Шрам и Заря

Ветер с запахом моря безжалостно хлестал Велизара по щекам, а он подставлял их с завидным терпением. Ночь подходила к середине, и на палубе почти не осталось людей. Кроме Велизара с Дороном и Тихомиром — телохранителем (читай шпионом), приставленным к нему отцом, пассажирами на этом корабле были лишь Аталия Дамиан со своими музыкантами и помощниками. Ах, да, и еще с десяток солдат Первой стражи. Горислав не отпустил свою любовницу в такую даль без охраны, но, что странно, именно ее он отправил, чтобы вернуть опального Великого князя домой. Значит, доверял как себе. Аталия дала два концерта в Дианаполисе, собрав полные залы. Выходцев из Белоярской империи, влюбленных в ее творчество, оказалось так много, что впору было устраивать и третий концерт. Эти долгие две недели, которые она провела в столице Алмазной империи, Велизар отсчитывал дни до возвращения на родину. Отсчитывал и боялся так сильно, что едва не тронулся умом. Возможно, он был бы рад ее третьему концерту. Это значило, что отъезд отодвинулся бы на несколько дней. Казалось, именно их не хватило ему, чтобы набраться храбрости. Велизар, как ничего другого, жаждал увидеть Маркуса и страшился этот мига больше всего на свете. А все потому, что понял, какие слухи дошли до ушей нежно любимого им человека. 

* * *

— Скажите-ка, Аталия, почему брат прислал именно вас? Помнится, он однажды приревновал вас ко мне, — спросил Велизар, сжимая бокал с вином. Он волновался так сильно, что с удовольствием опрокинул бы в себя стакан крепкой настойки, которую они пили в кадетском корпусе. Разговор с Аталией складывался слишком тяжело. — Ох, Велизар, вашему брату прекрасно известно, что ни я, ни одна другая девушка вас не интересуют. Не стану врать, я несколько опечалена этим фактом, но так для вас даже безопасней. Ну да, Гориславу не нужны конкурирующие династии. Он прямо заявлял Велизару об этом. Странно, что Аталия так легко говорила о подобных вещах. Не видела в его жалкой персоне опасности? — Цесаревич обсуждал с вами даже мою личную жизнь? Аталия скромно улыбнулась и отвела глаза. — Боюсь, ему не нужно было обсуждать эту деликатную тему. Вы и сами знаете, что за вами присматривали доверенные люди цесаревича. Они и разнесли по дворцу множество самых разных слухов о ваших… кхм… предпочтениях и любовниках. Велизар сжал пальцы на бокале так сильно, что хрупкое стекло треснуло. Вино выплеснулось в ладонь, но он совершенно равнодушно отбросил от себя разбитый бокал. Сейчас Велизар не обратил бы внимания, даже если бы вспорол себе осколками всю руку. — Вот уж не думал, что во дворце нет тем интересней моей постели. — Вы должны и сами понимать, как неожиданно узнавать подобные пикантные подробности о члене императорской семьи, — с тяжелым вздохом ответила Аталия. —Конечно же, людям любопытно, и они будут болтать. Признаюсь, вы и сами подкинули хворосту в костер обсуждения… и осуждения. Никогда бы не подумала, что вы настолько изменитесь на чужбине. — Вы никогда не знали меня, Аталия, чтобы судить о том, изменился ли я, — отрезал Велизар грубее, чем хотел. Сердце колотилось, как бешеное, а на языке вертелся один-единственный вопрос, который его сейчас интересовал. — Прошу прощения, Ваше Императорское Высочество. — Аталия вновь потупила взгляд. — В любом случае, уверена, что глупые слухи никак не повлияли на ваших друзей. Они наверняка очень ждут вашего возвращения. Дыхание Велизара перехватило. Не спрашивать! Если спросит, Аталия наверняка доложит Гориславу, что он интересовался Маркусом. Брат ни за что не должен понять, что Велизар не забыл о первой любви. — Друзья? Вы видели во дворце кого-то из них? — осторожно спросил он. — Ваш лучший друг, Маркус Иво, несет службу в Первой страже, как и Гай Браер. Я встречала во дворце еще нескольких человек с вашего курса, но, к сожалению, не знаю их имен. Маркус в Первой страже! Горислав приблизил его, чтобы контролировать каждый шаг и каждый вздох! Сделал разменной монетой, поводком, на котором удержит Велизара до самой смерти. Великий князь едва не задохнулся от ужаса. Все эти годы Велизар был уверен, что Маркус служит в Дворцовом полку, и все равно переживал, что он слишком близко к Гориславу. Такого поворота он не ожидал. Бесов бокал! Почему он разбился? Велизар опустошил бы его сейчас одним глотком. Маркус наверняка слышал сплетни о нем. Надежда на то, что людские разговоры обошли его стороной, рухнула. Невозможно служить в Первой страже и не знать тайн, о которых толкует народ.  Велизар не смел и надеяться, что Горислав позволит ему вернуться. Он был уверен, что никогда больше не увидит Маркуса, и потому забывался в других, ища в них любимый образ. Своя боль была ничем по сравнению с безопасностью Маркуса. Любимый остался жив, и потому Велизар готов был перемалывать свое горе так долго, сколько потребуется. Грызть землю, кусать кулаки до крови, закрывать глаза и представлять любимый образ, забываясь в других. Только не сметь надеяться, что однажды ему позволят вновь увидеть Маркуса хотя бы издалека. Велизара не интересовала репутация, он собственными руками губил сам себя. Бесконечная вина терзала его все эти годы. Он искренне считал себя трусливым, глупым ничтожеством и доказывал сам себе, что его действительно не за что любить и не за что уважать. И вот отец совсем плох, а Горислав решил помиловать его и вернуть на родину, потому что вскоре предстояли смутные времена. Он манил Велизара к себе, как пса манят косточкой. Во дворце Маркус, и это лучшая приманка. Он — солдат Первой стражи. Верный слуга Горислава. Ирония судьбы, не иначе. 

* * *

​Уже завтра они прибудут в Порт, а оттуда отправятся в Белояров. Бесконечные дни, проведенные в ожидании, Велизар представлял все интонации, с которыми Маркус может бросить ему: «Ничтожество». И будет бесконечно прав. Со стороны наверняка казалось, что Велизару жилось праздно и весело. Никто, кроме Розы и Дорона, не знал, какой шторм бушевал у него внутри, как сильно он ненавидел себя. С каждым новым любовником поводов для ненависти становилось больше, но Велизар не мог остановиться в саморазрушении, потому что ничего хорошего больше не был достоин. ​Дорогая Роза… Она уехала к родственникам отца неделю назад, и Велизару пришлось остаться наедине со своими демонами. Иногда он с горькой усмешкой думал, что так надоел Розе разговорами о Маркусе, что она попросту не выдержала. Стоило ему сорваться и рассказать правду о первой любви, как внутри прорвало плотину. После тяжелого разговора с Аталией и восстания всех своих внутренних демонов Велизар не нашел ничего лучше, чем искать утешения у Розы. Она убеждала его, что ненависть к себе глупа, ругала за трусость и умоляла не сдаваться. В их последнюю встречу Велизар пообещал и ей, и самому себе, что наскребет достаточно внутренней силы, чтобы выдержать встречу с Маркусом и противостояние с цесаревичем. Он не мог рассказать Розе об интригах в их семье, но она и без того понимала, что старший брат имеет неограниченную власть над ним. ​После отъезда Розы Велизар остался один на один со своими демонами, и побороть их ему помогали лишь тренировочные бои с Тихомиром. Несмотря на подчинение Гориславу, он оказался неплохим парнем. Однажды Велизар попросил его о тренировках, и тот согласился. Так Велизар получил якорь, помогавший ему выплеснуть жажду саморазрушения в злость. На корабле, увы, он не мог тренироваться, поэтому внутренние демоны разбушевались ни на шутку. Особенно этой ночью. Ему снился Маркус, его улыбка и объятия, снилось, как они курили одну папиросу на двоих, лежа у камина. Велизар проснулся с колотящимся сердцем и поспешил на палубу, чтобы холодный осенний воздух выбил ту малую искру надежды, которую он никак не мог себе позволить. Ему нельзя даже приближаться к Маркусу, чтобы Горислав не заподозрил неладное. Велизар больше не позволит, чтобы любимого человека использовали, как рычаг давления на него. Если такое ничтожество, как он, загнать в угол, то можно нарваться на болезненный укус. Велизару больше нечего терять. Самое дорогое у него уже забрали. ​С каждой минутой берег родины приближался. Еще несколько часов, и Велизар ступит на белоярскую землю, но предпочел бы никогда на нее не ступать.

* * *

​Вес мешка, который Маркус упрямо тащил, почти не ощущался на плечах. Их строй бежал по плацу уже десятый круг, а он не замечал нагрузку, полностью затерявшись в своих мыслях. Уже сегодня. Вечером Великий князь Велизар вернется в Белый дворец. Маркус рассчитывал, что сможет спрятаться в какой-нибудь дальний угол и принципиально не взглянет на него даже издалека. Слишком много чести! Когда нанятый специально для Велизара и Аталии Дамиан корабль прибыл в Порт, Гориславу послали весточку. И вот уже неделю Маркус повторял про себя, что ему совершенно наплевать, когда, с кем и как прибудет во дворец Велизар. Плевать, изменился ли он. Наверняка растолстел и отрастил себе живот, если все годы своего отсутствия пил, кутил и таскал к себе в постель десятки любовников.  Маркус смотрел в зеркало на свое сухое, подтянутое тело, в каждой мышце которого заключалась большая мощь, и злорадствовал. Не чета всяким там сынкам императора, которые тяжелей бокала и своего члена ничего не поднимали! Несмотря на то, что на теле прибавилось шрамов, он знал, что красив. Знал, что становился лучше, пока Велизар утопал в пороках. Следующие пять кругов пролетели почти незаметно, но вес мешка на плечах уже ощутимо увеличился. Больше не получалось забыть о боли в мышцах, но Маркус был этому рад. Он вдыхал холодный утренний воздух, безотрывно смотрел в спину Гая и не думал о том, где сейчас едет экипаж Велизара. Совсем не думал! Когда полковник Толстой дал отмашку остановиться, Маркус сбросил мешок и утер пот, который, как оказалось, ручьями струился по вискам. Странно, он и не заметил. — Иво! Тебя требует к себе цесаревич! — возвестил Толстой с угрюмым видом, и Маркус замер, припоминая, не натворил ли чего за прошедшие дни. Ничего на ум не приходило. После выпуска из кадетского корпуса он оставил в его стенах все свои выходки. В Первой страже залеты чреваты плетьми, карцером и даже смертной казнью.  — Прямо сейчас? — Сию же минуту! — рявкнул Толстой. — Поторопись, дурень! Его Императорское Высочество ждать не будет! Маркус коротко поклонился и, бросив обеспокоенный взгляд на Гая, побежал ко дворцу. Нехорошо являться к цесаревичу в полевой форме и видавшем виды дублете, но времени переодеться и привести себя в порядок не было. Он, как мог, пригладил влажные от пота волосы и решил, что этого достаточно. У черного входа его ждал денщик цесаревича Иаким — молодой, худощавый мужчина с аккуратно постриженной бородой и причесанными русыми волосами. Он был одет в черный китель с золотым шитьем и черные брюки, заправленные в натертые до блеска сапоги. Иаким не надел шинель, и теперь, хоть и стоял безукоризненно прямо, едва заметно подрагивал. Осенний ветер пробирал его насквозь. — Ты б еще год сюда плелся, солдат, — буркнул Иаким, шмыгнув носом. — Пошли скорее. У Его Императорского Высочества полно дел поважнее, чем ты. Маркус кивнул и молча направился вслед за денщиком. Он привык к подобному обращению от прислуги цесаревича. Все они, от адъютанта до простой горничной, убиравшей его покои, считали, что достигли небывалых вершин. Среди прислуги они считались элитой, а на солдат и вовсе смотрели свысока. Даже на Первую стражу. Правда, в то же время до смерти боялись. Маркус шагал по мраморным ступеням, уже не обращая внимания на привычную помпезность Белого дворца, который был и вправду белым. Все здесь сияло светом и шиком, подтверждая богатство императорской династии. Маркус сам себе казался здесь чужим. Темным пятном на девственно чистой золотой легере.  Иаким привел его на второй этаж — в личное крыло цесаревича. Остановившись у кабинета, в который вели тяжелые двустворчатые двери из светлого дерева, он громко постучал.  — Иаким, ты? Входи, — донесся из-за двери голос Горислава. Денщик мигом открыл дверь, поклонился и возвестил: — Ваше Императорское Высочество, солдат Маркус Иво по вашему приказу прибыл. — Входи, Маркус. — Горислав улыбнулся уголками губ и указал Маркусу на кресло с мягкой спинкой, приставленное к своему огромному письменному столу на позолоченных львиных лапах.  Иаким закрыл за ним дверь, отрезая Маркусу путь назад. Он вдруг почувствовал, что попал в тесную ловушку, несмотря на огромное пространство помпезного кабинета. И эта легкая улыбка на обычно хмуром лице цесаревича не несла ему ничего хорошего. Горислав выжидающе глядел на Маркуса, и тот поспешно сел. Цесаревич удовлетворенно кивнул и произнес: — Ты выглядишь слишком напряженным, Маркус. Я позвал тебя не для того, чтобы ругать. С плеч Маркуса, казалось, свалилась тяжесть размером с Белый дворец. Плети больше не нависали над его спиной, а гильотина — над шеей. — У меня для тебя важное поручение, — тем временем продолжил цесаревич. — Как ты наверняка знаешь, сегодня возвращается Велизар. Помнится, когда-то ты интересовался у меня об этом. Вот и настал тот самый момент.  — Да, я слышал об этом, Ваше Императорское Высочество. Радостно, что Великий князь Велизар вернется на родную землю, — сухо ответил Маркус, на что Горислав удивленно поднял брови. — Не слышу радости в твоем голосе.  Мне казалось, что вы дружите. — Дружили, Ваше Императорское Высочество. С тех пор много воды утекло. Я больше не смею называть себя другом Великого князя. Мое положение слишком низко для этого. — Ах, вот оно как. Отрадно, что ты понимаешь разницу в вашем происхождении и положении, — протянул Горислав и постучал пальцами по лакированной деревянной поверхности стола. — Значит, ты не будешь ощущать себя предателем, докладывая мне о Велизаре. — Не совсем понимаю… — Здесь нечего понимать, — перебил Маркуса цесаревич. — Мне нужен проверенный и верный человек, который будет неотрывно следить за Велизаром и не вызовет у него подозрений. На мой взгляд, ты — идеальный вариант. Что-то взорвалось внутри Маркуса и смяло в кашу все его внутренности. Следить за Велизаром значит всегда быть рядом. Нет! Нет, пожалуйста! Он планировал держаться как можно дальше от Великого князя, но как это сделать теперь? — Не сочтите за дерзость, Ваше Императорское Высочество, но у Великого князя Велизара наверняка возникнут подозрения, потому что перед его отъездом мы сильно повздорили, и с тех пор он не написал мне ни строчки. — Брось, Маркус. Я прекрасно знаю своего брата. Он не злопамятен. Уверен, он уже давно пожалел о вашей ссоре. На чужбине ему не хватало верных друзей. Ага, не хватало. Друзей, возможно, и не нажил, зато любовников поимел достаточно, чтобы написать мемуары потаскуна! В двух томах! — Я не заставляю тебя подлизываться к нему, — смилостивился цесаревич. — Ты волен даже не разговаривать с ним. Как и говорил, я хорошо знаю своего брата. В твоем присутствии он будет более расслаблен. Велизар не любит чужаков, и при любом другом солдате Первой стражи проявит недюжинную осторожность в каждом своем слове и действии. Ты сам знаешь, что замышляет Златояр, и как много мороки он мне приносит. Я опасаюсь, что Велизар предаст меня, переметнувшись на сторону брата. Они всегда были близки, хоть и рассорились так же скоропалительно, как и с тобой.  — Вы приставите меня к Великому князю личным стражем? — со страхом уточнил Маркус, всей душой надеясь на чудо… — Да. Сейчас его охраняет Тихомир — он тоже солдат Первой стражи. Пора сменить сторожевого пса. Он слишком долго находился при Велизаре, поэтому ему я больше не доверяю. Надежда на чудо сдохла в муках. — Как часто мне нужно докладывать о действиях Великого князя? — Я буду периодически вызывать тебя и спрашивать полный отчет. Никому, кроме меня, не смей ничего рассказывать. Это дело касается лишь императорской семьи и, раз уж так вышло, тебя. Просто наблюдай и запоминай. Я уверен, что братец неверен мне, и однажды он просчитается. Зачем же он вернул Велизара? Решил приблизить ненадежного союзника, запереть его в золотой клетке, чтоб не вздумал предать? — Велизар хитер, как и Златояр. Дурная кровь, и этим все сказано. Не верь его словам, поскольку врать братец обучен с детства. О, да! Маркус ощутил силу вранья Велизара на своей потрепанной шкуре. Тот, кого он любил всей душой, оказался великолепным актером, и Маркус об этом не забудет. Цесаревич предупредил слишком поздно. Вот бы кто-то сказал об этом Маркусу на первом курсе. Он бы ни за что на свете не подпустил к себе заносчивого императорского сынка и обязательно отправил бы ему записку с нарисованной кучкой дерьма. Еще и гордо подписался бы, чтоб точно отбить у Велизара охоту даже смотреть в его сторону.  — Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество. Обещаю приложить все силы, чтобы не разочаровать вас, — процедил Маркус и сцепил зубы, потому что на волю рвалось слишком много ругательств. Хотелось послать к бесам в пасть и цесаревича с его дурацкими поручениями, и Велизара, и самого себя за очередную слабость.  Подумаешь, Велизар! Да плевать на него. Он — часть службы. Задание, и не более. — Ты уж не подведи, а не то я очень, очень разочаруюсь. Маркус успел хорошо изучить цесаревича. Его разочарование означало смерть.  Он покинул кабинет, который вправду оказался ловушкой, и вдруг понял, что дрожит. Тело оказалось тем еще предателем, как и сердце, которое глупо трепыхалось при мысли, что отныне Велизар каждый бесов день будет рядом. Рядом, но так далеко, будто на другом конце света. Часы тянулись медленно, и чем ближе солнце клонилось к горизонту, тем мучительней сменяли друг друга минуты. Маркус успел десять раз убедить себя, что ему плевать, и одиннадцать раз едва не впасть в истерику. Он не сдержался и рассказал Гаю о своей новой должности личного стража Велизара, на что тот лишь сочувственно похлопал его по плечу. Даже не спросил ничего. Как будто и вправду знал, что за чувства бушевали у Маркуса внутри. Чего Гаю не удалось скрыть, так это собственной тревоги. Новая должность не пришлась ему по душе так же, как и Маркусу. Когда во дворец вернулся солдат Императорского полка, отправленный на Южный тракт, с криком: «Едут!», дворец превратился в улей. Все ждали возвращения Великого князя, выстроившись перед крыльцом. Здесь была и Первая стража, и Императорский полк, и прислуга. Адъютант Горислава по имени Арон величественно замер за его спиной. Подле цесаревича гордо стояла императрица с лицом холоднее, чем самая суровая белоярская зима. Чуть позади застыл Новомир, здорово повзрослевший за прошедшие годы. Супруга Горислава держалась по левую руку от мужа и прятала нос в меховом воротнике. Не хватало лишь императора, но он, похоже, сдал так сильно, что не мог подняться с кровати. На Белояров опустились сумерки, и фонарщики принялись зажигать фонари. Как раз тогда вереница экипажей появилась вдалеке. Ее увидели караульные со стены.  Ворота торжественно открыли. Маркус стоял чуть впереди остальной Первой стражи, потому что должен был незамедлительно последовать за Велизаром, как только тот сделает шаг ко дворцу. Он нервно теребил пуговицу на шинели и прожигал взглядом свои начищенные сапоги, но долго отгораживаться от происходящего не получилось бы при всем желании. Строевые правила обязывали держать голову прямо. Маркус, будто бы вернувшись в прошлое, смотрел, как в ворота въезжают экипажи с вензелем в виде буквы «Р», обозначавшей императорский род Ратомир. На первом курсе он точно так же наблюдал, как из экипажа выбрался Дорон и помог сойти на землю своему господину. Но в этот раз в душе Маркуса не осталось любопытства. Не осталось вообще ничего, однако он и предположить не мог, что выжженная пустота может так болеть.   Этим вечером Велизар был одет не в кадетскую форму, а в дорогущее черное пальто до пят с меховым воротником. Его волосы отросли и теперь крупными волнами спадали на лицо, закрывая лоб и уши. Лицо с тонкими чертами похудело и заострилось, а под глазами залегли нездоровые тени. Веснушки, которые когда-то так любил Маркус, наверняка уже пропали.  За праздные годы в Алмазной империи Велизар, на удивление, не растолстел, а похудел. Сейчас он походил на высокомерного заморского щеголя, который не интересовался никем, кроме цесаревича, приветственно распахнувшего объятия.  Лишь когда братья обняли друг друга, Маркус понял, что все это время не дышал. Он впитывал в себя образ Велизара, жадно пожирал его глазами и ненавидел себя за это. Ненавидел за то, что Велизар возмужал и стал еще красивее. Ненавидел за то, что смотрел на его яркие искусанные губы. Ненавидел за то, что мечтал поймать его взгляд. Маркус понимал каждого из любовников Велизара. Не будь у них столь болезненного прошлого, он сам бы, не задумываясь, прыгнул в постель этого холодного, отчужденного, но невероятно красивого мужчины. Наверняка те юноши на одну ночь все как один пытались разгадать, что же скрыто под коркой льда, и только Маркус знал, сколько там лжи.  Велизар отстранился от Горислава и чинно поклонился императрице. Та поджала губы, но милостиво кивнула в ответ. Церемония требовала от нее хотя бы тени материнского радушия. Новомир с искренней любовью обнял Велизара, и на мгновенье улыбка Великого князя стала чуточку теплей.  Из второго экипажа выбралась Аталия Дамиан и склонилась перед цесаревичем. Маркус отметил, с каким вожделением взглянул на нее Горислав, пока его супруга совершенно равнодушно отвела глаза, будто ничего из происходящего ее не касалось. Маркус, как и все обитатели дворца понимал, что будущая императрица прекрасно знала о роли певицы Аталии Дамиан в жизни своего супруга, но предусмотрительно не открывала рта, чтобы не потерять титул.  Маркус поймал на себе неодобрительный взгляд Дорона, который вместе с молодым слугой, пыхтя, тащил тяжелый сундук с вещами Велизара. Старик знал об их связи и не одобрял ее.  Маркус гордо отвернулся. Прошлое умерло. — Братец, располагайся и осваивайся. Завтра я устраиваю большой прием в честь твоего возвращения. Это поистине радостное событие, — объявил Горислав, и Велизар с легкой светской улыбкой склонил голову. — Благодарю, брат. Сейчас мне бы хотелось повидаться с отцом после долгой разлуки.  — Конечно, я понимаю. Это сыновий долг. Тебя проводят к отцу. С этими словами Горислав кивнул Маркусу. Тот сделал шаг вперед и наконец поймал на себе взгляд Велизара. Поймал и едва не упал, как подкошенный. Кажется, все его тело заледенело от холода в некогда любимых голубых глазах.  Маркус стиснул зубы и заставил себя подойти к Велизару. Поклонившись, он поднял на Великого князя равнодушный взгляд и произнес: — Буду счастлив проводить Ваше Императорское Высочество к отцу.  — Проводи, солдат, — холодно ответил Велизар. Будто они никогда не были знакомы. Будто не дарил он Маркусу кольцо, как символ их супружества. Будто никогда не целовал его, не ласкал и не признавался в любви.  Прошлое умерло.