
ᴏᴛᴋᴏɸᴇᴇннᴀя ᴩубᴀхᴀ, бᴩюᴋи ʙ дыᴩᴏчᴋу иᴧи "ʍᴀʍᴀ, я нᴇɸᴏᴩʍᴀᴧ"
× × ×
солнце только пустило свои лучи шаловливо рыскать по комнатам ещё спящих людей, Токио уже гудел, оповещая всех сонных, что прохлаждаться уже перебор. вторник, рабочий день, важные мероприятия, занятия. надо брать себя в руки. Цукишиме нравилась эта утренняя рутина будних дней. подъём в восемь, небольшая зарядка, чтобы разогреть себя. ну, зарядкой это не назовёшь, растянуть скованные сном мышцы, нагнувшись вперёд и размяв шею. он неудобно заснул с конспектом, из-за чего всю ночь ворочался, чтобы чуть съехать с подушки. вчера вообще был сложный день. он был раздражительнее обычного. Ячи даже сделала замечание, что он летает в облаках. мысли о вчерашнем не покидали голову до того момента, пока под ключицей снова не начало приятно теплеть. как будто кто-то кончиками пальцев водит по своей метке. на губах сама собой появилась улыбка. не обычная и не фирменная, а тёплая, немного замученная, зато искренняя. этот день начался слишком хорошо и Цукишима пообещал себе, что даже не будет причитать Хинате с его ветреностью о забытой тетради, если это произойдёт. его кухня — светлая маленькая комната, в которой умещался кухонный гарнитур, выход на балкон и подобие барной стойки на подоконнике. карамельно-коричневый и молочно-бежевый отливали золотом, когда блики солнца отражались о ламинат и кидались в неразборчивой игре на них, купая стены в зайчиках, которые поблёскивали и исчезали, появлялись, прыгали с места на место. когда Кей только говорил с хозяином съёмной квартиры, что имеется в арсенале кладовой, то тот лишь горько подметил, что гладить можно только на барной стойке, соединённой с окном, кинув на неё предварительно полотенце. о да, лучшее решение. не ему судить хозяина, но он ведь и не собирался! просто это странно, хотя в какой-то степени даже удобно. готовишь крепкий кофе, одновременно с этим ты гладишь брюки, готовишь омлет, дописываешь конспект с записи диктофона. не утро — сказка. так было бы у Хинаты. это его прерия: делать всё и не успевать ничего; стоять, словно вкопанный, пока горит кофе, убегает конспект, на утюге подгорает омлет, а брюки ты путаешь с тетрадью и пишешь на них судорожно пытаясь по телефону звонить другу, чтобы он, чёрт возьми, сказал, как перекрыть воду, так как у тебя при всём этом ещё и потоп. нет, правда. вот такое может произойти только у Хинаты. ладно, возможно, ещё у Бокуто, если вдруг его парень поедет к родителям. Кею это чуждо. турка уже стоит на плите. предусмотрительно он кидает туда молотый кофе и нажимает на панели «4» — среднюю силу, чтобы живительный напиток не стал для плиты смертельным. вообще, хороший кофе — божественное творение с великолепным способом раскрытия вкуса из самой Турции. терпкость, не горечь, плавно попадает на язык и распространяется на рецепторах, заставляя мысленно салютировать всем сонным музам, так как свою функцию кофе сделал и ему уже пора по своим делам. улыбаясь своим мыслям, Кей заливает две трети воды и оставляет на произвол судьбы на семь минут. утюг уже нагрелся и рубашка уже отглаживается отточенными движениями. этот день явно лучше, чем вчерашний. особенно его даже немного прельщает то тепло под ключицей, которое не уходит с начала утра. он стягивает халат и кидает его на стул, натягивая поверх майки бежевую рубашку. звонок от Ячи оповещает о её пробуждении. его подруга — счастливца, нашедшая соулмейта прямо в продуктовом магазине. по итогу девушки съехались и живут вместе уже полгода. Алиса и Хитока показали свои цветы на тыльных сторонах обеих. лепетали о том, как судьба чертовка умна, около часа, Кей даже не вникал, просто кивал, мол, да, подруга. рад за тебя. так держать!— доброе утро, Цукки! — бодренько вопит она через громкую связь со столика рядом с плитой.
— и правда. доброе, на удивление, — почти язвит он, потому что токсичного осадка от неприятностей, как такового, нет и не намеревается быть.— неужели за вчерашнюю пытку судьба вознаградила тебя приятным сном или чем-то вроде? —
на той линии слышится звон тарелок и клацанье ножа по доске. она весело притопывает,
— это отдаётся гулкими ударами и шкворчанием на плите.
— смотря что ты имеешь в виду: Судьбу или судьбу.— ту судьбу, в которую верю только я, — смеётся девушка, — но, как бы то ни было, я рада, что ты сегодня не такой колючий, как обычно. может быть это вестник того, что скоро ты найдёшь ту Судьбу, в которую мы верим оба?
— ты же знаешь, что я не люблю загадывать на будущее, если это не точное событие, о котором я осведомлён, — тянет Кей, нарочито растягивая гласные, чтобы казаться менее заинтересованным.— ой! — девушка взвизгивает, отчего блондин вздрагивает, — Алиса, я говорю с Цукки. чёрт, прости, я перезвоню позже.
— ага, — кидает парень, отглаживая вторую штанину. его любовь к классическому стилю и теплым кофейным цветам вызывала у знакомых впечатление, будто он, мужчина со страниц романа начала двадцатого века. а может быть наоборот чопорного щегола из девятнадцатого. где его трость и цилиндр, сегодня в планах чашечка Грея с Холмсом и встреча с Фаустом, уходя в прошлое. полемики у них были бы столь страстны, как и невероятные дуэли русских классиков. по своей природе бессмысленны, но в то же время пропитанные пафосом и честью человека, который готов голову сложить, но отстоять имя и гордость своей личности. снова слышится шкворчание и парень хочет уже усмехнулся и сказать Ячи о подгоревшем завтраке, но вспоминает, что девушка сбросила звонок минутами ранее. на инстинктах он дёргается к плите и поднимает турку с плиты, путаясь в подоле незастёгнутой одежды, цепляясь пуговицей на рукаве за петлю на самой рубашке. рука предательски дрогнула. напиток богов, являясь живительным для большинства населения, сейчас губительно смертелен для плиты, пижамных шорт, кожи и… рубашки Кея, которая впитывает в себя кипяток. он готов проклясть всё. турков с их кофе, рубашку с неспособностью отталкивать жидкости. телефон, вибрирующий и сигналящий от звонка Хитоки, которая, видимо, разобралась с Алисой. ставя на столешницу турку, стягивая рубашку и поднимая трубку, он вдруг вспоминает одну очень маленькую, но важную деталь. нет. не кожу, которая начинает зудеть после жара. не мокрые шорты и трусы заодно. брюки. утюг, который лежит на них. он подскакивает, игнорируя повторное приветствие Ячи и вопрос, что он делает. Кей страдает. к чёрту Холмса, пусть Фауст своим демоном сам спорит. тонкие нити брюк буквально прижарились к плоской поверхности утюга. новые. те, за которые он отдал почти три с половиной тысячи йен.— Цукки! что у тебя происходит? — Ячи слишком встревожено суетится, — ты в порядке?
— Ячи, — он гулко вздыхает в трубку, смотря на сожжённые брюки в районе колен, — когда из моды вышли рваные брюки?× × ×
сидя в аудитории и нервно дёргая ногой, он смотрит на смеющегося Куроо и Хитоку, что так тонко чувствует его нестабильное настроение. и, судя по выражению её лица, на его лице написано «я врежу этому ржущему куску кошачьего дерьма». запись 58.«08¹². Утро ужасно. Настроение — говно.
Я потратил около 3.5К ¥ и ради чего?! Ради грёбаного кофе?! Да я в жизни его больше не выпью!
И чтоб этого мудака Куроо сбила фура. Или его парень задушил проводом от мышки. Кенма точно будет на моей стороне.
Надеюсь, что моему соулмейту везёт больше меня. Потому что на автобус я тоже опоздал и пришлось вспоминать, чему меня учил волейбольный клуб.
А этих придурков я меньше всего хотел вспоминать.
Боже, я теперь просыпаюсь с мыслью, что мой соул проведёт день лучше меня. По крайней мере того, что творится сейчас у меня, я не пожелаю ему.»
он как-то откидывает все мысли и просто утыкается в сгиб локтя, чувствуя на метке жар. в аудиторию заскакивает кто-то всклокоченный и верещит о собрании профессоров. тяжесть утра снимается ровным потоком музыки, которая постепенно приводит его нервоз в состояние напряжения. гармонией тут и не пахнет. на него тоскливо косится Ячи и поглаживает по лопаткам. натянутая улыбка скользит по мрачному лицу, но тут же пропадает. сил нет, хотя только вторник.× × ×
в помещении душно, но это не столь важно, когда тело двигалось в такт спокойной инди. на щеках играет улыбка, он крепко сжимает футболку, игнорируя всё и вся. он оглядывается и смотрит вверх. через стекло витрины. на голубое небо с остатком бледного месяца и ярким солнцем. с ватой, кинутой в голубую газировку. в ночь, освещённую маяком.