Однажды в Поднебесной

      Это было его лучшее произведение. Нечто столь идеальное, что даже смотреть на него было больно. Ван Ибо чувствовал себя настоящим создателем. Богом. Хотя, конечно, богом он не был. Он всего лишь умел делать куклы.       Он так долго работал над своим творением. Каждая деталь была продуманной. Мягкость кожи, блеск глаз, чуть припухшие губы, словно после поцелуев. Даже родинка под нижней губой не была случайной.       Ван Ибо любил всех своих кукол, без исключений. Но это… Он сделал ту же ошибку, что многие кукольники до него — увлекся. Он уже представлял себе, как вздрогнут ресницы, как взгляд, пока еще мертвый, обретет жизнь, сфокусируется, станет осмысленным.       Первый, кого видит создание, становится единственным и самым важным, на кого будут смотреть эти глаза. Ван Ибо никогда не был первым. Все его творения уходили клиентам, для которых он создавал нечто прекрасное. И конечно же клиент был тем, на ком должна произойти фиксация.       Ван Ибо понимал, в чем дело. Этот заказ изначально был другим.       «Я хочу, чтобы ты не подстраивал его под меня. Пусть он будет уникальным. Дай ему возможность самому учиться. Свободу воли», — сказал клиент.       Ван Ибо долго готовился к этому проекту. Когда есть параметры, которым надо следовать, всегда проще начать. Ты знаешь, от чего отталкиваться. В этом же случае… Было сложно. Но в то же время воодушевляюще. Он даже дал своему творению имя. Сяо Чжань. Оно родилось, когда он создавал и вкладывал душу в оболочку. Это всегда трудный этап, особенно в этот раз.       Нельзя давать имена своим куклам, это одно из правил. Он не делал так прежде. Но он не озвучил его, не дал имени жизнь, а лишь похоронил в своем сердце.       И как теперь Ван Ибо может отдать это поистине чудо?       Обычно куклу хотели для определенных целей. Телохранитель, который ни при каких обстоятельствах не предаст. Помощник, что будет вернее собаки. Любовник, который будет гореть и беззаветно отдаваться со всем энтузиазмом. Никто прежде не хотел мыслящую собственными категориями куклу. Личность.       Ван Ибо провел пальцами по лицу, по бархатистой коже щек. По идеальным скулам. Губам. Каким ты будешь, когда в тебя войдет жизнь? Будешь ли ты хотеть познавать этот мир? Будешь ли любить и ненавидеть? Что тебе понравится и что вызовет неприятие? На эти вопросы Ван Ибо никогда не узнает ответа, если только… Если только не нарушит основополагающее правило.       Ван Ибо взял кисть, вскрыл свою вену и начал выписывать печать собственной кровью. В узор ему нужно вплести многое. На этом этапе нужно быть очень внимательным. Самое главное — начертать имя клиента. Аккуратно, мазок за мазком, на шее куклы расцветал узор. У Ван Ибо немного подрагивали руки. Имя клиента не ложилось. Не вплеталось в петли магической привязки.       Сяо Чжань недвижный. Конечно, еще нет. Но Ван Ибо был неосторожен. На коже лица появились мазки крови. Это неправильно, так быть не должно. Капли медленно исчезали, впитывались, втягивались сквозь поры. Ван Ибо попытался стереть остатки, но было поздно. Он никогда прежде не допускал ошибок. Но разве в глубине души он не желал присвоить себе Сяо Чжаня? Желал. Его руки просто вторили спрятанному желанию. Ван Ибо бессильно опустил плечи, кисть выпала из ослабевших пальцев.       Больше Ван Ибо ничего не в силах был сделать, лишь ждать. И вскоре это произошло. Сяо Чжань вздохнул. Его грудь чуть приподнялась и опустилась, словно на пробу. Будто меха, раздувающие тлеющие угли. А потом снова. И снова. Губы приоткрылись, а ресницы дрогнули. И создатель впервые встретился со своим созданием.       — Я твой? — спросил Сяо Чжань.       — Ты мой, — ответил Ван Ибо, наконец осознавая, что выбор уже сделал, а сейчас лишь озвучил.

***

      Сяо Чжань и правда был уникальным. Он был и взрослым, и ребенком одновременно. Он задавал множество вопросов, на которые Ван Ибо иногда не знал, как ответить. Но он старался. Ведь создатель должен нести ответственность за свое создание. Помогать, а не мешать. Наблюдение за Сяо Чжанем наполняло Ван Ибо восторгом. Иногда грустью и раздражением, но в целом это была маленькая вселенная, заключенная в оболочку. Ван Ибо рассматривал свои руки, когда Сяо Чжань брал их в ладони и водил по коже своими изящными тонкими пальцами.       Сяо Чжань смеялся, когда впервые принимал душ. Он стоял под струями воды и смеялся, ловил капли ртом, фыркал, тряс головой, как счастливый щенок.       Сяо Чжань с восторгом пробовал еду. Раскусывал орехи, говоря, что это камушки, которые наполнены сухим вкусом. Широко распахивал глаза, пробуя мороженое. Слизывал с губ и пальцев сладкий сок мякоти манго и озорно смотрел. Хватался за горло, когда пробовал что-то острое, выдавливающее слезы и перехватывающее дыхание. Обжигался чаем и морщился от горечи кофе.       Сяо Чжань с воодушевлением читал. Энциклопедии, философов, поэтов. Рассуждал о Канте и пытался повторить эксперименты Никола Теслы, хотя область его исследований уже изучена вдоль и поперек.       Сяо Чжань плакал, когда слушал Вивальди. Плакал и танцевал. Движения его тела были легкими и гибкими, словно лепестки, летящие по ветру. Иногда казалось, что он улетит со следующим порывом. Но он оставался. Учился, думал, пробовал.       Ван Ибо продолжал работать, а Сяо Чжань внимательно наблюдал.       — Я ведь не настоящий? — спросил он однажды.       У Ван Ибо дрогнули руки.       — Настоящий.       — Но я не такой, как ты. Я такой, как он, — Сяо Чжань указал на куклу, что сидела перед ними.       — Ты другой.       — А чем я отличаюсь?       — Ты можешь выбирать.       — Выбирать… — задумчиво произнес Сяо Чжань, словно пробовал слово и само понятие, стоящее за ним, на вкус.       Ван Ибо должен был подготовиться к этому. К тому, что Сяо Чжань уйдет познавать мир дальше, когда исследует его мастерскую, когда возьмет все, что мог дать создатель. Это было правильно, хотя и больно.       Сяо Чжань был где-то там. Близко. Далеко. На расстоянии вытянутой руки и за множество миль.       Ван Ибо продолжал работать. Создавал новые куклы. Принес извинения клиенту, который заказал и не получил Сяо Чжаня. Его создания по-прежнему были прекрасными, но больше не было таких, как тот один-единственный.       Сяо Чжань открыл для себя устаревший способ коммуникации. Он присылал открытки с видами мест, где бывал. Он ничего не писал. Ван Ибо их все хранил и перебирал, сидя в гамаке, подвешенном на чердаке. Сквозь крошечное окно виднелся монолит города и серое небо. Где-то там был Сяо Чжань. Без него было пусто. Раньше Ван Ибо не замечал этой пустоты. Не знал, что такое тоска. А теперь ее горький вкус не исчезал.       А однажды Сяо Чжань появился на пороге.       — Я вернулся, — сказал он и улыбнулся.       — Останешься?       Сяо Чжань кивнул и подошел ближе, вынул из рук кисть и переплел их пальцы.       — Я научился любить. А ты умеешь любить?       — Я не знаю.       — Тогда я тебя научу.       И Сяо Чжань его поцеловал.

Январь, 2024