двадцать один

      В попытках справиться с перманентным желанием переключиться уже на следующее видео и просто проигнорировать лезущие в голову мысли о силе воли, Чонгук обводит кончиком пальца небольшую упаковку фруктовых слайсов, что лежат на столе аккурат возле ноутбука. Он прочитал состав уже с десяток раз, вызубрил наизусть адрес производителя и цифры на обратной стороне упаковки, успел представить, как острые кусочки будут вечером разрывать его глотку, а после, тихо проматерившись, все же открывает зубами пакетик и принюхивается. Пахнет безнадежным омутом, отчаянием и привычным временем на досуге. Пахнет убеждением в собственной правильности действий и сравнением. Таким любимым чонгуковым сравнением, что в пору заводить отдельный лист в блокноте после расписанных ролей маскарадной постановки.       Он быстро трясет рукой, выводя часы из режима сна и смотрит на заполненные три колечка активности, после тапает по смартфону два раза и разглядывает 812 из 1562 ккал на виджете на экране блокировки. Казалось бы: ешь, не бойся, до нормы еще как до луны, но Чонгук стискивает зубы и топит в себе неистовое желание выкинуть чертову упаковку слайсов в окно, прямо с четвертого этажа. Неважно куда, главное подальше от собственных глаз, лишь бы не вспоминать времена, когда на их месте были съеденные без какого-либо зазрения совести чипсы, а на душе не было злосчастной ненависти к людям, из-за которых в один миг его жизнь стала олицетворением адского котла.       Вероятно, что все прихвостни повелителя подземного царства уже давно расхаживают по квартире Чонгука, цепляются за его волосы, в попытках не упасть с таких привычных и насиженных плеч, потому что ни дня не было, чтобы те не шептали ему на ухо очередное «ты лучше них, и будешь еще лучше, если не сорвешься». Сорваться бы Чонгук в ту секунду хотел лично с крыши и желательно с небоскреба, чтобы быстро, чтобы хоть раз посмотреть на Сеул с высоты птичьего полета и пожалеть, что так ни разу и не успел побывать на пресловутом Намсане, чтобы упасть звонко и со всеобщим вниманием к его распластанной на асфальте персоне. Он бы даже приоделся для такого, подобрал бы аутфит для фотографий следственного комитета, даже отведал бы омук на Мёндоне перед этим, чтобы перед смертью хотя бы словить минутную ностальгию по любимому с детства блюду. И написал бы Тэхёну, что благодарен ему за всё.       Но чертята сегодня помалкивают, забились в дальний угол и позволяют Чонгуку самому сделать выбор.       И всё же он включает очередное асмр видео на ютубе, разглядывает огромные порции жареных куриных крылышек на экране и спокойно выдыхает, кладя в рот подсушенный кусочек дыни ровно в ту секунду, когда девушка на экране облизывает языком собственные губы, в попытках не пропустить ни грамма этой хрустящей авторской панировки. Наверное, очень и очень вкусной.

***

      Обновив доску в пинтересте очередными подборками аутфитов, Тэхён устало откидывает телефон ровно в ту секунду, когда из ниоткуда возникает Чонгук и протягивает ему слегка поплывший на тарелке кусочек чизкейка:       — Списан, так что считай — за счёт заведения, — на лице того легкая полуулыбка, колечко пирсинга перекатывается, а движение языка во рту хаотично настолько, что Тэхён на секунду задумывается, а не нервничает ли Чонгук в эту секунду. Ставит тарелку на маленький круглый столик и бросает взгляд на чужие вещи на столе: в бумажнике торчит какая-то новая фотокарточка айдолки в отсеке с прозрачным экранчиком, а смятая в пятьдесят тысяч вон купюра норовит вылететь из цепкого плена сломанной молнии. На телефон сыпятся уведомления из какао, а сам Тэхён, не сводя взгляда с Чонгука, тянется рукой и ставит на беззвучный режим одним движением пальца по корпусу.       — Сам не будешь? — он спрашивает спокойно, не вкладывая в слова никакого скрытого смысла и старых, давно уже убитых где-то на подсознательном уровне догадок. Так, просто из вежливости и легкого интереса.       — Мне вся продукция уже в кошмарах снится… Я, бывает, просыпаюсь из-за того, что мне приснился звук открывания кассового ящика, а во сне я всё это время прятался в подсобке от ожившего шоколадного маффина, который случайно уронил на пол, — Чонгук смеется легко, а после бросает взгляд на входную дверь, медлит с пару секунд, разглядывая снующих за пределами прохожих и залипает на неоновых вывесках через дорогу. — Кстати, может, в караоке на досуге сходим?       На фоне похлопать бы дружно, желательно целым стадионом за проявление какой-либо инициативы, но Чонгука в ту секунду награждают бóльшим — заинтересованным и в миг загоревшимся взглядом Ким Тэхёна, который в тот момент замер с поднесенной ко рту чайной ложечкой. Пару раз моргнув, он, словно завороженный, наклоняет голову слегка вбок и щурится хитро:       — Есть повод?       Если бы не давняя традиция, которую на самом-то деле породил сам Чонгук, он бы съязвил, что они, вообще-то корейцы — у них в крови заложено ходить в караоке, спускать бабки и срывать горло в попытках перепеть друг друга в пьяном угаре. Но лет шесть назад, когда Тэхён расстался со своей девушкой, а Чонгук застрял в переходном возрасте, они выкрали из своих квартир родительские бутылки с ромом и напились так, что полицейские, дежурившие в их тихом спальном районе, готовы были из кожи вон лезть, чтобы достучаться через стенку караоке бара и попросить их быть чуть тише. Местечко было дешевым, отсюда и шумоизоляция на самом низком уровне.       Обычно они ходили всегда в полуподвальные помещения или выбирались на Хондэ — там и так шумно настолько, что барабанные перепонки готовы были взрываться от перенапряжения просто от пребывания в этом месте. Но тогда они были жутко пьяные, еле стояли на ногах и заваливались на кожаный диванчик в маленькой комнате, плача и истерично посмеиваясь под фоновое свечение небольшого экрана, на котором крутилась нарезка кадров из старой дорамы, а ост, который они кричали в микрофоны, уже давно шел с ними в рассинхрон. Диванчик был прожжен сигаретами, наличные кончились где-то на тринадцатой песне, поэтому они просто напевали знакомые друг другу песни, пытались записать кавер на Адель и даже почти выложили его в инстаграм, благо телефон в ту секунду разрядился, а Чонгук, еле стоящий на ногах, завалился на Тэхёна без какого-либо зазрения совести.       Он вообще пил-то на голодный желудок в тот день — его унесло еще на втором пластиковом стаканчике, а о закусках никто даже и не подумал. Цель была напиться до состояния потери памяти и полного выпадения из реальности, чтобы на следующий день зациклиться только на разрывающейся от боли голове и обняться с унитазом на случай, если организм всё же не выдержит. У Тэхёна — только алкоголь, у Чонгука — тоже, но и ещё его попытки избавиться от лишнего в желудке по привычке, даже если он ничего толком и не ел. Но в момент, когда чужие руки легли ему на спину, а мокрый от пота кончик носа коснулся его виска, Чонгук думал только о том, что рад бы был потерять память об этом дне вовсе. Чтобы не вспоминать и по сей день, как сам уткнулся Тэхёну в шею и сказал еле слышно: «вот бы всегда так». И услышать в тот момент тихое угуканье и сжавшие его в объятиях руки — было чем-то слишком трогательным даже для двух пьяных вусмерть подростков.       — Да, — вынырнув из воспоминаний и отмерев окончательно, Чонгук поправляет форменный коричневый фартук, разглаживая на нем мнимые складки и проверяя в переднем кармане собственный телефон. Ему бы срочно что-то в руки взять, чтобы сконцентрироваться, поэтому он заводит ладони за спину и начинает теребить завязки аккурат в тот момент, когда Тэхён возобновляет попытку съесть хотя бы кусочек того чертового списанного чизкейка, — отметить мою неудавшуюся карьеру в баскетболе.       — Весомо, — прыскает Тэхён и задерживает ложку между зубов, даже опускает руки, оставляя ее болтаться во рту и поджимая губы чуть сильнее. Он на секунду отвлекается на телефон, что-то забивает в поисковике, а после откладывает в сторону и достает ложечку изо рта, качая ей из стороны в сторону, — по статистике, только к 35 годам большинство людей добивается успеха в определенных сферах. Тебе двадцать три, так что двенадцать лет в запасе ещё точно есть.       — Не в спорте, — снова кинув взгляд на дверь и заприметив одного из постоянных клиентов на подходе, Чонгук делает шаг назад в сторону кассы и добавляет: — Этим с ранних лет нужно заниматься. Некоторые в мои годы уже карьеру заканчивают.       — Не знаю, я в двадцать три только во вкус начал входить, — пожимает плечами Тэхён, но замечает, что Чонгук этого движения уже не увидел, развернулся к нему спиной и о чем-то разговорился с тем самым клиентом, который с минуту назад зашел в помещение. Бросив взгляд на чужую фигуру у кофемашины, Тэхён невольно подметил на чужих запястьях их старые красные плетеные браслеты, местами уже с вылезшими нитками и заляпанные чем-то темным, но видно, что все еще бережно хранимые. И до ужаса тонкую талию, окольцованную в крепкий бант шелковых затяжек фартука за спиной. И Тэхён открывает приложение с картами на телефоне в ту же секунду, начиная искать поблизости неплохое заведение с приемлемыми ценами, чтобы перед караоке как следует перекусить, если они намереваются выпить больше, чем две бутылки соджу на двоих. А судя по взгляду Чонгука — определенно намереваются.       Тот возникает рядом вновь также неожиданно, как и в прошлый раз, колокольчик над входной дверью отдает приятным звуком, клиент бросает на прощание еще одну огромную благодарность за вкусный напиток, а Чонгук, теперь уже засунувший руки в карман своих излюбленных спортивных штанов, прожигает пустую тарелку из-под чизкейка на столе и задумывается о чём-то, напрочь забывая, зачем снова подорвался к Тэхёну. Из колонки, что стоит на одной из полочек с сиропами над рабочей зоной льется приятная мелодия без слов, тоненькие шторки на панорамных окнах, словно волны, струятся вдоль напольных растений и других предметов интерьера, а бледная и пористая кожа лица Чонгука в ярком свете помещения выглядит еще более болезненной, требующей внимания и должного ухода. Тэхён как-то на этом особо не зацикливается — у самого кожа проблемная, периодами даже маску снимать не хочется, а бриться неприятно из-за сукровицы, что выделяется из выдавленного утром прыща. Он в принципе на Чонгука-то и не смотрит, потому что продолжает искать сносный ресторанчик и читает отзывы других посетителей, только после звона ложки по грязному блюдцу понимает, что возле него вновь кто-то стоит.       — Что хочешь поесть? Курицу? Или в хотпот может быть какой-то сходим? — Тэхён не поднимает взгляд, продолжает перемещаться по карте пальцем и нажимать на разные заведения, что попадаются на пути с рейтингом больше трех с половиной звёзд.       — Мне не принципиально, — отзывается Чонгук и заглядывает в чужой телефон, наклоняясь и звякая над чужим ухом своей подвеской с четырехлистным клевером, — но склоняюсь к чему-то не острому точно. Может, что-то из японской кухни рассмотрим?       — Как раз видел через квартал отсюда японскую забегаловку, писали даже, что рыба не заветренная за очень низкую цену. Даже скидку при заказе четырех бутылок пива предоставляют, — легкий бархатный смешок разряжает нависший баланс спокойствия, и Чонгук на миг дергается непроизвольно, потому что стоял слишком близко, изучая в чужом телефоне ассортимент меню ресторана и пытаясь запомнить название с первой попытки. Хотя бы заранее выбрали место — Чонгуку на подкорке сознания комфортнее и спокойнее с этого.       Он даже думает съесть сегодня маленький сет сашими без зазрения совести, все равно новая пачка таблеток слабительного валяется в рюкзаке, а до ежедневной собственно выведенной нормы остается ещё немного точно. Даже если переберет сегодня — парочка под язык перед сном, ночные потуги, утренний душ и будет как новенький, поголодает на следующий день, сядет на питьевую, но не пересечет отметку в привычные для сайтов со здоровым питанием цифры и уж точно не наберет лишний килограмм от съеденной в один из вечеров рыбы. Кажется, в ней даже витамины какие-то есть, может, успеют усвоиться хотя бы немного, пока действующее вещество в таблетках не выведет всё из организма и не заставит обзавестись очередной проблемой с кишечником в будущем.       Он бы на питьевую из пива сел с удовольствием, только калорий многовато и аппетит просыпается неимоверный.       — Тогда забились на японскую кухню, — выпрямившись, Чонгук ставит на поясницу ладони и отклоняется назад, потягиваясь и поскуливая от боли в затекшей спине, — а караоке рядом имеется?       — Как раз в подвале через пару домов. Монеточный правда, так что надо будет разменять деньги.       Тэхён блокирует телефон и откидывается на стуле, приподнимая голову и вновь устремляя взгляд на Чонгука, который, зажмурившись, крутил головой из стороны в сторону, периодически касаясь шеи и морщась от боли. Его залегшие синяки под глазами с каждым днем становились все заметнее, Тэхён даже разок поднимал вопрос о самочувствии друга, уточнял, все ли в порядке за закрытыми дверьми и попытался вновь залезть чуть дальше расставленных Чонгуком границ, но был отрезан молниеносно усталым и не терпящим дополнения «просто кошмары, забей, не критично».       — Я просто зарплату из кассы возьму мелочью, не парься, — бросил младший и позволил себе присесть на минутку на стул около Тэхёна.       На уме у Чонгука сумбурность собственных чувств и эмоций, он снова не понимает, почему ладони потеют от воспоминаний, почему кишечник колющей болью разрывает низ живота, хотя таблетки он последний раз пил дня четыре назад, почему вдруг кажется, что Тэхён может отдалиться и оставить его в одиночестве? Ответов ровно столько же, сколько и здравого смысла во всех его поступках после первой голодовки в четырнадцать. Ноль. Просто ноль, ни больше, ни меньше. Если боль еще можно списать на побочные эффекты, пот на ладонях на обыкновенную поднявшуюся температуру, то вот непривычную мысль о таком драгоценном одиночестве — не на что. Вгоняет в ступор.       Сколько бы он не говорил себе, что люди вокруг — не больше, чем актеры с прописанной от и до судьбой, простые до ужаса и предсказуемые ровно на столько же, но здесь Тэхён снова выбивается из массы. Он как исключение из правил, как сноска в конце страницы — не такой, как все остальные. Чонгук не берется давать название этим чувствам, не проводит параллели, основываясь на статьях из интернета, но он точно уверен, что Тэхён ему немножечко, но дорог. Скучать даже по нему хочется и невольно приходится.       — Я пойду готовиться к закрытию, — расставив ноги и снова потянувшись на стуле, говорит Чонгук, — можешь либо подождать здесь, либо побыть прекрасным человеком и купить мне бутылочку витамина С в круглосуточном.       Тэхён приподнимает бровь, тянется ладонью к чужому лбу и, приподняв пальцами челку, прикладывается костяшками к слегка липкой коже.       — Температуры точно нет.       — Мне для профилактики, — жмет плечами он, — у меня впереди еще три смены, никак нельзя слечь.       Скрип ножек стула по кафельной белоснежной плитке гулом раздается по всей кофейне, что парни, невольно сморщившись, смотрят оба на пол и усмехаются:       — Мы как котята, которые следят за инфракрасным лучом лазерной указки, — разрядив обстановку легкой шуткой, Тэхён накидывает на свои плечи куртку и забрасывает за спину рюкзак, проверяя время на часах и смотря через окно на горящую вывеску «7-Eleven» на углу улицы.       — Чур я бросаюсь на стену в таком случае! — поддерживает с юмором в голосе Чонгук и тоже приподнимается со стула, проводя рукой по волосам и напоминая себе сходить в душ после караоке. — Ну или с моста в реку.       — Не пизди, ты до ужаса боишься даже мысли о собственной смерти.       Тэхёну бы понять, что это не больше, чем защитная реакция чужой психики. Шутки Чонгука про смерть и всё в этом духе настолько плоски и поверхностны, что в интернете можно найти с десяток картинок в качестве 144 пикселя с надписями такого рода на всех языках мира. Но Тэхён иногда человек глупый, недалекий или прекрасно исполняющий роль непонимающего. Так проще по жизни — притвориться дураком, ведь с них спроса меньше и докапываться никто не будет. Стратегия убийственная.       Закатив глаза для пущей эмоциональности образа, Чонгук салютует тому от виска и направляется к витрине, нажимая внизу на небольшой выключатель и погружая все десерты в непроглядную темноту. Он рассчитывает время в своей голове, стараясь объединить несколько дел в одно и успеть закрыться быстрее, чтобы закинуть в рюкзак перепачканный в кофейных пятнах фартук и в надежде полистать немного излюбленный форум в дали от чужих глаз.       Тэхён возвращается минут через пятнадцать, звеня стеклянными бутылочками в пакете и вынимая наушники на ходу. Кейс, держащийся на петле джинс на карабине покачивается в такт его шагам, отчего Чонгук на пару секунд залипает на силиконовом черном чехле, словно на магическом маятнике, но трясет головой и дует себе на лоб, пытаясь прогнать челку, лезущую в глаза. Он старается домыть посуду до того момента, пока Тэхён не подойдет к кассовой зоне, потому что рукава кофты у Чонгука закатаны по локоть, а исхудавшие предплечья все сплошь в синяках из-за тонкой и чувствительной кожи — не самое приятное зрелище, как считает он сам, а перед Тэхёном почему-то позориться хочется в последнюю очередь.       — Я взял еще парочку витаминных комплексов, продавец сказал, что тоже действенная штука при первых признаках простуды.       — Спасибо, — коротко бросает Чонгук, плечом вытирая текущую по щеке капельку пота и выключая кран с водой, тут же поправляя рукава форменного свитшота и снимая с себя фартук, попутно вытирая об него мокрые ладони. — С меня алкоголь в кафе тогда.       — Базар, — слышится спокойное в ответ, пока пакет с бутылочками приземляется на зону выдачи, а сам Тэхён опирается бедром о стену с левой стороны и разглядывает интерьер кофейни, кажется, уже в сотый раз за сегодняшний день. Думать почему-то сегодня хочется обо всем и сразу, даже времени не хватает, чтобы зациклиться на чем-то одном и сфокусироваться полностью.       Помогая Чонгуку досчитать кассу, тыкая по клавишам в калькуляторе, когда тот в третий раз сбивается на подсчете монет, Тэхён предлагает выпить по бутылочке пива из круглосуточного для разогрева. Чонгук угукает в согласии, вновь путаясь в нулях и одного номинала монетах. Спустя минут пятнадцать, когда последний выключатель неприятно хлопает, а ключ в замочной скважине поворачивается, Чонгук фотографирует закрытую дверь кофейни и отправляет владельцу, быстро строча о том, сколько денег в кассе осталось на утро, и сколько он взял за смену.       — Купи ещё, пожалуйста, пачку «Мевиус» синих, — говорит Тэхён, плюхаясь на пластиковый стульчик возле магазина и поправляя на стоящем рядом столике импровизированную пепельницу из пластикового стаканчика с горсткой земли. Он крутит его между пальцев, смотрит зачем-то внутрь, прямо на старенькие бычки, а после добавляет: — Ну и само собой пару бутылок светлого. Я скину на карту свою часть.       Чонгук не говорит ничего, лишь скрипит открывающейся дверью магазина и здоровается в ответ с продавцом при входе. На душе почему-то предчувствие неизбежного, боязнь потом снова сболтнуть лишнего своим вечно расплетающимся от алкоголя языком, но он старается потушить в себе эти мысли, пока захватывает две бутылки пива из холодильника и движется к кассе, поглядывая через окно на Тэхёна, который вытянул вперед свои длинные ноги и копается в телефоне, продолжая в левой руке крутить пластиковым стаканчиком с землей. Попросив еще зажигалку в пару к сигаретам и отказавшись от пакета, Чонгук вставляет карту в терминал и как-то нервно постукивает по его металлическому корпусу, слыша противный женский роботизированный голос с просьбой извлечь карту.       — В темном переулке на безлюдной улице сидел мужчина и теребил стакан в руке, — смеется вдруг Чонгук, оглядывая ссутулившего над пластмассовым столиком Тэхёна, а после бросает ему в руки пачку сигарет с зажигалкой, а сам ставит две бутылки на стол и цепляет крышки своим большим серебряным кольцом на безымянном пальце, открывая. Пена дает себе волю и вытекает на горлышко, скатываясь по костяшкам, но Чонгук лишь трясет ладонью над асфальтом и садится на стул напротив, также вытягивая ноги и буквально копирую позу напротив. — От тебя аура такого великолепного засранца в этой черной кожаной куртке.       — Аутфит, вдохновленный американским сериалом про плохих парней в колледже, — хмыкает Тэхён, поднося бутылку к губам, предварительно чокнувшись, — так, кажется, называлась подборка.       — Жду не дождусь, когда будет аутфит, вдохновленный хуёвой жизнью, — закатив глаза, Чонгук покручивает между пальцев запечатанную пачку сигарет, а после, подцепив кусочек целлофана, открывает её, выуживает две сигареты и протягивает Тэхёну, — ой, прости, такое носят только в дни без взаимодействия с социумом, точно!       — Я не собираюсь делать косплей на тебя, Чон, это твоя прерогатива, — Тэхён щелкает колесиком зажигалки и, закрыв огонек от воздуха, поджигает сигарету, а после, перетянувшись через стол, поджигает и чужую, крепко зажатую между губ.       Усмехнувшись, Чонгук теперь тоже хватает пластиковый стаканчик и, стряхнув пепел, вглядывается в те окурки, потушенные в насыпанной внутрь земле. Какая-то удручающая картина, если смотреть дольше обычного, он даже не задумывался никогда, как ужасно выглядят мокрые бычки, как среди коричневой насыпи, словно завядшие гнилые подснежники, они пытаются дожить последние крохи своей жизни перед полетом в мусорный пакет.       — Погано как-то в последнее время, — вдруг начинает ни с чего Тэхён, бросая взгляд из-под сведенных к переносице бровей.       Вообще-то, это Чонгук предложил сегодня караоке, а значит и алкоголь тоже включен в вечернюю программу был изначально, да и повод он обозначил, но либо Тэхён слишком проникся атмосферой, либо просто накипело — не Чонгуку знать ответ, поэтому он просто делает еще один глоток пива и смотрит на сидящего напротив друга с неприкрытым интересом. Он не эмпат, не чувствует эмоций должным образом, не умеет интерпретировать их правильно, но задумчивый взгляд Тэхёна и его опущенные уголки губ явно показывают не самое лучшее расположение духа. Видимо, всё же накипело.       — М? — изогнув одну бровь, все же дает реакцию Чонгук, включаясь в предстоящий диалог.       — Достало. Знаешь, ничего лучше не опишет ситуацию, как это слово. Устал быть душой компании что ли, все от меня что-то хотят, просятся и изливают душу, а мне слушать-то их приходится просто из чистой любезности. Мне искренне так все равно, что, у кого, где и как, мне бы со своими проблемами разобраться, а они лезут с просьбой совета, словно я оракул какой-то.       Чужие плечи опускаются, а кадык дергается, пока пара долгих глотков пива растворяются в чужом организме. Чонгук даже с пару секунд не находит, что и ответить на это, поглаживает щеку с внутренней стороны языком, толкается в уголок рта, а после, затянувшись сигаретой и выдохнув через нос, постукивает ногтями по бутылке на столике: — Совет игнорировать их тут не к месту, так?       — Совсем не, — без толики сарказма в голосе доносится басовито, — что-то более менее весомое хочется услышать. Ты же специалист в таком ключе общения. Ну, у тебя прекрасно получается обрывать диалог с самого начала, что люди вообще к тебе не лезут.       — Так я просто изначально показал свою позицию в диалоге со всеми. Точнее её отсутствие. Один-два раза фыркнешь, сделаешь вид, что не услышал, а потом к тебе даже не подходят, — Чонгук жмет плечами и пожевывает фильтр сигареты, даже не доставая ту изо рта, когда говорит.       На него смотрят со всемирной усталостью, так отчаянно, словно помимо этого у Тэхёна еще целый список невысказанного и спрятанного где-то глубоко в душе. Дрогнувшие губы, тлеющая меж узловатых пальцев сигарета и попытки проморгаться — полный набор тревожного человека, вот об этом-то Чонгуку точно знать не понаслышке. Даже без его излюбленных форумов — так, на собственном опыте. Тэхён скребет пальцем по синей этикетке на бутылке, отдирает кусочек и шумно выдыхает, залипая на пузырящемся пиве через стекло. Когда погано Вам обоим, у посиделки с алкоголем всегда один исход — многочасовые разговоры и попытки вставить на место мозги посредством советов к чужой жизни.       Они знакомы очень долго, видели друг друга во всех возможных состояниях, но у Чонгука проблем с восприятием людей в последние пару лет слишком много, ему неимоверных усилий приходится прикладывать каждый раз, когда дело касается задушевных разговоров с Тэхёном и Чимином, потому что мозг иногда непроизвольно блокирует чужие проблемы, не идентифицирует их и не делает из Чонгука должного слушателя и советчика. Поэтому сейчас, отпив еще пару глотков пива и поставив бутылку на середину стола, он тушит сигарету в том самом пластиковом стаканчике и говорит:       — Ты на последнем курсе, сейчас осень, впереди еще пару свободных месяцев, а потом вы все засядете в дипломных работах, и вам будет не до общения, — звучит не совсем убедительно, но Чонгук пытается настроиться, — а после выпуска разбредетесь кто куда, вряд ли ты собираешься поддерживать общение с кем-то из одногруппников. Ну с Ёнхо — максимум, но он глупенький и не думаю, что в нем весь корень твоей проблемы.       — Да, Ёнхо — вообще показательный. Он говорит настолько много, что ты даже не успеваешь понять суть его монолога, он как шум на фоне, — посмеивается немного, но после вновь поджимает губы и продолжает, — а, к примеру, Самгюн… Думаю, ты помнишь его, с пирсингом брови и татуировкой на японском на руке. Вот он вечно с проблемами: то с девушкой снова расстался и надо пообсуждать с кем-то её негативные черты характера, то преподаватели занизили оценку, то в тачке что-то сломалось. Я в машинах-то разбираюсь на уровне «сесть и поехать», а он вопросы такие задает, словно я автомеханик со стажем.       — Мелочь, но бесит, — понимающе кивает Чонгук и, зажав указательным пальцем зажигалку между столом, крутит её по часовой стрелке, — и ещё гора таких примеров, да?       — Ага. И когда наваливается за день, хочется в наушниках просто посидеть в холле или в Старбаксе в одиночестве, так найдется ещё кто-то с неозвученными вопросами или попытками докопаться насчёт моего хмурого вида.       Тэхён по своей натуре человек позитивный, так просто сложилось. Стремлений и жизненной энергии у него с лихвой, но социальная батарейка тоже имеет ресурс, растрачивать который ему приходится каждый день недели. У него лучший друг — Чон Чонгук — человек с тяжелым характером и пустым взглядом, с тайнами и секретами, не самый лучший собеседник, но выбирать не приходилось, так сложилось и дружба эта была до безумия ценной. Хороший малый, просто задавленный в своё время общественным мнением и оскорблениями в свой адрес, отчего пассивной агрессии у него больше, чем каких-либо других эмоций.       Но сейчас, сидя в сумраке на пластмассовых стульях в переулке, наблюдая, как ветер треплет чужие волосы, а тяжелый взгляд черных глаз устремлен на него самого, Тэхён клянется, что ему в жизни не нужно так много людей, ему хватит и Чонгука одного: да, молчаливого периодами, да, с явными проблемами по всем фронтам, но ведь он искренний с ним всегда и слушает без какого-либо ультиматума «сначала ты, потом я». Просто есть, просто комфортно — так сложилось.       — Тогда мой тебе совет: скажи, что у тебя сейчас трудный период. Соври, что сидишь на седативных каких-нибудь из-за, ну, к примеру, повышенного стресса. У кого его сейчас нет? Все поймут. А если не поймут, попроси не лезть, мол, личное. И скажи заветное «справлюсь, не переживайте», а потом сделай вид, что тебе пишут или звонят. На третий раз точно сработает, — выдает Чонгук, замечая чужие кивки почти через каждое его слово. Тэхёну искренне помочь хочется, но он — не психиатр, не таблетка по рецепту и точно не волшебник. Да, не считает себя обычным человеком, но и Богом тоже не считает, поэтому не всесильный — помогает, как может. В данном случае — купленным пивом в круглосуточном и словами.       — Пытался, — спустя долгую минуту говорит Тэхён, поджигая очередную сигарету и играясь с давно истлевшим окурком от старой в руках, — помогло лишь с несколькими. С ребятами из команды — вообще никак, те лезут напролом и при любом моём дерьмовом состоянии пытаются вытащить в бар ночью.       — Тогда советую взять паузу от баскетбола.       — Я капитан, — щурится Тэхён, — с этим всё сложнее, мы вышли на чемпионат районный вновь, я не могу подвести их сейчас и просто свалить.       — Сломай ногу, — в голосе только полное спокойствие, а на лице ни одного дрогнувшего мускула, — что-то, что даст тебе полное право взять паузу. Без зазрения совести.       — Гениальный совет, — прыснув, Тэхён всё же улыбается и допивает пиво, кидая бутылку в мусорный бак рядом, даже не задумываясь о том, что выкинул её в мешок с надписью «пищевые отходы», — проще просто уехать из города, сменить номер и удалить все аккаунты в социальных сетях.       — Ну что, тогда в Пусан? — подхватывает чужую улыбку Чонгук и клацает зубами по колечку пирсинга в губе.       Они давно собирались съездить вместе — хоть куда-то, не важно, просто выбраться из Сеула и сменить пейзаж на время, подышать другим воздухом и забыться на пару дней. Но то у Чонгука сменщик в вечных предсмертных состояниях, то у Тэхёна на его работе отказ в отпуске и распоряжение начальства о переводе на новый объект. Поэтому извечное «ну что, когда в Пусан?» в один момент переросло в локальную шутку, которую каждый из них при любом удобном случае любил пускать. Это как «никогда» в ответ на любой вопрос или констатация полной безнадежности.       — Ага, уже купил билеты на завтрашний экспресс, — посмеиваясь, Тэхён встает со стула и устало тянет руки вверх, похрустывая позвонками, — поэтому сегодня в караоке мы на час, потом собирай дорожную сумку и будь готов в шесть утра.       — Вот чёрт, а я не купил себе новые плавки, — затылок чешется непроизвольно, но образ получается отличный, словно они не парируют над шуткой, а действительно обсуждают предстоящую поездку в Пусан. Чонгуку на миг кажется, что он хотя бы немного смог приподнять Тэхёна со дна его ментального состояния. Не так, как мог бы сделать поход к качественному психотерапевту, но и не так, как бы это сделали его прочие знакомые из команды или университета.       Дорога до японской забегаловки выходит продолжительной настолько, что они от обсуждения взметнувших цен на отели успели перейти к перемыванию костей всех сокомандников Тэхёна. Чонгук еще с десяток раз назвал тех простыми, вновь обмолвился о том, что все люди из их окружения — не больше, чем нпс в игре, а после выдал неожиданно низкий поклон, когда перед ним открыли дверь заведения, а в нос ударил запах свежесваренного рыбного бульона. Проверив трекер калорий на экране, он подсчитал в голове примерно допустимую норму и оглядел стоящие тарелки на чужих столах, мысленно складывая в голове цифры и поражаясь тому, как кто-то может столько съесть за один приём пищи.       Тэхён заказывает сет сашими на двоих и себе порцию креветок темпура, две бутылки соджу и еще по баночке пива, чтобы сделать этот простецкий коктейль сразу же, как только напитки оказались на деревянной поверхности стола. Все происходит настолько быстро, что Чонгук даже не понимает, как допивает второй стакан излюбленной смеси и трет нос ладонью, довольно развалившись на маленьком диванчике и изучая аккуратно нарезанные кусочки лосося и угря перед глазами. Цифры невольно вырисовываются над каждым, сложение работает само по себе, и он мысленно очерчивает ту зону, над которой будет корпеть предстоящие минут сорок точно. Главное, делать вид, что ешь, поэтому он ковыряется палочками в рыбе, перекладывает ту с места на места и покусывает кончик металлических палочек, пока Тэхён, глуша естественную от газов отрыжку в кулаке, смеется с собственной неуклюжести и роняет креветку прямо в мисочку с соевым соусом.       — И в дополнение к тому разговору, — начинает вновь Чонгук, протыкая палочкой кусок лосося и водя им по тарелке, — могу ещё предложить чаще приходить к нам с Чимином, чтобы просто не маячить перед глазами своих.       — Не хочу вам мешать, — уже слегка пьяно отзывается Тэхён и, откинувшись на спинку, тычет столовым прибором в Чонгука, — ты-то ладно, но Чимин с таким лицом ходит вечно, словно я его родную мать покалечил.       — Это у него ответная реакция на дураков, — состроив серьезную физиономию, — ты же знаешь, он — душка.       Утверждение остается без реакции, Тэхён вновь смотрит на Чонгука дольше обычного, словно пытается разглядеть в чужих покрытых алкогольной пеленой глазах что-то определенное. Сколько бы он их не разглядывал, не получалось зайти дальше, чем позволяет выстроенная Чонгуком стена. Обидно до ужаса, но напирать не хочется, расскажет ведь однажды — куда денется. Иногда Тэхён и правда думал эгоистично: знал, что он у Чонгука единственный близкий человек, что тот в любом случае придет за помощью только к нему и расскажет всё, что все секреты младшего уйдут с ним единственным в мир иной, когда настанет этот день, и что все чужие душевные муки распутаются тоже только благодаря ему самому.       Он-то эмпат, он в людях разбирается и помочь правда может, если те не переходят все границы, только вот и для него тоже Чонгук — не такой, как остальные. Непонятный, слишком противоречивый в какие-то моменты и точно что-то скрывающий. Чонгуку бы язык развязать, но сегодня не хочется как-то, да и ест тот без аппетита.       — Не вкусно? — приподнимая одну бровь, Тэхён звякает случайно о бутылку своим серебряным браслетом на правой руке и смотрит вновь в чужие глаза.       — Сносно. На три из пяти. Суховато, — без энтузиазма отвечает Чонгук и осушает очередной стаканчик, замечая, как уже подходит к концу и вторая бутылка соджу на столе. Работник подходит к ним ровно в эту же минуту, когда и сам замечает опустевшую бутылку, предлагает принести новую, а под вопросительный взгляд Тэхёна, Чонгук качает головой и говорит: — Не, я уже точно пас.       — Не плывет перед глазами? Сделать что-то тупое не хочется?       — Хочется пихнуть тебя ногой со всей дури по коленке, но это не тупое, — хихикает он и вытирает уголок губы, — а так, хочется спеть какую-нибудь песню Шакиры, если честно.       Тэхён изумленно смотрит на него, также чуть пьяно и расфокусированно, но улыбается сразу и незначительно кивает головой пару раз, словно мысленно он уже в кабинке караоке и выбирает следующую песню для исполнения под чужие крики о колумбийской певице. Пусть их диалоги сейчас и не многословны, им комфортно и это абсолютно взаимно. Чонгук расслабляется на диване, разве что постоянно бросает взгляды на уборную позади друга и возвращает взгляд сразу, как только Тэхён даже просто палочки в руки берет, непроизвольно так, по-пьяному, однозначно.       В помещении с каждым десятком минут все больше людей — рабочий день подходит к концу, а райончик этот сплошь из офисов маленьких фирм, да розничной торговли, поэтому зрелые мужички, собравшись компаниями, расселись за столиками и что-то бурно обсуждают под звон бутылок, стаканов и стук палочек о керамическую посуду.       Расплатившись и ещё с пару минут стоя в телефонах и подсчитывая верную для перевода сумму, Чонгук вдруг приподнимает поплывший взгляд на вывеску с караоке баром и расплывается в улыбке, стоит неоновому свечению смениться с красного на желтый, а самой надписи начать мигать белыми огоньками:       — Сначала Шакира, а потом уже всё остальное.       На попытки убедительнее выдать план сегодняшней ночи, Тэхён лишь посмеивается, а после закидывает руку на чужое плечо и тянет в сторону ведущей вниз лестницы. Встать на первую ступень у них получается легко, а вот дальше, также держась друг за друга, они с трудом пытаются сделать шаг вниз и не грохнуться вместе с оглушительным грохотом, поэтому рука Чонгука крепче сжимает чужую талию, а пальцы Тэхёна больно впиваются в выпирающую плечевую косточку.       — Я даже не знаю, что хуже, — вдруг начал Тэхён, — упасть первым и точно умереть. Либо упасть на твое костлявое тело и умереть мучительно.       — Заткнись, а, — морщится Чонгук и думает даже пихнуть его, но всё же сдерживает секундный порыв и предпочитает схватиться за поручень у стены и всё же сделать первый шаг вниз. В принципе, напоминает его жизненный путь самопознания — вечный путь вниз, дальше от общества и в тотальную неизвестность. Пока сверху горят круглосуточно вывески, шумят компании и гудят машины, он шагает вниз к чему-то неизвестному, поглощающему и не совсем правильному.       Сейчас он с Тэхёном и, честно, хотелось бы всегда с ним, но тот с людьми на «ты» и человек немного иной, его не утащишь с собой в пучину презрения к окружающим и не заставишь смотреть асмр видео с холестериновой едой, пока пихаешь в себя очередную безвкусную ерунду с минимальным количеством калорий на сто грамм. Его не заставишь теряться в противоречиях между: «я выше их всех» и «они не приняли меня однажды, значит, не будут достойны и тогда, когда я стану совершенно другим». Тэхёна в принципе заставить что-то делать — уже подвиг, но у Чонгука был опыт и будет ещё точно, он в своей силе убеждения не сомневается, поэтому на последней ступени тянется к двери и открывает её, пуская их двоих внутрь и морщась от застоявшегося сигаретного запаха в маленьком помещении.       — Мы в обычную комнату, там, где по монеткам. А, и ещё пепельницу, пожалуйста, — кое-как говорит Чонгук, выуживая смятую купюру из бумажника и поправляя руку Тэхёна на своем плече. Тот что-то хмыкает, проводит какое-то сравнение, но дверь кабинки открывает и тут же хватает в руки огромный пульт, дожидаясь, пока Чонгук натягивает на микрофоны марлевую одноразовую «шапочку», что выдала им женщина на кассе, а после проверяет звук каждого, постукивая пальцем по мембране и проговаривая нечленораздельные звуки.       Легендарный трек Шакиры две тысячи десятого к чемпионату мира по футболу находится спустя минуту тщетных попыток попасть по буквам на пульте управления, монетки на следующие треки уже лежат на маленькой тумбочке рядом со скинутыми рюкзаками, а футболка Тэхёна мнется сразу же, стоит тому с ногами залезть на диван в этой микроскопической комнате, а Чонгуку даже ужаться и постараться попасть в текст с первых слов.       Петь в пьяном состоянии — нечто особенное, словно раскрывается спрятанный прежде талант, а все негативные мысли улетучиваются с первых спетых строк, будто есть в этом процессе что-то волшебное все же. Тэхён рядом суетливо меняет положение руки на микрофоне, теребит карабин с кейсом от наушников и подпевает, периодически толкая Чонгука плечом и смотря на того, стоит какому-то слогу зажеваться меж губ, а голосу улететь в непривычную тональность. Чонгук готов был вскочить и начать танцевать на припеве, но Тэхён опередил его и занял всё свободное пространство, не прекращая петь и складывать ладони в подобии известного телодвижения, пока на фоне на экране крутился красочный клип с меняющими цвет словами.       Дотерпев до следующего припева, Чонгук подрывается первее и теперь уже смешит Тэхёна он, нелепо пародируя певицу и слышит сквозь попытки спеть такое теплое:       — Уже представляю тебя в этой юбке с красивыми девушками в подтанцовке, — а после продолжается пение, но Чонгук хмурится в процессе, крепче удерживая в руке микрофон и с превеликим удовольствием все-таки позволяет себе треснуть того под колено и засмеяться с визга посреди слаженного исполнения трека.       В перерыве между выбором следующей песни Тэхён хлопает Чонгука по бедру, когда тот садится на диван и поджигает им обоим по сигарете, ставя стакан с влажной салфеткой между ними и нажимает на кнопку вентиляции около двери, слыша, как через пластмассовые створки загудел воздух, а ладонь Тэхёна мимолетно пробежалась по колену и вернулась к хозяину на ногу.       В комнатке всё ещё душновато, а желудок Чонгука восприимчив после еды, ему бы абстрагироваться от мыслей о том, что пища переваривается, что он всё успеет сделать по задуманному плану, как только вернется домой, но из раза в раз, с фоновым сопровождением какой-то незамысловатой мелодии главного экрана Чонгук погружается в свою бездну вновь.       Тэхён украдкой поглядывает на него, нарочно делая вид, что выбирает песню, а на деле пишет одну и ту же букву и стирает её, занимая для чужого периферийного взгляда свои руки и уводя его от собственных изучающих глаз: он подмечает и поджатые губы, и хмурящиеся брови, непроизвольно сжавшиеся кулаки и напрягшееся тело рядом с ним. Нога невольно подергивается, нервно отбивая какой-то ритм, а после Тэхён говорит совсем тихо, стряхивая пепел на влажную салфетку и зажимая сигарету меж пальцев чуточку крепче:       — А ты сегодня не хочешь чем-то поделиться со мной, Гук?       В его голосе нет и ноты давления, но Чонгук вдруг тушуется моментно, пропускает дым через нос и поворачивает голову, чуть наклоняя её и опираясь по итогу на руку, смотря Тэхёну в глаза с попыткой ответно покопаться в чужих стараниях что-то прознать.       — А есть причины? Про баскетбол мы уже поговорили на пути в кафе, а остальное — стабильность, да и только.       Тэхён выдыхает и кивает понимающе, нажимая абсолютно на рандомную песню из подборки «топ 50», и устало тянется микрофоном к чужой макушке, касаясь ее и нарушая секундную тишину в период загрузки скрежетом микрофона:       — Дурак ты, Чонгук. Очевидный.