Покажи мне путь к свету

— Как ты себя чувствуешь? — с притворной нежностью спросила мать, и Сяо показалось, что у него волосы на загривке встали дыбом. Он бестолково моргнул, крепче вцепился пальцами в кружку и в очередной раз пожалел, что всё ещё жив, потому что из раза в раз переживать это унижение было выше его сил. — Мам, Сяо становится лучше, — спокойно отозвался Кадзуха, сидящий рядом, и Сяо снова моргнул, едва сдерживая подступающие к глазам слезы. — Что говорят врачи по поводу твоей… слепоты? — не унималась она и эта пауза, сделанная словно специально, больно отозвалась где-то в сердце. Сяо до скрипа сжал челюсти. Он любил своих родителей — любил честной, безусловной любовью. Любил так, как должен любить их настоящий сын. Но в последние полгода всё слишком резко поменялось. — Нужно время… — вновь заговорил Кадзуха, и Сяо словно болванчик кивнул, благодарный за то, что сидел сейчас не один. Вновь повисла тишина. Вновь на душе стало пусто от осознания, что собственная мать не верила в то, что с ним случилось. Она верила лишь в то, что Сяо симулировал. Она не могла поверить в то, что слепота бывала психологическая, так же как и не могла поверить в то, что мальчик с горящими глазами за год обучения превратился в… Сяо не мог подобрать нужного слова. В живой труп? В едва существующую телесную оболочку? В пустое место, лишенное любых целей и желаний? — Ты хотя бы занимаешься сейчас? Ты потеряешь навыки за год академа и что будет потом?.. Сяо хотел бы зажать уши руками, уйти из комнаты, спрятаться под одеяло, словно ребенок, но не двигался, продолжая слушать упрёки матери и попытки Кадзухи защитить его. Не было смысла что-то отвечать. Не было смысла спорить с ней и доказывать свою боль. Она не смогла бы его понять, даже если бы оказалась в его шкуре. Сяо не был уверен, что хоть один человек смог бы понять его в полной мере. Хотя… В голове тут же всплыл Итэр. Теперь его образ слабыми мазками рисовался в голове — яркие золотые линии, длинные волосы, мутное лицо, которое невозможно было разглядеть из-за плотно висящий дымки незнания, и яркий красный шарф. Просто силуэт. Просто единственная душа во всей вселенной, которая на данный момент могла понять его как никто другой. Сяо болезненно усмехнулся собственным мыслям, зная, что его никто не услышал за разразившимся спором. Удивительно, как легко он смог найти утешение в ком-то, кого никогда не видел и даже не знал до недавнего времени. Нашел утешение в том, кого жизнь сломила так же сильно, как и его самого…

***

— Осторожно, тут ветка, — мягко произнес Итэр, и Сяо чуть нагнулся, невольно зажмурившись. — Вот так… Можешь выпрямляться… Сяо послушно разогнул спину и почувствовал, как его потянули чуть правее. Он давно бросил попытки запоминать дорогу, по которой они гуляли. Итэр всегда водил его в разные места, держал крепко за локоть и никогда не бросал одного. Сяо чувствовал себя глупо, так слепо доверяя своему новому другу, но не мог по-другому. С каждым разом он ощущал себя всё более уверенно. Земля под ногами больше не казалась такой непредсказуемой, а собственные ноги перестали заплетаться от страха неизвестности. Прикосновения Итэра к локтю тоже больше не заставляли вздрагивать — наоборот, внушали спокойствие, умиротворение и… безграничное доверие. Золотой силуэт в голове с каждой новой встречей светился всё ярче. Сяо настолько сильно привык к этому золоту в компании Итэра, что уже с трудом мог представить, как примет настоящую внешность Итэра, когда сможет его увидеть. Сможет ли?.. — Так… Мы пришли… Прямо за тобой лавка… Помочь тебе сесть?.. — тихо произнёс Итэр, но Сяо лишь мотнул головой. Он повернулся, аккуратно нащупал сиденье ладонями и медленно сел. Пальцы пробежались дальше, в сторону от себя, пытаясь найти край, после чего он чуть сдвинулся влево, освобождая место рядом с собой для Итэра. Эта условность стала уже чем-то обыденным. Сяо всегда проверял пространство рядом с собой, чтобы Итэр мог без проблем сесть рядом. Это уже вошло в привычку. — Мне здесь нравится… Тут впереди небольшой памятник… Честно говоря, даже не знаю чей, а на табличке уже не разберешь… А еще тут очень спокойно… Я устаю от шума в центре парка… — произнес Итэр и сел рядом, привычно окутывая их обоих сигаретным дымом. — Даже не знал, что в этом парке есть памятники, — признался Сяо, который редко бывал здесь, когда еще мог видеть. Хотя, он не уверен, что даже если когда-то прогуливался тут, то заметил бы что-то настолько неважное. Он мало придавал значения окружающей обстановке. Он никогда не думал, что однажды будет скучать по блеклым краскам серого города… — Мы сегодня ушли достаточно далеко… Но не переживай, я отведу тебя обратно ближе к вечеру, чтобы Кадзуха не заблудился… — с улыбкой произнёс Итэр, и у Сяо снова предательски защемило сердце. Своеобразная забота Итэра тоже стала слишком привычной за это короткое время. Сяо и сам не знал, почему этот парень вообще так внимательно относился к нему, но это подкупало. С ним становилось всё спокойнее рядом. С ним тревожные, разъедающие мысли словно отходили на второй план. Рядом вновь послышался щелчок зажигалки. Сяо никогда даже не пытался считать, сколько сигарет выкуривал Итэр за их прогулки. Казалось, что он курил без остановки. Было в этом что-то одержимое, похожее на странную попытку довести себя до такого состояния, когда организм уже не смог бы справиться с такой дозой никотина. Это было похоже на медленное самоубийство. Так странно… — Могу ли я задать вопрос? — осторожно начал Сяо, тут же поджав губы. Они не часто откровенничали друг с другом. Итэр много улыбался, говорил о всяких мелочах, а еще прятал где-то в глубине души боль, которой поделился лишь однажды, рассказав о том, как потерял сестру. Итэр практически не плакал. Итэр был другим. Сяо хотел бы заглянуть в его глаза. Хотел бы увидеть ту боль, которую тот так старательно прятал за масками, но пока Сяо мог ее лишь ощущать. И это было больно, порой, даже слишком. Топил ли он свою боль в сигаретах? Пытался ли вредить себе таким странным способом? Думал ли он о том, чтобы вновь попытаться покончить с собой? — Конечно, спрашивай, — отозвался Итэр легко, и Сяо почувствовал стыд за то, что решил нарушить их напускную безмятежность своим бестактным вопросом. Но сердце внутри словно требовало этого. Почему-то Итэра хотелось узнать лучше. Они гуляли вместе каждый день, они были знакомы уже почти три месяца, но Сяо почти ничего не знал о нем. Он не знал — была ли это попытка отвлечься от собственной боли на чужую или же действительно интерес — сути не меняло. Он хотел заглянуть Итэру прямо в душу. — Почему ты так много куришь? — осторожный вопрос прозвучал тихо, будто шепотом, потому что Сяо не осмелился задать его громче, будто боясь потревожить что-то внутри Итэра. И Сяо ждал в ответ всё, что угодно — молчание, просьбу не лезть не в свое дело, да что угодно, но никак не хриплый, надрывный смех, будто разрывающий душу. Итэр смеялся не так, будто этот вопрос был глупым, а так, словно ему причинили боль. Словно со слезами на глазах. Сяо дернулся от этих мыслей. Зачем он нарушил их спокойствие, зачем спросил, зачем снова всё испортил?.. — Я не сомневался, что однажды ты спросишь, — отозвался Итэр спустя несколько секунд, и в голосе его по-прежнему слышалась улыбка, а еще рвущаяся дрожью и легким хрипом боль… — Снова устроим встречу откровений? Сяо не хотел слышать в этой фразе упрёк. Он не хотел думать о том, что Итэру неприятно подобное внимание, поэтому лишь наивно кивнул, надеясь только на то, что сейчас его не отправят куда подальше со своими глупыми попытками… сблизиться? — Люмин много курила перед смертью… — тихо начал Итэр, и внутри всё сжалось от упоминания её имени. — Родители со скандалами отбирали у нее сигареты, потому что ей категорически нельзя было курить с её болезнью… Но она продолжала в тайне их покупать… Вокруг неё всегда витала табачная дымка… Я ненавидел этот запах, — нервный смешок заставил Сяо покрыться неприятными мурашками. — А потом её не стало, и я сам не заметил, как начал покупать эти сигареты и курить по ночам… Этот запах дает мне ложную надежду, что она всё ещё жива… Ненавижу… Сяо почувствовал обжигающие слезы на щеках. Аромат табака, который плотно ассоциировался в голове с Итэром, для самого Итэра был воспоминанием о сестре. О той, кого больше нет. Сяо хотел подобрать слова, поддержать, дать понять, что он сопереживает, но губы словно омертвели, а слезы продолжали стекать по лицу, подбородку, капать на грудь и сцепленные в замок пальцы. Да и мог ли он хоть что-то сказать? Он с трудом мог представить, что испытывал Итэр. Он не уверен, что смог бы пережить смерть кого-то настолько близкого. А если бы он сам всё же довел дело до конца — смог бы с этим справиться Кадзуха? Продолжил бы он дальше жить свою жизнь, не оглядываясь назад? Что вообще Сяо оставил бы после себя кроме разочарования в душе всех своих близких?.. — Мне так жаль… — просипел Сяо, на что Итэр лишь уронил тихий, едва слышный хрип. Снова повисла тишина, нарушаемая лишь редкими всхлипами. Сяо тоже плакал, сам не понимая, почему. Было ли ему жаль девушку, которую он даже не знал? Наверное, было, но думал он скорее даже не о ней. Он думал о Кадзухе, который бинтовал ему запястья из раза в раз. Думал о своем соседе по комнате в общежитии, который изредка по вечерам наблюдал за тем, как Сяо снимал бинты со своего изрезанного тела и пытался оттереть кровь от постельного белья. Думал о родителях, которые после того, как увидели его измученное, изуродованное тело, беспокоились лишь о том, что он собирается бросить музыку, которой посвятил большую часть своей жизни. Думал, думал, думал… А Итэр молчал. Сидел совсем рядом, курил, глотал слезы и больше ничего не говорил. Сяо нашел в себе силы нарушить молчание лишь спустя долгие, кажущиеся бесконечными минуты. — Я не хотел лезть к тебе в душу… Прости… — произнес он тихо, на что вновь получил смешок, но не надрывный, скорее, какой-то утомленный, чересчур отчаявшийся. — И почему мы постоянно друг перед другом извиняемся? Странная у нас получается дружба… Плачем, извиняемся, снова плачем, снова извиняемся… — улыбка в его голосе казалась надломленной, дрожащей, вынужденной. — Ты можешь спрашивать меня о чем угодно, Сяо. Пускай мы знакомы не так уж долго, но знаешь… Ты кажешься мне гораздо ближе, чем кто-либо в моей никчемной жизни. Тебе не стоит извиняться. У Сяо закружилась голова. Он почувствовал дрожь в пальцах, а еще градом полившиеся слезы по щекам. Дружба… Ближе, чем кто-либо… Эти слова были такими неправильными. Сяо не сделал ничего хорошего для Итэра. Сяо вряд ли мог назвать себя его другом, да что уж там, он даже не был уверен в том, что для Итэра эти прогулки значили так же много, как и для него самого, но черт… Итэр произнес это вслух. Итэр назвал его другом. Сяо поспешно закрыл лицо руками, пряча собственные слезы в ладонях. Сердце металось в груди словно сумасшедшее. Темнота перед глазами сейчас ощущалась словно сильнее, чем обычно, и Сяо чувствовал себя до безобразия уязвимым, открытым, а еще по-странному беспомощным… — Мы почти ничего не знаем друг о друге, — прошептал Сяо, и с губ сорвался нервный смешок. — Я всё ещё как последнее ничтожество жду от тебя ножа в спину… — Я знаю, — легко отозвался Итэр и в его голосе не было и грамма оскорбленности, словно Сяо не обидел его своими резкими словами. — Не представляю, как я бы в твоем положении доверял людям… Просто спасибо за то, что позволяешь гулять с тобой… Спасибо, что слушаешь… С тобой мне становится легче… Слезы полились по щекам будто градом.

***

— Не стыдись своих слез, — произнес Итэр спокойно, и у Сяо внутри всё отозвалось болезненным трепетом. Он едва смог успокоиться спустя неизвестно сколько времени. Слезы всё лились нескончаемым потоком, а слова так и застревали на дрожащих губах, и Сяо лишь беспомощно плакал, пряча, вероятно, уродливо раскрасневшееся лицо в ладонях. Было стыдно. Стыдно за то, что всё ещё относился к Итэру с недоверием. Стыдно, что из раза в раз плакал как ребёнок, требующий внимания. Стыдно за собственное существование. — У меня сердце болит, когда ты плачешь… Но я понятия не имею, как тебя успокоить, — вновь заговорил Итэр, и Сяо лишь нервно замотал головой. Не хватало ещё, чтобы кто-то беспокоился о том, как успокаивать кого-то столь ничтожного и не стоящего внимания. — Всё в порядке… Правда… Всё хорошо, — соврал Сяо и сжал мокрыми пальцами ткань толстовки. — Я всё равно не поверю в это, но пусть будет так, — с улыбкой отозвался Итэр, и ладони лишь сильнее сжали несчастную одежду. Какой правды ждал Итэр? Действительно ли он хотел знать, почему Сяо разрыдался? Хотел ли он тоже услышать что-то личное взамен на боль, которую он открыл сегодня? Сяо ни в чем не был уверен, но сердце продолжало трепетать, а собственная уязвимость была столь яркой, что язык развязывался сам собой. Итэр назвал его близким. Близкие ведь делятся друг с другом сокровенным, чем-то личным… Сяо не знал, был ли он готов к тому, чтобы открыться, но зато знал, что всё это, по большей части, не имело большого смысла. — Я не могу брать флейту после того дня… Я пытался… Но не мог… Каждая попытка заканчивалась истерикой… Знаешь, я раньше часто любил играть с закрытыми глазами. Мне нравилось чувствовать музыку, погружаться в нее… — Сяо замялся, чересчур отчетливо вспоминая, почему-то, пустой класс в колледже и собственное размытое отражение в зеркале с флейтой в руках. — Но теперь я беру ее в руки… И она словно чужая… Пальцы не двигаются, в горле только боль… Я думаю, что больше никогда не смогу играть снова, а больше я ничего не умею… Моя жизнь больше не имеет смысла, но из-за твоего рассказа я подумал о Кадзухе… Я не хочу жить, но вынужден делать это, чтобы не разбивать сердца близким… А какой смысл в такой жизни? — отрывисто произнес Сяо и запрокинул голову назад, пытаясь сдержать вновь подступившие к глазам слезы. — На музыке жизнь не заканчивается… — начал было Итэр, но Сяо оборвал его, резко замотав головой. — Я занимался с семи лет. Я жил мыслью, что однажды стану настоящим музыкантом, буду играть в оркестре и всё такое… Я… Черт, это всё, что у меня было… А теперь у меня больше нет ничего… Я больше ничего не умею… Сердце вновь жалобно заскулило. Он никогда не расставался с флейтой на такой долгий промежуток времени. Он занимался ежедневно — через усталость, лень, иногда даже боль. Это было смыслом жизни, одержимостью, зависимостью. А теперь этого больше не было. Запястья больше не отдавали болью. Челюсть больше не ныла от усталости. Сяо больше не играл. Он больше не жил. Лишь существовал. — Сяо, ты столько пережил… — снова начал Итэр осторожно. — Неужели ты даже не дашь себе шанса стать по-настоящему счастливым? Я понимаю, что музыка была твоим смыслом, понимаю, что тебе кажется, будто впереди ничего не будет… Но в мире ещё столько профессий, столько всего интересного… Позволь себе вновь испытать счастье… — Я не заслуживаю быть счастливым, — прошептал Сяо отчаянно и вздрогнул, ощутив почти невесомое прикосновение к плечу. — Все заслуживают, — так же тихо произнес Итэр, и Сяо в который раз за эту прогулку позволил себе разрыдаться.