best friends forever

      Хару помнит, как он в последний раз шёл домой глубокой ночью. Уличные фонари освещали путь большими пятнами света. Рука Дайске лежала на его плече; возвращаясь домой, они непрерывно хихикали, будучи в пьяном оцепенении.       Он не очень хорошо помнит, как им удалось дойти до дома целыми и невредимыми, несмотря на кажущееся ему тяжёлым тело Дайске из-за пьяного состояния. Но он помнит, как Дайске цеплялся к нему всю ночь, не позволяя залезть в свою собственную кровать в паре метров от него.       Хару помнит, как волновался за опоздание на свою стажировку, а Дайске — на учёбу с утра, но не помнит, успели ли они вовремя.       Он спихивает провалы в памяти на похмелье, однако он никогда не забудет, как он чувствовал себя в тот вечер; голова кружилась, но грудь была лёгкой.       Это очень далеко от того, что он чувствует в данный момент, идя той же дорожкой, которая становится всё темнее по мере того, как гаснут фонари. Фотография, которую он бережно держит в руке, хоть и весит на целую тонну легче, чем погрязшее в алкоголе тело Дайске, оставшемся после той ночи, но почему-то возвращаться домой ничуть не легче, чем тогда.

***

      — Хару, дорогой… — Сайюри едва сдерживалась, чтобы не заплакать. Хару было не намного лучше, чем ей, но он заставлял себя сдерживаться, чтобы не поддаться эмоциям.       — Тебе следует забрать это домой. — вместо этого продолжает Шигемару, пока Сайюри вытирает слёзы только для того, чтобы они вновь потекли с новой силой секунду спустя. Глаза Хару расширились, его взгляд упал на фотографию в его руках. Это был первый раз, как он взглянул на неё, как следует, несмотря на то, что находится на похоронах с полудня. Он не мог заставить себя взглянуть на портретное фото Дайске, на котором тот от души смеётся, которое Хару сделал сам.       Он чувствует негодование, которое поднималось к горлу, но очередной поток слёз захлёстывает его прежде, чем он смог выразить это словами. Шигемару грустно улыбается, бережно кладя фотографию в ловкие пальцы Хару.       Он колеблется, но как только он берёт фотографию, он крепко прижимает её к груди. Он хочет сказать «спасибо», но это не обязательно. Сайюри смотрит на него с самой грустной улыбкой, которую он когда-либо видел на её лице, и крепко обнимает её в ответ, когда она заключает его в свои объятия.

***

      Квартира встречает Хару мёртвой тишиной. Единственный источник звука — его тяжёлые шаги и щелчок выключателя, когда он включает свет. Он всё бы отдал, лишь бы ещё раз услышать низкий баритон Дайске, рассеянно встречающего его на пороге дома.       Он бережно ставит фотографию на диван и садится рядом с ней. Краем глаза он замечает пальто, которое Дайске забыл повесить, невинно покоящееся на спинке стула, и полупустую бутылку персикового сока, которую он стащил из тайника Хару в холодильнике.       В центре стола с органайзерами, которыми они вместе пользуются, стоит чаша с двумя золотыми рыбками, бесцельно нарезающими круги в воде.

***

      — Чего ты ждёшь? Реши задачу.       Хару моргнул, возвращаясь в реальность от вопроса Дайске. Он поднимает глаза и смотрит на свои записи. Очки для чтения упираются в кончик его носа, потому что он слишком низко склонил голову на длительное время.       Дайске, нахмурившись, поправляет очки на носу Хару и зелёной ручкой поверх чёрных каракуль обводит ряд цифр среди беспорядочных строчек текста, больше похожего на набор слов.       — Я сказал, используй эту формулу.       Хару открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывает его, надув губы, и ещё раз смотрит на записи в своей тетради.       — Ох, точно… Я забыл…       — У тебя память, как у золотой рыбки, — выругался Дайске, раздосадованно на него посмотрев. Хару хотел было рассердиться, но взгляд падает на золотую рыбку, невинно плавающую в чаше на другом конце стола.       Дайске прижимается ближе к нему, чтобы дотянуться до тетради и в который раз за этот день сделать заметки на полях тетради Хару, чтобы тот, наконец, запомнил одну единственную формулу, которая упорно отказывается прижиться в его голове.       — Ещё раз, посмотри сюда, — начинает Дайске, обводя записи Хару своей ручкой, — Котангенс X — это отношение косинуса X к синусу… — он переводит взгляд на Хару, и Хару чувствует, как его щёки загораются от стыда, когда он понимает, что всё это время смотрел на Дайске вместо того, чтобы следить за объяснением.       — На что ты смотришь? — Дайске смотрит на него невозмутимо, и Хару отводит взгляд, — Ты вообще понял, что я сказал?       Хару смотрит на свои записи, почёсывая бровь и хмурясь. Если бы он смотрел достаточно внимательно, он бы наверняка нашёл ответ.       К сожалению, нависший над ним Дайске не позволяет молчать слишком долго. Хару и без слов понимает, что Дайске отвесит ему подзатыльник или защекочет досмерти, если он не заговорит в ближайшее время.       — Нет…       Он не может увернуться от подзатыльника, несмотря на то, что предвидел его.       Хару застонал, потирая ушибленное место, чтобы угомонить боль.       — Ты слишком непонятно объясняешь! — это отчаянная попытка оправдаться, но он очень на неё надеется. Выражение лица Дайске было скептическим, особенно после около трёх попыток объяснить всё ту же формулу котангенса.       — Ох, так ты винишь меня? Мне кажется, тебе больше не нужен наставник.       — Я не это имел в виду!       Дайске хмурится ещё больше. Он хватает руку Хару и пишет формулу на ней.       — Эй, что ты делаешь?! — громко жалуется тот, хватая Дайске за запястье, пытаясь оттолкнуть его. Видя, что это не производит должного эффекта, он тоже начинает писать на руке Дайске, и тот, наконец, отстаёт.       — Зачем ты пишешь на мне?! Я помню формулу отлично.       — Ты первый начал! — по-детски отвечает Хару, заставляя Дайске практически выйти из себя.       Хару крепко опёрся руками в опору позади него, чтобы остаться в вертикальном положении прежде чем Дайске сможет сбить его с ног. Дайске, наконец, не выдерживает, и его каменное выражение лица сменяется хихиканьем. Хару ухмыляется, намереваясь сыграть с Дайске его же шутку, но промахивается, когда Дайске вскакивавет на ноги и принимается бежать по их квартире, начиная длительные догонялки, которые позже закончатся щекотной дракой.

***

      Дверь раздаётся нехарактерным звуком, когда Дайске входит в их квартиру. Этого достаточно, чтобы заставить Хару принять сидячее положение на кровати, роняя учебник себе на лицо, когда ему, наконец, удаётся сесть.       — Чёрт, чёрт, чёрт, — повторяет Дайске, быстро шагая по всей квартире, бережно держа в руках предмет, который Хару не может распознать среди его безумных движений.       — Дайске, в чём дело? — спрашивает Хару, вставая с кровати.       — Принеси чашу, — просит Дайске. Хару собирается потребовать уточнений ровно до того момента, как замечает золотую рыбку в пластиковом пакете, из которого быстро вытекает вода. Он берёт небольшой круглый стеклянный аквариум для рыбок, покоящийся в середине стола, осторожно, чтобы сильно не повредить его.       Дайске выливает оставшуюся воду в аквариум вместе с рыбкой без происшествий. Он громко выдыхает, плюхаясь на диван.       — Какого чёрта… — бормочет Хару, вытирая мокрую руку о рубашку.       Дайске смеётся, сильно сжимая в руках дырявый пакет прежде чем с ювелирной точностью бросить его в мусорное ведро в другом конце комнаты.       — Хорошо, что он начал протекать уже когда я подходил к двери, — рассказывает он, немного наклоняя голову вниз, чтобы разглядеть новую золотую рыбку. У неё есть характерное чёрное пятнышко на левом боку, в то время как у их первой рыбки оно смешано с белым.       — Да зачем ты купил её? У тебя уже есть одна.       Дайске пожимает плечами, не отрывая взгляда от двух рыбок, игриво знакомящихся друг с другом.       — Я не хотел, чтобы он был одинок.       Услышав объяснение, Хару поднимает взгляд; вполне приемлимо, но как-то по-детски в то же время.       Он вздыхает, тоже наклоняя голову вниз, чтобы разглядеть две рыбки, плавающие кругами.       — И когда ты планируешь уходить? — Хару вздрагивает вместе с Дайске, когда он выпалил этот вопрос.       Их глаза встречаются, и Хару задерживает дыхание, когда Дайске пару секунд смотрит на него.       — А, ну. Я больше не собираюсь.       — А? Разве это не хуже для тебя здесь оставаться? Университет, в котором ты учишься, ближе к твоему дому, не так ли?       Дайске снова пожимает плечами, отводя взгляд.       — Вставать на полчаса раньше — не такая уж и большая проблема, — произносит он равнодушно.       Хару хочет поймать его на лжи, может, напомнить, каким раздражительным он становится даже когда его будят всего за пять минут до привычного времени срабатывания будильника, но не может заставить себя это сказать, чтобы Дайске поменял своё решение.       Тишина, которая поглощает их, теперь куда более комфортная, чем она была минуту назад, и Хару знает из-за чего. Из-за решения Дайске у него словно гора упала c плеч.       Хару не понимает, почему он решает остаться, но он не хочет спрашивать, боясь, что Дайске поменяет своё решение.       Он собирается отругать себя за то, что он такой эгоистичный, но эта мысль быстро покидает его, когда Дайске неожиданно спрашивает:       — Как ты думаешь, золотая рыбка могла бы узнать, что происходит вне её аквариума?

***

      Он не думает, что способен пролить ещё больше слёз, но ошибается, когда знакомая влажность вновь начинает собираться в уголках его глаз. Он поспешно вытирает их, уже чувствуя надвигающуюся головную боль из-за огромного количества раз, что он плакал в этот день.       Он подумывает о переезде в значительно меньшую и относительно дешёвую квартиру, пока его глаза хаотично бегают по комнате. Его грудь сжимается при каждом напоминании Дайске, пока он уже практически не может дышать.       Наконец, его взгляд вновь останавливается на золотых рыбках.       — Знают ли они, что происходит снаружи их аквариума… — тихо шепчет он, всхлипывая.       — Я тоже часто думаю об этом.       Он вскакивает с дивана, как только слышит этот знакомый голос позади себя, и, в попытке убежать прочь, поскальзывается и падает на задницу.       Он поднимает взгляд и видит Дайске, стоящего за диваном, смотрящего на него со слегка удивлённым выражением лица.       — Какого чёрта, Дайске!       Дайске тихо смеётся, обходит диван и садится на него, рядом со своим похоронным фото.       — Да, это я. Тебе обязательно нужно кричать? — начинает он, словно в его присутствии здесь нет ничего необычного, — Уже за полночь. Ты же не хочешь тревожить соседей, не так ли?       — К-как… — Хару заикается, прервавшись на секунду, чтобы прочистить горло, продолжая смотреть на него недоверчивым взглядом, — Как ты здесь оказался?! Я только что вернулся с твоих похорон! Ты же…       Хару не может заставить себя сказать это.       — Да, я в курсе, что я мёртв, — продолжил Дайске за него.       Он не знает почему, ибо даже в самых странных его мечтах он никогда не думал, что такое возможно, но слышать эти слова от самого Дайске, как ни странно, утешительно.       По крайней мере, не похоже, чтобы он сходил с ума от горя, несмотря на то, является ли Дайске плодом его воображения или нет. В коцне концов, разве отрицание — не первая стадия?       — Я… я понимаю, — просто говорит Хару, но всё ещё настороженно, но не так напуганно, как это было секунду назад, — Итак… ты… ээ…       — Да брось, Като. Ты можешь лучше, — насмехается Дайске, но с его обычным скучным тоном, которым он любит прикрываться, несмотря на то, что Хару знает, что ему нравится подшучивать над ним, — Разве твои драмы тебя ничему не научили?       — За-заткнись! — громко выругался Хару, — Почему… почему ты вообще здесь? Разве ты не должен, не знаю… быть по ту сторону, или типо того?       Дайске фыркает, на его губах появляется слабый намёк на ухмылку, в точности как Хару это запомнил.       — Вот оно что. Ты действительно чему-то научился из этих своих драм.       — Ты можешь прекратить? Ты мёртв, буквально, но всё ещё продолжаешь это со мной делать, — жалуется он, устало протирая глаза. Когда он их снова открывает, Дайске уже переместился от дивана прямо к нему, нагнувшись, чтобы встретиться с ним на уровне глаз.       — Во-оу, не пугай меня так!       Он помнит, что Дайске ходил по их квартире, практически не издавая звука, но не помнит, чтобы он делал это так быстро. Он молится всем высшим существам, чтобы призраки внезапно не получили способность телепортироваться, в противном случае Хару точно придётся немного разобраться с Дайске, пока этот вопрос не будет улажен.       — Като, перестань смотреть на меня так, будто ты боишься привидений.       — Я не боюсь! Я был застигнут врасплох.!       — Ты никогда раньше таким не был, следовательно, ты сконфужен, потому что я призрак.       Хару вздыхает, отводя взгляд и неловко почёсывая затылок.       — Слушай, ты должен понимать, что любой будет насторожен, если призрак его недавно умершего друга внезапно появится прямо перед ним, понятно?       Дайске на секунду задумался, но затем пожал плечами и уселся на пол прямо перед ним.       — Не думаю, что я был бы, но, мне кажется, я никогда не узнаю, — задумчиво кивает он.       — Дайске, ты не такой, как большинство людей, что я знаю.       — Говорил ты каждому встречному.       Хару громко вздыхает. Дайске можно доверить придирание к каждой мелочи, что он говорит, даже когда его нет.       — В любом случае.! — начинает Хару, вставая, — Почему ты здесь? Почему ты не… по ту сторону, или что-то типа того?       — На самом деле я сам не уверен, и я не знаю, что с этим делать, — сухо произносит Дайске, пробегаясь глазами по расходам на их квартиру. Хару хмурится, думая, что для Дайске это довольно странно чувствовать себя таким самодовольным из-за того, что он не знает, что делать. Он собирается возмутиться, что его опять обдурили, но Дайске опережает его, оглядываясь на него с лёгкой ухмылкой.       — Но у меня есть идея.

***

      Хару не следовало соглашаться «помочь» Дайске, «выполняя его желания», чему, по его словам, и научила его «дрянная драма реинкарнации».       На самом деле, Хару должен был всё это предвидеть.       По всей видимости, желания Дайске состояли в том, чтобы построить форт из одеял (или, скорее, приказать Хару его построить, пока он смотрел и смеялся над ним); запойный просмотр всех версий «Отверженных» («Като, если ты уснешь, я, возможно, не смогу уйти»); заставить Хару съесть порцию своего домашнего рецепта «Камбе-Като», который представлял собой миску, полную любимой пряной корейской лапши Хару с пачкой мармеладных рыбок (и похлопывание Хару по спине, когда того рвало в туалете час спустя).       — Я начинаю думать, что ты просто издеваешься надо мной и не собираешься уходить, — говорит ему Хару однажды ночью, когда они лежали в постели (они не потрудились раздвинуть кровати даже после того, как убрали форт из одеял). Это было мягко сказано, учитывая, что он осознал свою ошибку с тех пор, как Дайске настоял на первом нелепом поступке.       Дайске хихикает, глядя вверх на крошечное свечение тёмных звезд, которые Хару прикрепил к их потолку много лет назад, как компромисс со страхом темноты Дайске (ему потребовалось бесчисленное количество бессонных ночей, чтобы это признать), и тем фактом, что Хару не мог спать с включенным светом.       Понятия не имею, о чём ты говоришь, — говорит Дайске. Для кого-то это определенно прозвучало бы убедительно, но Хару уловил тончайшие нотки в его голосе, свидетельствующие о его поддразнивании над ним.       Он легонько пинает его ногу своим коленом, фыркая.       — Я, вообще-то, серьёзно, идиот, — говорит Хару, но не пытается скрыть смешок в голосе.       Хару не знает, стоит ли радоваться беззаботному поведению Дайске. С одной стороны, он безмерно рад видеть, что Дайске так легко смеется, что довольно редкое зрелище, несмотря на то, что он его сосед по комнате и лучший друг. Но в то же время его сердце болит от осознания того, что Дайске, вероятно, такой, какой он есть, потому что он, ну…       Мёртв.       Хару наклоняет голову, чтобы посмотреть на Дайске, когда тот не отвечает. Он хмурится, видя, как он смотрит в потолок с самодовольным выражением лица.       — Слушай, Камбе, я… — он останавливается, вздыхая.       Дайске поворачивается к нему.       — Я не хочу, чтобы ты уходил, но я не думаю, что тебе следует оставаться, — шепчет он. Если бы Дайске был хоть немного дальше, он вряд ли смог бы это услышать.       Дайске мягко улыбается, пиная его коленкой в ответ.       — Я знаю. Вот почему мы выполняем мои желания, не так ли?       — Ты серьёзно?       Щёки Дайске слегка надуваются, когда он хмурится, больше из-за молчаливого недовольства тем, что Хару не верит ему, чем из-за фактического гнева.       — Это единственное, о чём я могу думать, — признаётся он.       Хару моргает, в поисках его глаз. Дайске не отводит взгляд.       Когда он понимает, что Дайске серьезно, он снова вздыхает и смотрит в потолок. Он не хочет насильно выгонять Дайске, потому что он действительно не хочет, чтобы он уходил. На самом деле, какая-то его часть рада, что он всё ещё здесь, но он просто не хочет, чтобы горе ударило его ещё сильнее, когда он, наконец, уйдет.       И он знает, что так и будет, чем дольше Дайске остаётся рядом с ним.       Охватывающая их тишина, длившаяся от считанных секунд до мучительно долгих минут, пока Хару размышлял, наконец, закончилась, когда Хару смог придумать возможное разрешение этой ситуации.       — Мог бы ты дать кому-то обещание, которое ты не сдержишь? — спрашивает он, вновь глядя на Дайске.       Дайске, кажется, чувствует перемещение его взгляда, когда он поворачивает голову практически в тот же момент. Их глаза снова встречаются, и на этот раз Хару не уклоняется от его взгляда, слишком расслабленного и потерянного в данный момент, чтобы чувствовать себя взволнованным, поскольку Дайске, похоже, наблюдал за ним долгое время.       Он собирается повторить свой вопрос через минуту-другую, думая, что Дайске его не услышал, но тот, наконец, решил ответить.       — Я не могу вспомнить ничего, кроме того, что помог тебе встретиться с Сузуэ.       Хару задумчиво мычит, моргая в потолок. Смысл сказанного доходит до него лишь пару секунд спустя.       Они вскакивают одновременно, будто разом что-то осознали.       — Вот оно!

***

      — Прости, это твоё лицо или водопад?       — Заткнись, Камбэ, — бормочет Хару себе под нос. Он не совсем уверен, может ли кто-нибудь кроме него видеть Дайске, поскольку на самом деле ему не приходило в голову беспокоиться о том, чтобы обсуждать с ним всё, что может быть связано с призраками, но беспокойства, вызванного тем, чтобы пригласить Сузуэ на свидание, вместе с возможностью того, что Сузуэ увидит своего мёртвого кузена в парке достаточно, чтобы с его лица ручьями лился пот.       — А, то есть так ты благодаришь человека, который помог тебе собрать цветы для твоего краша? — с насмешкой спрашивает Дайске, — Беды бы не миновать, если бы меня не было рядом, когда ты собирался купить те розы, ибо это самые презираемые цветы Сузуэ.       — Неужели она настолько сильно их ненавидит?       — Честно говоря, я не виню её за это. Почему ты думаешь, что подарить девушке — нет, подарить кому-либо — розы — хорошая идея?       — Я не знаю! — резко шепчет Хару в ответ, — Разве они не символ любви или что-то в этом роде?       — Так ты любишь её? Уже? Так быстро? — дразнит Дайске.       — Что? Нет! — Хару практически кричит, — Она просто… нравится мне, — слабо умолкает он.       — Именно. Это как-то слишком быстро, не думаешь? — Дайске пожимает плечами, будто это самая очевидная вещь на свете.       — Я не думаю, что в этом дело…       — Ты прав. Они просто ужасны. Точка.       Хару вздыхает, не утруждая себя признанием того, что у него ужасный вкус, но он просто знает, что Дайске никогда бы не позволил ему пережить это, если бы у него был шанс.        — Ты ходячая катастрофа, ты в курсе? — Дайске выдаёт ему в лоб, как всегда. — Смогу ли я когда-нибудь уйти…» — размышляет он вслух, метафорически толкнув Хару в бок. Это беззаботное поддразнивание, но оно напоминает Хару о нелепом затруднительном положении, ведь нужно успешно пригласить Сузуэ на свидание, чтобы Дайске смог уйти.       Хару вздыхает, сгорбившись.       Он вздрагивает, когда чувствует ладонь Дайске на его пояснице, слегка подталкивающую вперёд, чтобы он выпрямился. Он мягко улыбается, и Хару глубоко вздыхает, прежде чем кивнуть и, наконец, перейти на другую сторону парка, где его ожидает Сузуэ.       Сузуэ сияет, едва завидев его, и у неё вырывается лёгкий вздох, когда Хару протягивает ей букет.       Хару улыбается, видя, что она легко принимает букет, улыбка на её собственном лице невероятно яркая.       Когда он снова оглядывается на то место в парке, где он был минуту назад, улыбка сходит с его лица.       Он знал, что всё шло к этому, что это было их целью с самого начала.       Он просто хотел бы, чтобы это не было так чертовски больно.