Ромашки на пшеничном поле

      Ему снятся сны.       Они приходят урывками, запутанными, размытыми образами: вспышка золотых волос, пятно отпечатка пальца на его щеке, мерцание огней на освещенном звездами стадионе, тысячи голосов, разносящиеся эхом в унисон, когда он протягивает руку и хватает его за запястье, тянет, пока Феликс не оказывается рядом с ним, под ним, вокруг него…       …и он просыпается, тяжелые веки открываются под натиском воспоминаний, превратившихся в сон, который исчезает, исчезает, исчезает. Перед глазами у Криса все плывет, даже после того, как он еще несколько раз моргнул, чтобы избавиться от расплывчатости, вызванной внезапным бодрствованием. Прохладный ветерок от кондиционера обдувает его затылок, заставляя ерзать на подушке. Его нос касается чего-то теплого.       Крис, наконец, открывает глаза как следует и видит Феликса, неподвижного, прибывающего в глубоком сне, прижавшегося к его груди. Их пальцы переплетены и замок из рук свободно лежит на его бедре. Воспоминания начинают возвращаться к Крису, когда он вдыхает теплый, знакомый аромат кожи Феликса. Слова, которыми они обменялись, поцелуи, которые они друг другу подарили. Форма привязанности Феликса, открыто нарисованная на его пальцах, когда он коснулся лица Криса и посмотрел на него с любовью.       «Я сказал, что люблю тебя».       «И ты сказал, что любишь меня».       Они дома, и Феликс принадлежит ему. Он никогда бы не подумал, что такое возможно. Ни здесь, ни сейчас, ни когда-либо.       Крис собирается снова закрыть глаза, когда Феликс поворачивается к нему спиной, все еще глубоко спящий, и… Крис сдерживает внезапный вдох от резкого контакта, который вызывает у него приступ паники и волну ощущений одновременно. Черт, думает он, откидывая голову назад и делая ровный вдох, ему следовало уйти раньше. Прошла целая вечность с тех пор, как он просыпался с утренним стояком, он думал, что давно вырос из этого, почему именно сейчас, когда Ликс в любой момент может проснуться?       Раздается тихое бормотание, и Феликс снова шевелится, звуча так, словно он вот-вот проснется, и Крис ничего не может сделать, кроме как стать совершенно неподвижным, умоляя его не замечать эту проблему.       Но, задняя часть бедра Феликса скользит по твердеющей линии эрекции Криса, мягкая и манящая, а Крис всего лишь мужчина.       Феликс замирает, и Крис знает, что теперь он точно проснулся.       — Прости, — шепчет он, горячее смущение переполняет его целиком, — прости, позволь мне просто…       Феликс хватает его за запястье, прежде чем он успевает отстраниться, и слова Криса застревают у него в горле, когда Ликс притягивает его ближе с резким вдохом. Твердая линия члена трется об упругий и горячий изгиб задницы Феликса, даже через ткань спортивных штанов.       — Все в порядке, — отвечает Феликс, низкий рокот его голоса вызывает дрожь по спине и сильное желание, — у тебя когда-нибудь…       — Никогда, — бормочет он, боясь пошевелиться, каждая клеточка его тела уже горит и дрожит от одной мысли о том, что Феликс так близко, — а у тебя?       — Нет.       Хватка Феликса на его руке не ослабевает, вместо этого он медленно тянет ее вниз, к поясу своих спортивных штанов, пока Крису не удается схватить шнурок кончиками пальцев.       — Крис, — говорит он, и Чан задерживает дыхание, закрыв глаза, — ты хочешь этого?       Горячий и громкий выдох с силой вырывается сквозь зубы, его сопротивление ослабевает с каждой секундой. Он не знает, почему так колеблется, Феликс хочет его прямо сейчас.       — Да, — наконец говорит он, и Феликс отпускает его руку, — конечно, можно мне?       — Пожалуйста, — это все, что говорит Феликс, все, что он должен сказать, прежде чем Крис позволяет своей руке опуститься к его промежности, чтобы слегка коснуться медленно растущего возбуждения. Он с любопытством отмечает, как хорошо себя чувствует от того, насколько твердым становится Феликс с каждым прикосновением. Он никогда раньше так не прикасался к другому парню, он никогда не позволял себе даже думать об этом слишком много, но теперь, теперь он знает, каково это.       Он хочет знать больше.       Крис чувствует себя немного смелее. Он зацепляет большим пальцем резинку спортивных штанов и нижнего белья Феликса, прежде чем потянуть вниз, освобождая его член. Он кладет подбородок на его плечо, чтобы лучше рассмотреть, и чувствует, как у него пересыхает во рту от твердых форм.              «Он симпатичный», — рассеянно думает Крис, наконец обхватывая Феликса рукой и делая несколько пробных поглаживаний. Предсемя уже вытекает из розового и красивого члена, делая его влажным. Крис смачивает им подушечку большого пальца и поглаживает немного сильнее, сжимая кольцо из пальцев вокруг Феликса, восхищенно наблюдая, как его рука скользит вверх и вниз по всей длине.       Феликс издает сдавленный звук, толкаясь бедрами вверх в крепких объятиях. Белый шум заполняет сознание Криса в тот момент, когда Феликс плотнее прижимается к нему ягодицами, трение о его собственный член ощущается так чертовски хорошо. Он не может не тереться об него, гонясь за острым удовольствием, и Феликс стонет, притягивая его за бедро как можно ближе.       Он чувствует сердцебиение Феликса даже со спины, их футболки внезапно кажутся тоньше воздуха, кожа нагревается несмотря на низкую температуру в их комнате. Он чувствует жар своей кожи, то, как сбивается его дыхание. Он никогда не думал, что сможет вот так прикоснуться к Феликсу. Это лучше, чем все, что он когда-либо мог себе представить.       Это по-настоящему.       — Сними, — говорит Феликс хриплым и глубоким голосом, как будто он только что несколько часов записывался в студии, и Крис знает, что больше не сможет слышать такой его голос, не думая об этом моменте, — пожалуйста, сними это.       И они оба неуклюже пытаются стянуть свои штаны, пиная и отбрасывая их в сторону, не заботясь о том, куда они приземлятся.       А потом… вот так, кожа к коже. Чан уже мокрый от желания, когда снова тянется ближе к Феликсу, и ему приходится отдышаться, слабея от возбуждения. Восторг Криса становится почти диким, когда голос Ликса срывается на середине его имени и заканчивается пронзительным стоном. Особая, бесконечная потребность пронзает все его тело.       Феликс, Феликс, Феликс.       С опозданием он понимает, что они не совсем одни — их мемберы и персонал находятся на том же этаже, в комнатах, расположенных всего через одну или две стены, и он зажимает рот Феликса свободной рукой, чтобы заставить его замолчать.       — Шшш, — бормочет Крис, касаясь губами раковины его уха, и следующий стон звучит приглушенно, как будто он еще более возбужден, чем раньше, — кто-нибудь нас услышит.       Чтобы не производить слишком много шума, он зарывается лицом в плечо Феликса, занимая себя влажными поцелуями его шеи, затылка и изгиба спины. Феликс кусает его за пальцы, задыхается от его сомкнутой ладони, толкается в его руку и содрогается с низким стоном, который Крис хочет сохранить в своей памяти навсегда, если он только не сойдет с ума из-за этого.       Затем Феликс снова издает звук, который находится где-то между стоном и именем Криса, как будто их больше ничто не разделяет, удовольствие, которое он испытывает, и Крис, просто Крис, ничего больше, кроме Криса.       Он точно сойдет с ума. Крис просто сойдет с ума. Феликс издает эти звуки из-за него, понимает он, лихорадочно и отчаянно желая услышать это снова.       Феликс издает эти звуки из-за него.       — Повернись, — говорит он хриплым голосом, и Феликс отбрасывает его руку, почти бросаясь к нему лицом к лицу, немедленно переходя к поцелую, который заводит Криса так быстро, что у него кружится голова. Ощущение горячего, влажного языка Феликса на своем, легкий укус зубов вдоль губы, то, как он звучит, дрожащий и неровный, когда Крис берет их обоих в свою ладонь, его руки достаточно, чтобы ласкать их одновременно.       Это так хорошо — Чан никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Когда он опускает свой кулак до основания обоих членов, прежде чем снова потянуть вверх, его большой палец захватывает головку Феликса, толкая их обоих вместе в одном влажном скольжении. Глаза Криса зажмуриваются, рот приоткрывается, а подбородок опускается на грудь. Кровь шумит у него в ушах, пульс взлетает до небес.       Феликс, наоборот, изо всех сил старается держать глаза открытыми, его щеки и переносица так покраснели, что веснушки кажутся еще темнее на фоне алой кожи. Его губы припухли от поцелуев, и Крис снова утыкается в него носом, тяжело вздыхая, когда Феликс наклоняется, чтобы обхватить его яйца одной рукой. Неожиданное давление еще больше приближает его к краю.       Они уже почти не целуются, просто прижимаются губами и тяжело дышат друг другу в рот, жадные до контакта кожа к коже. Крис просто хочет прикасаться к Феликсу везде, прижимать его к себе, заставлять его чувствовать себя так хорошо, лучше, чем все, что Феликс когда-либо чувствовал раньше.              — Ликс, — шепчет он, — Феликс, пожалуйста, — и он кусает Криса в челюсть, а затем в ключицу, всасывая солоноватую кожу, это убивает его окончательно.       Он кончает влажными толчками, содрогаясь от долгого, протяжного стона в волосы Феликса, и его разум отключается на несколько блаженных мгновений, оставляя его парящим и невесомым до кончиков пальцев. Когда он приходит в себя, потрясенный и задыхающийся, Феликс напрягается рядом с ним, зубы впиваются в изгиб его плеча, когда он кончает полосами на их животы. Крис продолжает гладить их до тех пор, пока Феликс не становится слишком чувствительным, чтобы продолжать, слабо отталкивая его руку.       Сперма на его руке, на запястье, на их животах, даже на скудном пространстве между их телами, где простыни смялись, — но Крису все равно, он так ошеломлен и охвачен потрясающей эйфорией от того, что только что сделал это в первый раз.       Долгое мгновение не слышно никаких других звуков, кроме их дыхания, резкого и быстрого. Глаза Феликса все еще закрыты, лицо спрятано в плечо Криса.       Чану требуется секунда, чтобы до него дошло. Невероятное.       Это действительно невероятно. В какой вселенной ему было бы позволено иметь это? Знать, как Феликс выглядит, звучит, каков на вкус, когда кончает. Отсюда нет пути назад. Опять же, он знает, он точно знает, что это эгоистично (просто будь эгоистом, Крис), но он хочет большего. Он хочет получить всего Феликса, если он ему позволит.       И он отдаст Феликсу всего себя взамен.       Наконец Феликс поднимает голову, сонно приоткрывая глаза.       — Чанни, — произносит он, такой мягкий и ошеломленный, на его лице самая милая, самая довольная улыбка, и Крис не может не наклониться для еще одного поцелуя, нежного и переполненного любовью.       — Это было нормально? — шепчет Крис, протягивая руку, чтобы погладить Феликса по щеке, мягко и осторожно. Феликс просто кивает, запуская руку в полностью испорченную футболку Криса. Боже, они в полном беспорядке. Но все хорошо. Это более чем прекрасно, — да? Ладно, — он издает смешок, внезапно чувствуя себя уязвимым в своей собственной шкуре, — я не могу поверить, что мы только что это сделали.       Феликс тоже смеется, наклонив голову, чтобы скрыть свое смущение.              — Это было… так хорошо, — тихо говорит он, как будто тоже не может в это поверить, — но нам, правда, очень нужно принять душ.       — Ты иди первым, — говорит он, его челюсть хрустит в зевке, — я просто полежу здесь еще немного, хорошо?       — Может быть, тебе нужно больше спать? — поддразнивает Феликс, — разве людям не нужно больше отдыхать, когда они стареют?       В отместку Крис щекочет его, и Феликс хихикает, уворачиваясь.       — Пытаешься быть смешным, да? — бормочет Крис, но он не успевает закончить предложение, губы Феликса захватывают его в еще одном поцелуе. Он не возражает. Он никогда не понимал, почему люди так любят целоваться, по крайней мере, до этих пор. Но сейчас он думает, что может пристраститься к этому очень быстро, к нежным движениям, к интимности всего происходящего.       В конце концов Крис отталкивает Феликса.       — Иди в душ!       — Ухожу, ухожу, — он садится и потягивается, а Крис с благодарностью наблюдает за ним, наконец-то впервые позволяя себе как следует рассмотреть Феликса: долговязый с кошачьим изгибом тела, с худыми запястьями и лодыжками, с его хорошенькой, упругой попкой, которая едва прикрыта футболкой, когда он встает с кровати и идет в ванную.       Крис откидывается на простыни и смотрит в потолок, все еще переводя дыхание.       Это реально. Это происходит.       Он знает, что нужно еще многое осмыслить, но сейчас, только на этой неделе, пока они одни, — он просто хочет иметь это и ни о чем не думать.       «А потом, позже, мы вместе справимся со всем, что встретится на нашем пути».