Шрам и Заря

— Отмучился? — тихонько спросил Арив, глядя на истерзанное тело, накрытое белой тряпицей и погруженное на деревянные носилки. Двое солдат Первой стражи деловито тащили его к телеге, которая отвезет труп подальше. Тело сожгут в поле и не потрудятся похоронить. Маркус кивнул, сцепив зубы. Не осталось сил говорить. Внутренности уже давно скрутились в морской узел от тревоги и непонимания.  — Все мы прекрасно знаем, что он не виноват, — со злобой прошипел Арив. — На бедного старика попросту свалили чужую вину. Маркус понимал это. Дорон был виновен лишь в том, что принес Велизару проклятый обед. Только и всего! Мольбам повара как будто бы поверили и отпустили, всего лишь выгнав из дворца взашей, а вот Дорону не повезло. Его Горислав велел схватить и допросить. А Маркус знал, что значил допрос Первой стражи. Старика бесчеловечно пытали в надежде выбить признание, но тот оказался верен Велизару даже под страхом смерти. Он не признал вины… Теперь окровавленное мертвое тело верного слуги сожгут, как мусор. Маркус никогда не обманывался по поводу Первой стражи и цесаревича, но последние события попросту выбили у него почву из-под ног. Сначала смертники, отчаянно бросавшиеся в объятия неминуемой гибели, теперь мертвое тело Дорона… Его запытали, просто потому что не могли добраться до настоящей виновницы. Каждый солдат Первой стражи знал, что Горислав вызывал к императрицу в их корпус, и беседовали они с угрозами и криками.  Сердце Маркуса сжималось, стоило представить, как отреагирует Велизар, когда очнется. Вынесет ли очередное потрясение? Уж он-то понимал, что Дорон скорее выпил бы яд сам, чем позволил отравить своего воспитанника. Маркусу должно быть все равно, ведь это не его проблема, но он не мог не думать о Велизаре каждую минутку. Теперь Великий князь и вправду остался совсем-совсем один. Каково ему будет под ястребиным надзором Горислава?  От мысли о Велизаре, таком беззащитном и хрупком, у Маркуса сдавливало под ребрами. Прошло уже два дня, которые Великий князь провел в лечебном сне, а он до сих пор ощущал фантомную дрожь в руках. Каждую из двух прошедших ночей, закрывая глаза, Маркус с ужасом видел его безжизненное тело. Видел закатывающиеся глаза и пену слюны в уголках губ, слышал хрип и хватал Велизара на руки, почти не ощущая его веса. Во снах он снова и снова спешил к целителю со своей драгоценной ношей и молился Владыке, чтобы успеть. У Маркуса осталось не так много страхов, но смерть Велизара теперь заняла первенство среди них. Она подобралась слишком близко, почти забрала Велизара в свои объятия, но Маркус сумел ее обогнать. Между сном и явью он вновь и вновь вспоминал, как колотил ногами в дверь кабинета императорского лекаря, а Велизар уже не дышал. Вспоминал, как неистово дрожали руки, а грудную клетку сжимала хватка ужаса. Зубы стучали, словно он бежал по морозу, но внутри все пылало и обугливалось. Руки, державшие тяжелое тело Велизара, горели, но Маркус готов был тащить его хоть в царство Владыки, только бы спасти. Он слишком хорошо помнил, как помогал лекарю — пожилой чопорной даме —расстегивать кафтан и рубашку Велизара. Помнил, как она с громким ругательством разжимала рот Велизара и заливала туда резко пахнущую жидкость. А Маркус, не отводя взгляда, пялился на медальон, висевший на шее Великого князя. Медальон, который он подарил Велизару в знак тайной помолвки. И Великий князь до сих пор носил символ их супружества, пряча под одеждой. Что-то взорвалось тогда внутри Маркуса, и горячая слезинка капнула на лицо Велизара. Любимое лицо, мертвенно-бледное и такое пустое. Лекарь прогнала его, отругав за слезы, и Маркус просидел на полу, у ее кабинета, битый час. Неумело молился Владыке и с ужасом представлял, что, не окажись его рядом, лекарь попросту не успела бы помочь Велизару.  Во дворце тем временем воцарился переполох, а Маркус сидел и сидел, глядя на дверь. К нему пришел Арив, пронюхавший о случившемся, и ждали они уже вдвоем. Маркус мысленно называл себя цепным псом, но даже не злился. В те долгие минуты ни одна сила на всем белом свете не оттащила бы его от кабинета лекаря. Прошлой ночью к Маркусу вернулись приступы, которых не случалось уже год.  Он видел во сне мертвого Велизара, и задыхался в собственном крике. Арив с Гаем едва сумели разбудить его. Маркус вдруг вспомнил, с какой любовью когда-то будил его Велизар, и чудом не закричал от боли прямо в кубрике. Своими метаниями он и без того перебудил половину парней.  Проводив печальным взглядом тело Дорона, которое погрузили в телегу, как мусор, Маркус направился ко дворцу. Его пост у покоев Велизара ждал.  Каждая ступенька, каждый шаг отдавались в нем сопротивлением. В чем был виновен Дорон, любивший Велизара, как родного сына? Чем он провинился? Императрица решила действовать и убить ненавистного пасынка, а отвечать за все пришлось простодушному Дорону! Да где же в этом мире хоть капля справедливости?! Неужели Гориславу доставляло удовольствие ломать младшего брата? Странно, что это не он отравил Велизара, а его деятельная мамаша! Семья уродов! Маркус замер перед покоями Велизара, у которых по приказу цесаревича теперь дежурил и Лир. Тот выглядел беззаботным и даже веселым. — Лекарь приходила к Его Высочеству? — спросил Маркус, напустив на себя отстраненный вид. — Она сейчас у него. Сказала, что он должен был уже очнуться, но почему-то до сих пор спит. Ха, я бы на его месте тоже не спешил просыпаться! Не очень-то гостеприимно встретил его Белояров. Бежал бы Великий князь обратно, в Дианаполис, к своим пьянкам и юношам. — Я зайду к нему и покараулю в покоях, раз уж ты здесь. — Решил заменить его прежнюю курицу-наседку? Не боишься закончить, как старик? — ухмыльнулся Лир. Маркус сделал шаг к нему, замерев лицом к лицу. Лир проигрывал ему в росте, в силе, в злости и прекрасно понимал это. — Ну же, не принимай мои слова близко к сердцу. Ранимый какой стал. Я еще после пьянки понял, что ты за него горой. Только бдительность не теряй. Начнет приставать — бей тем, что под руку попадет. — Сейчас я хочу ударить только тебя, да вот под руку ничего не попадается, — рыкнул Маркус, на что Лир примирительно поднял руки. — А что я такого сказал? Шрам, где ты потерял чувство юмора? Ты только место укажи, так я его тебе обратно принесу. Маркус ничего не ответил, сдерживая злость, и тихонько вошел в покои Велизара. В нос ударил запах лекарств, стоило переступить порог спальни. Вкупе с жаром от теплового канала он создавал отвратительную вонь. Маркус невольно сморщил нос, и лекарь, сидевшая в кресле, у кровати, сказала: — Так пахнут компоненты яда, которые я сумела обезвредить. Они выходят через поры на коже, смешиваются с запахом лекарств и сливаются в отвратительную вонь. — Как он, госпожа?  Маркус с трепетом взглянул на безмятежное, но осунувшееся лицо Велизара. Он казался измученным, и выражение это Маркус замечал еще до отравления. Грудная клетка Великого князя мерно поднималась и опускалась. Маркус готов был следить за этими движениями вечно. Он словно вынырнул на поверхность из кошмара, где Велизар умер в муках. Его ноги вот уже два дня вновь стояли на твердой земле, где по-прежнему жил Велизар, но предательски дрожали. За час, который лекарь боролась со смертью, Маркус успел и сам умереть тысячу раз, а потом воскреснуть от ее обнадеживающих слов. Велизар все еще существовал в его мире: живой, настоящий, с медальоном на шее.  В тот злополучный день он помогал лекарю переодевать Великого князя и не мог не отметить, что тот и вправду похудел. Теперь Велизар казался хрупким, несмотря на высокий рост. В любой другой момент Маркус залюбовался бы его обнаженным телом, но не тогда. Он лишь благодарил Владыку и лекаря, что позволили Велизару выжить.  Однако мысли о медальоне не давали Маркусу покоя. Сам не зная, почему, он снял его с шеи Велизара и два дня таскал с собой. Металл обжигал внутренний карман кителя и, казалось, вот-вот прожжет кожу, достав до сердца. В первую ночь, отвернувшись к стене на свой койке, Маркус открыл медальон и рвано выдохнул от нахлынувших чувств. Клочок бумаги, уже порядком потрепанный, все еще лежал внутри. Велизар не выбросил его, сохранил и носил при себе. За три года цепочка под весом медальона немного растянулась, отчего Маркус понял, что украшение висело на шее, а не лежало в шкатулке.  Он не знал, что и думать, но беспокойство о здоровье Велизара занимало собой почти все мысли.  Вот и сейчас, дождавшись, пока лекарь уйдет, он опустился на стул с резной спинкой, придвинутый к постели Великого князя. Взгляд сам собой прилип к его грудной клетке, мерно поднимавшейся и опускавшейся. Велизар спокойно спал, не представляя, что произошло за последние два дня.  Маркус знал, что надо бы выйти из покоев и нести пост вместе с Лиром, но не мог себя заставить. Да, он дурак! Дурак, об которого вытерли ноги, а он по-прежнему оставался верен тому, для кого дышал. Маркус жадно всматривался в тонкие черты лица Велизара и вспоминал, как бесчисленное количество раз так же любовался им, лежа на соседней подушке.  Наверное, Владыка решил наказать Маркуса, создав кого-то настолько идеального для него, настолько желанного и восхитительного, но не оставив надежды на ответные чувства.  Маркус вновь вспомнил о медальоне. Что, если Велизар не забыл об их клятвах? Почему-то он носил медальон. Но зачем бы ему это было нужно? — Глупо на что-то надеяться, ублюдок ты высокомерный, — прошептал он и сделал то, за что тут же себя отругал. Нежно, почти невесомо, провел загрубевшими кончиками пальцев по виску и щеке к губам Велизара. Искусанным и сухим, но все таким же идеальным. Сколько раз Маркус чувствовал их вкус! Каждый их поцелуй хотелось воскресить в памяти и рассматривать на свету, как сокровище. Каждый из тысячи был достоин звания лучшего. Грудь снова сдавило, и Маркус отдернул руку.  — Знаешь, мне столько хотелось тебе сказать все эти годы, но теперь не поворачивается язык, — пробормотал он, склонившись над Велизаром. — Я, дурак, надеялся, что ты скучал по мне в своем Дианаполисе. Мечтал, как ребенок, что ты раскаешься и вернешься ко мне. Я бы принял, я же идиот. А ты не раскаялся. Вместо этого таскал к себе любовников и жил той жизнью, которую всегда напоказ презирал. Я до сих пор не могу взять в толк, знал ли тебя настоящего? Лицо Велизара оставалось безмятежным. Он все еще спал. — Я любил тебя так, как никогда не полюбит ни один человек во всем мире. И до сих пор люблю, сволочь ты белобрысая. Приди в себя, умоляю. Раздражай меня снова, якшайся с этой своей Розой Амио, но живи. Я буду смотреть на тебя исподтишка и злиться от твоих дурацких выходок. Я не претендую на любовь или дружбу, но хочу видеть тебя живым. Мне этого хватит. Маркус зажмурился, пережидая, пока невидимая хватка на горле разожмется, и замолчал. За следующие два часа он не произнес ни слова. Только смотрел на Велизара, считал его дыхание и ждал. Маркус хотел оказаться рядом, когда он очнется. Зачем? Потому что не мог иначе. И Велизар очнулся, когда солнце уже село, а кроткая горничная зажгла масляные лампы на стенах. Маркус в нетерпении ходил по комнате, подумывая снова сходить за лекарем. Волнение сжирало его все сильней, ведь неспроста же Велизар не просыпался. Вдруг яд подействовал сильней, чем рассчитывала лекарь? Противный, липкий страх разлился под кожей, но схлынул, стоило Маркусу услышать слабое шевеление. Он бросился к постели Велизара и склонился над ним. Тот с трудом приоткрыл глаза и разлепил сухие губы. Похоже, мир кружился перед ним, потому что Велизар никак не мог остановить взгляд на Маркусе. — Маркус? — наконец слабо спросил он, сосредоточившись. — С пробуждением, Великий князь. Я рад, что вы живы. Велизар хотел что-то ответить, но сухо закашлялся. Маркус метнулся к маленькому столику, где стоял стакан с водой и маленькая серебряная ложечка. Он мог бы позвать служанку, чтобы она поухаживала за Велизаром, но никому в этом дворце больше не доверял.  Маркус поднес ложечку к губам Великого князя, и тот с благодарностью открыл рот. Кое-как напоив Велизара, Маркус немного успокоился. Он опустился на стул, с которым почти сроднилась его задница, и с напускным равнодушием взглянул, как Велизар шарит глазами по комнате. — Меня… отравили? — наконец просипел тот. Маркус кивнул. — Кто? Как ответить на этот вопрос? Но Маркус не мог врать. Не хотел. Это было бы бесчеловечно к памяти Дорона. — Императрица. Я не знаю подробностей, но цесаревич вызывал к себе именно ее. Велизар прикрыл глаза и с трудом сглотнул. Кадык дернулся вверх-вниз, а Маркус отвел взгляд.  — Где Дорон? Почему его нет? — Ему… нездоровится. Нет, Маркус не смог. Он сцепил зубы, поймав на себе пытливый взгляд голубых глаз. Велизар смотрел и смотрел, ожидая честного ответа, но так и не дождался его. — Ты не договариваешь, — наконец шепнул он. Маркус не стал оправдываться. Велизар был слишком слаб, чтобы тревожить его дурными новостями. Через пару минут его глаза потихоньку закрылись. Великий князь вновь уснул, а Маркус испытал облегчение. Велизар обо всем узнает, но пусть немного наберется сил. Маркус боялся, что он сломается. Велизару пора стать сильнее, иначе ему не выстоять против Горислава. 

* * *

Маркус никогда не испытывал такой ненависти к Гориславу, как в эти долгие минуты, что он находился в покоях Велизара. Прошли уже сутки с тех пор, как тот очнулся. Весь день Маркус осторожно отвечал, что Дорон приболел и старался исчезнуть, пока Велизар не задал следующий вопрос. Он не представлял, как сообщить печальную новость, чтобы окончательно не сломать Великого князя.  И вот к вечеру следующего дня у покоев Велизара появился цесаревич. Он гордо шествовал в сопровождении адъютанта. Маркус и Лир вытянулись в струнки и поклонились, а Горислав снисходительно кивнул им.  Маркус отчитался цесаревичу, что в покои Велизара не заходил никто, кроме лекаря и служанки, и тот сурово произнес: — Я возложил на тебя охрану кровного брата, а ты меня подвел. Тебя не постигла судьба Дорона лишь по одной причине: я знаю, что Велизар дорог тебе и ты ни за что не стал бы помогать отравителю. Но учти: если жизнь моего брата вновь окажется под угрозой, я тебя казню. В ближайшие дни Лир поможет тебе нести пост, но как только Велизар поправится, ты вновь останешься единственным ответственным за его безопасность. Надеюсь, мне больше не придется разочаровываться в тебе. Маркус вновь поклонился, сжав зубы. Он не имел права спорить с цесаревичем. Не имел права оправдываться. Незачем кому-то знать, что он скорее погиб бы сам, чем подверг опасности Велизара.  — Дорон оказался подлым предателем, но Велизар был слишком к привязан к нему. Брат не поверит и огорчится его смерти. Тихомир докладывал, что тренировал Велизара в Дианаполисе. Продолжайте занятия, когда он поправится. Маркус вновь кивнул, представляя, с каким удовольствием свернул бы шею цесаревичу. Как легко и играючи он обвинял невинного человека! Оставалось только позавидовать такой подлости. И цесаревич все еще ждал, что Маркус тоже предаст Велизара, выложив все, чем тот дышит и о чем думает. Все внутри противилось этому. Маркус поддался части себя, что все еще любила Велизара, и выбрал сторону еще в те минуты, когда нес его, полумертвого, к лекарю.  Горислав исчез за дверью покоев брата, а его адъютант Арон остался с ними. Лир пытался завязать разговор, но тот высокомерно отвернулся. Арон жил во дворце, ни с кем не дружил и никому, кроме цесаревича, не доверял. Маркус давно сделал вывод, что он отвратительный тип. Лир скорчил рожицу, будто его вот-вот стошнит от Арона, и Маркус усмехнулся. Долгое время за дверью покоев стояла тишина, и оставалось лишь догадываться, как Велизар воспринял произошедшее с точки зрения Горислава. Наверняка цесаревич постарался сделать ему как можно больнее.  Наконец дверь открылась, и Горислав покинул покои. Арон тут же подскочил к своему хозяину, светящемуся, как золотая легера. Цесаревич выглядел довольным и даже цветущим, как будто Велизар принес ему клятву на крови. Маркус едва не зарычал, понимая, какое удовольствие доставил Гориславу тяжелый разговор с братом. И звук бьющегося стекла стал тому подтверждением. — Кажется, у Велизара вот-вот начнется истерика. Проследи, чтоб он не навредил себе. Брат еще пригодится мне целым и невредимым, — велел цесаревич Маркусу и повернулся к Лиру: — А ты сходи и возьми у лекаря успокоительное снадобье. Маркус кивнул и напустил на себя незаинтересованный вид. Под бдительным взоромцесаревича он вошел в покои и плотно затворил за собой дверь. Там уже выветрился едкий запах, потому что Велизар сегодня целый час провел в своей купальне. Маркус же воспользовался случаем и проветрил. Из спальни слышались громкие, беспорядочные шаги. Велизар метался по комнате. Стоило Маркусу сделать несколько шагов, как до его ушей донесся очередной звон стекла.  Он вбежал в спальню и с жалостью взглянул на осколки супницы, в которой Велизару принесли уху. Теперь Маркус лично пробовал его еду, опасаясь повторения произошедшего. Помимо этого, Велизар разбил большую фарфоровую фазу. Он замер посреди комнаты, ошеломленно глядя на Маркуса, будто они незнакомы. — Ты мне соврал, — процедил он со злобой. — Я не смог сказать тебе. — Он не травил меня. Я точно знаю. Дорон любил меня сильнее, чем любит вообще хоть кто-нибудь. Маркус опустил глаза, стараясь не встречаться взглядом с Велизаром. Он тоже любил. Любил и ненавидел одновременно. До дрожи и искр перед глазами. — Я сказал тебе правду и назвал ту, что тебя отравила. — Императрица. Я помню. Даже не скажи ты мне об этом, я бы и сам догадался, как только смог здраво мыслить, — рыкнул Велизар. — Вокруг меня одни предатели! Единственного человека, которому было до меня дело, просто уничтожили! Наказали без вины! Как же я ненавижу всех вас! Велизар рухнул на колени, и Маркус вздрогнул. Он чудом не порезался о крупный осколок вазы, валявшийся совсем рядом. Велизар зажмурился, но ни одной слезинки не скатилось по его щекам. Он трясся, как в лихорадке, и кусал губы.  Маркус боролся с собой несколько мгновений, но не выдержал. Он ногой отпихнул осколки подальше и попытался поднять Велизара. Тот рванулся у него из рук. — Не смей меня трогать, иначе обожгу! — рявкнул он, и из горла вместе с криком вырвался задушенный всхлип. — Не обожжешь. Когда-то ты клялся мне в этом, — отмахнулся Маркус и подхватил Велизара под руки.  Великий князь истерично хохотнул и позволил поднять себя на ноги. Он пытливо смотрел на Маркуса, а в глазах застыли злые слезы. — Ты прав. Клялся. Но не мог и помыслить, что ты встанешь на сторону Горислава. Значит, ты мой враг, а с врагами я расправляюсь без жалости. — Пока что это они пытаются расправиться с тобой, — хмыкнул Маркус, но мигом посерьезнел и шагнул к Велизару.  Они стояли так близко. Невыносимо близко. Ноздри Велизара раздувались от гнева, а по щеке все же скользнула предательская слезинка. — Я никогда не был и не буду твоим врагом, даже с оглядкой на то, как ты поступил. Да, цесаревич взял меня под крыло и позволил служить в Первой страже. Я благодарен ему за это, но не причиню тебе вреда, даже если он прикажет, — шептал Маркус в надежде, что Велизар действительно услышит и поймет. Он опасался говорить громко, ведь даже у стен в этом проклятом дворце есть уши, но и молчать не мог. Велизар казался умирающим зверем, загнанным охотниками, и мог вытворить что-то безрассудное, если его не успокоить.  — Почему? Я же предал тебя, — тихо, почти на грани слышимости, прошептал Велизар. — Да, предал, но я не предавал. Ты для меня — важная часть прошлого. Для тебя я становился лучше. Так зачем же мне становиться хуже? Я всегда ненавидел подлость.  Велизар прерывисто вздохнул, и по его щеке скатилась вторая слезинка. У Маркуса перехватило дыхание. До чего же он был прекрасен даже такой: осунувшийся, озлобленный, недоверчивый, убитый горем. Лучшее и худшее, что случалось с Маркусом. Его личное проклятие. А после Велизар заключил его в объятия. Порывистые, крепкие и отчаянные. Маркус замер, не решаясь пошевелиться. Две сущности остервенело боролись в нем. Одна требовала оттолкнуть предателя, вторая же молила обнять в ответ, как раньше. И она победила. Разве смог бы Маркус противиться теплу этого тела? Он нерешительно поднял руки и сомкнул их на спине Велизара. Тот рвано выдохнул ему в ухо и всхлипнул. Маркус застыл, молясь Владыке, чтобы эти объятия длились вечно. Велизар тихонько плакал и сжимал Маркуса все крепче, а тот закрыл глаза и блаженно вдыхал запах его мягких волос. Как будто не было трех лет разлуки. Как будто они снова в кадетском корпусе — счастливые и влюбленные. Но в прошлое, увы, не вернуться. Они другие, и Велизаром двигало только горе. Он лишился дорогого человека. Лишился несправедливо и едва не погиб сам. Он нуждался в чьем-то плече, и это плечо подставил ему Маркус. Подставил и теперь умирал в его объятиях. Маркус отмер и погладил Велизара по волосам. Потом снова и снова. Великий князь постепенно затих. Через пару минут Маркус с болью заметил, что хватка ослабла. Вскоре Велизар несмело отстранился. Дыхание Маркуса сперло. Он не мог сделать вдоха, словно позабыв, как дышать. Тело неосознанно тянулось за Велизаром, молило не отпускать его, продлить прикосновение. — Спасибо, — пробормотал Велизар, глядя в пол. Его веки опухли, а длинные ресницы слиплись. До чего же сильно Маркусу хотелось зацеловать любимое лицо, стереть губами соленый привкус слез! Сколько же чувств всколыхнулось в нем после отравления Велизара! Разве могло поместиться столько в одном человеке? — Жаль, что я больше не верю словам и клятвам. Маркус замер и сжал кулаки. Всего несколько слов вернули его на землю из-под облаков, и он расшибся, едва взлетев. — Не верь, — пожал он плечами, а после, вспомнив, вынул из-за пазухи медальон. Подарок в честь тайной помолвки повис в его кулаке на уровне глаз Велизара и задорно покачиваться на цепочке. Великий князь вытаращился на него во все глаза. Маркус открыл медальон и вытащил потрепанный клочок бумаги. Велизар обомлел. — Это тоже слова, но почему-то ты продолжал носить их на шее. Раз они ничего не значат, так тому и быть. Велизар дернулся в попытке выхватить медальон, но его ослабленное тело не могло сравниться в скорости с тренированным Маркусом. В пару шагов он достиг горящей свечи и поднес бумагу к огню.  — Не смей! — рявкнул Велизар, наваливаясь на Маркуса всем весом. Тот рухнул на пол вместе с подгоревшей бумажкой. Велизар приземлился сверху. Маркус напрягся, ощущая Великого князя всем телом. С рыком Велизар вцепился в его руку и вырвал обугленный клочок бумаги, а за ним —и медальон.  — Это мое! Откуда он вообще у тебя взялся? — процедил Великий князь со злостью. — Снял, когда переодевал тебя. Зачем ты его носишь? — Ответ прост: потому что он мне нравится. Велизар завозился, поднимаясь, и именно в этот момент хлопнула дверь покоев. Благо, вошедшему нужно было пересечь холл, прежде чем войти в спальню. Маркус подскочил, как ужаленный. Сердце колотилось в груди бешеным зверем от злости и волнения. Велизар выпрямился и предусмотрительно отошел подальше, так и не выпустив из крепкой хватки медальон.  — Ваше Императорское Высочество, я вам снадобье принес, — осторожно сказал Лир, приоткрывая дверь спальни. Он окинул взглядом взбудораженных Маркуса и Велизара, остановился на заплаканном лице Великого князя и напустил на себя скорбный вид. — Маркус, пойдем. Не будем надоедать Его Высочеству. Ему нужно набираться сил и выздоравливать. — Да, проваливай, Маркус. И не смей больше брать мои вещи, — процедил Велизар под изумленным взглядом Лира. — Иначе я решу, что ты промышляешь воровством. Разве нужен тебе этот позор? Лишь одному Владыке известно, каких сил стоило Маркусу просто уйти, не врезав засранцу по опухшему от слез лицу. Весь трепет, вызванный объятиями, испарился под напором злости. Скотина! Скорей бы поправился! На тренировках Маркус отыграется и с удовольствием заставит белобрысого ублюдка вспахать носом землю!