Ромашки на пшеничном поле

1.

      Когда Феликс впервые увидел падающую звезду, ему было шесть лет, и он широко раскрыл глаза, затаив дыхание от волнения. Он схватил за руку свою старшую сестру, посмотрел на ночное небо, испещренное серебряными и золотыми прожилками, и спросил, может ли он забрать одну домой?       — Ты не можешь поймать падающие звезды, глупый, — сказала она, слегка ущипнув его за щеку.       Он все еще хотел этого, поэтому выжидающе протянул ладони, как будто одна из них могла упасть прямо в его руки в любой момент.       Воспоминание проносится на задворках его сознания в тот момент, когда Крис обращает на него свое внимание, его блуждающие пальцы нежно касаются теплой кожи, обводя веснушки от точки к точке. Крис продолжает называть их падающими звездами, как будто они — нечто такое, перед чем нужно благоговеть, на что нужно жадно смотреть, чего хочется забрать себе.       Крис обхватывает лицо Феликса руками, и Ликс забывает, как дышать.       — Идеально, — шепчет Крис, восторженно и мягко, этот момент предназначен только для них двоих. Его руки скользят от щек Феликса вниз по шее и плечам, твердые и надежные, прежде чем легко пробежаться вдоль рук. Феликс не может пошевелиться, не может даже отвести взгляд, не может привести свои мысли в порядок, потому что Крис только что назвал его веснушки идеальными, таким сладким тоном, держа свои руки на лице Феликса.       Он, наконец, обретает дар речи.       — Это не так, — говорит Феликс, все еще смотря в глаза Крису, совершенно не в силах оторваться.             — Я не обманываю, это правда, — шепчет Крис, одаривая его убийственно прекрасной улыбкой, и Феликс ничего не может поделать с тем, как теплеет его лицо. Ему хочется прикрыться руками, потому что в нем начинает зарождаться смущение, — я люблю их.       Сердце Феликса останавливается на мгновение, прежде чем снова заработать, как нервный двигатель, с треском возвращаясь к жизни и выходя из ступора.       — Правда? — спрашивает он, только сейчас осознавая, как хрипло и тихо звучит его голос, — Тогда… Я лучше их открою. Для тебя, — говорит он, внезапно не желая ничего, кроме того, чтобы Крис думал так до конца своих дней.       Он давит в себе улыбку, когда глаза Криса немного расширяются, а его щеки краснеют, как будто он только что вышел на мороз. Крис всегда был до смешного бледным, Феликс был очарован тем, как легко вспыхивает его кожа.       На тумбе лежат салфетки, Феликс направляется к ним, в то время как Крис неторопливо возвращается к столу, чтобы взять свой ноутбук.       — Поторопись, — слышит он голос Криса возле двери, снова в режиме лидера, — фансайн начинается через пятнадцать минут.       Закончив с лицом, он выбрасывает салфетку в мусорное ведро, ему не удалось смыть весь макияж, но все в порядке. Веснушки должны быть достаточно заметны. Он внимательно изучает свою внешность в большом зеркале и проводит кончиками пальцев по знакомым темно — и светло-коричневым крапинкам. Он всегда считал их чем-то глупым и уродливым. У всех остальных в группе самая чистая кожа, которую он когда-либо видел, и вот он с солнечными пятнами, которые никогда не исчезнут. Феликс всегда, всегда был неуверен в них. Но сейчас…       «Идеально», снова повторяет голос Криса в его голове, и Феликс втягивает воздух. Он помнит, как Крис прикасался к лицу Феликса, как он смотрел на Феликса, как будто тот был чем-то драгоценным, как он улыбался.       «Что ж, Чан-хен никогда не лжет. Не мне», думает он.       Позже, на фансайне, Феликс подписывает свой тридцать шестой альбом за день, когда в очередь встает следующая фанатка. Она сжимает в руках письмо, а на шее у нее шарф, натянутый до самого носа, Феликс мило улыбается ей.       — Привет!             Она моргает, глядя на него сверху вниз, и откладывает свой альбом и письмо.       — Твои веснушки такие красивые, и мне нравится, что ты их не скрываешь. Это заставляет меня чувствовать себя лучше по отношению к себе и моим собственным, — выпаливает она, и Феликс чувствует, что его улыбка становится шире.       — У тебя они тоже есть? — Феликс наклоняет голову, — могу я посмотреть?       Поклонница опускает свой шарф, улыбаясь немного неловко. Ее веснушки разбросаны по бокам щек, словно созвездия в другой галактике.       — Они никогда по-настоящему не нравились мне, — признается она, — пока я не увидела, что у тебя они тоже есть, так что, спасибо.       — За что? — удивляется он.       — Спасибо за то, что любишь их, — говорит девушка, — чтобы я тоже смогла их полюбить.       Сердце Феликса переполняется радостью, его лицо светится от самой яркой улыбки.       — Твои даже красивее моих. Не бойся показать их, хорошо? Тебе следует снять шарф. Я думаю, что другие участники сказали бы то же самое.       Она улыбается в ответ и ждет, пока Феликс подпишет ее альбом. Закончив, она протягивает ему письмо, — спасибо, — снова произносит она, на этот раз с еще большим чувством.       — И тебе спасибо, — отвечает Феликс, наблюдает, как она движется вдоль очереди.       Он только что закончил позировать с милой цветочной повязкой на голове для другого фаната, когда слышит, как Крис, сидящий через три места от него, громко о чем-то говорит. Феликс прислушивается.       — О! У тебя веснушки, как у Феликса. Они прекрасны, не так ли? Твои тоже, — Ликс немного жалеет, что не слышит, что она отвечает ему, — он сказал тебе снять шарф? Это здорово.       Как только она уходит, Феликс ловит взгляд Криса, внезапно требуя его внимания, услышав, как он произносит его имя. Крис поворачивается к нему и улыбается так нежно и мило.       «Идеальные. Красивые. Я люблю их».       Феликс тяжело сглатывает и наклоняет голову, чувствуя, как его сердце сжимается и колотится в грудной клетке. Он чувствует себя, как падающая звезда, парящая в небе и опускающаяся в море, снова, и снова, и снова.

2.

      Бессонные ночи не редкость, но обычно они являются результатом тренировок, затянувшихся до раннего утра, или игры, вышедшей из-под контроля.       Феликс лежит в постели, совершенно неспящий и измученный одновременно, не в силах заснуть в третий раз за неделю. Это совсем не тот хороший вид истощения, который вы испытываете после многочасовой пробежки или танцев, когда вы чувствуете приятную боль во всем теле и легко засыпаете после, — это тот вид истощения, который пропитывает кожу, кости, кровь; тот, который приходит с мутными, несвязными мыслями, пронизывающими каждое воспоминание в его сознании.       Тот вид истощения, приводящий к сновидениям, которые он не может вспомнить утром, но все еще может чувствовать последствия в течение всего дня. Шаткие, тревожные, ужасные-не-к-добру-очень-плохие сны.       Он хочет спать. Он действительно больше всего сейчас просто хочет уснуть.       Феликс смотрит в потолок, желая просто закрыть глаза и отрубиться, но этого не происходит. Каждый раз, когда он пытается это сделать, он просто продолжает видеть одни и те же картинки перед глазами, слышит одни и те же мысли в собственной голове.       «Мы не хотели этого для тебя. Ты недостаточно хорош. Что ты здесь делаешь?»       Он вздрагивает, у него вырывается болезненный всхлип. Старые воспоминания, новые воспоминания, воспоминания, которых не существует — в последнее время они все чаще преследуют его.       «Тебе не должно быть стыдно. Все беспокоятся, что не оправдывают чьих-то ожиданий. Ты не одинок в этом», раздается в его голове голос учителя по вокалу, внезапно прорывающийся сквозь туман усталости.       Феликс разблокирует телефон и пролистывает список воспроизведения, пока не находит ту единственную песню, которую преподавательница сыграла для него в тот день. Песня, которая заставила его расплакаться перед ней. Стыдно вспоминать о том, что он действительно это сделал, но он никогда не ценил ее больше, чем тогда, когда она заметила, что ему не по себе. Когда она говорила с ним как человек, которому не все равно.       — Почему так много песен о радуге? — шепчет Феликс, позволяя нежному пианино и знакомому голосу увести его мысли в другое место, — что там на другой стороне?       «Может быть, на другой стороне есть Феликс получше. Кто-то немного менее разочаровывающий. Кто-то, кто говорит лучше, кто старается больше», — с горечью думает он.       — Эй, кто-то, несомненно, глубоко задумался, — Феликс даже не заметил, как открылась дверь. Крис стоит рядом с кроватью, выглядя так, словно он только что вернулся с тренировки или встречи с друзьями. Ликс смутно припоминает, что Крис говорил, что он будет тусоваться с БэмБэмом до конца дня. Он не думал, что Чан вернется так скоро.       Феликс вытаскивает свои AirPods.       — Ничего страшного, — говорит он, прочищая горло, но Крис одаривает его слабой, не верящей улыбкой и садится на край кровати, мягко положив одну руку на его бедро.       — Это никогда не бывает пустяком, — говорит Крис, — не с тобой, — его рука скользит по голому колену Феликса, небрежно и тепло. — Что ты слушаешь?       О. Слышал ли он пение Феликса, когда вошел?       Его лицо вспыхивает. От смущения у него по спине пробегают мурашки.       — Ничего, — быстро отвечает он, убирая телефон подальше от Криса, — это просто… песня из фильма.       — Из какого фильма? — голова Криса наклоняется, он похож на добрую, любознательную собаку, — что за песня?       — Это… из фильма «Маппеты», — бормочет Феликс, — это…       Прежде чем он успевает закончить, Крис уже сияет.       — Это Радужная связь? Мне нравится эта песня, она такая хорошая, — он тихо поет, продолжая с того места, на котором остановился Феликс, когда наконец заметил стоящего над ним Криса. И в неподвижном воздухе комнаты, где они были только вдвоем, его голос звучит чисто и ярко, но все же достаточно мягко, чтобы произносить каждое слово нежно, по-доброму. Как будто только это имеет значение.       Он останавливается слишком рано, прерываясь, словно его выдернули из сна наяву, но Феликс мгновенно тянется, чтобы схватить его за рукав, мысли в его голове перемешиваются.       — Продолжай петь, — от нервного напряжение он путается в словах и кажется еще более неловким.       Крис моргает, глядя на него сверху вниз, и Феликс задается вопросом, не слишком ли это наглая просьба для такого занятого человека, как Крис? У него, вероятно, есть дела поважнее, чем просто сидеть здесь и петь.       Но Чан улыбается, выглядя любящим. В его взгляде есть что-то немного отстраненное, что Феликс не может точно определить. И Крис делает это, начиная с самого начала. Его голос теплый и знакомый, как уютное потрескивание камина зимой, вкус горячего какао на его губах. Феликс лежит там, просто слушая, как он поет, продолжая тянуться к нему, как мотылек на свет.       «У него такой красивый голос», — рассеянно думает Феликс, его рука падает на матрас с того места, где она держалась за рубашку Криса.       Это всегда так прекрасно.       Он прекрасен.       Крис вступает в припев, и Феликс, должно быть, подает какой-то знак, что начинает расслабляться, потому что Крис поднимает руку, чтобы провести пальцами по волосам Феликса, каждое такое движение заставляет его расслабляться все больше и больше. Его мысли отходят на задний план, воспоминания тускнеют из-за живой улыбки Криса.       Он чувствует себя в безопасности, словно он дома.       Может быть, это то, что находится по другую сторону радуги?       Просто Крис.       Когда Феликс начинает засыпать, он чувствует, как рука Криса убирает волосы с его лба, и он слышит бормотание.       — Спокойной ночи, Ликс, — наступает крошечная пауза, — с тобой все будет в порядке. Я обещаю.       Затем он чувствует теплое прикосновение губ к своему лбу, прежде чем кровать приподнимается под весом Криса. Его шаги приближаются к двери, и свет гаснет с тихим щелчком настенного выключателя. Дверь открывается и закрывается, оставляя Феликса в мягкой темноте, единственным источником света является тусклое свечение все еще открытого ноутбука Чанбина.       Феликс долго не двигается, даже после того, как Чанбин проскользнул в комнату и заснул, его тихий храп заполняет пространство между их кроватями. Крис не возвращается, окунаясь в работу в их маленькой студии-чулане. Феликс знает, что он, скорее всего, уснет еще до того, как Крис придет спать.       Он продолжает проигрывать этот момент. Через некоторое время Феликс даже не уверен, что это произошло.       Может быть, ему приснился поцелуй. Может быть, это был обман его усталого разума.       Но Феликс наконец-то засыпает, и ему не снится ни одного кошмара.

3.

      Это начинается как способ снова сблизиться с его мамой.       Он не помнит, чтобы когда-то интересовался выпечкой в детстве, но когда он впервые попробовал приготовить что-то с нуля, это было самое расслабляющее занятие, которое он делал за долгое время. Феликс написал своей маме сообщение в тот же вечер с чередой счастливых смайликов, болтая о том, как получилось воплотить рецепт, и она дала ему кучу советов, чтобы попробовать в следующий раз.       Не менее забавно было наблюдать за реакцией остальных мемберов и стаффа, когда он видел их на следующее утро и предлагал выпечку. Оказывается, никто никогда по-настоящему не сможет устоять перед коробкой свежеиспеченных пирожных, даже тот, кто сидит на добровольной диете.       — Съешь это и скажи мне, что это невкусно, — повторял Джисон снова и снова.       — Я так не скажу, — неразборчиво промямлил Чанбин с набитым брауни ртом, — о, боже мой.       Джисон лег на диван рядом с Феликсом.       — Ладно, дай мне один, — сказал он, дав слабину, и Феликс любезно скормил ему самый маленький кусочек из коробки с кончика зубочистки.       Но ничего не было лучше, чем лицо его мамы, когда он показал ей свою выпечку по видеозвонку, такое впечатленное и гордое, она сказала ему, что это выглядят восхитительно.       В последнее время они разговаривали не так много, как ему хотелось бы. Из-за бесконечных расписаний, тренировок, которые длятся целую вечность, и желания Феликса проводить все свободное время в одиночестве и заниматься тем, для чего у него еще не было возможности, между Феликсом и его родителями образовалась небольшая пропасть.       Теперь у него, по крайней мере, есть повод написать ей что-то помимо обычного сообщения с пожеланием доброго утра. «Как ты думаешь, мне следует добавить еще кофейного порошка?», «Должен ли я взять настоящие ванильные палочки или просто бутылочку ванильной эссенции?», «Что мне попробовать приготовить еще?», «Ты поделишься со мной этим рецептом?»       Это мило и приятно, потому что они очень давно ни о чем не общались.       Это тяжело, когда он находится за тысячи километров от нее, от остальных членов его семьи. От дома.       Феликс толкает свою тележку с покупками по проходу и внимательно рассматривает ряд упаковок с молоком, все они помечены слишком большим количеством разноцветных корейских букв, от которых у него слегка рябит в глазах. Он почти собрал все ингредиенты, которые ему нужны для сегодняшней попытки приготовления песочного печенья с шоколадной крошкой.       Изначально он не планировал их делать, но это для Чана.       Именно это заставляет его выбраться в магазин ближе к вечеру.       Он вытаскивает телефон, прислоняясь к ручке тележки.       Феликс: Во сколько ты сегодня вечером вернешься из офиса?       Чан: Поздно Феликс испускает вздох под своей маской, это все, что он получает в ответ.       Феликс: Хорошо       Крис приходил домой, выглядя еще более напряженным, чем обычно. Может быть, дело в том объеме работы, которую он взял на себя, или в том, что он сильно перегружен из-за расписания, из-за ожиданий, которые возлагает на него компания, и из-за того, что ему приходится работать и заботиться о группе одновременно.       В любом случае Феликс действительно не винит его. Он просто… он хочет что-то сделать. Что-нибудь более основательное, что может заставить Криса почувствовать себя немного лучше. Даже совсем чуть-чуть.       Итак, таков его план, свежее печенье может поднять настроение любому, не так ли? По крайней мере, для Феликса это точно так.       В ту ночь он ждет, пока все разойдутся по своим комнатам, прежде чем тихонько прокрасться на кухню, чтобы вытащить все свои мерные стаканчики, вытереть силиконовые коврики для выпечки и перетащить огромный мешок муки на обеденный стол.       Феликс натягивает перчатки, думает о том, чтобы написать Крису в последний раз, чтобы проверить, вернется ли он в ближайшее время, а затем понимает, что для этого ему придется снова снять перчатки.       Он фыркает, пытаясь отогнать эту навязчивую мысль, это не столь важно, он просто начнет делать их прямо сейчас.       Феликс знает, как сильно задерживается Крис всякий раз, когда он просто говорит, что будет поздно. Это, вероятно, произойдет не раньше четырех или пяти утра. Время на часах, висящих в гостиной, показывает полночь — примерно в это время Феликс сидел бы за своим компьютером и проходил раунд Варфрейма. На самом деле он, наверно, еще сможет пройти пару раундов, если к часу успеет приготовить тесто и убрать его в холодильник. Оно будет готово к выпечке в три, а к половине четвертого будет приготовлено полностью.       Это звучит как план, радостно решает Феликс, придвигая миску поближе и начиная взвешивать ингредиенты. Хороший план. Отличный план приготовления печенья.              Послушай, мам, теперь я неплохо умею все планировать.       Он надеется, что закончит вовремя, чтобы удивить ими Криса.       Он как раз вытаскивает завернутую в пищевую пленку миску с тестом из холодильника, когда входная дверь тихо стучит один раз, а затем второй, открываясь и закрываясь с мягким звуком.       Феликс замирает, уставившись на дверной проем.       Крис заходит и останавливается с таким видом, словно только что застукал Феликса за чем-то непристойным.       — Ты… — начинает он, наклоняя голову, — выпекаешь… в три часа ночи?       Феликс ногой закрывает холодильник.        — Неужели уже три часа? Я даже не заметил.       — Ты помнишь, что мы уезжаем завтра в девять? Точнее, уже сегодня, — Крис бросает на него нечитаемый взгляд.       — Говорит тот, кто только что вернулся с работы.       — Неужели уже три часа? Я даже не заметил, — беспечно дразнит его Крис, кладя сумку с ноутбуком на стул, — я думал, ты готовишь только по выходным.       — У этого… есть причина, — бормочет Феликс, ставя миску на стол.       — Да? — удивляется Крис, наполовину поддразнивая, — готовишь печенье для кого-то особенного?       — Ты угадал, — отвечает Феликс, прежде чем успевает остановить себя, — для кого-то очень-очень особенного.       Брови Криса слегка приподнимаются.       — О, — говорит он, и Феликс не уверен, это просто его разум играет с ним шутки, или Крис звучит немного разочарованно? — должно быть, так оно и есть, если ты так поздно не спишь. Это кто-то, кого я знаю?       — Его все знают, — хихикает Феликс. — он очень популярен среди других участников. Они думают, что он великолепен. Они очень уважают его. Он действительно хороший лидер и все такое прочее.       Крис выглядит озадаченным.       — Ты готовишь печенье в три часа ночи для… Джей Би?       Похоже, он искренне сбит с толку. Феликс думает, что его сердце может воспламениться от того, как он любит этого ужасно глупого мальчишку.                    — Чани-хен, — говорит он, веселая улыбка появляется на его лице, — они для тебя.       Выражение лица Криса проясняется.       — О, — снова произносит он, на этот раз намного мягче, — ты сказал, что это для кого-то действительно особенного.       Феликс легонько похлопывает Криса лопаточкой по руке — самое мягкое наказание, которое он может придумать, не сказав при этом чего-нибудь абсолютно нелепого вроде: «Ты самый особенный человек в моей жизни, как ты мог подумать, что это не ты?»       Крис кладет руку на то место, куда его ударил Феликс, смущенно улыбаясь.       — Хах, — бубнит он, — замечание принято, — он все еще выглядит немного озадаченным. — Но… тебе необязательно было засиживаться так поздно, чтобы приготовить их.       — Ну, я знаю, что ты на самом деле снова не спал, — начинает Феликс, отводя взгляд, — и я подумал, что от сладкого иногда становится лучше, так что, может быть, это поможет, и у тебя будет лучшая ночь, и ты сможешь поспать немного.       Когда он снова поднимает взгляд, Крис смотрит на него с таким искренним, ранимым вниманием, что желудок Феликса сжимается, сердце сжимается, вся грудь сжимается от нежности.       — Ты не должен был, — повторяет Крис почти шепотом.       — Но я хотел, — отвечает Феликс, цепляясь за выражение лица Криса. Он сглатывает и подавляет трепещущие чувства внутри, подавляет желание, чтобы Крис смотрел на него так все время, и, наконец, отмирает, — хочешь помочь мне их разложить в противень?       Уголок рта Криса приподнимается.       — Конечно, — говорит он, — я бы с удовольствием.       Они работают бок о бок в течение двадцати минут, Крис наблюдает, как Феликс раскатывает маленькие шарики теста и придавливает их, прежде чем попробовать сделать это самому. Это мило. Это расслабляет. Успокаивающая тишина и непринужденность общения с Крисом — это больше, чем Феликс мог когда-либо желать.       Феликс выкладывает последний противень, и они доедают оставшееся тесто, пока первая партия печется подрумянивается в их маленькой духовке.       Крис тихонько напевает какую-то мелодию, которую Феликс не узнает. Может быть, это то, над чем он сейчас работает, может быть, это песня, которую Феликс просто не знает. В любом случае это напоминает ему о том, как однажды ночью Крис спел ему перед сном.       «С тобой все будет в порядке, я обещаю», — сказал он тогда.       С тех пор прошло уже несколько месяцев. Он был прав, все было в порядке. Может быть, даже лучше, чем «в порядке». Все было хорошо.       Его телефон подает звуковой сигнал, и Феликс чуть не падает, чтобы отключить будильник, прежде чем он разбудит остальную часть общежития. Он обменивается нелепым смешком с Крисом, подходя к духовке в резиновых рукавицах, готовясь достать противень.       Печенье золотисто-коричневого цвета, шоколад тает по краям и по всей поверхности, оно получилось не совсем круглое, но все равно выглядит аппетитно.       — Вау, — говорит Крис, его глаза такие же большие и круглые, как печенье, — им нужно остыть? Можно мне взять одну?       — Подожди, — Феликс ставит поднос и начинает обмахивать их одним из неиспользованных ковриков, — дай им тридцать секунд.       Крис переминается с ноги на ногу.       — Они так хорошо выглядят, — нетерпеливо говорит он, словно ребенок в кондитерской. Или — просто Крис с любой едой вообще, — о боже, я могу почувствовать их запах даже отсюда.       Феликс тычет в одну из них кончиком пальца, решив, что уже можно попробовать, а также потому, что он действительно не хочет заставлять Криса ждать еще дольше.       — Давай, съешь одну.       Крис тихонько вскрикивает, не забывая о все еще спящих мемберах, и осторожно поднимает одну печеньку, держа обеими ладонями, так как она все еще горячая. Он откусывает кусочек, а Феликс нервно наблюдает.       — Феликс, — говорит Крис, продолжая жевать, — это так вкусно. Лучшее печенье, которое я когда-либо пробовал. — Он издает очень довольный звук, и уши Феликса краснеют. — Мм. Она такая мягкая. Это действительно, так хорошо.       — Неужели? — Феликс сияет, он в полном восторге. Крис всегда только удовлетворенно хмыкал ему в ответ и немного придирался ко всему, что ему казалось можно улучшить. Это первый раз, когда он не сказал ничего, кроме похвалы, — правда?       — Да, — Крис показывает ему большой палец, улыбаясь, — думаю, сегодня я буду очень хорошо спать.       — Хорошо, — Феликс не может перестать ухмыляться, — такой и был план.       — Здесь так много шоколада, — добавляет Крис, проводя большим пальцем по уголку рта, — о боже, это просто тает во рту.       — Да, я знаю, что ты любишь песочное печенье больше остальных, поэтому я подумал, что это было бы неплохо. Подумал, что тебе это понравится больше всего.       Крис улыбается.       — Ты знаешь меня лучше всех, — говорит он, отправляя в рот последний кусочек.       Феликсу хочется сказать: «Я бы испек тебе все печенье на свете, только чтобы ты был счастлив».       Но он просто берет с подноса еще одно печенье, держа его двумя пальцами и улыбаясь.       — Мне кажется, ты хочешь еще одну печеньку.       Крис смеется и берет ее.       Несколько минут спустя, освещенный тусклым светом экрана телефона в темноте своей комнаты, Феликс сонно пишет маме сообщение, зная, что она, вероятно, увидит его только утром, после того, как проснется.       «Печенье имело успех! Крису реально они понравились, спасибо за рецепт!»       Он все еще спит, когда в половине восьмого приходит ее ответ.       «Рада за тебя, детка. Передай своему мальчику мои наилучшие пожелания.»

4.

      Феликс любит объятия, жаждет ласки в форме физического контакта, ничего так не хочет, как, чтобы к нему прикасались и обнимали. Другие не всегда потакают ему, но всякий раз, когда он не в духе, они не прочь позволить ему немного потискать их в постели.       Дома ему никогда не удавалось часто прикасаться к людям, не было никакой конкретной причины, почему, но он просто — не знал. Возможно, проживание в одной квартире с семью другими мальчиками в течение более трех лет просто сделало его более открытым в том, чего ему хотелось. Например, объятия или долгие разговоры в постели, когда все конечности закинуты друг на друга. Или легкую привязанность, которую ты действительно получишь только от семьи.       Итак, он берет то, что может получить от других мемберов.       От всех, кроме Криса.       Каждый раз, когда он цепляется слишком долго или думает о том, чтобы обнять его, чтобы заснуть, как он это делает с другими, его наполняет внезапный, странный страх, что Крис увидит его насквозь, поймет, что Феликс чувствует к нему. Это удерживает его на месте, удерживает от того, чтобы сделать еще один лишний шаг в объятия Криса.       Феликс даже не понимает, что у Криса самого развился некоторый комплекс по этому поводу, пока однажды вечером за ужином Чонин снова не заговорил о его эпизоде «Кидс рум».       — А помнишь, как все смеялись над Чан-хеном за то, что он оказался единственным, кто не знал, что ты обнимаешь людей, чтобы они заснули?       — Трагедия века, — комментирует Минхо, тыча палочками в тарелку с кимчи.       — Слезы, слезы, — добавляет Чанбин, — было море слез.       — Теперь фанаты используют его лицо в качестве мема, — упоминает Джисон, — это здорово, у меня он сохранен на телефоне.       — Дай-ка я посмотрю, — говорит Чонин, наклоняясь над его телефоном.       — О-о, — кричит Сынмин, — я тоже, я тоже хочу.       — Вау, приятно знать, какие вы все заботливые, — язвит Крис с другого конца стола. Феликс случайно поднимает взгляд в его сторону и видит, как он надувает губы, уголки его рта опущены. Он не может сказать, подыгрывает он им или нет.       — Все в порядке, хен, — говорит Чанбин, толкая Криса в бок, — в конце концов, ты получишь свою порцию обнимашек от Ёнбокса.       — Ага, конечно, — гогочет Хенджин, — только если Феликс когда-нибудь позволит ему.       Уши и лицо Ликса горят.       — Не похоже, что он тоже когда-либо просил об этом, — скулит он, и все они хихикают над ним.       Он встречается взглядом с Крисом через стол, и в его улыбке есть что-то странное, как будто он тоже об этом задумался только сейчас.       Феликс снова обращает внимание на свою тарелку и откладывает выражение лица Криса на потом.       Позже, намного позже — они одни в студии, вернулись в компанию, чтобы поработать над треком. Феликс предложил поработать над чем-нибудь вместе, и Крис выкроил немного времени из своего обычного графика, чтобы собрать простой ритм, который стал бы достаточной основой для будущего трека.       Феликс все еще не очень уверен в своих навыках написания песен, но то, как Крис улыбается ему и поощряет его во время работы, и хвалит его во время записи, когда они только вдвоем, заставляет его думать, что, возможно, у него все-таки что-то получится.       — Ты был бы хорошим преподавателем, — комментирует Феликс, когда Крис выключает свой ноутбук, — ты уже в миллион раз лучше, чем тот парень, который пытался научить меня играть на пианино, когда мне было четыре года.       — О, ты тоже брал уроки игры на фортепиано, да? — Крис ухмыляется, отключая свою MIDI-клавиатуру, — и, нет, я так не думаю, наверное, я бы распугал всех своих учеников.       — Может быть, сначала они подумают, что ты страшный, — смеется Феликс, — но после нескольких уроков они узнают, какой ты на самом деле хороший. И как ты просто хотел, чтобы у них все получилось.       Крис бросает на него быстрый взгляд, убирая ноутбук обратно в чехол.       — Звучит знакомо, — поддразнивает он, — личный опыт?       — Может быть, — отвечает Феликс, барабаня пальцами по столу, — у меня был очень страшный тренер по плаванию, знаешь ли. Тебе это знакомо?       — Немного, — Крис похлопывает по своей сумке, — раньше я очень увлекался соревнованиями по плаванию. Точно так же я увлекаюсь сейчас нашими записями.       — А, — глубокомысленно говорит Феликс, — значит, ты был просто ужасен в этом.       — Я не так уж и плох, — утверждает он, прежде чем сделать паузу, — разве это так? Может ты поэтому не хочешь меня обнимать?       Подожди, что? Феликс моргает, глядя на него.       — С чего ты взял?       — Эм, — говорит он, потирая шею, его лицо вспыхивает, — я просто… поскольку все продолжали говорить, что ты никогда не пытался прийти ко мне за каким-либо покровительством, я просто подумал… может быть, в этом и была причина?       Феликс торопливо качает головой, не находя слов.       — Я… — запинается он, — э-э-э. Ты никогда не просил меня об этом.       Крис смущенно отворачиваясь. Кончики его ушей тоже покраснели и горят.       Они заканчивают собирать вещи и возвращаются в общежития в масках и шапках, плотно запахнув куртки. Никто из них не произносит ни единого слова, пока они не возвращаются, и к тому времени Феликс готов просто покончить с этим вечером и притвориться, что этого разговора никогда не было.       Прежде чем Феликс успевает пожелать спокойной ночи Крису, тот оборачивается.       — Итак, — говорит Крис, прислоняясь к лестнице, ведущей к его кровати, — все, что мне нужно было сделать, это попросить?       Феликс рассеянно чешет подбородок, слегка раздражаясь.       — Да, — бормочет он, чувствуя себя неловко из-за того, что не сказал ему настоящую причину, но его инстинкт самосохранения работает сверхурочно, завывая сиренами, говоря ему никогда не делать этого.       Уголок рта Криса приподнимается в легкой улыбке.       — Тогда ладно. Хочешь обниматься на моей кровати, пока мы оба не уснем, или, пока я в конечном итоге пинком не отправлю тебя обратно в постель?       — Правда? — запинается Феликс, чуть не спотыкаясь от удивления.       — Ага, — говорит Крис, — если ты хочешь.       Феликс смеется.        — Да, конечно. Я, чур, у стеночки, — его сердце сжимается от нежности.       Это совсем нетрудно — поместить их обоих на кровать Криса. Как только он переместил пару подушек, это стало его второй натурой — заползти в объятия Криса и обвить его талию своими руками. Чан так крепко сложен, что кажется, будто он обнимает очень удобный обогреватель.       Крис наклоняет голову, пока его щека не упирается в макушку Феликса.       — Я понимаю, почему тебе это так нравится, — бормочет он, — мне хорошо с тобой.       Не просто: «Это мило».       Мне хорошо с тобой.       Феликс немного приподнимается, чтобы дать своим ногам больше пространства, нос зацепляется за изгиб челюсти Криса.       — Прости, — пищит он, и Крис просто мычит, так близко, что он может чувствовать мягкий гул в его груди. Феликс притворяется, что дрожит только потому, что кондиционер слишком близко к кровати.       — Хей, — внезапно говорит Крис, — это… это нормально? У тебя все в порядке?       — Да, конечно, разве мы только что не обсудили это? — спрашивает Феликс, чувствуя себя немного неловко из-за того, что снова повторяется один и тот же разговор. Он хочет навсегда спрятаться в футболке Чана.       — Да, я знаю, я просто… я подумал, что… — он запинается почти после каждого слова, — знаешь, я все еще думаю, что, может быть, ты просто… не доверяешь мне или что-то в этом роде…       Феликс утыкается лицом в плечо, желая, чтобы это движение успокоило внезапную боль в его груди от слов Криса.       — Я доверяю тебе. Я всегда доверял тебе, — шепчет он, — я просто не знал, позволено ли мне это… с тобой.       Рука Криса поднимается и ложится на затылок Феликса, нежно поглаживая мягкие волосы.       — Конечно, Ликс, — тихо говорит Крис, — в любое время. Всегда.       В его голосе слышится едва заметная дрожь, которую Феликсу хочется проглотить и удержать в груди, это крошечное, неосязаемое доказательство того, что он не единственный, кто что-то чувствует.       Крис тоже чего-то хочет и, может даже, ждет от него. Феликс просто пока не знает, что именно.       Он закрывает глаза и позволяет себе погрузиться в сон под звук сердцебиения Криса и ощущение его пальцев, играющих с волосами Феликса, словно прилив, ласкающего берег.

5.

      Ровно в полночь пятнадцатого сентября Джисон пинком распахивает дверь в его комнату, хлопая по руке, которую Феликс поспешно вскидывает.       — С Днем рождения, — орет Хан, словно это снова его праздник.       — Еще только полночь — доносится голос из коридора.       Джисон игнорирует, кто бы это ни был, и улыбается, показывая все свои зубы.             — Наконец-то, — говорит он, — я уже устал ждать, пока ты догонишь меня.       — Ох, целый день, — говорит Феликс, прижимая руку к сердцу, — тебе пришлось ждать так долго.       — Ожидание буквально убивало меня, — драматично отвечает Джисон.       — Ты знаешь, что еще убьет тебя? — Феликс указывает на все еще открытую дверь, — Чан-хен, если ты не ляжешь спать прямо сейчас.       — Я слишком взвинчен, чтобы спать, — смеется он, покачиваясь на пятках, — я собираюсь пойти поиграть немного с друзьями в онлайн игру, прежде чем он поймет, что я все еще не сплю.       — Повеселись, — говорит Феликс, — и спасибо за поздравления.       Джисон не двигается.       Феликс моргает, глядя на него.       Джисон кашляет, протягивая руки.       А, точно. Феликс встает и шагает прямо в объятия Джисона, позволяя ему обнять его так крепко, что у него почти перехватывает дыхание. Но это прекрасно, это абсолютно идеально.       Объятия Джисона всегда крепкие, даже если это всего лишь легкое похлопывание по спине. Они становятся еще лучше, когда он расслабляется и растворяется в человеке, которого обнимает, плечи становятся маленькими, лицо прижимается к его плечу.       — С Днем рождения, Ёнбокс, — бормочет Джисон в его футболку, поглаживая по голове, прежде чем отпустить, — спокойной ночи!       — Спокойной ночи, — говорит Феликс, улыбаясь так широко, что у него болит лицо.       Он снова падает в кровать, как только Джисон уходит, и прижимается щекой к подушке, уже чувствуя тепло и предвкушение. Он задается вопросом, что принесет ему утро.       Феликс, читает комментарий: «Чего ты ждешь от своего дня рождения?»       Комментарии к VLIVE всегда проносятся мимо так смехотворно быстро, большую часть времени Феликс едва может поймать четверть из них. Может быть, на этот раз ему просто повезло, или чат в тот момент достаточно замедлился, но ему удается вовремя заметить это сообщение, прежде чем оно улетает, заменяясь новыми.       — Если ты имеешь в виду что-то физическое… например, какой-то подарок, гм, — Феликс напевает, прижимая кончики пальцев ко рту, — то уже получил один. Э-э, так… что это… я не знаю. Объятия? Сегодня я получил несколько объятий.       Джисон был первым, но он был не единственным. Он получил объятия от Чанбина сразу после пробуждения, просто проходя мимо его кровати, чтобы добраться до двери, когда Чанбин выставил свою ногу, чтобы помешать ему. Он похлопал по краю своего матраса, прося Феликса подойти, и тепло, сонно обнял его, прежде чем снова заснуть. Следующим был Хенджин, схвативший его в коридоре с громким «Ёнбокки!», когда он шел на кухню. Он чуть не сбил их обоих с ног и они только чудом избежали столкновения со стеной. Феликс позволил Хенджину прижать его к себе, пока чей-то будильник не начала реветь из соседней двери.       Феликс был тем, кто обнял Чонина, знакомое, уютное теплое объятие со спины, стоя у раковины, но Чонин развернулся в его объятиях и прижался в ответ, положив подбородок ему на плечо.       Феликс думал, что это будет последние объятие на сегодня, пока Минхо не обнял его за несколько мгновений до того, как они сели в свои машины прежде чем поехать по расписанию, и Сынмин перебрался на заднее сиденье, чтобы обнять его.       А Крис притянул его к себе одной рукой, взъерошил ему волосы и весело сказал: «С днем рождения, солнышко!»       Феликс не переставал думать об этом весь день.       — Мемберы были очень, э-э, — говорит Феликс, чувствуя, как уголки его губ приподнимаются от улыбки, — очень уютные сегодня! Все просто продолжали обниматься, типа, все обнимали меня, или я обнимал их первый, и они принимали мои объятия, так что да. Это было приятно.       Это было более чем приятно. Это было великолепно.       Они продолжали обнимать его весь день. Между тренировками, во время их расписания, снова в общежитии. Никто из них даже не оттолкнул его или не отступил в сторону, если он попытался инициировать объятия сам. Феликс был на взводе с самого утра, опьяненный всепоглощающей любовью как мемберов, так и фанатов. Это один из лучших дней рождений, который у него был за последнее время.       Он видит пару комментариев на корейском, спрашивающих, что он сказал, и немедленно переключается с английского, не желая, чтобы кто-то чувствовал себя обделенным.       — Подарки на день рождения, которые я получил сегодня, были множеством объятий от участников. Скиншип, мне это очень нравится, — он лучезарно улыбается в камеру, — мемберы… иногда им это нравится, иногда нет. Но сегодня они сделали это как особый подарок для меня. Так что я действительно счастлив.       Комментарии, как и ожидалось, переполнены восторгом от его мини-откровения.       Феликс улыбается, просматривая столько, сколько может, прежде чем решает — может быть, ему стоит спеть что-нибудь для всех, кто смотрит. Его собственный подарок, для них.       Так он и делает. Он делится парой песен, которые ему нравятся, не слишком задумывается о том, как он должно быть звучит, поя в одиночестве в пустой комнате на пятом этаже, и подавляет нервную дрожь, позволяя фанатам услышать его голос, в котором он все еще не очень уверен.       Он не певец. Черт возьми, он даже не совсем рэпер, не такой, как Чанбин или Джисон, но он все равно хочет сделать все возможное, чтобы хорошо петь и читать рэп. Он усердно тренируется, будь то на уроках вокала с его учителем, или на индивидуальных тренировках в комнате размером со шкаф, или в душе, когда никого нет дома.       А потом ему звонит Крис.       Ему требуется все силы, чтобы оставаться невозмутимым и собранным перед сотнями и тысячами зрителей, но даже тогда он не может сдержать свой истерический смех, смущенный словами Криса. Крис говорит ему, как хорошо он справился, а затем говорит, что он смотрел трансляцию и слышал его еще и в коридоре, и к тому времени Феликс чувствует, что у него жар, он полностью горит.       Это все, что ему было нужно, особенно когда Крис некоторое время спустя заглядывает в комнату, чтобы немного поаплодировать ему, прежде чем снова исчезнуть.       Феликс проводит остаток прямой трансляции с еще большей улыбкой, чем в начале, и к тому времени, когда она заканчивается, у него кружится голова от удовольствия и счастья.       Дверь со скрипом открывается, и рука Криса обхватывает край, прежде чем его голова появляется в поле зрения.       — Эй, — говорит он вместо приветствия, — ты закончил?       — Ага, — отвечает Феликс, поворачиваясь на своем вращающемся стуле, все еще ухмыляясь, — спасибо за это, за то, что было раньше. Я действительно вообще этого не ожидал. Я даже не знал, что ты смотрел.       — Да ладно тебе. Что я тебе говорил? — Крис закрывает за собой дверь и прислоняется к ней спиной с довольным видом, — Я всегда готов тебя похвалить.       — Я знаю, — все еще смущенно отвечает Феликс, — я знаю.       — Готов к еще одной порции обнимашек? — Чан улыбается и протягивает руки.       Феликс сияет, он с радостью вскакивает со своего места, пересекая маленькую студию и падет прямо в объятия Криса.       Чан поднимает его, как будто он абсолютно ничего не весит, одной рукой придерживая его за нижнюю часть бедра, а другой обнимая за талию. Феликс мгновенно перестает дышать, когда его отрывают от пола, его собственные руки обнимают Криса за плечи, чтобы прижаться ближе. Широкие плечи Криса, мощные руки Криса, поддерживающие его, сильное тело Криса, всего этого слишком много.       Феликс ужасно, ужасно рад, что случайно не издал ни единого смущающего звука.       Он не хочет отпускать его, он не хочет, чтобы Крис его отпускал.       Чан, наконец, опускает его обратно на землю, но отпускает не сразу. Он проводит руками по спине Феликса, а затем снова вверх, прежде чем отстраниться.       И затем, неожиданно, Крис наклоняет голову, нежно обхватывает подбородок Феликса одной рукой и оставляет невесомый поцелуй на щеке, сладкий и нежный.       — С днем рождения, — бормочет он, выпрямляясь и проводя большим пальцем по тому месту, где он оставил невидимый отпечаток своих губ.       Феликс слишком ошеломлен этим движением, чтобы ответить, его позвоночник вспыхивает, как будто в него ударила молния. Все его тело наливается тяжестью от внезапного, отчаянного желания. Он хочет…       — Крис, — ахает он, чувствуя, что язык налился свинцом, — ты…       Щеки Чана заливаются краской, пятна проступают даже на шее. Его рука все еще лежит на изгибе челюсти Феликса.       — Скиншип, — говорит он, торопливо и смущенно, как будто он заранее продумал, что сказать, — и тебя обнимали весь день, и… я просто подумал, может быть… может быть, тебе понравится. Что-то другое. Просто немного… больше, чем обычно. Ты знаешь.       Феликс выдыхает. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Он задается вопросом, заметил ли Крис, как он, должно быть, тоже покраснел. Это просто поцелуй в щеку, говорит он себе. Перестань делать из мухи слона. Успокойся.       — Это… это было нормально? Извини, я должен был сначала спросить… — мямлит Крис, выглядя обеспокоенным затянувшимся молчанием.       Феликс поспешно качает головой, одной рукой вцепляясь в футболку Чана.       — Это было прекрасно. Это было более чем прекрасно, — он чувствует головокружение, приятное покалывание по всему телу, — мне это понравилось. Спасибо.              Он позволяет себе улыбнуться, наконец-то принимая трепещущие, застенчивые эмоции, поднимающиеся к горлу.       Крис отводит взгляд, прочищая горло.       — Я… — говорит он тонким голоском, — я рад.       — Только если ты не раздашь их всем подряд, — добавляет Феликс, также избегая прямых взглядов, надеясь, что он не выглядит таким очевидным, как ему кажется.       — Нет, — мгновенно отвечает Крис, — это только для тебя.       Эти слова задевают Феликса за живое.       Только для тебя.       Он хочет, чтобы это было более правдиво, чем есть на самом деле.       — Может, нам вернуться в общежитие?       — Да, — Феликс делает шаг назад, чувствуя себя незащищенным и уязвимым, — да, давай.       Пока они собирают свои вещи, запирают за собой дверь и готовятся к возвращению домой короткой дорогой, Феликс не может не прокручивать в голове события вечера. Крис делает ему комплимент, Крис берет его на руки, Крис целует его. Феликс с трудом сглатывает и трет лицо. Он не может перестать надеяться, желать, жаждать чего-то большего, чем сейчас.       Рука Криса касается его собственной, пока они идут рядом, практически прижавшись боками друг к другу.       Феликс не может не думать.

6.

      Он возвращается домой.       Прошло уже почти полтора года, с тех пор как его ноги касались австралийской земли. У воздуха тот же вкус, небо выглядит так же. Ничего не изменилось.       Феликс — единственный, кто чувствует себя по-другому, возвращаясь.       — Взволнован, наконец, снова выступить здесь? — Сынмин прислоняется к плечу Феликса, выглядывая в окно фургона, — прошло много времени, не так ли?       — Очень много, — Феликс упивается картинками, которые проносятся мимо. Знакомые магазины, очертания улиц, названия мест и дорожные знаки, написанные не на корейском языке. Что-то вибрирует у него под кожей, чистое наслаждение, которое приходит от возвращения домой, от возможности снова увидеть всю свою семью, даже если это всего на неделю.       И еще, Крис. Он тоже дома.       Он сидит через два места от Феликса, рядом с Минхо. Смотрит в окно так же как и он, с тоской, ностальгией и немного потерянный. Феликс знает, что он тоже скучал по дому.       — Чан-хен, — зовет он, и Крис оглядывается, — мы дома.       Улыбка Криса становится широкой и искренней.       — Да, — говорит он по-английски, — так и есть.       Им отведена одна комната на двоих, чтобы упростить логистику, поскольку они оба останутся в Сиднее на несколько дней дольше, чем все остальные, и компания сожалеет о том, что они не смогли вернуться домой во время прошлогодних каникул.       Жить в одной комнате — это не что-то новое для них. Они уже делят одну из них в Сеуле, но все по-другому, когда рядом третий человек. Это просто напоминает Феликсу о неделе, которую они провели наедине в общежитии в прошлом году во время каникул.       Только они вдвоем, больше никого.       Феликс бросает свою сумку на пол и падает на кровать, раскинув руки и ноги. Кровать жалобно стонет и скрипит под ним, заставляя его напрягаться, все еще оставаясь в режиме морской звезды.       — Я думаю, что эти кровати немного старые.       Крис фыркает, бросая свою спортивную сумку чуть более осторожней, чем Феликс поступил со своей.       — Не сломай ее до последней ночи, — отчитывает он шутя, — я не думаю, что компания заплатит за вторую.       Феликс наклоняет голову, глядя на Криса снизу вверх.       — Я просто вернусь к себе домой, — говорит он, почти думая об этом по-настоящему, — посплю в своей постели.       — Да, и кто отвезет тебя в концертный зал? — Крис наклоняется, чтобы ткнуть пальцем в чувствительный к щекотке бок Феликса, заставляя его невольно ерзать и хихикать, — точно не я.       Как только его смех утихает, Феликс приподнимается, чтобы присесть, скрестив ноги на кровати.       — У тебя есть права?       Крис начинает распаковывать свои вещи: черный свитер, черная шапка, черные джинсы. Феликс не знает, чего еще он ожидал.       — У меня есть, но это мои корейские, — отвечает он, — мама говорит, что я должен продлить австралийские, пока мы здесь, в понедельник мы едем в Херствилл, чтобы забрать их. Нам повезло, что на этот раз удалось задержаться немного дольше.       — Да, я действительно рад, — Феликс слегка выдыхает, глядя в окно. Ему до боли хочется выйти на улицу, увидеть места, которые он забыл за то время, что не был тут.       Когда он поворачивается обратно, Крис смотрит на него с выражением лица, которое стало немного более нежным, чем обычно.       — Я тоже, — тихо произносит он, — я знаю, как сильно ты скучал по дому.       — Я не единственный, кто скучал, — многозначительно говорит Феликс, — я думаю, что за последний год ты прислал мне около тысячи фотографий Берри.       Крис оживляется.       — О, я не могу дождаться, когда увижу ее снова, — щебечет он, его волнение проявляется в том, как он сжимает руки, встряхивая ими, — моя маленькая Берри. По семье я тоже соскучился, конечно, но — Берри!       Феликс плюхается обратно на кровать.       — Я тоже хочу снова увидеть Берри, — угрюмо говорит он, чувствуя, что начинает немного дуться. Его родители до сих пор не разрешают сестрам завести собаку, хотя все трое уже много лет коллективно умоляют об этом. Феликс тоже, хотя он за тысячи километров отсюда и, скорее всего, смог бы видеть собаку раз в несколько лет.       — Тогда приезжай, — отвечает Крис, — ну знаешь, в гости.       — Ты сейчас серьезно? — Феликс смотрит недоверчиво.       — Да, конечно, — Крис садится рядом с Феликсом, вытаскивает телефон из кармана, чтобы открыть Google Maps, — твой дом не так уж далеко от моего. Семь холмов — это всего лишь… о, примерно полчаса.       — Около того, — говорит Феликс, сразу приободряясь от этого предложения, — ты думаешь, мои родители позволят мне?       — Бро, приезжайте всей семьей. Мои родители будут счастливы пригласить их в гости, — Крис просматривает свои чаты в WhatsApp. Феликс вытягивает шею, чтобы посмотреть поверх руки Криса, — я больше чем уверен, что у них есть свой собственный групповой чат, чтобы жаловаться на нас.       Феликс наблюдает, как Крис открывает семейную беседу, где последним сообщением было: «отправляюсь в отель прямо сейчас» от Криса, а затем «счастливого пути» от его матери. Пальцы Криса быстро бегают по экрану, когда он набирает простое «я в отеле, можем ли мы пригласить Феликса и его семью во вторник?»       Ответ приходит от его отца быстрее, чем он ожидал. «Во вторник твои тетя и дядя придут на ужин. Обед подойдет?»       Феликс уже достал свой собственный телефон.       «Крис и его родители приглашают всех нас на обед во вторник, можем мы пойти, я хочу увидеть Берри, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста» — отправляет он и добавляет симпатичный стикер для пущего эффекта.       Тут же вмешивается его младшая сестра со стикером кричащего Кермита. «ЩЕНОК!!!!!» — гласит ее сообщение, и больше ничего.       Крис наклоняется ближе к Феликсу, опираясь одним локтем на кровать, когда ложится рядом с ним.       — Что вообще значит этот стикер? — он смеется, глядя на окно чата.       — Я думаю, она сделала его сама, о, папа печатает, — немного волнительно добавляет он.       — Да, — кричит он, вскидывая кулак в воздух, — они сказали да!       Крис печатает: «Спасибо, пап, они приедут».       — Спасибо, — Феликс немного сдвигается, чтобы положить голову на предплечье Криса, с улыбкой глядя на него.       — Тебе всегда рады, — Чан протягивает руку и игриво щелкает его по носу, — Берри пользуется популярностью.       — Это только одна из причин, по которой я хочу прийти, — признается Феликс, отводя взгляд и потирая кончик носа, надеясь, что Крис не заметит легкий румянец, выступивший на его щеках.       — Да? И какая еще?       — Я могу провести с тобой время, — Феликс рассеянно дергает Криса за рукав.       — Ты еще не устал видеть меня буквально каждый божий день? — Лицо Чана полностью выдает его удивление.       — Нет, — признается Феликс, — никогда.       Крис выглядит так, будто собирается что-то сказать, но прикусывает губу и вместо этого осторожно вытаскивает свою руку из-под Феликса.       — Мы должны поскорее подготовиться к ужину, да?       Взгляд Феликса падает на линию его спины, когда он потягивается и встает, возвращаясь на свою кровать. Он задается вопросом, действительно ли это то, что он хотел сказать?       В ту ночь Крис проводит Комнату Чана, не выходя из их общего гостиничного номера. Он начинает со своего обычного представления, а затем упоминает, что у него будет специальный гость.       — Можете догадаться, кто? — спрашивает он, улыбаясь и рассеянно теребя свою шапочку.       Комментарии наводняются выкриками имени Феликса на экране его телефона.       — Ух ты! Тут много хороших догадок. Stray Kids. Мой отец. Хью Джекман? — Крис смеется, — что, ради всего святого? О, нет, мне очень жаль, но Берри тоже не специальный гость. Готовы узнать, кто это?       Он имитирует барабанную дробь и смотрит туда, где прячется Феликс.       Феликс выбирает момент, чтобы выскочить и крикнуть: «Это я!»       — Это он! — Крис ликует, — наш специальный гость сегодня вечером — очень близкий друг Stray Kids, и очень близкий друг Сиднея — Ли Феликс.       Феликс машет в камеру, улыбаясь как идиот.       VLIVE — это всегда весело, но VLIVE с Крисом — это что-то особенное. Они проигрывают кучу песен, читают комментарии, рассказывают несколько историй о мемберах. Феликс особенно восхищен количеством комментариев от австралийцев, все они пишут, что рады будут увидеть их выступлением вживую завтра после стольких лет.       Как ни странно, есть также масса комментариев, в которых говорится что-то вроде: «aussie line», «hojus» и «chanlix soulmates». Феликсу интересно, что значит последнее.       В конце концов, ему даже не нужно спрашивать. Комментарий проносится мимо быстрее молнии, почти поглощенный тысячами других комментариев, но Феликс ловит его кончиком пальца и прокручивает обратно, чтобы найти его снова.       — Привет, Феликс, — читает он вслух, и у него перехватывает дыхание, — ты знал, что Чан однажды назвал тебя своей родственной душой?       Он поднимает взгляд на Криса, который на короткое мгновение выглядит как олень, пойманный в свете фар, прежде чем натянуть на лицо ухмылку.       — Да, — говорит он, его голос немного скрипучий, — я имею в виду, что ты… ты знаешь обо мне все. И мы очень хорошо подходим, вот почему.       — Это… — говорит Феликс, прижимая руки к сердцу. Он бьется быстрее, чем когда-либо. Он надеется, что никто из фанатов ничего не заметит, — это действительно мило, Чан-хен.       Родственные души, ха.       Крис взъерошивает волосы, не глядя ему в глаза, и откидывается назад, чтобы продолжить читать комментарии.              Он думает об этом всю оставшуюся ночь и весь следующий день тоже. Он отвлекается во время съемок во второй половине дня, и Чанбин даже спрашивает его за обедом, все ли у него в порядке.       С Феликсом все в порядке. С Феликсом все в порядке.       Феликсу просто нужно знать наверняка.       И если это всё — он смирится с тем, что будет вечно тосковать по Крису. Просто будет рядом, чтобы убедиться, что он продолжает улыбаться, даже если Феликс не является причиной этой улыбки.       Но он должен знать. Это боль, которая не проходит, мысль, которая не дает ему спать по ночам.       И вот, когда позже они возвращаются в свой гостиничный номер, чтобы провести последнее свободное время перед выступлением, Феликс садится на свою кровать весь напряженный.       — Ты это серьезно?       Крис поднимает взгляд от своего телефона, сидя, скрестив ноги, на своем собственном матрасе.       — Что?       Феликс прочищает горло, заставляя себя встретиться с ним взглядом.       — Когда ты сказал, что я твоя родственная душа.       Наступает затяжная пауза.       — Да, конечно, — говорит Крис, выглядя удивленным этим вопросом, — именно так я и думаю.       — Что ты имел в виду? — Феликс начинает тяжело дышать.       Тишина становится гораздо более ощутимой, чем раньше. Крис блокирует свой телефон и бросает его на кровать, забыв о твиттере.       — О чем ты? — осторожно переспрашивает он.       — Что ты имел в виду? — повторяет Феликс, убедившись, что каждое слово понятно, что Крис точно знает, о чем он спрашивает. И… он может сказать, что Крис понимает. То, как его глаза немного расширяются, то, как его кадык подпрыгивает в горле, когда он сглатывает, — ты имел в виду это как друг? Или брат? — Феликс вцепляется пальцами в покрывало и выдыхает. — Или… или что-то еще?       Пожалуйста, пожалуйста.       Впервые за долгое время Крис выглядит испуганным.       — Феликс, — говорит он дрожащим голосом, — ты не знаешь, о чем спрашиваешь.       — Я знаю, — отвечает Феликс, — конечно, я знаю. Я не ребенок.       — Я не это имею в виду…       Феликса охватывает прилив смелости. Чувствуя себя гораздо смелее, чем есть на самом деле, он встает, делает два шага и ловит запястье Криса, садясь к нему на колени. Его спортивные штаны цепляются за шорты Криса, задирая их вверх, когда он перекидывает одну ногу через его колено, убедившись, что тот не может просто оттолкнуть его.       В тот момент, когда он приходит в себя, он не может не думать: «О черт! Что, черт возьми, я только что сделал?»       Почти инстинктивно рука Криса тянется к бедру Феликса, вторая остается в крепкой хватке Феликса.       — Ликс, — шепчет он, разрываясь между просьбой отодвинуться и желанием притянуть ближе. Его взгляд падает на рот Феликса, и его глаза немного темнеют.       О, теперь Феликс знает наверняка.       — Что мне нужно сделать, — медленно произносит Феликс, — чтобы заставить тебя посмотреть на меня?       — Что? — Крис резко выдыхает, поднимая глаза, чтобы встретиться взглядами.       — Я не хочу быть твоим младшим братом, Крис, — говорит он, облизывая губы.       Он хочет быть гораздо большим, чем просто брат.       Крис вырывает свою руку из хватки и позволяет ей лечь Феликсу на плечо.       — Ты для меня не просто младший брат, Феликс, — тихо говорит он, голос дрожит, как будто он не может поверить, что произносит эти слова, — это уже давно не так.       — Тогда? Кто я тебе? — Феликс чувствует себя измотанным, измученным, — пожалуйста, расскажи мне.       Рука на его плече поднимается к лицу, теплая и надежная. Крис проводит большим пальцем по линии скулы Феликса, останавливаясь там.       — Я не хочу быть эгоистом, — надрывно шепчет он, резко останавливаясь, чтобы перевести дыхание. То, что происходит дальше, — самое честное, самое уязвимое, что Феликс когда-либо слышал от него, — я хочу тебе сказать, но мне просто так страшно.       — Не бойся, хорошо? Я тут, я с тобой.       Крис смотрит на него так, словно не может поверить, что Феликс только что сказал это.       — Я не могу просто… ты не понимаешь, Феликс. Я боюсь потерять тебя.       — Ты не потеряешь меня. Никогда, слышишь? Просто побудь немного эгоистом.       — Мне нельзя быть эгоистом, Феликс.       — Можно, только один раз, — Феликс запускает руку в ворот его футболки, встряхивая, как будто это заставит его быть смелее, — только в этот единственный раз, Крис.       — Это будет не только один раз. Не для меня, Феликс… — его голос срывается на середине прерывистого смеха. Он выглядит абсолютно, совершенно опустошенным, и все это из-за Феликса, — эти чувства… они никогда не исчезнут.       Феликс втягивает воздух, во рту пересыхает, его сердце готово выпрыгнуть из груди.       — С чего ты взял, что мои тоже когда-нибудь исчезнут?       Эти вечные, нескончаемые чувства, бурлящие в его груди. Он не знает, как мог прожить хоть день, не зная, что они были взаимны. Это не похоже на дыхание, не совсем — это тепло солнца на его коже каждый раз, когда он видит его. Это необъяснимое ожидание прикосновения воды к его коже каждый раз, когда он подставляет руку под моросящий дождь. Это, как смотреть на другого человека и желать только его любви.       Феликс все это чувствует.       — Ты серьезно? — спрашивает Крис, возможно, увидев что-то в глазах Феликса. Он смотрит на него так, словно наконец-то понимает, что Феликс пытается ему сказать, — ты это серьезно?       — Я серьезно, — шепчет Феликс, сталкиваясь их лбами. Он так близко, так чертовски близко, — конечно, я это серьезно, Крис. А ты разве нет?       — Я имею в виду это больше, чем что-либо в мире, — его глаза почти закрываются, когда Феликс медленно, нерешительно наклоняется. Феликс чувствует его дыхание на своей щеке,       — Ликс…       Кто-то стучит в дверь, быстро и решительно.       Они тут же отползают друг от друга, чуть не падая с кровати.       — Да? — кричит Крис, его голос звучит немного хрипло.       — Мы скоро уезжаем на репетицию, — отвечает их менеджер через дверь, — встречаемся снаружи через десять минут.       — Хорошо, — вздыхает Крис, устало потирая лицо.       — Да, хен, — кричит Феликс. Он чувствует себя так, словно его внезапно окунули в чан с холодной водой. Это нехорошее чувство. После этого их менеджер должен перейти в следующую комнату, оповещая остальных.       Феликс смотрит на Криса, который выглядит немного сожалеющим.       — Я… — начинает он, и на мгновение сердце Феликса замирает, думая, что он собирается сказать, что жалеет о том, что вообще что-то сказал, — я хотел бы, чтобы у нас было больше времени.       — Я тоже, — тихо говорит Феликс.       Крис подвигается к нему и прижимает ладонь к щеке Феликса.       — Я не хочу потерять тебя, — повторяет он дрожащим голосом.       Феликс протягивает руку, чтобы взять его за запястье, поглаживая тыльную сторону ладони. Можно так много всего сказать, но Феликс надеется, что по его глазам все и так видно.       С этого момента все нормально, настолько нормально, насколько это вообще возможно.       Репетиция, тонны макияжа, нарядов, и обучениe остальных английским фразам, когда они позже выступят перед фанатами. У Феликса голова идет кругом от этого занятия, но ему нравится. Нет ничего, что он любит больше, чем выступать.       Что ж. Помимо очевидного.       Крис, как обычно, находится в режиме лидера, следит за тем, чтобы все было подготовлено и все были готовы. Он не обращает внимания на Феликса, если только это не то, с чем ему нужна помощь, и даже тогда это беглый взгляд. Крис решает проблему, а затем немедленно переходит к следующему.       Феликс восхищается им за это, как он может так легко переключаться между двумя своими настройками по умолчанию. Феликс не думает, что когда-нибудь сможет так же.       Но, прямо перед тем, как они собираются подняться по лестнице, чтобы выйти на сцену, Крис подходит к нему и под видом того, что поправляет серьгу, бормочет: «Прости».       — За что ты извиняешься? — Феликс хмурится.       — За то, что не понял раньше, — Крис слегка улыбается ему, — за то, что был идиотом.       — Если ты идиот, то и я тоже.       Их режиссер-постановщик подает сигнал, их выход через тридцать секунд.       — Я расскажу тебе, — внезапно говорит Крис, убирая руки с того места, где они возились с серьгой Феликса, — я расскажу тебе все. Я просто… мне нужно знать, что я не потеряю тебя.       Феликс хватает Криса за запястье, вздрагивая от легкого электрического разряда.       — Ты меня не потеряешь, — Крис смотрит на него широко раскрытыми глазами, потерянный, испуганный и полный надежды одновременно, — я обещаю.       Их пальцы переплетаются всего на мгновение. Секунда проходит, и они выходят под звуки тысяч голосов.       Это отнимает у него все.       Этот концерт — один из самых изматывающих, которые они когда-либо делали, от выкладывания на 200% на каждом этапе до сдерживания своих эмоций каждый раз, когда он смотрит в толпу и вспоминает, где он, перед кем он выступает, как невероятно, что они вернулись сюда, чтобы повторить все два года спустя.       Последняя песня затихает, а затем наступает время для обращений.       Феликс снова и снова репетировал то, что он хочет сказать, но у него все еще заплетается язык при одной мысли о том, что его семья и друзья услышат, как он говорит так искренне.       Один за другим участники обращаются к фанатам, от Чанбина к Сынмину, к Джисону, к Хенджину, к Минхо и к Чонину, пока не настает очередь Феликса.       Он крепко сжимает микрофон, ослепленный ярким светом над ним.       — Я никогда раньше не чувствовал себя таким счастливым, вернувшись в Сидней, — радостные крики толпы, кажется, становятся еще громче, чем раньше. Это потрясающе. Феликс задается вопросом, могли бы их крики снести крышу концертного зала? — Я думаю, все уже сказали то, что я тоже хотел сказать, и я просто так счастлив вернуться. — Феликс сглатывает и смотрит туда, где, как он думает, может сидеть его семья. Его родители, его сестры. — Я просто хочу сказать еще несколько вещей.       Фанаты с восторгом слушают его речь, подбадривая в определенных местах всякий раз, когда он упоминает Австралию, или, когда он благодарит фанатов. На другом конце сцены остальные участники группы наблюдают за ним с нежностью. Особенно Крис, который выглядит так, как будто он действительно хочет что-то сказать.       Так что, наконец, когда Феликс передает слово Крису, он почти ожидает, что Чан скажет все то, что он сказал на первом концерте. Как сильно он скучал по этому месту, как он благодарен своим мемберам.       Он так и делает. Он благодарит мемберов, он благодарит стафф, он благодарит свою семью и друзей. А потом…       — Сидней есть и всегда будет нашим домом, — говорит Крис, счастливый и затаивший дыхание, и толпа в равной степени вне себя от радости, аплодируя так громко, что кажется, что крыша рухнет на них, — и я так по нему скучал. Я знаю, что Феликс тоже очень скучает по дому, но я просто так благодарен, что у меня есть Феликс, знаете ли. Он мой дом, когда мы не тут.       Уши Феликса горят. Рядом с ним Джисон делает лицо «о боже, Чан-хен собирается снова поэтично рассказать о Феликсе».       — Но мне нужно сказать несколько последних слов о Феликсе ему самому, — Крис резко оборачивается, чтобы найти взгляд Феликса через сцену, и удерживает его, — мы много говорили о вещах, которые важны для нас обоих.       Что мне нужно сделать, чтобы заставить тебя посмотреть на меня?       — И все же, есть еще так… так много вещей, которые я хочу тебе сказать.       Ты уже давно не просто брат.       — И… Я всегда просто беспокоился. Обо всем на свете.       Я не хочу быть эгоистом.       — Я сказал тебе однажды всегда находить меня, и что я никогда не оставлю тебя позади. И получается… тебе и не нужно было этого говорить. Ты был единственным, кто никогда не оставлял меня позади. Так что я просто хочу сказать тебе спасибо, Феликс. И… — говорит он дрожащим и отрывистым голосом, его слова лавиной обрушиваются на Феликса со всех сторон, — я хочу сказать тебе, что я люблю тебя.       Все останавливается. А затем, полсекунды спустя, Феликса наконец догоняет весь остальной мир.       Это не просто «я люблю твои веснушки», или «мне нравится, как ты всегда стараешься изо всех сил», или «я тоже люблю эту песню».       Это «Я люблю тебя».       Толпа взрывается громкими возгласами и выкриками их имен, но Феликс слышит только эти три слова, эхом разносящихся по залу, так, чтобы все могли услышать. Их поклонники, их мемберы, их друзья и семьи.       И Крис смотрит на него со всем обожанием в мире, так же как он смотрел на Феликса в гостиничном номере несколько часов назад, так же как он смотрел на Феликса, когда он сказал: «Я хочу тебе сказать, но мне просто так страшно».       Не бойся, хорошо? Я тут, я с тобой.       Крис, который больше не боится.       Феликс мгновенно ломается, отворачиваясь от него, отворачиваясь от всех, кто наблюдает, как он рушится в этот смехотворно уязвимый момент, когда никто больше не понимает, что происходит под хрупкой маской благодарности к товарищу по группе. Джисон уже хватает его за локоть, чтобы поддержать, когда он падает, пряча лицо в уже мокром рукаве. Ему подсовывают полотенце, и он вслепую нащупывает его, не желая, чтобы кто-нибудь видел, как он рыдает, будто завтра не наступит, и все из-за трех простых слов.       Три крошечных слова, которые означают так много.       — Не плачь, не плачь, — беспечно говорит Чанбин, и толпа повторяет то же самое, сопровождаемое слезливыми призывами и ободряющими криками. Феликс качает головой и делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Все в порядке. Никто не знает, что они на самом деле говорят друг другу. Никто ни на йоту не стал мудрее, — мы тоже тебя любим!       — Я не плачу, — бормочет Феликс в микрофон, зная, что он, скорее всего, звучит абсолютно жалко, извиваясь, как котенок, который не может стоять на ногах, — я просто… — он икает, — я не собирался…       Джисон ерошит его волосы, а Хенджин успокаивающе поглаживает по спине, и где-то на другом конце сцены Минхо говорит: «Это просто миссия Чан-хена — заставлять его реветь каждый раз, когда они возвращаются сюда?»       Феликс потирает нос, вдыхает и снова подносит микрофон ко рту, по-прежнему ни на кого не глядя.       — Я не плачу, — говорит он, и фанаты громко смеются, — я просто действительно хочу сказать — мы нашли друг друга. И я всегда буду так благодарен за это. Я тоже люблю тебя, Крис, — он даже не понимает, что забыл называть его Чаном, пока Сынмин лениво не комментирует это Чонину, и их слова превращаются в шум на фоне фанатов, — я всегда это делал. Ты это знаешь. Ты всегда это знал.       Внезапно раздается еще один яростный вопль «не плачь!» и «ого!» из толпы, и от участников тоже. Феликс вскидывает голову, чтобы мельком увидеть Криса, прижимающего ладони к глазам, отворачивающегося от них, он тоже плачет. Он плачет, несмотря на широкую улыбку на его лице, крупные слезы текут по его щекам под ярким светом прожекторов, и это похоже на их первый концерт здесь снова и снова, они оба плачут и волнуются перед всеми.       Только на этот раз это не только потому, что они дома.       Феликс встает на дрожащих ногах и наблюдает, как Чанбин почти душит Криса в одноруком объятии, наблюдает, как Чонин мило прижимается к Крису сбоку, наблюдает, как он трет свое лицо тыльной стороной руки, все еще держащей микрофон.       На этот раз это потому, что они нашли дом друг в друге.       На этот раз это точно.       Вскоре после выступления они заканчивают свои речи, их провожают со сцены под хриплые крики и шум. Усталость от выступления и эмоций начинает проникать в кости Феликса, и Сынмин позволяет ему обнять себя за плечи, пока они спускаются по лестнице и возвращаются в свою гримерку.       Он едва держится на ногах, все воспоминания о концерте теперь как в тумане, события и лица кружатся вместе в одном неудержимом вихре движения. Единственным постоянным остается Крис, который выглядит таким же усталым, как и он, плетется за ними с довольной улыбкой, но выглядит более измученным, чем обычно после концертов.       Когда они уже собираются завернуть за угол в раздевалку, Крис окликает его.       Феликс резко разворачивается, почти спотыкаясь о собственные ноги, и Сынмин бросает на них обоих быстрый понимающий взгляд, прежде чем присоединиться к остальной группе.       — Феликс, — повторяет Крис, и они делают шаг навстречу друг другу почти на автопилоте, прежде чем остановиться. Их разделяет всего несколько десятков сантиметров, — то, что я сказал… то, что ты сказал…       — Я знаю, — говорит Феликс, — я знаю. Ты не должен сейчас… я просто…       — Ты… — начинает Крис, но запинается, и Феликс ждет, просто наблюдая за тем, как Крис дышит, вдыхает и выдыхает, как будто он успокаивает себя, — я хочу, чтобы…       — Крис!       Тихий, жизнерадостный голос доносится из коридора, и они оба едва успевают обернуться, чтобы посмотреть, кто это, как на Криса набрасывается его младший брат, заставляя его пошатнуться.       Феликса тоже обнимает его собственная семья, и слезы, которые он пролил раньше, угрожают пролиться снова, когда они по очереди обнимают его, говорят ему, как хорошо он справился, говорят о том, как они скучали по его выступлению.       Он так долго хотел этого, чтобы они увидели его. Чтобы гордились им.       Тем не менее его внимание продолжает отвлекаться на Криса, который в данный момент разговаривает со своей мамой в метре от него. Их глаза встречаются, и Крис слегка улыбается ему. Одним только взглядом он обещает, что они закончат все, что было начато сегодня.       — Феликс, — раздается голос его отца, и он моргает, возвращаясь к реальности, — вы, должно быть, устали.       — А, — бубнит он, — да, наверное, так и есть. Я думаю, что сразу после ужина мы с Крисом вернемся в отель и немного поспим.       По какой-то причине его родители бросают взгляд на родителей Криса, которые, кажется, услышали, что он сказал, и пристально смотрят на него.       — Мы оба немного устали от всего этого, — добавляет Чан, их глаза снова встречаются, — это был долгий день.       — Конечно. Конечно, — мама Феликса сжимает его плечо, — нам надо отправляться на ужин, а потом мальчики могут вернуться в свою комнату.       Их родители снова обмениваются взглядами, и есть что-то странное в том, как они сосредотачиваются на Феликсе и Крисе одновременно. Он не знает, что это. Он слишком устал, чтобы разобраться в этом.       — Да, точно, ужин, — Крис говорит бодро, и это все, что им нужно, чтобы собрать остальных мемберов, менеджеров и стафф, как только они сменят свои концертные костюмы на менее потную, менее липкую, более удобную одежду.       Ужин полон болтовни, другие участники заполняют места, которые оставил для них Феликс, пока он молча пережевывает свою еду, думая обо всем, что произошло как на сцене, так и за ее пределами, и делает вид, что не смотрит на Криса, который сидит за столом с их родителями, одним из их менеджеров и Джисоном.       — Ёу, — говорит Хенджин, слегка ударяя его локтем, — после этого мы собираемся совершить налет на круглосуточный магазин. Чонин хочет привезти обратно столько австралийских конфет, сколько сможет вместить в свой чемодан.       — Вы, ребята, идите без меня. Я лягу пораньше, — отвечает Феликс, и это, скорее всего, слишком неожиданно, так как остальные за столом поворачиваются к нему в унисон, — я довольно измотан.       — Ты? Не хочешь идти? — Чанбин подозрительно смотрит на него, — ты встречаешься с кем-нибудь после ужина?       — Нет, — говорит Феликс, хмурясь, — это будем только Чан-хен и я.       — Он тоже не поедет?       — Он устал, — отвечает Феликс, — я имею в виду, мы оба очень устали. Мы просто собираемся лечь спать пораньше.       На другом конце стола Сынмин ковыряет палочками жареное мясо.       — У вас обоих есть еще какие-нибудь романтические признания, которые нужно сделать, прежде чем закончится ночь? — спрашивает он.       Феликс чувствует, как его лицо краснеет.       — Заткнись, — шепчет он, и остальные дети хихикают.       — Мы принесем тебе конфет, — говорит Чонин, всегда добрый, — может быть, — Феликс берет свои мысли о нем обратно.       После, когда они все стоят у входа в ресторан, Крис подходит и указывает в сторону дороги.       — Менеджер-хен вызвал Uber, — говорит он, — мы можем сначала вернуться в отель. Я уже дал знать нашим родителям.       — Хорошо, — отвечает Феликс. Он прикусывает губу, — только мы вдвоем?       — Только мы, — Крис тепло улыбается ему.       Их сопровождает и везет обратно в отель один из их менеджеров, которому любопытно, почему они ложатся спать так рано, но он не допытывается дальше, когда Крис просто говорит: «Мы просто очень устали, хен».              Динь.       Двери лифта открываются, Феликс берет руку Криса в свою, когда они желают менеджеру спокойной ночи, таща его в их комнату без единой капли терпения, оставшегося в его теле, жаждущего любого контакта, которого ему не хватало с момента их последнего прикосновения.       Крис послушно следует за ним, все такой же сдержанный, каким он был весь день.       Едва за ними закрывается дверь, как, наконец, Феликс, пошатываясь, делает последние несколько шагов вперед, падает в объятиях Криса, как будто он всегда хотел быть в них. Быть в его объятиях вот так. Крис теплый, безопасный и знакомый, и в этот момент у Феликса не остаётся слез, чтобы даже заплакать от облегчения, усталое, медленное удовлетворение наполняет его, как теплый напиток в холодный день. Крис вдыхает его, прижимается лицом к макушке Феликса, проводит руками вверх и вниз по спине Феликса, шепчет имя Феликса, как молитву, преданно и уверенно.       Впервые за долгое время Феликс чувствует себя целым.       Не говоря больше ни слова, он дергает Криса за поношенную футболку, ведя их обоих назад, пока его колени не упираются в край ближайшей кровати — его кровати или кровати Криса, неважно. Феликс позволяет себе откинуться на мягкие простыни, позволяет Крису двигать его, пока он не оказывается над Феликсом, его колени по обе стороны от талии Феликса, его руки опираются о подушку, по обе стороны от лица Феликса.       Феликс неуверенно протягивает руку, всего одно движение, и глаза Криса закрываются, когда он дотрагивается до него. Его щека, уютно устроившаяся в изгибе ладони Феликса, делает все еще более реальным для них двоих. Ликс не может удержаться, чтобы не прикоснуться к Крису так, как он всегда хотел: почувствовать очертания его челюсти, упругую линию шеи, ширину плеч, крепкую грудь.       — Ты здесь, — говорит Феликс хриплым срывающимся голосом, — ты настоящий.       Крис открывает глаза и улыбается.       — Конечно, — отвечает он, двигаясь, чтобы поймать одну из рук Феликса в свою, переплетая их пальцы, — конечно, я здесь.       Он здесь. Он всегда будет здесь, пока Феликс нуждается в нем.       — Можно я тебя поцелую? — Крис спрашивает голосом более мягким, чем Феликс когда-либо слышал от него раньше.       — Да, пожалуйста, — отвечает он, сердце колотится в его груди, как барабанный бой, становясь все быстрее и быстрее с каждой секундой.       Но Крис целует его не там, где он думает.       Вместо этого Крис целует все, до чего может дотянуться. Он начинает со лба Феликса, целомудренно и мило (воспоминание о бессонной ночи), прежде чем спуститься, чтобы поцеловать в одну щеку (воспоминание о дне рождения, который пришел и ушел), а затем в другую. Глаза Феликса закрываются, когда Крис прикасается губами к уголку его рта, еще не совсем полностью целуя, а затем перемещается, чтобы запечатлеть еще один поцелуй на кончике его носа.       Он опускается ниже, губы цепляются за подбородок Феликса, двигаются вверх по его челюсти. Феликс наклоняет голову, позволяя Крису провести своим мягким, теплым ртом по его коже, оставляя поцелуй прямо под ухом. Это приятное ощущение. Это вызывает благоговение. Это похоже на поклонение.       Крис прокладывает дорожку поцелуев вниз по обнаженной шее Феликса, с открытым ртом, нежным и возбуждающим.       — Ты прекрасен, — шепчет он в ключицу Феликса, оставляя поцелуй и там, прежде чем наклониться, чтобы уткнуться носом в его щеку, губы произносят слова напротив его подбородка, — я так долго мечтал об этом, — его ладонь обхватывает подбородок Феликса, и Ликс поворачивает лицо, чтобы поцеловать пальцы Криса. Тихий вздох, вырвавшийся у Криса, заставляет Феликса вцепиться в него, желая притянуть его ближе, настолько близко, пока между ними не останется места, — я так долго хотел любить тебя вот так.       — Крис, — шепчет Феликс, расходясь по швам от желания, пальцы сильнее сжимаются на его футболке, — прошу.       Вдох, второй, и Крис, наконец, ловит рот Феликса своим, теплым и сладким. Феликс впитывает его, прижимаясь к крепкому, широкому телу, запускает пальцы в мягкие, растрепанные волосы Криса, отвечает на поцелуи с трехлетним желанием. Шлюзы широко распахнулись; теперь ничто не удерживает Феликса, когда ему позволено вот так прикасаться к Крису — целовать его, чувствовать, как чужой язык обвивается вокруг его собственного, слышать тихие, довольные звуки, вырывающиеся из горла Криса.       Феликс дрожит, до краев переполненный любовью.       Целоваться еще никогда не было так приятно. Ничто и никогда не было похоже на это, как будто он отдает всего себя одному человеку, и этот человек отдает то же самое ему. Крис целуется так, словно хочет оставить идеальный след своих губ на губах Феликса на всю оставшуюся жизнь, словно боится, что Феликс забудет его вкус в тот момент, когда он отстранится.       Феликс никогда этого не забудет.       Раздается тихий, влажный звук, когда они отстраняются. Феликс вздрагивает и позволяет Крису прижаться лбами друг к другу, глаза все еще закрыты. Он быстро погружается в пространство между бодрствованием, удовлетворенным и тяжелым чувством засыпания. Гладкая, успокаивающая легкость простыней, тепло рук Криса, обнимающих его, усталость за весь день все глубже погружают его в медленный, тягучий транс.       Он скорее чувствует, чем видит, улыбку Криса на своей щеке.       — Устал, хах, — это не вопрос. Он уверен, что Крис так же опустошен, как и он, после такого дня, который они оба пережили. Большой палец Криса нежно поглаживает линию его подбородка, успокаивающе двигаясь взад-вперед.       — Хочу продолжать целовать тебя, — бормочет Феликс, заставляя себя на мгновение открыть глаза, чтобы снова найти губы Криса, притягивая его для еще одного поцелуя. Чан потакает ему, нежно целуя в ответ, не делая из этого ничего страстного. Просто привязанность.       — Завтра, — его голос мягкий, но твердый. Обещание, которое он никогда не нарушит, — теперь у нас есть все время в мире.       Феликс дергает Чана за подол футболки, как маленький ребенок, в равной степени сонный и нуждающийся.       — Ты останешься прямо здесь, верно? — он спрашивает высоким и сладким голосом, — не уходи в свою постель. Пожалуйста.       — Я никуда не собираюсь, — Крис целует его в висок, и Феликс отодвигается, чтобы дать ему немного места, чтобы лечь рядом с ним, натягивая на них одеяло, когда Чан легко поправляет его, одной рукой обнимая Феликса за талию, притягивая его ближе. Феликс утыкается лицом в его плечо, вдыхает знакомый запах его мыла и цепляется за него, как за спасательный круг, — удобно?       — Мм, — Феликс снова чувствует пальцы Криса в своих волосах, гладящие его, как котенка, как в ту ночь в общежитии, когда он пел для него, — люблю тебя, — шепчет он на груди Криса, его слова во сне превращаются в смесь двух языков, которые он знает, — люблю тебя так сильно. Не могу поверить, что ты чувствуешь то же самое.       Над ним раздается прерывистое дыхание, и Крис издает тихий смешок, как будто он тоже не может в это поверить.       — Я же говорил тебе, — произносит он тихо и нежно, — я дома, когда ты рядом, он целует волосы Феликса, — ты — мое второе я, Ликс.       — Твой, — бормочет Феликс, прижимаясь к нему ближе, чувствуя, как хватка Криса на его бедре немного усиливается, — навсегда.       По мере того как сон медленно овладевает им, где-то на задворках сознания вновь появляются слова, которые он давно не вспоминал, выцветшие и правдивые.       Две дороги расходились в желтом лесу. Я выбрал ту, на которую раньше не ступал.       И это все изменило.