Ромашки на пшеничном поле

      Кто-то играет на пианино.       Крис останавливается наверху лестницы, положив руку на перила, и прислушивается.       Раздается звенящий смех, когда пианино продолжает играть, за ним следует лай и еще раз смех. У кого-то звонит телефон, старая песня Bee Gees, которая звучит тонко, разносясь эхом по коридору. Его мама зовет из гостиной отца. Шаги, ровный стук человеческих шагов и негромкий топот щенячьих, раздаются по керамогранитной плитке в разном ритме. Пианино замолкает, и его сестра говорит что-то, чего он не может разобрать, находясь слишком далеко.       Все это омывает его, утешая так, как ему не хватало уже очень, очень давно. Это чувство случается тогда, когда впервые за долгое время возвращаешься домой.       И он дома. На некоторых стенах новая краска, и он не совсем помнит определенные предметы мебели, и некоторые семейные фотографии, стоящие на полках, совершенно новые. Не на всех из них изображен Крис, и это нормально, но это его дом, все в порядке.       Крис дома.       Он спускается по лестнице в солнечный свет, пробивающийся сквозь полупрозрачный тюль, и поворачивает за угол как раз вовремя, чтобы раскрыть объятия и поймать Берри, бегущую прямо к нему.       — Привет, Берри, малышка, — бормочет он, заключая ее в объятия. Берри лижет его подбородок с безрассудной самозабвенностью, взволнованно виляя хвостом, — да, малышка, я дома. Кто такая хорошая девочка? Кто самый лучший маленький щеночек на всем белом свете? Это ты? Это ты? Конечно, это ты. Моя самая лучшая маленькая малышка. Моя милая флаффи-вуффи догги-вогги бэби-бу.       — Вау, — раздается совершенно невозмутимый голос его сестры, — твои фанаты знают, что ты ведешь себя, как ласковый пёс?       Крис вздыхает, утыкаясь носом в мягкий мех Берри. Он хотел бы забрать ее с собой.       — Они засняли меня на камеру, когда я вел себя гораздо хуже, — говорит он, — я почти уверен, что они знают.       Его сестра громко смеется, наконец-то настоящая, а не картинка из видеозвонка с лагами из-за плохого Wi-Fi, и Крис одаривает ее улыбкой, которая на мгновение исчезает, когда она проходит мимо него, поднимаясь по лестнице. «Когда она успела стать такой высокой?» — думает он, оглядываясь через плечо чтобы посмотреть еще раз. На самом деле не только она выросла, но и его младший брат. Теперь они оба такие высокие, хотя он отчетливо помнит, что они едва доставали ему до плеча, когда он был здесь в последний раз.       Пианино снова начинает играть какую-то яркую, жизнерадостную мелодию, которую он почти узнает.       Дети растут, говорит он себе. У него в груди боль, которая грозит не утихнуть, если он и дальше будет думать об этом. Они оба выросли, вот и все.       Он просто не был здесь, чтобы увидеть это.       — Чан-а!       — Да, мам?       Он позволяет Берри спрыгнуть обратно на пол, обходит ее и направляется на кухню. На самом деле это совсем не похоже на общежитие с его четким разделением между комнатами и длинным коридором, отделяющим гостиную и кухню. Их дом большой и чистый, белые тона оттеняются нежно-голубой полкой с десятками книг, яркими узорчатыми диванными подушками, старым пианино из красного дерева, стоящим у стены.       На обеденном столе и кухонном островке расставлено огромное количество еды, почти столько же, сколько и тогда, когда он привез детишек домой во время их первого тура сюда. Его мама всегда немного перегибает палку, когда дело доходит до приготовления пищи для гостей, но ей это нравится.       Крис нависает над краем столешницы, борясь с желанием ткнуть пальцем в открытую кастрюлю со своим любимым карри, которая остывает рядом с напитками.       — Ты звала?       — Помоги мне установить раскладной столик, — его мама отвлекается на сообщение в своем телефоне, ее очки для чтения едва держатся на кончике носа, — они уже в пути, выехали десять минут назад.       — Мама Феликса написала тебе сообщение?       — Сначала они заедут в магазин, — она утвердительно хмыкает и печатает ответ.       — Хорошо, — Крис делает шаг, прежде чем застыть, — эм, а напомни, где складной столик?       — Кладовая, Чан-а.       — Понял, — говорит Крис, поворачиваясь в другую сторону, — хорошо.       — И принеси стулья тоже!       — Стулья. Так. Те, что тоже хранятся в кладовке. Эти стулья.       Он не помнит, где что находится. Конечно, он не помнит, потому что не был дома больше года. Это заставляет его чувствовать себя совершенно чужим человеком, спрашивая, где что находится в его собственном доме.       Стол стоит точно там же, где и всегда, прислоненный к стене в кладовой. Он не знает, как мог забыть, что он всегда стоит тут, с тех самых пор, как они переехали сюда, но — он все равно забыл.       «Это не моя вина», — говорит себе Крис, перетаскивая стулья со склада. «Я не виноват, меня просто долго не было».       «Но это так», — говорит ему другая крошечная, далекая часть его мозга. «Ты тот, кто уехал. Ты тот, кто выбрал это. Ты сам так решил».       Крис ставит стулья и на автопилоте начинает их распаковывать.       Все в порядке. Все в порядке. Это не имеет значения. Он заново изучит каждый сантиметр этого дома, прежде чем ему придется лететь обратно в Сеул, даже если это займет целую неделю.       У него даже целой недели не осталось. Концерт был в субботу вечером, а сейчас уже вторник. Он здесь уже почти четыре дня. Еще три, и он снова будет прощаться с этим домом, этим районом, этим городом, этой страной, всем этим континентом.       С его семьей, чьи улыбки до сих пор не сходят с лиц с тех пор, как они приземлились в пятницу утром.       Возможно ли тосковать по дому, даже когда ты уже дома?       Это уже происходит.       — Крис?       Он поднимает взгляд, когда ставит на место последний стул.              — Да, приятель?       Сидя за пианино, его младший брат откидывает ноги назад и смотрит на Криса большими выжидающими глазами.       — Мы ведь будем сидеть вместе за обедом, правда? Ты не будешь сидеть со взрослыми?       — Конечно, — отвечает Крис, подходя, чтобы взъерошить его волосы, — ты, я и Феликс. И мы можем сыграть в ту карточную игру, которую ты хотел попробовать.       — О, да, — восклицает его брат, — подожди, я должен пойти и принести ее, иначе я забуду!       Крис наблюдает, как он убегает со всем энтузиазмом четырнадцатилетнего подростка, которым он и является, улыбка не сходит с его лица даже после того, как он исчез наверху.       — Он ждал, когда ты приедешь домой и поиграешь с ним в эту игру, — произносит его мама, — он говорил об этом целую неделю.       — Я тоже скучал по нему, — тихо говорит Крис, — по ним обоим… по всем вам.       Его мать выходит из-за стола, чтобы обнять его, и он обнимает ее в ответ, прислоняя голову к ее плечу, как будто он снова ребенок, хотя теперь он намного выше ее.              — Сын мой, — бормочет она по-корейски, знакомые и успокаивающие слова звучат в ее голосе, — единственное, что имеет значение, это то, что ты дома.       — Хорошо, мама.       Она отпускает его и легонько щиплет за щеку.       — И посмотри на себя, — говорит она, — я вижу тебя на стольких фотографиях и видео и до сих пор не могу поверить, насколько ты вырос.       — Я не такой высокий, мам, — Крис, смеясь, трет лицо. Но он так же и не слишком низкий. Он просто… среднего роста.       — И Феликс тоже! Этот мальчик так сильно изменился, — она цокает языком, поворачиваясь, чтобы взять свой телефон со стойки, — я должна буду как следует обнять его, когда он приедет. Хорошенько его разглядеть.       — Я тоже, — говорит Крис, чувствуя нежность. Конечно, его мама хочет обнять Феликса, а кто бы этого не хотел? Крис думает об этом каждый божий день. Так было с тех пор, как Феликс забрался к нему на кровать, позволил ему прижаться к себе и прошептал о своем доверии и привязанности к Крису. Это было сказано многие месяцы назад, задолго до того, как Крис понял, что Феликс тоже его любит.       — Его родители, должно быть, так гордятся им, — продолжает она, не обращая внимания на внутренний монолог Криса, — он так хорошо выступил на концерте, они, наверное, были так рады его видеть, как и мы тебя.       — Он действительно прекрасно выступил, — Феликс, который всегда так усердно работает, чтобы стать лучше, особенно перед семьей, которую он изо всех сил пытался убедить позволить ему осуществить свои мечты. Крис гордится им так же, как и все остальные, — он тоже был очень рад всех видеть. О, и он был очень счастлив приехать сегодня, хорошо, что его родители согласились.       — Почему ты так взволнован? — его мама бросает на него теплый взгляд.       — Я имею в виду, — Крис пожимает одним плечом, пытаясь выглядеть беспечным, — мне просто очень нравится… тусоваться с Феликсом. Вот и все.       — Уверена, что так и есть, — говорит его мама, — ах, Чан-а, присмотри за дверью, пока я схожу наверх, а то они скоро приедут.       — Да, хорошо.       Он остается наедине со своими мыслями и едой на несколько долгих мгновений. Крис прислоняется к стойке и размышляет о вероятности того, что ему сойдет с рук ложка карри до того, как его мать спустится вниз. Может быть, две ложки? Маленькая тарелка? В животе урчит. Хорошо. Может быть, вся кастрюля.       Со своей уютной лежанки у телевизора Берри поднимает голову, ее маленькие ушки навостряются, когда она прислушивается к чему-то, чего Крис не может услышать.       Затем она вскакивает и бежит прямо к двери, ее когти стучат по плитке. Снаружи доносится звук машины, въезжающей на подъездную дорожку — о, о, это Феликс, должно быть. Крис выпрямляется и кричит: «Они здесь!»       Он даже не успевает дойти до двери, — его отец спускается прямо по лестнице, расположенной близко ко входу, и открывает дверь для своих гостей.       — Привет! — зовет он, и Крис смотрит через его плечо, видя, как открываются двери припаркованного седана, — заходите быстрее, давненько не виделись.       — Как вы?       — Хорошо, хорошо…       Мама Криса появляется прямо за ними, улыбаясь.       — Привет, мои хорошие, заходите. Оставьте обувь у коврика, все в порядке…       — Привет, тетя Джесс, дядя Джек! — Феликс появляется прямо за спиной своего отца, сжимая в руках контейнер, — спасибо, что пригласили нас в гости! — затем Феликс замечает Криса, и его улыбка становится в десять раз шире, — Чанни-хен!       Его волосы едва уложены, растрепаны ветром и торчат возле висков. Его маска сползла до половины подбородка, а глаза усталые, как будто он провел всю ночь без сна, но солнечный свет падает на мягкую линию его носа и веснушчатые скулы и… счастье так отчетливо плещется в нем.       Он выглядит таким счастливым, что вернулся домой.       — Феликс, привет, — говорит Крис, сияя, — входите, Мистер Ли, миссис Ли, привет, привет, приятно снова всех видеть.       Возникает небольшая неразбериха, так как все застревают в дверях. Крис отстраняется, чтобы позволить родителям проводить гостей, и ждет, пока Феликс снимет кроссовки и поставит на полку для обуви, прежде чем ворваться внутрь, весь сияющий и жизнерадостный.       — Я принес это, — говорит он, привлекая всеобщее внимание, когда поднимает контейнер, — эм, это пирожные с шоколадной помадкой. Я не был полностью уверен, понравятся ли вам они, но я не хотел приходить, ничего не захватив.       У Криса отвисает челюсть.       — Где ты вообще нашел время чтобы приготовить их?       — Он не спал всю ночь, испек целую кучу, — говорит его мама, и Феликс краснеет, прячась за своей старшей сестрой, — оставил лучшую партию для вас.       — Феликс! Тебе не следовало этого делать, — мама Криса уже выглядит ужасно влюбленной, ему знакомо это чувство, — очень, очень мило с твоей стороны.       — Я просто попросил маму помочь мне купить ингредиенты, — бормочет Феликс, проводя рукой по волосам, — это не составило никакого труда, — он смотрит на Криса и улыбается, — это меньшее, что я мог сделать.       Боже, как бы Крису хотелось поцеловать его, прямо там. Если бы только они были одни, Крис сразу же сделал бы именно это.       От одной этой мысли у него кружится голова. Ему разрешено целовать Феликса, когда он захочет, даже без всякой причины. Он может поцеловать Феликса просто потому, что ему этого хочется.       Крис целуется с Феликсом только потому, что ему этого хочется.       Когда их родители начинают болтать о еде, Феликс неторопливо подходит, чтобы выложить десерты на тарелку, и подходит ближе к Крису.       — Хей, — мягко говорит он, с улыбкой встречая его взгляд, — я здесь.       — Здесь, чтобы увидеть Берри, да? — отвечает Крис, подавляя желание наклониться и сократить расстояние между их лицами.       — Где она? — Феликс оживляется.       Крис оглядывается вокруг, чтобы найти ее, и — вот она, мелькает между ногами, ее маленький хвост виляет, когда она рассматривает все новые лица.       — Берри, детка, иди сюда, — зовет Крис, и она поспешно подбегает, забыв обо всех остальных, — помнишь Феликса, Берри? Конечно, ты помнишь, не так ли?       — Берри! — голос Феликса превращается во что-то высокое и сладкое, тоненький голосок, который он использует всякий раз, когда волнуется, — Берри, привет, Берри, — он присаживается на корточки, чтобы погладить ее по голове, прежде чем подсунуть под нее обе руки и поднять, — о, она… ааа, она пытается лизнуть мое лицо.       Крис смеется, наблюдая, как Феликс откидывает голову назад, пытаясь избежать ее слюнявого собачьего языка.       — Она скучала по тебе.       — Я тоже по ней скучал, — говорит Феликс, улыбаясь глядя на нее. Он гладит ее одной нежной рукой, едва касаясь кончиками пальцев шерсти. Он всегда так мил с собаками, Крис знает, что он давно этого хотел. Может быть, когда-нибудь, внезапно думает он, когда-нибудь мы могли бы завести собаку. Вместе.       Крис мысленно дает себе пощечину.       Для этого слишком рано. Конечно, они годами тосковали друг по другу, но прошло всего несколько дней с тех пор, как они избавились от этого чувства. Они почти не говорили о том, что между ними происходит. Он не может просто сразу перейти к размышлениям о таких вещах.       — Ребята! Посмотрите на Берри, — кричит Феликс своим сестрам, прижимая ее к своей щеке с широкой улыбкой, — разве она не самая милая?       Он просто выглядит так идеально, держа Берри в руках, стоя посреди их кухни.       Крис просто продолжает смотреть, не замечая, что его отец подошел к нему сзади.       — Чувствуешь себя обделенным?       — А? Ох, — Крис качает головой, — вовсе нет. Просто… это мило. Просто хочу видеть, как он вот так счастлив.       — Так всегда бывает, не так ли? — отец хлопает его по плечу, когда проходит мимо.       Криса почти сразу заставляют помогать матери доставать напитки и чашки, а затем родители Феликса спрашивают его об их музыке, и, прежде чем он это осознает, они все сидят на полу, чтобы сыграть в карточную игру его брата. У Криса кружится голова от наплыва социального взаимодействия, но ему это нравится, он просто расцветает от этого.       И все это время Феликс сидит напротив, украдкой бросая на него взгляды и едва заметные, скрытые улыбки.       Он здесь. Он в доме Криса, играет в карты с его младшим братом, обменивается шутками с его сестрой, потягивает воду из кружки, которую Крис помнит всю свою жизнь, смеется, корчит глупые рожицы и выглядит более расслабленным, чем когда-либо за последние несколько месяцев.       Феликс здесь, и это кажется нереальным.       Это была постоянная мантра, которая не выходила у него из головы последние несколько дней. Что это реально, независимо от того, сколько недоверия содержит каждая его мысль. Что они позволили себе чувствовать то, что хотели чувствовать, воспринимать друг друга таким новым, неизвестным, волнующим образом. Что они сидят здесь, в метре друг от друга, поцеловавшись всего несколько дней назад. Об этом больше никто в комнате не знает.       Ни его родители. Ни Феликса, ни их братья и сестры.       Есть что-то одновременно нервирующее и волнующее в том, чтобы хранить такой большой секрет. Крис провел всю предыдущую ночь, просто думая об этом, завернувшись в слишком чистые простыни, лежа в кровати, на которой он давно не спал. Чем больше он думал, тем более беспокойным и запутанным он чувствовал себя из-за всего этого. Не сказав ничего родителям, он поставил группу под угрозу, рискуя разрушить их карьеру.       Затем Феликс написал ему сообщение. Одна-единственная строка, высветившаяся на телефоне Криса.       «Не могу дождаться, когда увижу тебя завтра».       Он больше не хочет зацикливаться на этом. Не сейчас, не на этой неделе, пока он может позволить себе просто притворяться еще немного. Не здесь, пока они вдали от всех огней, камер и чьих-то ожиданий, за океаном.       Феликс находится прямо здесь, рядом с ним. Крис не собирается его отпускать.       Он не думает, что они когда-либо раньше так садились за стол.       В любом случае, самое время, учитывая, насколько сблизились их семьи за последние пару лет. Крис, честно говоря, даже не знал ни о обмене рецептами, ни о случайных встречах за чаем. Он честно думал, что они время от времени поддерживают связь, просто чтобы поговорить о том, чем они с Феликсом занимаются.       Это мило. Все чувствуют себя близкими так, как Крис и не подозревал, что они могут.       И Феликс так хорошо вписывается в их компанию. Он всегда так легко ладил с людьми, для Криса действительно не должно быть сюрпризом, что он болтает с его сестрой и поддерживает разговор с его младшим братом, все время продолжая искать глазами своих собственных сестер с возбужденным смехом.       «Просто хочу видеть, как он вот так счастлив».       Крис всегда хочет, чтобы он был счастлив.       Под столом Берри выжидающе постукивает хвостом, глядя на Феликса.       — Прости, — он надувает губы, — я ничего не могу тебе дать.       Берри не унимается, и Феликс чешет ее за ушами. Она прижимается головой к его руке, виляет хвостом, язык вываливается изо рта. Милая девочка.       — О, ты только посмотри на это, — говорит Крис, не в силах сдержать улыбку. Его сердце застряло где-то между грудной клеткой и горлом, стуча сильнее каждый раз, когда лицо Феликса озаряется восторгом, — она любит тебя.       Я люблю тебя.       — Я тоже ее люблю, — Феликс поднимает взгляд, сияя в ответ.       Я тоже тебя люблю.       Крис, наконец, отрывает взгляд от него, только чтобы обнаружить, что мама Феликса смотрит на него с любопытством. Он снова опускает взгляд в тарелку, чувствуя, как кровь приливает к ушам. В глубине души у него возникает неприятное чувство, что, может быть, она понимает, что что-то не так. Он знает, что ему не приснилось, как родители бросали на них эти странные взгляды в ночь концерта.       Может быть, есть и другая причина, пытается убедить себя Крис. Скорее всего, это ерунда.       — Передай рис, — говорит его отец, и Крис делает это, пользуясь случаем, чтобы так же схватить кувшин с водой и снова наполнить стаканы детей, прежде чем они успеют запротестовать. Он слишком привык делать это для других детей там, в Сеуле. Всегда заботился о них.       Он привык видеть в них лицо своего младшего брата. Теперь он здесь, смотрит на брата и сестру и видит в них лица мемберов, по которым успел заскучать.       Крис до сих пор не может сказать, от чего ему становится немного больнее.       — Чан-хен, — говорит Феликс, привлекая его внимание, — могу я сделать фото? Для группового чата.       — О, — восклицает Крис, удивляясь, почему он сам до этого не додумался, — да, бро, дерзай. Эй, эм, — говорит он немного громче для остальных за столом, — ничего, если Феликс нас сфотографирует? Чтобы отправить детям.       Все кивают в знак согласия, поэтому Феликс подскакивает к столу и поднимает телефон, чтобы сделать селфи.       — Все говорят кимчи! — весело говорит он, поднимая другую руку со знаком пис.       Крис делает то же самое, наклоняясь ближе к своему младшему брату, когда срабатывает щелчок камеры Феликса.       — Пришлите нам это позже, хорошо? — спрашивает отец Криса, а Феликс подходит к Чану, чтобы показать реакцию чата.       ух ты, сколько еды!!!!! завидую       привет, родители чан-хена, родители ликса! и разные братья и сестры       чан-хен, почему ты не пригласил нас в этом году. я скучаю по блюдам твоего папы на гриле ㅠㅠㅠ       ёнбокс, ты действительно уже часть семьи Бан, хаㅋ       селфи плз       Последнее — это запрос от Хенджина, который отправляет одно сообщение и ничего больше.       Феликс снова поднимает телефон.       — Для Хенни, — говорит он, ухмыляясь, и Крис тоже улыбается, наклоняя голову в сторону Феликса, когда он делает снимок, и еще один, и еще, пока Феликс, наконец, не удовлетворен ракурсом, — вот так. Идеально.       — Отлично, — повторяет Крис, похлопывая Феликса по руке, когда тот возвращается на свое место.       — Ты должен опубликовать это в Instagram, — говорит старшая сестра Феликса, указывая ложкой на его телефон, — твоим поклонникам нравятся такие вещи, не так ли?       — Да, но я хочу оставить их себе. Для нас, — говорит Феликс, не поднимая глаз, пока печатает остальные сообщения.       Телефон Чана вибрирует. Он незаметно открывает уведомление и видит, что Феликс прислал ему самую красивую фотографию, отличную от той, которую он отправил в групповом чате. Они вдвоем, лица склонились друг к другу с теплыми улыбками. Это забавно. Он почти не узнает выражение собственного лица. Немного более открытое, немного мягче, немного более игривое.       Для нас.       Крис сохраняет фотографию в своей галерее и снова кладет телефон в карман.       Обед заканчивается быстро, и вскоре Крис пытается убедить свою маму позволить ему помочь с уборкой.       — Я дома совсем не надолго, позволь мне сделать это.       — Вот именно, — отвечает она, — а теперь иди развлекай своих гостей.       — Я могу вымыть хотя бы… одну тарелку?       Она многозначительно смотрит в сторону гостиной, и Крис тяжело вздыхает. Он догадывается, что должен быть рад, что избежал горы посуды, нагроможденной у раковины, но не похоже, что он что-то сделал для нее в эти дни.       Вместо этого он занят приготовлением напитков, а затем, когда он ставит последний стакан, то замечает, как Феликс снова гладит Берри, выглядя таким довольным, пальцами расчесывая ее мех. Внезапно Крису ничего так не хочется, как притянуть его к себе и поцеловать.       «Ты не можешь. Не будь идиотом. Все остальные все еще здесь».       — Хей, Феликс. Хочешь посмотреть мою детскую комнату?       Феликс моргает, глядя на него, но он быстро схватывает суть.       — Да, конечно.       — Разве он не видел этого раньше?       — В прошлый раз он едва успел хорошенько рассмотреть, — говорит Крис, поднимая Феликса на ноги, — мы быстро вернемся.       — Не спешите, мы пока никуда не уходим, — говорит отец Феликса, выглядя несколько удивленным.       Феликс подчиняется, послушно следуя за Крисом, который ведет их мимо гостиной к лестнице, ведущей на второй этаж.       — Я немного помню твою комнату с прошлого раза, — признается Феликс, следуя за ним по ступенькам, — и комнату, где твоя мама хранит все наши плакаты.       — Знаешь, они все еще там. Она сняла некоторые из них, чтобы повесить новые, но большинство из тех, что ты видел, все еще там, — Крис издает стон, прикрывая глаза.       — А детские фотографии? — Феликс рискует, одаривая его ухмылкой.       — Да, не-а, — говорит Крис, поднимаясь на верхнюю ступеньку, — я держу их взаперти. Мне не нужно, чтобы именно ты из всех людей увидел их.       — Да ладно, — упрашивает он, — или, знаешь, я попрошу твою маму.       — Ты не посмеешь, Феликс Ли, — он останавливается перед своей дверью, держась за ручку.       — Попробуй меня остановить, — произносит Феликс с вызовом, наклоняясь ближе.       Взгляд Криса опускается на его губы, и проходит короткое мгновение, прежде чем Крис открывает дверь и входит.       Комната все та же. Медали, украшающие стенку, письменный стол слева, шкаф справа. Крис стоит у кровати, спиной к Феликсу.       — Закрой дверь, — говорит он.       Он слышит знакомый щелчок замка и тихий звук того, как Феликс делает один шаг ближе, и еще один, пока они не оказываются на расстоянии одного вдоха, а затем он чувствует, как сухие, теплые губы Феликса прижимаются к его уху, а его руки скользят по талии Криса, тепло и мягко.       Все сложные мысли, которые приходили ему в голову в этой комнате, отпадают и рассеиваются.       — Феликс, — Крис выдыхает и переплетает их пальцы вместе.       — Да, — отвечает он, тихо и уверенно, — да, Крис.       Услышав, как Феликс произносит его имя — не хен, не Чан-хен, даже не просто Чан, а Крис, таким голосом, он вздрагивает. Крис наклоняет голову, чтобы поймать рот Феликса, и трепещущее, электрическое предвкушение, которое кипело в его венах, наконец-то побуждает его к действию. Он поворачивается в объятиях Феликса, чтобы поцеловать его как следует, поцеловать так, как он хотел уже несколько дней, поцеловать его так же, как они целовались в том гостиничном номере.       Любящий, желающий, как будто для него это всё.       Так и есть.       — Скучал по тебе, — бормочет Крис, обхватывая лицо Феликса ладонями и прижимаясь к его губам еще одним поцелуем, и еще, и еще, пока Феликс не тает рядом с ним, когда он отвечает на поцелуй, теплый, сладкий, и весь его.       — Прошло всего два дня, — шепчет Феликс в губы Крису, когда они отстраняются, издавая тихий смех.       — Слишком долго, — вдыхает Крис, прижимая его к себе. Он зависим от того, как это ощущается, от того, какой Феликс на вкус, — это так мучительно, — я хочу целовать тебя все время, сейчас.       — Я тоже, — говорит Феликс, утыкаясь носом в щеку Криса. Он целует его там, а затем в уголок рта, после чего их губы снова встречаются, теплые и мягкие, и все еще такие же непривычные, как в самый первый раз. В этом нет ничего странного. В этом нет ничего неловкого. Просто такое чувство, что им всегда было суждено встретиться вот так. Переплетенные пальцы, соприкасающиеся носы, губы, сходящиеся в одной точке.       Крис хочет навсегда запечатлеть вкус его губ, хочет сохранить его тихие вздохи, хочет запечатать воспоминание об улыбке Феликса где-то глубоко в своей груди, там, где найдет только он.       — Кстати, я все еще хочу рум тур, — Феликс отстраняется, тихий вздох слетает с его губ.       — Боже мой, — говорит Крис, и Феликс начинает смеяться, его плечи трясутся от веселья, — ты буквально в моей комнате прямо сейчас.       — Это не считается, — протяжно отвечает Феликс, отходя от Криса, чтобы взглянуть на его коллекцию плюшевых игрушек, аккуратно сложенных на подушках. Крис смотрит на него, чувствуя, как знакомая нежность к его глупому, смешному мальчику снова поднимается в груди, — кроме того моя мама определенно спросит меня об этом позже, и я не могу сказать ей, что ты показал мне только внутреннюю часть своего рта.       — Пожалуйста, перестань болтать, — говорит Крис, хлопая себя ладонью по лбу. Феликс смеется еще громче, выглядя невероятно довольным собой, — Ликс!       Феликс изображает, как застегивает губы и выбрасывает ключ.       — Ты ужасен, — Крис тянет его к своему столу, — прекрасно. Добро пожаловать в комнату Чaна, в буквальном смысле, я полагаю.       Следующие десять минут он проводит, показывая Феликсу все: начиная с фигурок на прикроватном столике («Стоп, стоп, я не знал, что у тебя есть еще такие»), шкафа, полного одежды всех цветов, кроме черного («О, так вот куда они делись».) заканчивая старыми школьными фотографиям, которые он хранит в ящике стола.       — Ты серьезно одевался как Какаши на Хэллоуин?       — Назови меня слабаком еще раз, и я больше никогда тебя не поцелую.       В конце концов, это перерастает в то, что Феликс дразнит его еще больше, а Крис тащит его на кровать, чтобы пощекотать и заставить извиниться. Феликс извивается, издает смешок и тянет Криса, пока тот не оказывается прямо на нем.       Затем Феликс снова целует его, и Крис отвечает на поцелуй, в его теле не осталось ни капли сдержанности.       Он отстраняется через пару мгновений.       — Хорошо, хорошо, мы должны остановиться. Нас не было слишком долго.       — Чья это была вина? — нижняя губа Феликса выпячивается, — еще разочек, пожалуйста.       Крис никогда не сможет сказать нет.       Последний короткий поцелуй, а затем они спускаются вниз, почти забыв отпустить руки друг друга, прежде чем встать на последнюю ступеньку.       Их родители все еще в гостиной, все еще разговаривают за напитками.       Но в тот момент, когда появляются Крис и Феликс, они замолкают и смотрят на них.       — Эм, — говорит Крис, внезапно чувствуя, что их пристально изучают, — вы все обсуждаете сверхсекретные вещи о том, что мы оба ужасные сыновья и недостаточно часто звоним домой?       — Что-то вроде того, — говорит отец Ликса, и он фыркает от этого, — твои сестры снаружи, они снимают какое-то видео.       Крис смотрит в сторону стеклянных дверей, где дети, похоже, записывают какой-то сомнительный танец в Тик-ток. О боже.       — О, мило, — говорит Феликс, направляясь ко входной двери, но затем останавливается, — подождите, вы все уже попробовали брауни? С ними все было в порядке?       — Они великолепны, дорогой.       — Очень вкусно, — говорит мама Криса, — ты так хорошо с ними справился.       Феликс сияет и показывает им всем большой палец, прежде чем убежать, чтобы присоединиться к остальным.       Мама Криса выдыхает, улыбаясь.              — Тебе лучше оставить этого мальчика себе, Чан-а.       — Да, — говорит Крис, даже не слыша, что она говорит, полностью отвлеченный смехом Феликса.       Еще один красный свет светофора.       Крис смотрит поверх руля, одна рука свободно лежит на рычаге переключения передач.       Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз садился за руль, но его отец быстро обучил его перед отъездом. Они объехали окрестности, Крис привык к ощущениям от их старой Мазды и дороги под ее шинами. Он снова почувствовал себя восемнадцатилетним, впервые учась водить машину под заботливым присмотром отца.       — Просто не врезайся в деревья, и все будет в порядке, — наконец пошутил его отец, и Крис вздохнул, пообещав избегать любых высоких объектов по пути к дому Феликса.       Дом Феликса. На самом деле он никогда не был тут раньше, за все то время, что они знают друг друга. Невероятно, что они никогда раньше не встречались, учитывая, как близко они живут друг от другу. Может быть, в прошлой жизни, в другой вселенной, которая им не принадлежит.       Может быть, им просто суждено было вот так встретиться, двум душам вдали от дома.       Крис проводит пальцем по экрану телефона, просто чтобы проверить, как далеко еще ехать. Согласно Google-картам, десять минут. Это нормально, это не слишком долго.       По какой-то причине, когда он спросил, может ли он взять машину, чтобы пойти потусоваться с Феликсом на ночь, его родители вообще не выглядели удивленными. Они обменялись взглядами между собой, а затем его отец разрешил, как будто это было самое легкое решение, которое он когда-либо принимал в своей жизни.       Может быть, они знают…       Нет. Нет, Крис. Ты просто слишком много об этом думаешь. Просто расслабься.       «Остынь. Не волнуйся, Крис. Все хорошо. Все в порядке. Все просто прекрасно», — говорит он себе, не забывая включить поворотник, прежде чем повернуть.       «Поверните налево», — радостно сообщает телефон, и Крис ругается себе под нос, снова выискивая нужный поворот.       Двадцать минут спустя он обнаруживает, что приближается к ряду желто-зеленых лужаек. Его телефон сообщает ему, что он прибыл, поэтому он останавливается перед тем, что должно быть домом Феликса, и отправляет быстрое текстовое сообщение, чтобы сообщить, что он здесь.       Не прошло и тридцати секунд, как Феликс уже мчится по подъездной дорожке, махая через плечо тому, кто стоит в тени дверного проема.       Крис высовывается из окна.       — Привет, кто-то определенно взволнован.       — Привет, поехали! — отвечает Феликс, не удостоив его взглядом, направляясь к пассажирскому месту.       — Знаешь, — говорит он, когда Феликс закрывает дверь и пристегивается ремнями, — я думал, что получу что-то вроде лекции от твоих родителей о том, что ты ездишь без присмотра взрослых.       — Папа сказал, что если тебе удастся добраться сюда целым и невредимым, все будет в порядке, — Феликс выжидающе смотрит на него, — и ты вообще-то здесь взрослый.       — Едва ли, — бормочет Крис, заводя машину, — ну что, готов немного осмотреть местность?       — Да, это свидание, — сообщает Феликс. Краем глаза Крис видит, как он потирает щеку, уже слегка порозовев, — я имею в виду… это ведь так?       — Если бы это было свидание, мы бы держались за руки, — Крис выдыхает, звуча очень тихо.       И он протягивает Феликсу левую руку ладонью вверх.       Феликс переплетает их пальцы.              — Это свидание, — повторяет он, застенчивый и довольный.       Крис улыбается, не отрывая глаз от дороги.       Они не смогут сделать это в Сеуле. Не так, как сейчас.       Итак, они едут. Определенно не в Стратфилд, где их, вероятно, узнали бы в мгновение ока. Не слишком близко к их собственному району. Не туда, где слишком людно или слишком оживленно. Не туда, где у них был бы шанс наткнуться на кого-то, кого они могли бы знать.       Это занимает у них добрых сорок минут, остановку для перекуса и много громкого, несогласованного пения под один из плейлистов Феликса на Spotify, но в конце концов они добираются.       Крис едет по главной дороге, выискивая место для парковки. Он смутно помнит парковочный комплекс тремя улицами дальше, поэтому поворачивает наугад, испытывая свою удачу.       — О, вот мы и приехали.       — Ладно, — говорит Феликс, глядя в окно, — типа, я знаю, что сегодня среда и все такое, но… почему так пусто?       — Я не знаю, — Крис подъезжает к воротам и, прищурившись, смотрит на вывеску. «Фиксированная ставка в пять долларов за парковку после семи», гласит надпись самым мелким шрифтом, который он когда-либо видел, — к счастью для нас, я полагаю. Ты не против немного пройтись, да?       — Я не возражаю, — отвечает он, — и я видел «Старбакс» на углу, прямо у пляжа. Мы могли бы… может быть… зайти?       Крис смотрит на него и видит, что Феликс с надеждой переплетает пальцы.       — Опять кофе со взбитыми сливками?       — Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, — невинно говорит Феликс.       — Да, хорошо, — Крис только притворяется, что вздыхает.       На радостный возглас Феликса Крис смеется. Феликс и его пристрастие к фраппучино приведут его к смерти, честное слово.       — Напоминает мне о том времени, когда ты сказал, что хочешь поехать со мной на необитаемый остров, — произносит Ликс.       — Я это сказал? Когда?       — Не помню, может быть, на трансляции? — Феликс постукивает пальцами по боковой стороне двери, — только ты и я. Здесь, в Сиднее. Вокруг больше никого нет.       — Ну что ж. Это не совсем совместный отдых на острове, — говорит Крис, обнимая одной рукой спинку сиденья Феликса и оглядываясь через плечо на парковку, — но, знаешь, достаточно близко.       — Да, — отвечает Феликс, — сижу в машине твоего отца. Прямо как в походе. Точь-в-точь как в кемпинге.       — Ты действительно дерзишь человеку, который позже отвезет тебя домой? — Крис бросает на него насмешливый взгляд, когда машина останавливается.       — Ты бы не бросил меня здесь просто так, — уверенно говорит он, хихикая.       — Это что, вызов?       — Нет, это правда.       Крис наклоняется, чтобы игриво укусить его за плечо, и Феликс легонько шлепает его.              — Да, да, ты прав, — он выключает двигатель, — ну что, пошли?       Он помнит, как приезжал сюда много лет назад с друзьями.       Солнце, яркое и головокружительное, над их головами, десятки людей, толпящиеся вдоль береговой линии, крик чаек, корабли вдалеке, музыка из одного-двух радиоприемников. Они вошли в океан, прыгали на высоких волнах и глупо брызгали друг в друга, пока не почувствовали себя измученными, голодными и обгоревшими на солнце.       Песок хрустит под подошвами Криса.       Все по-другому, как только небо начинает темнеть. Как только все успокоится.       Феликс стоит чуть поодаль, фотографируя закат на свой телефон. Крис подумывает сделать то же самое, но единственное, что он хочет помнить об этом месте, — это только они. Прямо здесь, прямо сейчас, вместе.       Он чувствует вкус соли на языке. Звук волн, разбивающихся о берег, наполняет его, удерживает на земле, когда он закрывает глаза.       Это прекрасно. Он всегда любил океан во всей его мощи.       Крис открывает глаза как раз в тот момент, когда солнце начинает скользить по далекому горизонту, посылая оранжевые, розовые и фиолетовые полосы по открытому голубому небу.       Феликс поворачивается и фотографирует его.       — Посмотри сюда, — кричит он, — Чани-хен, посмотри сюда!       Свет заходящего солнца мягко ложится на его скулы, ресницы и уголки губ, придавая коже золотистый оттенок. Веснушки, как созвездия, как метафора, которую он давно оставил на пирсе в Сеуле. Поцелованный небом и волнами, любимый многими.       Он прекрасен.       — Я смотрю, — говорит Крис, голос кажется немного хриплым. Каким-то образом Феликс просто делает это с ним. Забирает все его слова, превращает их в пыль одной улыбкой, оставляя Криса бездыханным и желанным, — сколько ты собираешься фоткать?       — Столько, сколько смогу, — говорит Феликс, отрываясь от телефона, — чтобы я мог смотреть на них, когда захочу.       — Ты видишь меня каждый день, — говорит он, чувствуя себя немного застенчиво, его уши начинают гореть.       — Не так, — Феликс поднимает на него взгляд, в его глазах что-то мягкое — отражение собственной привязанности Криса, — это совсем другое дело.       — Хорошо, ты хочешь сделать совместное фото?       — Да, конечно!       Феликс подбегает со всей прытью щенка, прыгая прямо в руку, которую Крис протягивает, чтобы поймать его. Он кладет голову на изгиб плеча Криса и поднимает телефон.       — Улыбнись, — говорит он, и Крис улыбается, рукой обнимая Феликса за талию, чтобы притянуть ближе, — другая поза. Ладно, теперь твоя фишка из Комнаты Чана — V над глазом. Ах, еще один снимок, еще один. Нет, сделай вот так…       — Феликс, я почти уверен, что фотографий достаточно.       — Я сделаю столько, сколько за… Чан-хен, отдай мне мой телефон! Чан-хен!       Их смех разносится по океанскому бризу.       Там, куда Крис везет их чуть позже, еще тише, чем на пляже.       Это небольшой наблюдательный пункт, который не очень популярен. Они подъезжают, паркуются там, где больше никого нет, они выходят, чтобы присесть на багажник. Крис открывает слишком теплую бутылку лимонада для Феликса, а Ликс высыпает ему в ладони полпачки картофельных чипсов, крадя одну из них прежде, чем Крис успевает их попробовать.       Над ними сияют звезды, далеко над горизонтом.       Феликс тычет большим пальцем в свой телефон, приложение Spotify снова открывается. Крис удивлен, что в его телефоне не села батарейка.       — Я должен включить это, — говорит Феликс, как ни в чем не бывало, и кладет свой телефон между ними, когда начинается «Yellow» Coldplay. Он прав, идеальная песня для этого.       — Посмотри на звезды, — легко поет Крис, слова свежи в его памяти. Он слушал это всего день назад, думая о ночном небе, — посмотри, как они сияют для тебя, и для всего, что ты делаешь.       Звезды на небе. Солнце садится на пляже. Пушистые волосы Феликса, звонкость его смеха.       Все они были желтыми. Золотистый, яркий, мерцающий желтый.       Феликс напевает, прислонившись к плечу Криса.       — Такая хорошая песня, — бормочет он, — мне она так нравится.       — Да. Может быть, однажды я напишу что-нибудь подобное. Для тебя.       Он лжет.       Он уже написал слишком много песен о Феликсе, чтобы их можно было сосчитать.       — Ты должен еще и спеть ее мне.       — Да, — говорит Крис, намеренно не глядя на Феликса, — и, может быть, ты сможешь включить ее в свой плейлист: «Песни, которые я хочу, чтобы ты мне спел»       — Черт, — Феликс давится лимонадом и кашляет, Крис услужливо стучит кулаком по его спине, — подожди, откуда ты знаешь, что у меня есть плейлист о тебе?       — О, так это обо мне, — торжествующе говорит Крис, — я просто предполагал.       — Я думал, никто не увидит, — Феликс издает побежденный звук, закрывая лицо руками.       — Тогда ты должен выходить из своего профиля на общем компьютере, — сочувственно говорит Крис.       — О боже мой, я такой тупой.       Крис смеется и наклоняет голову, чтобы коснуться губами его щеки.       — Пожалуйста. Это не так, хорошо? Все в порядке, — говорит он низким голосом, — я спою тебе их все. Дай мне время.       Феликс вздрагивает и приподнимает подбородок. Его нос проходит вдоль линии челюсти Криса.       — У нас есть все время в мире. Ты сказал, в ту ночь.       Это не совсем так, Крис хочет, чтобы это было правдой, но они не совсем обычные и иногда их собственное время им не принадлежит. Но Ему хочется подарить Феликсу всё.       — Я так и сказал, — шепчет он и обхватывает пальцами запястье Феликса, — и даже если будет сложно, я найду время для нас.       — Обещаешь? — тихо спрашивает Феликс.       — Обещаю, — Крис кладет вторую руку на подбородок Феликса, направляя его, пока их глаза не встречаются. Вокруг больше никого нет. Ни единого звука проезжающей по дороге машины, ни голосов издалека. Крис подавляет ту часть себя, которая кричит о необходимости быть ответственным, и позволяет себе это, всего один раз, — иди ко мне.       Их губы встречаются, и Крис погружается в пучину нежности, которую Феликс хранит в каждом прикосновении кончиков пальцев к его лицу, к маленькому завитку волос на затылке, к его рукам, запястьям и пальцам. Такое чувство, словно он ныряет под воду, но при этом дышит.       Они прерывают поцелуй, и Крис бодает его лбом. Он чувствует прикосновение ресниц Феликса к своей коже.       — Мы должны поговорить об этом. То, что мы делаем.       — Мы целуемся, — быстро говорит Феликс.       — Я имею в виду, это, — Крис закрывает глаза, не уверенный, какими должны быть его следующие слова, — что происходит между нами?       Феликс соединяет их руки и отстраняется.       — Я знаю, — тихо говорит он, — но, что бы это ни было, что бы ты ни собирался сказать, я просто… я хочу быть с тобой. Это все, чего я хочу. Не важно, что это значит.       — Это то, чего ты хочешь. Хорошо, — говорит Крис, — да, я тоже этого хочу. Просто дело в том, что… Тебя устраивает, что никто больше не знает? Ну, знаешь, мы не можем вести себя, как другие люди.       — Мы не такие, как другие люди, — просто говорит Феликс, и эти слова потрясают, — мы никогда не будем такими, как другие люди. Все в порядке, разве нет?       — Все в порядке, — повторяет Крис, больше для себя, чем для Феликса, — да, конечно, все в порядке. До тех пор, пока с тобой все в порядке.       — До тех пор, пока с тобой все в порядке.       — Хорошо, — Крис издает смешок, — я думаю, мы установили, что с нами обоими все в порядке.       Феликс с улыбкой качает головой.       — Чего ты хочешь?       — Я… я хочу того же, чего хочешь ты.       — Кроме этого, — Феликс пристально смотрит на него, — что еще?       Крис смотрит на их соединенные руки.       — Я хочу, — медленно начинает он, — знать, что ты всегда будешь рядом. Что я не потеряю тебя из-за этого. И, что мы всегда будем вместе.       — Хорошо, — говорит Феликс, его голос едва слышен из-за музыки.       — И, — говорит Крис, сердце колотится у него в горле, — еще я хочу сделать это как можно более официальным?       — Что ты имеешь в виду? — Феликс наклоняет голову.       — Я имею в виду, — говорит Крис, сжимая руку Феликса, — я хочу, чтобы ты называл меня своим. Должным образом.       — Но это уже так, Крис.       — Я знаю, — отвечает он. Крис называет Феликса всеми существующими ласкательными словами: солнышко, родственная душа, малыш, братишка. Ему определенно придется притвориться, что он никогда не произносил это последнее слово в отношении Феликса, — но я еще не успел назвать тебя своим парнем.       Это приятно — на самом деле произносить это слово вслух.       Последние несколько дней он часто повторял это про себя. Каждый раз бабочки кружили у него в животе, взрываясь в груди и захватывали горло чем-то средним между возбуждением и ужасом. Он никогда не думал, что когда-нибудь скажет это другому парню. Не с его жизнью.       И вот он здесь, говорит это мальчику, по которому так долго тосковал.       Вот он здесь, надеется, что этот мальчик скажет то же самое в ответ.       — Ты… — говорит он, прежде чем броситься к Крису, обнимая его за плечи. Феликс выглядит ошеломленным.       — Это означает… «да»? — Крис вцепляется в него, застигнутый врасплох.       Феликс отстраняется и целует его прямо в губы.       — Бро, — говорит он, — черт возьми, да.       — Бро? Ты действительно только что прикончил меня посреди разговора о наших отношениях, — фыркает Крис.       — Тсс, нет времени на разговоры. Я занят тем, что целую своего парня.       — Парень, — бормочет Крис, и Феликс сталкивает их носами и повторяет слово прямо ему в ответ, идеально соединяя их рты на последнем слоге, — ты мой парень, Феликс.       — Скажи это еще раз, — улыбка Феликса сладка на его губах, — назови меня своим парнем еще раз.       — Мой парень, Феликс Ли, — шепчет Крис и подавляет нелепый смешок, сталкивая их лбы друг с другом. Он хочет повторять это ему снова и снова, пока это не будет все, что он знает. Это реально. Они вместе. Он влюблен в парня, который влюблен в него. Это почти не кажется реальным, но все это так, это по-настоящему.       Феликс целует его, дергая за подол футболки.       — Крис Бан, — говорит он, голос едва слышен, — Ты мой.       Слова встают на свое место, как замок и ключ.       — Твой, — их руки тянутся друг к другу. Вдох, и Крис поднимает Феликса, закрывает багажник и тащит его к боковой части машины, чтобы сесть на заднее сиденье, позволяя Феликсу закрыть за ними дверь, прежде чем он забирается к нему на колени, — я весь твой.       Феликс ставит колени по обе стороны от бедер Криса, обнимая его за плечи. Его теплое дыхание с ароматом лимонада касается щеки.       — Я никогда раньше ни с кем не целовалcя на заднем сиденье машины.       Крис проводит руками по спине Феликса, чувствует, как тот дрожит под его ладонями.       — Я тоже, — его руки скользят вниз, большие пальцы свободно проскальзывают сзади в джинсы Феликса, — хочешь быть первым?       Вместо реального ответа Феликс наклоняет голову, чтобы облизать нижнюю губу, и Крис легко раскрывает объятия для него, согреваясь от жары неподвижной машины и того, как Феликс продолжает играть с волосами на его затылке. Ему это никогда не надоест, никогда. Теперь, когда он знает, каково это, целовать Феликса — он не хочет отказываться от этого.       Феликс издает тихий звук, выгибая спину в его руках. Крис считает бугорки на его позвоночнике, ощущает тепло его языка и чувствует жар от любви, точно так, как поется в песнях. Все для Феликса, для Феликса, только для Феликса.       Шепот, вздох. Руки путешествуют вниз по груди Криса, разглаживая ткань его футболки, медленно и нежно. Крис посасывает губу Феликса и наслаждается тихим хныканьем, которое он издает, тем, как плечи Феликса сгибаются, как он преследует рот Криса, требуя большего. Больше поцелуев, больше прикосновений, больше всего.       Он отдаст Феликсу все это. Все это и даже больше.       Феликс на мгновение отстраняется и прижимает их щеки друг к другу.              — Мне действительно нравится целовать тебя, — говорит он, глаза расслаблены и закрыты.       — Мне тоже, — Крис заправляет прядь волос ему за ухо, они снова отросли. Ему нравится, когда они становятся такими пушистыми и падают на глаза, — ты мне действительно нравишься. Феликс выдыхает и игриво шлепает Криса по руке.       — Я это уже знаю, — говорит он со смехом, — я думал, ты хочешь сказать, что любишь меня.       — Да, я хочу, — говорит Крис, совершенно неспособный сдержать нежность, проскальзывающую в каждом его слове.       Рот Феликса слегка приоткрывается, когда он делает вдох, его брови хмурятся, а взгляд становится более нежным.       — Чан-хен, — говорит он мягко и низко, как волны, набегающие на берег, — поцелуй меня еще раз.       И Крис так и делает.       Они остаются так в течение долгого времени, просто запутавшись друг в друге. Губы скользят друг по другу, руки на бедрах, на плечах, в волосах. В какой-то момент Феликс отстраняется.       — Окна запотевают, как в кино, — похоже, пораженный этим небольшим наблюдением, и Крис не может удержаться, чтобы не целовать его снова и снова за это, не может удержаться от улыбки при мысли, что все это так же ново для Феликса как и для него самого.       Новое, хорошее, замечательное и… Крис не может поверить, что он когда-то предполагал, что это будет чем-то плохим. Это лучшее, что с ним когда-либо случалось.       — Феликс, — шепчет он, упиваясь им, отдаленно осознавая, что это последнее, что он получит от Феликса, пока они не вернутся в место, где на них будет направлено слишком много глаз, — Феликс, Феликс.       — Крис, — его руки опускаются и останавливаются на животе Криса, чуть выше пояса его брюк, — могу я прикоснуться к тебе?       — Не сейчас, детка — бормочет он, наклоняя голову, чтобы поцеловать ключицу Феликса, но…       Кто-то стучит в окно.       Они оба замирают, все еще прижимаясь друг к другу. Все тело Криса холодеет, его руки застывают на талии Феликса. Феликс, кажется, даже не дышит, застыв как статуя.       Затем Крис поднимает взгляд, и его сердце проваливается в желудок.       Ты, должно быть, издеваешься надо мной.       Медленно он протягивает руку, чтобы опустить окно, впуская внутрь прохладный воздух.       — Эм, здравствуйте, офицер? — произносит он дрожащим от волнения голосом.       — Привет, — говорит полицейский с зажженным фонариком в руке, — извините, что прерываю.       — Нет… вовсе нет, — голос Криса стал до смешного высоким. Родители убьют его. Они абсолютно точно убьют его.       Офицер смотрит на них, кажется, не узнавая и даже небрежно.       — Расслабьтесь, у вас нет никаких проблем. Но я думаю, будет лучше, если вы поедете дальше. Общественный парк и все такое.       — О боже, — говорит он, прикрывая глаза рукой, лицо красное, как свекла, — нам… очень, очень жаль, — Феликс трясется у него на плече от тихого смеха, и Крис борется с желанием ударить его.       — А теперь, мальчики, возвращайтесь домой в целости и сохранности.       — Да, сэр, — говорит Крис тоненьким голоском, — благодарю вас, сэр.       — Все в порядке. Вы двое не первые, кого мне приходится предупреждать.       Наступает долгая пауза, когда полицейский уходит, оставляя их обоих все еще сидеть в машине в полной тишине.       Крис закрывает окно.       Затем он разражается смехом, утыкаясь лицом в плечо Феликса, и Феликс тоже смеется, так сильно, что начинает хрипеть, падая с Криса на другую сторону заднего сиденья.       — Святое дерьмо, — кричит Феликс, хватаясь за футболку Криса, — я не могу поверить, что это только что произошло.       — Подожди, подожди, — Крис пытается отдышаться, держась за руку Феликса, — я подумал… боже, на мгновение я подумал, что это кто-то из фанатов.       — Бро, — говорит Феликс, вытирая глаза, — это худшее свидание в моей жизни. Но также и самое лучшее свидание в моей жизни.       — Мне так жаль, — говорит Крис, все еще смеясь, — честно, — его пульс все еще колотится по телу вместе с адреналином от того ужасного момента, того абсолютно странного, но странно нормального момента.       Тот единственный момент, всего один-единственный момент, когда они были просто парой совершенно обычных детей, которых застукали целующимися на заднем сиденье машины в парке.       Больше ничего.       Феликс ловит руку Криса в свою, взгляд яркий даже в темноте ночи, бессловесный, целеустремленный, говорящий все, что ему нужно сказать, даже не произнося этого.       Крис улыбается и открывает дверь.              — Давай поедем домой.       Машина останавливается под уличным фонарем.       Крис не целует Феликса на ночь, но он берет его за руку, крепко сжимая ее.       — Увидимся в аэропорту, хорошо?       — Да, — говорит Феликс, прикусив губу. Он сжимает руку Криса в ответ, а затем выглядит нерешительным, глядя в окно, — можешь меня обнять, прежде, чем я уйду?       — В любое время. Все время. Иди сюда, — бормочет Крис, притягивая его, и Феликс обнимает его, тепло, крепко и надежно, как будто ни за что не хочет отпускать. Крису знакомо это чувство, — хей, я люблю тебя. Спасибо за сегодняшний вечер.       — Я тоже тебя люблю, — выдыхает Феликс, его губы едва касаются щеки Криса, когда он говорит, — я просто так рад, что мы это сделали.       Это — выходить вместе, когда никто не смотрит? Обсудить в каких они отношениях? Быть здесь, вот так просто?       — Я тоже, — говорит Крис, невысказанный ответ на все вышесказанное, — передай привет своим родителям от меня.       Феликс отстраняется, выглядя немного сожалеющим, что объятия — это все, что он получает, но он все равно дарит Крису свою самую большую, самую милую улыбку.       — Да, передам. Спокойной ночи.       — Спокойной ночи, — вторит Крис, наблюдая, как он выходит из машины. Он выслеживает Феликса на всем пути к его дому, вплоть до двери, где тот возится с ключами, которые дал ему отец. Должно быть, кто-то услышал, как подъехала его машина, потому что дверь распахивается прежде, чем Феликс успевает ее открыть.       Крис заводит машину. Когда он поднимает взгляд в последний раз, мама Феликса стоит на крыльце и смотрит в его сторону.       Крис машет рукой, лучезарно улыбаясь.       Она улыбается в ответ, кладет руку на плечо Феликса и закрывает дверь.       Два дня спустя они в последний раз прощаются со своими семьями в аэропорту.       Крис целует сестру в висок, обнимает младшего брата и долго-долго не отпускает родителей.       — Я скоро вернусь, — бормочет он, крепко обнимая их, чувствуя себя так, словно собирается снова впервые покинуть дом. Что-то в его груди сжимается все сильнее и сильнее каждый раз, когда он думает о том, чтобы уйти, — я обещаю.       — Мы знаем, Чан-а, — отец взъерошивает его волосы и обнимает за плечи, — мы знаем.       Такое ощущение, что они выходят из сна. Крис тащит свои сумки, прислоняется к плечу Феликса и в последний раз машет родителям, которые просят его позвонить, как только он доберется до Сеула.       Родители Феликса делают то же самое, и Феликс старательно кивает, его маска почти сползает с кончика носа.       Подошвы ботинок кажутся еще тяжелее, когда они направляются в иммиграционную службу. Часть его скучает по Сеулу, скучает по работе над новой музыкой, скучает по мемберам. Другая часть его хочет просыпаться в той же постели, в которой он спал всю последнюю неделю, слышать, как мама зовет его по имени, чувствовать прикосновение австралийского солнца к своей коже.       — Жаль, что мы не могли остаться подольше, — приглушенно бормочет Феликс, — этого было недостаточно.       — Этого никогда не будет достаточно, — Крис притягивает его ближе, когда они приближаются к эскалатору, обнимая одной рукой за плечи, — но это было хорошо, не так ли?       — Да, — Феликс встречает его мягкий взгляд, — это было действительно хорошо.       Крис протягивает руку, чтобы поправить шапку Феликса, и улыбается.       Еще один день пришел и ушел, еще один полет домой.       Они держатся за руки в самолете под курткой Феликса, их пальцы сплелись вместе еще до того, как они взлетит. Феликс проводит почти всю первую половину их путешествия, глядя в окно, любуясь зеленью травы и прибрежной синевой, прежде чем она сменяется бесконечной полосой океана.       Крис проводит весь полет, погруженный в свои мысли, думая о неделе, которую он только что провел и о том, что будет дальше. Он уже много лет не был таким безответственным, таким беспечным. Почти не думал о работе. Даже почти не думая о группе, вместо этого думая о семье и Феликсе.       Но было бы забавно хоть раз за долгое время не нести ответственности. Просто делать все, что он хотел, прожить один день за те годы, которые он отдал, чтобы осуществить мечту, которая значит для него все.       Только один раз.       Может быть, у них могло бы быть что-то нормальное, если бы они не были теми, кто они есть, думает он. Но, может быть, они вообще никогда бы не встретились, если бы не были теми, кто они есть.       Крис не хочет даже представлять себе этого, как это — не быть знакомым с Феликсом. Не зная его, не имея его в своей жизни.       Так что, возможно, у них не может быть чего-то нормального. Все в порядке.       Это все равно что-то значит. Он ни за что не потеряет его.       Крис привык думать, что пожертвует всем ради мемберов, и это все еще так, это не изменилось.       «Кроме того», — думает он, чувствуя тепло Феликса, спящего на его плече, «теперь есть кое-что еще, ради чего я бы пожертвовал всем».