Город, в котором нас прокляли

      Вороны возмущенно взметнулись в небо — стремительный посетитель, вышагнувший из-за угла, потревожил пиршество вокруг гниющих висельников. Обглоданные трупы вызывали ужас даже издали через мост ведущий к тюрьме, но идущий к главным воротам и не взглянул на них.        — Господин Мэндрейк? — соскочил дежурный клерк от неожиданности. — Что вы тут… в смысле, что-то случилось?        От вида министра информации, явившегося без предупреждения, работник тюрьмы занервничал.        — Пойманный террорист еще жив? — без приветствия сухо спросил волшебник.        — Д-да. А что?..        — Откройте мне доступ к его камере.        По общепринятым правилам любое посещение пленных должно согласовываться с начальником полиции, но клерк не решился остановить Джона Мэндрейка. Таким угрожающе-мрачным он выглядел.        Натаниэль спустился в подвальные камеры, проигнорировав вопросительные взгляды, и безошибочно дошел до нужной двери. Он помнил дорогу. Охранник-оборотень отпер дверь. В нос ударил затхлый запах немытого тела.        — Оставьте нас наедине.        Мужчина в серой форме поглядел на волшебника, но вопросов не задал. Он молча вошел первым, застегнул магические кандалы на заключенном и пихнул его из угла в центр камеры. Железные наручи на руках, ногах и шее засветились, создавая давление. Мужчина сразу рухнул на пол — магия усиливала магнитное притяжение, влияя на гравитацию вокруг оков, а потому у плененного в такие оковы не было возможности вскочить и напасть. Кажется, он спал, когда они явились — Натаниэль слышал вскрик от хватки охранника, пока заходил. Но ему было всё равно. Он не считал за человека это создание.        Убедившись, что все меры безопасности соблюдены, оборотень покинул камеру. Ребята из полиции не славились привычками трепать лишнего, но Натаниэль все равно кинул противоподслушивающие чары, когда дверь лязгнула за спиной.        Пленник уже пришел в себя от внезапного визита. Его волосы заметно отросли с прошлого раза, свисая сальными нитями и путаясь в бороде, лицо впало, одежда стала еще грязнее и дырявее. Эти метаморфозы не вызывали у Натаниэля ничего, кроме брезгливости. Валяющийся перед ним сам выбрал себе такую участь.        Возможно, холодная ярость, тлеющая в душе, была бы чуть более милосердна, если бы не произошедшее. Теперь же на лояльность не осталось и намека.        Но еще, возможно, дело было в том, что вскинув голову и разглядев лицо посетителя, пленник заулыбался. Он забулькал, растягивая истресканные губы в улыбке. Во рту отсутствовало несколько зубов.        — Надо же! Вы еще живы, господин Мэндрейк…        — Что ты сделал с моим демоном?        — Пха-ха-ха, так вам понравился эксперимент? Необычно терять контроль над рабами, да? Ха-ха, вы становитесь так беспомощны, волшебники!..        Натаниэль бросил несколько коротких слов. Заклинание Удавки резко сжалось вокруг плеч заключенного, заставив его испуганно вскрикнуть и захрипеть, падая на бок. Он забился, хватая ртом воздух.        Выдержав десять секунд, Натаниэль снял заклятие.        Прежде он никогда не обращал подобное против людей. Да и против слуг тоже. Это было выше его моральных качеств. Но то было когда-то. Сейчас ему нужны ответы. До того, как дежурный клерк опомнится и пошел беса к Астеру с уточнением о внеплановом визите Джона Мэндрейка в Тауэр.        Пленник дрожал, пытаясь отдышаться. Даже улыбка чуть искривилась. Похоже, он не ожидал, что волшебник предпримет что-то своими руками да еще так внезапно. Волшебники обычно не марали руки лично.        — Рекомендую ответить на мои вопросы. Иначе я буду последним, с кем ты говоришь.        — Я в Тауэре, мистер волшебник, — протянул заключенный, не пытаясь подняться с пола, и снова захихикал. — Я уже не выйду отсюда, так чего мне бояться? Казни?        Натаниэль поглядел на него сверху вниз. А потом уголок его плотно сомкнутых губ вдруг тоже пополз наверх. Заключенный прекратил хихикать, настороженно уставившись на юношу.        — Казни? — переспросил Натаниэль. — Что вы. Это было бы слишком любезно с моей стороны. Пожалуй, мне стоит распорядиться, чтобы вы пробыли тут как можно дольше. Сколько вам? Тридцать? Сорок? Вы проживете еще ровно столько же, если поддерживать необходимый минимум нужный для существования тела. Смерть — слишком гуманный подарок. Я не дам вам умереть так просто. И быстро.        От вежливого тона волшебника мужчина прерывисто задышал, стиснув челюсть. Натаниэль сделал шаг вперед.        — Вы не псих — по крайней мере, не в той степени, в которой желаете себя показать. Сумасшедший на всю голову не смог бы провернуть такое без шума. Я предполагал, что у вас есть сообщники, но после вашего заключения убийства прекратились. Из этого следует два вывода: или на подготовку той дряни, что вы швырнули на складе, требуется время, — Натаниэль разогнул палец, — Или — вы действовали один, но последний убитый оказался не так застигнут врасплох, как другие, и успел вас ранить. Что более вероятно, с учетом того, сколько вы здесь находитесь, а подобных инцидентов не повторялось.        Натаниэль вновь качнул рукой, склонив голову на бок. Невидимая сила швырнула мужчину по полу, протаскивая назад и впечатывая в стену. Пленник охнул, вцепившись пальцами в ошейник, что прилип теперь к стене — волшебник изменил плоскость гравитации наложенных на них чар, заставляя скованного подняться на ноги против воли.        Натаниэль шагнул ближе, более не размениваясь на любезности.        — А теперь ты ответишь на мой вопрос. Что. Ты. Сделал. С моим. Демоном.        Злобные зрачки уставились на юношу через спутанные волосы. Удавка мгновенно захлестнула горло, прерывая попытку рассмеяться. Раздался жуткий задыхающийся хрип.        Давление кандалов усилялось с каждой секундой. Стало слышно, как захрустели кости. То, с каким равнодушием на это смотрел волшебник, давало понять: он выдавит все ответы силой и без жалости. Любой ценой. Есть вещи страшнее смерти. И Джон Мэндрейк сейчас пугал сильнее заточенного лезвия в руках палача.        — …ятие! — выдохнул пленник.        Удавка чуть расслабилась, давая ему дышать.        С трудом шевеля посиневшим языком, мужчина хрипло вымолвил:        — Это… было… экспериментальное заклятие.        — Какого рода заклятие?        — Н-не знаю.        Голова мужчины врезалась затылком в стену. Волшебник при этом не шелохнулся.        — Я п-правда не знаю!.. Я же простолюдин!        — Откуда ты его узнал?        — Его отдал мне незнакомец в баре. Сказал, что можно знатно поразвлечься, если всё сделать правильно.        — Как выглядел этот незнакомец?        — Н-не помню, я был пьян… ай! Я правда не помню!.. кажется, он был рыжим, смахивал на ирландца.        Брови Натаниэля нахмурились. Дженкинс.        — Как давно это было?        — Полгода назад.        Ясно. Бесполезная более информация.        — Почему ты начал действовать только сейчас?        — Я не знал, как прочесть заклятие. Тот парень больше не приходил.        Неудивительно. Дженкинс к тому моменту был мертв. Натаниэль не стал этого говорить.        — Тогда как ты смог его использовать?        Пленник судорожно дышал через стиснутые зубы, всё цепляясь за ошейник. Волшебник не собирался делать его положение удобнее. Ему нужны ответы. Если бы он только раньше догадался так поступить, возможно ли, что Бартимеус?..        — Мы поймали беса. Я и… еще пара ребят с устойчивостью и зрением. Заставили его прочесть то, что было там написано.        — Поверили бесу? Не смеши.        — Серебряный нож… б-был весомым аргументом.        Взгляд волшебника стал презрительным. Отвратительно.        — В чем заключалась суть заклятия?        — Там было что-то про отмену Уз… не помню… ай, я говорю правду!        — Неужели? Семнадцать трупов, и ты «не помнишь»?        Мужчина забарахтался. Оковы поползли вверх, заставляя его встать на цыпочки. Морозные глаза волшебника смотрели в упор.        — Говорю же, я в этом не разбираюсь! Там было написано произнести заклятие на крови и смешать ее с любой жидкостью… ее испарения должны были растворять Узы, или что-то вроде того… Бес перевел это как «истинные желания слуг обратятся же ненавистью тысячелетий рабства»… Большего я не знаю!        Оковы замерли.        — Где сейчас твои сообщники?        — В-ви… висят на воротах.        Пленник тяжело дышал. Натаниэль недолго молчал.        — Заклятие, что тебе передали. Где оно?        — Сжег…        — Произнеси его. Слово в слово.        — Н-не могу… стой, хватит! Дышать нече…        — Ты думаешь, я буду вечно тянуть из тебя слова?        — Нет! Кха!.. — пленник уже практически висел, барахтая ногами. Темные суженные зрачки волшебника прожигали его насквозь. — Заклинание прочел тот бес! Мы не смогли его повторить сами. Оно не срабатывало!..        Натаниэль предчувствовал, какой ответ услышит дальше, но всё равно задал последний вопрос:        — Что вы сделали с бесом?        Мужчина испуганно сглотнул, с трудом дыша через стиснутые зубы. По подбородку потекла кровавая слюна.        — Убили, — выцедил он.        Лицо волшебника ничего не выражало, когда это слово отлетело рикошетом от каменных стен. Зато внутри будто что-то оборвалось.        Истинные желания слуг, значит… Заклятие, произнесенное под угрозой демоном на крови простолюдина. Скорее всего, с ошибками. И, вероятно, не имеющее обратного действия. А если и имеющее, то никого, кто смог бы сказать, что это было — уже нет в живых.        Натаниэль отвернулся от пленника, не сказав больше ни слова. Чары гравитации тут же рухнули к земле, заставив мужчину свалиться на грязный пол камеры. Он закашлялся, постанывая от боли. И не взглянув на него волшебник вышел прочь, поймав на себе подозрительный взгляд охраны.        Не успел юноша дойти до выхода, а оборотень проверить пленника и снять кандалы для переговоров, как в спину прилетел хриплый смешок:        — Ты больше никогда не сможешь призвать ни одного демона! Посмотрим, кто из нас сдохнет более ужасной смертью!..              

***

                            — Натаниэль…        Юноша распахнул покрасневшие веки. Можно было не глядеть на часы, чтобы понять, что он не проспал и пары часов. Снова.        Волшебник уже не обращал внимание на алые росчерки, полыхающие кровавыми росчерками из-под портьер — сигнальные чары срабатывали чуть ли не чаще бликов фар от проезжающих мимо машин после заката.        Он оцепенело смотрел в потолок.        Через некоторое время Натаниэль подтягивает одну руку и роняет ее на глаза изгибом локтя, заставляя себя закрыть веки. Но он знает, что как только провалится в дрему, его вновь позовёт оттуда по имени поселившийся в голове шепот.              

***

                     Будто и без слов того ненормального заключенного, не было ясно как божий день, что это пустая трата времени. В мире существовали тысячи заклинаний, заговоров, заклятий и проклятий, которые можно вольно изменить или же бесповоротно испортить, навлекая беду. Поэтому колдовство контролируется. В незнающих руках это может привести к катастрофе. Да ведь дело не в этом.        Дни слились в один вязкий серый ком. Холодные ветра и дожди по утру покрывались морозными колючками и инеем — наступил ноябрь. Но для Натаниэля время застыло давным-давно. Зря он посещал Тауэр. Дрянная тишина издевалась над ним теперь только изощереннее — дом Джона Мэндрейка отныне пуст, а словно полон демонов, дерущих на части. И шепчущих без конца и края. Одним и тем же голосом.        Натаниэль потер покрасневшие глаза и поглядел на разбросанные перед собой книги сквозь пальцы.        «Истинные желания слуг обратятся же ненавистью тысячелетий рабства…»        Откинувшись назад в кресле, юноша запрокинул шею назад и безучастно свесил руки.        Истинные желания.        Стоит переступить черту пентакля во время вызова демона — повторится всё то же самое, без всяких вмешательств из вне. Это аксиома. Постулат. То, что на джинна времени на разрушения Уз потребовалось больше, чем на мелких бесов и фолиотов, всего лишь побочный эффект. Или ошибка в ритуале. Впрочем, какая разница?        Узы развеялись, обличая истину. Горькое, обжигающее, но такое непреложное положение для волшебника.        Так отчего так щиплет меж ребер? Почему так мучительно засыпать в прежде уютном спокойствии? Как долго на языке будет жжеть от этого горького привкуса собственной крови? Когда его отпустит этот шум в голове, это выворачивающее оцепенение?        Демон швырнулся на своего хозяина — это лишь значит, что хозяин бестолковый олух, не соблюдший меры безопасности. Древние устои, предающиеся от наставника к ученику, нацелены избегать подобного. Нет особенных демонов. Нет особенных хозяев. Поэтому границы пентакля нельзя нарушать — то единственное, что создает иллюзию подчинения.        И всё же этот демон… этот джинн…        — Я буду вечно признателен вам, владыка Ноуда. Если вы снизойдете до того, чтобы выслушать, у меня есть еще одна, последняя просьба…       Натаниэль уронил голову на грудь. Как же он устал думать об этом.              

***

                            После посещения Тауэра то надломленное внутри раскрошилось окончательно. Взгляд Натаниэля становится пуст. Тело продолжало функционировать на привычках, на болезненном чувстве долга и подобии совести, в голове же — кромешное ничего. Кажется, Ребекка опять спрашивает, задерживается ли он. Кажется, он отвечает ей одно и то же уже в десятый (сотый?) раз. Стучат невысокие каблуки, шуршит женское пальто, скрип двери. И снова тихо.        Юноша машинально дописывает строку, а потом откладывает перо. Маска сосредоточенности сыплется битым фарфором с кожи. Изнуряющее занятие склеивать ее вновь и вновь на виду у всех. Поэтому наедине с собой Натаниэль роняет ее бессильно и сразу. Сколько он еще так протянет?..        Веки будто свинцом налиты, голова раскалывается. Внутри по ощущениям: сосущая бездна — надрывающаяся криком черная дыра, которая никак не замолчит. Натаниэль вспоминает, что ел последний раз вчера. Что-то. Возможно, мутит его поэтому разумеется, нет.        В дверь кто-то стучит. Натаниэль мгновенно распрямляет плечи и поднимает шатающуюся голову, но в этом движении нет и следа былой силы и власти. Лишь механическая привычка. Взгляд соскальзывает с собеседников, то и дело блуждая в пространстве. Вопрос лишь времени, когда кто-то это заметит и воспользуется, чтобы ударить исподтишка.        Натаниэль знает, что так нельзя.        Пора бы уже завязывать с этим и жить дальше. Заткнулся бы только этот чертов голос.              

***

                                             Джон Мэндрейк неподвижно сидел за рабочим столом. Гора бумаг захламляла пространство на поверхности так, что Ребекка Пайпер практически не видела начальника со своего места. Её всё больше настигало ощущение, что они оба застряли во временной петле. Гробовое молчание поселилось между скрипящего пера и шуршанием листов, да ведь не в бесконечной работе дело. С начальником было что-то не так. Он похудел и осунулся, стал часто задерживаться допоздна, а когда работал, то подпирал голову рукой, будто вот-вот свалится от усталости прямо на стол. Прежде мелькавшие диалоги и даже какие-то неформальные разговоры на отвлеченные темы пропали.        «Да, Пайпер. Спасибо, Пайпер. Всего доброго, Пайпер» — зажеванная кассета на повторе, не иначе. От целеустремленного, амбициозного и деловитого Джона Мэндрейка не осталось и следа. Ребекка не знала, что с этим делать.       Ее рабочие часы только что закончились, поэтому она собирается домой. А он, по всей видимости, не собирается никуда.        — Доброй ночи, Пайпер, — стандартно произнес Джон Мэндрейк и не взглянув в ее сторону.        — Всего хорошего, сэр. До завтра, — ответила она, как по сценарию.        У Ребекки давно закрались подозрения, что начальник иногда ночевал прямо в кабинете. Он теперь всегда был на своем рабочем месте до ее прихода.        Но сегодня ей осточертел этот поворот сюжета. Девушка практически спустилась на первый этаж здания, когда что-то заставляет ее развернуться. За эти несчастные две минуты ее внутренних колебаний Джон Мэндрейк так ушел в себя, что пропустил момент, как дверь кабинета приоткрылась обратно.        Ребекка вздрагивает от того, что видит.        Прежде всегда живые и уверенные глаза юноши смотрят в никуда. Выражение в них абсолютно мертвое. Она сглотнула.        — Сэр? — осторожно позвала девушка. — Господин Мэндрейк?        Волшебник никак не отреагировал. Кажется, он и не заметил вернувшегося секретаря.        — Сэр!.. — пауза. Ребекка Пайпер облизала пересохшие губы: — Джон.        Он не слышал.        Стоять в пальто ей было душно. Но уйти, как и всегда, она больше смогла.        Волшебница с тоской посмотрела на юношу, а потом осторожно прикрыла дверь и наложила заклятие на дверь, чтобы никто не услышал. После чего сжала сумочку и тихо-тихо позвала еще раз:        — Натаниэль.        Сидящий неподвижно волшебник вздрогнул.        Тусклые глаза медленно переместились на девушку. Он долго молчал, а потом с безразличием отвернулся. Его прежде всегда прямые плечи были сгорблены, из-за чего та властная аура, всегда окружавшая Джона Мэндрейка, испарилась. Ребекка внезапно вспоминает, что сидящему перед ней юноше всего семнадцать.        — И давно вы узнали?        Волшебница потупила глаза в пол.        — Еще с того дня, когда вы… там, у Хрустального Дворца. Та простолюдинка, Кэтлин, она назвала вас так. Я стояла близко и услышала. Простите, стоило сказать раньше.        Джон Мэнд… нет, Натаниэль бесцветно пожал плечами. Ребекка Пайпер поглядела на него с беспокойством и виной. Так не реагируют на потерю истинного имени.        — Если я до сих пор жив, значит, вы умеете хранить тайны. Если же вы придумали, чем меня шантажировать в обмен на эту информацию только сейчас, я вас слушаю.        — Что вы! Нет!.. Я вовсе не собираюсь!.. — воскликнула девушка, покраснев от обиды.        Натаниэль прижал пальцы к виску, сморщившись из-за громкого звука. Вздохнул.        — Что вам нужно, Пайпер?        — Куда делся Бартимеус?        Силуэт волшебника заметно дрогнул. Он замер, а потом тяжело поднял голову в первый раз за последнюю неделю посмотрев ей прямо в глаза.        — Я отозвал его. Навсегда.        Девушка в неверии уставилась на волшебника, потеряв дар речи.        «Навсегда».        Сколько Ребекка Пайпер себя помнила в роли секретаря министра информации — джинн по имени Бартимеус всегда был с ним. Наглый, дерзкий, острый на язык и опускающий непотребные, даже обидные шутки в сторону своего хозяина. Создающий дисбаланс привычного и правильного при любом своем появлении. Их взаимоотношения всегда казались ей странными. Не такими, как у других волшебников и их слуг.        Когда Джон перестал отпускать Бартимеуса в Иное Место, отношения между ними сильно испортились. Ребекка думала, что Бартимеус довел своими выходками начальника и тот всё-таки решил с ним поквитаться таким методом. Она не поддержала, но и не попрекала — во-первых, она побаивалась превышать свои полномочия и спрашивать лишнего, ведь она всего лишь секретарь, и ей не хотелось потерять хорошую должность так глупо; во-вторых, ей хватало моментов, где она невольно оказывалась втянута в их споры; в-третьих — демоны есть демоны, их нужно держать под контролем. Джон Мэндрейк всегда был излишне лоялен по мнению других волшебников, тем не менее ему подчинялись и более могущественные создания. Но иногда и Ребекка удивлялась, как Бартимеусу не влетало хотя бы Раскаленных Игл. Не проходило и дня, чтобы они не поцапались — после этих моментов юноша всегда был не в духе. Хоть он и усиленно это скрывал, она проработала с ним уже достаточно долгое время, чтобы подмечать его настроение.        Но потом что-то поменялось. Судная ночь в Лондоне многих изменила. И, надо сказать, не в лучшую сторону. Но когда волшебник, известный всем, как Джон Мэндрейк вновь вернулся — девушка сильно удивилась, увидев через пару месяцев рядом с ним всё того же языкастого джинна.        Ни один демон не служил Джону Мэндрейку дольше полугода, исключая дверного стража и беса в зеркале, привязанных к предметам. Только Бартимеус. И Ребекка приготовилась к тому, что ей вновь придется участвовать в их вечных перебранках по поводу и без. Однако перебранок так и не случилось. Нет, они, конечно, иногда начинали спорить друг с другом, но ничего сравнимого с тем, как это было до безумия демонов, Ребекка не видела. В их голосах больше не проскальзывали злоба и раздражение. Скорее это напоминало что-то… мирное? Дружеское? Разумеется, это смешно — дружбы между демоном и волшебником быть не могло. Но девушка не знала, как еще объяснить эти странные метаморфозы. Если перед тем ужасным днем начальник практически избегал Бартимеуса, посылая его на задания или поручая ей передавать ему свои приказы, то теперь они всё время были вместе.        Куда бы Джон Мэндрейк не шел — его всегда сопровождал этот джинн. А когда бы она не зашла в его кабинет, Бартимеус тоже был там. В облике кошки, пантеры, беса, горгульи, какой-то воняющей чертовщины (а вот за это начальник ругался с ним, когда она как-то раз вошла), но чаще всего — в облике смуглокожего подростка. Облика Кэтлин Джонс, который почему-то Бартимеус принимал раньше чаще всего и что по какой-то причине очень гневало волшебника, джинн больше не принимал. Будто наступил мир на невидимой чужому глазу войне.        Тогда Ребекка Пайпер с затаенным дыханием увидела что-то удивительное. Что-то, чего раньше не могло и в голову взбрести.        Другие волшебники так не обращались со своими слугами. Их слуги боялись их или ненавидели (или обычно всё и сразу): они смиренно смотрели в пол, кланялись, подлизывались, а за спиной корчили ужасные рожи и проклинали хозяев — в общем, делали всё то, что должны делать подлые демонические сущности. Бартимеус никогда и головы не опускал рядом со своим хозяином, не то, что взгляда. Он беспардонно влезал в разговоры, путал бумаги на столе начальника и мог даже хлопнуть его по плечу или облокотиться. И максимум, что ему за это было — закатывание глаз хозяина и просьбой прекратить это делать. Именно просьбой. Что самое ошеломляющее — просьб Бартимеус слушался гораздо лучше, чем приказов замолчать раньше. А Джон Мэндрейк будто и сам был не против такой фамильярности от слуги.        Однажды Ребекка вышла из офиса, забыв сумочку. Ей пришлось идти обратно целый квартал! И именно в тот вечер она застала что-то, не поддающееся ее пониманию. Парламент к этому время практически пуст, поэтому не было ничего удивительного, что на этаже стояла тишина. Дверь в кабинет Джона Мэндрейка была приоткрыта, и она нечаянно услышала короткий обрывок диалога:        — …делю? Тебе инстинкты самосохранения Посохом отшибло или что?!        — На себя посмотри. Первый раз вижу духа, упирающегося отправиться в Иное Место.        — Я вовсе не упираюсь!        — Тогда отойди и дай мне начертить круг.        — Ты хоть что-то узнал о том артефакте и как он действует? Ты не подумал о том, что призвав меня снова — это может сработать, как с другими? Не думал, что я могу швырнуться на тебя, а?..        Их перебранка кончилась внезапно — Ребекка еле успела убраться за угол, чтобы ее не заметили.        Сумочку в тот вечер она так и не забрала. Услышанное никак не выходило из головы по сей день, но спросить девушка всё не решалась.        А теперь волшебник говорит, что отозвал Бартимеуса навсегда.        — Почему, сэр?        Натаниэль всё еще смотрел куда-то за окно.        — Потому что демонам нельзя доверять, Пайпер.        Она не понимала.        Он скривил губы в несмешной ироничной улыбке.        — Мне повезло, что внутренние органы остались целы, и кто-то вовремя доставил меня в больницу.        Зрачки девушки расширились.        — Вы хотите сказать, что?..        — Это был Бартимеус. Он напал на меня.        Натаниэль произнес имя джинна еле слышно.        Какое-то время в кабинете стояла тишина. Ребекка недоумевающе нахмурила брови. Это не укладывалось в ее голове.        — Но, подождите… этого не может быть. Вы уверены, сэр?        Натаниэль устало выдохнул. Его утомил этот разговор. Он собрался вежливо попросить секретаря оставить его в покое.        — Да, Пайпер. Знаете, сложно не заметить того, кто жрет тебя живьем. А теперь, извините, но…        — Но это Бартимеус отнес вас в больницу.        Пауза.        Натаниэль застыл. Стало слышно, как тикают часы в кабинете.        — Повторите.        — Это Бартимеус донес вас до больницы, — послушно повторила волшебница. — Мне позвонили среди ночи, сказали, что демон господина Мэндрейка угрожает им всем отгрызть головы, если они не свяжутся с его секретарем и не заставят его приехать.        Окаменевший силуэт волшебника заторможено повернулся.        — Что, простите?        — Когда я прибыла, вас уже оперировали. Бартимеус тоже был там. Его пытались выгнать от вас, но он не ушел — ведь его хозяин вы и подчиняется он только вам. Хирург был очень возмущен. Он даже посылал вам официальную жалобу. Вы не читали?        — Нет… — рассеянно произнес юноша.       — Я тоже не смогла его убрать. Бартимеуса, в смысле… Он не отходил от вас ни на шаг. Мне показалось… — вдох. — Мне показалось, он был напуган. И что он переживал за вас.        Натаниэль совсем не двигался. Она наконец-то решилась спросить:        — Это ведь Бартимеус был с вами, тогда, во Дворце?        Юноша сжал губы в тонкую полоску, его глаза скрылись за упавшей на них челкой. Ребекка подошла чуть ближе.        — В суматохе мало кто заметил, все были заняты собой, но вы будто спорили сами с собой. И потом, когда вы сражались… мы не владеем такой магией, какую творили вы. В вас тоже был демон. Так это был Бартимеус?        Натаниэль недолго молчал.        — Да, это был он, — в конце концов произнес он.        — Получается, Бартимеус тоже узнал ваше имя?        — Он давно его знал.        Настала очередь Ребекки Пайпер шокировано глядеть на начальника.        — Давно?        — Он узнал его, еще когда мне было двенадцать. Моя неосторожность.        Это не укладывалось в голове волшебницы. Она медленно опустилась в гостевое кресло, приоткрыв рот.        — И за столько лет… Бартимеус ничего вам не сделал?        Этот вопрос огорошил выплеснутым ушатом ледяной воды за шиворот.        Столько лет.        — Натаниэль?        Рука Натаниэля против воли дернулась к изуродованному боку под рубашкой. Он с трудом выдавил из себя слова:        — Пайпер, спасибо за то, что вы сказали. Но сейчас оставьте меня одного.        — Сэр, простите, я не…        — Пайпер, пожалуйста. Уйдите.        Пайпер ушла.        Натаниэль долго сидел, точа отсутствующим взглядом пустоту. Когда время почти достигло полуночи, он поднялся с места, накинут пальто и запер за собой кабинет.

***

      Прежде яро охраняемое демонами и всевозможными мощными охранными чарами Вестминстерское аббатство уныло подсвечивалось тремя уцелевшими фонарями и слабым защитным куполом. Пройти через такой не составит труда и без Щита.       Фигура в пальто полностью сливалась с тенями, что отбрасывали соседние дома, застыв на самой границе чар. Изо рта вырвалось облачко маленькое пара. Начинался дождь. Натаниэль опустил глаза вниз, рассматривая рябящую границу защитного купола. Его плечи были опущены, кисти рук расслаблены в карманах, лицо спокойно.        Натаниэль неподвижно стоял, глядя в одну точку, а потом выпутал руки из карманов и шагнул вперед. С пальца сорвалась потрескивающая искра. Барьер треснул.              

***

             Часом спустя волшебник поднялся по парадным ступеням своего особняка. Дождевая вода лилась с него ручьем, край элегантного пальто был обуглен.       Так просто, что даже смешно. Раньше он едва не лишился жизни за это. Теперь ему не потребовался даже бес. Хотя, возможно, уже утром к нему заявится Астер с ордером на арест. Если, конечно, будет кого арестовывать.       Натаниэль сжал ладонь в кармане, а потом вытянул оттуда круглый поблескивающий предмет. Амулет Самарканда тускло сверкнул нефритом в полумраке.