Наверняка сейчас толкнет речь о великой чести, что нам оказана, а я бы с удовольствием сбежал от этой чести куда подальше. Я и просился, честно просился отправить меня куда угодно, только не в императорский дворец, но ротный рявкнул, что по поводу меня пришло персональное распоряжение. Чем-то я заинтересовал цесаревича, отчего он решил не отпускать простолюдина, когда-то запятнавшего Великого князя Велизара своей дружбой. Честно говоря, сначала я решил, что мое место во дворце — это его просьба, но позже понял, что ни к чему ему оставлять меня там, ведь однажды он будет вынужден вернуться домой. Вряд ли исполнивший мечту Великий князь обрадуется, столкнувшись лицом к лицу с ошибкой прошлого. Не обрадуюсь и я… Вру. Обрадуюсь. Мне бы увидеть его хотя бы краешком глаза, только бы еще раз полюбоваться любимыми чертами!  Он не позволил мне даже этого, передав коротенькое послание через Дорона. Вручая мне записку, старик прожигал меня столь осуждающим взглядом, что я невольно ощутил себя в чем-то виновным. Впрочем, тогда от Велизара не было вестей уже четыре дня, и я сходил с ума в неизвестности. Я успокаивал себя тем, что он приболел и решил остаться во дворце до выздоровления. Уговаривал не волноваться и отвлекался, на что только мог, но дурацкое предчувствие вопило и стенало, что мне его больше не увидеть. Я игнорировал дурные мысли до тех пор, пока не развернул послание и не увидел там всего несколько строчек: «Отец дал мне разрешение поступить в Академию художеств, и уже через два дня я отбуду в Дианаполис. Возвращаться в корпус мне больше нет нужды. Я всегда буду помнить тебя. Прости. Желаю тебе счастья и любви. Твой Великий князь Велизар». Пока я ошалело моргал, не в силах поверить в прочитанное, Дорон обронил: — Никогда бы не подумал, что вас с Великим князем связывают такие отношения. Благо, что вы не попались, иначе загубили бы жизни друг друга.  — Почему он уехал? — спросил тогда я. — Чтобы построить то будущее, о котором мечтал. И вам того же желаю, юноша. У вас еще есть шанс на достойную жизнь. Больше Дорон не проронил ни слова, хоть я бежал за ним и умолял рассказать, почему Велизар исчез так внезапно. Он смотрел на меня, как на дурня, но молчал. И я понял, почему он предпочел попрощаться со мной запиской. Чтобы избежать такого вот разговора — утомительного, тяжелого и душещипательного. Я бы не отпустил, а он бы остался. Я знал, чувствовал, что он любил меня до последней встречи, до нашего последнего прикосновения. Он намекал, что вот-вот свершится судьбоносное событие, а я — дурак — верил, что меня назначат его адъютантом. Ночью, после разговора с Дороном, я понял, что судьбоносное решение заключалось в другом. В его мечте. В академии художеств. Не во мне. Увы, любви не всегда достаточно, чтобы остаться вместе. Пожалуй, за четыре дня во дворце и за множество дней до этого он все обдумал и принял взвешенное решение. Решение, достойное Великого князя, вознамерившегося помогать жителям империи. Разве стоили судьбы детей в отдаленных провинциях одного-единственного меня? Конечно, нет.  Я всегда, с первого дня нашей робкой дружбы, знал, что недостоин Велизара. Знал, что не вышел рылом, что позорю его своим низким происхождением, тяну за собой на дно. Он, как прекрасная птица, был рожден, чтобы парить в небесах, а не якшаться с солдафоном, вроде меня. Я все это прекрасно знал, однако позволил себе не просто влюбиться, но и поверить в наше будущее. Позволил открыться и прочесть всего себя, позволил такие вещи, которые больше не позволю никому. Отдал ему каждую мысль, подарил собственное сердце и позволил безжалостно его разбить. Мне не пристало злиться на Великого князя, ведь его решение принято во благо империи, но я злился. Злился, обижался, ненавидел за собственные страдания. Любил, безмерно любил и молил Владыку, чтобы Велизар одумался и перед самым отплытием сбежал с корабля. Мечтал, что он вскочит на коня и примчится ко мне из самого Порта — главного приморского города, откуда отбывали суда в Дианаполис. Но он не примчался ни через день, ни через десять, ни через месяц. С каждым днем я терял часть надежды, пока она не испарилась полностью.  Воля Велизара оказалась куда сильней моей, да и рассудительностью меня при рождении явно обделили. С каждым днем, прожитым без него, во мне копилась злоба. Я поклялся забыть его, поклялся добиться таких высот, которых он от меня никогда не ожидал. Поклялся, что однажды сердце вновь затрепещет от любви, пусть даже сейчас оно раскололось на кровавые осколки, впившиеся в ребра. В порыве гнева я хотел выбросить кольцо, но вовремя остановил себя, повесив его на шнурок. Влюбленный глупец, все еще живший внутри, не позволил избавиться от доказательства, что Велизар считал меня своим супругом. Пусть и всего несколько месяцев. Кольцо стало напоминанием, что когда-то мы были счастливы и любили друг друга так, будто завтра никогда не настанет. Но оно настало, и я остался один.  Нашу наемную квартиру сдали молодой женатой паре с прелестным пухлощеким младенцем, и у меня не вышло даже попрощаться со стенами, ставшими мне домом. Они хранили так много наших чувств, так много стонов и ласк, что я бы, наверное, унизительно разрыдался, если бы мне позволили войти. Я попрощался издалека и ушел, не оборачиваясь. Прошлое осталось в прошлом. Однажды Милорад сказал, что готов выслушать и пожалеть, когда Велизар наиграется со мной. Вот же знаток человеческих душ! Он оказался прав, и мне не осталось ничего, кроме как пойти к нему — человеку, не понаслышке знакомому с безответными чувствами. И он принял меня в своей дорогой наемной квартире, выслушал и не припомнил ничего из того, что я натворил. Он больше не пытался соблазнить меня, зная, что ничьих рук на себе не вынесу, но от его тоскующих взглядов мне некуда было деться. Милорад все еще любил меня, а я не любил никого, кроме призрака ушедшего счастья.  Милорад ни на что не претендовал. Он просто был рядом, как и Гай, как и Арив, как и моя троица друзей. Благодаря им я выжил без него три месяца, выживу и будущие годы.  — Отныне вы — солдаты империи! На каждом из вас лежит ответственность защищать свою страну, как свою семью! Вам оказана честь служить короне, и корона ждет от вас преданности! — тем временем провозгласил Горислав с доброй, такой несвойственной ему, улыбкой. — Вы — будущее империи, и я горд сегодня говорить вам об этом! Мы с вами — братья по оружию, ведь однажды я сам стоял на вашем месте! Так в добрый путь, братья! Империя должна вами гордиться!