Город, в котором нас прокляли

       До рассвета была еще уйма времени — оглушенная мощными Мороками стража Вестминстера не должна прийти в себя быстро, но он сразу запечатал все двери и окна изнутри. Если не вернуть Амулет в хранилище ближайшие часы, то волкам не составит особого труда вычислить, куда ведет след. А вот ворваться и забрать сокровище получится далеко не сразу.        Слова на латыни равномерными слогами пронзали пространство. Голова закружилась от магической отдачи — купола защитной магии мгновенно выкачали половину сил, заставив пошатнуться, но Натаниэль завершил чтение самыми крепкими Чарами, которые знал. Обычно защиту ставили силами духов — приказами или запечатыванием тех в сосуды возле объекта, так что она была в любом случае сильнее. Но что теперь. Так хотя бы никто не помешает. Никто не пострадает, если…        Юноша опустил чуть онемевшие руки. Покрытые еле заметной светящейся сеткой окна и двери на третьем плане загудели словно под напряжением.        Немного постояв, Натаниэль оставил мокрое пальто на вешалке в прихожей и направился наверх. Брошенный на низкий столик Амулет отразил камнем его прошедший силуэт, но волшебник и не поглядел на артефакт. Переодевшись в сухую чистую одежду, он сразу закатал рукава рубашки. Белесые ожоги и раны от Посоха покрывали кожу до самых локтей. Они выглядели ничтожно по сравнению с тем, что гноились невидимой скверной на боку под ребрами, и, застегивая пуговицы, Натаниэль всегда задерживал взгляд на этом уродливом пятне. Слово увечье на собственном теле заставит его опомнится и прийти в себя. Заставит осознать, чего стоят волшебнику малейшие ошибки.        Обычно подобных инцидентов хватало сполна.        Видимо, не в его случае.        Отвернувшись от зеркала, волшебник вернулся вниз.        Он выдернул торчащий в столешнице нож и отнес его в раковину к остальной скопившейся там немногочисленной посуде. Затем вернулся к испорченному столу, соскреб с пола засохший помидор и выкинул его вместе с поломанной разделочной доской. Вода зажурчала оглушительным раскатом в тишине. Кажется, он не мыл посуду лет пять. Будь Натаниэль мыслями на поверхности, он бы размышлял о том, что ничего примечательного не упустил. Но он блуждал где-то далеко внутри себя. Посуда тихо звякала. Ему вдруг пришло в голову, что в доме бывшего наставника на кухне всегда хозяйничала только миссис Андервуд. Хотя у ее мужа болтался в услужении бесененок или два, демоны почему-то никогда не появлялись на кухне даже прибраться. Раз в неделю приходила уборщица-простолюдинка, но маленький Натаниэль не помнил ни лица, ни имени — помнил лишь, что это была пожилая женщина, чьи глаза всегда смотрели в пол, а голова боязливо склонялась вниз, однако, и она на кухню не заходила. Вроде бы, миссис Андервуд что-то говорила по этому поводу. Но юному ученику волшебника это было неинтересно. А сейчас спросить больше не у кого. Собственная домработница перестала приходить давным давно. Последнее время он и ел-то… Что-то, наспех, не чувствуя вкуса. Просто потому, что это было нужно.        Посуда закончилась. Натаниэль выключил воду и вытер руки, оглядываясь. Теперь ничто вокруг, кроме царапин на столешнице, не кричало о том, что в этом помещении что-то произошло.        А вот вывороченная спальня на втором этаже явно нуждалась в ремонте: поломанную схваткой демонов мебель следовало давно отнести на свалку, но Натаниэль сейчас не собирался этим заниматься. Он сходил за связкой обыкновенных ключей и, не с первого раза подобрав нужный, просто запер спальню. После нападения Фританга юноша перебрался в гостевую комнату, которой никто и никогда не пользовался. В целом, учитывая в каком состоянии он возвращался в особняк, особой разницы он и не заметил. А ведь когда-то так придирчиво выбирал оттенки обоев и штор. Смешно. Скользнув взглядом по выдранному лапами фолиота куску стены Натаниэль направился в свой кабинет.        Иронично до хохота и одновременно жалко, что ему было безразлично глядеть на весь этот погром, а теперь он занялся вдруг уборкой. И всё было бы проще, будь это банальным оттягиванием момента. Отсрочкой неизбежного и всё такое. Тогда был бы шанс достучаться до собственного рассудка.        Натаниэль поднял валяющееся кресло и быстро собрал разлетевшиеся когда-то бумаги — часть из них прилипла к полу вместе с засохшей кровью, часть порвалась, когда он начал их отдирать. И не поглядев на содержимое, юноша отправил испорченные бумаги в мусорку, после чего собрал осколки кружки, подобрал гадательный шар, телефон с оборванным проводом и рассыпанные канцелярские принадлежности. Сухие багровые брызги поверх пентаклей поддались тряпке без труда, но пришлось трижды менять воду. Удивительно, как он не помер от потери крови. Ее было так много, даже не считая тех пятен, что вели жутким следом по этажу до лестницы.       — Это Бартимеус отнес вас в больницу.        Натаниэль отжал тряпку в ведро, отряхивая щепки паркета.        Там, где выломанные линии когтей почти сходились по диагонали клином осталась лишь узкая полоса. Шириной в человеческую шею. Еще чуть-чуть и Джон Мэндрейк повторил бы судьбу мистера Шеппарда — того, которому собственный слуга оторвал голову.        — …вы воистину счастливец судьбы!       Если бы линии сомкнулись, всё стало бы очевидно. Мистер Шеппард успел обжечь сущность фолиота и подать сигнал тревоги. Джон Мэндрейк же не сделал ничего. Но его голова почему-то осталась на месте.               Волшебник сидел на корточках, пусто глядя перед собой. На то самое место, где упал спиной. Пол был продран насквозь до самых внутренних балок между этажей — даже в измученном земной тяжестью сущности джинна таилась страшная сила. Чувство ужаса захлёстывающим воспоминанием коснулось плеч, вдавливая ребра.        Но, видимо, и этого оказалось недостаточно, чтобы он сию секунду же прекратил, снял Чары с особняка и вернул Амулет в сокровищницу.        Натаниэль отряхнул руки и поднялся. Он убрал ведро с тряпкой, затем спустился вниз, окидывая взглядом гостиную. За то время, что министр информации жил один, на поверхностях скопилась пыль, однако на это он уже не будет тратить времени. У него есть Амулет, но неизвестно, как всё пройдет. По крайней мере, на пристанище свихнувшегося неряхи это теперь не похоже. Натаниэль забрал артефакт и направился обратно в кабинет.        С каждым шагом наверх окутавшее разум и тело спокойствие вдруг начало рассеиваться. Стоит теперь вызвать любого демона и покинуть круг — Узы падут. Он лишился главного преимущества волшебника: лишился одновременно оружия и гарантии своей неприкосновенности.        Золотой медальон холодил ладонь, цепочка болталась в такт шагу. Пальцы задрожали. Натаниэль прикрыл за собой дверь и опустил глаза на выгравированные руны пентаклей.        «Истинные желания слуг обратятся же ненавистью тысячелетий рабства», значит. За пять тысяч лет эта ненависть наверняка возросла колоссально.        И всё же…       — Владыка Ноуда, пощадите жизнь этих двух людей. Мир, как вы справедливо заметили, велик. В нём найдётся немало других, кого можно пожрать. А этих — пощадите.        Пальцы сжались вокруг Амулета. Неровные края до боли впились в кожу.        Что ж, проверить не так сложно, верно?        Даже если пентакль не сдержит — Амулет защитит. Подобного артефакта опасалась такая мощная сущность, как Рамутра. С джинном четвертого уровня справится и подавно. Скорее всего, Натаниэль и не почувствует угрозы — сколько могущества поглотил этот невзрачный нефритовый камешек за века? Что ему еще одна капля в море? Опасаться — абсолютно нечего. Он в полной безопасности. Того кошмара больше не повторится. Он всё продумал.        Натаниэль отлип от двери и медленно прошел к пентаклям, наступив на торчащие клочки вспаханного паркета между кругами. Цепочка Амулета всё еще раскачивалась в воздухе. Надеть ее и произнести слова Вызова. Ничего сложного. Ему просто пора покончить с этим. Неведенье — худшая отрава. Демон же, напавший на своего хозяина, не заслуживает ничего, кроме смерти. Тем более демон, знающий его истинное имя. Вопрос времени, когда кто-нибудь из коллег решится на более радикальные действия. Кто-нибудь додумается вызвать Бартимеуса. Джон Мэндрейк этого не допустит. Хватит. В самом деле хватит.        Он колебался всего несколько секунд, а потом ровным шагом шагнул в пентакль, перехватывая Амулет Самарканда за цепочку. Плечи Натаниэля были напряжены, дыхание стало прерывистым. Он развернулся лицом к противоположному кругу, чувствуя, как кровь отливает от кончиков пальцев. В любом случае он больше не пострадает. Не позволит себя ранить, и уж тем более убить.        Слова сорвались с губ резко — сиплым голосом, резанувшим тишину острой леской.        Через несколько долгих секунд планы в пентакле напротив содрогнулись.                    

      

                     Знакомый до удавки на горле облик материализовался из воздуха. Второй раз на памяти волшебника — беззвучно.        Он здесь.        Ни слова, ни движения.        Они молча смотрели друг на друга.        Холодный сумеречный рассвет пробивался сквозь занавески позади волшебника, глаза же его были пусты. Словно вся воля, все эмоции — покинули в один миг.        Мальчик-египтянин тоже не шевелился. Смуглое лицо застыло в хмуром выражении, губы сомкнулись в тонкую полосу — один в один та лживая маска тревоги, что Натаниэль видел в больнице последний раз.        Это было так давно. Но сейчас юношу накрыло ощущением, что всё случилось буквально вчера. Фантомная боль вцепилась мертвой хваткой в глотку, рассекая ребра. В ушах послышался собственный крик, в глазах защипало.        Натаниэль ощутил, как заколотилось его сердце в лихорадке. Отчаянно, со страхом и затаенной злобой. На себя, что докатился до такого состояния. На бесполезно потраченное время. На собственную бесхребетность — давно можно было всё выяснить. Давно можно было решить эту проблему. В любой книге по демонологии есть сотни способов обуздать сущность духа иначе, чем Узами пентакля — сковывающие, запечатывающие, раздирающие заклятия в изобилии усыпали страницы древних фолиантов. А если уж совсем правильно: от демона, знающего его истинное имя, и правда давно следовало избавиться. Держать такое подле себя фатальная ошибка. Неоправданный риск, завязанный на глупых привычках. Сколько лет он допускал эту ошибку?        Натаниэль злился на себя за это.        И в одновременно с этим его подбородок подрагивал от страха, а тело била неконтролируемая дрожь. Нужно покончить с этим. Нужно избавиться от этой проблемы. Нужно…        Кажется, замерший в противоположном пентакле прочел мысли волшебника. Золотистая радужка нечеловеческих глаз на человеческом лице блеснула в полумраке, замечая Амулет Самарканда. Уж Бартимеус точно знал свойства древнего украшения в оправе. Зрачки джинна метнулись от нефрита к волшебнику, тело напряглось. Похоже, пока еще он в своём рассудке. Но Натаниэль хорошо запомнил, как стоило ему выйти из круга при вызове Фританга — и вся эта мнимая неприкосновенность рассыпалась в миг. Всё тоже самое случилось бы и без проклятия, конечно же. Разницы никакой. Так ведь устроено, верно?        Надень Амулет на шею и проверь. Всё так просто. Тебе ведь, в любом случае, непозволительно оставлять в живых существо, что жаждет твоей крови?        Он стиснул цепочку Амулета до побелевших костяшек и покачнулся. Мальчик-египтянин синхронно отпрянул назад, насколько позволяли границы круга — он знал, что случится дальше.        Но вместо этого Натаниэль шагнул вперед.        …звук, с которым Амулет упал на символы круга, прогремел оглушительным звоном.        Увидев это, мальчишка застыл каменной статуей. До того неподвижно, что казалось его выгравировали прямо в воздухе кистью.        Натаниэль шел ему навстречу. Шел медленно, пошатываясь, так, словно подошвы его ботинок были оббиты железом, а лодыжки закованы в кандалы, волочащиеся следом тяжелыми цепями. Но он все равно шел. Когда ноги поравнялись с противоположным пентаклем, он наступил прямо на линии, входя внутрь.        Мальчик-египтянин не шелохнулся.        Натаниэль ничего перед собой не видел. Он вошел в круг, в котором находился джинн. Остановился почти вплотную, оказываясь где-то возле.        Какое-то время они так и стояли практически друг напротив друга, словно не замечая. Глаза Натаниэля глядели куда-то в пространство.        А потом голова просто безвольно рухнула на смуглое плечо.        Руки, секунду назад цепляющиеся за свою единственную защиту, безвольно повисли.       У вздрогнувшего мальчишки плечо будто и правда каменное. А еще очень горячее. От него даже пахнет чем-то похожим на раскаленный воздух. Знакомо до кома в горле.        — Что ты делаешь?.. — тихо-тихо прозвучал голос, преследовавший во сне и наяву.       Собственные ноги подкашиваются. Тело заваливается без сил — если бы не руки, мгновенно подхватившие под локти, Натаниэль бы наверняка упал. Бартимеус не дает ему этого сделать.       И на мгновение всё стало, как раньше. Бартимеус был здесь. С ним. Спасал своего «придурка-хозяина», как это было всегда. Натаниэль никогда не замечал, как доверчиво расслаблялось его тело возле Бартимеуса — и даже после случившегося, после этого предательства, он всё равно…       Волшебника бьет мелкая дрожь. Он практически висит в руках джинна, находясь в его пентакле. Он знает, что произойдет дальше.       Но даже так — он всё равно не смог. Ничего не смог. Скрытность, сила, самосохранение — ничего не осталось. И даже держа в руках свою последнюю гарантию на безопасность, на свою жизнь — Натаниэль не смог ее воспользоваться. Не против Бартимеуса.        И оттого больнее, когда хватка на руках стискивает до треска ткани. А в следующую секунду мимолетное умиротворение резко разбилось на осколки. Не успевает Натаниэль дернуться, как возле уха раздался рык.        Голова больно ударилась затылком, кислорода внезапно перестало хватать — стальной захват прижал за горло, заставляя испуганно вцепиться в смуглое запястье. Золотистые глаза джинна сверкали в темноте знакомой дикостью плавленого янтаря.       — Из ума выжил?!        Внутри у Натаниэля всё оборвалось. Бартимеус злобно впечатал его в стену, оскалив зубы.        — Я тебя спрашиваю: с ума сошёл?!        Несмотря на то, что тело инстинктивно пытается сопротивляться, руки Натаниэля сразу же соскользнули с держащего за горло запястья. Он ведь прекрасно в курсе, что бежать от джинна бесполезно.        Бартимеус точит его яростным взглядом: его зрачки пугающе сужены, а лицо рябит, как в тот раз. Духу не нужно дыхание, но мальчишка-египтянин будто с трудом выдавливает из себя слова, прерывисто задыхаясь. Пальцы на шее сдавили до синяков, из них вылезли когти. Натаниэль не делает ничего, чтобы это остановить. Где-то на полу всё еще валялся Амулет Самарканда. В самом деле, стоило его красть, чтобы всё обернулось вот так? Вопрос теперь настолько глупый, насколько то, что он просто в последний момент сдался. Сдался своей наивной, дурацкой привязанности. К демону, что вот-вот свершит незаконченное в прошлый раз: убьет своего хозяина.        Удар невероятной силы проломил стену возле виска, жуткий процарапывающий скрежет проехался около уха — черная тень заполонила всё пространство кабинета, практически скрывая силуэт мальчишки внутри.        — Ты ведь… знаешь, что… будет…        Сиротливо покоящийся на полу Амулет даже красноречивее обреченного грохота колотящегося сердца и покорно опущенных рук, поэтому Натаниэль молчит.        Истинные желания слуг обратятся же ненавистью тысячелетий рабства — с чего он взял, что мог поставить что-то на другую чашу весов? Что его жалкая никчемная жизнь окажется важнее? Уж точно не для джинна, сбросившего оковы рабства. В том числе и оковы, созданные самим Натаниэлем. Он всего лишь такой же волшебник, как другие. Такой же хозяин. Тот, кого ненавидят все духи.        Тьма достигла потолка, пожирая всё вокруг, в ней мелькает что-то неуловимое — то ли руки, то ли глаза, то ли щупальца, то ли фигуры — они перекрывают друг друга на всех планах, извиваются смогом и перетекают в непостоянстве. Голос джинна меняется от слова к слову, то грохотом осыпаясь сверху, то шепча пронзительными октавами. Кожа мальчика египтянина почернела в тех местах, где она соприкасалась с кожей волшебника. Его волосы то колыхались короткими прядями, то струились вниз, как чернильные подтеки. В какой-то момент вместо двух глаз на Натаниэля уставились шесть.        Чудовище, как оно есть. Демон.        Нечто приблизилось к лицу.        — Ты хоть представляешь, как сложно сдерживаться?.. Ты знаешь, как сейчас выглядит твоя кровь? Как твоя аура нашептывает мне сожрать тебя, а?..        — Знаю… — еле слышно прошептал Натаниэль, глядя в тьму.        Что-то с яростным грохотом врезалось с другой стороны головы, осыпая плечи штукатуркой. По кончикам волос волшебника прошелся иней, хотя от хватки на горле кожа горела до ожога.        — Почему ты… не воспользовался Амулетом? — с трудом выдавливая понятные слова, прошипел Бартимеус. Или по крайней мере то, что теперь Натаниэль мог видеть перед собой. Волшебник сипло прохрипел в ответ:        — Это убьет тебя.        — Тогда я убью тебя.        — Я больше не могу… вызывать духов — я всё равно покойник.        — И ты решил, что лучше будет вот так?!        Из клубка дымящейся и тлеющей тьмы высунулось что-то похожее на голову. Вспышками оно всё еще напоминало по форме то, что когда-то было мальчиком-египтянином. Но сущность джинна словно обезумела, не в состоянии контролировать одно обличие. Та конечность, что была рукой с пару секунд назад, выскребла сквозные полосы в стене, опускаясь на плечо. И хоть голова Натаниэля всё еще была на месте, он уже ощущал ее отдельно от тела.        По вспоротой острыми когтями коже шеи засочились алые капли. Джинн приблизился. Его проступивший силуэт в излюбленном облике, окруженном искаженным пространством, обволок волшебника. Медленно, пугающе неторопливо. Будто давая последний шанс одуматься и выпалить слова Отзыва. Или, на худой конец, выкрутиться и добраться до Амулета Самарканда.        Вместо этого Натаниэль просто стоит и смотрит.        — Зачем?..        Слова щелкают эхом тысячи голосов. Звук одновременно похож на грохот водопада в ущелье и на шорох песка в часах.       Натаниэль вытягивает дрожащую руку вперед. Сущность джинна обжигает пальцы, а горький, отчаянный, еле слышный шепот звучит поражением. Измученным признанием самому себе.        — Не могу без тебя.        Тьма сгущается над волшебником, а Бартимеус склоняется к лицу, раскрывая пасть. Шагает вплотную, оцарапывая бледную шею до самых ключиц и обнажая острые зубы.        Натаниэль закрывает глаза.