Битва без причуд

      Время летело со скоростью света. Еще вчера ребята были простыми учащимися ЮЭЙ, а теперь каждый мог похвастаться новенькой лицензией героя. Ну, почти каждый. Бакуго и Тодороки не удостоились чести получить лицензию на первом экзамене. В связи с чем, превратившийся в сплошной комок бешенства Кацуки, первую неделю после завала экзамена не контактировал вообще ни с кем. Шото не лез ему в душу. И самому на ней было погано. Теперь их двоих ждут длинные недели работы прежде, чем им будет дозволена пересдача.       Занятия тоже не становились легче. Чем больше ребята учились, тем сложнее давалась новая информация. Айзава бесконечно устраивал учебные проекты, и на тренировках требовал максимальной отдачи. Выдохнуть получалось только на выходные, и то не всегда. Порой домашнего задания было так много, что никто из класса не мог даже навестить родителей.       На одном из уроков сонный Айзава раздал листочки с заданием для парных проектов. Необходимо было, глядя на данный список героев, злодеев и их причуд, рассредоточить их по полю битвы так, чтобы это было выгодно и злодеям, и героям. А также подробно объяснить, какими критериями они руководствовались при выборе. Объективно, казалось, что выполнить подобный проект будет не так уж и сложно, но, в итоге, Бакуго и Киришима потратили полных два дня прежде, чем пришли к согласию. И даже не потому, что Кацуки поджигал от бешенства почти каждый черновик, а потому, что это было действительно непросто. Необходимо было подключить не только геройское, но и злодейское мышление. Со злодейским Бакуго справился на отлично. Он описал Киришиме несколько способов, которыми можно умертвить всех героев в радиусе ста метров только одним злодеем из списка. В конечном итоге, на огромном пласте плотной бумаги они расчертили целую схему нападения и обороны. Оставалось только подписать имена и выделить красными линиями самые неприкрытые зоны. Чем они и занимались прямо сейчас, лежа на ковре в комнате Киришимы. — Эй, бро, — спросил между делом Эйджиро, — Расскажи хоть, как у тебя дела, а то мы сто лет не общались. — Ты лучше бы следил, че пишешь! — рявкнул на него Бакуго, тыча карандашом в имя героя, — Его зовут Десутегоро, че сложного?! — Ты угараешь? Я даже выговорить нормально это не могу, не то, что написать! — возмутился в ответ Киришима. — Ну так перепроверь прежде, чем калякать! — Я исправлю, — поспешил заверить его друг, — Но не уходи от вопроса. Что нового? — Проебал лицензию, вот, что нового. — Это я и так знаю! Невелика беда, скоро пересдашь, и все будет круто! — Да нихуя у меня нового! — А мне так не кажется, — ответил Эйджиро и улыбнулся. — В смысле? — Кацуки посмотрел на него в замешательстве. — Ты, может, думаешь, что я тупой, но я знаю, что у тебя есть девушка!       Бакуго выронил из рук маркер. Он неверящим взглядом смотрел в глаза друга и не знал, то ли ему испугаться, то ли засмеяться. — С чего ты это вообще взял? — Ну, я видел вас вместе, — подмигнул ему Киришима.       А вот теперь Кацуки определился. Он испугался. Он смерил внимательным взглядом Эйджиро, который довольно ухмылялся. — Видел, говоришь? И как она тебе? — Значит, я прав?! — радостно воскликнул Киришима, — Нууу, я не разглядел ее нормально, было темно. Вы шушукались в коридоре возле твоей комнаты. Я как раз собирался пойти поссать посреди ночи, но ты, походу, ее провожал, я не стал мешать. — Вот как? — поднял бровь Бакуго, а затем развернулся к нему всем телом, — Ну и что скажешь? — Я краем глаза только увидел, что у нее стрижка короткая, и голос какой-то низкий, прям как у парня.       Кацуки тщательно разглядывал эмоции на лице Киришимы. Он точно не врет. Дурак, и правда, подумал, что он водит к себе девушку. Как же им с Тодороки так повезло, что он нихера не увидел в темноте коридора? — Ты лучше скажи, она с ЮЭЙ? — Эйджиро подполз на заднице поближе.       Его глаза так и горели любопытством. Еще он немного обижался. У его бро появилась девушка, а он даже об этом не знал! Но дулся Киришима недолго, он понимал, что у Кацуки сложный характер и проблемы с доверием. — Нет, не с ЮЭЙ, — соврал Бакуго. — А, блин, значит, я ее не знаю, — понурил голову Эйджиро, но быстро воспрял духом, — А как ее зовут? — Рэй, — ляпнул Кацуки первое имя, которое пришло в голову, и запоздало понял, что это имя матери Шото. — Красивое! — Киришима широко улыбнулся, — И давно вы встречаетесь? — Встречаемся? — тупо переспросил Бакуго, и тут же отругал себя за тугодумие. — Ну да, вы ведь пара? — неуверенно протянул Эйджиро. — Не совсем.       Кацуки решил ответить честно хотя бы на один вопрос. Ему неприятно лгать Киришиме. Ведь он сидит перед ним, весь искренний, счастливый и гордый за друга. А он врет ему в глаза. — Как это? — не понял Эйджиро, усиленно думая. — Ну… — Бакуго думал, как это возможно объяснить, но терпения не хватило, — Блять, ты реально не понимаешь? — Нет, — пробормотал Киришима и почесал голову. — Она приходит ко мне по вечерам, так? — Кацуки решил помочь его глупому другу. — Так. — А потом через какое-то время уходит, так? — Так. — Чем, ты думаешь, мы занимаемся? — Играете в карты? — предположил Эйджиро, и у него нервно задергался уголок губ. — Ага, на раздевание.       Наступила гробовая тишина. Первые несколько секунд лицо Киришимы отражало бурную умственную деятельность в его мозгу. Потом его озарило понимание, и Бакуго, словно в замедленной съемке, наблюдал, как лицо его друга вытягивается в длину, как он роняет на пол челюсть, а затем тычет в его сторону пальцами, и то открывает, то закрывает рот, не находя слов. Когда он, наконец, их нашел, в лоб Кацуки прилетела подушка с его кровати. — Ты че творишь?! — заорал он, бросая подушку назад. — Ты не шутишь?!       Киришима подорвался с места и принялся шагать из одного угла комнаты в другой, обильно жестикулируя. — Ты не серьезно! Бро, ты! Ты серьезно? — Да, — недовольно подтвердил Бакуго, глядя на его метания туда-сюда. — Секс, ты реально? Чувак, мы еще подростки! — А когда, по-твоему, большинство людей начинает половую жизнь?! — Я не знаю, в универе? — взревел Эйджиро и смачно хлопнул себя по щекам ладонями. — Если ты монашка, то, может, и в универе! Не пизди мне, что не надрачиваешь свой писюн каждый вечер, потому что тебя гормоны ебут в голову! — Меня-то гормоны ебут, а ты кого-то другого! Пиздец…       Бакуго фыркнул, сложил руки на груди и отвернулся от Киришимы. Он ожидал подобной реакции, но все равно его задел прямой наезд. Он услышал, как шаги затихли, а затем обернулся и увидел, как Эйджиро с очень серьезным лицом садится прямо напротив него. — Братан, скажи мне, что вы хотя бы предохраняетесь. Если она залетит… — Она не залетит! — Фух, слава богу.       Киришима схватился за сердце, приняв ответ на свой вопрос за положительный. Кацуки выдохнул. Ну, большая часть уже была сказана. Больше бурных реакций быть не должно. — Как так… Как так вообще вышло? — тихо спросил Эйджиро, заглядывая в красные глаза. — Не знаю, — честно ответил Бакуго, — Просто сцепились однажды на ровном месте, и ну вот… Получилось. — Кто она вообще такая? — Да я сам не знаю, — отмахнулся от него Кацуки, — Просто какая-то девчонка. Мы не очень близки. — Я пока еще не понял, как можно трахаться с кем-то и не быть при этом близкими, но ты, пожалуйста, будь со мной помягче, а то меня кондратий хватит.       Бакуго вдруг улыбнулся и потрепал его за волосы. Такой смешной и наивный, Кири. Но он прав, нужно как-то объяснить ему ситуацию, иначе он просто не отъебется. Если бы Кацуки сам мог себе ее объяснить… — Бакуго, она красивая? — слабым голосом спросил Эйджиро, стараясь отойти от темы секса, он к этому еще не готов.       Кацуки нахмурил брови. Он вспоминал мягкие красно-белые волосы, бирюзовый и серый глаза, гладкую кожу и тонкие губы. Вспоминал стройную талию, потрясную задницу и длинные ноги. Воспроизвел в памяти каждый кубик пресса, острые ключицы и точеные плечи. Вспомнил и шрам, который совсем не портил лицо, скорее, добавлял ему привлекательности. — Очень красивая, — тихо ответил Бакуго и сглотнул. — Ну конечно, зачем я вообще спросил, — усмехнулся Киришима, — Ты не стал бы связываться с некрасивой. — Эй, я же не ублюдок какой-то, — возразил Кацуки, — Я ценю не только внешность. — А какая она?       Бакуго вновь задумался. Этот вопрос будет посложнее предыдущих. Какой он? Ебанутый — первое, что хотелось сказать. Извращенец — второе, что пришло в голову. Но, когда он успокоил мысли, то осознал, что есть множество прилагательных, которыми он может описать Тодороки. — Обычно спокойная, но, если ее задеть, то станет болтливой и противной. — Прям, как ты, — хохотнул Эйджиро, и получил за это по губам. — Она вообще не как я. Скорее, наоборот. У нее очень мягкий характер, она чувствительная, поэтому лучше ее не раздражать. — Тебе, наверно, пиздец как трудно с ней. — Да нет, — сразу же ответил Бакуго, и тут же осознал, что это правда, — Вообще не трудно, даже легко. — Воу, а у нее есть характер, — одобрительно кивнул Киришима, — Если она может заткнуть за пояс даже тебя. — Ты не поверишь, сколько раз у нее это получалось, — заскрежетал зубами Кацуки, а Эйджиро рассмеялся. — А почему она тебе нравится? — Она… Она мне не нравится, — возразил Кацуки. — Чувак, она точно тебе нравится, ты ни про кого еще не говорил подобные слова. — Так ты никогда ни про кого и не спрашивал!       Киришима просто пожал плечами, не желая спорить. Бакуго может сколько угодно отрицать, что она ему безразлична, но это он просто не видит свое лицо, когда говорит о ней.       Пока они задумчиво молчали, на телефон Кацуки пришло оповещение. Он разблокировал экран и увидел сообщение от Тодороки.       «Ты не занят?»       Бакуго вновь свел брови в одну хмурую черту. Шото никогда не пишет ему такими словами. Он не спрашивает вежливо, не может ли Кацуки уделить ему время. Чаще всего, они просто ставят друг друга перед фактом. Что-то случилось. — Мне пора идти, — сказал Бакуго и тут же поднялся с пола. — Что-то срочное? — Киришима поднялся следом. — Да, мне нужно позвонить. Не парься, думаю, все окей. — Ладно, чувак, иди. Я закончу проект и даже обещаю, что напишу всё без ошибок.       Эйджиро хлопнул друга по плечу, провожая у порога. Кацуки хлопнул его так же в ответ, а затем предупреждающе поднял указательный палец прямо перед лицом. — О моей личной жизни можешь знать ты и только ты, усек? — Усек, — серьезно кивнул Киришима, — Я не стану трепаться с кем-то о твоих делах. — Красава.       Бакуго улыбнулся ему напоследок и вышел из комнаты. Он держал путь на этаж Тодороки, надеясь найти его в комнате. Но на лестнице он врезался в бегущего в противоположном направлении Шото. Когда они неловко отстранились друг от друга, Кацуки поднял взгляд на заплаканное лицо, и его сердце сделало переворот. — Бакуго, — дрожащим голосом произнес тот. — Эй, ты чего? — осторожно спросил его Кацуки, усаживая на ступеньку. — У мамы случился приступ, — сказал он и стер рукавом толстовки слезы, грозящие выкатиться с нижних век на щеки, — Мне позвонили из больницы. Нужно… — Иди собирайся, — приказал ему Бакуго, дергая за запястья и вынуждая вновь принять стоячее положение, — Встретимся внизу. Я позвоню Айзаве. — Спасибо, — прошептал Тодороки и нетвердой походкой направился в сторону своей комнаты.       Кацуки пулей рванул к себе, на ходу набирая номер учителя. Он ворвался в комнату и схватил первые попавшиеся уличные вещи и кошелек. Когда он натягивал штаны, Айзава ответил на звонок. — Бакуго?       Тон учителя был несказанно удивленным. Зачем ему поздно вечером звонит его самый скандальный ученик? — Сенсей, — начал он разговор без приветствий, — У матери Тодороки случился приступ, его хотят видеть в больнице. — О господи, — пробормотал шокированный учитель, — Что-то серьезное, ты не знаешь? Ничего не понятно, он ни слова нормально сказать не может. Отпустите его в больницу? — Разумеется. Скажи ему, что он освобожден и от завтрашних уроков тоже. Надо же, какая неприятность… — Отпустите меня тоже, — настойчиво попросил он и сжал в ладони телефон, напряженно ожидая ответ.       В трубке затянулось молчание. Бакуго безмолвно выругался одними губами и тут же плотно их сжал, соображая, что нужно сказать. — Я приду на занятия, только дайте сопроводить его до больницы и обратно. — Хорошо, — тут же ответил Айзава, и Кацуки облегченно выдохнул, — Полагаю, ему пригодится рядом друг.       Сердце Бакуго подпрыгнуло. Друг, значит. Какой он ему друг, с этой ролью гораздо лучше справляется Деку. Кстати, почему он не пошел к Мидории? — Спасибо, — прохрипел он в трубку. — Завтра в классе вас не жду. Делайте, что нужно, и Бакуго… — Да? — Держи меня в курсе, а то я и сам не усну сегодня. — Конечно, сенсей. — Ну всё, бегите, — сказал напоследок Айзава и закончил звонок.       Не теряя больше времени, Кацуки проверил наличие денег в кошельке и, убедившись, что все в порядке, быстро набрал номер такси, пока спускался бегом по лестнице. Тодороки нашелся внизу, нервно переступая с ноги на ногу. Он сжимал обеими руками телефон и то и дело смотрел на экран, не позвонит ли ему кто-то. — Я здесь, — объявил Бакуго и сразу же схватил Шото за ладонь и поволок на выход, — Такси ждет, выдвигаемся. — Когда ты успел? — глаза Тодороки удивленно распахнулись. — Я адреса не знаю, скажешь сам водителю? — вместо этого сказал он. — Конечно. Спа… Спасибо.       Они вышли в душный вечерний воздух. Кацуки торопливым шагом шел вперед и тащил за руку не сопротивляющегося Тодороки, который, в отличие от него, вообще ничего не соображал из-за паники. Одинокая машина у ворот академии нашлась сразу же. Бакуго открыл дверь и пригласил Шото внутрь, а затем нырнул следом. Они обозначили адрес и водитель сообщил, что дорога займет 15 минут. Когда Кацуки угрожающим тоном спросил, почему так чертовски долго, водитель не стал ругаться в ответ, потому что понимал, что парни держат дорогу в больницу. Он пообещал по возможности поторопиться.       Машина шоркнула колесами по асфальту и двинулась вперед. Бакуго повернул голову и увидел, как Тодороки смотрит в окно, нервно кусая уже и так истерзанные губы. Он все еще сжимал в руках телефон, теребя его вспотевшими от переживаний пальцами. Кацуки цокнул, а затем вырвал из его рук мобильный и, вместо него, вложил в ладонь Шото свою и крепко сжал. Тодороки, растерянный, с влажными глазами, обернулся, и его губы снова мелко задрожали. — Не беспокойся, все будет хорошо, я уверен, — спокойно произнес Бакуго, и разглядел в полутьме машины мелкий, нерешительный кивок. — Спасибо, Бакуго, — прошептал Шото и с силой сжал теплую ладонь, — За всё. — Не реви, а то мама станет беспокоиться.       Он увидел, как Тодороки слабо улыбнулся и снова кивнул. Он отказывался отпускать руку Кацуки всю дорогу, хотя никто и не пытался отобрать ее у него. Когда они прибыли, Шото нетерпеливо вылетел из автомобиля и рванул в приемный покой. — Вот, возьмите, — сказал Бакуго, протягивая вперед деньги, — Сдачи не надо. — Удачи, ребята, — сказал водитель и махнул на прощание рукой.       Кацуки бегом пронесся по пустой парковке, догоняя своего спутника. Тодороки стоял у стойки регистрации и разговаривал с медсестрой. — …вас провожу, — только и услышал едва подоспевший к концу диалога Бакуго. — Я с ним, — поднял он руку, обозначая свое присутствие. — Хорошо, — кивнула медсестра и поманила их за собой.       На втором этаже она остановилась у кабинета и попросила их подождать. Эта минута в коридоре тянулась мучительно долго. Но, наконец, дверь открылась, и вместе с медсестрой из кабинета вышел хорошо знакомый для Шото человек. Это был лечащий врач его матери. — Приветствую, — поклонился он, и ребята поклонились в ответ, — Полагаю, говорить можно при всех присутствующих? — Да, — подтвердил Тодороки, изнемогая от ожидания, — Что с ней? — У вашей матери случилась сильная аллергическая реакция на новый препарат. Мы успели позаботиться о ней до того, как у нее случился шок. Но ваша мама многое пережила, поэтому сейчас ей нужен покой. Мы дали ей седативные, чтобы она поспала и восстановила силы. Опережая все ваши вопросы, сразу скажу — да, она приходила в сознание после инцидента, и да, ее ждет полное выздоровление. Но сейчас вы с ней поговорить не сможете. — Хотя бы увидеть, — умоляюще заглянул доктору в глаза Шото, и у Кацуки в который раз за день защемило сердце. — Увидеть можно, но только сыну, — строго сказал врач и многозначительно посмотрел на спутника Тодороки. — Я подожду в коридоре, — согласно кивнул Бакуго.       Их проводили до палаты и оставили наедине. Шото пообещал не отнимать у Кацуки много времени, на что тот, едва не разоравшись на весь коридор, быстро взял себя в руки и шепотом велел придурку не тупить и подумать о себе. Время Бакуго сейчас не имеет никакой цены, поэтому Шото может находиться с мамой столько, сколько захочет. Громко всхлипнув в благодарность, Тодороки скрылся за тяжелой дверью.       Кацуки устало плюхнулся на мягкий диванчик и достал из кармана телефон. Он снова дозвонился учителю и вкратце описал ситуацию. Распереживавшийся за учеников Айзава громко и с облегчением выдохнул в динамик, после чего велел Бакуго присматривать за Шото, пока они не разойдутся спать, вернувшись В ЮЭЙ. Кацуки пообещал быть рядом столько, сколько он будет нужен Тодороки, и они закончили разговор. Разобравшись с этим, Бакуго схватил с маленького столика первый попавшийся журнал и принялся его читать.       Когда Шото тихо проскользнул в палату, он сразу же увидел Рэй. Могло показаться, что она просто мирно спит, если бы к ней не были прицеплены разные трубки и провода. Лицо было расслабленным, морщинки аккуратно разглажены. Красивые, тонкие губы скрывала кислородная маска. Тодороки опустился на стул возле койки и осторожно убрал с лица матери непослушную белую прядку волос. Он бережно взял в руки теплую ладонь и оставил на ней крошечный поцелуй. — Мама, — дрожащим голосом позвал он, зная, что не дождется ответа.       Тишину палаты нарушал писк монитора, отображающий состояние пациентки. Шото смотрел на экран, но взгляд его был расфокусирован. Он думал о том, как сильно перепугался сегодня. Мысль о том, что он может потерять мать, так сильно ударила по его сердцу, что он боялся сойти с ума прежде, чем узнает, что с ней на самом деле произошло. И сейчас, когда он мог быть уверен, что она будет в порядке, ему даже дышалось легче. Он очень хотел с ней поговорить, спросить, как она себя чувствует, но этот диалог был бы абсолютно односторонним. И все же, он решил попробовать. — Мама, я рад, что с тобой все будет хорошо, — начал он, нежно поглаживая тыльную сторону ее ладони, — Я надеюсь, тебе не было слишком больно.       Шото говорил только то, что знал сам. Физическая боль — это ужасно, и он никогда не желал, чтобы его близкие люди ощущали ее, и также он знал, что от этого никто не застрахован. Но он очень хотел высказать то, что было у него на душе. — Я давно хотел сказать тебе, мама… — продолжил он, и почувствовал, как ком в горле мешает говорить.       Тодороки несколько раз глубоко вдохнул. Он знал, что это нечестно — сообщать маме важные вещи, пока она спит. Но он еще не был готов признаться кому-то в том, что собирался сказать. Важнее всего — он еще не признался самому себе. И сейчас, глядя, как мерно вздымается грудь Рэй от глубокого дыхания, он решил, что ничего не случится, если он хоть чуть-чуть поделится. — Я, похоже, влюбился, и…       Он не выдержал напряжения, и слезы покатились по бледным щекам. Шото отпустил руку матери и прижал обе ладони к своим зажмуренным глазам. Рыдания подступали, и он сражался с ними изо всех сил. Он не может выйти к Бакуго опять c заплаканным лицом.       Кацуки… Столько дней Шото провел, думая о нем. Раньше у него получалось игнорировать неловкие заикания своей души о том, что Бакуго ему дорог. После исполнения обоих желаний, у них, конечно же, еще были совместные ночи. Много, много ночей. Но они больше не были похожи на предыдущие. Тодороки уже даже сам не верил в их первый, безумный раз. Будто он сам придумал себе Кацуки, который заводится от перехвата контроля, а о себе и говорить нечего. Он насмехался над ним, и это заводило его. И именно это становилось причиной каждого следующего раза. Но сейчас… Шото соврет, если скажет, что они не занимались любовью. Да, они все еще соблюдали дурацкие правила, у них все также был сводящий с ума секс. Но все изменилось. Бакуго стал мягче, он значительно затягивал прелюдии, много касался его, и иногда даже робко проводил пальцем по губам Шото. Тодороки решительно отрицал мысли о том, что Кацуки хочет что-то поменять. Может ли быть, что он тоже очень, ну просто очень сильно хочет его поцеловать? Так же, как этого хочет Шото? Конечно, нет, это же Бакуго. Даже если он чего-то хочет, он будет твердолобо сохранять устоявшийся порядок. Потому что иначе они станут ближе. Ну, так ты просчитался, Кацуки. Уже поздно.       Тодороки, изо всех сил сдерживая слезы, вспоминал, как Бакуго замедлялся каждый раз, когда чувствовал, что Шото перенапрягается. Как он забывал о грубости, если партнер устал и хочет притормозить. Их связывал только секс, но и с этим Тодороки уже был не согласен. Что бы ни держало Кацуки рядом с ним, для самого Шото уже давно все было ясно. Его держал не секс, его держало доброе сердце Бакуго, которое тот прятал за семью печатями от других. И от этой мысли было так невыносимо, что последние дни он едва соглашался на встречи. Он хотел большего, но знал, что, как только он заикнется об этом, его сразу же пошлют. Но иногда он просто не мог по-другому. Сегодня он мог написать Мидории, и это было бы намного логичнее, чем написать Кацуки. Он, наверное, думает, что Тодороки сделал какую-то глупость. Но все равно ведь пошел за ним. И сидит сейчас за дверью, даже не подозревая, как в груди Шото обливается кровью раненое сердце.       Он медленно опустил залитые слезами руки на колени и посмотрел на безмятежное лицо матери. Именно сейчас, сидя перед очень важным в своей жизни человеком, он хотел сообщить ей, что нашел еще кое-кого, кто завоевал его душу. И пусть она его не слышит, он все равно может сквозь сон ощутить ее теплые руки, которые обнимают и утешают. — Мама, я… — Шото всхлипнул и прокашлялся от того, как сипло звучал его голос, — Я так скучаю по нему…       Он позволил последним слезам скатиться по его щекам и стер их салфеткой, которую нашел на тумбочке у кровати Рэй. Он встал и низко поклонился. — Спасибо, что ты всегда рядом. Возвращайся к нам скорее.       Тодороки аккуратно склонился, стараясь не задевать одеждой трубки с проводами, и нежно поцеловал мать в лоб. Он нехотя отошел от койки и покинул палату. Когда он вышел, Бакуго резко откинул в сторону журнал и поднялся на ноги. — Как она? — Стабильно, выглядит хорошо, — как можно спокойнее постарался ответить Шото. — Как ты?       Этот вопрос, по мнению Тодороки, прозвучал слишком тепло и участливо. Ему потребовалась неимоверное количество усилий, чтобы не заплакать снова. — Я в норме. — Твои брат и сестра приходили, — сообщил Кацуки, указывая пальцем вниз по коридору, — До них не дозвонились сразу, и они немного опоздали. Не заходили, не хотели тебе мешать. Сейчас общаются с врачом. — Я понял, — пробормотал Шото, опуская голову, — Давай уйдем, Бакуго? — М? — удивился тот, — Не хочешь поговорить с ними? — Не сейчас. — Тогда пошли.       Они быстрым шагом прошествовали по коридору и, не став дожидаться лифта, спустились по пожарной лестнице на первый этаж. Миновав стойку регистрации, они вышли на улицу в уже прохладный ночной воздух.       Тодороки глубоко вдохнул, и его мысли окончательно перестали метаться из угла в угол. Оставив позади часть волнений, он снова мог вернуться к привычному укладу жизни. Он скосил взгляд, и заметил, что Бакуго очень внимательно на него смотрит. — Не хочешь прогуляться пешком? — До ЮЭЙ? — изумился Шото, — Это же минут 40 быстрым шагом. — Ну вот и не стой, — развел руками Кацуки, а затем поманил его за собой.       Первые пару минут они шли молча, каждый в своих мыслях, а затем Бакуго завел разговор. — Айзава отпустил нас с уроков завтра. — Слава богу, — выдохнул Шото, не скрывая того, что эта новость его обрадовала, — Уже и так глухая ночь, да и даже если бы мы вернулись сейчас, я вряд ли бы заснул. — Я тоже так подумал, — кивнул Кацуки, — Прогулка пойдет тебе на пользу. — Ты мог бы вызвать себе такси, — осторожно предложил Тодороки, совсем не имея в виду от него избавиться, просто он и так отнял слишком много его личного времени. — Я обещал Айзаве проводить тебя. — Бакуго, я же не ребенок, — улыбнулся Шото, — Я и сам дойду. — Да хватит уже спорить, просто шагай!       Они прошли еще пару кварталов, когда Тодороки понял, что умирает от жажды. Он уже давно хотел пить, но эту мысль настойчиво отодвигали в сторону другие. Поэтому он предложил Бакуго заскочить в круглосуточный и купить воды. После магазина их путь лежал через Центральный Парк. Кацуки любил это место, иногда он приходил сюда один и просто прогуливался, размышляя о своей жизни и дальнейших целях. Поэтому плутать им не пришлось, Бакуго хорошо знал дорогу отсюда до ЮЭЙ. — Бакуго, я хотел извиниться, — вдруг сказал Шото, и на него удивленно посмотрела пара внимательных красных глаз. — За что это? — За то, что написал тебе и потащил в больницу с собой. — Во-первых, — в возражении поднял указательный палец Кацуки, — Я сам поперся за тобой и даже отпросился у Айзавы. А во-вторых… Ты правда думаешь, что я мог бы послать тебя в такой момент?       Тодороки чувствовал, что надо сказать «нет», но он не был уверен. Он плохо понимал, о чем на самом деле думает Бакуго, и уж тем более, что он думает о нем. Но, наверно, он имеет в виду, что было бы бессердечно бросать любого человека в подобной ситуации. Он же не бесчувственное чудовище, которое откажет в поддержке в настолько трудный момент. — Ты прав, конечно, ты бы не послал меня. Ты бы помог любому, как настоящий герой.       Шото, наконец, осознанно улыбнулся, и Кацуки с удовольствием отметил позитивную перемену его настроения. Вот только все не совсем так. — Нет, я бы посодействовал любому в том, чтобы они комфортно добрались до больницы и уладили свои семейные дела. Но помог бы я только тебе и Киришиме… И, наверно, Деку, — недовольно добавил Бакуго, и Тодороки удивленно распахнул глаза.       Это звучало как нечто очень личное. Он никогда не говорит о Мидории что-то хорошее. А сейчас как будто открылся, хоть и сделал это нехотя. Шото оценил это признание, но побоялся сказать в ответ какую-то глупость. Очень не хотелось бы сейчас выводить Кацуки из себя. Но сердце Тодороки согрелось, когда он понял, что входит в крошечный круг людей, о которых Бакуго готов позаботиться. — Ты все еще грузишься из-за мамы? — Кацуки остановился и заглянул ему в глаза, приняв его молчание за тревогу. — Нет, — честно ответил Шото, — Если ее врач сказал, что все в порядке, то это так. Он славный. — Ну, я рад, что ему можно доверять, — пробубнил Бакуго, хоть и все равно звучал неуверенно.       Они стояли посреди аллеи, и Тодороки отказывался смотреть в глаза, ожидающие ответного взгляда. Кацуки тяжело выдохнул и аккуратно приподнял лицо Шото за подбородок. Тот на секунду встретился с ним взглядом и тут же отвел в сторону. Он знал, что ведет себя глупо, но он не мог сейчас смотреть ему в глаза. Вдруг Бакуго увидит в них то, что он так усердно прятал от него и от себя самого? Почему ему так нужно смотреть ему в глаза прямо сейчас?       Кацуки обреченно помотал головой, а затем медленно обхватил шею Тодороки руками и прижал его лицом к своей груди. Изумленный до глубины души, Шото не сразу догадался обнять его в ответ. Но, когда он это сделал, все же не удержался от комментария, потому что опять не понимал, что вызвало этот теплый жест. — Бакуго, что ты… — начал было он, но его перебили. — Я многое пережил сегодня, ясно? — проворчал Бакуго в капюшон толстовки Тодороки. — Ты-то много пережил? — весело спросил его Шото, уже смелее прижимая к себе. — Ага. Видишь же, я в шоке, а значит, могу вести себя странно.       Тодороки не совсем понял, что Кацуки пытался этим сказать, но он решил лучше сосредоточиться на теплых руках, крепко обнимающих его. Они постояли так еще немного, а затем Бакуго отошел на шаг назад и еще разок заглянул в робкие глаза. — Ну же, улыбнись еще раз, — попросил он его, и Шото удивленно приоткрыл рот. — Так ты этого ждешь? — недоуменно проговорил он. — Ну так да! Я перед кем тут в лепешку разбиваюсь?! Или тебя повеселить моим искрометным юмором? Ну так я и это могу. Когда мне было 4 года…       Они вновь зашагали вперед по аллее. Бакуго рассказывал истории из своего детства до тех пор, пока Тодороки не начал задавать ответные вопросы и хохотать над самыми смешными из событий. Убедившись, что Шото больше не печалится, Кацуки перевел тему на повседневную жизнь, и оставшуюся часть пути они провели в болтовне о героях, злодеях, обычных людях, учебе и личных увлечениях.       Когда перед лицом Тодороки оказалась дверь в его собственную комнату, он запоздало понял, что даже не заметил, как быстро пролетела их длительная прогулка. Он повернулся сказать Бакуго на прощание пару слов, но заметил, как тот сильно хмурится. Что-то хочет сказать? — Если ты… — тихо начал Кацуки, стараясь совладать с голосом и своей гордостью, которую следовало проигнорировать для следующего предложения, — Если ты хочешь, я мог бы остаться с тобой.       Шото замер, удивленный. Он что, предлагает провести ночь вместе? Сейчас? — Бакуго, я устал… — Да я не это имел ввиду! — яростно зашипел на него Бакуго, тут же убавляя громкость, — Просто… Если ты не хочешь быть один, я могу побыть с тобой, пока ты не заснешь.       Тодороки готов был закричать почти сразу. Да, да, конечно! Оставайся хоть навсегда. Но он очень быстро загасил свою радость, разбивая ее о суровую реальность. Кацуки просто добр к нему, потому что он многое пережил. Для Шото эта ночь будет значить слишком много, и он к этому не готов. Не готов, потому что за одной ночью он потребует другую такую же. Ночь, где они просто лежат в кровати в обнимку, без подтекста, без намеков. Кацуки наверняка предполагает совсем не это. — Все нормально, Бакуго, я справлюсь, — так же тихо ответил Тодороки, вновь пряча взгляд. — Как скажешь, — холодно ответил Кацуки, а затем резко развернулся и зашагал прочь.       Шото проводил его тревожным взглядом. Между ними все меняется, и это изменения не в лучшую сторону. Зайдя в комнату, он тихонько притворил за собой дверь и устало опустился на кровать. Ну и что ему теперь делать?