Богу равный по счастью

Когда они вышли в невероятный мраморный простор кальдария, их тут же окружили слуги со скребками, оливковым маслом и восточными притираниями. Взмахом руки, достойным кесаря, Селлий указал на один из огороженных уголков кальдария, где патриции могли насладиться омовениями без лишних пар глаз. Мужчины направились к нему; за ними, нагруженные утварью, семенили слуги в туниках, на которых грубо был вышит трезубец Нептуна – знак их работы в термах. За филигранной бронзовой перегородкой, которую при желании можно было вдобавок завесить авлеумом, располагалась отдельная небольшая писцина, в которой с удобством могло поместиться не более трёх человек. От воды поднимался пар; под её гладью, причудливо искажаясь, виднелась мозаика с дельфинами. Вокруг писцины стояло несколько лож, покрытых чистым льняным полотном. Селлий с томным вздохом опустился на одно из них. Увидев, что Стерлиций продолжает стоять, он кивнул на ложе напротив. - Располагайтесь, Максим. Всё к вашим услугам. - Спасибо, - Стерлиций повиновался, не преминув заметить про себя, что Селлий в это мгновение глядел не на его лицо, а на тело. Пламенный почитатель Платона и Алкивиада, Селлий действительно любовался центенарием. “С него можно было бы делать наброски для той самой мозаики с атлетами”, подумалось ему. Ладони его были крупны, подобно архаичным скульптурам, но неизменно ухожены; мышцы рук, казалось бы, повторяли рельеф гор Этрурии. На широкой груди волосы росли мелко и ровно; тонкая их дорожка спускалась по мускулистому животу до паха, где и за тёмными кудрями было очевидно, каким достоинством Стерлиция одарила природа. Селлий не имел ничего против эллинских представлений о красоте небольших мужских мембрумов, и вполне понимал прелесть идеи, но опыт показал, что то была одна из немногих областей жизни, где предпочтения Селлия отличались от предпочтений его любимых греков. Внешность Стерлиция в его предпочтения вписывалась так же прекрасно, как фрески с виноградной лозой и пьющими гетерами вписываются в симпосиальный триклиний. Несмотря на то, что Стерлиций держался спокойно, от цепкого взора Селлия не ускользнула едва различимая скованность его движений, которую любой другой принял бы за обыкновенное благочестие римлянина. Он отвёл глаза и притворно-скучающим взглядом окинул принесённые слугами корзины с банными средствами. - Выбирайте, что вам более угодно. Смотритель терм давно у меня в долгу по одному дельцу, поэтому для моих гостей он держит только самое лучшее. - Не сомневаюсь, что на меньшее вы бы и не согласились. - Правильно не сомневаетесь, - улыбнулся Селлий, одобрительно подняв указательный палец правой руки. На нём блеснул серебряный перстень с искусным изображением головы верблюда – несомненно, работа восточных мастеров, подумал Стерлиций. Удовлетворившись мимолётным вниманием, которое он смог привлечь своим жестом, Селлий продолжил: - Масло сюда для меня – а, значит, и для вас – привозят с лучших маслодавилен Керкиры. Стерлиций изобразил на своём лице вежливую впечатленность. - Я думал, вы предпочитаете апулийское. Селлий поморщился: - Апулийское в наши времена годится разве что для луцерн. Нет, нынче только на эллинских территориях продолжают цвести лучшие традиции маслоделия. Плотно завесив авлеумом импровизированную кубикулу, так, что едва ли до гостей мог доноситься шум общего кальдария, двое слуг поднесли каждому из них по корзине с препаратами для омовений и растираний. Селлий, не колеблясь ни мгновения, выбрал склянку оливкового масла, почти тёмно-зелёного в своей густоте, настоянного на египетской мирре, коробочку ароматного порошка, в котором были растерты лепестки ириса и роз, и фиал с опобальзамом. Стерлиций остановился на обыкновенном масле и куске грубого германского мыла. Увидев выбор своего подчиненного, Селлий посмотрел на него с укором: - Неужто вы откажетесь от предложенных вам богатств Империи в угоду германскому салу? - Голос его, однако, не был строг. - Но ведь искусство германских мыловаров тоже есть богатство Империи. К тому же, если бы этот кусок был дурным, мне бы его не принесли в вашем присутствии. Лицо Селлия расплылось в улыбке, которую в нём неизменно вызывала лёгкость Стерлиция в обращении с логосом – его непринуждённая вежливость не раз помогала делам агентов и Селлия лично, а также неизменно служила доброй беседе. - Вы как всегда умело противостоите убеждению. Стерлиций вздохнул: - Ради вашего спокойствия, дуценарий, я попрошу ещё притирание на сандаловом дереве. - Отличный выбор, - согласился Селлий и растянулся на ложе, позволяя слуге начать растирать его спину густо пахнущим маслом. Стерлиций на мгновение задержал взгляд на кошачьем изгибе его спины, прежде чем предоставить себя самого в распоряжение умелых рук второго слуги – сирийского юноши с блестящими оленьими глазами, которыми он избегал встречаться со взором гостей, и мелкими белыми зубами. Они напомнили Стерлицию нити жемчуга, которыми были украшены по-женски длинные рукава одной из туник Селлия.